Йоркшир, Англия, июль 1998 года
— Боже, он великолепен. Ты согласна?
Джейни передала журнал Сиене, которая развалилась на диване в доме родителей подруги. Ее ноги были закинуты на ноги Патрика, который приходился Джейни старшим братом и встречался с Сиеной.
— Ну, не знаю… — протянула девушка, стараясь сохранить на лице отсутствие интереса. С обложки июньского «Хелло!» на нее смотрел улыбающийся Хантер. Черные волосы парня были слегка растрепаны, синие глаза хитро прищурены. — Да, выглядит ничего…
Джейни Кэш, одноклассница Сиены, пригласила подругу в йоркширский домик своих родителей, обветшалый, хотя и уютный.
Всего десять дней назад окончилась последняя сессия, а с ней и мучительные годы в застенках школы Святого Хавьера.
Обе девушки все еще не отошли от ужасной вечеринки, которая увенчала окончание экзаменов. Сиена никогда не находила привлекательными деревенские дома, но после недельной попойки ей был необходим отдых. Вместе с Патриком девушки часами таращились в телевизор, поедали шоколадный пудинг, который так часто готовила миссис Кэш, или загорали на лужайке. Присутствие Патрика было для Сиены отдельным бонусом.
Девушка небрежно бросила журнал на пол, обложкой вниз. Ее ужасно раздражало, что лицо Хантера почти отовсюду смотрит на нее этой чуть ироничной улыбкой и что подруги постоянно восхищаются новой звездой. С тех пор как дядя Сиены получил роль Майка Палумбо в «Советнике», самом популярном сериале со времен «Династии», его имя пестрело всюду, доводя девушку до белого каления.
Все знали, что Сиена и Хантер не виделись и не разговаривали почти десять лет, но продолжали расспрашивать о нем, вороша воспоминания и поднимая обиду и горечь, застывшие в душе.
Но больше всего девушка досадовала на то, что Хантер воплощал в жизнь ее мечту. Сиена с детства грезила об актерской карьере, она хотела быть знаменитой на весь мир, и только это и было для нее по-настоящему важным. Ей было недостаточно быть дочерью Пита Макмаона и внучкой Дьюка, нет! Она мечтала о настоящей славе, о великих ролях и толпах поклонников, в восторге выкрикивающих ее имя. Сиене хотелось, чтобы ее обожали, как когда-то Дьюка.
Это она должна была блистать на обложках журналов, а не Хантер! Конечно, Сиена не желала другу зла, и зависть ее не была по-настоящему черной, но разъедала душу, словно червь спелое яблоко. Ей было тяжело читать о Хантере, пробивающемся на вершины Голливуда, в то время как она сама застряла в ненавистной сырой Англии, была вынуждена столько лет торчать в проклятой школе. Отец ожидал, что Сиена поступит в Оксфорд, на медицинский факультет, и не желал слышать возражений. Когда-то Минни не смогла закончить медицинский, а потому Пит хотел воплотить в жизнь мечту матери руками Сиены.
Но Сиена не намерена была становиться врачом! Она ненавидела саму мысль о семи годах колледжа, а затем врачебной практики.
Патрик взял в руки голую ступню Сиены и принялся осторожно массировать. Девушка улыбнулась. Парень, правда, был очень мил. Он инстинктивно чувствовал раздражение Сиены и всегда умел ее успокоить прикосновениями. Похоже, от Патрика не укрылось, что Сиена не любит говорить о Хантере и своем детстве.
Если бы и остальные были столь же тактичны, как он!
После смерти Дьюка Питер не тратил времени попусту: он немедленно сплавил Сиену в Англию, засунув в самую скучную школу страны. Когда Сиена впервые приехала в Хэнкок-Парк на каникулы, Хантера она не застала. Каролин с сыном переехали в скромную квартирку где-то в Лос-Фелис. Девочка умоляла отца дать ей координаты старого друга, затем приставала с той же просьбой к Минни и Лори, затем к Клэр, но никто не сообщил ей адреса Хантера — то ли из страха перед гневом Пита, то ли по какой другой причине.
Однако Сиена могла поклясться, что как-то раз, проводя очередные каникулы в Лос-Анджелесе, видела в кабинете отца конверт, подписанный рукой Хантера. Она прекрасно помнила, какими круглыми выходили у друга буквы, а над i приятель ставил даже не точку, а целый кружок.
Сиена хотела выкрасть письмо Хантера, но была остановлена Тарой, помощницей Пита, тощей злой теткой, которая была слепо предана работодателю. Она буквально вырвала конверт из рук Сиены и торопливо заперла его в ящике стола.
Когда девочка спросила о письме у Пита, тот сказал, что не даст ей его прочесть ради собственной безопасности Сиены.
— Что это значит, папа? — шмыгнув носом, спросила она.
— То, что написал тебе Хантер, ужасная гадость. Он сообщает, что отныне не желает общаться с Макмаонами. Сейчас Хантеру семнадцать, ты же знаешь. Думаю, он достаточно взрослый, чтобы с его желаниями приходилось считаться.
— Но ведь он написал «Макмаоны», он не имел в виду меня, — настойчиво сказала Сиена. — Он никогда не отказался бы от меня, я знаю!
— Прости, дорогая, но ты ошибаешься! — рявкнул Пит. — Он отказался от тебя. Хантер решил, что его новая жизнь никак не будет связана с прошлым.
Странно было думать о том, что этот разговор состоялся целых восемь лет назад. С того момента Сиена перестала ждать писем от Хантера. Друзья, которые когда-то были неразлучны, больше не виделись.
— Эх, ну и скукотища! — Патрик сбросил с себя ноги Сиены, встал и потянулся. — Пошли попрыгаем в кукурузу?
— В кукурузу? А как в нее прыгают? — заинтересовалась Сиена, не без удовольствия глядя на высокую крепкую фигуру своего парня. Конечно, для игрока в регби Патрик был немного худощав, но ей нравилась его ленивая кошачья пластика, особенно в постели.
Разумеется, она вовсе не была в него влюблена. Сиена поклялась не влюбляться до тех пор, пока не станет богатой и известной. И по крайней мере до тридцати. Ей хотелось стать счастливой без непосредственного участия мужчин, поэтому сердце никогда не участвовало в ее увлечениях. Патрик мог быть настоящим ангелом, гораздо более опытным и талантливым в постельных играх, но Сиена считала его лишь этапом в жизни, приятным и необременительным дополнением к отдыху.
— Ты никогда не прыгала в кукурузу?! — воскликнула Джейни, хитро прищурившись. Она схватила подругу за руку, заставляя подняться с дивана. — Ты должна это испытать, пошли!
— Эй, да объясните же мне, о чем речь! — хохотала Сиена. — Меня мучает любопытство и страх, что вы принудите меня к какому-то опасному развлечению. Прыжки в кукурузу, это же надо! Небось в Лос-Анджелесе так не развлекаются.
— Если не попробуешь, много потеряешь, честное слово! — воскликнул Патрик со своим забавным британским акцентом.
Это снова напомнило Сиене о Максе Десевиле. Она не видела его так же давно, как и Хантера, и не знала, общаются ли старые друзья до сих пор.
— Пошли, расскажем по дороге, — настаивал Патрик.
Сиена последовала за ним и Джейни во двор, а затем к старому амбару. Ее приятели заговорщицки хихикали и пихали друг друга локтями. Сиена подумала, что, должно быть, здорово иметь настоящую семью, как у Кэшей. Мать и отец Джейни оказались невозмутимыми людьми, которым было совершенно плевать, поступят ли их дети в Оксфорд и станут ли занудными врачами. Родители просто любили своих детей, и все.
Все трое перелезли через забор и с трудом откатили в сторону дверь амбара. Здесь был сеновал и три огромных стога с силосом. Солнце пыталось пробраться внутрь, залезая сквозь пыльные оконца и щелки в бревнах, играло пылинками и грело деревянный пол. Здесь пахло домашними животными и увядшей травой — эти запахи навеки отпечатались в памяти Сиены, как запахи истинной Англии.
Девушка знала, что никогда не смогла бы жить в деревне, следить за скотом, выращивать урожай и ездить в город за покупками. Сотни миль до ближайшей прачечной, до клуба или ресторана — что может быть хуже? Казалось, время застывало в подобных местах, чтобы сохранить дурацкие традиции, которыми почему-то так гордились все англичане.
Впрочем, ругая Англию, Сиена немного кривила душой. Конечно, сердце ее рвалось обратно в Америку, в Голливуд, но спокойные, умиротворяющие английские пейзажи западали в память, запахи будили какие-то ассоциации с детством и газонокосилками, домиком на дереве и теплой водой бассейна.
Когда Сиена занималась с Патриком сексом, ей нравилось представлять себя героиней «Грозового перевала», страстно обнимающей любимого прямо посреди суровой английской природы.
— Шевелись, Сиена! — крикнул Патрик весело, врываясь в амбар, словно мальчишка. — Сюда, быстрее!
Меж тем Джейни уже забиралась по лестнице куда-то под самую крышу, на сеновал. Прямо под ней был еще не убранный стог кукурузного силоса с уже выбитыми зернами.
— Кукуруза уже в ящиках, — пояснил Патрик, подмигнув. — А вот силос остался. Видишь, какой огромный стог? В него-то и нужно прыгать.
Сиена с ужасом взглянула на подругу, которая как раз стояла на краю узкой платформы, прямо над стогом сухих кукурузных стеблей и листьев.
— Боже мой! — испуганно прошептала она. Патрик весело хохотнул.
— Не бойся, это совершенно безопасно. Ты должна попробовать.
Сиена с сомнением посмотрела на Джейни, казавшуюся снизу такой маленькой.
— Я не смогу, ни за что! — пискнула девушка, тряся головой. Черные кудри запрыгали из стороны в сторону. — Я туда не полезу. Нет, приятель, так не пойдет!
— Ты цитируешь деда? — крикнула из-под потолка Джейни. — Очень похоже, прямо удивительно! — Она прикусила язык. Сиена предпочитала не вспоминать о Дьюке, потому что каждое воспоминание отзывалось в сердце еще более сильной болью, чем мысли о Хантере.
Однако сегодня у Сиены было отличное настроение.
— Спасибо, я старалась, — откликнулась она. — Но наверх я все равно не полезу.
— Какая ты все-таки зануда, — поддел Патрик и поцеловал Сиену. Ее губы пахли вишневым бальзамом. — Ведь это совершенно не страшно. Просто лезешь наверх, поворачиваешься и прыгаешь в кукурузные листья. Учти, такое развлечение возможно только одну неделю, после урожая, пока сохнет силос.
— Залезай ко мне! — позвала сверху Джейни.
— Нет, не могу, — сказала Сиена, пятясь назад.
— Да чего ты боишься? — удивился Патрик.
— Ну… на следующей неделе я работаю с Эльзой Моран, — пояснила Сиена. — Что, если я оцарапаю или порежу лицо? Ты же знаешь, как сильно иногда царапается кукуруза. На показе у меня должно быть лицо в стиле сороковых, понимаешь? Если я предстану перед Эльзой с царапинами, мне дадут от ворот поворот.
Эльза Моран, о которой с таким почтением говорила Сиена, была начинающим дизайнером, совсем недавно вдруг оказавшимся на пике моды и привлекшим к себе внимание широкой публики. По сути, Эльза Моран стала событием года на лондонской Неделе высокой моды. К великому удивлению и радости Сиены, Эльза отобрала ее из тысяч претенденток для показа и съемок в модном журнале. Это было первое серьезное предложение, которое получила Сиена, и она с нетерпением ждала предстоящего показа. До этого момента девушку уже приглашали в качестве модели, но это были крохотные агентства, да и за показы платили сущие крохи.
— Ах, простите меня, мисс Супермодель! — рассмеялся Патрик, поглаживая Сиену по спине.
Она знала, что Патрик не одобряет ее увлечения миром моды, считая его пустым и глупым. Он не понимал, чем так хорош модельный бизнес или Голливуд, озадаченно слушал ее рассказы о будущей славе. Патрик видел, что Сиена хочет добиться желанной цели без помощи отца и семьи, и уважал подобные стремления, но сама цель вызывала у него лишь недоумение.
Меж тем Сиена обзавелась личным агентом, вышла на Моран — практически без посторонней помощи — и теперь волновалась в ожидании показа и съемки. Сиене хотелось, чтобы ею гордились и одобряли. Она рассказывала о своих успехах Патрику, но тот день ото дня все больше мрачнел и постоянно отмалчивался. Казалось, он боялся, что модельный бизнес украдет у него Сиену, и, пожалуй, был недалек от истины.
— Ладно, — вздохнул парень. — Стой тут и смотри, как мы веселимся. И пусть тебя терзает черная зависть.
— Смотрите на меня! — взвизгнула Джейни и бросилась вниз.
Она плюхнулась в стог, подняв кучу пыли, и через несколько секунд выкарабкалась почти из центра сена, вся обвешанная сухой травой и ужасно довольная.
— Ух, это было здорово! — воскликнула она, небрежно отряхиваясь. — Давай, Клавдия-чертова-Шиффер, лезь наверх! Недотрога!
— Господи, да провались ты со своей кукурузой! — вздохнула Сиена. — Будь по-твоему. Патрик, я поднимаюсь за тобой, придержи лестницу!
Поднявшись на узкую деревянную платформу и глянув вниз, Сиена едва не раскаялась в своем безрассудстве. С высоты стог казался не только маленьким, но и не слишком высоким.
— Вот черт, далеко! — пробормотала она, кусая губу.
— До земли действительно далековато, а вот до стога каких-то метров шесть. Клянусь, промахнуться невозможно.
— Ты уверен? — Сиена испуганно глянула на Патрика.
Парень рассмеялся, его карие глаза смотрели добродушно и ласково.
— Милая, ты не сможешь промахнуться. Глянь на этот стог! Он размером с Канаду, не меньше!
Сиена выглядела ничуть не убежденной.
— Да ты хоть раз Канаду на карте видел? — проворчала она.
— Тогда, может, прыгнем вместе? — предложил Патрик. — Со мной тебе нечего бояться, детка.
Сиена невольно улыбнулась. Патрик никогда не обманывал ее, вел себя обходительно и благородно. Она даже испытывала некоторую вину — пару раз она изменяла своему Ромео, потому что никогда не воспринимала его всерьез.
Она часто меняла любовников. Возможно, виной такому непостоянству были подсознательное желание быть любимой и бесплодная попытка найти того, кто подставит сильное плечо. Сиена словно опасалась, что в какой-то момент Патрик может бросить ее, точно так же, как все дорогие люди в ее жизни, а потому заранее искала ему замену.
Она понимала, что Патрик заслуживал лучшего отношения.
— Я согласна, — с улыбкой сказала Сиена, вкладывая ладонь в руку Патрика. — На счет три?
— Да, на счет три.
— Ладно. Один, два, — Сиена крепко зажмурилась, — три!
На мгновение она ощутила странное чувство — среднее между полетом и падением, и вот уже ее приняла мягкая поверхность кукурузного стога, прогнулась и поглотила, словно вязкое болото.
— Получилось! — завизжала Сиена, выдираясь из пыльного нутра стога. — Я прыгнула! Я прыгнула! — Она бросилась к Джейни, порывисто обняла ее за плечи и принялась скакать на месте, словно перевозбужденный ребенок. — Это было так здорово!
Сиене казалось, что ей снова семь лет — самая счастливая пора детства.
Патрик обменялся с сестрой понимающими взглядами. Внезапное веселое сумасшествие Сиены изрядно позабавило обоих.
— Американка, что тут скажешь, — тихо пробормотал парень.
— Да уж, — с улыбкой откликнулась его сестра.
Уже вечером, после вкусного и крайне плотного ужина с родителями Джейни, все семейство принялось играть в шарады. Некоторое время поучаствовав, Патрик и Сиена убрались в спальню.
Они лежали на постели, обнаженные и довольные. Патрик гладил Сиену по спине, вид у него был задумчивый.
— Твой отец ненавидит проигрывать в шарады. Такой упрямый, — заметила девушка.
— Да, ужасно упрямый, — откликнулся Патрик лениво. — Иногда он дуется целый вечер, если не угадает загадку. В двух случаях из трех мама отказывается с ним играть. Тогда он начинает ходить за ней по дому и канючить. В общем, в итоге она соглашается.
— Они такие забавные. — Сиена шумно вздохнула. — Хорошие родители. Они все еще любят друг друга, как считаешь?
Патрик призадумался.
— Да. Уверен, что да. А что? Твои родители не любят друг друга?
Сиена раздраженно хмыкнула:
— По крайней мере по ним этого точно не скажешь. — Она перевернулась на бок, отбросив на спину волосы, и посмотрела на Патрика. — Моя мать такая слабохарактерная.
В ее голосе звучала горечь, и Патрик поцеловал девушку.
— А отец… — продолжала Сиена.
— Я знаю, — мягко сказал Патрик. — Ты с ним не ладишь.
— Мне кажется, ему плевать, что со мной, жива я или умерла. — Сиена вздохнула.
— Да брось! Звучит как-то неправдоподобно.
— Да? Хотелось бы мне, чтобы я ошибалась. Единственное, что волнует отца, — Оксфорд и ученая степень. Ему просто хочется блистать на вечеринках, к слову вставляя, что его дочь окончила престижный колледж в Англии, вот и все! Отцу доставляет удовольствие мысль, что я буду учиться с «английскими леди», пф!
— Это с такими, как Джейни? — засмеялся Патрик. — И что, в Америке это ценится?
— А ну его к черту! — выпалила Сиена, садясь. — Я не пойду в Оксфорд! Я стану моделью и заработаю собственными силами деньги и славу. Плевала я на волю отца! Он сам выставил меня из дома, вот! Пусть теперь подотрется моим дипломом!
Она говорила так громко, что Патрик испугался, как бы ее слова не услышали родители.
— Вот так-то! Пусть подотрется своим Оксфордом!
— Наверное, это будет болезненно, — шепотом заметил Патрик, пытаясь свести все к шутке. — И знаешь, твои мечты… они… в общем, обидно, что мне нет среди них места.
— Я… ты не понял…
Патрик нащупал сигареты, лежавшие на полу, и закурил. Затянувшись, он предложил сигарету Сиене, но она покачала головой.
— Слушай, ты не можешь просто так плюнуть на Оксфорд. Тебя уже приглашали на курс, и экзамены ты сдала отлично. Разве можно упускать такой шанс?
— Плевала я на Оксфорд, — упрямо повторила Сиена.
— Плевала, значит? Ладно, ты выбрала модельный бизнес, допустим. — Патрик нахмурился. — Но ведь ты очень рискуешь. Ты можешь поставить на модельный бизнес все и оказаться в проигрыше. Неужели быть моделью — твоя главная жизненная цель? Быть вешалкой? Таращиться с разворотов, висящих в мужских туалетах?
Сиена возмущенно глянула на Патрика.
— Дурак! Я же говорила, что стану актрисой. Модельный бизнес — первая ступень в карьере актрисы, если нет специального образования. Мой агент говорит, что главное — попасть на Неделю моды в Париж. Там всегда бывают кучи людей от киноиндустрии, директора по кастингу, например. Они ищут новые лица, и я могу попасть в поле их зрения. Так начинали многие известные актрисы!
— Неужели? — скривился Патрик и выпустил дым через нос, словно недовольный дракон. — Назови хоть одну!
— Камерон-чертова-Диаз, вот так-то! Та, что играла в «Маске»! Что, съел, придурок?
Сиена возмущенно вскочила с кровати и принялась надевать пижаму. Ее раздражало неверие Патрика. Почему даже он принимает сторону ее отца?
— Сиена, погоди…
— Кстати, Мерилин, мать ее, Монро тоже была моделью!
— Не думаю, что Мерилин имела огромный успех в Париже.
— Да, умник, она не имела особого успеха, но именно на подиуме ее и заметили! — Теперь Сиена была в бешенстве. — Тебе не нравится, что я модель, потому, что ты меня ревнуешь! Ты боишься, что на мои фотографии будут пялиться разные мужики, а кое-кто будет фантазировать на мой счет! Ты просто неуверенный в себе дурак!
— Это неправда! — возмутился Патрик. Слова Сиены больно задели его, потому что были недалеки от истины.
— Тебе бы больше подошло, если бы я тусовалась со скучными студентами и зубрила анатомию да ковырялась в трупах! Так, да?
Сиена с такой ненавистью выкрикнула эти слова, что Патрику стало почти страшно. Он не понимал, как обычная перебранка могла окончиться такой ссорой, и беспомощно смотрел на приятельницу. Кофта ее пижамы выглядела забавно — пуговицы оказались застегнутыми вкривь и вкось.
— Тебе плевать на мои желания! — вопила девушка, размахивая руками. — Тебе плевать, счастлива я или нет! Ты такой же, как мой дурацкий папаша! Так вот знай: я стану актрисой! И поверь, когда это произойдет, меня будет знать весь мир, и не потому, что я ношу имя Макмаонов, нет! Я добьюсь своей цели сама, а модельный бизнес — только начало!
— Сиена, — испуганно начал Патрик, — я не пытался тебя осудить. Просто меня волнует твое будущее. — Он беспомощно смотрел на криво застегнутые пуговицы и не решался сказать об этом Сиене. — Единственное, чего я хочу, — это чтобы ты не наделала глупостей. Не стоит пренебрегать Оксфордом просто ради того, чтобы досадить отцу. — Патрик похлопал ладонью по кровати. — Иди сюда, не злись.
— Заруби себе на носу, я плевать хотела на Оксфорд, и дело тут не в моем отце. Я хочу целиком посвятить свое время модельному бизнесу, и учеба будет мне мешать! Я ненавижу Оксфорд! И я ненавижу Англию! Если бы ты попытался меня понять, то знал бы, что я терпеть не могу эту унылую, дождливую страну. Я десять лет мечтала уехать отсюда, понимаешь? Модельный бизнес — это глоток свежего воздуха, путь наверх, прочь из этой дыры. Если тебя коробит то, что я говорю, значит, нам не по пути!
Сиена гневно глянула на ошеломленного Патрика и выскочила из его спальни, хлопнув дверью.
Из ванной как раз выходил мистер Кэш, и Сиена мысленно выругалась. Как не вовремя! Мужчина, облаченный в банный халат, с трубкой в зубах, напоминал ей престарелого Шерлока Холмса.
— А, Сиена! — добродушно воскликнул мистер Кэш. — Ходила пожелать Патрику спокойной ночи? — Он заговорщицки подмигнул.
Сиена с тоской подумала, что отец Патрика — чудесный человек, как и ее приятель. На фоне их она сама себе казалась злой, неблагодарной сукой.
— Э… да. Мы болтали, — краснея, пробормотала Сиена. — О будущем… о планах там… карьере…
Джереми Кэш задумчиво посмотрел на подружку сына. Он понимал, что в такую красивую девушку трудно не влюбиться, и сочувствовал Патрику. Было ясно, как божий день, что Сиена быстро к нему охладеет. Джереми симпатизировал девушке, зная, что она родилась не в самой благополучной семье, но понимал, что они с Патриком не пара.
Наклонившись, мистер Кэш отечески чмокнул девушку в лоб.
— Спокойной ночи, Сиена.
