Макс растерялся. Он был готов к чему угодно — к встрече с самим Милошем Ионеску, с его охранником или домработницей… но только не с этим юным чудом, продолжающим глазеть на него со смешанным выражением беспокойства, досады и испуга на прелестном личике.
Возле ног девушки крутилась немецкая овчарка, тоже настороженно взирающая на незнакомца и, судя по всему, готовая вот-вот вцепиться ему в горло, если получит отмашку.
Макс чересчур приветливо и жизнерадостно улыбнулся и машинально сделал шаг — даже не шаг, а полшага — в направлении ворот. Собака тут же предостерегающе ощерилась и негромко, но явственно зарычала. Девушка положила узкую ладошку на голову псу, слегка погладила, чтобы успокоить, однако сама по-прежнему смотрела на Макса не особо дружелюбно.
— Что, язык откусили? — поинтересовалась она, не утруждая себя излишней вежливостью. — Я, кажется, задала вопрос… Кто вы такой и что вам здесь надо?
— Мне необходимо увидеться с мистером Ионеску, — Макс спохватился, что до сих пор стоял молча, как истукан.
— Зачем? — она буквально буравила его своими глазами-вишнями.
— Ну… — он замялся. — По личному вопросу. Поверьте, мне очень нужно.
— Вам нужно, а ему?
— Вы можете хотя бы просто сообщить ему, что я хочу поговорить?
Ничего не ответив на это, она перевела взгляд куда-то за спину Макса. Он не сразу сообразил, что девушка смотрит на виднеющийся за его плечами футляр виолончели.
— Вы музыкант? — впервые на её лице промелькнул проблеск интереса.
— Нет, просто таскаю с собой повсюду виолончель ради прикола.
Шутку она не оценила, поэтому Макс решил, наконец, нормально представиться.
— Меня зовут Максим Ионеску.
— Ионеску? — глаза её широко распахнулись от удивления.
— Послушайте, — Макс начинал нервничать, потому что не был готов к подобному допросу от какой-то пигалицы, — я не грабитель, не убийца, не маньяк и не террорист. Можете проверить мой чемодан, если хотите. Там ничего интересного, кроме моих концертных костюмов, а также трусов и носков, даже бомбы нет.
Она презрительно фыркнула.
— Очень надо…
Затем, возведя глазищи к небу, девушка произвела в уме какие-то расчёты.
— Погодите-ка… Виолончелист Ионеску… Не хотите ли сказать, что вы — тот самый Ионеску?
Он пожал плечами.
— Скорее всего, тот самый, хотя и не знаю точно, что вы имеете в виду.
— Но по телевизору вы выглядите несколько иначе, — она окинула его сканирующим взглядом с ног до головы. — Как-то посолиднее, что ли. И причёска другая…
— Людям свойственно менять причёски, знаете ли… Если не верите своим глазам — могу показать вам паспорт. Ну, или откройте интернет, наберите в поисковике моё имя и посмотрите записи на ютубе, чтобы убедиться, что это действительно я. Зачем мне врать и притворяться кем-то другим?
— Давайте паспорт, — ничуть не смутившись, произнесла она, протягивая руку. — Я схожу к дяде и спрошу, захочет ли он вас принять.
— Дядя? — переспросил он в замешательстве. — Вы — племянница Милоша Ионеску?
— Ну да, а что вас так удивляет? Я — младшая дочь его родного брата.
“И моя двоюродная сестра, — чуть было не вырвалось у Макса. Его затопили смешанные чувства — растерянности, тепла, даже какой-то внезапной нежности к этой девушке. Он-то думал, что у него в целом мире есть только мать и — где-то вдали, теоретически — отец. А оказывается, существует ещё дядя, и двоюродные сёстры или братья тоже имеются…
— Ждите здесь, — бесцеремонно сказала юная красотка, невежливо захлопывая ворота перед носом у Макса, и испарилась. С его паспортом, ага.
