– Хорошо, я нарисую тебе фею в последний раз.
Лизи радостно хлопнула в ладоши.
В саду раздались шаги и громкие голоса. Нужно спасать альбом! Эх, жаль, времени уже нет.
– Этот ребёнок просто несносен! – ябедничал учитель. – Он не знает, что такое дисциплина и послушание. Он всё время ноет и не может сосредоточиться ни на одном задании. Искусство фехтования не терпит такого несерьёзного отношения. К тому же, посмотрите на его хрупкое телосложение. Мой вам совет, не тратьте свои деньги, а заодно и моё время зря. Он, кажется, хорошо рисует демонов из сказок? Отдайте его в подмастерье художнику, пускай храмы расписывает.
– Спасибо, но в ваших советах я не нуждаюсь, – огрызнулся отец. – Раз уж вы сами намекаете, то и в ваших услугах тоже. – Звякнули монеты. – Если захочет, Эдвард будет приезжать к вам самостоятельно пару раз в неделю. Бывайте!
Лизи забрала альбом и сунула за спину. Из-за деревьев появился отец.
– Что ты скажешь в своё оправдание? – строго спросил он, приметив и лежавшие на земле огрызки, и то, что Лизи держала руки за спиной.
Николас молча разглядывал носки своих сношенных башмаков.
– Он ничего плохого не хотел! – заступилась сестра.
– Конечно, – отец взял её за руки и заставил отдать альбом. Вглядываясь в рисунок, он тяжело вздохнул. – Лизи, ступай в дом. Сегодня все должны выглядеть празднично.
– Только не ругай его сильно! – попросила она, поднимаясь.
– Иди же!
Сестра припустила к крыльцу. Николас продолжал сидеть, не поднимая взгляда.
– Может, мне и правда стоит? Подмастерьем художника, м? Я не могу не рисовать, это сильнее меня, я… – он передёрнулся.
Отец взял его за подбородок и заставил посмотреть в глаза:
– Никогда и ноги моего сына не будет в единоверческих храмах.
Николас испуганно сглотнул: какой он сердитый!
– Сегодня к нам на ужин придёт новый учитель, самый лучший на Авалоре, а может, во всём Мунгарде. Пожалуйста, постарайся ему понравиться. От этого зависит твоё будущее.
– Какое там будущее, – Николас вырвался и скрестил руки на груди. Не умел он никому нравиться. И мечтать о том, как его оценят, больше не хотелось. – Снова придётся соревноваться с Эдвардом?
– Нет, – отец взял его за плечи и развернул к себе всем телом. – Этот учитель только для тебя. Он испытает твоё почтение, послушание и веру. Сделай всё, что в твоих силах и даже больше. Не разочаровывай меня!
Отец потащил Николаса к дому. Мальчик тоскливо смотрел то на лес, то на альбом в руке родителя.
***
Мама нарядила его в парадный костюм: тёмно-синие суконные бриджи и такой же камзол, очень узкий, расходящийся двумя клиньями на спине. Выправила белый кружевной воротник рубашки, из рукавов – манжеты. На ноги натянула белые чулки с оборками и чёрные, начищенные до блеска туфли.
Николас задумчиво поколупал ногтем серебряную пряжку на груди. Мама пригрозила пальцем:
– Не порви ничего и не испорть. Сегодня очень важный вечер. Потерпи и постарайся быть на высоте.
Она зачесала его волосы назад и внимательно осмотрела со всех сторон. Тесно, жарко, душно и жутко страшно! Что там за учитель? Почему на него возлагают столько надежд? Один вечер, конечно, можно потерпеть, чтобы родные остались довольны.
Раздался стук, послышались шаги на лестнице, заскрипела дверь. Николас выбежал в холл, где отец уже встречал гостя. Им оказался долговязый старик в балахоне из грубого льна. Гладковыбритое лицо подёрнула сеточка глубоких морщин, нос с крапинками походил на сморщенную сливу. Глаза под сросшимися на переносице бровями отливали яркой бирюзой. Седые волосы были убраны в конский хвост.
Учитель фехтования такой старый? Он же даже не ходит, а ковыляет, опираясь на белый посох. Как же он будет приёмы показывать? Стойку исправлять?
– Так это и есть Николас? – тонкие кривые губы растянулись в улыбку. – Много о тебе наслышан, молодой человек.
Опомнившись, мальчик сложил ладони лодочкой и поклонился:
– Приветствую вас, учитель!
Николас скосил взгляд на отца. Всё верно?
– Гвидион, – представился старик. – Что ж, приступим. Желающий стать моим учеником должен омыть мои ноги после долгого пути, что мне пришлось проделать до вашего дома.
Николас испуганно вытаращился.
– Это неслыханно! Он ещё слишком мал, мы никогда… – возмутилась мама.
Отец оборвал её властным жестом и повернулся к сыну:
– Конечно, он всё сделает. Николас, ты ведь не боишься?
Раз уж начал, надо непременно дойти до конца.
Мальчик взял старика за руку и провёл к большому деревянному креслу в гардеробной. Мама принесла кувшин с тёплой водой, лохань, мыло, рогожку и полотенце. Она явно хотела посмотреть, как и притаившиеся за углом Лизи с Эдвардом. Отец вложил в руки учителя альбом и увёл маму, плотно затворив за собой дверь. Николас остался с Гвидионом один на один.
Старик ощущался не таким, как обычные люди. Более веским и плотным, как тот таинственный лодочник-фомор или Белый Палач. Это пугало, заставляло прислушиваться к шорохам и раздумывать над каждым действием.
Николас закатал рукава и опустился на колени возле ног Гвидиона, поднял полу балахона и снял со ступней стоптанные сандалии. Учитель листал альбом, исследуя рисунки.
– Да у тебя талант. Где ты видел все эти чудеса?
Он указал на самый страшный портрет двуликого владыки.
– Нигде. Просто… из сказок, снов, сам выдумал, – Николас пододвинул лохань к ногам Гвидиона и принялся поливать их из кувшина.
– А врать нехорошо, молодой человек, – цокнул языком учитель и отложил альбом.
Николас поёжился. Отёкшие ноги старика выглядели жутко: сухая кожа обвисала и собиралась в сладки, на ней проступали бурые пятна. Вспухли, перевиваясь, жилы, царапались края старых мозолей, ногти желтели. Николас закрыл глаза и задышал часто-часто, повторяя про себя: «Я не слабак! Я ничего не боюсь! Ничего!»
Успокоившись, Николас принялся тереть ступни мылом. Вода в лохани быстро мутнела. Хоть бы не испачкаться! Может, это тоже часть проверки?
Старик достал из мешочка на поясе ольховые шарики. Узловатые пальцы перекатывали их, мерно постукивая. Николас вздрогнул и задел мозоль рогожкой. Шарик упал и со стуком покатился по полу.
Николас подскочил и вернул его обратно. Гвидион плутовато сощурился и снова бросил на этот раз намного дальше.