— Спокойной ночи и вам, — пробормотала та.
— Да, Сиена! — окликнул Джереми Кэш девушку, когда она уже коснулась двери своей спальни. — В следующий раз, когда вы будете обсуждать с Патриком свои планы на будущее, постарайся следить затем, как застегиваешь пуговицы.
Сиена в ужасе глянула на свою пижаму и покраснела, как спелый томат.
— Приятных сновидений, — махнул рукой Джереми.
— Простите, ребята, это я виноват, — вздохнул Хантер. — Попробуем еще раз?
Пара операторов закатили глаза, но беспрекословно приготовились снимать четвертый дубль. Никто из команды не злился на Хантера, потому что с ним никогда не было проблем при съемке. Он не капризничал, не забывал текста и всегда уважал интересы других.
Шли съемки второго сезона «Советника». Первая часть с триумфом прошла на телеэкранах и имела высокие рейтинги. Несмотря на успех сериала, Хантер оставался простым парнем без единого признака звездной болезни и испорченности. Люди, с которыми он работал, радовались тому, что им так повезло с главным актером «Советника». Хантер не требовал повышения гонорара, не пропускал ни единого дня съемок, не напивался и не употреблял наркотиков. Он даже не менял подружек, как все начинающие актеры, добившиеся какой-никакой популярности. Поклонницы Хантера осаждали ворота студии, под разными предлогами проникали на съемочную площадку, засыпали парня подарками и открытками, но их настойчивого внимания Хантер словно и не замечал. Вечера он проводил дома, зубря текст и репетируя реплики, иногда смотрел фильмы, взятые в прокате. По утрам Хантер появлялся на студии с коробкой шоколадных кексов и термосом кофе для съемочной бригады. Команда буквально молилась на него.
— Даже не знаю, что со мной сегодня, — виновато продолжал Хантер, теребя свою густую шевелюру. — Вчера весь вечер учил текст, а сегодня не помню ни одной реплики.
— Не переживай, — усмехнулась Лейни Армстронг, его партнерша по сериалу. Она положила руку Хантеру на плечо. — У всех у нас бывают такие дни, ты не замечал? — Она тряхнула светлыми волосами, от которых были в восторге все мужчины. Разве что Хантер не замечал яркой красоты Лейни, ценя в ней прежде всего актерский талант. — Предлагаю сделать небольшой перерыв. Выпьем кофе и начнем сцену сначала.
Хантер благодарно кивнул и опустился в белое пластиковое кресло, какие часто ставят на улице возле дешевых забегаловок. Он устало проглядел нужную страницу сценария, уже в восьмой раз. Реплики снова казались незнакомыми. Возможно, все дело было в нечеловеческой жаре. Хантеру в роли Майка Палумбо приходилось целый день носить серый костюм из тонкой шерсти и потеть под горячими прожекторами студии. И это в то время, когда на улице стояло раскаленное лето! За один рабочий день Хантеру приходилось менять три-четыре белые рубашки, потому что они насквозь промокали от пота. Отдыхал он только в те моменты, когда наступала пора постельных сцен с Лейни, не слишком откровенных, а оттого довольно нетрудных. К восторгу юных поклонниц со всего света, Хантер появлялся в кадре в одних боксерах от Кельвина Кляйна. По правде говоря, парень несколько стеснялся фланировать по импровизированной комнате в трусах, но это было лучше, чем обливаться потом на солнцепеке.
Прищурившись, Хантер вчитывался в сценарий. Ему всегда с трудом давалась зубрежка текста. Еще в школе выяснилось, что Хантеру трудно учить что-либо наизусть, и это порядком огорчало мальчика. Он еще помнил, как издевался над ним отец Сиены. Пит посмеивался над безуспешными попытками Хантера выучить стихотворение, называл тупицей и ставил в пример свою дочь.
Нет, не тупицей! Пит называл Хантера кретином, а порой не стеснялся употреблять выражения и похлестче.
В последнее время Хантер частенько вспоминал своего сводного брата. Кстати, его сегодняшняя рассеянность была частично связана с Питером Макмаоном.
Внезапный взлет «Советника» на высшие строчки рейтинговых хит-парадов стал сюрпризом не только для Хантера, но и для его сводного брата, который изводился от бессильной злобы.
После смерти старого Дьюка карьера Пита устремилась вверх. Мало того что он стал исполнительным продюсером «Макмаон пикчерс», его собственные связи успели окрепнуть и сделать ему имя в мире киноиндустрии. Питу удалось выйти из тени Дьюка, в которой он пребывал столько лет, он заключал договора по всему миру, его знали и уважали, именно с ним подписывали контракты. Питер вошел в список богатейших людей Западного побережья, по мнению «Форбс», его считали успешным продюсером и завидным партнером. Конечно, он был лишен обаяния и привлекательности отца, но в достаточной мере унаследовал хватку и дальновидность Дьюка. Одним из первых Питер сделал несколько крупных вложений в компьютерную графику и развитие новых технологий и выиграл на этом миллионы. Он утроил состояние Макмаонов за каких-то восемь лет и мог по праву гордиться собой.
До недавнего времени Пит совершенно не вспоминал о Каролин Беркли и Хантере, вычеркнув их из своей жизни, как он полагал, навсегда. Сразу после оглашения завещания Минни сняла для парочки дешевую квартиру в Лос-Фелис, обрубив тем самым последнюю ниточку, связывавшуюся Хантера с Сиеной.
Конечно, Питеру пришлось лгать собственной дочери. На адрес Хэнкок-Парка пришло более сотни писем, в которых Хантер умолял дать ему координаты Сиены. Поначалу Питер просто складывал письма в ящик стола, ожидая, что поток посланий иссякнет, а потом был вынужден написать Каролин с просьбой остановить Хантера. Пришлось соврать, что есть возможность окончательно закрыть трастовый фонд, из которого Каролин и Хантер получали жалкие крохи.
Каролин, понимая, что Хантеру нет дела до денег отца, была вынуждена сказать, что письма расстраивают Сиену, которая и без того вынуждена каждый день встречаться с психологом.
Чувствуя себя несчастным и одиноким, Хантер признал за подругой право жить собственной жизнью, в которой ему не нашлось места.
В последний раз Пит вспомнил о Хантере лишь тогда, когда парню стукнуло двадцать один и он получил право самостоятельно распоряжаться своим фондом. Минни, так и не изжившая в себе ненависти к давней разлучнице, постаралась сделать так, чтобы большая часть денег Дьюка, оставленная Хантеру, испарилась в неизвестном направлении. Тем самым женщина лишила Каролин возможности пожить без забот. Правда, Минни все же оставила на трастовом счету достаточно средств для того, чтобы Хантер смог устроиться и купить маленький домик в Санта-Монике, на берегу моря.
Тогда же Пит узнал, что Каролин вернулась в Англию, предоставив сыну самому пробиваться в жизни. Наверняка она уже наметила для себя новую богатую жертву, в чей дом и чью жизнь собиралась вторгнуться. Питу было плевать. Он был доволен тем, что его дорога больше никогда не пересечется с проклятой хищницей и ее ублюдком.
Но так было до того момента, пока на экраны не вышел «Советник».
Пит до сих пор помнил, какая дурнота на него навалилась, едва он увидел красивое лицо брата на огромном настенном телевизоре. Повзрослев, Хантер стал еще больше похож на Дьюка: крепкий, мужественный подбородок, синие глаза, уверенная полуулыбка — составляющие той харизмы, которой обладал Дьюк в молодости.
Не успел Пит перевести дыхание, как о сериале заговорили все известные издания. Хантера фотографировали, о нем писали и снимали репортажи, его имя мелькало в списках самых привлекательных мужчин года. Пробегая глазами хвалебные отзывы в газетах, Пит становился малиновым, как вареный омар, и принимался искать в кармане средство от изжоги.
Поскольку Хантер снимался для телевидения, а не для широкого экрана, Пит ни разу не пересекался с ним в Голливуде. Он ненавидел и презирал сводного брата. Пит относился к высшей лиге, куда был запрещен вход жалким актеришкам, засветившимся в паршивых сериалах, так он себя утешал. Пусть глупый мальчишка порадуется своей пятиминутной славе, а потом сгниет в безвестности, как те, кто был до него!
Питу отчаянно хотелось, чтобы Хантер страдал, как страдали когда-то Минни, Лори и он сам. Он хотел видеть провал Хантера и обещал себе, что ускорит его падение, если Хантер не выроет себе могилу собственными руками.
Бросив сценарий на пластиковое кресло, Хантер подошел к баклажке с холодной водой и вынул из высокой стопочки бумажный конус. Хлебнув ледяной жидкости, он удовлетворенно вздохнул, хотя от холода заныли зубы.
— Черт! — Хантер схватился за челюсть.
— Что с тобой? — спросил Хью Орчард, продюсер сериала. — Подавился?
Хью, как обычно, был одет в своем неподражаемом стиле: короткие бриджи цвета хаки и синяя рубашка с эмблемой бизнес-школы при Гарварде. Волосы были тщательно зализаны на одну сторону и сдобрены щедрой порцией блеска. Хью куда больше походил на банкира, дорвавшегося до семейного пикника и одевшегося сообразно случаю, нежели на упертого трудоголика и самого известного гомосексуалиста на национальном телевидении, коим на самом деле являлся.
Орчард обладал чудовищной энергетикой, был невероятно амбициозен и напорист, и оттого большинство телевизионщиков изрядно его побаивались. Хантеру, впрочем, Хью всегда нравился. Он знал, что Орчард одобряет тех, кто работает так же усердно, как и он сам. Прихлебателей и лентяев продюсер-гей тотчас вышвыривал с работы.
— Все нормально, — рассмеялся Хантер, сверкая улыбкой. — Просто вода оказалась ледяной, зубы заныли.
Хью в очередной раз почувствовал легкий озноб возбуждения, который охватывал его в присутствии главного актера «Советника», и вздохнул. Мало того что у парня отличное тело, он еще и чертовски обаятелен!
Конечно, у Хью был постоянный партнер, Райан, с которым он жил уже пятнадцать лет, но порой продюсер позволял себе немного помечтать. Что особенного в том, что мечтаешь о парне, с которым ничего не светит?
— Я заметил, что ты сегодня немного не в духе, — сказал Хью, наливая и себе стаканчик воды. — Что тебе не дает покоя?
Хантер покраснел. При этом он стал еще более очаровательным, и Хью едва не разругал парня на все корки.
— Ну, даже не знаю. — Хантер замялся и уставился на сандалии продюсера. — Меня немного беспокоит ситуация с… моим братом.
— Кажется, я велел тебе забыть о нем, разве нет? Хантер, он не стоит твоего внимания. — Хью залпом выпил воду, крякнул и снова наполнил стаканчик. — Мне плевать, какие сети плетет твой противный братец. Пусть пишет в Эн-би-си и на студию, пусть считает, что солидное имя открывает перед ним любые двери! Этот дурак ничего не добьется. Только я принимаю решение, кто будет сниматься в моем шоу, а кто нет. Ясно?
Хантер грустно кивнул. Всем было известно, что «Макмаон пикчерс», а точнее, Питер Макмаон пригрозил Хью, что разорвет с ним пару выгодных контрактов, если из «Советника» не исчезнет Хантер. Оба контракта были подписаны еще год назад, до съемок сериала, и должны были принести крупные барыши. Пит требовал, чтобы Хантера заменили другим актером или вообще сняли сериал с национального канала. Хантер был благодарен Хью за поддержку, но одновременно был смущен тем, что ставит друга в тяжелое положение. Орчард мог потерять сотни тысяч долларов, если контракты будут разорваны.
— Мне очень жаль, что ты оказался меж двух огней, — пробормотал Хантер и смял в ладони бумажный стаканчик. — Думаю, ты сыт по горло и мной, и моей странной семьей.
Хью рассмеялся:
— Странной? Ну ты даешь! Умеешь же ты, Хантер, выбирать мягкие выражения. Да все Макмаоны — настоящие психи!
На лице Хантера появилась усмешка.
— Ты прав. — Глазами он по-прежнему сверлил сандалии продюсера. — Настоящие психи, ты прав.
— Хантер, посмотри на меня, — вдруг сказал Хью очень серьезно. Хантер послушался. — Не позволяй Питеру утопить тебя в дерьме! Он ненормальный, так и есть. Похоже, парень свихнулся еще тогда, когда истекал слюной, завидуя успеху отца, а теперь его бесит и твоя популярность. Ты должен бороться и побеждать назло своему братцу, понял?
— Да, сэр! — Хантер в шутку отсалютовал боссу и даже щелкнул каблуками.
— Ладно, иди работай, — добродушно кивнул Хью.
Хантер отправился дочитывать сцену. Настроение у него чуток улучшилось. Продюсер был прав. Нужно бороться и побеждать, нужно много и упорно работать, чтобы отплатить всем тем, кто поверил в тебя и поддержал. Хью сделал на него ставку, а такая дружба дорогого стоит.
— Эй, Хантер! — окликнул его продюсер. — Соберись, тряпка! Пусть журналы называют тебя открытием года, по мне ты всего лишь актеришка, который неплохо работает. Вот и докажи мне, что ты способен на большее!
— Проваливай, Хью! — рассмеялся Хантер и весело подмигнул боссу.
Прошагав на кухню, где в это время дня царила прохлада, Клэр Макмаон достала из холодильника банку с собачьими консервами, дернула за колечко и бросила крышку в ведро.
— Зулу! Иди есть, Зулу! — Она вывалила корм, похожий на паштет вперемешку с желе, в пластиковую чашку и поставила на пол.
Через мгновение по кафелю застучали крохотные когти. Белый комок пуха, попискивая и потявкивая, ворвался в кухню и бросился к чашке. Длинная шерсть скрывала глаза, белая морда ткнулась в корм, помещение наполнилось радостным чавканьем.
Клэр довольно рассмеялась. Она обожала белоснежную собачку, порода которой была такой редкой и так причудливо звучала, что она никак не могла ее запомнить. Пит, впервые увидев кроху, удивленно назвал ее «снежком» и все никак не мог понять, где у нового питомца хвост, а где нос. Он притворялся равнодушным к собаке, но Клэр частенько заставала его сидящим в кресле с Зулу на коленях. Едва заметив жену, Пит тотчас ссаживал собаку на пол и брал в руки книгу или документы. Однажды утром Клэр видела, как Пит тайком кормит песика чипсами, воровато озираясь, словно ожидая слежки.
Налив себе стакан перье, Клэр прошла к бассейну и устроилась на лежаке. Ранний вечер всегда был ее любимым временем дня. Клэр любила сидеть у бассейна, смотреть на воду и наблюдать, как красноватые блики заката постепенно окрашивают зелень кустов и травы.
Они с Питом купили новый дом спустя полтора года после отъезда Сиены в Англию. Клэр пришлось повоевать со старой Минни, которая никак не хотела отпускать сына из Хэнкок-Парка, но со временем все устаканилось, и теперь Клэр могла насладиться желанным одиночеством.
Минни впервые за много лет начала жить в свое удовольствие. Первое время после отъезда Пита и Клэр из Хэнкок-Парка ей было странно и даже страшно, но Минни быстро привыкла к новому течению жизни. Наконец она могла оформлять и украшать комнаты по своему усмотрению, и это оказалось весьма увлекательным процессом. Более того, теперь Минни чувствовала себя свободной и независимой. А когда через два года Лори предложили должность в университете Атланты, мать приняла ее отъезд как должное и почти не расстроилась переменам.
Клэр и Пит тоже наслаждались свободой. Им нравился новый дом, полный света и прохлады. Он находился вдалеке от города, а потому был не столь досягаем для журналистов и поклонников. Конечно, Макмаоны могли купить дом и побольше, особенно теперь, когда Пит утроил состояние, оставленное отцом, но ни он, ни Клэр не желали блуждать по огромному поместью, словно потерянные дети. Им хватило этого в Хэнкок-Парке.
Только Сиена осталась недовольна новым домом родителей. Как ни старалась Клэр обустроить спальню дочери в ее любимом синем цвете и навести уют во всех комнатах, все было напрасно.
— Для меня это не дом. Не родной дом, — заявила Сиена, едва заглянув в свою спальню.
Клэр, которая три месяца готовилась к ее приезду, разом погрустнела.
— Но, дорогая! — воскликнула она. — Я так старалась! Посмотри, я перевезла каждую мелочь из Хэнкок-Парка, чтобы создать для тебя уютную спальню. Видишь, даже постеры с Гибсоном все здесь…
— Он мне разонравился, — резко оборвала Сиена мать. Она видела отчаяние в глазах Клэр, но совершенно не пыталась ее успокоить. — Разонравился много лет назад! Если бы вы не заслали меня подальше в Англию, словно нежеланного ребенка, вы бы об этом знали! — Сиена топнула ногой. — А где плакат с дедушкой? Там, где он на лошади? — Сиена прищурилась. — Отец велел его выкинуть, да?
Горечь в ее тоне ранила Клэр в самое сердце. Она знала, как сильно Сиена ненавидела школу Святого Хавьера. Она видела, что жизнь вне Хэнкок-Парка в суровых условиях вовсе не исправила характер дочери, а, наоборот, усугубила его недостатки. Сиена не просто отдалилась от родителей, она научилась ненавидеть их еще больше, чем в то время, когда был жив Дьюк. Клэр много лет пыталась донести свою догадку до мужа, но Пит оставался непреклонен в своем решении.
— Она просто избалована сверх меры, — говорил он упрямо. — Дочь пытается крутить нами по своему усмотрению. Она думает, что может принудить нас делать то, что хочется ей. И мы оба знаем, откуда в ней эти черты, ведь так?
Пит всегда видел корень зла в собственном отце, словно и из могилы тот мог до него дотянуться. Но Клэр понимала, что дело не только в Англии, Дьюке и равнодушии Пита к судьбе дочери. Сиена также тяжело переживала и утрату прежней дружбы с Хантером. Не решаясь спорить с мужем, Клэр была уверена в душе, что Хантер никогда не оказывал на Сиену дурного влияния. Скорее наоборот: если кто и мог изменить Сиену к лучшему, то это был именно Хантер.
Этим вечером, глядя на розовеющее небо и потягивая через трубочку газированную воду, Клэр молилась о том, чтобы Сиена скорее вернулась домой. Несмотря на склоки и недопонимание, она по-прежнему любила дочь всем сердцем и скучала по ней.
Но все было не так просто.
Словно опасаясь возвращения дочери, Пит поставил перед ней очередное жесткое условие: поступление в Оксфорд, и лишь затем месяц каникул в Америке. Питер активно не одобрял увлечение Сиены модельным бизнесом и видел в этом угрозу ее будущему. Не имея высшего образования (Клэр единственная окончила университет, хотя так и не стала врачом), Пит всегда желал, чтобы его дочь училась в Оксфорде. Это стало его наваждением. Возможно, подозревала Клэр, он просто желал как можно дольше и как можно дальше держать Сиену от Голливуда.
С годами вспыльчивость, жестокость Пита только усилились, а недавние успехи Хантера на телевидении еще больше обострили его ненависть ко всему, хоть сколько-нибудь связанному с Дьюком. Клэр молилась о том, чтобы Сиене не пришло в голову ослушаться отца. Последствия могли быть самыми ужасными.
В трейлере для моделей, на стоянке в восточной части Лондона, Сиена сидела в кресле и пребывала в самом мрачном настроении за все последние недели. Она возилась на месте и непрестанно вздыхала, словно нетерпеливая пятилетняя девчонка, пока ей расчесывали волосы, наносили тонну мусса и махали перед носом феном с причудливой насадкой. Сиену, как и других моделей, готовили к показу и съемке для Эльзы Моран.
Девушка потянулась за сигаретой, прикурила ее и с наслаждением затянулась. Ей уже порядком надоело, что ее волосы дергают и вытягивают добрых полчаса.
Этим утром она порвала с Патриком, о чем подумывала уже целую неделю. Но вместо ожидаемого чувства облегчения Сиену охватила настоящая депрессия. Напоследок Патрик посоветовал ей не отказываться от мысли поступить в Оксфорд.
— Может получиться так, что тебя сольют в ближайшем же показе, — грустно сказал он. — Поэтому неплохо иметь в рукаве козырь вроде университетского образования.
Эти слова вертелись у Сиены в голове, ни на секунду не оставляя в покое. Что, если ее действительно «сольют»? Не зря ли она поставила все фишки на одну ячейку?
Конечно, показ коллекции Эльзы Моран сулил большой прорыв, именно этого и ждала Сиена почти целый год. Но теперь, сидя в трейлере и озираясь, словно затравленный зверек, она совершенно не чувствовала себя счастливой. Какой идиот придумал делать съемку на вонючей автостоянке? Что может быть менее гламурным, чем полупрозрачные одежды на фоне металлической свалки, да еще на пронизывающем ветру?
Самое ужасное, что этим утром Сиена проснулась с прыщиком на подбородке и самым ужасным ПМС за последние месяцы.
— Сиена, да перестань ты возиться, — не выдержала стилистка. — Я не могу уложить твои волосы, потому что ты постоянно крутишь головой, — пожаловалась она сквозь зубы, в которых были зажаты шпильки.
— Какого черта? — фыркнула Сиена. — Неужели так трудно махать феном? — Она знала, что ведет себя как последняя стерва и что стилистка ни в чем не виновата, особенно в ее ПМС и разрыве с Патриком. — Да ты хоть представляешь, как это скучно, сидеть в этом дурацком кресле и ждать, пока тебе выдерут половину шевелюры? Я уже вся липкая от этого мусса, а ты все новые и новые порции вываливаешь! Хочешь слепить из дерьма конфетку?
Стилистка подумала, что насчет последнего Сиена безусловно права, но смолчала. Она привыкла к безобразному поведению моделей. Закончив с феном, она взялась за тонкую расческу.
— Ты сидишь в этом кресле всего сорок минут, душечка, — пропела женщина. — Потерпи еще десять, и все будет готово.
Сиена тихо выругалась.
— Если хочешь, чтобы я побыстрее закончила, не двигайся и терпи, — продолжала стилистка. Она воткнула в пышные локоны Сиены несколько шпилек и полила все сооружение сверху удушливой волной лака. — Эй, макияж! — крикнула она помощнице с кистями.
— Это не твой брат на обложке? — спросила девица у Сиены.
Журнал, лежавший рядом с Сиеной, венчала фотография Хантера. Внизу был вынесен комментарий относительно нового сезона «Советника». Рядом с невозмутимым Хантером стояла Лейни Армстронг, его партнерша по сериалу. На ней было сильно декольтированное платье, золотые локоны россыпью лежали на обнаженных плечах.
Сиене не нравилась Лейни. По ее мнению, она была пресной и обыкновенной, к тому же относилась к самому избитому типу девочек-Барби, столь популярных в Америке.
— Нет, — резко ответила Сиена визажистке. — Это не мой брат. Это мой дядя, причем сводный по отцу. Если бы хоть кто-то знал, как мне надоело видеть его сладко улыбающееся лицо во всех журналах! — Она закатила глаза, чтобы подчеркнуть, как сильно ей надоело.
