— Ты ведь знаешь, — сказала Таша, когда молчание натянулось тугой струной, — что Лиар… что он был…
— В теле Алексаса? Знаю. Вернее, узнал, когда его увидел. — Улыбка Зрящего стала кривой. — Потому я и не мог тебя найти. Я думал, дело в кубке, но всё оказалось куда проще.
— Я… не думала, что такое может быть.
— Я тоже.
— Значит, Джеми жив? Двоедушие не кончилось?
— Да. Лиар ушёл почти сразу, как исчезла Зельда. Правда, не удержался, чтобы напоследок не пообщаться со мной. — Арон помолчал. — Потом в тело вернулись мальчишки. Оба живы и здоровы. Можно сказать, Лиар поставил рекорд: люди не раз менялись телами, но поменять две души на одну и потом благополучно вернуть их обратно…
— Это хорошо.
— Да.
Молчание.
— Значит, я — Лоура?
Даже слова звучали абсурдно.
— Не факт. Ты очень похожа на неё. Но ты — совсем не обязательно она.
— Похожа… Поэтому ты и полюбил меня… потом? — Таша вспоминала лето. — Потом, когда понял это? Ведь не внешне, а внутренне… сразу не поймёшь…
— Всё не так, Таша.
— Да. — Она отвела взгляд, глядя в окно. Странно, откуда эта горечь в душе? — Ты уже говорил это… летом.
Как здорово наконец видеть солнце. Солнце, которое сияет так же ярко, как до этой кошмарной ночи, где многие сорвали маски, слитые с кожей. Ведь что бы под ним ни произошло, солнце всегда будет светить так же безмятежно.
Она поймала себя на мысли, что ей становится ещё горше от этого осознания.
…«всё не так, Таша. Всё не так, как ты думаешь»…
Когда-то она боялась быть лишь разменной монетой в игре бессмертных. Теперь она знает правду — но та пугает её не меньше. Сколь изощрённая пытка, думала Таша; свести тебя с той, кого ты любил сотни лет назад — но не с женщиной, готовой принять твою любовь, а с девочкой, слишком юной даже для того, чтобы понять, что она влюбилась. Смотреть, как ты обрекаешь себя на то, чтобы быть ей отцом, не больше. Как мучаешься, когда она признаётся тебе в любви, обнимает тебя, просит быть с ней — так искренне, по-детски невинно, — а ты знаешь, что не смеешь, не посмеешь переступить черту…
Браво, Лиар.
Что с ним сделала вечность? Что заставило сильнейшего из амадэев так мучить тех, кого когда-то он любил больше себя?..
— Почему ты не сказал мне?
— А ты бы поверила?
— Нет. Я и сейчас не верю.
Горечь…
Горечь понимания, что новое знание освещает всю эту историю совершенно другим светом.
— Скажи мне, Арон…
— Да?
Она стиснула янтарную подвеску в тонких пальцах.
Спросить или нет?
Если не спросит, будет сомневаться до конца жизни.
— Скажи… то, что ты рассказывал о Лоуре… о том, почему Лиар поклялся тебе мстить…
…но если спросит — и получит ответ, которого не хочет слышать…
Опершись на локоть, Таша медленно села в постели.
— Скажи… это правда?
Для карточного стола его лицо было идеальным. Для неё — вдруг открыло то, о чём она должна была догадаться давным-давно.
Солги, забывая дышать, отчаянно подумала Таша. Пожалуйста, солги. Солги — я поверю.
Я ведь обещала верить тебе…
А потом Арон качнул головой.
Таша закрыла глаза.
Вот она. Правда, которой она так желала.
Правда, которой она так боялась.
— Значит, Лиар не лгал. — Почему-то было важным произнести это вслух. — Это ты убил её.
— Я не мог сказать тебя правду, — голос Арона был глух. — Я знал, что после неё… ты не сможешь относиться ко мне по-прежнему.
— Но тайное всегда становится явным. Или ты об этом не слышал? — горечь захлёстывала её с головой. — А как же твоё обещание, что ты больше никогда не будешь мне лгать?
— Это была последняя ложь, клянусь. Последняя ложь в моей жизни.
— Я думала, ты не станешь ломать сознание того, кого любишь. Но если ты сломал её сознание, что мешает тебе сломать моё? — Таша взметнула ресницы кверху, заглянув в серые сейчас глаза. — Я ведь помню, как мы встретились. Помню, как ты заставил меня забывать маму, Лив… как быстро я привязалась к тебе. Как готова была пойти за тобой на край света. Странно, правда? Странно… но одна вещь поставит всё на свои места. И, думаю, она же объяснит твоё нежелание рассказывать мне о старых привычках.
Он молчал. Лишь смотрел на неё с обречённостью.
Таша уже знала, как всё будет, но странное чувство фатальности происходящего не давало ей остановиться на полпути.