К центру улочки сужались, кольев и виселиц с трупами становилось меньше. Сохранившиеся дворцы поражали вычурностью убранства и многоэтажной высотой. Встречались и широкие площади с развороченными фонтанами и разбитыми статуями. Весь город был обнесён строительными лесами. Каменщики трудились как муравьи, восстанавливая и возводя новые здания. Главную площадь огородили с трёх сторон. На ней тоже шла грандиозная стройка.
– Во Дворце Сумеречников теперь будет главная резиденция Лучезарных, – пояснял Олаф. – Рядом – Храм Единого-милостивого, а чуть поодаль там, где раньше был Университет – наша Академия.
– Сюда перенесут всё правительство Империи? – вскинул брови Николас.
Столица Констани находилась гораздо южнее, на побережье Западного океана, в сердце Империи. Там располагался большой порт и царили куда более мирные порядки, к тому же, не было послевоенной разрухи.
– Нет. Сюда переедет только орден. И двор императора Теодора, и резиденция главного жреца Единого останутся в Констани. В последнее время отношения между ними накалились. Не могут поделить власть, вот лорд Веломри и решил передвинуться к линии фронта.
– А не расценит ли Норикия такое перемещение, как угрозу? – деланно безразлично спросил Николас.
– Это и есть угроза. Мир на пороге новой войны, – немного печально ответил Олаф.
– Правильно. Самое время освободить угнетённый народ! – вскинулась Сесиль.
– Они пока нас не звали, – задумчиво высказался Олаф.
– Так устроены люди: пока остаётся хоть какая-то еда и кров, они всё стерпят. Не подумают даже, не поднимут голову, не посмотрят вокруг, – заспорила она. – А проявлять волю начнут, только когда по-настоящему прижмёт. Да и последствия своего выбора понимают единицы, а не хватаются за первую возможность урвать выгоду.
– То, что кто-то живёт иначе, чем ты, ещё не повод их уничтожать, – скованно возражал Олаф.
Николас отмалчивался. Знала бы Сесиль, кто он, всадила бы нож в сердце? Войны ей хочется, больше крови, больше ненависти и разрухи. Станет ли ей легче, когда её спаситель, Виктор, отправится на костёр только потому, что родился с даром? Станет ли легче, когда власть получат приспешники демонов и сделают из людей рабов? Почему все так падки на пустую, бессильную злобу?
– Но ты же Лучезарный! Сам знаешь, сколько вреда от колдунов. Они медленно гноят нас, как вы – их трупы, и морят нищетой!
– Не повторяй слова кликуш. Это обесценивает не только нашу веру, но и саму борьбу, – осадил её Олаф.
Она сжала губы в тонкую полоску.
Чтобы отвлечься, они заглянули в лавки портных и обувщиков. Сесиль задержалась в одной, с восхищением разглядывая роскошные наряды. Олаф с Николасом оставили её и вышли к большому пепелищу за углом ближайшего дома. Кое-где виднелись остатки кирпичной кладки.
– Что здесь было? – нахмурился Охотник.
Место навевало тоску, как и весь утраченный город.
– Библиотека, – ответил Олаф. – Самое большое и древнее книгохранилище во всём Мунгарде. Наши войска сожгли его первым делом, когда ворвались в город.
– Зачем?
Всё-таки опоздал. От таинственной книги ничего не осталось. Значит, битва с Мраком проиграна?
Безликий не отвечал.
– Чтобы скрыть правду. Там было всё: исторические хроники, собрания древнейших легенд, описания далёких земель, своды законов, архивы колдунов, тайные знания. Ничего из этого не должно попасть к простым единоверцам.
Николас с досадой закусил губу и покосился на Олафа. Тот сосредоточенно ковырял носком щель в каменной мостовой.
– Ты говоришь так, будто осуждаешь своих сослуживцев.