На самом деле Сиена все так же скучала по Хантеру и мечтала о встрече с ним. Она не могла признаться случайным встречным в том, что совершенно не знает, каким человеком стал ее бывший друг, чем живет и как проводит время. Она не знала ответа ни на один вопрос по поводу Хантера, а потому отвечала в своей обычной нелюбезной манере:
— Не понимаю, с чего вы все так на нем помешались!
— Ой, так тут фото Хантера Макмаона! — подхватила эстафетную палочку стилистка. — Обожаю его! Он такой душка! Я не пропустила ни одной серии «Советника».
— Я тоже! — эхом вторила визажистка. — У него такое лицо, словно… словно… в общем, он безумно красив! — Она принялась наносить на лицо Сиены тональный крем. — Кстати, дорогуша, вы с ним похожи, — болтала она, не замечая, как насупилась модель. — Тебе небось постоянно об этом говорят, ха-ха!
— Ты что, слепая? — возмутилась Сиена, отпихнув от себя спонж. — У него оливковая кожа, а у меня совсем светлая! Глянь, он похож на чертова араба. Да, может, он и есть араб! Мать Хантера всегда была шлюхой, так что могла нагулять его с кем угодно. Смотри, насколько мы с ним разные!
Визажистка только покачала головой. Через несколько минут макияж был завершен. Сиена мрачно глянула в зеркало, и у нее немного улучшилось настроение: благодаря корректору и тональной основе прыщик на подбородке стал совсем незаметным.
В дверь трейлера постучали. Сиена и пара ее коллег обернулись. Вошла Марша, неутомимый агент Сиены. Даже на высоченных квадратных каблуках она была едва выше полутора метров, но о ее невероятной пробивной силе и напористости в лондонском мире моды ходили легенды. У Марши были довольно необычные понятия о тактичности.
— Дорогая! — возопила агент, помахивая какой-то бумагой и продираясь к своей подопечной. Она безжалостно наступала всем на ноги своими каблучищами, громко и довольно извинялась, и перла дальше. — Я получила приглашение на твое имя! Мои чаяния оправдались! Я охренительно рада!
— В чем дело? — озадаченно спросила Сиена, пытаясь разглядеть, что написано в бумаге, которой Марша махала перед самым ее носом. — О чем, черт тебя возьми, ты болтаешь?
— О чем я болтаю? Ха! Ха-ха! — Марша несколько раз подпрыгнула на месте, чем явно изумила визажистку до глубины души. — Речь о Париже, дорогуша, о Парижике, ха-ха! Тебя пригласили на показ Маккуина, только представь! Маккуин утвердил твою кандидатуру! Выбрал из сотен претенденток.
— Ой! — пискнула Сиена и выдавила вялую улыбку. — Как… здорово… э…
— Здорово? — переспросила Марша и улыбнулась так широко, что запросто могла бы проглотить свою подопечную, если бы постаралась еще немного. — Да ты просто дурища, если так говоришь! Это не просто здорово, это классно, это отпадно и потрясно! Да ты хотя бы примерно представляешь себе, сколько девиц здесь, в Лондоне, будут кусать себе локти, жалея, что не попали на твое место? Да половина моделей продаст душу, лишь бы попасть на показ Маккуина! Они годами ждут своего шанса, успевают состариться и подурнеть, но так ничего и не получают. И вот глянь на себя! Ха-ха! Явилась и оторвала самый клевый шанс! Да чтобы вот так быстро прыгнуть с показа Эльзы Моран к самому Александру Маккуину? Тебе крупно повезло!
Сиена и сама знала, насколько крупно ей повезло. Именно такой возможности она и ждала, именно о таком шансе молила Бога последние три месяца. Она мечтала попасть на показ в Париж, туда, где заключаются самые выгодные контракты, где бывают самые сливки, где можно вытянуть счастливый билет. Сиена надеялась, что ее заметят, но никак не ожидала, что ее выберет сам Маккуин. Это было потрясающе! Ожившая фантазия!
Но это также сулило гигантские проблемы. Конечно, Марша не знала о том, что Пит категорически запретил дочери продолжать карьеру модели. В крайнем случае он мог рассматривать модельный бизнес как блажь, глупое хобби, да и то лишь в том варианте, если хобби это не будет мешать образованию. Две недели назад Сиена попросила у отца денег на то, чтобы съездить во Францию, прежде чем поступать в Оксфорд. Пит отказал ей в помощи.
Если она поедет в Париж для участия в октябрьском показе мод, ей придется забыть об Оксфорде. Отец не простит, если она его ослушается.
Впрочем, по мнению Сиены, Маккуин того стоил.
Встав, она оглядела себя в зеркале. Полупрозрачное платье в античном стиле красиво приоткрывало изгибы тела, но оставляло и простор для воображения. Одно белоснежное плечо был открыто, словно нежно-оливковая ткань расступалась перед его соблазнительной красотой. Макияж, нежный, с персиковым румянцем и телесным оттенком губ, делал лицо Сиены трогательным и наивным. Волосы были забраны наверх, но несколько локонов в разных местах выбивались из прически, падая на плечо и шею сзади.
Сиена улыбнулась своему отражению. Снаружи ждали камеры, и она была готова явиться перед ними во всей красе. От неожиданного волнения глаза сияли какой-то диковатой сексуальностью, делая Сиену земной и недоступной одновременно.
В этот момент она приняла решение. Плевать на Пита! Плевать на Оксфорд! Она поедет в Париж, пусть даже под ней разверзнется преисподняя!
Устроившись на диванчике в своем уютном доме, Хантер снова принялся зубрить сценарий.
— Может, оторвешься на минуту от своих распечаток и нальешь мне виски? У тебя явные проблемы с гостеприимностью, Хантер!
Макс Десевиль, преданный старый друг Хантера, только что прилетел из Англии ради нескольких интервью с голливудскими менеджерами по кастингу. Он всего две недели назад окончил Кембридж и теперь прилагал титанические усилия, чтобы получить работу. Конечно, в мечтах он видел себя известным режиссером с солидной репутацией, но пока был готов и на третьесортные проекты в захудалых театрах.
В двадцать три Макс по-прежнему казался мальчишкой с копной непослушных светлых волос и забавными веснушками, небрежно разбросанными по широкому носу, сломанному в двух местах — дань увлечению футболом. Однако фигура у Макса была совсем не подростковая. Высокий рост в сочетании с мускулистыми плечами и сильной шеей, мощная грудная клетка и ноги, похожие на столбы. Макс весил чуть больше сотни, и это при том, что в нем не было ни грамма жира. Он привык к тому, что на него смотрели снизу вверх.
Приподняв плетеный стул, Макс критически оглядел его и пришел к выводу, что не стоит подвергать испытанию столь хрупкую мебель. Пришлось устроиться в мягком кресле.
Когда умер Дьюк Макмаон, а Сиена была отправлена в школу Святого Хавьера, Хантеру пришлось нелегко. Макс поддерживал друга как мог и старался отвлечь от мрачных мыслей. Он знал, что Хантер раз за разом посылает письма в Хэнкок-Парк в надежде получить адрес Сиены, видел его безуспешные попытки утешить Каролин, которая все глубже погружалась в депрессию и скакала с одной работы на другую, нигде подолгу не задерживаясь. Несколько лет Хантер сражался с миром, пытаясь выжить. Преданная дружба Макса стала одним из тех спасительных островков, благодаря которым он и удержался на плаву.
Вскоре после того как Хантер с матерью перебрались в JIoc-Фелис, роман Каролин с Чарли пошел на убыль, а там и вовсе приказал долго жить. Макс еще помнил последний визит адвоката к матери друга. В тот день Чарлз приехал помочь с переездом. Он постоянно улыбался, пытаясь скрыть напряжение, и болтал о пустяках. Каролин улыбалась в ответ и даже шутила, хотя было ясно, что ей очень нелегко.
— Не нужно чувствовать себя обязанным, Чарли, — сказала Каролин уже возле машины, коснувшись ладонью щеки бывшего любовника. — Ты ничего нам не должен, и в случившемся нет твоей вины.
Чарли вытащил оставшиеся коробки с заднего сиденья своего «порше», захлопнул дверцу машины и оперся о нее спиной. Он видел, как осунулось лицо Каролин, как углубились и потемнели морщинки, словно внезапно устали прятаться. Конечно, даже в мешковатых джинсах и поношенном сером свитере, без следа косметики, Каролин все еще была привлекательной женщиной средних лет, но теперь в ее глазах не было прежнего блеска, усталость и грусть поселились в них незваными гостями. Трудно было представить, что именно эту женщину так любил ублажать Чарли Мюррей, молодой, подающий надежды адвокат и всеобщий любимец.
Он чувствовал жалость и нежность к Каролин, но уже не влечение и не желание опекать. Возможно, он просто не был готов к браку или серьезным отношениям, а может, ценил свою любовницу именно за игривый огонек в глазах, которого больше не было.
Они ни о чем не договаривались и не объяснялись. Все было ясно без слов.
— Дело не в том, что я тебе что-то должен, дорогая, — печально сказал Чарли, закуривая. — Просто я понимаю, что тебя ждет непростая жизнь, и очень сочувствую твоей ситуации. Ведь, кроме секса, у нас была еще и дружба, разве нет? — Он вынул из кармана чековую книжку и быстро подписал один чек. — Вот, возьми. Тебе понадобятся деньги. — Каролин попыталась протестовать, но Чарли силой вложил чек ей в ладонь. — Не отказывайся, это глупо. Это самое меньшее, что я могу сделать для тебя. Я… хотел бы иногда помогать вам с Хантером финансово, если ты не возражаешь. Хотя бы до того момента, как вы встанете на ноги. Прошу, не отказывайся!
Каролин благодарно улыбнулась и спрятала чек в карман джинсов. Конечно, Чарли был прав. Она и раньше не отказывалась от денег, а теперь гордость и тем более превратилась в непозволительную роскошь.
Поднявшись на цыпочки, Каролин обняла Чарли за шею и поцеловала в щеку. Она больше не была в него влюблена. И, честно говоря, никогда не любила его. Но знать, что он уходит, было грустно.
Он неловко обнял ее, затем открыл дверцу машины и сел за руль. День выдался солнечным и теплым. Это казалось странным антуражем для прощания. Чарли и Каролин предпочли бы мелкий назойливый дождик, отвлекающий своими влажными объятиями от грустных мыслей.
— Если тебе понадобится моя помощь, звони в любое время, — сказал Чарли.
Каролин кивнула:
— Спасибо. Ты тоже. И желаю тебе счастья.
— А тебе удачи, милая.
Стоя у окна, Макс видел, как «порше» неторопливо покатился прочь. Мать Хантера махнула рукой, улыбаясь. Но едва машина скрылась из виду, она закрыла лицо руками и заплакала. До этого момента Макс считал Каролин железной леди, крепкой и несгибаемой. Но, видя, как быстро вздрагивают ее плечи, а рука шарит по карманам в поисках платка, почти пожалел, что стал свидетелем ее слез. Не то чтобы Каролин не заслуживала того, что с ней произошло. Конечно, по ее вине страдали не только посторонние люди, но и ее маленький сын, так и не познавший материнской любви. И все же, несмотря на все это, Макс чувствовал сильную, почти мучительную жалость к Каролин Беркли.
Он и теперь помнил, как смотрел на нее из окна, не в силах оторвать взгляда от ссутулившейся фигуры.
Трагедия состояла и в том, что, страдая сама, Каролин никак не могла дотянуться до сына. Она так и не научилась разговаривать с ним, а начать с нуля просто не получилось. Понимая, что только стесняет своим присутствием сына, Каролин приняла решение вернуться в Англию. Хантер остался в Америке, продолжал учебу, посещал курсы актерского мастерства и скрупулезно вел бюджет и оплачивал счета, поскольку давно привык жить скромно. Остатков трастового фонда, завещанного отцом, ему вполне хватало на питание и оплату коммунальных платежей. Макс видел, что с отъездом матери Хантер вздохнул свободно и смог стать самим собой.
Семья самого Макса жила не слишком богато, но и не нуждалась. Родители его были не слишком близки и, как подозревал Макс, изменяли друг другу, но расходиться не собирались. Судя по всему, взаимная неверность и фальшивое благополучие устраивали обоих, а потому не волновали и Макса.
Впрочем, даже в случае развода родителей Макс всегда мог обратиться за финансовой поддержкой к Генри, своему сводному старшему брату по матери, который много лет заботился о нем и относился, как к непутевому сыну. Когда Макс принял решение поступать в Кембридж, именно Генри возил его на экзамены и волновался о результатах. Когда случилось чудо и Макса зачислили, Генри и его жена Маффи закатили грандиозную вечеринку, чтобы отпраздновать знаменательное событие. Когда Макс заявил, что мечтает стать режиссером, Генри одобрил его решение и пообещал всяческую поддержку.
Макс сочувствовал Хантеру, у которого никогда не было такого близкого человека, каким ему самому приходился старший брат. Все, чего добивался Хантер, он добивался в одиночку.
Вздохнув, Хантер отложил сценарий и направился к бару с напитками.
— Ты в своем репертуаре, Макс, — ворчливо заявил он. — Все вы, режиссеры, с прибабахами. — Он обернулся и ухмыльнулся. — Вы думаете, что весь мир должен вертеться вокруг вас!
Макс тотчас нахально занял диван приятеля и сунул нос в его сценарий. Хихикнув, он начал мерзким фальцетом зачитывать реплики:
— О, Майк, Майк! Ты такой смелый и красивый! О! Ты в одиночку справился с целым конгломератом зла! Сегодня в суде ты был неподражаем! Я вся горю, Майк, о!
— Отдай сценарий, — хмуро буркнул Хантер. Одной рукой он вырвал распечатку из рук приятеля, другой протянул большой стакан пива. — Ты переврал текст. Там все совсем не так ужасно, как ты пытаешься представить.
— Ерунда! Я прочел реплику слово в слово! — Макс хлебнул пива и с наслаждением зажмурился.
— Ладно, допустим. Но ведь дураку ясно, что сериалы по Шекспиру не ставят. Мы снимаем то, что требует публика. — Хантер сел прямо на пол возле дивана, занятого Максом. — И кстати, за подобную работу платят деньги, так что грех отказываться. Мне же нужно платить по счетам. К тому же у меня довольно простая роль. — Он засмеялся. — Подумаешь, «конгломерат зла», это ты еще «средоточие алчности и порока» не слышал. Клянусь, в той сцене хохотали даже младшие техники!
Макс улыбнулся. Когда его друг смеялся, становилось ясно, что именно в нем нашли миллионы поклонниц по всему миру. Было даже странно, что с подобной внешностью Хантер до сих пор не только не устроил личную жизнь, но даже не перебивается случайными интрижками. Сам Макс, далеко не столь картинно красивый, хотя и привлекательный, крутил романы постоянно, прыгая из одной постели в другую и непрестанно флиртуя.
— Знаешь, меня очень беспокоит Пит, — внезапно помрачнел Хантер. — Надеюсь, он не закроет сериал? Конечно, Хью пытается дать ему отпор, но я вижу, что он беспокоится за свою репутацию успешного продюсера, которая теперь висит на волоске. Ужасно ему сочувствую!
Макс одним глотком ополовинил стакан и протянул его другу. Хантер покачал головой. Он собирался вызубрить эпизод «Советника» наизусть, а это означало, что пить придется только минералку.
— Если твой Хью и нервничает, так это из-за Питера, а не из-за тебя. Твоя вина косвенная, а не прямая, и ты это знаешь. Не изводи себя угрызениями совести. — Макс вздохнул. — Ты прекрасно играешь, зрители тебя обожают. Собственно, только ради тебя они и смотрят этот дурацкий сериал. Хью повезло с тобой, ведь именно ты вытащил гиблый проект и сделал весьма доходным.
— Ну, ты скажешь… — Хантер смутился и покраснел.
Макс в очередной раз подивился тому, как столь избалованный вниманием публики и прессы парень может оставаться таким наивным скромником.
— Ладно, забудем о «Советнике». Ты ко мне надолго?
— На недельку, наверное.
Хантер закатил глаза.
— Что, так надолго?! — Оба расхохотались. Макс знал, что Хантер обожает его компанию и всегда рад принимать его в своем доме. — А какие у тебя планы? Что-то серьезное назревает? Небось будешь целыми днями таскаться по студиям и обивать пороги, а являться домой будешь по ночам?
Макс закивал:
— Угу, так и будет. Потом придется смотаться в Англию, уладить кое-какие дела. А затем вернусь сюда и буду искать себе квартирку подешевле.
— Да ты что? — изумился Хантер. — Перебираешься насовсем? Так отчего не ко мне?
Макс с сомнением оглядел друга.
— Нет, Макс, серьезно! — возбужденно воскликнул Хантер, вскакивая с места. Он показал рукой на три двери гостевых спален. — Ты же знаешь, что у меня полно места.
— Знаю. — Макс допил пиво и встал, чтобы налить свежего. — Дело не в этом. Ты же знаешь, что платить за жилье в таком роскошном доме мне не по карману. Пойми, приятель, у меня слишком мало денег. Крохотный трастовый фонд дедушки, вот и все. Конечно, со временем я планирую стать младшим помощником режиссера, но этим парням платят немного, так что и не знаю, когда смогу раскрутиться.
— Ой, прекрати! — фыркнул Хантер, смеясь. — Думаешь, мне нужны твои деньги? Считаешь, что арендная плата мне важнее нашей дружбы?
Макс потер пальцем переносицу. Конечно, Хантер всегда был склонен к широким жестам и, разумеется, в этот раз руководствовался благими намерениями. Просто Макс не привык быть иждивенцем и жить за чужой счет.
— Прошу тебя, — заныл Хантер, не получив ответа. — Ты окажешь мне услугу, честное слово! Представь, что случится, если ко мне в окно залезет какой-нибудь сумасшедший фанат и нападет на меня с ножом? Ты можешь быть моим телохранителем, с твоей-то комплекцией!
— Ха! Да уж, конечно. Большинство твоих фанатов — девицы младше четырнадцати. И напасть на тебя они могут разве что с тюбиком губной помады и заплаканным платком.
— Соглашайся, Макс! Мне очень этого хочется.
Макс вздохнул, затем еще раз, потер нос, почесал затылок…
— Ладно, — неожиданно сказал он. — Я останусь, но при условии, что мы будем вести учет расходов. Я буду жить у тебя в долг. Как только удастся что-нибудь заработать, я верну тебе деньги. Все, до последнего цента, ясно?
— Ура! — воскликнул Хантер с воодушевлением. — Да хоть с процентами!
Пожалуй, только сейчас он понял, как одиноко ему было в большом пустом доме. Если Макс составит ему компанию, это будет великолепно.
Сиена сделала глоток ледяного шампанского и глянула за окно, на проплывающие под самолетом шапки облаков. Наступил октябрь, и она летела первым классом в Париж. Марша, которая должна была выступать в роли ее представителя во время показов, так нализалась еще до полета, что теперь громогласно храпела в соседнем кресле, натянув до подбородка мягкий плед.
Удивительно, но, будучи внучкой и дочерью богатейших людей Голливуда, Сиена никогда не летала первым классом.
Пит считал подобные траты излишними, особенно когда речь шла о двух-трех часах полета. Возможно, эта экономия была еще одним способом урезонить испорченную Дьюком дочь, но подобные меры не давали результата. Жадность Пита только подливала масла в огонь ненависти Сиены к отцу.
— Извините, — обратилась девушка к совсем юной и предупредительной стюардессе, на лице которой мгновенно живописался вежливый интерес. — Я бы хотела еще один бокал шампанского.
— Одну минуту, мадам, — улыбнулась стюардесса, которая очень надеялась, что за оставшиеся двадцать минут полета Сиена не превратится в такое же пьяное, храпящее существо, как ее спутница. Она ненавидела вытаскивать из самолета впавших в алкогольный ступор пассажиров. Как правило, они страшно ругались и пытались завалиться прямо на трапе, рискуя (под ее ответственность) сломать себе ногу или шею. Да еще эти проблемы с багажом, которые непременно ожидали нетрезвых клиентов. Они могли часами стоять у ленты транспортера, не в силах узнать собственный чемодан от «Луи Вуиттона», в двадцатый раз проезжающий перед их глазами.
— И орешки остыли, — продолжала Сиена. — Нельзя ли их подогреть? — Она протянула стюардессе хрустальную вазочку с бразильскими орешками и улыбнулась так обаятельно, что любой представитель мужского пола немедленно растаял бы от умиления.
Стюардесса, которая была, безусловно, женского пола, лишь сдержанно улыбнулась и произнесла:
— Разумеется, мадам, — и отправилась за новой бутылкой игристого.
Сиена потянулась, возясь в кожаном кресле, словно кошка, выбирающая положение поуютнее, и даже замурлыкала от удовольствия. Вот это жизнь! Она и не знала, что ее больше восхищает: то, что она нарушила запрет отца и летит первым классом на показ Маккуина, или восхищенные взгляды мужчин в самолете. К примеру, когда она поднималась на борт, сам Мик Джаггер, сидевший теперь в трех рядах от нее, помог ей с сумкой! А спустя пять минут с ней пытался познакомиться Марио де Люка, очаровательный блондин и новый нападающий «Реал Мадрида». Она оставила ему координаты отеля, в котором собиралась остановиться.
Конечно, Сиена оказалась не единственной моделью, летящей в Париж этим рейсом. Приглашенных на октябрьскую Неделю мод было не менее пятнадцати. В основном это были блондинки с плоской грудью и пухлыми губами, однотипные, высокие и худощавые. Некоторых Сиена уже видела в «Мари Клэр» и «Вог». Но именно она, не слишком высокая брюнетка с копной вьющихся волос, полной грудью и огромными синими глазами, привлекала к себе львиную долю мужского внимания.
Сиена наслаждалась каждой минутой полета. Она приподняла рукав и взглянула на часы с крупным циферблатом, последний подарок Патрика. Всего полчаса — и самолет приземлится в аэропорту Шарль де Голль. Убедившись в том, что Марша крепко спит (пришлось подергать ее за руку), Сиена вынула из кармашка джинсов свернутый конверт и распечатала послание.
Она получила письмо отца два дня назад. Родители не слишком любили телефонные разговоры, что было неудивительно, учитывая, как сдержанно держалась обычно Сиена, а потому присылали инструкции через сверхскоростную почту вроде «Федерал экспресс». Девушку это вполне устраивало, так как избавляло от необходимости изображать радость при звуке отцовского голоса.
Это письмо было написано в более резком тоне, нежели все предыдущие послания. Сиена успела выучить его содержание наизусть.
«Сиена!
Что за дурацкую игру ты ведешь? Неужели ты не понимаешь, куда может тебя завести упрямство и беспросветная глупость? Только что у меня состоялась долгая и неприятная беседа с представителем Кибл-Колледжа, который сообщил мне, что ты явно не планировала посещать занятия и готовиться к поступлению в Оксфорд. Я заверил его в том, что ты приболела и скоро почтишь колледж своим присутствием. Надеюсь, что я не обманулся на твой счет и ты понимаешь, как тебе повезло, что тебя берут в Кибл и Оксфорд.
Ты ни при каких условиях не поедешь в Париж, заруби себе это на носу, Сиена! Мать и я не позволим тебе разрушить свою жизнь ради нелепой затеи с модельным бизнесом. Предупреждаю тебя в последний раз и прошу тщательно взвесить все за и против: если ты не пойдешь учиться, последствия будут плачевными.
