…до озера Таша и Арон шли, скрашивая дорогу незначительными разговорами и расспросами о прошедшем дне.
— …а историк ему говорит: «Ты хоть знаешь, что такое Эйленский прорыв?» — вещала Таша, спускаясь к воде по узкой тропке, вившейся с холма. — Гэлри думает, думает, а потом и заявляет… — она понизила голос, подражая человеку, прекрасно знающему, что он сейчас скажет несусветную чушь, — «ну… Эйлен прорывался… к Равнинным… через Окраинных?»
Арон тихо рассмеялся, опускаясь на прибрежную гальку.
— Генерал Эйлен! Командовавший Западным фронтом Окраинной армии! Прорывался к Равнинным через Окраинных! — Таша присела рядышком, давясь смехом. — А дальше учитель Гилдари тихо-тихо так интересуется: «Так, значит, во Второй Раздельной войне генерал Эйлен сражался на стороне Равнинных? А кто тогда командовал Западным фронтом Окраинных, случаем, не подскажешь?» «Ну как, кто, — отвечает Гэлри, — король!» «Какой король?» «Ну этот… ну как его… о, точно! Тариш Первый!»
Тут Арон рассмеялся уже в голос, и Таша наконец присоединилась к нему.
— Племянник Ликбера, занесённый на двести с лишком лет вперёд… — досмеявшись до того, что заныли скулы, она утерла слёзы с глаз. Посерьёзнела. — Всё-таки жаль, что в Фар-Лойле школа не церковная. Тогда бы ты нас учил.
— Мне только работы учителем не хватает.
— Зато как повысилась бы успеваемость! Кто-то что-то не понимает, а ты берёшь и телепатией…
— Учиться человек должен сам. И желание к обучению должно быть только его.
— Да знаю, знаю. — Таша посмотрела вперёд. — Уже и пошутить нельзя…
Впереди раскинулось озеро Лариэт: зеркало перламутровых вод в ложбине предгорных холмов, оправленное в пёстрые луга и лес, пылающий осенними красками. Если повернуть голову, можно было разглядеть заснеженные пики далёких горных вершин, отгородившихся от королевства горами пониже.
— И давно ты заметила, что Лив неравнодушна к Джеми?
Таша хмыкнула. Опустила руку и, не глядя, зачерпнула горсть светлой прибрежной гальки.
— Не говори так, — произнесла она. — Это же… детское.
— Поэтому я и сказал «неравнодушна», а не «влюблена».
Выбрав наиболее симпатичный камушек, Таша без замаха кинула его в воду.
— Не так давно. Она же с ним всегда вредничала даже больше, чем с остальными. А потом я обратила внимание, как она на него смотрит… когда никто не видит, конечно.
— И как ты к этому относишься?
Следующий камень, прежде чем скрыться под водой, пару раз лягушкой скакнул по зеркальной глади.
— Ну, я ведь не могу к этому относиться серьёзно. — Таша пожала плечами. — А ты?
— Сказать честно?
— Нет, соврать, — колко откликнулась она.
— А я огорчён тем, что на её месте не ты.
Очередной камень, вылетев из дрогнувшей руки, укоризненно булькнул у самых Ташиных ног.
— Ты это серьёзно… честно?
— Серьёзнее и честнее некуда. — Арон отстранённо смотрел вдаль. — Таша, в твоём возрасте многие уже замужем.
Она вдруг ощутила странную, неясную и очень болезненную обиду.
Сама не понимая, почему, но отчего-то не желая слышать подобного из его уст.
— Тебе что, так не терпится сбыть меня с рук? — спросила Таша, насупившись.
— Нет. Просто я бы предпочёл, чтобы ты влюбилась в Джеми, чем в кого-то другого. Его я, во всяком случае, хорошо знаю. В беде не подведёт, к тебе относится более чем трепетно…
Таша глубоко вдохнула, успокаиваясь и успокаивая колючую иглу в сердце. Оглядела камни у себя на ладони.
Что ж… наверное, этот разговор обязан был когда-нибудь произойти.
В конце концов, для приёмного отца вполне логично проявлять подобную заботу о дочери.
— Предлагаешь мне отобрать мальчика у собственной сестры? — негромко поинтересовалась она, выбирая из камушков наиболее плоский. — Джеми мне как брат. Уж в него я никогда не влюблюсь. К тому же он в её светлость Лавиэлль Норман… нет, исключено.
— А в Алексаса?
— Могла бы, но не хочу становиться очередной в послужном списке бывалого ловеласа. Наверняка не последней. И какими бы замечательными ни были мои рыцари, у них обоих есть одно большое «но».
— Какое же?
Следующий камень, прежде чем пойти ко дну, оставил на воде три расходящихся «блинчика».
— Что кто-то из них всегда будет третьим.
Арон задумчиво посмотрел на неё.
Отвёл взгляд. Нагнулся.
— Да. Это верно. — Выпрямившись, амадэй задумчиво повертел в руках светлый камушек. — А что, если не всегда?
Таша недоумённо взглянула на него.
— Видишь ли, — продолжил Арон, отвечая на её немой вопрос, — это ведь, как ты понимаешь, не совсем нормально. Существование двух личностей в одном теле.
— Скорее совсем не нормально.
— Однако подобное уже случалось ранее. Да-да, бывали люди, пускавшие погибшего любимого в своё тело, — кивнул Арон, заметив её недоверчивый взгляд. — Ритуал Двоедушия открыли мы. Амадэи. Лиар, если быть точным. Но в конце концов мы отказались от него, а Ликбер Великий и вовсе его запретил. Все летописи, где упоминался этот ритуал, погибли в Тёмное Время. С тех пор его проводят тайно, нигде не фиксируя, и о результатах предпочитают не распространяться, дабы не навлечь гнев Мастеров Адамантской Школы. Впрочем, колдуны, в отличие от волшебников, законы Ликбера не особенно чтут…
— Чем больше узнаю о Ликбере, тем меньше он мне нравится, — поморщилась Таша. — Почему ему всегда всё нужно было больше всех?
Амадэй невесело улыбнулся.
— Не думай о нём слишком плохо, Таша. Несмотря на все свои… недостатки, основатель Школы Волшебников был великим человеком. На то, чтобы настроить народ против амадэев, у него были вполне объективные причины. И на то, чтобы запретить ритуал Двоедушия, тоже.