Лондон, двухтысячные
Рука слабо пошарила по тумбочке, разыскивая оставленную там накануне бутылку с водой. Неужели выпил?
Утренний свет бил в окно спальни — забыл вчера задёрнуть шторы, до того ли ему было… Каждое движение отдавалось адской головной болью и острой, мучительной пульсацией в глазных яблоках. Похоже, они с Андрюхой здорово перебрали накануне.
Не открывая глаз, Макс потянулся, пытаясь размять онемевшие за ночь мышцы, и тут же почувствовал, что задевает плечом чьё-то горячее тело. Твою ж!..
С трудом разлепив неподъёмные, как у Вия, веки, он опасливо покосился на спящую рядом обнажённую девушку. Сказать, что он совсем ничего не помнил, было бы преувеличением — какие-то отдельные флешбэки вспыхивали в его сознании, словно быстро сменяющие друг друга кадры видеоклипа, но тут же гасли. Нет, начало вечера Макс помнил весьма отчётливо: они с Андреем немного посидели в пабе, а затем отправились тусить в клуб… где, вроде бы, и подцепили каких-то девчонок и, судя по всему, привели их затем сюда, на съёмную квартиру. По крайней мере, одну из них… он снова покосился на мирно сопящее рядышком тело.
Что это была за девчонка, как её зовут, чем занимается и прочие детали биографии своей дамы Макс не мог вспомнить, как ни пытался. Даже не сумел бы сейчас сказать с уверенностью, трахались они ночью или сразу же завалились спать. Может быть, она просто привыкла дрыхнуть, в чём мать родила? Он с трудом скосил глаза вниз и приподнял край одеяла. Хм… судя по тому, что он тоже без трусов — они по-любому трахались.
Он со сдержанным интересом принялся рассматривать спящую незнакомку. Отметил смуглую шелковистую кожу… Итальянка? Пакистанка? Или, не дай бог, цыганка какая-нибудь?
Лицо девушки было занавешено длинными чёрными волосами, и Макс пока что довольствовался тем, что изучал её фигуру. Очень ладненькая, изящная… видимо, невысокая, хотя рост лежащего человека определить довольно трудно. Талия и бёдра что надо, да и грудь вроде ничего, хотя можно было бы и побольше… на запястье тонкой руки — изящный серебряный браслет. “Господи, смилуйся, — взмолился он, собравшись духом и подцепив локон девушки, готовясь откинуть его с её лица, — пусть она не будет страшной, как атомная война!..”
Едва он пошевелил её волосы, собираясь отодвинуть их в сторону, как спящая красавица вдруг резко подорвалась на постели, одной рукой с размаху влепила Максу пощёчину (ему показалось, что глаза сейчас вылетят из орбит), а второй прикрыла обнажённую грудь и пронзительно заверещала:
— Pagal! Kutta! Kamina! Saala!..*
Макс с шумом выдохнул. Намасте, Индия, блин! Он не знал хинди, но легко мог определить этот язык на слух, тем более, при обилии индийцев в Лондоне самые ходовые слова так или иначе откладывались в памяти.
— Так, спокойно, — сказал он, переходя на английский. — Остынь, детка. Я просто хотел увидеть твоё лицо. Не собираюсь тебя насиловать и всё такое.
Она продолжала с ненавистью буравить его взглядом, но хоть орать перестала, и на том спасибо. Девчонка, кстати, была ничего себе, очень даже миленькая: пухлые губки, выразительные чёрные глаза, длиннющие густые ресницы…
— Мы… — она с ужасом окинула взглядом разворошённую постель. — У нас с тобой что-то было?!
— Спроси чего-нибудь полегче, — Макс, наконец, обнаружил бутылку воды, закатившуюся под тумбочку, и с радостным возгласом устремился за ней, свесившись с кровати и рискуя упасть — штормило его всё ещё ощутимо.
— Да или нет?! — требовательно вопросила она.
— Всё ещё не могу тебе ответить, — Макс отвинтил крышечку и с наслаждением припал к источнику живительной влаги.
— Почему?!
— Потому что и сам не знаю. Не помню ничего, — пояснил он виновато. — Я, может быть, сам в шоке. Проснулся — а тут ты…
— Придурок, — обидно бросила девица и, подобрав с пола какое-то тряпьё, очевидно, служившее ей одеждой, решительно поднялась с кровати.