Через пять дней тебя должны встретить в стенах Оксфорда. Не подведи меня и себя.
Отец».
Вслед за сухим посланием Пита пришло и письмо Клэр, куда более эмоциональное и взволнованное. Мать умоляла Сиену не гневить отца и бросить модельный бизнес. Она предупреждала, что Пит собирается вычеркнуть дочь из завещания, если она не поступит в Оксфорд.
Письмо матери Сиена с отвращением разорвала на кусочки. Слабохарактерность Клэр была ей омерзительна. Она куда больше уважала грубость и резкость отца, нежели умоляющий, дрожащий тон матери.
Снова пробежав отпечатанные на компьютере строчки глазами, Сиена уставилась перед собой. Она слишком хорошо знала Пита, чтобы не прислушаться к его угрозам. Но вычеркнуть ее из завещания? Клэр, как всегда, паникует без особого повода! Даже по стандартам отца подобное наказание чрезмерно.
Да и был ли у Сиены иной выбор, чем ехать в Париж? Если бы она не нашла в себе сил противостоять воле отца, она рисковала провести еще много лет в английской глуши, общаясь с потомками фермеров и скотоводов. От одной мысли о подобном будущем Сиена содрогнулась.
Она обязана следовать выбранным путем. Если на шоу Маккуина ее ждет успех, она докажет отцу, что способна на большее. Питер вынужден будет признать, что его дочь обладает упрямством и пробивной силой. Возможно, через год она даже согласится на Оксфорд, но только после того, как отец поймет, что она имеет право принимать самостоятельные решения. А может статься, через год ее уже заметят и предложат хорошую роль. Тогда необходимость в образовании отпадет сама собой.
Спрятав письмо, Сиена сделала глоток шампанского, принесенного стюардессой. Марио де Люка глянул на нее через плечо, едва не свернув шею, и поднял свой бокал. На его загорелых щеках на секунду появились ямочки.
Париж, думала Сиена возбужденно. Париж и де Люка. И Александр Маккуин, черт его побери! Она упивалась своим счастьем, предпочитая не думать о последствиях.
Питу придется смириться. Никуда он не денется.
В то же самое время Клэр отчаянно рвала на себе волосы, не зная, что делать. Она и Пит должны были выйти из дома уже десять минут назад, а непослушные пальцы все никак не могли достать из сливного отверстия раковины невесть как соскользнувшее обручальное кольцо. Клэр как раз мыла руки, когда с тихим звяканьем проклятое кольцо нырнуло в поток и упало в сточную трубу. Вернее, оно не упало, а намертво застряло в отверстии рассекателя, не желая двигаться с места.
— Плюнь ты на него, — посоветовал Пит, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. — Когда мы вернемся, оно все еще будет торчать на месте. Тогда и достанешь.
Они опаздывали на прием, который очень много значил для Питера. Последние десять минутой постоянно заглядывал в ванную, давал советы и все больше раздражался.
— А если оно все-таки упадет в трубу? — едва не плача, спросила Клэр. Она вновь и вновь пыталась поддеть ногтем золотое украшение с огромным рубином. — Тогда я вообще не смогу его достать, понимаешь?
— Но ведь это просто кольцо! — Пит закатил глаза. — Я куплю тебе другое, если это провалится.
Клэр молча уставилась на мужа, лицо дрогнуло от боли.
— Как ты можешь так говорить, Пит? Это же обручальное кольцо! — Она опустила глаза, встретив непонимающий взгляд мужа. — Другое уже не будет обручальным, ты же знаешь.
Даже теперь, после двадцати пяти лет брака, Клэр все еще страдала, если муж проявлял непонимание и холодность. В молодости она видела причину постоянного раздражения мужа в Дьюке, который подавлял и третировал сына. И лишь когда старый тиран умер, Клэр открылась настоящая трагедия ее брака. Она так надеялась, что Пит расслабится и успокоится со смертью отца, но не тут-то было. Она жестоко ошиблась. Конечно, кое в чем Пит изменился. На профессиональном поприще его самоуверенность выросла и окрепла, он твердо встал на ноги и понял, чего стоит. Он обессмертил имя Макмаонов, попал в летописи Голливуда, а его успехи перекрыли успехи отца многократно. Однако Питу всегда было мало того, что он имел. Желание быть первым стало наваждением и лишило его покоя. Словно какой-то первобытный страх, погребенный на дне сознания, гнал его вперед, заставляя покорять все новые вершины. Пит работал, словно робот, делая себе славу и зарабатывая деньги по четырнадцать часов в день. Постоянная усталость, копившаяся в нем, выливалась в раздражение и недовольство всем, что его окружало.
Клэр чувствовала, что в жизни мужа для нее почти не осталось места. Она часто думала о Сиене и жалела, что ее нет рядом. Возможно, все могло сложиться иначе, если бы дочь осталась дома и училась в Америке? Может, присутствие дочери и любящей жены могло бы остановить Пита, дать ему передышку, время на раздумья? Тогда он понял бы, что ему больше нет нужды что-то кому-либо доказывать и что он дорог своим близким сам по себе.
Однако прошлого не воротишь, печально думала Клэр. Сиену не просто отослали прочь, но и лишили возможности общаться с самым близким другом. Пит считал, что, разделяя двух детей, он вырубает корень зла, а на самом деле лишь посеял в душе Сиены семя ненависти. Как мучила Клэр собственная слабость, неспособность противостоять мужу в трудные моменты! Сколько раз она проклинала себя за то, что беспрекословно приняла решение Пита! Пропасть, разверзшаяся между отцом и дочерью, была бездонной. И Клэр подозревала, что порой Сиена ненавидит ее даже больше, чем Пита. Она не винила в том дочь, никогда…
Почти царапая кожу пальцев о рассекатель, Клэр каким-то чудовищным усилием поддела кольцо и вытащила его из раковины.
— Достала! — Она улыбнулась, чувствуя себя удивительно счастливой. Бесчувственное замечание мужа было тотчас забыто.
— Наконец-то! — недовольно проворчал Пит. — Ну что, теперь-то мы можем ехать?
В машине Пита разговор снова начал крутиться вокруг Сиены и ее непослушания.
— Клянусь Богом, — возмущенно говорил Пит, не отрывая взгляда от дороги, — я проучу эту нахалку! — Его лицо покрылось красными пятнами, как бывало всегда, когда он нервничал. — С меня хватит ее избалованного характера! — Машину подрезали, и Пит резко ударил по тормозам. — Козел! Вот урод! — Клэр устало прикрыла глаза. — Ишь, моделью она хочет стать! Дура, полная дура! Моделью! — Пит так презрительно выплевывал это слово, словно оно было ругательным. — Разве это карьера для девчонки с мозгами?
— Дорогой, я полностью с тобой согласна, — сказала Клэр тихим покорным голосом, каким всегда говорила, пытаясь успокоить мужа. — Конечно, Сиена должна хорошенько подумать о будущем. Она поймет, что ты прав, дорогой…
— Еще бы она не поняла! — буркнул Пит.
— Но ты ведь знаешь Сиену, — продолжала Клэр, осторожно положив ладонь мужу на колено. — Она ужасно упрямая, такая же, как ты. — Она с надеждой улыбнулась мужу, но лицо Пита по-прежнему кривилось в раздраженной гримасе. — Может, пусть все-таки слетает во Францию на показ, успокоится и вернется в колледж? Быть может…
— Не может! — отрезал Пит, резко бросая машину в поворот, отчего Клэр едва не стукнулась головой о боковое стекло. В гневе Пит всегда водил машину очень агрессивно. — На этот раз я не пойду у нее на поводу, так и знай! Она не полетит в Париж. Хоть раз в жизни ей придется поступить так, как велю ей я!
Клэр попыталась применить иную тактику.
— Ей восемнадцать, дорогой, — как можно мягче сказала она. — Конечно, она всего лишь упрямый подросток, но уже имеет право поступать по своему усмотрению. Мне кажется, ее решение стать моделью — просто поиск себя. Каждый человек примеряет множество ролей, прежде чем…
— Ха! — резко и зло сказал Пит. — Значит, имеет право поступать по своему усмотрению, да? Ты считаешь, что она способна принимать взрослые решения, так, Клэр? Да она просто упрямая ослица, которая никогда в жизни не работала. Она считает, что весь мир ляжет к ее ногам, стоит махнуть задницей с подиума! И ты не считаешь подобный взгляд наивным?
Клэр вздохнула. Тут Пит был прав.
— Сиена — просто ребенок, — твердо сказал он, заруливая на стоянку перед рестораном. — Глупый, упрямый ребенок, вот и все!
Парковщик открыл дверь со стороны Клэр, впуская в салон холодный вечерний воздух. Волоски на ее руках встали дыбом. Она поплотнее укуталась в пашмину и вышла из машины. Пит протянул парковщику ключи и пятидолларовый чек.
— Если она хочет, чтобы к ней относились как ко взрослой, — сказал он, беря жену под локоть и направляясь ко входу в ресторан, — тогда пусть ведет себя как взрослая. Сиена должна научиться отвечать за свои глупые поступки.
Полный швейцар в мексиканской шляпе открыл перед ними стеклянную дверь.
— Здравствуй, Сантьяго! — воскликнул Пит, расплываясь в улыбке и пожимая руку швейцара. — Ты помнишь мою жену Клэр?
— Si, сеньор Макмаон, помню. Да и как забыть такую красивую леди? — Сантьяго неловко поклонился, а затем поцеловал Клэр руку. — Ваши друзья уже здесь. Позвольте, я провожу вас к вашему любимому столику.
Пит кивнул и похлопал швейцара по плечу.
— Короче, Клэр, — прошипел он сквозь зубы, — если Сиена меня ослушается, последствия будут плачевными. На этот раз я говорю серьезно.
Сиена потянулась на постели, затем взяла с тумбочки «Житан». В пачке осталась последняя сигарета. Она поразмыслила, заказать ли новую пачку прямо в номер или послать за сигаретами Марио.
Затянувшись сладковатым, пряным дымом французского табака (ах, в этих сигаретах было что-то такое романтичное, в стиле Одри Хепберн!), Сиена довольным взглядом окинула обнаженную спину футболиста. Он спал, не укрывшись, и можно было вдоволь насладиться видом крепких ягодиц и икр.
Марио де Люка! Она только что трахнула Марио де Люка! Вернее, это Марио де Люка трахнул ее, и как! Господи, если бы десять минут назад ее видели девицы из школы Святого Хавьера!
После первого раза футболист сделал попытку уснуть, пожаловавшись на плотный режим тренировок, но Сиена настояла на повторении, так что он удовлетворил ее еще трижды, прежде чем заснул мертвецким сном. Должно быть, на завтрашнем матче бедняга будет не в лучшей форме!
Впрочем, Сиену тоже ждало важное событие: показ коллекции Маккуина. Она надеялась, что не будет ходить по подиуму враскоряку, а глаза не опухнут после бессонной ночи. Сейчас ей вообще казалось, что она не сможет встать целую неделю.
Переложив сигарету в левую руку, правой Сиена чуть толкнула спящего в бок, заставив перевернуться, а затем принялась гладить его член. Даже в вялом состоянии он был довольно большим, а уж в боевом казался крупным, словно торпеда подлодки. Сейчас член Марио принялся подрагивать в ее ладони, набухая прямо на глазах.
Марио тихо простонал и быстрым движением дернул Сиену на себя. Девушка свернулась в его объятиях, вдыхая запах одеколона и свежего пота. Эта смесь всегда напоминала ей о Дьюке, возвращая детское чувство защищенности и уверенности в себе.
Сиена тихо вздохнула и высвободилась из объятий футболиста. Стараясь не разбудить его, она сделала последнюю затяжку и укрылась простыней, собираясь поспать.
У нее была волшебная ночь.
Первая и последняя ночь с Марио де Люка. Она уже приняла решение, и дороги назад не было.
Сиена дала себе слово не привязываться к мужчинам.
Бедняга Марио! Он-то рассчитывал на продолжение.
Следующим утром, в одиннадцать часов, Сиена уже сидела на пластиковом табурете в здании бывшего вокзала, которое сняли для предстоящего показа мод. Девушка дрожала, так как из одежды на ней были лишь красный шелковый шарфик, прозрачные розовые трусики и кружевной лифчик с висящими завязочками. Самым броским элементом наряда были высоченные ботфорты на шпильке, голенище которых заканчивалось почти там же, где начинались трусы.
Сиену удивило то, что в начале октября во Франции может быть так пронизывающе холодно и туманно, тогда как в Лондоне ее провожало настоящее бабье лето. Она в очередной раз зябко поежилась и с тоской вспомнила о своем теплом голубом кардигане из мягкой ангорки, который был куплен с огромной скидкой сразу после съемки для Эльзы Моран.
Сиена встала с табурета, прошлась туда-сюда, но только еще сильнее замерзла. Соски торчали вперед, просвечивая сквозь прозрачное белье. Коллегия французских кутюрье решила, что заглавной темой предстоящего показа должен стать неоиндустриализм. Пока журналисты и наблюдатели спорили о том, что должен означать этот термин, подиумы были сооружены прямо на заброшенных фабриках и вокзалах, на которых давно не работали ни котельные, ни бойлерные и гуляли пронизывающие сквозняки. В итоге стилисты, визажисты и прочие работники сцены, а также приглашенная публика, прогуливались вдоль подиумов в длинных норковых шубах и модных теплых унтах, кутаясь в вязаные кофточки и шарфы, а несчастные модели были вынуждены целый день трястись от холода.
Парижское шоу должно было стать кульминацией десятков Недель мод, которые проходили в Лондоне, Нью-Йорке и Милане. Коллекции представляли с самого февраля, но лишь Париж — законодатель мод — был призван подвести черту под всеми показами, а потому предстоящее шоу считалось самым важным событием для каждого уважающего себя дизайнера. Во время парижской Недели мод сюда стекались самые высокооплачиваемые модели, приезжали гости со всего мира, дизайнеры готовили показы, привлекая к работе самых лучших стилистов, а представители женских журналов строчили статьи и делали миллионы фотографий.
Как правило, билеты на показы раскупались еще за месяц до торжественного события. Даже знаменитости были готовы на все, лишь бы заполучить места в первых рядах, у самого подиума.
Сиена, которая за восемнадцать лет жизни ни разу не пришла ни на одну встречу вовремя, принеслась на вокзал Сен-Мишель аж за два часа до назначенного срока. Она успела вылакать две чашки крепчайшего эспрессо в кафе через дорогу, прежде чем появилась Марша. На ее носу красовались огромные черные очки, волосы лежали в беспорядке, губы были бледными. Судя по всему, в Париже Марша не теряла времени даром. Впрочем, Сиена поначалу тоже выглядела бледной, даже зеленоватой (после бессонной ночи, проведенной в объятиях футболиста), однако счастливое сочетание юношеского волнения, парижского воздуха и горячего кофе вскоре вернуло румянец на ее щеки.
Проводив Сиену до места, Марша извинилась и торопливо испарилась, горя желанием скорее похмелиться. И уже через пять минут она с наслаждением попивала какой-то крепкий коктейль в ближайшем баре.
Сиена снова села и подтянула колени к подбородку. Рядом с ней возникла бледная худая женщина, представившаяся Флоренс. У нее в руках была стопка распечаток. Спросив фамилию Сиены, она полистала пачку и протянула девушке один лист.
На нем было указано, сколько именно выходов и в какое время будет у Сиены, а также перечислены те наряды, в которых она предстанет перед публикой. Собственно, каждый выход был расписан едва ли не до секунды. Сам показ должен был начаться только в четыре, так что еще оставалось время для репетиций. Можно было попробовать менять костюмы, засекая время по секундомеру. В два часа к работе должны приступить визажисты и парикмахеры.
— А обед будет? — спросила Сиена смущенно, чувствуя себя совершенно голой в розово-красном белье.
Ее желудок уже давал о себе знать невнятным бурчанием. Она выскочила из отеля, забыв позавтракать, и теперь очень жалела, что явилась к вокзалу так рано.
— Еда будет позже, — ответила Флоренс с сильным французским акцентом. — Хотя тебе бы лучше поголодать. — Она с неодобрением глянула на мягкий живот Сиены и многозначительно подняла бровь.
Сиена насупилась. Вот глупая французская сучка, подумала она с досадой. Еще и комментарии себе позволяет, хотя сама с лица бледная немочь! Тьфу!
Но, стоило Флоренс удалиться, Сиена украдкой принялась оглядывать других моделей. Все они были худощавы, как доски, и невероятно высоки ростом. Девушка почувствовала себя куском сала, лежащим на прилавке рядом с диетическими продуктами; толстой гусеницей возле порхающих изящных мотыльков.
Желудок возмущенно заворчал.
— Голодная, да? — спросила Сиену стоящая рядом рыжеволосая девица с крупными веснушками и огромной щелью между передними зубами. Модель понимающе усмехнулась и достала из крохотного тряпочного рюкзачка большую зеленую пилюлю.
— На, пробуй. Хорошее средство, пробуй. — Рыжая протянула Сиене зеленую пилюлю и бокал шампанского.
— Что это? — недоверчиво спросила девушка.
— Такая хитрая штука. Аппетит р-раз — и нету! И успокаивает.
Сиена нахмурилась и взяла только шампанское.
— Спасибо, но я не…
— О, не бойся. — Рыжая модель улыбнулась, беззастенчиво показав зазор между зубами. — Это на травах. Не наркотик, можешь быть уверена! Гляди! — Она сунула зеленую пилюлю в рот и запила шампанским. — «Нет» голоду, «нет» нервам!
Это звучало вроде рекламного слогана, и Сиена рассмеялась. Она взяла таблетку, быстро проглотила, запив шампанским. Рыжая села на соседнюю табуреточку и принялась болтать.
Оказалось, она была испанка, звали ее Инес Прието Морено. Инес уже третий раз приглашали в Париж, но впервые на показ столь известного дизайнера.
— Это твой первый раз? — изумилась испанка, затягиваясь сигаретой. — Ух! И сразу Маккуин? Не верю, не верю! Вот это да! Я завидую тебе, очень и очень! Мне пришлось ждать пять лет.
Сиена пожала плечами:
— Думаю, мне просто повезло, вот и все. Я и сама потрясена тем, что меня пригласили. Я думала, Маккуину требуются девушки с невысоким ростом и не слишком худые, но тут оказалось полно вешалок с обычными стандартами. Даже не понимаю, как меня сюда занесло! Вот как бы ты описала мой тип? Старомодная, да? Вот я и подумала, что Маккуин пытается создать шоу в стиле сороковых. Но ничего подобного. Неоиндустриализм, слыхала? А тут все такие… обычные.
— Ну спасибо, — хмыкнула Инес.
— Ой, извини! — смутилась Сиена. — Я имела в виду… ну, ты ведь тоже высокая и худая. И волосы светлые.
У нее был такой виноватый вид, что собеседница рассмеялась.
— Не светлые. Рыжие. И дырка между зубами, видишь? Я отличаюсь от стандартов. Как ты.
Сиена повнимательнее взглянула на Инес. В чем-то она была права.
— Здесь все необычные. Погляди сама! — продолжала рыжая. — Глянь, там Катя. У нее длинный нос.
Сиена внимательно уставилась на русскую супермодель и хихикнула.
— Неужели?
— Правда длинный. А у Лизы нет титек. Как девочка, скажи? А вон там Дарья. — Инес указала пальцем на невероятно красивую девушку, сидевшую в углу и читавшую книгу. У модели были очень высокие скулы. — Она лысая.
— Как это нет волос? — расхохоталась Сиена. — Прекрасное светлое каре…
— Это сейчас. А после двух сама увидишь, — заговорщицки прошептала собеседница.
С десяти до четырех Сиена так нервничала, что порой ей становилось дурно. Спасибо волшебной пилюле, которую дала Инее, голод притупился и почти не беспокоил. Если бы Сиена набросилась на пирожные, принесенные кем-то из команды, она бы набила живот под завязку, пытаясь справиться с волнением. В этом случае над розовыми трусиками точно навис бы пухлый живот. Вот бы посмеялась публика!
Гримерную отделял от подиума только тонкий экран, поэтому до моделей доносился гул голосов вперемешку с музыкой. Этот звук доводил Сиену до безумия, заставляя метаться по гримерке. Ей предстояли пять выходов с переодеваниями, но Сиене казалось, что ноги подкосятся еще во время первого прохода. Ступни горели огнем, до того высокими были шпильки. Изобразить сексуальную походку на этих ходулях было выше ее сил.
Сиена столько раз рисовала в воображении встречу с Маккуином, репетировала остроумные фразы, которыми ответит на приветствие дизайнера, но вместо этого пролепетала что-то невнятное, когда Маккуин подошел пожелать ей удачи.
До начала шоу оставалось всего десять минут. Сиена застыла перед большим плакатом, буквы слогана расплывались перед глазами.
«Я — сексуальна. Я — самоуверенная стерва. Я — львица. Я — королева. Я — сама женственность».
Сиена содрогнулась. О Господи!
Желудок испуганно сжался. Капля пота поползла по лбу, угрожая докатиться до глаза и испортить макияж. Косметики, кстати, наложили целую тонну: глаза были жирно подведены черным, губы покрыты алой помадой и влажным блеском. Все модели были накрашены одинаково, но если Инес казалась размалеванным тощим клоуном, то Сиену яркий макияж делал похожей на падшего ангела с волнующим взглядом и пухлым, соблазнительным ртом.
Девушка инстинктивно потерла рукой лоб, пытаясь стереть пот.
— Нет! — по-женски взвизгнул Дэвид, главный визажист показа. Модели звали его милашка Дэвид, потому что он был голубым. — Никогда не трогай лицо! Ты все размажешь! Глупая, глупая девица! — Он схватил руку Сиены и завел ей за спину. — Не смей!
— Ладно, ладно, — простонала Сиена. — Не буду трогать. Просто от этих прожекторов так жарко, я потею, словно вышла из парилки!
— Сначала тебе было холодно. Теперь вот жарко! Экая привереда! — всплеснул руками Дэвид. У него были длинные ногти с превосходным французским маникюром. — Если ты будешь тереть лицо, то выйдешь на подиум с такой рожей, будто действительно была в парилке.
Секундой позже визажист уже забыл о ней, принявшись поливать блестящим лаком прическу одной из моделей.
Инес, одетая куда более удобно (в укороченные брюки-галифе, военные ботинки и короткий топ), лениво покачивая костлявыми бедрами, подошла к Сиене.
— Как ты?
Сиена выдавила улыбку. Она завидовала новой знакомой, ее спокойствию и выдержке. Попробуй изобрази на подиуме светскую львицу, если чувствуешь себя барашком на заклании!
— Ты знаешь, кто сидит в первом ряду? — прошептала Инес, округляя глаза, она даже подпрыгнула от волнения, две рыжие прядки, выпущенные из прически, запрыгали, словно пружинки.
— Ага. — Сиена кивнула. Голос у нее дрожал. — Знаю прекрасно. Там куча журналистов из самых престижных изданий, кинозвезды и богатые покупатели, которые готовы тряхнуть кошельками. Одна мысль об этом приводит меня в ужас. Ей-богу, вот-вот медвежья болезнь приключится!
