— Это случилось незадолго до того, как амадэев свергли, — произнёс Арон потом: безо всякого вступления, будто с предыдущей части его рассказа не прошло уже больше месяца. — И хорошо, что именно тогда. Не знаю, что было бы, разорви мы отношения раньше.
— А как вы прожили… ну… предыдущие шестьсот лет? — полюбопытствовал Джеми, осторожно присаживаясь на узкую кровать. — Всё было нормально?
— Более чем. Поколения сменялись, происходили изобретения, совершенствовалась магия. Строились города, ведь людей становилось всё больше. Преступления были редкостью, потому что люди знали — за каждое преступление обязательно последует возмездие, и бежать бесполезно: Воины и маги, учившиеся у них, могли найти любого. Конечно, амадэев боялись, но мы были готовы к этому… такова была наша участь — не знать от подданных любви, и мы принимали её.
— А отношения между вами? Между амадэями? Всё-таки вечность друг с другом…
— Обычные человеческие взаимоотношения. Ссорились, мирились. Год или вечность — это не так уж важно: счёт дням теряешь уже в конце первого века. Вам прекрасно известно это ощущение… когда в детстве время тянется ужасно долго, а потом стрелки часов словно сдвигаются, и с каждым прожитым годом время бежит всё быстрее… пока день не начинает казаться часом. — Арон вздохнул. — К тому же правление лишало нас возможности скучать.
— И с Лиаром вы всё так же дружили? — недоверчиво уточнила Таша. — Все эти шестьсот лет?
— Да. И помимо дружбы, связавшей нас в детстве, нас объединяло ещё одно знание… простое, грустное и в чём-то страшное знание. Того, что у нас нет никого, кроме друг друга. — Арон мельком улыбнулся. — Свои мысли и чувства я мог рассказать лишь ему, он — только мне. Помимо выбора, мы были связаны данностью — и предпочитали, чтобы данность не вытесняла выбора. Поэтому всегда мирились, как бы серьёзно ни повздорили.
— Так вы всё же ругались?
— Да. И чаще всего Лиар ругал меня. — Он помолчал. — Хоть мы и были амадэями, но простой жизни иногда тоже хотелось. В свободное время мы часто бродили по городу… замаскировавшись, конечно. Любили маскарады, ведь там можно было спокойно скрыть своё лицо, на пару часов притворившись простыми людьми. Но если Лиар никогда не забывал о контроле, мне порой ужасно хотелось снова почувствовать себя живым. И я, так сказать, немного увлекался.
— Ты?
— Выпивка в основном. Это помогало забыться. Однако, забываясь, я забывал слишком многое. Лиар не раз вытаскивал меня из какой-нибудь сомнительной компании, где делали какие-нибудь сомнительные вещи и присутствовали какие-нибудь сомнительные женщины. Или даже не сомнительные, что дела, впрочем, не меняло. И наутро брат распекал меня почём свет стоит, а я ещё обижался. — Арон почему-то улыбнулся. — Дурак был, что с меня взять.
— А Лиар что, не пил? — спросил Джеми.
— А Лиар что, не заглядывался на женщин? — спросила Таша.
— Пил, но немного. Он никогда не позволял себе забываться, как я. И на женщин заглядывался… мы же были по природе своей простыми смертными. Но не слишком часто. В конце концов, это было довольно жестоко — использовать женщин, зная, что мы не можем ничего предложить им взамен, кроме удовольствия в постели. В конечном счёте мы всегда выбирали именно этот вариант… тело, но не душа. Так было безопаснее: случайная ночь без обязательств и риска привязаться. Риска, который ставил на кон слишком многое. И я поддавался слабости чаще Лиара — мне слишком хотелось тепла, пусть даже фальшивого. Однако нас устраивало подобное положение вещей… пока не появилась Лоура.
Он замолчал.
Таша с Джеми тоже сидели тихо. Любое слово явно прозвучало бы лишним. Только слышно стало, как бьются хрусталинки дождя за окном; бьются о мокрые камни и черепицу башни, голые ветви вишен и чёрные сжатые поля, укутанные вечерней мглой.
— Её встретил Лиар, — наконец произнёс Арон. — На одном маскараде. Они провели вместе приятную ночь, после которой она должна была уйти из его жизни, как сотни женщин до этого. Они даже не спросили имён друг друга. А потом мы вдруг увидели её в своём судилище… один человек обвинял Лоуру в том, что та наложила на него проклятие. Она была волшебницей, ученицей самого Ликбера, и ей было двадцать три. Мы быстро разобрались, что она не виновна, нашли истинного виновника, одного колдуна, а Лоуру отпустили с миром. Но тем же вечером Лиар отправился прогуляться по городу — и встретил её в третий раз. Караулившую его у дверей нашего дома.
— А где вы жили? — спросил дотошный Джеми, вызвав недовольный взгляд Таши: по её мнению, это был далеко не самый интересный вопрос. — Не во дворце?
