Поляна, на которой она лежала, заросла цветами от края до края. Ландышами и ромашками, фиалками и незабудками, тюльпанами, васильками и сонмом других. Поляну кругом обступила стена раскидистых голубых елей; сверху искрилось звёздами ночное небо.
Посреди круга стояли, с любопытством глядя на неё, девочки в пёстрых платьицах. Года по четыре, не больше. Их было шестеро, и они выглядели бы почти обыденно, если б не исходившее от них слабое сияние — и огромные, вдвое больше них самих, раскидистые крылья бабочек за спинами.
Феи…
Таша осторожно встала. Ободранные ладони горели огнём.
— Здравствуйте, — неуверенно произнесла она.
Феи переглянулись, и одна — кудряшки цвета осенней листвы, веснушки и огромные глаза цвета озёрных вод под полуденным солнцем, — шагнула вперёд. Платье её было соткано из красных кленовых листьев, цветы не приминались под хрупкими босыми ногами.
Девочка взмахнула тонкой рукой; пальцы её казались кукольными, они выглядели прозрачными, как фарфор. Выжидающе взглянула на Ташу.
Та опустила голову.
У её ног, по щиколотку утопавших в цветочном ковре, лежал большой глиняный горшок, доверху набитый золотом.
— Нет, нет. — Таша мотнула головой. Она уже взяла себя в руки. — Это мне не нужно. Я хочу…
Ещё один взмах — звёздный свет рассыпался в гранях рубинов, алмазов и изумрудов, которым уступило место золото.
Взгляд феи морозил кожу мурашками. Такая жёсткая и мудрая проницательность читалась на детском лице, такая тень и глубина таилась в детских глазах…
— И это мне не нужно. И это тоже. — Таша улыбнулась, взглянув на расшитую жемчугами и каменьями юбку, возникшую на ней вместо тулупа. Она не видела платья целиком, но знала, что оно достойно прекраснейшей из принцесс. — Простите, что отвергаю ваши дары. Но я пришла, чтобы попросить глоток воды из вашего источника, и только.
Фея не произнесла ни слова. Лишь прищурилась чуть.
Глядя в её глаза, Таша откуда-то поняла всё, что она хочет сказать.
— Да, честно говоря, я не очень-то этого хочу. Вернее, этого хочу не я, а мой друг. — Она коротко выдохнула. — Но то, чего я хочу на самом деле… вы мне этого дать не можете. Никто не сможет.
Фея долго смотрела на неё; в глазах старой, бесконечно старой женщины, так странно смотревшихся на детском личике, проявилась неизбывная печаль.
Сделала шаг назад.
Стайка фей расступилась одновременно с этим шагом. Цветы под их ногами качнули головками, прежде чем растаять в чистом воздухе пёстрым маревом.
Когда вместо цветов проявился обложенный камушками родник, весело журчащий, исчезающий ручейком среди белых колокольчиков, фея изогнула ладонь в приглашающем жесте — и Таша низко склонила голову.
— Спасибо, — сказала она, медленно подходя ближе.
Феи отступили ещё дальше, открывая ей проход.
Таша осторожно опустилась перед источником на колени. Сдёрнув варежки, сложенными ковшиком ладонями зачерпнула воды — студёнее льда, прозрачнее стекла, — и выпила.
От горла к животу прокатилась холодная волна.
Миг спустя голова взорвалась изнутри болью, заставившей её закричать.
Видения…
…умирающая волчица на залитом кровью ковре; мёртвый Арон на красной глине; человек в чёрном, летящий в бездну; альв, величающий Ташу «её высочеством», воины среди вспышек заклятий, она сама, невесть откуда взявшимися крыльями ловящая ветер…
Не видения, вдруг поняла Таша.
А затем — вспомнила.
Боль достигла высшей точки, выжигая что-то в голове безжалостным огнём — и исчезла.
Спустя некоторое время Таша наконец сумела понять, что лежит на снегу, скрючившись, дыша часто и отрывисто. Ещё спустя какое-то время — приподняться и оглядеть ночной лес.
Лёд, обливший берёзы и рябины, слабо серебрился в лунном свете. Феи исчезли вместе с обманчивой зеленью Зачарованного леса.
Вместе с ментальными барьерами, наложенными Ароном на её сознание.
Тариша Тариш Бьорк, она же Таша Арон Кармайкл, она же Тариша Арондель Морли и Тариша Альмон Фаргори, законная наследница престола Срединного королевства и особа, приближённая к заговорщикам, подняла варежки со снега. Натянув их на озябшие ладони, кое-как встала; пошатнувшись, ухватилась за ствол ближайшей берёзы. Постояла, собираясь с мыслями, глядя на тропку, начинавшуюся от её ног и убегавшую вдаль.
Найдя в себе силы оторвать руки от ледяной опоры, сделала один неуверенный шаг. Другой.
Глядя в темноту, в которой она видела так остро, как видят только оборотни, Таша зашагала по тропе: отчего-то не сомневаясь, что та, снова убегая вперёд, на деле ведёт её назад.
Дела-а, думала она, слушая снежный скрип под ногами. Ну и чехарда теперь в голове…
Но одно она всё-таки понимала достаточно ясно.
То, что убийство Алексаса за эту прогулку временно отменялось.
В обсерватории царил его величество бардак. На столе соседствовали пыльные свитки, кучи очиненных перьев, скомканные бумаги, звёздные карты и древние чашки из-под чая с заплесневелыми лимонами внутри. Круглую комнату оккупировали стопки книг, изогнутые под столь угрожающим углом, что обрушению их мешало разве что чудо. Напротив большого круглого окна, приткнувшегося под самым куполом крыши, сиял чистотой внушительных размеров телескоп. Он явно был здесь единственной вещью, за которой хозяин обсерватории действительно следил.
Когда на лестнице послышался неясный шорох, хозяин как раз сидел в кресле перед телескопом: старик, кутавшийся в плед, задумчиво кусавший мундштук трубки — табака в ней не бывало уже лет десять. Морщинистое лицо с крючковатым носом облаком окружали седые, по-мальчишески густые и ершистые кудри.
Светлые — до того светлые, что могли показаться слепыми — глаза обратили свой взгляд на дверь.
— Мхм… входи, Арон, — ещё до того, как раздался стук, хрипловатым голосом молвил звездочёт.
Амадэй, пригнувшись, прошёл в низкую дверку.
— Добрый вечер, Гирен.
— Не столь добрый, видать, раз ты удостоил меня своим посещением. Мхм, — казалось, хмыканьем старик скрывает рвущийся кашель. — Учитывая, что ты-то прекрасно знаешь: когда мне хочется кого-то повидать, я спускаюсь сам.
— Проницателен, как всегда. — Арон встал, опершись ладонями на пыльный стол. — Гирен, мне нужна твоя помощь.
Взгляд зелёных глаз скрестился с бесцветными.
— Мхм. — Наконец оттаяв от изучающей неподвижности, старик погрыз трубку. — Знаешь, Арон, а я догадываюсь, что тебе нужно. И я, мхм, удивлён, что ты смеешь просить меня об этом, помня о моей клятве.