— Да нет же! — воскликнула Инес, хватая Сиену ледяной рукой за локоть. — Ты даже не в курсе? Ничего не слышала?
— Да что такое-то? — нетерпеливо спросила Сиена.
— Там сидит Джейми Силфен! Он тут! В первом ряду! — взвизгнула Инес, подпрыгивая на месте.
Ноги Сиены подкосились, и она едва не сломала каблук.
— О нет! — пискнула она. — Не может быть! Этого не может быть! — Забыв о наказе милашки Дэвида, она потерла лоб, покрывшийся сильной испариной. — Это мой первый показ! — взвыла девушка. — Я трясусь от страха и боюсь опозориться, а проклятый Силфен сидит в первом ряду! Господи, он увидит, как я сделаю из себя посмешище! — Она осторожно потянула на себя кулису в надежде увидеть Силфена. — Где он сидит? Что-то я его не вижу.
Инес кивнула влево:
— Третье кресло, у каменной колонны. Огромные очки, черное пальто, клетчатый шарф.
Сиена поискала взглядом указанные приметы. Ага, вот и он, Джейми Силфен. Один из самых влиятельных голливудских агентов по кастингу. Он сидел в каких-то двадцати метрах от Сиены, беседуя с кем-то по мобильному и покачивая лысой головой в такт разговору.
Сиена часто мечтала о том, что какой-нибудь агент по кастингу увидит ее дефиле в Париже, обратит внимание на ее яркое лицо и предложит прийти на пробы для какого-нибудь фильма. Она мечтала об этом, но не слишком-то надеялась. Она и не рассчитывала, что на показе Маккуина будет сам Силфен, чье имя стало синонимом успеха будущего фильма и огромных кассовых сборов. Начинающие актеры, отобранные Силфеном для проб и получившие роль, становились звездами, фильмы, в титрах которых значилась его фамилия, получали «Оскаров» и каннских «Львов».
Каким ветром Силфена занесло во Францию?
— Зачем он тут? — спросила Инес, словно прочитав мысли Сиены. — Может, кто-то решил снять фильм о мире моды? Или он ищет новые лица? Не думаю, что он здесь только ради новой коллекции Маккуина. Глянь на его пальто, это ж прошлый век!
Сиена едва слышала, что говорит ее новая знакомая. Джейми Силфен увидит ее дефиле! Фантастическая возможность, которую нельзя упустить! Второго шанса может и не представиться.
Сиена приказала себе собраться. Она должна произвести на Силфена впечатление! Яркое, незабываемое впечатление!
Сама себе удивляясь, девушка расправила плечи. Волнение отступало, сменяясь уверенностью в собственных силах. Она слишком многим пожертвовала ради сегодняшнего дня. Будущее поставлено на карту!
Сиена подумала о Дьюке, и на губах заиграла улыбка — едва ли не первая за весь день.
— Лена, Анна-Мария, Инес, Сиена! На выход, стройтесь! — объявил менеджер показа, хлопая в ладоши. — Итак, девочки, собрались, улыбнулись! Надменнее, Инес, надменнее! Готовы? По счету три…
Инес коротко глянула на Сиену:
— Волнуешься?
— Ничуть, — ответила Сиена, улыбаясь во весь рот.
Она совершенно не преувеличивала.
Каролин Беркли заглянула в гостиную своего прекрасного особняка и покачала головой.
Ее не радовала необходимость привечать в Котсуолд-Мэнор своих братьев и их скучных жен, но куда больше беспокоило поведение Кристофера. Он до того не выносил родственников Каролин, что предпочитал общаться с Маффи Аркелл. Чертова кукла! Как раз сейчас, еще до прихода гостей, Кристофер менял местами карточки, чтобы оказаться сидящим между женой и Маффи.
Каролин познакомилась с Кристофером Уэллзли через год после переезда в Англию и почти сразу вышла за него замуж. Вернее будет сказать, познакомились они во второй раз. Когда-то в молодости Каролин уже встречала Уэллзли, богатого землевладельца, потому что вращалась с ним в одних кругах. Романа у них тогда так и не вышло, но завязалась тесная дружба, и лишь когда Каролин перебралась в Лос-Анджелес, связь оборвалась.
По Лондону ходили слухи, что Уэллзли, владелец одного из самых обширных поместий Оксфордшира, равнодушен к женскому полу, предпочитая нежную мужскую дружбу. Как выяснилось, слухи не соответствовали действительности. Просто Кристофер куда больше ценил спокойный отдых, вроде рыбалки или пары бокалов вина в компании приятелей, чем секс. Как ни странно, это его равнодушие к плотским развлечениям совершенно не задевало Каролин. После мучительной связи с Дьюком и страстного романа с молодым адвокатом, принесшего ей одни разочарования, она стала ценить в мужчинах совсем иные качества, нежели могучее либидо. Ей нравился уравновешенный характер Кристофера, то уважение и нежность, которыми он ее окружил.
Первый год после смерти Дьюка стал для Каролин самым тяжелым в жизни. Она ютилась в крохотной пыльной квартирке вместе с сыном, которого, как выяснилось, совершенно не знала. Ей казалось, что она медленно, но верно сходит с ума. Роман с Чарли оборвался, и Каролин совсем не винила его в разрыве. Адвокат увлекся совсем другой Каролин Беркли — сильной, уверенной, не нуждающейся в средствах, помешанной на сексе. После вскрытия завещания она превратилась в слабую, издерганную женщину, у которой была лишь одна цель — остаться на плаву и выжить. Но Чарли еще два года поддерживал Каролин деньгами, хотя почти не виделся с ней.
Да, она не обвиняла Чарли в малодушии, но впервые в жизни с ужасом поняла, что уже не способна найти себе богатого спонсора, который будет выполнять ее капризы. Был ли в том виноват ее возраст, или репутация любовницы Дьюка, разрушившей семью, она не знала. Но ни один стоящий любовник даже не замаячил на горизонте, словно богатые денежные мешки Голливуда просто опасались с ней связываться.
В сорок шесть лет, не имея опыта работы, довольно сложно начинать с нуля. Конечно, старые знакомые подкидывали ей работу — вроде оформления вечеринок и дизайна помещений, — но это приносило жалкие крохи в сравнении с тем, к чему она привыкла. Каролин все глубже погружалась в депрессию, часами сидела в кресле, глядя на облезлые обои своей крохотной квартиры, и оплакивала безвозвратно ушедшую молодость.
Вскоре она начала пить.
Именно Хантер предложил матери вернуться в Англию. Частично это было истолковано беспокойством за ее здоровье, частично давало надежду на восстановление старых связей. Каролин и сама понимала, что разрушает себя и осложняет жизнь сыну, а потому пыталась справиться с пагубной привычкой.
— Плохая из меня вышла мать, правда? — как-то сказала она в приступе самобичевания, когда Хантер впервые заикнулся об Англии.
Он пожал плечами:
— Ты делала то, что могла. Я не виню тебя, ма. Просто эта роль оказалась тебе не по зубам.
— Что ты будешь делать, если я уеду? Как будешь зарабатывать на жизнь?
Хантер не стал говорить, что по большей части они оба давно живут на то, что он зарабатывает после школы. Денег трастового фонда хватало лишь на то, чтобы оплачивать обучение и покупать самую простую одежду. Если бы Каролин не пила так сильно, денег на жизнь оставалось бы гораздо больше.
— Я справлюсь, — просто ответил Хантер. — Лос-Анджелес душит тебя, я же вижу. Ты будешь навещать меня, когда захочешь. Я тоже могу приезжать к тебе в Англию. Там у тебя остались друзья, которые протянут руку помощи.
Каролин в этом сомневалась, но промолчала. Она давно сожгла все мосты, позабыла о тех, с кем когда-то общалась. Даже с родными братьями она созванивалась лишь раз в полгода. Но в одном Хантер был прав. Лос-Анджелес душил ее, и депрессия длиной в долгие месяцы выпила все силы Каролин. Едва ли в Англии ей придется хуже.
Но, спасибо Кристоферу, в Англии Каролин стало гораздо лучше. Когда они снова встретились, нежная привязанность между ними вспыхнула с новой силой. Кристофер был на пятнадцать лет старше Каролин, но по сравнению с Дьюком казался ей юным птенцом. Он никогда не был женат и не желал заводить детей, а поместье было завещано племяннику.
— Я не смогу оставить тебе имение, — как-то сказал Кристофер Каролин. — У меня слишком мало наличных, чтобы одаривать тебя подарками. Я не смогу купить тебе дорогую машину и возить на выходные на Маврикий. Но в моем доме тебе будет уютно и безмятежно. — Он обвел рукой бесконечные луга и леса, простиравшиеся до линии горизонта. — Я гарантирую тебе спокойствие, вот и все.
Пожалуй, это было единственным, чего хотела теперь Каролин.
Она позвонила Хантеру, чтобы сообщить, что выходит замуж, и похвалилась, что бросила пить.
— Представляешь, когда-то Кристофер состоял в Обществе анонимных алкоголиков. Он понял мою беду и помог мне. Я так рада!
Хантер успокоился. Он очень давно не слышал, чтобы голос матери звучал так уверенно. Приехав на скромную церемонию, он тотчас проникся к Кристоферу добрыми чувствами и одобрил выбор Каролин.
Первые два года после их свадьбы Хантер ездил в Англию каждый год на Рождество и был рад тому, что Каролин ведет тихий образ жизни. Он никогда не был особо близок с матерью, поэтому взаимные визиты становились все более редкими — Каролин не стремилась в Америку, а у Хантера часто не хватало денег на билет, — так что общение свелось к телефонным звонкам и открыткам.
Узнав о том, что сын снимается в «Советнике», Каролин искренне радовалась его успеху, хотя сама видела всего одну серию.
— Не сериал, а полная лажа, — высказался Кристофер, и жена полностью с ним согласилась.
— Но Хантер удивительно хорош, — добавила она с гордостью.
Каролин даже позвонила сыну, чтобы поздравить его.
Им обоим было достаточно просто знать, что они счастливы и устроены в жизни. Оба были мудры, чтобы сообразить — слишком поздно пытаться сблизиться.
— А вот и ты! — сказал Кристофер, обнимая жену.
Каролин, нахмурившись, высвободилась из его объятий и прошла к столу. Она расставила гостевые карточки так, как они стояли до этого, и обернулась к мужу.
Кристоферу стукнуло семьдесят, и он частенько страдал от приступов подагры, видимо, спровоцированной долгими запоями в молодости. Последние две недели бедняге приходилось ходить с тростью, и он нещадно пользовался своей беспомощностью, отлынивая от домашних обязанностей.
— Я не могу выгуливать псов, — ныл он, — слишком болят колени… Дорогая, ты не принесешь еще вина? А то что-то суставы ломит… Милая, подай мне трубку, прошу тебя. Мне тяжело вставать…
Каролин качала головой, но шла у Кристофера на поводу.
Однако на сей раз она не собиралась сдаваться.
— Зачем ты переставил карточки?
— Ну, милая, не сердись. Мне не хочется сидеть рядом с твоей нудной невесткой. Уж лучше с крошкой Маффи Аркелл, она такая приятная особа.
— Извини, дорогой, — твердо сказала Каролин, — но гости будут сидеть так, как решила я. Нам придется развлекать моих родственников, хотим мы того или нет. — Она вздохнула. — И с чего это ты так интересуешься Маффи Аркелл? Я думала, что ты любишь только меня.
— Разумеется, дорогая. — Кристофер усмехнулся. Он всегда восхищался женой, особенно в такие моменты, когда она деловито сновала по гостиной перед приемом, одетая в какое-нибудь элегантное платье с глубоким вырезом. В пятьдесят три она выглядела на десять лет моложе. — Просто я хочу быть джентльменом и спасти прекрасную Маффи от Гэри Эллиса, с которым ты ее собираешься посадить. Зачем ты вообще пригласила этого мерзавца?
Гэри Эллис был свежей находкой Каролин, известный во всем графстве застройщик, недавно заинтересовавшийся Котсуолдом и мостивший дорожку к местным фермерам. Под руководством Эллиса прекрасные английские деревушки превращались в огромные бизнес-центры с развлекательными заведениями, магазинами и клубами. Он как раз приобрел себе небольшой коттедж неподалеку от поместья Кристофера Уэллзли и теперь пытался всячески пролезть в среду местных землевладельцев.
Эллис был человеком шумным, грубоватым, был известен бульдожьей хваткой там, где дело касалось денег и бизнеса, носил клетчатые костюмы и был невоздержан на скользкие шуточки.
— Не будь снобом, дорогой, — улыбнулась Каролин. — Гэри мне нравится.
Кристофер покачал головой точно так же, как делал когда-то отец Каролин, когда ловил ее на вранье.
На самом деле Каролин не нравился Гэри Эллис. Она пригласила его по одной-единственной причине: застройщик положил глаз на имение Кристофера Уэллзли. Сам Кристофер ни в коем случае не согласился бы продать поместье, но его жена умирала от любопытства, так сильно ей хотелось узнать, сколько стоит кусок земли, на котором она проживает. Каролин ничуть не возражала бы, если бы Эллис купил небольшую часть имения Уэллзли. Лично ей хватило бы и половины земель, а также кругленькой суммы в кармане.
Была и еще одна причина для приглашения Эллиса. Его шумное общество должно было, по мнению Каролин, отвлечь внимание гостей от скучных ханжеских высказываний ее братьев. Для Уильяма и Джорджа явилось неприятным сюрпризом то, что их блудная сестрица, после столь сокрушительного падения, все-таки пристроилась в жизни, выйдя замуж за человека богатого и влиятельного. Они не произносили этого вслух, но сам факт того, что дурные прогнозы не сбылись, отравлял братьям Каролин жизнь. Конечно, они помирились с ней — да и как было не помириться, если она стала частью семьи куда более знатной, нежели семья Беркли. Самым неприятным для Каролин было то, что оба ее брата жили всего в пятидесяти милях от ее нового дома, а потому против ее воли стали частыми гостями на вечеринках в Котсуолд-Мэноре.
Джордж и Уильям не переносили на дух Гэри Эллиса, и это особенно радовало Каролин. Также она не расставалась с мыслью переубедить мужа насчет продажи части земель.
К девяти вечера гости уже успели отведать салата и закусок и с нетерпением ждали основного блюда. Кроме братьев и их унылых жен, Люси и Деборы, Каролин пригласила на вечер одну весьма эксцентричную женщину, лесбиянку лет семидесяти, старую подругу Кристофера, и пару соседей, Генри и Маффи Аркелл.
Генри принадлежала небольшая ферма и такой же небольшой, но красивый фамильный замок, расположенные западнее поместья Кристофера и Каролин, неподалеку от Татчерса. По удивительному совпадению, Генри приходился старшим братом Максу Десевилю, старому школьному приятелю Хантера.
— Даже не верится! — удивленно воскликнула Каролин, когда впервые об этом услышала. — Так ты сын Лулу Десевиль? Не может этого быть! Между прочем, Макс — лучший друг моего сына, ты об этом знал? Как тесен мир, подумать только!
— Да, Макс рассказывал о вас, — сдержанно ответил Генри. Он и в самом деле слышал о Каролин от брата: отчим Генри, отец Макса, увлекся роскошной соседкой, благодаря чему едва не распался его брак. — Честно говоря, я — сводный брат Макса. — Он усмехнулся. — Кажется, вы хорошо знали его отца?
Щеки Каролин смущенно вспыхнули, словно ей было неприятно вспоминать о прошлом, и Генри мгновенно оттаял.
— А давно ли вы встречали Макса? — вежливо спросил он. — Парень заканчивает Кембридж и собирается вернуться в Лос-Анджелес. Мечтает стать режиссером.
С той встречи Каролин и Кристофер уже дважды бывали у Аркеллов, и вот теперь настал черед ответного визита.
Каролин сидела между Гэри Эллисом и Генри. Миллисент, пожилая лесбиянка, постоянно рассказывала Гэри непристойные истории из своего прошлого, и тот весело ржал, хлопая в ладоши и похлопывая собеседницу по плечу. Последняя история была про какую-то старую знакомую Миллисент, жену фермера, которая изменяла мужу со всем, что двигалось, включая работников скотного двора и трактористов. Маффи смущенно ерзала на месте и расстроенно поглядывала на мужа. Ей явно было не по себе от обилия пошлостей.
Люси, жена Джорджа, бледнела прямо на глазах. Она явно не одобряла происходящее.
— Каролин упоминала, что у нашей старшей дочери, Генриетты, месяц назад родился первенец? — громко спросила она Кристофера в попытке сменить тему. — Она назвала малыша Космо, представляешь? Он такой чудесный кроха. Верно я говорю, Джордж?
Джордж, к шестидесяти поднявшийся до старшего адвоката в фирме, с годами стал еще более упертым и узколобым, а оттого нелепым, по мнению Каролин. На реплику жены он даже не соизволил ответить, а лишь рассеянно кивнул, надменно попыхивая сигарой.
— Мужа до сих пор слегка смущает тот факт, что он стал дедушкой, — шепнула Люси Кристоферу. Было видно, что пренебрежение мужа ее смущает.
Кристофер постарался улыбнуться.
— Черт возьми! — загремел с противоположного конца стола голос Эллиса. — Так, значит, Каролин, теперь ты внучатая тетушка? — Он окинул плотоядным взглядом грудь хозяйки. — Хотел бы я иметь такую тетушку, ха-ха! — Он без перехода ткнул пальцем в направлении онемевшей Люси. — Если ваша дочь не кормит ребенка грудью, возможно, она сможет сохранить такие же смачные сиськи, как Каролин. — Эллис сделал в сторону Каролин козу. — Ух, розочка моя!
Каролин и Кристофер, обменявшись насмешливыми взглядами, весело захихикали, не столько пошлой шутке Эллиса, сколько тому выражению, что застыло на лицах Джорджа и Уильяма, а также обеих их жен.
— Как вы смеете?! — охнула Люси.
— Кстати, пора и о деле поговорить, — заявил Гэри Эллис безо всякого перехода, словно и не заметив ужаса в голосе Люси. — Генри, я тут проезжал мимо вашей фермы. Отличная земля, должен заметить!
— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Генри. Подобный комплимент мог порадовать его, если бы прозвучал из уст кого угодно, но только не Гэри Эллиса.
Генри был наслышан про железную хватку Эллиса, даже видел пару его застроек и понимал, куда клонит собеседник. Его похвала землям Генри была сродни комплименту насильника женским ножкам, между которыми он собирался грубо пристроиться.
— Нам тоже нравится наша ферма, — продолжал Генри, ободряюще улыбнувшись жене. — Предстоит немало работы, но мы вложим каждый пенни, который найдем в кармане, чтобы поднять ферму на должный уровень.
Маффи Аркелл улыбнулась супругу. Она представляла собой чуть мальчишеский тип внешности, с румяными щеками и без единого грамма косметики. Генри нравилось повторять, что его жена выглядит такой же молодой и задорной, как и в шестнадцать лет, когда они впервые встретились.
Каролин, глядя то на Генри, то на Маффи, добродушно покачала головой. Невооруженным взглядом было видно, что эти двое по-прежнему влюблены. Доверчивое, нежное лицо Маффи расцветало улыбкой всякий раз, когда муж смотрел на нее, а Генри явно гордился супругой.
Но Каролин замечала и то, как смотрит на гостью Гэри Эллис. Он явно оценил ее свежую, естественную красоту, длинные, стройные ноги, обтянутые узкими брюками, доверчивые зеленые глаза, цвет которых подчеркивал простой бежевый свитер.
Кристофер тоже попал под чары Маффи. Он бросал на нее задумчивые взгляды, рассеянно улыбался и явно сожалел о том, что вынужден сидеть рядом с другой женщиной, с занудой Люси. Каролин это забавляло, но не внушало опасений.
Другое дело — Эллис. Не обладая ни одним из достоинств Кристофера — тактом, предупредительностью и воспитанностью, — он весь вечер лип к несчастной Маффи, подавляя своей грубостью и напором. Думая, что никто не замечает его пассов, Гэри постоянно прижимался ногой к ноге женщины, касался потной ладонью ее пальцев, передавая закуски и хлеб. Казалось, из всех гостей только Генри не замечал его наглого поведения.
По смущенному лицу Маффи, ее опущенным ресницам и плотно сжатым губам было ясно, что она нисколько не одобряет ухаживаний Эллиса. К сожалению, воспитание не позволяло бедняжке поставить нахала на место. Наблюдая за ней, Каролин с каждой минутой все больше жалела, что не посадила Маффи рядом с мужем.
Возможно, думала она, Гэри Эллис совсем не так забавен и безобиден, как ей казалось раньше? Весь вечер он словно доказывал, что может быть груб, неучтив и глух к собеседникам. Более того, Гэри быстро напивался и буквально на глазах превращался в тупую скотину.
Даже возмущение Джорджа и Уильяма уже не казалось Каролин достаточной компенсацией за страдания бедняжки Маффи Аркелл.
Спустя пару часов, уже в машине, Маффи получила возможность высказать все наболевшее веселому и чуть пьяному Генри.
— Этот человек меня достал, — призналась она, выворачивая руль вправо. «Лендровер» послушно нырнул в поворот, мимо потянулись темные поля. — У меня от него мурашки по коже. — Маффи поежилась, вспоминая свои ощущения, когда рука Эллиса то и дело касалась ее колена.
— Да уж, редкий наглец, — скривился Генри. — Ты слышала, как он говорил о нашей ферме? Это был тон грязного дельца, точно! Так хотелось свернуть этому Эллису шею! Ты видела центр досуга, который он выстроил на месте прекрасной долины в Лечлэйде? Словами не описать это нагромождение бетона!
— Да к черту ферму, — фыркнула Маффи. — Ты не заметил, что он весь вечер клеился ко мне? Так и лапал за коленку, так и обтирался! Фу, какой гад!
— Что? — воскликнул Генри, изумленно глядя на Маффи. — Почему я ничего не видел? Ты должна была сказать мне!
— Генри, ты меня удивляешь! Тут даже слепой бы заметил. Он несколько часов лип ко мне, а ты лишь благостно потягивал кларет. Кажется, Каролин пожалела, что посадила меня с этим мерзавцем.
— Н-да, вечер удался, — мрачно проворчал Генри, расстроенный тем, что не смог защитить свою чудесную женщину от домогательств грязного ублюдка. — Нет, каков подлец!
Он уставился за окошко, где простирались прекрасные долины, залитые серебристым светом луны. Генри никогда не уставал восхищаться этими землями, красивыми, словно на открытке.
— Что ж, — сказал он напоследок, — у Гэри Эллиса столько же шансов соблазнить мою жену, сколько и заполучить нашу ферму, вот что я скажу.
Маффи закатила глаза. Она обожала мужа, святая правда. Но порой ей начинало казаться, что свою живописную ферму он любит куда больше, чем собственную жену.
— Ради Бога, девочка, перестань дергаться. Ты ведешь себя, словно ребенок, уронивший шиллинг, а подобравший шестипенсовик.
Марша и Сиена сидели в уютном маленьком бистро с плетеными креслицами, скрытые от шума Елисейских Полей солидной каменной кладкой и рядом деревьев, чьи корни были упрятаны под булыжной мостовой.