Хорош же он будет, если она вообще не появится… Макс засмеялся собственным глупым страхам, живо представив, как сестричка рвёт паспорт на мелкие кусочки, спускает их в унитаз и вызывает полицию, после чего Макса с громким международным скандалом депортируют из страны.
Он привалился плечом к забору и, посвистывая, чтобы успокоиться, принялся обозревать окрестности. Свежая обильная зелень деревьев и кустарников перемежалась нежными цветами — ярко-розовыми, сиреневыми, жёлтыми… Макс не был силён в ботанике и не знал, как они называются. От тонкого аромата у него даже слегка закружилась голова. Отсюда не видно было моря, слишком густыми и плотными казались заросли, но Макс ощущал его солёный запах, слышал отдалённый шум разбивающихся о берег волн… что ни говори, а это был настоящий рай на земле.
И всё же… бежать от всех, закрыться на своей вилле, как в крепости… Было в этом что-то странное. Впрочем, так ли уж отец закрыт? Вон — племянница в наличии, следовательно, семья брата тоже где-то тут рядом обитает…
Он не успел додумать эту мысль — ворота снова загрохотали и открылись. Кузина поманила его пальчиком:
— Пойдёмте, дядя вас ждёт.
Они шли по саду вдвоём, если не считать весело носящейся рядом овчарки, и пытались поддерживать светскую беседу. Вернее, это Макс “пытался”, преодолевая неловкость — у сестрички же получалось вполне живо и естественно. Она трещала без умолку, видимо, отчаянно стараясь сгладить впечатление от не слишком приветливой встречи, за которую невольно чувствовала свою вину.
Довольно узкая, но ухоженная дорожка вела к двухэтажному дому весёленького оранжевого цвета с просторной террасой. Макс бросал любопытные взгляды по сторонам: ну, за садом-то определённо кто-то ухаживает, у него совсем не запущенный вид. И вообще, на территории было очень симпатично и уютно.
— Дядина вилла спроектирована известным архитектором Луиджи Вьетти — может, слышали о таком? — словно прочитав его мысли, спросила девушка. — Раньше вилла принадлежала знаменитому американскому киноактёру “старого Голливуда”. Он, конечно, давно уже умер… Снаружи кажется, что дом полностью утопает в зелени и прячется в тени деревьев, но со второго этажа открывается чудесный вид на море. Особенно ночами… эти огни в порту, они просто завораживают. Кстати, видите вон то оливковое дерево? — она ткнула пальцем, Макс послушно уставился в указанном направлении. — Ему целых сто лет!
Наверное, нужно было выразить изумление и восхищение — и Макс с готовностью выразил, вслух поразившись толстому и кривому суковатому стволу с длинными ветвями. На самом деле, чем ближе они подходили к дому, тем сильнее он волновался и не мог думать ни о чём другом, кроме предстоящей встречи с отцом.
— У садовника выходной сегодня, — продолжала кузина, — это благодаря ему сад находится в таком отличном состоянии… — и тут же, без перерыва, с любопытством спросила:
— Вы ведь румын, верно? Судя по фамилии… А вообще, забавное совпадение.
— Румын только наполовину, — Макс пока что воздержался от комментариев по поводу “совпадения” фамилий.
— А на вторую половину?
— Русский. Живу в Санкт-Петербурге.
— Серьёзно? — она забавно округлила и без того круглые глаза. — Никогда бы не подумала. У нас тут летом очень много русских туристов, вы на них совсем не похожи.
— Руссо туристо — они везде, да… — неопределённо пробормотал Макс.
— А я на пятьдесят процентов итальянка, по матери, — сообщила она весело.
— Простите, а как вас зовут? — спохватился он.
— Ой, и правда, забыла представиться… Лучана, — ей удивительно шло это нежное, светлое имя.
— Лучана. Вы живёте здесь вместе с дядей?
— Нет, конечно, — она даже фыркнула от такого странного предположения. — Он меня любит, разумеется, но не настолько, чтобы выносить двадцать четыре часа в сутки. Вообще-то я живу в Генуе. Учусь в консерватории Никколо Паганини.
