– Это мёртвый сад! – заявил Йоси.
Юки вздрогнула и подняла на них взгляд:
– Да, именно так. Отец сейчас добавит, что я – вместилище смерти, а не жизни.
– Не дерзи, – осадил её Кадзума.
Она понурилась:
– Прошу меня извинить.
Николас удивлённо рассматривал их хмурые лица. Что он снова сделал не так? Да мертвошёпт такой же дар, как все остальные, ничуть не хуже!
– Но смерть – неотъемлемая часть жизни и природы. Смерть очищает и удобряет почву, смерть даёт земле отдых зимой. Без смерти не будет и обновления. Не сбросив листву осенью, ни сливы, ни вишни не наполнят этот сад цветением в весенний праздник.
Юки смотрела на него, приоткрыв рот. В её глазах плескалось восхищение, смешанное с непонятным сожалением.
– В этом определённо есть своя философия. Если ты жаждешь быть наречённым у смерти, – заключил Кадзума насмешливо. – Думаю, в праздник цветения и молодости посетителям понравятся такие романтические порывы. Идёмте. Нужно ещё подготовиться к завтрашней церемонии.
***
Солнце медленно катилось из-за гор, окрашивая вершины в ярко-алый цвет. К этому времени во дворе храма собралось с полсотни жителей из деревушек у подножия Кадзеямы. Они полукругом обступили церемониальную площадку у святилища. Там стоял похожий на цитру музыкальный инструмент, на котором играл настоятель. Йоси аккомпанировал на флейте, Эглаборгу достался барабан, хотя Николас покушался на него первым.
– Ты лучше будешь смотреться в танцах, – возразил Кадзума накануне. – Выбери маску, станешь в пару с Юки.
– Но я не знаю движений!
– Это обычный спонтанный танец, вдохновляемый духами. Неужели тебя не учили?
– Учили, – не слишком обрадовано ответил Охотник, разглядывая висевшие на стене уродливые маски.
– Если останешься, можешь сделать по своему вкусу, – не терпящим возражений тоном заявил настоятель и отправился спать.
Николас с Юки выбрали одинаковые маски с разрисованными красными полосами кошачьими мордами. В цветастых костюмах из шуршащей материи им предстояло танцевать для публики.
Зазвучала красивая ритмичная музыка. Толпа замерла в ожидании. Юки выпорхнула на площадку и закружилась, взмахивая широкими рукавами, как мотылёк крыльями. Двигалась она с грацией кошки, легко и непринуждённо. Каждое движение незаметно вытекало из предыдущего и сливалось с мелодией. Звук обретал очертания в виде пластики человеческого тела. Юки изображала то ли повеления богов, то ли воспоминания из их длинных жизней.
Николас так засмотрелся на неё, что не сразу понял, что должен стать в пару. Он подхватил Юки и притянул к себе. Польза от танца очевидна: жрица не сбежит, а её партнёру разрешено подходить настолько близко и обнимать настолько крепко, насколько «позволяют боги». Губы под маской растягивались в довольную ухмылку.
Охотник кружил Юки, поднимал над собой и отплясывал в ритме заходившегося от страсти сердца. Их тела сплетались и становились единым целым. Были бы танцы под запретом, вокруг них возводились бы не меньшие стены вожделения и тёмной страсти, чем вокруг соития.
Жрица прогнулась, опираясь на его руки. Музыка стихла. Николас замер, желая продлить мгновение как можно дольше. Толпа захлопала, осыпая их цветами и монетами. Юки выпрямилась и отстранилась, опустив взгляд к мостовой.
Кадзума похлопал Охотника по плечу:
– Что поделать. Когда приходит весна, даже удалой воин танцует любовную пляску.
Николас поднял маску с лица и посмотрел исподлобья. Чего хочет настоятель? То сам толкает дочь ему в объятия, то намекает на что-то опасное и постыдное. А меж тем время подходит к концу. Скоро последние штрихи на татуировке будут закончены, и Охотнику придётся уйти, ведь зеркало он не добыл.
Кадзума принялся читать молитву возвышенным голосом:
– Северному Ветру, чтобы оставили наш край засухи и ненастья, мы приносим в жертву наше богатство.
– …наше богатство… – вторили люди, выкладывая на небольшой столик деньги, ткани и посуду.
– Южному Ветру, чтобы послал нам урожайный год, мы приносим в жертву непорочную деву.
– … непорочную деву… – Юки опустилась на колени и склонила голову.
– Восточному Ветру, чтобы не насылал на нас врагов лютых, мы приносим в жертву наше оружие.
-… наше оружие… – рядом со столиком мужчины складывали ножи, кинжалы, луки со стрелами и мечи.
– Да прибудет с нами Западный Ветер!
– Брат наш, Ветер, защити! – они взывали особенно громко, но подношений не оставляли.
Западному Ветру приносили только клятву верности перед тем, как вступить в орден. Иного он не требовал.
«Только ваши души», – усмехнулся про себя Николас.
Когда всё закончилось, гости разделились на пары и направились в сад.
– Раньше подношения были куда как более щедрыми, – рассказывал Кадзума. – Их сбрасывали в колодец под святилищем. Если боги принимали жертву, она исчезала.
Николас оглянулся на Юки, которая собирала с мостовой монеты.
– Меня всегда волновало, что происходило с девушками. Их тоже бросали в колодец?
– Конечно. Они год ублажали богов, а когда возвращались благословлёнными, становились самыми желанными невестами.
– Отличный способ развлекаться за чужой счёт без каких-либо обязательств. Ах, ну да, благословение! – не удержался от язвительного замечания Николас.
– Ты порицаешь богов? – усмехнулся Кадзума.
– Я порицаю дурацкие традиции и предрассудки.
– Сейчас всё по-другому. Древние храмы ветшают. Служителей и прихожан становится всё меньше. А жертвоприношение превратилось в пустой ритуал, нужный чтобы избавляться от лишнего хлама. Твоя задача – разобрать, что пойдёт на выброс, а что ещё может послужить.
Эглаборг отвлёк настоятеля на долгую и скучную беседу об уникальных качествах местной флоры и о полезных свойствах чая. Йоси с едва слышным хлопком обернулся енотом и юркнул прочь, пока его тоже куда-нибудь не приспособили.
Николас принялся за работу. С посудой и тряпками разобраться удалось довольно легко. С оружием вышло немного сложней. Затупленные, покрытые ржавчиной клинки с зазубринами, никудышным балансом и неудобными эфесами составляли большую часть пожертвований. Иногда попадались славные на вид вещицы, но после тщательно осмотра обнаруживалась плохая ковка или некачественный сплав.
Едва закончив, Охотник увидел, что Юки направляется на вишнёвую аллею.
– Ты куда? – метнулся он к ней, не желая упускать последний шанс.