— Кофе, дядя? — предложила Лучана, но тот лишь отрицательно покачал головой.
— Ну, тогда… — девушка задумчиво обвела взглядом террасу, изо всех сил стараясь придумать тему для общего разговора. — Может, теперь ты нам сыграешь?!
Макс затаил дыхание, ни секунды, впрочем, не веря в то, что Милош согласится. Услышать вживую исполнение великого скрипача… об этом можно было только мечтать. Каким бы скверным характером ни обладал его отец, но не уважать его как профессионала, не восхищаться его волшебным даром Макс просто не мог. Похоже, Лучана и сама не надеялась на удовлетворение своей просьбы, однако Милош, коротко бросив:
— Схожу за скрипкой, — скрылся в доме.
Кузина ошеломлённо покрутила головой, словно проверяя, не спит ли она.
— Что это сейчас было? Я не ослышалась?! Дядя сказал, что сыграет для нас?
— Он сказал, что принесёт скрипку, — поправил Макс.
— Ну он же принесёт её не для того, чтобы колоть ею орехи… разумеется, он будет играть! Господи, поверить не могу, он обычно терпеть не может музицировать по просьбам родственников, берёт скрипку только тогда, когда душа требует… Не иначе, Макс, он хочет покрасоваться перед тобой! — глаза кузины возбуждённо заблестели.
— Да ну, ерунда, — он смутился. — Не похоже, что я — тот человек, на которого ему хочется произвести впечатление. Скорее уж, просто звёзды удачно сошлись… и его самого потянуло играть.
Отец вернулся, держа в руках свой драгоценный инструмент. По тому, как он бережно прижимал к себе скрипку, как ласково и нежно его сухая ладонь обхватывала гриф, Макс моментально распознал в нём “своего” — снова увидев в Милоше, как в зеркале, собственное отражение. Скрипка, виолончель… это не просто рабочий инструмент музыканта. Это гораздо, гораздо больше, важнее и сокровеннее.
— Страдивари? — спросил Макс с благоговением. Милош задумчиво кивнул, машинально поглаживая корпус инструмента.
— Первую скрипку Страдивари мне презентовала королева Елизавета, — сказал он. “Баба Лиза!” — мелькнуло в голове у Макса, и он невольно улыбнулся, вспомнив Андрюху.
— …мне тогда было двенадцать лет, сопляк сопляком, — продолжал отец. — А вот эта — подарок Министерства культуры и национального наследия Румынии. С ней я дал свои лучшие концерты, записал лучшие альбомы… она мне очень дорога.
— Ох, о дядиной одержимости своим музыкальным инструментом ходят легенды! — вмешалась Лучана с улыбкой. — На гастролях он никогда не расставался со скрипкой, всюду таскал её с собой — даже в ресторан приносил, очень уж боялся, что её выкрадут из номера в его отсутствие.
Милош усмехнулся, признавая справедливость её слов и словно говоря: “Ну да, бывало и такое…”
— А ещё мне постоянно казалось, что скрипка страдает и плавится от горячего влажного воздуха, от яркого солнца… — добавил он. — Я с ужасом воображал себе, как клей вытекает из швов, и неизменно отказывался от дневных выступлений на открытых, незатенённых площадках.
— Сыграешь, дядя? — умильно сделав бровки домиком, напомнила Лучана. Милош чуть нахмурился — очевидно, не любил, когда на него давили, но, тем не менее, уютно и привычно устроил скрипку у себя на плече, зафиксировав положение инструмента левой стороной челюсти.
Макс замер, от волнения забыв даже, как дышать… Но, когда первая трель скрипки разорвала тишину сумерек и разлилась по саду, он опомнился и торопливо сделал глубокий вдох.
Милош Ионеску играл Шопена — Ноктюрн до-диез минор, одну из самых любимых вещей Макса. Пронзительная, щемящая, рвущая душу мелодия… и это не отец сейчас её исполнял — скрипка сама плакала и грустила, рассказывая свою историю. Потрясённый силой и чистотой звука, Макс, будто загипнотизированный, следил за движениями смычка и пальцев. Это было блестящее исполнение: даже сейчас его отцу не было равных. Он нисколько не растерял ни таланта, ни сноровки…
Ещё несколько мгновений Макс боролся с собой, а затем, не выдержав, потянулся за виолончелью и влился в мелодию синхронно с Милошем. Он не был уверен в том, что отца не разозлит этот дерзкий поступок, поэтому играл негромко, вкрадчиво, не заглушая ведущий инструмент, а лишь подчёркивая и обрамляя его звучание, деликатно оставаясь “вторым голосом” и признавая лидирующую позицию скрипки.