Погода все еще хмурилась, поэтому женщины устроились внутри бистро, у окна. Марша недоумевала, глядя на расстроенное лицо своей подопечной. Должно быть, думала она, в настроении Сиены виновата погода. Вчерашнее шоу стало настоящим триумфом для начинающей модели. С того момента, как она шагнула на подиум, ее словно наполнила какая-то внутренняя уверенность, так несвойственная новичкам.
— Дьяволица и ангел в одном лице! — восхищался обозреватель из «Фигаро» в утреннем номере газеты.
О Сиене написала каждая французская газета. Ее называли «событием сезона», «новым лицом» и прочими льстивыми прозвищами. Лицо Сиены появилось и в американских изданиях. Все они перепечатали удачный снимок, запечатлевший девушку в последнем выходе. На Сиене были лимонно-желтые шортики и топ из черного латекса, дополненные босоножками на шпильке и с высокой шнуровкой до колена. «Макмания!» — гласили заголовки американских газет.
Разве можно было желать большего?
Сиена зябко поежилась и ковырнула вилкой лягушачью лапку.
— Прости, — виновато сказала она своему агенту. — Я не могу отделаться от мысли, что упустила великолепный шанс. Жаль, мне не удалось с ним пообщаться! Он даже карточку не оставил. Ни-че-го!
Почти без косметики, если не считать прозрачных кремовых теней от «Элизабет Арден» и блеска на губах, с волосами, забранными в высокий хвост, Сиена едва ли походила на ту гламурную яркую женщину, фото которой украшали утренние газеты. Сегодня на ней были удобные старые джинсы «ливайсы», ботинки на плоской подошве и длинный вязаный свитер цвета морской волны. Она вполне могла сойти за двенадцатилетнюю.
Марша тяжко вздохнула:
— Ты снова про того парня, как там его, Силфена? Детка, если он тебя не заметил, то был единственным во всем зале, поверь мне. Да плевать на него! Тебе пришло уже четыре солидных предложения из лучших агентств мира — и это только за утро, — а что ждет впереди! Сиена, ты скоро станешь очень богатой и очень известной, можешь мне поверить.
Сиена довольно зарделась, услышав слова «богатая» и «известная» в сочетании с собственным именем.
— Ты так считаешь? — Она придвинула к себе номер «Дейли мейл» и полюбовалась на свое изображение. — Даже не знаю… только глянь, что придумали! «Макмания»! Может, этот живейший интерес ко мне вызван лишь тем, что я из Макмаонов, и все? Потому что я дочь Пита и внучка Дьюка?
Марша задумчиво отпила кофе, наблюдая за Сиеной. Она уже сталкивалась с подобными комплексами у моделей — чувством неуверенности в собственных силах, сравнением себя с родителями, — но, как правило, это были совсем юные девушки, лет четырнадцати-пятнадцати, едва вылетевшие из семейного гнезда. Сиена же была довольно взрослой и много лет жила без родителей. Ее комплекс казался Марше несколько странным.
— Слушай, мы ведь уже это обсуждали, — терпеливо произнесла она. — Разумеется, твое имя сразу привлекает внимание. Это естественно! Твоя фамилия станет для тебя трамплином к славе и богатству, точно таким же, как твоя задница и мордашка.
Сиена хихикнула.
— Вот видишь, — улыбнулась Марша. — Ты и сама прекрасно все понимаешь. Однако все эти люди заговорили о тебе не потому, что ты дочка Пита Макмаона.
— А почему? — эхом откликнулась Сиена.
— Потому что ты сумела их потрясти. Ты талантлива и красива, ты смогла доказать, что оказалась на показе Маккуина не по причине родства с Макмаонами, а потому что талантлива и хороша собой.
— Если я талантлива, чего же тогда Джейми Силфен не звонит? Он просто встал и уехал сразу после показа! Ты видела, какое у него было лицо? Ему было скучно!
— Боже, да откуда мне знать, почему он уехал?! Я же не копалась у него в голове! — не выдержала Марша. Она тотчас взяла себя в руки, сообразив, что не должна кричать на будущую супермодель, которая принесет ей много денег. — Может, этот Силфен приехал просто поглядеть на одежду. Может, он хотел подобрать себе что-то новенькое.
— Да, женские трусики! — парировала Сиена.
— А может, он просто устал. Может, у него был трудный день. А может, он искал девушек другого типа, кто знает?
Сиена отодвинула тарелку и прикурила сигарету. Ей нравилось, что во Франции нет поборников курения в общественных местах.
— Знаешь, — сказала Марша почти ласково, уже жалея, что сорвалась на этом юном цветочке, — некоторые люди, далекие от мира моды, считают, что карьера модели — полная фигня, но это не так. Если прийтись ко двору, на этом можно сделать много денег и получить известность покруче, чем у иной актрисы. И карьера эта может быть весьма долгой, вопреки распространенному мнению. Возьмем, к примеру, Синди Кроуфорд. Она в деле уже лет десять, а все еще зарабатывает миллионы. — Марша всплеснула руками. — И если это не так, то я чертова Мерилин Монро нового поколения!
— Ха, вообще-то мне хотелось бы думать, что это я — Мерилин Монро нового поколения, — засмеялась Сиена.
— Так выпьем же за это! — Марша жестом велела официанту принести еще вина. — Только сделай одолжение, не спи с президентом, как та потаскушка, хорошо?
— Бе! — Сиена представила себе Билла Клинтона, стоящего со спущенными штанами перед Моникой Левински. — На эту тему можешь не беспокоиться. Я предпочитаю футболистов и гонщиков.
— А! — Глаза Марши хитро блеснули. — Так ты все-таки уложила в постель красавчика Марио? Так-так, рассказывай! Как он в деле?
Сиена со смаком затянулась и прищурилась.
— Скажем, шесть из десяти, — солгала она.
— Не может быть! Какое разочарование! — воскликнула Марша, закусив губу. — Всего шесть? В чем дело-то?
Сиена наколола на вилку лягушачью лапку и впилась в нее зубами. На вкус мясо напоминало курятину.
— Да ни в чем. Просто у меня бывали парни и получше.
Марша вульгарно расхохоталась, но на нее даже не обернулись. Французы очень терпимы к проявлениям эмоций.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Сиена? Ты слишком избалована. В том числе мужским вниманием.
Сиена довольно усмехнулась и откинулась на плетеную спинку кресла.
— Мне это уже говорили. Думаю, тебе стоит пообщаться с моим отцом. У вас найдутся общие темы.
Два часа спустя Сиена вернулась в отель, чтобы собрать вещи. Визитные карточки, полученные за последние сутки, пришлось складывать в отдельный пакет. Охапки цветов, которым не было числа, она решила оставить в номере.
Пока Сиена завтракала с Маршей, обслуга успела доставить новые подарки: шелковый шарфик «Гермес», несколько флаконов с духами, в основном от «Шанель», подвеску в виде Эйфелевой башни, украшенную стразами Сваровски, и несколько запечатанных коробочек, которые Сиена даже не распаковала.
Ах, если бы еще представители «Луи Вуиттона» прислали ей новый чемодан, в который можно было бы все это сложить!
Сиена как раз складывала в сумку последнюю вещицу — винтажную юбку от «Шанель», когда в дверь постучали.
— Мадемуазель!
— Да? — откликнулась Сиена, садясь на сумку сверху, чтобы утрамбовать вещи. — Открыто, можете войти!
В номер вошел совсем молодой парнишка из обслуги. Он волок огромный букет лилий, распространяющих сладкий удушливый аромат.
— Вот черт, неужели еще? — простонала Сиена, озираясь в поисках места для очередного букета. — А, положите прямо в кресло! — Она указала на мягкое кресло, уже до подлокотников заваленное распечатанными коробками, упаковочной бумагой и гостиничными полотенцами.
Мальчишка осторожно уложил букет в кресло и выпрямился. Он не уходил, очевидно, ожидая чаевых.
— Там, на полке у двери, лежит чек на пятьдесят франков, — махнула рукой Сиена. Молния сумки наконец поддалась ее рывкам и наполовину закрылась. — Можете взять его себе, у меня больше нет наличных.
Сиена всегда давала щедрые чаевые. Это был своеобразный протест против скупости отца.
— Мерси, мадемуазель, — радостно откликнулся парень, не ожидавший подобной расточительности. — Для вас поступило два послания. — Он протянул Сиене два конверта с фирменным крестом отеля.
— Спасибо. Можете идти.
Лилии пахли так сильно, что у Сиены слегка закружилась голова. Ей всегда нравился этот запах, хотя зачастую соседство с лилиями оканчивалось головной болью.
«Спасибо за прекрасную ночь, — прочитала она надпись на карточке, вложенной в букет, и улыбнулась. — Позвони, когда найдешь время. И как можно скорее! Я хочу пригласить тебя на ужин».
Сиена вздохнула. Ей было стыдно, что она соврала Марше насчет Марио. Парень заслуживал куда более лестной оценки, чем «шесть из десяти». Однако серьезный роман ей был ни к чему. Она слышала о женщинах, бросивших карьеру ради мужчины и оказавшихся у разбитого корыта. Сиена не собиралась пополнять их ряды. В случае с Марио она планировала ограничиться одним свиданием и приятными воспоминаниями.
Часы показывали пять пятнадцать. Сиена нахмурилась. В шесть часов нужно спуститься в фойе, где будет ждать Марша. Три дня в Париже — и вот уже нужно ехать в аэропорт!
Сиене казалось, что последние три дня изменили ее до неузнаваемости. Встреча с Марио, потрясающее шоу Маккуина, внимание публики, похвалы прессы — ее первые шаги на пути к настоящей славе. Здесь, в Париже, Сиена Макмаон начала свое триумфальное шествие наверх!
Единственным, что не давало девушке покоя, было равнодушие Джейми Силфена, на которого она очень рассчитывала.
Может, Марша права, и не стоит придавать значения подобным мелочам? После успеха на недавнем шоу перед Сиеной открывались все дороги, впереди будут новые показы и знакомства, контракты с мировыми домами мод и косметическими фирмами. Она уверенно двигалась навстречу своей мечте, навстречу прекрасному будущему, которое рисовалось в ее воображении еще в те дни, когда был жив дед Дьюк.
Силфен может и подождать. Возможно, однажды он будет есть с ее ладони.
Сиена довольно усмехнулась, а затем вдруг погрустнела.
Слухи о ее непослушании скоро дойдут до родителей, она это знала. Сиена пыталась убедить себя, что не совершила ничего предосудительного, что родители поверят в нее, когда узнают, какой успех ее ждал в Париже, и отец согласится дать ей отсрочку по Оксфорду. Сиена представляла, как Пит читает утреннюю газету, украшенную ее фотографией, и гордо улыбается, довольный ее триумфом.
Сиена понимала, что занимается самообманом. По возвращении в Лондон придется позвонить отцу и выслушать его гневные истеричные вопли. Оставалось надеяться только на поддержку матери. Но, что бы ни сказал ей отец, чем бы ни грозил, Сиена не собиралась бросать карьеру модели. Она решила идти до конца.
Рассеянно потеребив самую крупную лилию, Сиена подошла к окну и посмотрела на широкую парижскую улицу, раскинувшуюся внизу. Небо нависало над городом, словно серая мокрая простыня, выгнувшаяся вниз под собственной тяжестью. Влажный асфальт внизу казался чистым и сияющим. Париж, вдохновлявший поколения художников и писателей, влюбленных и одиноких, не желал отпускать ее домой. Скучный Лондон тянул к ней озябшие пальцы, но пока не мог дотянуться. Гнев Пита казался далеким и нестрашным. Здесь, в Париже, отцу не было места.
Сиена распечатала первый конверт, принесенный парнем из обслуги. Это была записка от Патрика и его сестры. Они поздравляли ее с успехом и спрашивали, когда Сиена вернется домой.
Домой… Англия никогда не была для нее домом. Впрочем, у нее вообще не было дома.
Сиене было немного совестно перед подругой. Уж лучше бы Дженни злилась на нее за то, как она обошлась с Патриком. В один прекрасный момент она даже перестала отвечать на его звонки, опасаясь, что может передумать и вернуться к нему. Привязанности были Сиене ни к чему. Но если бы кто-то обошелся подобным образом с ней, она никогда не стала бы поздравлять негодяя с какими бы то ни было успехами! Милый, добрый Патрик! Вот уж кому Сиена не завидовала.
— Ты можешь взбесить даже святого, — любил говорить ей Дьюк.
Возможно, он немного преувеличивал.
Она же не взбесила Патрика!
Мысль о дедушке Дьюке немного взбодрила Сиену. Она смяла записку и бросила ее в кресло, где уже лежала куча подобного хлама. Затем она распечатала второй конверт.
Это было письмо от матери. Клэр просила Сиену немедленно позвонить домой.
Проклятие! Черт! Дьявол и вся преисподняя!
Как они узнали о том, что она в Париже? Так быстро? На прошлой неделе Сиена соврала, что вовсе не собирается во Францию, надеясь таким образом выгадать себе хоть немного времени. Сведения о том, что она не приехала в Оксфорд, должны были достичь Пита не раньше следующей недели! Откуда же мать знала, где ее искать?
Сиена заметалась по номеру словно загнанный зверь. Она глянула на часы. Сколько сейчас в Лос-Анджелесе? Так-так, восемь утра. Значит, газет родители еще не видели. Иностранных газет Пит не выписывал, полагая их слишком напыщенными и глупыми.
Так как же они все-таки узнали?
Сиена охнула и схватилась за голову.
Ну конечно же!
Сердце бухнулось в ребра, затрепыхалось и поскакало галопом.
Неужели ее догадка верна? Неужели… Силфен?!
Сиена не знала, плакать ей или смеяться. Джейми-проклятый-Силфен, вот кто растрепал Питу о ее появлении в Париже! Значит, он все-таки ее заметил. Он видел ее на показе, видел, как восхищена ею толпа, но не стал связываться с ней лично, нет! Он вернулся в Америку и позвонил Питу Макмаону!
Конечно, а как же иначе!
Силфен был знаком с Питом. Они не только общались по работе, но и посещали один гольф-клуб! Заметив Силфена возле подиума, Сиена была так ошеломлена, что совершенно позабыла, насколько опасной может оказаться подобная встреча.
Впрочем, чему здесь удивляться? Всю неделю Сиена старалась забыть об отце. И похоже, это ей удалось.
Присев на край постели, Сиена попыталась собраться с мыслями. Вздохнув, она взяла трубку и принялась набирать номер.
0-0-1-3-1-0-8-2…
Нет, так не пойдет!
Сиена медленно нажала кнопку отбоя. Она понимала, что не готова к разговору. Отцу придется подождать еще один день, до Англии. Франция принесла столько радостей, что было бы нелепым омрачать путешествие звонком родителям.
Сиена знала, что поступила правильно, приехав в Париж. Она сделала шаг к Голливуду, к своей мечте, к тому, о чем говорил когда-то Дьюк Макмаон.
Никто, даже Пит, не сможет омрачить ей момент триумфа.
Она позвонит отцу позже, из Англии.
В шесть часов вечера по лос-анджелесскому времени Пит Макмаон подписал документы и протянул их адвокату.
Он сидел за столом отца, единственным ископаемым из эпохи Дьюка Макмаона, который Пит перевез в новый дом. Пальцы нервно постукивали по полированной крышке.
Адвокат торопливо засвидетельствовал бумаги своей подписью и поспешил покинуть кабинет Пита Макмаона прежде, чем между клиентом и его женой разгорится ссора.
Клэр стояла у окна, глядя на огни Голливуда, напряженная спина укоризненно повернута к мужу. На Клэр были простая твидовая юбка и белая водолазка, делавшие ее похожей скорее на скромную прислугу, чем на хозяйку дома и жену голливудского магната. Лицо Клэр было белым, словно у призрака.
— Прошу тебя, не надо скандала, — произнес Пит негромко, почти шепотом. — Все уже решено, ссора ничего не изменит.
Клэр резко обернулась и уставилась мужу в лицо, надеясь обнаружить на нем следы хоть каких-то эмоций или сомнения. Однако Пит был спокоен и точно так же уверен в правильности своего поступка, как и много лет назад, когда отсылал дочь в Англию, прочь от себя и жены. Бледное, закрытое лицо, без всяких слов говорившее, что возражения бесполезны.
— Что ты говоришь, Пит? Как это «все решено»? — Слезы покатились по щекам Клэр. Она не понимала, что и кому пытается доказать ее муж. — Почему ты не спросил моего мнения? Она моя дочь, Пит! Мой единственный ребенок!
Он слышал боль и страдание в голосе Клэр и жалел, что не может обнять ее и утешить. Но с этого момента он не считал Сиену своей дочерью, он вычеркнул ее из своего сердца так же уверенно, как вычеркнул из завещания.
Пит знал, кого винить в поступке Сиены. Это Дьюк много лет назад украл душу девочки, ее любовь и послушание, украл у родителей Сиены, у своего родного сына! И теперь, даже из могилы, он тянулся к ней, отравляя существование Пита.
Клэр почувствовала, как слабеют ее ноги.
— А если я уйду от тебя?!
Слова спорхнули с ее губ и как будто упали на пол, к ногам Пита, обвиняя, ненавидя.
Он схватился за голову и молчал целую минуту.
— Ты действительно уйдешь? — спросил он наконец. Схватив позолоченную ручку, Пит принялся постукивать ею по коленке, но она выскользнула из пальцев и беззвучно шлепнулась на ковер. Рванув воротник рубашки, словно тот его душил, Пит умоляюще взглянул на жену. — Правда уйдешь?
Клэр, чье сердце было переполнено гневом и горечью, шмыгнула носом. Даже барахтаясь в собственных эмоциях, она не могла закрыть свою душу для мужа. Его напряженное лицо, ищущий взгляд сломали лед.
Пит был единственным близким человеком в ее жизни. Клэр любила мужа сильнее, чем ненавидела.
— Нет, — тихо сказала она. — Нет, Пит, я не уйду.
— Никогда? — прошептал он. — Никогда? Что бы ни случилось?
Клэр сделала шаг навстречу и обняла Пита за влажную шею.
— Никогда.
Когда Сиена оказалась в Найтсбридже, моросил дождь. Влага висела в воздухе, от канализационных люков поднимался пар. Девушка смотрела в окно, чувствуя уныние. Она все сильнее ненавидела Англию, с которой были связаны только грустные воспоминания.
Почему дрянная погода следовала за ней, куда бы она ни направилась? Почему в обычно теплой Франции шел дождь, почему британское бабье лето сменилось отвратительной моросью, едва Сиена вышла из самолета?
Вздохнув, девушка побрела на кухню. На холодильнике ее ждала записка от Изабеллы, пожилой испанки, кухарки Макмаонов в лондонской квартире.
«Ушла в магазин за салфетками. Завтрак на второй полке холодильника, в пластиковом контейнере. Подогрей».
Сунув еду в микроволновку, она взяла со стола субботний номер «Таймс». Под газетой лежало письмо.
Сиена устроилась на диване в гостиной с подогретыми тостами, банкой орехового масла и чашкой растворимого кофе. Вскрыв конверт, она пробежала глазами письмо. Писали из Оксфорда, ничего интересного: список пропущенных лекций за неделю, расписание занятий и дополнительных дисциплин. Бросив письмо на стол, Сиена развернула газету, разыскала раздел социальных новостей и радостно уставилась на свое фото. На пару минут удалось вернуть недавнее ощущение беззаботности и восторга.
— Я вернулась.
Сиена подняла голову. В дверях стояла Изабелла. В руках у нее был пакет с покупками.
— Давай, я тебе помогу! — Сиена вскочила с дивана и бросилась к кухарке.
Изабелла относилась к тому маленькому кругу счастливчиков, которых Сиена обожала с самого детства. Большая, толстая и какая-то по-матерински уютная, испанка делала все, чтобы хоть как-то скрасить безрадостное существование Сиены в Англии. Она пекла для нее кексы, покупала симпатичные подушечки для спальни и утешала, если девушка на что-то жаловалась. Сиена, которая почти никогда не ездила на каникулы в Лос-Анджелес, была рада компании Изабеллы. У добродушной толстухи не было собственных детей, поэтому она щедро дарила свою любовь чужому ребенку. Она хвалила Сиену за хорошие отметки и малейшие достижения в школе, легонько журила за выговоры, но почти всегда занимала ее сторону.
— Оставь в покое пакет, малютка, — проворковала Изабелла, словно не замечая, что ее подопечной уже едва ли подходит подобное прозвище. — Тебе пришло срочное письмо. — Она протянула Сиене сложенный пополам лист А4. — Пришло по этому, как там его… фоксу!
— По фоксу? — переспросила девушка серьезно, стараясь не рассмеяться. — Должно быть, что-то важное. Давай сюда!
Выпустив из рук пакет, она взяла и развернула факс, ожидая, что это очередное приглашение от агентства. В последние пару дней Сиена постоянно получала подобные послания и предложения о заключении долгосрочного контракта.
Она с улыбкой начала читать. «Завещание Питера Макмаона…»
О нет! Только не это! Отец не мог говорить всерьез!
«…исключить мою дочь, Сиену Макмаон, из списка наследников…»
Строчки поплыли перед глазами.
«…которой надлежит покинуть квартиру Макмаонов, расположенную по адресу: 88, Слоан-Гарденс, Лондон, район Найтсбридж…»
Сиена зажала рот рукой. На секунду ей показалось, что ее вот-вот вырвет, но вскоре толчки в желудке стихли. Слезы так и не пролились из глаз.
Сиена гневно смяла факс и бросила его на стол, прямо на письмо из Оксфорда. Как она ненавидела отца в этот момент! Проклятый ублюдок! Любитель дешевых мелодрам! Он вышвырнул ее из квартиры, лишил крыши над головой. Да кем он себя вообразил? Королем мира?
Схватив трубку, Сиена быстро набрала номер родителей, не желая ждать до того момента, когда ярость сменится жалостью к себе и страхом перед будущим. Она не собиралась умолять отца о помиловании. Нет, она не доставит ему подобного удовольствия!
— Резиденция Макмаонов, — откликнулась трубка голосом Мэри, тупой экономки, прикидывающейся англичанкой. Пит нанял ее пару лет назад.
Уж Сиена, полжизни проведшая в Англии, прекрасно знала, что никакая Мэри не британка. И акцент у девицы был ужасный!
— А, Мэри! — воскликнула Сиена воодушевленно. — Это Сиена. — Мать дома?
— Э… одну минуту, пожалуйста.
Девушка слышала странное шуршание, как будто кто-то пытался закрыть трубку ладонью. Сквозь шум с трудом доносились приглушенные голоса. Мэри явно спрашивала чьего-то совета.
— Простите, Сиена, — наконец сказала она в трубку. — Ваша мать не может подойти к телефону.
Девушка почувствовала растущее бешенство. Тупая экономка!
— Что значит «не может подойти»?! Ее нет дома? — рявкнула она.
Долгая пауза.
— Да, ее нет дома.
— Ясно. — Сиена едва не скрежетала зубами. — Когда она вернется?
— Боюсь, что не смогу ответить на этот вопрос. Я не могу этого знать, — строго ответила Мэри.