— Скрипачка? — попытался было угадать Макс.
— Фортепиано, если синьор не возражает, — она изобразила шутливый реверанс. — Так о чём это я?.. Ах, да, дядина домработница внезапно приболела, вот я и нагрянула сюда ему на подмогу. Удалось вырваться буквально на несколько деньков. Привезла продукты, забила холодильник на неделю вперёд, наготовила еды впрок… и уже скоро уеду. Вообще-то, дядя не может долго выносить общество других людей.
— Почему?
Лучана искоса взглянула на Макса, словно прикидывая, стоит ли он того, чтобы быть посвящённым в столь личные детали взаимоотношений посторонней семьи.
— Характер такой, — она уклончиво пожала плечами. — Предпочитает уединение и терпеть не может, когда ему лезут в душу. Так и торчит здесь один-одинёшенек… если не считать Моцарта.
— Моцарта?
— Так зовут собаку, — Лучана рассмеялась. Пёс, услышав своё имя, тут же подбежал к ним и замолотил хвостом, преданно заглядывая девушке в глаза, очевидно, ожидая то ли угощения, то ли того, что с ним поиграют.
Тем временем они подошли к дому, и Лучана, приветливо распахнув входную дверь, жестом пригласила Макса следовать за ней. Поколебавшись, он оставил чемодан снаружи и переступил порог жилища, не предполагая и не догадываясь, какой приём его ожидает.
— Проходите через гостиную прямо в библиотеку, она служит дяде заодно и кабинетом, — Лучана ободряюще улыбнулась. — А я пока приготовлю вам обоим кофе.
Макс не знал, испытывает ли облегчение от того, что сестричка предоставила ему возможность поговорить с Милошем наедине, без свидетелей — или, напротив, боится встретиться с отцом один на один. В любом случае, отступать было поздно.
Он быстро пересёк гостиную и очутился перед массивной деревянной дверью. Поколебавшись пару секунд, постучал костяшками пальцев и сразу же услышал в ответ бодрое:
— Come in!*
Макс вошёл.
От волнения у него пересохло во рту, часть запланированных фраз тут же вылетела из головы, а остальная часть застряла в горле.
— Добрый день, — только и смог выговорить он, тоже по-английски.
— Добрый. Чем могу служить?
Макс, наконец, решился поднять глаза, чтобы посмотреть в лицо собеседнику — и упёрся в пронзительный, не слишком-то довольный взгляд. Ни тени приветливости, ни толики любопытства — только плохо скрываемая досада от внезапного визита этого странного чувака с виолончелью за спиной… Ну надо же — быть таким социофобом, подумал Макс, совсем оробев.
Отец выглядел моложе своих лет — ни грамма лишнего веса, жилистый, подтянутый, взгляд тёмных глаз ясен и умён, морщин на лице почти нет, и только совершенно седые, но ничуть не поредевшие, волосы выдавали возраст.
— Меня зовут Максим Ионеску, — запнувшись, произнёс Макс.
— Я в курсе.
Вот так. Ни малейшего проблеска интереса в глазах, ни малейшего сомнения, что фамилия Ионеску является всего лишь случайным совпадением… Впрочем, в Румынии этих Ионеску — пруд пруди, и всё же… ну неужели Милош совершенно ни о чём не подозревает?!
Однако, всё равно надо было с чего-то начинать.
— Помните… — запнувшись, проговорил Макс, — в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году вы приезжали на гастроли в СССР?
— Да, возможно. Я много где успел побывать, — заметил Милош снисходительно. Его английский был правильным, но звучал резковато из-за явственного румынского акцента.
— У вас тогда был концерт в Ленинграде. Не припоминаете?
— Смутно. И что же?
— Моя мать аккомпанировала вам на фортепиано… — Макс чувствовал себя дурак дураком.
Густые брови Милоша взметнулись вверх.
— И что же? — повторил он с нажимом. — Простите, молодой человек, я не держу в памяти имена всех своих аккомпаниаторов, тем более не постоянных, а одноразовых.