Это был невероятный по своей красоте и уникальный по слаженности дуэт — вряд ли кто-нибудь догадался бы, что отец и сын играют вместе впервые, что у них не было ни одной совместной репетиции… Казалось, что под звуки дивной мелодии почтительно стихает отдалённый шум моря, что умолкает даже ветер, что-то невнятно бормочущий до этого в кронах деревьев, что вся природа внимает магии Музыки…
Наконец, затих последний отзвук шопеновского ноктюрна. Отец взглянул сыну в лицо и слегка улыбнулся ему уголками губ, но ничего не сказал. Впрочем, Максу и не нужны были слова…
Лучана быстро смахнула ладонями влажные дорожки со щёк (ох уж эта семейная эмоциональность, ох уж эта чувствительность!) и сначала крепко обняла и расцеловала дядю, а затем повторила те же действия с кузеном.
— Мальчишки, вы были неподражаемы! — безапелляционно заявила она.
Тем временем со стороны моря потянуло холодом. Уже совсем стемнело, и пламени зажжённой свечи, поставленной в пустую стеклянную баночку для защиты от порывов ветра, стало недостаточно. Отец щёлкнул выключателем, и террасу залил не слишком яркий, умиротворяющий жёлтый свет.
— Я пойду накрывать на стол, пора ужинать, — спохватилась Лучана, вскакивая. — А вы тут пока поболтайте… Но, если замёрзнете, немедленно возвращайтесь в дом!
Отец и сын остались вдвоём, если не считать расположившегося у ног хозяина Моцарта. Снова повисло неловкое молчание — такое же, как пару часов назад у Милоша в кабинете.
— Я помню её, — наконец, сказал скрипач. Макс вопросительно поднял глаза, и Милош пояснил:
— Твою маму.
— Не то, чтобы я вспоминал о ней все эти годы, прости, не хотелось бы тебя обманывать, — признался Милош. — Но, как только ты упомянул гастроли в СССР и ленинградский концерт… я сразу понял, кого ты имеешь в виду.
Макс не знал, радоваться ему такому обстоятельству или пока рано, поэтому продолжал молчать, ожидая, что за этим последует.
— В библиотеке у меня хранятся старые фотоальбомы, я привёз их с собой из Румынии. Там есть и фотографии, сделанные во время турне по Союзу. Мы потом с тобой… если захочешь, конечно, — смутившись, поправился Милош, — вместе их посмотрим. Если не ошибаюсь, там должно быть фото и твоей матери: нас запечатлели во время совместного выступления. Она по-настоящему талантливая пианистка, с ней действительно приятно было работать. Как её зовут? Прости, запамятовал…
— Нина, — глухо отозвался Макс.
— Она до сих пор играет?
— Нет, ушла на пенсию в прошлом году. Но в последние годы она не выступала, не аккомпанировала. Преподавала в музыкальной школе.
— Тебя воспитывал отчим?
— Нет, — Макс помотал головой. — Мама так и не вышла замуж. Она растила меня одна.
— Мне очень жаль, Максим, — сказал отец, взглянув ему в глаза. — Жаль, что наше знакомство состоялось лишь сейчас… и вот так.
— Да ладно, чего уж, — буркнул Макс. — Вас тоже можно понять. Я свалился, как снег на голову…
— Признаться честно — да, эта новость поначалу просто выбила меня из колеи. Но мне горько от того, что я уже не смогу стать для тебя тем, кем мог бы. Не сумею дать тебе того, что должен был, как отец. Ты — взрослый, состоявшийся, успешный человек, независимая личность. Я не видел тебя маленьким, не слышал твоих первых слов, не наблюдал за первыми шагами, не дул на твои синяки и разбитые коленки…
— Ну, дуть на ранки — это, скорее, мамина обязанность, — Макс не смог сдержать улыбки. — А отец, наоборот, должен учить не хныкать при виде крови, давать сдачи, быть настоящим пацаном! И да, признаться, мне этого не хватало в детстве… Хотя моё детство в принципе нельзя было назвать типичным, музыка с самых ранних лет отжирала большую часть времени…
Отец глубоко вздохнул и положил ладони на стол, нервно сжимая и разжимая пальцы.
