– Ты хочешь замуж? Я не самый подходящий жених. С моим образом жизни и проблемами ты рискуешь через пару лет остаться вдовой. Зачем тебе это?
– Морти! – отец отодвинул перегородку и сверкнул на Юки глазами.
Она приложила ладони ко рту: настоятель почувствовал мать и обо всём догадался. Если он скажет… Ох, почему у неё не хватило смелости признаться? Ведь Морти бы простил и понял наверняка!
– Пунктуальность – одна из главных наших добродетелей. Ты забыл? – строго сказал Кадзума.
– Простите. Я отвлёкся и был несобран, – глухо ответил Морти. – Такого больше не повторится. Простите!
Он схватил тряпку и стёр растёкшуюся по зеркалу тушь.
– Хорошо, я подожду тебя, но это в последний раз.
Отец предупреждающе посмотрел на Юки, ведь грозил вовсе не своему обожаемому ученику.
Охотник взялся рисовать знак вечности по новой. В этот раз жрица дождалась окончания. Лишь когда он опустил кисточку, она обняла его со спины. Его халат, куда Юки уткнулась носом, промок от её слёз.
– Давай поженимся и уедем. Он разлучит нас. Разлучит!
Она всхлипнула, и Морти приложил её ладонь к губам:
– Не переживай. Я всё решу.
Юки закрыла глаза. Вот бы сказка никогда не кончалась!
***
Тренировка в горах завершилась. Николас с настоятелем сидели на краю обрыва, свесив ноги в пропасть. Океан накатывал на берег впереди. В полупрозрачной дымке воображение дорисовывало очертания родного берега, манящего и далёкого. А может, это неизведанный Гундигард, древняя колыбель человечества, заброшенная из-за войны с Мраком. Там, за жаркими пустынями и непроходимыми джунглями, скрывались древние тайны, возможно даже, разгадки, которые он так жаждал получить. Знание, которое помогло бы одолеть Мрак даже без помощи злых богов и их проклятых мечей.
А вон там, в причудливых клубах облаков угадывался силуэт Благословенного града со свечными башенками. Когда ветер дул в лицо, то доносил запах жасмина. Хотелось сорвать с себя печать Кадзумы, опустошить весь резерв до дна, взмыть в небо и достать до заповедного города, обнять руками и вдохнуть жизнь в почерневшие руины садов и дворцов, чтобы резвиться вместе с забавными крылатыми сусликами.
– Когда ты так смотришь, и впрямь, кажется, что тебя с нами нет, – громко, чтобы Николас не пропустил мимо ушей, сказал Кадзума. – В последние дни ты очень рассеян, и из-за этого проигрываешь. Соберись, иначе в реальном бою лишишься головы.
– Простите! – очнулся Охотник. – Какое меня ждёт наказание?
Рядом лежал свёрток с едой. Свою порцию риса с тофу настоятель уже съел, а вторая так и осталась нетронутой.
– Никакого. Это была не твоя вина, хотя тебе и нравится взваливать на свои плечи беды всего мира, – ответил настоятель.
– Со всем уважением, но к Юки вы слишком строги. Не думаю, что её отец, ваш друг, простил бы вам такое.
– Ты ничего не знаешь о моём друге, – заявил Кадзума удивительно ожесточённо, словно разговор коснулся чего-то запретного.
Охотник воинственно вскинул голову.
– Зато знаю о ней. – В последнее время что-то изменилось в вишнёвых глазах Юки, словно подёрнулось тонкой коркой льда, но Николас гнал от себя эту мысль. – Я хочу попросить у вас её руки.
– Мальчик мой, ты уверен? Ты действительно хочешь этого?
– Я люблю её. Это будет правильно.
– Любишь ли? – горько усмехнулся Кадзума. – Или это её приворот? Она опаивала тебя зельями и клеила тебе на лоб талисманы на конопляной ткани, пока ты спал. Прости, что смалодушничал и не предупредил раньше.
– Что?! – оторопел Николас. – Нет, я не верю. Я бы заметил!
– Женщина способна на многое, когда боится потерять мужчину. А сейчас Юки в ужасе. Её мать была такой же, её ревность погубила моего побратима.
– Я ветроплав и не поддаюсь воздействиям на разум, вам ли не знать? Это всё зеркало. Оно мучает не только меня, но и её. Я вытерплю любые аскезы, но не страдания Юки.
– У каждого свои демоны и своя плата. Попроси мою дочь убрать зеркало, и сам увидишь, – завершил неприятный разговор настоятель.
***
У двери в их комнату Николас снова услышал, как Юки с кем-то разговаривает. Он отодвинул перегородку.
Жрица стояла перед зеркалом. Знак пропал. Снова будет лгать, что ничего не было, а он – соглашаться, потому что уличать её слишком неприятно.
– Наконец-то! Я оставила тебе чай и рисовые шарики с ужина. С бобами и творогом, как ты любишь.
Юки поцеловала его в щёку, но он не успокоился. У её локтя расплывался синяк, ногти впивались в ладони, на пол падали алые капли. Нужно прекращать это безумие!
– Я разговаривал с твоим отцом.
Жрица испуганно отстранилась.
– Он сказал, что ты пыталась меня приворожить. Это правда?
– Я не… прости, я… – она путалась в словах. По щекам текли слёзы. – Ты говоришь, что любишь, но я не вижу себя в твоей судьбе. Ты взял от этого храма всё, что мог. Ты с тоской смотришь на горизонт, подолгу не отвечаешь, когда тебя зовут. Ни сегодня-завтра ты уйдёшь. А я… я не смогу жить без тебя! Я слишком сильно…
– Что за бред? Мой дом здесь, в этом храме, рядом с тобой. Я не собираюсь никуда уходить, – пытался увещевать её Николас. – Чтобы ты знала, никакие привороты на меня не действуют. Я с тобой только по своей воле и ни по чьей больше!
– Тогда давай поженимся!
– Как я могу взять тебя в жёны, если ты во мне сомневаешься?! – вспылил он. – Твой отец даст согласие на наш брак, только если ты выбросишь зеркало твоей матери.
– Нет! – Юки прижала ладони к губам и повторила лихорадочно, как в самом начале их знакомства: – Проси о чём угодно, только не об этом!
– Если этого не сделаешь ты, его разобью я!
– Нет, пожалуйста! Я… я жду ребёнка!
Дыхание прервалась, земля ушла из-под ног. Николас по привычке обернулся к зеркалу. Ярко-синие глаза в прорезях маски внимательно следили за ним.
«Ты не любишь её. Ты должен оставаться последним из рода. Хватай меч и беги, пока тебя не приворожили окончательно!»
«Нет! Нет, это омерзительно! Как же омерзителен ты, ехидный божок, сводящий нас с ума с другой стороны зазеркалья!»