“Как и одноразовых любовниц?” — хотел было спросить Макс, но с трудом удержался от вспышки гнева. Спокойнее, спокойнее…
— Но она… вы с ней… то есть, она с вами… — он совсем запутался, не зная, как о таком в принципе можно заявить прямо в лоб совершенно незнакомому человеку. “Вы переспали с моей матерью, а через девять месяцев боженька благословил её потомством”?
— Постойте-ка, — Милош откинулся на спинку кресла и посмотрел на Макса внимательнее — въедливо, настороженно, словно сложил в уме два и два, но никак не мог поверить, что действительно получилось четыре. — Не хотите ли вы мне сказать, что я — ваш отец?
Макс с облегчением кивнул. Ну вот, самое важное уже озвучено…
В кабинете повисло неловкое молчание.
— Полагаю, вам нет смысла лгать — при вашем статусе и известности, — наконец, задумчиво заметил Милош, машинально беря со стола карандаш и начиная вертеть его в пальцах. Макс узнал свою собственную привычку, как будто в зеркало посмотрелся — нервничая, он тоже всегда хватался за что-нибудь, чтобы занять руки. — Подобная информация легко проверяется ДНК-экспертизой… Так что, допустим, вы говорите правду.
— Я готов пройти и экспертизу, если надо, — Макс самолюбиво вскинул подбородок.
— И… чего же вы теперь ждёте от меня? Чего хотели, пролив мне свет на это обстоятельство?
— Ничего не хотел, — Макс нервно сглотнул. — Просто посмотреть на вас. Познакомиться.
— Посмотрели? Познакомились? — давая понять, что аудиенция окончена, ехидно спросил отец.
— Да.
— Что-то ещё? — Милош иронично приподнял одну бровь.
— Нет. Достаточно. Спасибо за славную беседу.
Чувствуя стыд и раскаяние (да на фига он вообще сюда припёрся?!), Макс круто развернулся и направился к двери.
— Постойте… Максим. Скажите, зачем вы исполняете на виолончели эстрадные мелодии и рок? — внезапно спросил Милош ему в спину. — Я видел записи некоторых ваших выступлений.
Макс остановился, растерявшись от такого вопроса.
— А почему нет?
— Вы опошляете благородное классическое звучание инструмента этими низкопробными композициями…
— Они не низкопробные! — моментально вскинулся Макс. — В том-то и дело, что время не стоит на месте. Даже сейчас, в наши дни, полно талантливых композиторов, которые пишут потрясающие мелодии! Исполняя их на виолончели, я стараюсь показать рисунок музыкальной композиции, её красоту. Многие молодые люди не станут слушать виолончель даже даром, не говоря уж о том, чтобы купить билет на концерт. А когда я играю близкие и понятные им мотивы… есть шанс, что они заинтересуются разными направлениями в музыке, в том числе и классикой. Но нельзя же, в самом деле, всю жизнь молиться только на классику! — горячо воскликнул он.
— Ладно, — глаза Милоша потухли. Похоже, разочарование в новоприобретённом сыночке было полным. — Я… не смею вас больше задерживать. Всего доброго.
___________________________
*Come in! — Войдите! (англ.)
В это время в библиотеку вплыла Лучана с подносом, на котором стояли исходящие паром чашки с кофе и миниатюрные вазочки с солёными орешками и крекерами.
— Как, Максим, вы уже уходите? — удивилась она, застав его у самой двери.
— А мы уже поговорили, — Макс неопределённо махнул рукой.
— Дядя? — она поставила поднос на стол и уставилась на Милоша с подозрением и укоризной. — Нельзя же выпроваживать человека за порог, даже не предложив ему чашечку кофе. Я думала, он с нами и поужинает… у тебя ведь так редко бывают гости!
— Спасибо, я не голоден, — торопливо вставил Макс.