— Я очень рад, что ты стал музыкантом, но увы — это не моя заслуга, а плоды воспитания твоей матери. И… твой несомненный талант, конечно.
— На самом деле, — запнувшись, сказал Макс, — она всегда ставила мне вас в пример. Мечтала, что я достигну в профессии таких же успехов, как и вы.
— Ты знал? — быстро переспросил Милош. — С детства знал обо мне?
— Имя узнал, только когда был подростком. Но того, что мой отец — известный музыкант, мама никогда не скрывала. Правда, я не особо-то ей верил…
Помолчали.
— Я не хочу торопить события и загадывать наперёд, но… — скрипач взглянул на Макса, и в глазах его читалось волнение, смущение, и… страх. Страх быть непонятым? Отвергнутым?
— Я не настолько самоуверен, чтобы пообещать стать тебе хорошим отцом. Слишком много времени упущено. Но… возможно, мы могли бы сделаться… друзьями?
Макс улыбнулся.
— Во всяком случае, давайте попробуем. Я не против. Нам просто нужно сначала получше узнать друг друга.
— Извини, если это слишком личный вопрос… Ты ведь не женат, Максим? Сколько тебе лет — двадцать шесть?
— Двадцать пять. Нет, я не женат и не собираюсь, — он решил сразу же расставить все точки над i.
— Ты… — отец так и не смог выговорить слово “гей”, но оно настолько явственно повисло в воздухе, что Макс не смог сдержать невольной усмешки.
— Просто в принципе не хочу вступать в брак. Я так решил. Мне… нормально одному. Правда, абсолютно нормально.
— Безответная любовь? — отец понимающе покачал головой.
— Ну почему, очень даже взаимная, — возразил Макс. — Просто, как оказалось, не для меня.
— Что ж… — тихо произнёс Милош. — По крайней мере, в плане взаимности чувств ты оказался более удачлив, чем я.
Макс уставился на него во все глаза, а отец вздохнул и выговорил с какой-то болезненной безысходностью:
— Я и не предполагал, что мы с тобой настолько похожи… даже в этом. Мальчик, не повторяй моей ошибки, пожалуйста. Не порть себе жизнь и не зацикливайся на одной-единственной любви. Поверь, ты мог бы быть счастлив с другой девушкой, которая будет искренне о тебе заботиться. Если встретишь такую — не противься и не отпускай.
— Да что вы, в самом деле, можете знать обо мне и о моей любви? — Макс внезапно разозлился. Нашёлся советчик, скажите на милость… Однако, быстро же Милош освоился в роли его папочки — уже начал поучать с высоты своего опыта.
Отец не обиделся.
— Я, конечно, ничего не могу знать. Просто вижу в тебе — себя. Ты гонишься за призраком, поклоняешься ему… и рискуешь всю свою жизнь провести в одиночестве. Только ты, музыка и… никакой личной жизни. Посмотри на меня. Ты желаешь себе такого будущего, такой судьбы?!
Макс заставил себя успокоиться, понимая, что Милош не хотел его обижать и лезть в душу. Просто так совпало… так чертовски странно совпало, что и он тоже…
— Вы кого-то любили? — спросил Макс.
— Я её и сейчас люблю.
— А она знает?
— Знает. Давно привыкла к моей любви, как привыкают к тому, что дышат — просто не замечают этого. Лучана очень на неё похожа…
Макс оторопел.
— Вы говорите о… матери Лучаны?
Милош кивнул.
— Странно звучит, правда?.. Родители Марии были итальянцами, но её семья переселилась в Румынию ещё до войны. Мне было двадцать, а ей — пятнадцать, кода я впервые её увидел. До сих пор помню тот день… и как она была одета, и две косички, в которые были заплетены её волосы, и эти невероятные глаза, похожие на южную ночь, и потрясающая улыбка… У меня не было шансов не влюбиться. Я и на скрипке-то потом играл только для неё, все эти победы, достижения… только ради того, чтобы она мною гордилась. Чтобы она, наконец, обратила на меня внимание как на парня, а не просто как на приятеля-соседа.
— Но она так и не обратила, — резюмировал Макс. — Судя по тому, что Лучана — всё-таки ваша племянница, а не дочь.
— Как видишь… предпочла мне моего младшего братишку.
— А он знает о вашей любви к его жене?