Сиена нажала отбой. Телефонный звонок домой ничего не дал. С тяжелым сердцем она набрала номер отцовского офиса.
— «Макмаон пикчерс», подождите на линии, — прозвучало в ответ, вслед понеслась ненавязчивая мелодия, способная, однако, довести до белого каления, если ждать слишком долго.
— Спасибо за ваше терпение, — раздался в трубке женский голос. — Это офис Питера Макмаона. Чем могу помочь?
— Тара?
— Да… — Голос зазвучал настороженно. — Кто это?
— Сиена.
Долгая пауза.
Впервые на памяти Сиены ядовитая змеюка Тара так долго подбирала слова для ответа. Именно Тара когда-то не отдала Сиене письмо Хантера, именно Тара постоянно твердила Питу, что его дочь избалованна, неуправляема и нуждается в хорошей порке. Тара занимала солидную должность, обожала Пита и всеми силами пыталась стать для него незаменимой.
— Боюсь, тебе не удастся поговорить с отцом, Сиена, — твердо сказала Тара, придя в себя. — У него деловая встреча, и его не будет до двух.
Сиена не стала настаивать, зная, что отец ненавидит, когда его отрывают от дел. Тем более ей не хотелось, чтобы Тара наслаждалась ее унижением.
— Ладно, перезвоню позже, — откликнулась она.
— Как пожелаешь, — хмыкнула Тара.
— Передай, что я звонила, — бросила Сиена и повесила трубку прежде, чем Тара успела оставить за собой последнее слово.
Сиена мрачно вздохнула. Интересно, как много известно Таре о завещании и показе Маккуина? Небось гадюка лично присутствовала при всех формальностях, дабы убедиться в том, что завещание навеки вычеркнет Сиену из списка наследников. Сучка!
Сиена не знала, за что именно Тара ее недолюбливает. Можно было бы списать все на банальную женскую зависть (все-таки, повзрослев, Сиена стала чудо как хороша и могла позволить себе роскошное бытие даже вдали от семьи), но неприязнь к ней Тары насчитывала столько же лет, сколько было Сиене.
Теперь девушка испытывала нечто сродни панике. Она снова набрала домашний номер. На сей раз трубку взяла Клэр.
— Пит? Что еще? — спросила он.
Сиена догадалась, что прозвонилась как раз после того, как родители повесили трубки.
— Нет, мама, это Сиена.
Сиена испытала такое облегчение, услышав голос матери, что ее гнев сам собой сошел на нет. Впервые за много лет она говорила с матерью таким нежным тоном.
Однако Клэр молчала, и Сиена почувствовала страх.
— Мама? Алло? Мама? — повторила она. Страх заполнил желудок и стал карабкаться к горлу. — Ты меня слышишь?
— Да, Сиена, я тебя слышу. — Голос матери звучал странно, словно в любой момент мог дрогнуть. — Что тебе нужно? — Теперь это был шепот.
Страх дернулся, перевернулся в желудке, сменяясь знакомым чувством злости и презрения.
— Что мне нужно? Что мне нужно?! — взвизгнула Сиена. — Да как ты можешь задавать такие вопросы? Тебе звонит твоя дочь, твой единственный ребенок, мама! Или тебе на это плевать?
— Сиена…
— Ты спрашиваешь, что мне, черт возьми, нужно! Изабелла дала мне факс отца. Я не понимаю, что происходит! Ты знаешь, что творится? Это ты надоумила его проучить меня, да?
— Нет, Сиена, конечно, нет! Как ты могла так подумать? — взмолилась Клэр. — Но ведь я предупреждала тебя, дорогая. Я пыталась образумить тебя, уговаривала забыть о Париже, сделать так, как просит отец… — Голос Клэр прервался.
— И что с того? Я слетала на неделю в Париж, и что?! Это такой страшный проступок? Это достаточный повод, чтобы вышвырнуть меня из дома и вычеркнуть из завещания? А может, и из жизни, а? — Сиена орала, как ненормальная, брызжа слюной и топая ногами. — Значит, можно вот так просто забыть о том, что у тебя есть дочь? Признайся, мама, тебе ведь так проще, да?
Клэр беззвучно плакала. Она не знала, что сказать дочери, хотя и понимала обоснованность ее претензий.
Увы, она уже приняла решение и вынуждена жить с ним до конца своих дней.
— Сиена, я…
— Да ты хотя бы видишь, как нелепо все то, что происходит? Это бред больного воображения! Какой отец вычеркнет любимую дочь из своей жизни за подобный проступок? Какая любящая мать его поддержит? Ты хотя бы читала завещание? — Сиена развернула комок бумаги, в который недавно превратила ненавистный факс. — Он требует, чтобы я освободила квартиру Макмаонов! Значит, я больше не часть вашей семьи, да? Он решил стереть меня из своей жизни, понимаешь? Или ты полностью поддерживаешь его? Ты читала? Читала?!
— Да, Сиена, я читала. — Клэр шмыгнула носом. — Пит позвал меня вчера вечером и показал завещание. Мне очень жаль, Сиена…
— Ух ты! Ей жаль! — Сиена горько рассмеялась. — Значит, показал вчера вечером, ага. И что ты сказала? «Как здорово придумано, дорогой»? Ты похвалила мужа за то, что он ловко избавился от паршивой овцы? — Сиена принялась хохотать. — А что ответил отец? «Она не пойдет учиться и не станет образованной английской леди, а значит, недостойна нас», да? Ну, что ты молчишь, мамуля? Так все было? Вы просто обрубили концы одним махом, да?
Сердце Сиены стучало в груди так сильно, словно готовилось выскочить наружу и шлепнуться на ненавистное завещание Пита Макмаона. Гостиная, еще пять минут назад казавшаяся девушке уютной и очень домашней, теперь выглядела совершенно незнакомой и пугающей.
— Прости, дорогая, — проблеяла Клэр жалобно. — Но ведь мы… давали тебе шанс за шансом… — Она помолчала, а затем продолжила с силой: — Ты раз за разом выводила отца из себя! Зачем ты испытывала его терпение? Ведь он хотел, чтобы ты стала…
— Кем?! Другим человеком? — горько спросила Сиена. — Ему никогда не нравилась собственная дочь, мама, и ты это знаешь.
— Прости, дорогая, прости, — повторяла Клэр, словно заводная кукла. — Чем ты думала, когда решила лететь в Париж? Ты же знала, чем все кончится. Отец всегда держал свое слово и сдержал на этот раз. Тебе нужно научиться ответственности, Сиена.
— Конечно, — буркнула девушка устало. — У меня ведь больше нет иного выхода. Ха-ха-ха, папочка решил вычеркнуть меня из своей жизни! А ты, мама? Ты поддерживаешь его решение? Ты согласна с ним? Считаешь, что он прав?
Никогда Клэр не ненавидела себя с такой силой, как в этот момент. Она любила дочь всем сердцем, как всякий человек, в жизни которого нет ничего, кроме семьи. Но Пит всегда стоял для нее на первом месте. Клэр любила мужа и привыкла быть его опорой. Она знала, какие раны оставило в сердце Пита равнодушие Дьюка, а потому всеми силами пыталась их исцелить.
— Твой отец принял решение, — безжизненным тоном произнесла Клэр. — Я обязана уважать его мнение.
— Нет, мама, — горько бросила Сиена. — Ты не обязана! Это твой сознательный выбор. Выбор между мной и им.
— Сиена…
— И не надо перекладывать всю ответственность на отца, ладно? Ты поддержала его, а значит, виновата не меньше.
Клэр ничего не ответила. Собственно, все уже было сказано.
Сиена, чувствуя наряду с обидой странное облегчение, нажала отбой. Прощаться она не стала, потому что это было глупо.
Девушка сидела на диване с трубкой на коленях, глядя на мятый факс отца. Ей казалось, что вот-вот на нее навалится усталость и одиночество пополам с болью, но ничего подобного не происходило.
Вместо этого Сиена чувствовала… странную радость. Свободу. Удовлетворенность.
Между ней и Макмаонами все было кончено.
Слава Богу.
Баткомб, Англия, три года спустя…
— Так, все закрыли рты и уставились на меня! Сейчас прочту вам классный анекдот!
Генри Аркелл сидел за огромным столом и пытался привлечь к себе внимание. Голос его тонул в гаме, который создавали его детишки, а также обе собаки, с которыми те возились.
— Слушаете? Так вот, две лошади торчат посреди луга, — начал он читать с вкладыша, который нашел в коробке с крекерами.
— Лошади не могут «торчать», папочка! — укоризненно сказала малышка, сидевшая справа от Генри. Все ее лицо было измазано шоколадом, руки она пыталась вытереть о скатерть.
— Помолчи, Мадлен, — покачал головой Генри, протягивая дочери салфетку. — Я читаю так, как тут написано. Итак, две лошади торчат посреди луга и едят траву. Вдруг одна из них поворачивается к другой и говорит…
— Но лошади не разговаривают, папочка! — раздался мальчишеский голос слева. На сей раз отца прервал Чарли, старший сынишка.
— Почему не разговаривают? — возмутилась Берти, шестилетка. — Ведь мистер Эд умеет говорить!
— А можно мне еще колы?
— Мистер Эд на самом деле не существует, тупица! Это придуманная лошадь! — фыркнул Чарли со знанием дела.
— Ага! — страшно закричала Берти. — Вот и те две лошади, что торчат посреди папиного луга, тоже придуманные! — Девочка швырнула в брата пластиковый стаканчик. — Я правильно говорю, пап? Твои лошади придуманные?
Генри как раз собирался ответить, когда завопила Мадлен:
— Все лошади настоящие! Вот Блэки, он же не придуманный! И это самый лучший пони в мире! Самый-пресамый! Мамуль, ведь Блэки не придуманный? Нет?
— Детка, Чарли говорил не о Блэки, — мягко отозвалась Маффи, надеясь, что это успокоит разволновавшуюся дочь.
— Нельзя говорить «самый-пресамый»! — назидательно сказала Берти. — Это неграмотно.
— Так Блэки — настоящий? — настаивала Мадлен.
— Боже правый! Рехнуться можно! — простонал Генри, закатив глаза. Бумажная корона на его голове съехала на сторону. — Я всего лишь пытался рассказать вонючий анекдот, но меня никто не слушает! Дайте мне закончить этот хренов анекдот и можете спорить хоть до посинения!
— Думаю, и пытаться не стоит, — улыбнулась Маффи. — Хочешь еще стакан вина?
Она передала бутылку Максу, который долил Генри кларета. Генри улыбнулся брату.
Макс обожал встречать Рождество в Англии, в огромной и шумной семье Генри.
— А папа сказал «хренов»! — ухмыльнулся Чарли. — Теперь он должен бросить в семейную копилку целый фунт!
— Два фунта! — подхватила Берти, с восторгом глядя на то, как пузырящаяся кола переливается через стенки стакана и стекает прямо на белую скатерть. — Он также сказал «вонючий»! А разве анекдот бывает «вонючим», а, дядя Макс?
Дабы закрыть тему, Генри встал и поднял бокал с вином.
— Всех с Рождеством!
Сделав глоток, он стал выбираться из-за стола.
— Ты куда? — спросила Маффи.
— Пойду в кабинет, посижу в тишине. Если понадоблюсь, приходите. — Генри поцеловал жену в нос. — Возьму кроссворд, чтобы не было скучно.
— Если кроссворд не поможет, возвращайся к нам. Мы тебя развлечем! — пообещал Чарли.
— А как же подарки? — завопила Мадлен.
— Подарки? Хм… — Генри сделал вид, что глубоко задумался. — Полагаю, это можно устроить. Если оставите отца на двадцать минут в покое, каждый получит по подарку.
— На целых двадцать минут?! — в ужасе взвыли дети.
— Да-да, именно на двадцать, — подтвердил Генри. — А когда я — в полной тишине! — допью свое вино, тогда, может быть, каждый из вас получит свой подарок.
— А что нам делать эти двадцать минут? — в отчаянии спросила Берти. — Это же так долго?
— Можете помочь маме убрать со стола, — предложил Макс. — Так, Чарли, собирай тарелки. Можешь позволить Титусу и Борису их вылизать. Чем раньше приступим к уборке, тем быстрее получим подарки.
Для Макса ферма брата была чем-то вроде убежища. Священным местом. Домом отдыха.
Генри унаследовал ферму и замок от отца, первого мужа матери Макса, который скончался целых десять лет назад. Земли оказались довольно плодородными, но ферма давно обветшала и представляла собой несколько сараев с загонами да старый амбар с трухлявой крышей. Зато замок был удивительным, с виду почти сказочным. Его построили в семнадцатом веке, и с тех пор строение не утратило ни одной башенки, ни единого камня кладки.
Генри и его супруга перебрались в замок и тотчас взялись за труды. Они с энтузиазмом восстанавливали ферму, утепляли холодный замок и экономили ради этого каждый пенс.
Глядя в окно второго этажа, Макс видел укрытые тонким слоем снега поля с озимыми, небольшой дворик с детскими качелями и клумбами, убранными на период холодов. Владения Генри тянулись на многие акры Котсуолдских холмов, захватывая небольшие заплатки лесов и одно живописное озерцо. За несколько лет брат Макса успел восстановить многое. Вокруг замка теперь тянулась живая изгородь, на западе виднелись постройки для домашней скотины, несколько небольших амбаров. Макс, бывавший во многих странах и повидавший немало чудесных уголков, по-прежнему считал владения Генри самым живописным местечком на свете.
Маффи тоже приложила к тому руку. Она обустроила замок, разбила вокруг него цветочные клумбы и посадила фруктовые деревья. Когда Маффи впервые оказалась в фамильном замке Аркеллов, ее поразило запустение, царившее в каждой комнате, кроме спальни бывшего хозяина и главной гостиной. Практически везде было сыро, обои лентами свисали со стен, спартанская обстановка навевала уныние. Теперь каждая стена была обита деревом и украшена гобеленами и картинами, повсюду висели полки с книгами и причудливыми вазами с удивительными сухими букетами — Маффи посещала курсы икебаны. В самых холодных комнатах стены украсили персидские ковры яркой раскраски. Маффи частенько бывала в дизайнерских магазинах, где покупала забавные безделушки и предметы обихода, выполненные в необычной манере, и любовно заполняла ими замок.
Когда Макс еще был мальчишкой, он приезжал к Генри и Маффи на каникулы, возился с их детьми и помогал на ферме. Если бы его любовь к старшему брату не была такой сильной, он наверняка завидовал бы ему. Крепкий брак, красивая любящая жена, веселые ребятишки, уютный дом — у Генри было все, о чем мог мечтать мужчина. Сам Генри обладал легким нравом, много шутил и смеялся, никогда не злословил и не осуждал других — даже собственную мать, которая практически позабыла о нем, встретив отца Макса и перебравшись в Калифорнию. Генри считал себя счастливчиком и любил весь свет…
Поняв, что от детей помощи не дождешься, Макс и Маффи сами прибрались в гостиной. После этого Маффи приготовила себе чай и налила чашку для мужа.
— Как считаешь, двадцать минут уже прошло? — спросила она, добавляя к чаю молока. — Тебе молока плеснуть?
— Да, пожалуйста, — кивнул Макс. — Думаю, Генри уже достаточно отдохнул от своих малышей. Берти вот-вот лопнет от нетерпения, честное слово! Уж лучше пусть получат свои подарки и успокоятся. — Макс отпил чаю и благодарно улыбнулся Маффи. — Не понимаю, с какой стати Генри должен отдыхать. Он же ничего не делал! Это тебе необходима минута покоя, ты столько возилась с ужином.
Маффи вздохнула, вытирая руки о фартук.
— Да уж, отдохнешь тут! Но я действительно очень устала. В этом году нам с Генри пришлось несладко, денег постоянно не хватало, так что всю выпечку я готовила сама, хотя можно было пригласить повара. Хорошо хоть, Чарли помог мне украсить пирожные кремом!
— Говоришь, не хватало денег? — Макс снова глотнул чаю с молоком и с наслаждением зажмурился. — Странно. Я-то думал, что дела на ферме идут великолепно. Разве она еще не приносит дохода?
— Приносит. Но потребовались такие огромные вложения, что наш труд окупится еще очень не скоро. Ты видел, в каком состоянии были поля? На них вообще нельзя было сеять! А скотный двор? Берти пора идти в школу, а мы едва сводим концы с концами. Не знаю, как будем платить за учебу.
— Я думал, что Берти получит стипендию, — нахмурился Макс.
Маффи медленно покачала головой:
— Твоя племянница ужасная лентяйка, поэтому ничего не получила. — Она помолчала. — Ладно, не будем об этом. В конце концов, мы не совсем на мели, так что нечего и обсуждать. Так, небольшие финансовые затруднения, не больше. Мадлен придется подождать еще годик, прежде чем любящие родители купят ей домик для Барби с Кеном, а Чарли обойдется без роликов. Подумаешь, проблема!
— Хм…
— Правда, Макс, не волнуйся за нас. Мы вовсе не голодаем. Я вот, к примеру, даже набрала лишний килограмм и уже не влезаю в любимые брюки.
— Кошмар! — засмеялся Макс. — А Генри заметил?
— Конечно. И сказал, что я выгляжу еще лучше, чем раньше.
— Вы такие чудесные ребята! — искренне восхитился Макс.
Когда был открыт последний подарок, а пол кабинета оказался усыпанным оберточной бумагой и лентами, Генри и Макс решили освежить мозги и прогуляться с собаками.
Зимнее небо уже почернело, холодный воздух леденил легкие. Оба брата брели по свежему снегу, чуть пьяные и довольные собой. Два спаниеля носились кругами, оставляя темные следы там, где лапы сгребали снег с земли, то и дело тыкаясь носами мужчинам под коленки, пытаясь завалить их прямо на землю.
Генри, хохоча, отпихнул от себя мохнатую морду Титуса.
— Когда возвращаешься в солнечную Калифорнию? — спросил он брата.
— Двадцать восьмого. — Макс швырнул крепкую палку в темноту, обе собаки с визгом помчались за ней. — Честно говоря, уезжать совсем не хочется.
— Правда? Почему? Я думал, тебе нравится жить у того парня, как его? Хантера, кажется. Я упоминал, что его мать вышла за нашего соседа, Кристофера Уэллзли?
— Да, ты говорил, — холодно ответил Макс.
Он не встречался с Каролин с тех пор, когда был зеленым мальчишкой, но прекрасно помнил, какой неприятной особой она была. Макс не понимал, что забавного нашли Аркеллы в этой избалованной стерве, которая стольким людям испортила жизнь. Конечно, отец Генри был в приятельских отношениях с Уэллзли, но это не накладывало никаких обязательств на самого Генри.
— Никогда не представляй своего Хантера моей жене, — предупредил Генри. — Слава Богу, он живет на другом континенте и мы знаем его лишь по рассказам. Маффи без ума от сериала, в котором он снялся! Хотя мне кажется, что «Советник» — «мыло» для глупых девиц. Боюсь, если Маффи встретит твоего друга в реальной жизни, я тотчас получу отставку, — пожаловался Генри.
Макс засмеялся:
— Не волнуйся, твой женушке ничего не светит. Хантер влюблен в другую. Его подружка — отличная девушка по имени Тиффани. Они познакомились на каком-то прослушивании, где она пробовалась на роль.
— Тиффани? — Генри скептически поднял брови. — Что за имя для «отличной девушки»? Так и представляется глупая кукла в ярких шмотках.
— Она чудесная, серьезно, — возразил Макс. — Большинство красоток Лос-Анджелеса — золотоискательницы, охотятся на богатых холостяков. Вокруг Хантера такие постоянно крутятся. Но Тиффани другая.
— Так чего ж ты не рвешься обратно в Лос-Анджелес, если там все так благополучно? — настойчиво спросил Генри.
В этот момент Титус и Борис принялись валяться прямо у ног Генри, дрыгая грязными пятками в опасной близости от его чистых брюк. Генри пришлось отскочить на несколько шагов.
— Я и сам не знаю, в чем причина, — вздохнул Макс, следуя его примеру. — Жить с Хантером здорово, но иногда я просто не нахожу места в его доме. Такое ощущение, что на меня порой нападает жгучая зависть. Он такой успешный актер, богатый, востребованный. А я? — И без всякого перехода: — Титус, апорт! — Он снова швырнул палку подальше, и два пса, болтая ушами, унеслись в темноту. — Вокруг Хантера всегда столько красоток!
— Ты же сказал, что их интересуют лишь деньги, — удивился Генри.
— Так и есть. Вот почему ни одна из них не вешается мне на шею. У меня просто нет денег, вот и все! Знаешь, мне неловко жить у Хантера. Конечно, он добрый и невероятно щедрый друг, и от этого я чувствую себя еще большим неудачником. Мне двадцать шесть, а я все еще живу на пару с приятелем, понимаешь? Чем не повод для депрессии?
Генри по-отцовски похлопал Макса по плечу.
— Слушай, братишка, двадцать шесть лет — это совсем немного. У тебя впереди полно времени, чтобы заработать целое состояние. Ты же заранее знал, на что шел, когда выбирал профессию режиссера, так? Это трудный путь, и требуется немалая выдержка, чтобы его преодолеть. Голливуд сродни рулетке, так-то! Пока ты сделал слишком мало ставок, чтобы выиграть. Запасись терпением.
Все это верно, думал Макс с горечью. Но он уже три года торчал в Голливуде, мыкался по студиям, хватался за любую работу, но до сих пор ничего не достиг. Ему повезло сыграть в нескольких театральных постановках в Англии, пару спектаклей он ставил сам, но в Америке ему решительно не везло. Если так пойдет и дальше, считал он, можно будет ставить крест на мечте о Голливуде.
— Не забывай, фамилия Хантера — Макмаон. Это открывает многие двери, — веско добавил Генри. — А тебе приходится пробиваться самому, без связей и денег. Не накручивай себя, все сложится, пусть и не сразу. Я в тебя верю.
Они брели в направлении амбаров. Генри покосился на развалившееся крыльцо одного из строений и нахмурился. Подправить обветшалые ступени предстояло до начала марта.
— А как у тебя? — спросил Макс. — Маффи упомянула, что вас преследуют финансовые неурядицы. Все так серьезно?
— Ерунда, — отмахнулся Генри и ускорил шаг, явно желая уйти от неприятной темы. Макс кивнул, словно удовлетворившись ответом. — На наш счет не волнуйся, — добавил Генри. — Ты лучше о себе подумай. Не стоит терять духа, парень, иначе вся твоя карьера рухнет раньше, чем ты чего-то достигнешь.
— Боюсь, я уже потерял веру в себя, — с тоской сказал Макс.
— Ты просто устал, вот и все. Уверен, что все наладится, стоит тебе вернуться в Америку, братишка. Наверняка тебя уже ждет пара предложений. — Генри остановился и положил руку Максу на плечо. — А если у тебя что-то не сладится с твоей режиссурой, ты всегда можешь положиться на нас с Маффи. Мы будем рады, если ты переедешь к нам, честное слово. Дети будут в восторге. Да и на ферме лишние руки не помешают.
Макс благодарно улыбнулся. Если бы не поддержка Генри, он давно бы затерялся в этом сложном мире.
— Должно быть, мне просто одиноко, — предположил он. — Вот найду себе подружку и сразу взбодрюсь. — Ему хотелось сменить тему.
