Наконец отведя взгляд от её лица, юноша посмотрел на Ташу.
— Отпустите её, — сказал он негромко.
— Ты считаешь это безобидным капризом?
— Отпустите её, пока я не уйду. Я хочу попрощаться.
Послышались скабрезные шепотки. Смешки. Губы Зельды скривила улыбка.
— Что ж… — она мельком оглянулась. — Андукар?
Эйрдаль разжал руки — и Таша упала в снег.
Она подняла голову. Оглядела эйрдалей, колдунов, оборотней и амадэя: безнадёжно пытаясь придумать хоть что-то, чем она могла бы навредить этой компании.
Взглянула в лицо Алексаса. Очень спокойное, немного печальное.
Он не боялся — он ждал. Ждал последних в его жизни слов. От неё.
Последние. Бесконечно страшное слово. В нём — ветер отчаяния, могильный холод, надгробные камни… но этого просто не могло быть. Она? Видит его в последний раз? Сказки. Чепуха.
С тех пор, как закончилась жизнь, в которой она была Таришей Альмон Фаргори, Алексас всегда был рядом. И даже сейчас она была уверена: всегда будет.
Таша медленно встала. Отряхнув ладони от колючего снега, сделала шаг вперёд.
Шаг. Оборот. След…
Она не могла поверить, что видит его в последний раз.
Так же, как когда-то она думала обо всех каменных крестах из своего сна.
Шаг.
Ночь, лес и нечисть вокруг отступили, растворяясь в вихре воспоминаний: Алексас, щекочущий ей пятки, пока она не хочет просыпаться, Алексас, обнимающий её, пока она плачет, Алексас, летящий с ней в танце, Алексас, поднимающий её к небесам, Алексас, Алексас, Алексас…
Мир перестал существовать. В мире остались лишь они двое. И в этот миг Таша со всей отчаянной ясностью поняла ту простую вещь, которую могла понять давным-давно. Которую поняла, наверное — да только маленькая девочка, засевшая в глубине её сознания, отказывалась её принимать.
Но здесь, в последний час, в последний шанс, этой девочке не было места.
Таша сделала ещё шаг.
И побежала к нему.
Привстав на цыпочки, она посмотрела в его глаза, казавшиеся почти серыми: в звёздном сумраке золотой ободок в них выцвел вместе с синью. Обвила руками шею, обняв крепко-крепко.
Коснулась губами его губ.
Держать бы его, держать и никогда не отпускать: до последнего мига, до последнего вздоха…
— Я люблю тебя, — не отстраняясь, выдохнула она.
Он не ответил на поцелуй. Ответом ей был один лишь странный, судорожный выдох. И когда, вновь коснувшись земли полной стопой, Таша увидела его лицо — она увидела, как светлеют его глаза и ширится улыбка.
Улыбка человека, который получил всё в этом свете.
Алексас нежно коснулся ладонью её щеки. Провёл кончиками пальцев от скулы до подбородка. Дотронулся до приоткрытых губ.
— Спасибо, — сказал он.
Обняв за плечи, прижал её к себе — уткнув лицом в холодную ткань его рубашки, заставив закрыть глаза…
…как раз в тот момент, когда Таша осознала, что руки его должны быть скованы.
Удивлённые крики нечисти обратились в дикие вопли в тот же миг, как волна ровного необжигающего жара окатила Ташу с головы до ног, а темнота перед глазами сделалась красной.
Щёлочками разомкнув веки, она повернула голову.
Алое пламя, ласкавшее их с Алексасом безболезненными прикосновениями тёплого шёлка, не растопило снега, не коснулось стволов замёрзших деревьев — но отслаивало плоть от костей, сжигая тела людей и зверей, крючившихся на земле в предсмертной агонии. Уже безмолвно: Таша помнила, что испепеляющий огонь сжигал лёгкие, как бумагу. Остался лишь один не-человек, стоявший в огне невредимым.
И этот не-человек смотрел на них с изумлённым ужасом.
— Не может быть, — прошептала Зельда.
— Не ждала? — спокойно, чуть насмешливо откликнулся Алексас.
Таша недоумённо, непонимающе взглянула в его лицо: такое близкое и родное…
…и какое-то другое…
…и неуловимо знакомое холодным сарказмом лёгкой улыбки…
— Кажется, я говорил, что лучше называть меня Алексасом, но не утверждал, что таково моё имя, — сказал человек, которому она только что призналась в любви. — Что с тобой, девочка моя? Ты будто чудовище увидела…
Он разжал руки одновременно с тем, как она отшатнулась.
— Лиар?!
— Срок-то подходит к концу, — протирая свой клинок, невзначай заметил Мечник.
Лезвие и так сверкало почти зеркальным блеском — но больше делать было всё равно нечего.
— Знаю, — спокойно откликнулся Арон.
Ситуация и правда была раздражающей: второй час сидеть в пустынной долине в ожидании незнамо чего. Враг где-то рядом, но ни увидеть, ни почувствовать его ты не можешь.
Единственный плюс — он тебя тоже.