— Нет. Господи, надеюсь, что нет, — Милош покачал головой. — Мы с братом всегда были очень близки, но единственное, в чём я так и не смог ему никогда признаться — так это в своих чувствах к Марии. Когда они задумали уехать на её историческую родину, я решил, что тоже переберусь в Италию… Это никого не удивило, все думали, что я не хочу разрывать связь с братом. А на самом-то деле… на самом деле, я просто не мог отпустить её.
Макс даже зажмурился, снова невольно проведя параллель между их жизнями. Да, Андрей ему не брат, но… при мысли о том, что тому станет известно о них с Лерой, к горлу подкатывала тошнота. Становилось стыдно и больно, и… чёрт ещё знает, как. Максу в очередной раз просто хотелось отмотать плёнку времени назад и отменить ту московскую встречу, после которой была пройдена точка невозврата.
Впрочем, если бы ему в принципе под силу было менять прошлое… захотел бы он прожить жизнь, так никогда и не узнав Леру?
К сожалению, он знал ответ.
За завтраком Лучана принялась уговаривать Макса вместе прогуляться по городку. Он и сам подумывал осмотреть местные достопримечательности, купить подарки и сувениры, но опасался — не обидится ли на это отец? Теперь, когда они так откровенно поговорили друг с другом накануне, Милошу могло стать неприятно, что Макс сбежал из дома на следующее же утро.
Однако отец не стал возражать — напротив, убедил Макса, что прогулка развлечёт его, а сам он спокойно вынесет несколько часов одиночества, потому что привык к нему.
— С вами не напрашиваюсь, — улыбнулся он, — вы молодые, резвые… А мне столько пешком не пройти.
Макс уже знал, что в центре города запрещено движение транспорта, так что отцу и в самом деле разумнее было остаться дома. Хотя в глубине души он подозревал, что дело вовсе не в мифической “немощи” Милоша — скорее всего, тот просто не любил находиться в толпе и привлекать к себе излишнее внимание.
— Какие сувениры обычно везут из Лигурии? — поинтересовался Макс у кузины. — Ну, кроме магнитов и открыток, разумеется.
— Кстати, о магнитах! — вспомнила Лучана. — Их лучше всего покупать не в сувенирном магазине, а в табакерии. Там на них большие скидки!
— Хорошо. А что ещё можно здесь приобрести?
Лучана добросовестно задумалась над вопросом.
— В основном, конечно, иностранцы налегают на местную продукцию. Вино, оливковое масло, песто…* Ещё очень популярны украшения из кораллов, можешь подарить маме или своей девушке, — она стрельнула любопытным взглядом в сторону кузена, очевидно, намереваясь раскрутить его на разговор о личной жизни, но Макс не поддался на провокацию, сдержанно кивнув.
— У тебя есть девушка? — Лучана всё-таки не утерпела.
— Конечно. Моя девушка — виолончель, — привычно отшутился Макс.
Лучана постаралась скрыть лёгкое разочарование — очевидно, её так и подмывало выспросить всё хорошенько. Как практически все девчонки её возраста, она была страстной почитательницей романтических историй и любовных переживаний.
___________________________
*Песто — соус из базилика, кедровых орешков, оливкового масла, чеснока, пармезана и овечьего сыра пекорино. Визитная карточка Лигурийского региона. Песто добавляют во многие блюда, чаще всего — в пасту или равиоли, но его можно даже просто намазывать на хлеб.
Туристический Портофино оказался не так уж и велик, хоть и прекрасен.
На склонах скал тут и там притаились шикарные виллы, надёжно укрытые густой зеленью деревьев. Чаще всего туда вели частные дороги, и вход посторонним был запрещён.
Они неторопливо спустились к гавани, и Макс снова залюбовался яркой цепочкой высоких домиков с узкими фасадами — они напоминали конфеты в разноцветных обёртках.
— Хочешь прокатиться вдоль побережья? — поинтересовалась Лучана. Хоть движение транспорта здесь и было запрещено, по морю курировали водные такси.
— Нет, — покачал головой Макс, — давай лучше просто пройдёмся.
Он обратил внимание, что в Портофино было сравнительно мало отелей, зато достаточно ресторанов, практически на каждом шагу.