— Нет. Жилые помещения располагались прямо над нашим судилищем, но потом на этом месте построили королевский дворец, — кратко ответил амадэй. — Как выяснилось, на суде Лоура узнала Лиара. И поняла, зачем на самом деле ему нужен был тот маскарад и та единственная ночь, и пожалела его — беднягу, обречённого на вечное одиночество. Она сказала, что хочет быть его другом… милое невинное создание. Да, она была такой, и ночь без обязательств, которая была для неё не первой, этого не меняет, — заметив сомнение в Ташином взгляде, усмехнулся Арон. — Она знала о нашем запрете, но сказала, что ей не нужна постель. Она просто хочет быть рядом с ним, и для этого не обязательно быть ни возлюбленными, ни любовниками. А Лиар согласился. И потом, наверное, проклял себя за это сотни тысяч раз… что всего однажды позволил себе забыть доводы разума, твердившие ему, что он должен сказать «нет».
Арон смолк; и какое-то время тишину вновь нарушал лишь шелест дождя за окном, в которое он смотрел.
— Он рассказал тебе всё это? — тихо спросила Таша, решившись нарушить воцарившееся молчание.
— Да. У нас не было друг от друга секретов. И, наверное, единственный раз в жизни я стал играть роль его голоса разума, а не он — моего, — слова явно давались амадэю с трудом. — Видишь ли, у Воинов есть одно свойство, общее с эйрдалями… или оборотнями. Они умеют очаровывать. Порой — сами того не желая. Такова магия, текущая в их крови. И я говорил Лиару, что при подобном обстоятельстве эти отношения станут пыткой как для него, так и для Лоуры, что она изначально подпала под влияние его магии, не более… но он лишь смеялся и отвечал, что он-то в отличие от своего маленького братишки всегда знает, когда нужно остановиться, и не допустит, чтобы всё зашло слишком далеко. Что порвёт с ней прежде, чем это станет мучением для них обоих. И я умолкал… и просто наблюдал.
Лиар не стремился к уединению с ней, так что мы проводили много времени втроём. Лоура стала частой гостьей в нашем судилище, и в итоге вышло так, что она скрашивала дни не только Лиару, но и мне. Чуточку рассеивала окружающий мрак, воцарившийся уже тогда… не буду вдаваться в подробности, это отдельная история. Поначалу общение с ней просто меня забавляло — она ведь была всё равно что ребёнком для нас. Но потом это перестало быть забавой. И в какой-то момент…
Он осёкся, точно не решаясь произнести окончание фразы — но Таша закончила за него:
— Вы поняли, что полюбили друг друга?
Арон долго молчал.
Потом кивнул.
— Я полюбил её. А она полюбила меня, — тихо сказал он. — Она порвала отношения с Лиаром, чтобы не мучить его. Тот внешне воспринял это на удивление спокойно… даже когда узнал, что она продолжает встречаться со мной. Что он чувствовал на самом деле, я узнал много позже… но долго наши с ней встречи не продлились.
Очередная пауза вновь наполнила комнату тишиной, тягучей и тяжёлой, словно водная толща.
— Что произошло? — не выдержав, спросил Джеми.
— Она покончила с собой.
Голос амадэя прозвучал ровно, невыразительно. Точно он сообщил ничего не значащий факт.
Должно быть, с такой же невыразительностью Лиар когда-то отвечал Лоуре на известие о том, что больше они не увидятся.
— Что? — вырвалось у Таши. — Как?..
— Повесилась.
— Почему?!
Арон снова молчал. Так долго, что Таше стало стыдно обрекать его на эту пытку — но, начав, она уже не могла отступить.
Она должна была знать всё.
— Потому что магия амадэя вступила в конфликт с тем, что она чувствовала на самом деле, — наконец вымолвил Арон бесстрастно. — Она любила одного, а магия твердила ей, что другого. И какая-то часть её постоянно твердила, что любовь ко мне — ложь, что это неправильно, что это ненастоящее чувство… и это противоречие свело её с ума. И она убила себя.
Вновь воцарившаяся тишина окутала Ташу вкрадчивой паутиной.
Магия амадэя, думала она. Очарование, которому ты не можешь противостоять, заставляющее людей чувствовать себя мотыльками, летящими на пламя свечи; магия, текущая и в её крови…
Она никогда не задумывалась, что это может привести к подобному исходу.
И осознание этого было не менее страшным, чем всё, что она только что узнала.
— Но почему… почему он мстит тебе? — едва слышно спросила Таша, всё же решившись разорвать паутину молчания.
Арон встал; на лицо его маской легли вечерние тени.
— Потому что я встал у них на пути. Потому что моё существование привело к тому, что она ушла из его жизни раньше, чем он бы того хотел, — сказал он, прежде чем сделать шаг к двери. — И потому что любовь ко мне, заместившая чувство к нему, убила её.
Таша смотрела, как он идёт к выходу из комнаты. Понимая, что разговор окончен.
И понимая, что легче после услышанного ей не стало. Ни на йоту.
— Это… чудовищно, — прошептала она. — Какое право он имеет так мучить тебя за это?