— Это мой сын, Лучана, — с места в карьер заявил Милош. То ли демонстрировал свою принципиальность и честность, несмотря на то, что сам не был в восторге от открывшейся информации, то ли просто хотел, чтобы племянница услышала новость от него самого, а не от Макса. А скорее всего, и то, и другое… Даже разговор с племянницей он подчёркнуто завёл по-английски, чтобы Максу не в чем было его упрекнуть — всё прозрачно, никаких тайн и недомолвок.
Девушка непонимающе запорхала ресницами.
— Что? Какой ещё сын? Ты о чём?
— Максим Ионеску, — пожилой скрипач простёр руку в сторону Макса несколько театральным жестом. — Как говорится, плоть от плоти, кровь от крови моей.
— А ты… его отец? — глупо переспросила она, переводя взгляд с дяди на Макса и обратно. — Но как такое возможно? Ты же никогда не был женат.
Милош закатил глаза.
— Господи, мне иногда кажется, что тебе не девятнадцать лет, а всего лишь девять. Никогда раньше не приходилось слышать о том, что дети могут рождаться и вне брака?
— А… — Лучана захлопнула рот, уставившись на Макса во все глаза. Он неуверенно улыбнулся ей в ответ.
— Так значит, вы… мой кузен?
— Получается, так, — Макс развёл руками, точно сам удивлялся такому обстоятельству.
То, что произошло дальше, заставило его онеметь на пару мгновений — коротко и радостно взвизгнув, Лучана прыгнула, как кошка, и повисла у него на шее. Вот так, сразу, безоговорочно приняв на веру информацию об этом неожиданном родстве, она заодно моментально и безусловно приняла его своим братом — готовая искренне полюбить в ту же секунду, в которую узнала о его существовании.
Макс смутился так, что покраснел до корней волос, однако осторожно и нерешительно приобнял её в ответ, стараясь при этом не встречаться взглядом с отцом. Наконец, Лучана отстранилась. Глаза её сияли. Впрочем, восторг тут же сменился сердитым выражением, когда она повернулась к Милошу.
— Дядя! — гневно вопросила Лучана. — Куда это ты выпроваживаешь собственного ребёнка на ночь глядя?
— Да я, в общем-то, уже сказал всё, что хотел, — запротестовал двадцатипятилетний “ребёнок”, умирая от неловкости. — Мне и в самом деле пора.
— Пора куда? — сестричка упёрла руки в бока и возмущённо уставилась на него. — Когда у вас самолёт в Россию?
— Ну… так-то, послезавтра. Но я…
— В каком отеле вы остановились? — перебила она.
— Ни в каком. Я сегодня же возвращаюсь в Геную… Что мне делать в Портофино?
— Слышать этого не желаю! — она рассерженно помахала указательным пальцем у него перед носом. — Вы мой кузен, с ума сойти… Разве я могу вас отпустить вот так, сразу? И потом, побывать в Портофино и не погулять по нему — это просто преступление, так и знайте!
— Но, Лучана… не стоит задерживать молодого человека, у него могут быть свои дела… — возразил было Милош. Племянница повернулась к нему и сердито затараторила что-то по-итальянски, то и дело сбиваясь на румынский. Он ответил ей не менее гневной тирадой… Макс готов был провалиться сквозь пол.
— Всё, хватит! — прервала девушка жаркую дискуссию и решительно схватила Макса за руку. — Пойдёмте со мной, Максим, я приготовлю для вас одну из спален на втором этаже. Где ваш чемодан? Нужно его забрать. И не протестуйте! А твоё мнение меня не интересует, дядя, — обернувшись, отчеканила она, яростно сверкая глазами. — У меня нашёлся брат! И я хочу поближе с ним познакомиться.
Разумеется, все протесты Макса и попытки по-тихому смыться не увенчались успехом — Лучана прямо-таки кипела от праведного негодования при мысли о том, что Милош фактически выпроводил из дома собственного сына. Девушка немедленно начала “причинять добро”, окружив кузена родственной заботой вкупе со сшибающим с ног национальным гостеприимством, чтобы хоть как-то искупить вину за дядино поведение. Она скорее легла бы костьми прямо на пороге, чем позволила бы Максу покинуть виллу.