— Всё очень просто, тут слишком дорого, — пояснила Лучана. — Чаще всего туристы приезжают из соседних курортных городков, чтобы погулять и перекусить, а затем возвращаются к себе. Здесь чересчур пафосное, “звёздное” место. Во многих ресторанах висят фото актёров, певцов и других знаменитостей, которые там обедали. И это не только сейчас, Портофино издавна привлекал к себе внимание известных людей. Сюда приезжали Петрарка и Ги де Мопассан, Фрейд, Хемингуэй… Знаешь, как шутят местные? “Каждое окно в нашем городе стоит миллион долларов”.
Лучана быстро ввела его в курс дела относительно всех достопримечательностей, отлично просматривающихся с Пьяцетты. У самого края обрыва расположилась церковь святого Георгия, чуть выше виднелся старинный замок Кастелло Браун. Далеко в стороне, на самом краю мыса, можно было разглядеть маяк.
— Если подняться к замку, откроются прекрасные панорамные виды на залив. А вокруг разбит красивый сад, — сообщила Лучана. — Ещё можно отправиться в Национальный парк. Часть пешеходных топинок проходит над скалами вдоль моря, там потрясающая красота! Предлагаю погулять там, но немного позже. Сначала заглянем ещё в пару сувенирных магазинчиков… и перекусим.
— Ты издеваешься?! — поразился Макс. — Мы же только что из-за стола.
— Не отведать свежей фокаччи* — это преступление! — Лучана весело погрозила ему пальцем и, взяв за руку, бесцеремонно потащила за собой. — Она с утра самая вкусная, с пылу, с жару…
— Ну хорошо, — сдался Макс, — только возьмём одну на двоих!
___________________________
*Фокачча — лепёшка из пшеничной муки с добавлением местных специй и оливкового масла. Часто бывает с начинкой — грибами, помидорами, колбасами, сыром и т. д.
Они во второй раз позавтракали. Лепёшка, купленная в местной пекарне, действительно оказалась очень вкусной, нафаршированной сыром и тонко нарезанной копчёной колбасой, а сверху посыпанной чесноком и перцем.
— А теперь — в кондитерскую! — деловито скомандовала Лучана. Макс закатил глаза.
— Смилуйся! Мне даже при одной мысли о еде теперь становится плохо…
— Так это не для тебя! Привезёшь маме сладостей в подарок.
Кузина не успокоилась, пока не заставила Макса купить местного печенья — миндального амаретти и песочного кубели, а также настояла на том, чтобы он попробовал знаменитую нугу торроне, которую у местных кондитеров закупал к Рождеству Ватикан.
— И вот со всем этим добром ты заставишь меня тащиться наверх, к замку? — потрясая пакетами и коробками, иронично поинтересовался Макс. — Я так и знал, что ты хочешь меня угробить.
В этот момент зазвонил мобильный Лучаны. Она ответила на звонок, что-то оживлённо залопотав по-итальянски, энергично жестикулируя свободной рукой, точно собеседник мог её видеть, и строя уморительные гримаски. Макс наблюдал за ней с улыбкой.
Закончив разговор, кузина взглянула на него чуть виновато.
— Макс, планы немного изменились… Сейчас нам лучше вернуться домой.
— Что случилось? — испугался он. — Что-то с отцом?
— Нет, просто нас там… кое-кто ждёт.
Оказалось, в Портофино из Генуи нагрянуло всё семейство в полном составе: родители, сыновья с жёнами и их дети. Лучана, не утерпев, проболталась накануне матери по телефону о визите нежданно-негаданно объявившегося родственника.
Гвалт на вилле стоял просто невообразимый, Макс едва не оглох, когда они вошли в ворота. По саду с визгом и смехом носились дети всех возрастов, а Моцарт радостно скакал рядом и заливался звонким лаем, балдея от этой весёлой суматохи.
Впрочем, в доме едва ли было тише. Просто уму непостижимо, сколько шума могло производить несколько взрослых человек… с учётом того, что они разговаривали одновременно. При виде Макса все заорали ещё громче и немедленно кинулись знакомиться.
Его обнимали, тискали, что-то восхищённо щебетали по-итальянски и по-румынски, кузены трясли ему руку в качестве приветствия, а их жёны и мать целовали в щёчки, а также зачем-то совали Максу ничего толком не соображающих младенцев, которые пачкали его слюнями и шоколадными конфетами. В довершение этого театра абсурда мама Лучаны попыталась накормить его сладким пирогом, очевидно, собственноручно испечённым, и принялась запихивать кусок прямо ему в рот… Макс едва не рехнулся от такого радушного приёма. К сожалению, английским языком в этой семье владели только Лучана да её брат — неженатый футболист, так что Максу оставалось лишь догадываться, о чём идёт речь вокруг него.