— Я в душ, — заявила она, и это был не вопрос, а утверждение — она просто поставила Макса в известность.
___________________________
*Неподвластная буквальному переводу игра слов на хинди — ряд оскорблений, обозначающий в общем примерно следующее: “Ты очень и очень нехороший человек!”
Считалось, что они с Андрюхой снимают эту квартиру вдвоём. По сути же, аренду полностью оплачивал отец Веселова. “Мажорчик”, - периодически беззлобно подкалывал друга Макс. Тот не обижался, невозмутимо и рассудительно пожимая плечами: разве он виноват, что родился в обеспеченной семье и может позволить себе то, что недоступно многим его сверстникам?.. На самом деле — Макс догадывался — Андрея подбешивала вынужденная финансовая зависимость от отца, и он мечтал, что однажды слезет с его шеи… однако пока что с удовольствием пользовался предоставленными родителем благами.
Когда Макс впервые увидел его в колледже на занятиях, то чуть не обалдел. Андрей Веселов! Московский виолончелист, его вечный конкурент и соперник на всех юношеских конкурсах! Вот уж “приятная” встреча, ничего не скажешь.
С другой стороны, они с Андреем оказались единственными студентами из России не то что на факультете, а даже во всём колледже. Максу так не хватало общения на родном языке! Английский давался ему легко, но наслаждение от звуков русской речи нельзя было переоценить. Он и сам не мог предположить раньше, что в первые же дни на чужбине в нём проснётся рьяный “квасной патриот”, отчаянно тоскующий по дому.
— А ты что здесь делаешь? — спросил Макс у Андрея как можно равнодушнее. — Тебе что, тоже выделили стипендию от фонда виолончелистов?
— Нет, за меня предок заплатил, — невозмутимо пояснил тот. — Просто я всегда мечтал учиться именно в Англии. Наверное, с детства в голове засело вот это вот школьное, классическое: “London is the capital of Great Britain…* — произнёс он с практически безупречным британским акцентом.
Денег у Андрея и правда было немеряно — и привычки вкупе с образом жизни сформировались соответствующие. Предоставленные колледжем апартаменты для студентов его категорически не устраивали, он находил их слишком уж аскетичными, хотя, на взгляд Макса, всё было как надо: комнаты на двоих или троих человек, помещения для практики с отличной акустикой и звуконепроницаемыми стенами, спортзал, прачечная… До ближайших магазинов рукой подать, рядом много недорогих студенческих кафе, в общем — живи и радуйся.
— Я собираюсь снять какую-нибудь небольшую, но уютную квартирку неподалёку, — заявил Веселов. — Не хочешь присоединиться? Вдвоём веселее!
— Боюсь, не потяну, — отозвался Макс после заминки. — Не всем повезло иметь богатого папочку, знаешь ли… а сам я пока ещё ничего не зарабатываю.
— Да расслабься ты, мой “богатый папочка” берёт все расходы на себя, — непохоже было, чтобы Андрей обиделся. Его вообще сложно было заподозрить в какой-то тайной игре: взгляд голубых глаз был ясен и чист, улыбка — искренняя и открытая, и вообще, от парня так и веяло надёжностью и спокойствием.
— А ты не гей, случаем? — подозрительно спросил Макс. — Не то, чтобы я был против сексуальных меньшинств, но хотелось бы договориться на берегу. С чего вдруг у тебя вспыхнуло желание меня облагодетельствовать?
Андрей шумно фыркнул.
— Гос-с-споди, не волнуйся за свою нежную попку, уверяю тебя, я — исключительно по девочкам.
— А я-то на кой тебе сдался? Сними хату на одного и води туда баб, сколько захочешь.
— Ну, глупо же всё время враждовать. Ни я, ни ты не виноваты в том, что оба в своё время выбрали виолончель и у обоих это, без лишней скромности, неплохо получается. Чего нам сейчас-то делить? Мы не на конкурсе и не на фестивале. Мы больше не соперники. Русских, кроме нас, тут всё равно нет, так почему бы не держаться сообща?.. Ну, так как?
Андрей улыбнулся и протянул Максу руку. Чёрт его знает, но… эта искренность и располагающая улыбка действительно подкупали. Да ведь им сейчас и правда нечего было делить…
Поколебавшись пару мгновений, Макс ответил крепким рукопожатием.