Комната, которую Лучана самовольно ему определила, оказалась чудесной. Светлая спальня с собственной душевой, просторная кровать, балкон с шикарным панорамным видом на море и возвышающиеся вдали горы…
— Располагайтесь, Максим, — радушно предложила кузина. — А потом жду вас внизу. Кофе-то вы так и не выпили!
— Зови меня просто Макс, — предложил он, — раз уж мы родственники… Максим — это как-то слишком официально.
— Договорились! — Лучана улыбнулась. — Давай посидим вдвоём на террасе, пока ещё не стемнело и не стало слишком холодно. А ужинать будем в столовой… все вместе.
— Как-то неудобно получилось. Не люблю чувствовать себя лишним, особенно, когда мне явно не рады, — Макс всё ещё не мог оправиться от смущения, однако Лучана возмущённо тряхнула головой.
— Неудобно?! Неудобно сейчас должно быть дяде — нечего было засовывать свой… scusa…* смычок куда попало!
Макс чуть не поперхнулся от такого сравнения и, не выдержав, громко захохотал. Нет, его сестричка определённо была прелестна!
— На самом деле, он просто испугался и растерялся, — доверительно сообщила Лучана, подмигнув при этом Максу, как заговорщику. — Дядя очень эмоциональный… ему свойственно рубить сплеча, совершать спонтанные поступки и говорить непростительные вещи, но он очень быстро оттаивает и потом искренне раскаивается… Впрочем, это наша общая, семейная черта, — она смущённо потупила взор.
“О да, — с иронией подумал Макс, — это, видимо, действительно наша чёртова семейная черта — сначала натворить, а после жалеть…”
— А сейчас он просто не сообразил, как нужно реагировать, — продолжала Лучана. — Дядя привык считать себя волком-одиночкой… и вдруг внезапно ему на голову сваливается взрослый сын, да ещё такой талантливый, которым можно по праву гордиться! А если, не дай бог, он к тебе привяжется? Вот что его пугает…
— Но почему? — недоумевая, спросил Макс. — Что страшного в привязанности к кому-либо?
— Он скрывает это, но в глубине души, мне кажется, ужасно боится полюбить кого-то по-настоящему. Боится, что это чувство причинит ему боль, разобьёт сердце. Да, у дяди есть все мы, его семья: брат, племянники… Но, понимаешь, мы как бы с ним — и в то же время в отдалении, сами по себе. А тут — родной, собственный ребёнок! — с большим чувством воскликнула она. — И теперь уже невозможно отделаться формальным общением, нельзя остаться в стороне, ведь отец и сын — самые близкие люди на свете.
— Ну, это в идеале… Я не могу требовать от него любви, да и сам, если честно, тоже не уверен, что вот так быстро смогу полюбить его. Он для меня — совершенно чужой человек. Я не собираюсь ни на что претендовать, заявлять о своих правах… Мне от него ничего не нужно, честное слово.
— Да, на охотника за наследством ты не особо похож, — просканировав Макса взглядом, вынесла она вердикт.
— И что, большое наследство? — пошутил он.
— Приличное, — Лучана серьёзно кивнула. — Основной доход, конечно, приносит его виноградник в Чинкве-Терре…
— Он успевает ещё и за виноградником следить? — удивился Макс.
— Ну, не он сам, конечно. Там есть управляющий и целый штат сезонных работников. А по мелочи… Записи его выступлений до сих пор активно крутят на радио и телевидении, альбомы потихоньку перевыпускаются и продаются, так что он получает кое-какие гонорары. Иногда пишет статьи на музыкальную тематику. Учеников, правда, уже не берёт, его социофобия в последние годы расцвела пышным цветом…
— Сложно не заметить, — усмехнулся Макс.
— Ладно, я тебя совсем заболтала! — спохватилась кузина. — Устроишься — приходи вниз, жду тебя на террасе. Там и продолжим!
___________________________
*Scusa — прости, извини (ит.)
Этот первый вечер в Портофино, проведённый Максом вдвоём с сестрой, стал для него одним из самых нежных и дорогих сердцу “итальянских” воспоминаний.