— Содом и Гоморра, — довольно громко проворчал Милош, не особо деликатничая. Впрочем, родня, вероятно, привыкла к такому отношению и сама не слишком-то церемонилась.
Отец Лучаны оказался совсем не похож на своего старшего брата. Это был добродушный, улыбчивый и чуть полноватый человек, уже растерявший половину своих волос. Он крепко обнял новоприобретённого племянника и что-то горячо заговорил по-румынски. Макс нерешительно улыбнулся и покосился на Милоша.
— Он говорит, что не ожидал такой прыти от угрюмого затворника вроде меня, — перевёл отец с усмешкой. — Выражает надежду, что я пока не совсем потерян для общества… может, ещё и женюсь на старости лет.
— Как тебе наша чокнутая семейка? Я сказала им, что ты улетаешь завтра и никак не успеваешь заехать погостить, — шепнула Максу Лучана в самом искреннем раскаянии. — Тогда они решили сами приехать и познакомиться с тобой…
— Да всё нормально, — он успокаивающе похлопал её по руке. — Я, конечно, немножко обалдел от таких оваций, но… твои родные очень милые и забавные.
— Теперь они и твои родные тоже, — поправила она. — Не забывай об этом.
— Верно, — улыбнулся он. — Просто пока не привык…
К вечеру часть большого шумного семейства уехала обратно в Геную, часть же осталась ночевать на вилле.
Перед ужином, когда Макс собирал вещи у себя в спальне, в комнату постучал отец и попросил разрешения войти.
— Нам с тобой сегодня не дали побыть наедине, — немного смущённо пояснил он. — Извини, что так получилось.
— Надеюсь, в будущем нам ещё представится такая возможность, — улыбнулся Макс. — Я… мы с мамой, — поправился он, — будем рады принять вас в Питере.
— Ты тоже приезжай, мальчик. В любой день, в любой момент. И матери скажи, что двери моего дома всегда открыты. Возможно, нам с ней следует пообщаться по-нормальному… полагаю, мы найдём, о чём поговорить.
— Я ей передам, — кивнул Макс.
— Да, передай это… и кое-что ещё, — Милош замялся. — Честно говоря, я не знаю, что полагается дарить женщинам в России, и не знаю вкусов твоей матери. Но… вот, — он протянул сыну красиво упакованную коробочку местных сладостей, — и вот, — у Макса в руке оказалась старая фотография.
Макс увидел на снимке маму… и отца. Они стояли на сцене: он — в классичесском строгом костюме с бабочкой, со скрипкой в руке, она — положив одну руку на крышку рояля, в белоснежной блузке и концертном пиджаке с юбкой, Макс сразу же узнал этот, так хорошо знакомый ему, наряд! Мама выглядела немного напряжённой и взволнованной, он мог прочесть это волнение даже по фото, но при этом — какой молодой и счастливой она была!..
— Отдай ей эту фотографию. Себе я сделал копию.
— Спасибо, — отозвался Макс, сглотнув ком в горле. — Думаю… нет, я уверен, что ей будет очень приятно.
Разумеется, выспаться в эту ночь — и вообще лечь пораньше, как планировал Макс — ему совершенно не удалось. Но он не слишком расстроился, решив, что наверстает в самолёте или уже дома, в Питере.
Зато как бесценны и дороги были мгновения, проведённые с семьёй… После ужина никто не разошёлся по своим комнатам, даже детям разрешено было попозже отправиться в постель. Все допоздна сидели в столовой, пили вино, разговаривали, смеялись и даже пели, Макс играл для родственников на виолончели, дети пытались открутить хвост и уши пущенному в дом Моцарту, а тот лишь покорно терпел эти издевательства, время от времени выклянчивая себе очередной кусок сыра или прошутто…
Несмотря на то, что он знал всех этих людей всего-ничего, Макс чувствовал себя среди них абсолютно своим.
Он чувствовал себя дома.
Через несколько дней после возвращения из Италии Макс узнал, что Милош Ионеску, впервые за долгие годы нарушив своё молчание, пообщался с прессой и местным телевидением. В интервью он официально объявил российского виолончелиста Максима Ионеску своим сыном.