___________________________
*Лондон — столица Великобритании (англ.), начало стандартного текста из любого учебника по английскому языку в российских школах.
Найти подходящую квартиру оказалось не так-то просто даже с помощью агента и денег Андрюхиного отца.
Во-первых, молодых людей действительно часто принимали не за простых однокурсников, а за гей-пару, и отдельные хозяева (особенно, если это были люди в возрасте) выглядели не слишком довольными этим фактом. “Вот вам и хвалёная европейская толерантность, — ворчал Андрей. — Два гея не могут снять хату в Лондоне в начале двадцать первого века! Скажи кому — не поверят”.
Кого-то отпугивала их национальность — судя по подозрительным взглядам, хозяева были уверены, что эти сумасшедшие русские в первый же день устроят дома вечеринку с ручными медведями, цыганами и балалайками, а также водкой, икрой и матрёшками из местного борделя.
Кого-то смущал тот факт, что оба парня — музыканты, они ведь непременно будут репетировать в квартире, и их игра на виолончели может побеспокоить соседей…
Справедливости ради, выбор квартир был поистине огромен, но многие из них не выдерживали никакой критики: в одних царили неприятные запахи, общая захламленность и сырость, чуть ли не плесень; другие, напротив, были слишком уж рафинированными, дизайнерски-вылизанными, выхолощенными и чистенькими настолько, что выглядели совершенно неригодными для человеческого жилья. Общим у всех отсмотренных апартаментов было одно: хозяева хотели исправно получать деньги за жильё, но при этом мечтали, чтобы квартиросъёмщики появлялись дома как можно реже и вообще вели себя тише воды, ниже травы.
— Здесь есть парк неподалёку, замечательный парк, в нём так здорово совершать утренние и вечерние пробежки или просто гулять, устраивать пикники, дышать свежим воздухом… — заливалась бабуся-божий одуванчик так долго и настойчиво, что Макс заподозрил: она предпочла бы, чтобы они проводили больше времени на этом самом свежем воздухе, чем просиживали хозяйскую мебель в арендованном помещении и лишний раз спускали воду в драгоценном хозяйском унитазе.
— Может, нам взять палатку и ночевать прямо в том чудесном парке? — мрачно сыронизировал Андрей, но хозяйка так восторженно выдохнула в ответ на это предложение, что обоим парням даже стало неловко за то, что это всего лишь шутка.
После пары недель безуспешных поисков Макс уже с трудом сдерживался, чтобы не выдать в лицо пройдохе-агенту, расписывающему им мифические достоинства очередной квартиры, что это не апартаменты, а просто факинг шит*. Но найти подходящее жилище, чтобы остались удовлетворены обе стороны — и квартировладелец, и съёмщики — оказалось чуть ли не сложнее, чем поступить в колледж.
— Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает…** — бурчал Андрей себе под нос, тоже несколько обескураженный долгими безрезультатными поисками.
___________________________
*От англ. сленгового “fucking shit” — буквально “грёбаное дерьмо”.
**Строки из романса “Чёрное и белое” (стихи Михаила Танича, музыка Эдуарда Колмановского), впервые прозвучавшего в 1972 г. в фильме “Большая перемена”.
В конце концов, квартира мечты была-таки найдена. Не из дешёвых — даже на взгляд Андрея, зато просторная, с двумя спальнями и гостиной, отлично меблированная и — самое главное — с прекрасной звукоизоляцией благодаря толстым перекрытиям. Можно было репетировать без опаски хоть всю ночь напролёт!
— Тут хорошая энергетика, — признал Макс, зацепив взглядом огромный деревянный книжный шкаф, ныне пустующий. — Дом, в котором жили книги, вряд ли будет плохим.
— Здесь всё очень продумано и удобно для долгой и счастливой семейной жизни, — умильно улыбнулся агент, и Макс с Андреем, переглянувшись, громко заржали, вообразив свою будущую, долгую и счастливую, “семейную” жизнь.
Ещё одним немаловажным плюсом стала близость к месту учёбы. Их дом располагался всего-то в двух с половиной милях от колледжа. Максу не улыбалось ежедневно тратить по часу на дорогу, потому что он находил лондонский транспорт просто ужасным. Автобусы надолго застревали на каждом светофоре; узкое, душное и вонючее метро постоянно ломалось; разъезжать на такси простому студенту было не по карману.