Они разговаривали взахлёб — и никак не могли наговориться. Он рассказывал ей о Питере и Лондоне, об учёбе в Королевском колледже музыки, а она, в свою очередь, сыпала байками из студенческой жизни консерватории Никколо Паганини и делилась многочисленными подробностями о жизни своего большого и шумного семейства. Оказывается, Лучана была четвёртым ребёнком в семье — поздним, случайным, но очень любимым, возможно, ещё и потому, что родилась единственной девочкой после троих мальчишек. Разумеется, дочурку баловали с самого младенчества и родители, и братья. Впрочем, Лучана была так очаровательна, что Макс и сам уже готов был её баловать, осыпать подарками и вообще заботиться, как старший брат — о младшей сестрёнке.
— Ты обязательно, обязательно должен приехать в Геную, к нам домой, и познакомиться со всеми лично! — Лучана нахмурила бровки — как всегда, когда хотела дать понять, что “это даже не обсуждается”. — Уверена, тебе понравятся и мои родители, и братья. Папа будет рад, что у него внезапно объявился племянник из России…
— А твои братья — кто они? Тоже музыканты?
— Ну, куда там, — Лучана махнула рукой и засмеялась. — К великому неудовольствию дяди Милоша, у всех них напрочь отсутствует слух! Марио — ресторатор, Андреа преподаёт в колледже, а Франко играет за футбольный клуб “Дженоа”. Он пока единственный не женат, у Марио уже трое детей, а у Андреа — двое… Твои двоюродные племянники, между прочим!
Они пили очень вкусный кофе, приготовленный Лучаной, жевали сыр, орешки и сухофрукты, а Моцарт, вертясь ужом вокруг стола, умильно вскидывал глаза то на Лучану, то на Макса, выпрашивая угощение.
— Сыр любит просто до трясучки, — девушка потрепала пса по голове и ловко закинула ему в пасть очередной ломтик пармезана. — Готов лопать его килограммами! Ладно, обжора, держи, но это последний кусок, иначе дядя оторвёт нам с тобой головы!
— Кстати, странно, что… твой дядя, — Макс так и не смог выговорить “отец”, — назвал собаку Моцартом. С его-то пиететом по отношению к классической музыке, с его пафосом, с его…
— Занудством, — весело подсказала Лучана, когда он запнулся, и они оба рассмеялись. — На самом деле, имя выбирал не он, а моя мама. Щенок был подарком от нашей семьи дяде на день рождения три года назад… Дядя пытался, конечно, из упрямства называть его иначе, но пёс оказался ещё более упрямым и отзывался только на “Моцарта”!
Затем Макс, по просьбе Лучаны, достал виолончель и исполнил для кузины несколько мелодий — в основном это были романтические песни, любимые всеми девчонками. Она оказалась благодарной слушательницей: внимала звукам инструмента, затаив дыхание, покачивала головой в такт музыке, заворожённо наблюдала за тем, как пальцы Макса зажимают и отпускают струны, восторженно ахала, когда он делал вибрато…*
В тот момент, когда Макс заканчивал играть одну из душещипательных композиций Уитни Хьюстон, на террасе появился отец.
Он приблизился к столу и накинул на плечи племянницы тёплый плед, коротко обронив:
— Свежо…
— Спасибо, дядя! — сердечно поблагодарила Лучана, незаметно подмигивая кузену, что должно было означать примерно следующее: “Видишь, видишь?! Я же говорила тебе, что он быстро оттает!”
— Ты бы тоже надел свитер или куртку, Максим, — заметил Милош вскользь, обращаясь к Максу, но глядя при этом куда-то в сторону. — Можешь простудиться.
И Макс понял, что отец только что выкинул белый флаг.
___________________________
*Вибрато (вибрация) — один из важнейших приёмов игры на струнно-смычковых инструментах, наиболее ярко отражающий звуковую индивидуальность музыканта. Посредством вибрато достигается особая певучесть звука и выразительность исполнения.