– Просто не закрываю глаза на собственные недостатки. Для судьи это самое важное качество. Я верю в Единого и никогда не преступлю законы Империи, но Лучезарные… Они лишь люди. А люди не безгрешны. Уж тем более те, в чьих руках сосредоточена власть. Сесиль хорошая, но чересчур рьяная и идеалистичная. Она не поймёт, но мне кажется, поймёшь ты. У тебя такой живой, проницательный взгляд. Мы не хуже и не лучше их, просто по разные стороны разбитой стены. Уничтожать друг друга можно до тех пор, пока в живых никого не останется. Только надо ли? Не лучше ли отыскать мирное решение разногласий и снова стань единым целым?
– Ты считаешь, что это возможно? – удивился Николас.
– Всё возможно, если пожелать и не ставить себе рамки, не зашоривать глаза ненавистью и страхом.
Может, это и есть путь из Мрака? Чтобы кто-то во тьме увидел свет и указал его другим. Тогда не понадобятся ни Безликий, ни пропащие артефакты, ни даже реки крови, которые придётся проливать во время этой безжалостной войны. Ведь узнавалось в Олафе что-то близкое: отчуждение, потерянность, одиночество среди людей. Стоило его предупредить об опасности, но только как не выдать себя и заставить поверить?
– Эй, что за квёлый вид? – спросила появившаяся между домов Сесиль.
В полотняном мешочке она принесла жаренные каштаны, ещё тёплые.
– Какое ужасное староверческое место! – разгневалась танцовщица, словно вид пепелища оскорблял её взор.
Они поспешили прочь, не замечая, как из центра чёрной воронки их провожал цепкий взгляд не по-человечески ярких глаз.
– Небесные мальчишки! Полторы тысячи лет не было ни одного, а тут сразу двое. Нет, нужен не тот, у которого чёрное сердце, а тот, который сохранил крылья, – пробормотал неведомый соглядатай.
***
Через несколько дней поздним вечером, когда уже стемнело, и циркачи разбредались по вагончикам, к Николасу подошёл Маньялай. Силач был необщителен, да и на всеобщем языке изъяснялся с трудом. Сесиль рассказывала, что он попал в манушский табор из Гундигарда. Когда кочевники бежали от гонений в Священной Империи, он познакомился с Виктором и перебрался в цирк. Теперь Маньялай преданно служил хозяину, но что творилось у него в голове, знал разве что сам фокусник.
Охотник с силачом не пересекался, хотя порой ловил на себе его задумчивые взгляды.
– Вечерний Всадник идти с Маньялай, – зашептал он.
Откуда?..
Гигант потащил Николаса к стене. С другой её стороны показались Лучезарные. Циркачи укрылись за остатками кладки и дождались, пока патруль не скроется из виду. В лунном свете сверкнуло короткое лезвие – Маньялай выхватил из-за пояса нож.
Николас хотел отдёрнуться, но гигант зашептал:
– Кровь, нужно кровь!
Он вложил рукоять в ладонь Охотника. Тот вскинул брови, но, поразмыслив, рассёк себе запястье. Маньялай приложил его к нескольким кирпичам, изображая знак-благословение. Земля рядом разверзлась: сухие комья с краёв падали в тёмную бездну.
– Эй, слышали? Там кто-то есть! – донеслось из-за стены.
Патруль! Громко топая сапогами, Лучезарные бежали сюда.
– Шелезгал ждать! – прошептал Маньялай и толкнул Николаса в дырку.
Охотник едва успел смягчить падение у самого пола, создав подушку из ветроплава. Наверху с лязгом задвинулся люк, скрыв луну и звёзды.
Снаружи ещё раздавались возгласы Лучезарных и косноязычное бормотание Маньялая. Видимо, он оправдывался. Поняв, что ничего внятного не добьются, патрульные вернулись в город.
Николас подождал несколько мгновений, не откроет ли гигант люк. Может, стоило попробовать самому, ведь камни среагировали на его кровь? Интересно, почему?