— Господи, парень, ты же не станешь утверждать, что страдаешь от отсутствия секса? — расхохотался Генри. — Вот уж велика проблема. Вот влезь в мою шкуру и поймешь, что такое жизненные трудности. Тащить на себе целую ферму, восстанавливать заброшенный дом, кормить ораву детишек и одаривать лаской жену, каково, а? Это у меня недостаток секса, а не у тебя!
— Да нет у меня никакого «недостатка секса»! — возмутился Макс. — Я вообще не о сексе говорю.
Даже возмущаясь меркантильностью голливудских красавиц, Макс всегда мог найти себе девчонку на ночь. Его легкий характер и обаяние компенсировали ему недостаток финансов. Однако порой он почти завидовал Хантеру и Тиффани или тем же Генри с Маффи. Победы на сексуальном фронте не шли ни в какое сравнение с любовью и нежностью, которых у него не было.
Оба брата, не сговариваясь, повернули назад и заспешили домой, в уют старого замка, к рождественским ароматам кухни.
— Вот что я тебе скажу! — вдруг заговорщицки зашептал Генри. — Это к вопросу о сексе и красивых девчонках. Есть одна малышка, которая просто сводит меня с ума. Только, ради Бога, не говори об этом моей ревнивице!
— Кто же эта счастливица? — изумился Макс.
— Младшая сестрица твоего Хантера, Сиена. Или она приходится ему племянницей? Ты видел ее последние фотографии в «Джи-кью»? Как хороша, чертовка! Наверняка она поддерживает отношения с Хантером. Чего ж ты теряешься?
— Ты пытаешься свести меня с Сиеной? — Макс рассмеялся. — Да уж, из нас вышла бы отличная пара! Союз, заключенный в аду, не иначе. — Он покачал головой. — Хантер много лет не видел Сиену. Они не общаются с детства.
За последние два года Сиена сделала головокружительную карьеру в качестве модели. Ее фотографии мелькали повсюду, и Макс постоянно на них натыкался — то в журналах, то на рекламных щитах. Казалось, Сиена рекламировала все, что только возможно рекламировать, от шампуней и телефонов до одежды «Версаче». Она появлялась на обложках самых дорогих изданий в обнимку с модельерами и теннисистами, папарацци кричали о ее романах и предлагали огромные деньги за интервью. Желтая пресса обожала Сиену, постоянно публикуя скандальные снимки модели и называя ее самой испорченной и развращенной красоткой со времен Мерилин Монро. Сиена была куда сексуальнее, необычнее и фигуристее большинства «вешалок». Мужчины боготворили новый идол за сексапильность, женщины — за то, что ее размеры отличались от стандартных «90–60—90», а рост не сравнялся с ростом жирафа.
— Ах да, я и забыл! Вы общались лишь в детстве, играли в доме Макмаонов, — усмехнулся Генри. — Что ж, я бы с удовольствием сыграл с ней «в больницу». Пациент и сексуальная медсестра, к примеру. Небось ты уже в детстве заглядывался на Сиену?
— Боже, Генри, сколько пошлости! — рассмеялся Макс. — В детстве она была наглой, липучей и вредной девицей. К тому же мы оба были слишком маленькими, чтобы думать о чем-нибудь этаком. — Максу неожиданно вспомнилось, как Сиена упала с дерева и какими огромными показались ему ее глаза, когда она все же пришла в себя. — Даже в детстве эта нахалка предпочитала быть в центре внимания, ужасно ревновала ко мне Хантера, представляешь? Даже подумать страшно, что из нее выросло! Теперь-то, когда весь мир лежит у ее ног. Наверняка она стала еще более капризной и упрямой, чем в детстве! И в голове одни тряпки и косметика.
Макс и Генри остановились у живой изгороди и задумчиво обернулись назад. Два пса носились по лужайке, оставляя темные следы на снегу. Мороз усилился, и воздух казался хрустким. Максу захотелось войти в дом, налить себе порцию виски и развалиться в кресле у настоящего камина.
Воспоминания о Хэнкок-Парке пришлись совсем некстати, усилив непонятную тоску, владевшую всем его существом. Макс словно вновь увидел себя маленьким и самонадеянным, каким был в детстве, полным надежд и оптимизма, которых больше не чувствовал. Тогда, рядом с Хантером и Сиеной, он казался себе всемогущим, способным достичь всего, чего пожелает. А теперь мечты постепенно растворялись в горьковатой реальности, словно таблетка шипучего аспирина в воде.
— Кажется, ты замерз, — заметил Генри, подзывая собак. — Отвык от британской зимы? Дать тебе шарф, или сразу пойдем в дом?
— Пойдем домой, — откликнулся Макс, поднимая воротник куртки. — Я действительно продрог и не отказался бы пропустить стаканчик. Составишь мне компанию?
— С радостью.
Тиффани Уэдан приподняла бедра, выгибаясь навстречу Хантеру и принимая его еще глубже. Ее глаза закрылись, оставляя едва заметную щелочку между веками, в которой мелькнули белки. Тиффани застонала, чувствуя приближение оргазма.
— О-о-о… еще…
Хантер чуть улыбнулся, глядя в лицо девушке. Ее светлые волосы, предмет его восхищения, рассыпались по простыне, несколько локонов прилипло к влажной шее.
— Еще? — переспросил он, прерывисто дыша. — Еще? — Он чувствовал, что вот-вот кончит и сам, но хотел, чтобы Тиффани достигла разрядки вместе с ним.
— Да, Хантер, — почти неразборчиво откликнулась девушка. — Еще капельку… — Мышцы ее влагалища сжались плотнее, едва не лишая Хантера сознания, тогда как пальцы стиснули ягодицы и ласкали чувствительные места возле простаты.
— Не делай этого, — охнул Хантер, перехватывая руку подруги и отбрасывая в сторону. — Я вот-вот… кончу, — простонал он.
Парой секунд позже он начал извергаться в нее, а Тиффани хрипло застонала, откидывая голову назад, словно для поцелуя.
— О, Хантер!
— Я люблю тебя, детка…
Хантер стиснул ее в объятиях, подминая под себя, сплетаясь в единое целое. В глазах ненадолго почти почернело. Тиффани судорожно дернулась под Хантером.
Он удовлетворенно улыбнулся, радуясь, что усилия не пропали даром. Он сдерживал себя почти двадцать минут, ожидая, когда кончит любимая, и был вознагражден за свое терпение.
Тиффани и Хантер еще долго лежали, обнявшись и часто дыша. Ни один не бросился в душ и не разорвал объятий. Казалось удивительным, что спустя три года они все еще способны на такие сильные эмоции. Секс каждый раз становился открытием, а после него захлестывала невероятная нежность и страх потерять друг друга.
С того дня как Хантер встретил Тиффани на прослушивании, такую застенчивую и удивительно красивую (на ней была форма болельщицы, делавшая ее похожей на школьницу), что-то перевернулось в его сердце. Он уже не представлял себе жизни без Тиффани, и страх ее потерять придавал отношениям постоянную новизну.
Тиффани была на редкость привлекательной девушкой. Почти одного роста с Хантером, она тоже мечтала об актерской карьере, решив, что не хочет быть безголовой моделью. Светлые волосы, большие доверчивые глаза ярко-зеленого цвета, обрамленные густыми ресницами, широкий улыбчивый рот с нежными розовыми губами — от Тиффани было трудно оторвать взгляд, что ужасно смущало девушку. Ей казалось, что подобное внимание незаслуженно, а потому она тушевалась в присутствии мужчин.
Тиффани пробовалась на роль Кимбо Уотсон, совершенно ненормальной девицы и болельщицы футбольной команды. Снимался новый сериал, придуманный Хью Орчардом специально для Хантера. Многосерийку должны были запустить в эфир сразу после «Советника», и один лишь слух, что роль главного героя, Гейба Сандерсона, принадлежит юному Макмаону, вызвал у публики небывалый интерес к сериалу. По задумке Хью, Кимбо Уотсон должна была пылать к Гейбу чувствами.
Тиффани так и не получила роль. Возможно, потому, что всем существом излучала свет, а не наличие внутренних демонов. Правда, ей досталась крохотная роль некой Сары, врача футбольной команды.
Нет нужды говорить, что новый сериал тотчас взлетел на верхние строчки рейтингов, где до этого находился «Советник». Тиффани не удалось прославиться, но она благодарила Бога за то, что эта работа свела ее с Хантером.
Потянувшись всем телом, Тиффани потерлась носом о плечо Хантера. Она в миллионный раз задалась вопросом, как ей могло так повезти. Ей еще помнился собственный ступор, когда Хантер подошел к ней, чтобы представиться. Тиффани понимала, что ведет себя, словно круглая дура, готова была надавать себе пощечин, чтобы встряхнуться, но продолжала пялиться на Хантера, словно шаман на внезапно явившееся ему божество. Для Тиффани Хантер был не просто привлекательным мужчиной, но и состоявшимся актером, человеком, прославившимся на том поприще, куда она только ступала. В то время, когда Хантер получал большие барыши, она работала официанткой в закусочной западного Голливуда, таскала клиентам бургеры и вытирала за ними столы. День за днем она надевала ненавистный фартук с надписью «Чем могу помочь? Ваша Тиффани» и мечтала о карьере актрисы. Целых полтора года она носилась по душному залу, провонявшему прогорклым маслом, и ненавидела свою работу всей душой.
Тиффани приехала в Голливуд из маленького городка Эстес-Парк, Колорадо, где жила с родителями, одержимая мечтой о великих ролях. Мать и отец с самого начала не поддерживали ее затею.
Тиффани помнила, как кричал ее обычно спокойный отец:
— Она получила прекрасное образование, Марси! Неужели ты позволишь ей просто вышвырнуть диплом на помойку? Ей ничего не светит в Голливуде! Она закончит официанткой в дешевой кафешке, а потом либо вернется домой, либо станет проституткой!
— Но это ее мечта, Джек, — возражала мама. — Наша дочь молода и упряма. Она просто следует за своей мечтой, разве это так плохо?
— Так ли это плохо? Ха, еще бы! Наша девочка пополнит ряды неудачниц, глупышек из маленьких городов, которые выросли с мыслью, что они — самые красивые и удивительные девушки на свете. Может, они действительно талантливы и красивы — для своих маленьких городков, но не для Голливуда! Все хотят стать звездами, но везет лишь единицам из миллионов, неужели не ясно? — горько восклицал Джек Уэдан. Он всегда любил свою дочку и переживал за нее, считая наивной и доверчивой. — Через десять лет она все еще ничего не добьется. Она будет работать в закусочной или на заправке, стыдясь вернуться в Колорадо и проклиная свою судьбу!
— Джек, не надо! — взмолилась мать Тиффани, видя, как бледна дочь.
— Но ведь это правда, Марси! Тем, кто становится официантками, можно сказать, везет. Ведь есть огромный процент тех, кто все же находит свое место под солнцем. Они становятся актрисами, но снимают их лишь для порно! А некоторые работают прямо на улицах. Дочка, неужели ты не понимаешь, на что себя обрекаешь?!
— Джек Уэдан! — строго оборвала его Марси. — Не говори нелепостей! Тиффани никогда не свяжется с проституцией или порнографией.
— И работать в закусочной до конца жизни я тоже не буду, — робко вставила Тиффани. — Папа, неужели ты совсем в меня не веришь?
Она много раз вспоминала, сколько сочувствия и боли было в ответном взгляде отца. Вытирая липкие столы и таская на кухню груды тарелок, Тиффани порой задумывалась о том, что будет, если отец окажется прав.
Она снимала маленькую квартирку на пару с Ленноксом, еще одним начинающим актером, которого приглашали для съемок массовки. Тиффани уже решилась было вернуться к родителям, когда сосед пропихнул ее на прослушивание к Хью Орчарду.
Так, в один день, вся ее жизнь изменилась. Словно в кино.
Конечно, роль Сары, доставшаяся девушке, была совсем крохотной, но для начинающей актрисы это был прорыв. Она уже не смела и мечтать о роли в сериале, который транслируют по национальному каналу, да еще и в вечернее время. А самым главным подарком судьбы стал роман с Хантером Макмаоном. Прекрасный герой «Советника» выбрал ее из толпы ярких, очаровательных женщин, озарил своим вниманием, открылся ей. Даже теперь, спустя три года, Тиффани нередко ощущала желание тайком ущипнуть себя, просыпаясь рядом с Хантером.
В свою очередь, Хантер знал, что является объектом интереса многих женщин по причине яркой внешности, славы и денег. Но ему никогда не удавалось размениваться на короткие интрижки, как это делал Макс Десевиль. Он не умел флиртовать и снимать красоток на одну ночь — просто не видел в этом смысла. В отличие от друга Хантер искал женщину, с которой мог бы прожить всю жизнь, подругу, любовницу и будущую жену. На роль такой женщины не подходила ни одна модель или актриса, с которыми он сталкивался в повседневной жизни.
С Тиффани все было иначе. То есть совсем по-другому. Она сильно отличалась от всех, с кем Хантеру приходилось иметь дело. Она никогда не притворялась — ни в постели, ни в быту. Тиффани умела по-детски радоваться подаркам и сюрпризам, плакала, если ей было грустно, и смеялась, если находила что-либо забавным. Она была умна и образованна и при этом совершенно лишена надменности и расчетливости, в отличие от большинства неглупых женщин. Рядом с Тиффани Хантеру было уютно и спокойно, он чувствовал себя уверенным и сильным, способным противостоять трудностям внешнего мира.
Тиффани стала первой женщиной — да и вообще первым человеком, — кому Хантер рассказал о своем детстве все, без утайки. Ей можно было довериться, поделиться самым дорогим, и она умела с благодарностью принимать этот дар. Хантер поведал Тиффани о том, каким одиноким и несчастным было детство в Хэнкок-Парке, о запутанных отношениях с матерью и отцом, о болезненном разрыве с Сиеной.
В душе Тиффани считала, что супермодель, племянница Хантера, могла бы и объявиться, если действительно любила своего друга и дорожила им. Конечно, она никогда не встречалась с Сиеной, но по многочисленным интервью у нее сложилось впечатление, что Сиена — юная примадонна, избалованная и наглая, а вовсе не то ангелоподобное создание, каким ее видит Хантер. Однако Тиффани никогда не решилась бы поделиться своими мыслями с любимым. Воспоминания много значили для Хантера. По сути, кроме них, у него ничего и не было…
Сев в постели, Хантер бережно укрыл девушку простыней.
— Замерзнешь и заболеешь, — сказал он, целуя ее в соленую от пота щеку.
— Ты такой заботливый, — пробормотала Тиффани, хватая его за руку. — Но я все равно не останусь на ночь. Сейчас приму душ и уеду.
Помрачнев, Хантер отодвинулся. Он ненавидел такие моменты.
— Ради всего святого, Тиффани, почему? — спросил он тоскливо. — Почему ты не можешь остаться? Я поставлю тебе будильник на шесть, накормлю и отвезу домой, только останься со мной!
— Хантер, умоляю тебя, — устало шепнула девушка, вставая с постели и принимаясь собирать разбросанные вещи. — Я же объясняла тебе сотни раз: мне нужно личное пространство.
— Личное пространство? — едко бросил Хантер. — О каком личном пространстве может идти речь, если ты живешь в такой дыре, да еще вместе с соседом?! Да к Ленноксу постоянно таскаются приятели! — Он схватил ее за руку. — Погляди, какой у меня большой дом. Здесь куда больше пространства, честное слово!
Тиффани вздохнула. Ей было жаль портить приятный вечер ссорой.
— Послушай, ну чего мы ругаемся? — Она сунула голову под кровать и достала оттуда кроссовки. — Все равно все мои вещи дома. Я даже не смогу утром как следует подкраситься, если останусь. К тому же я обещала Ленноксу, что сегодня приберусь в комнате.
Тиффани торопливо прошла в ванную и включила душ. Хантер уныло поплелся за ней. Девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока вода согреется. Глядя на ее длинные ноги, плоский, смуглый живот и коротко стриженные волосы на лобке, Хантер почувствовал, что возбуждается. Тиффани обернулась и подошла к нему.
— Слушай, милый, — начала она примирительно, целуя его в подбородок, — я бы и рада остаться. Но я постараюсь компенсировать это, ладно? Если хочешь, я приеду на целый уик-энд. Я даже постараюсь не ворчать на Макса, если утром ему снова вздумается громко петь. Идет?
Хантер обнял Тиффани. Ему всегда было нелегко идти на подобные компромиссы.
— Ладно. Просто мне хочется, чтобы мы постоянно были вместе. Не расставаясь, понимаешь?
— Я знаю это, — улыбнулась девушка. — Так и будет однажды, милый. Просто не сейчас.
Тиффани стремительно мчалась по почти пустому шоссе на восток. Старенький джип недовольно рычал, и этот звук раздражал девушку.
Почему, ну почему она снова это сделала?
Тиффани вздохнула.
Она любила Хантера всем сердцем, но раз за разом отталкивала от себя. Сегодняшний спор — типичный тому пример.
Где-то в глубине души Тиффани знала ответ на свой вопрос. Она боялась довериться Хантеру, боялась стать самой собой, дать слабину. Ей казалось, что их любовь будет длиться только до тех пор, пока она будет держать Хантера на расстоянии. Она замечала то, чего не видел ее любимый, — хищные взгляды его поклонниц, соблазны, прекрасных моделей и актрис, готовых вырвать Хантера из рук Тиффани, словно хищник желанную добычу. Разве могла она, простушка из Колорадо, удержать Хантера подле себя? Стоит ей уступить мольбам Хантера, перебравшись к нему домой, как начнут тикать часики, отмечающие последние дни их романа. Три года Тиффани жила в проклятой дыре, водила раздолбанную машину и носила все те же тряпки, в которых приехала в Голливуд. Она не позволяла Хантеру тратить на себя деньги, не желала становиться зависимой и слабой. Тиффани не желала привыкать к гламурному стилю жизни, которым жил ее любимый.
Как только Хантер поймет, думала она, как сильна ее любовь, он перестанет ценить этот дар. Каким бы добрым и отзывчивым ни был ее друг, как все мужчины, он ценит лишь ту вершину, которую еще не покорил.
Свет фар рассекал темноту, а Тиффани едва не плакала. Одна она знала, как ненавистна ей съемная квартира, где ее никто не ждал.
Меж тем Хантер никак не мог уснуть. Помаявшись в постели с полчаса, он вскочил, натянул джинсы и майку и пошел на кухню. Вынув из холодильника упаковку ледяного чая, он налил себе полный стакан и задумчиво сел за стол.
Хантер жалел, что рядом нет Макса. Ему хотелось поговорить. К сожалению, Макс проводил Рождество у Генри в Англии.
Здорово, должно быть, иметь такую семью, как у Макса!
Впервые за много месяцев мысли Хантера вернулись к Сиене. Забавно, но, несмотря на многочисленные попытки Питера испортить карьеру сводного брата, популярность Хантера только возрастала. Он не обижался на Пита, потому что, собственно, никогда не считал себя частью семьи Макмаонов.
Пару лет назад Хантер случайно столкнулся в магазине с Клэр. Задав вопрос о Сиене, он был встречен стеной молчания. Порой у Хантера складывалось впечатление, словно Сиены вообще никогда не существовало в его жизни. Возможно, в это было бы проще поверить, если бы ее лицо не мелькало в прессе так часто. Впрочем, лицо это сильно отличалось от того образа, что сохранился в памяти Хантера, поэтому постепенно он научился не замечать рекламы и фотографий с Сиеной.
Хантер знал, что Пит вычеркнул дочь из завещания — каждое издание на свой лад трактовало это удивительное событие. Сиена даже дала обширное интервью, в котором со слезами на глазах рассказывала о том, каким шоком явилось для нее решение отца. Некоторые издания заходили так далеко, что предполагали связь между ненавистью Пита к Хантеру и отлучением дочери от семьи.
Когда-то в юности Хантер жестко страдал, переживая разрыв с Сиеной, но эта боль давно утихла. Жизнь любила Хантера и баловала его. Судя по всему, любила она и Сиену. Хантер не стремился найти подругу детства, опасаясь разбередить старые раны, которые до сих пор не зажили. Он не знал, какой прием его ждет.
И все же одинокими вечерами, подобными этому, он размышлял над тем, каково было бы снова встретить Сиену. Как приняла бы ее Тиффани? И понравилась бы сама Тиффани Сиене? Собственно, этот вопрос очень беспокоил Хантера, поскольку и Тиффани, и Сиена были самыми близкими людьми в его жизни. Разумеется, существовал еще Макс, но с ним было просто и легко. Тиффани и Сиена были совсем другими. Обе упрямые, сильные, как бы они поладили?
Конечно, Тиффани была не столь избалованной, как Сиена. Но ведь она выросла в любящей, счастливой семье, а не в дурном, сумасшедшем доме Макмаонов. Но для Хантера Тиффани казалась такой же упертой и самоуверенной, как Сиена. Чего стоило одно ее желание сохранить свободу и независимость!
Порой Хантер завидовал сильному характеру подруги. Сам он не пережил бы разлуки с Тиффани и с ужасом думал о подобной возможности.
Да он бы просто умер, если бы она ушла!
Его мысли прервал телефонный звонок. Часы на микроволновке показывали два часа ночи. Кто, кроме Тиффани, мог звонить в такое время?
— Детка? — спросил Хантер в трубку с тяжело бьющимся сердцем.
— Хантер, конечно, я говорил тебе, что ты красавчик, но не рассчитывал на столь нежные отношения, — рассмеялся Макс. Голос его звучал немного издалека.
— Макс, дружище! — воскликнул Хантер, стараясь скрыть разочарование. — Как дела? Когда возвращаешься?
— Вот за тем я и звоню, — обстоятельно пояснил Макс. — Полагаю, что… Господи, да что же это я, дурак, звоню тебе так поздно! — с досадой проворчал он, вспомнив о разнице во времени. — Прости, если разбудил. Сколько сейчас?
— Два ночи. Но не беспокойся, я не спал. Тиффани недавно уехала в свою уродливую нору, а я все никак не могу уснуть.
Макс удивился тому, насколько печален тон друга.
— Да ладно тебе! — поддел он. — Вы же видитесь каждый день. Тебе бы радоваться, что Тиффани не остается на ночь. Можешь спокойно выспаться. К тому же так вы успеваете друг по другу соскучиться. Кстати, порой одиночество только на пользу. К примеру, ты можешь спокойно пукать в постели, и никто не сделает тебе замечания.
— Ну, если взглянуть с этой точки зрения… — задумчиво произнес Хантер. — Ладно, ты чего звонил-то? Планы изменились, что ли?
— Немножко. Я по-прежнему пробуду у Генри до двадцать восьмого декабря, но потом на пару дней смотаюсь в Нью-Йорк. Кажется, есть шанс встретиться с Алексом Макфадденом.
— Bay, Макс, это же отличная новость! — порадовался Хантер.
Упомянутый человек был крупным продюсером бродвейских мюзиклов, и Макс неоднократно пытался с ним встретиться.
— Да, отличная. Но радоваться еще рано, — пессимистично, как и всегда, откликнулся Макс. — Впрочем, если встреча не выгорит, я все равно слетаю в Нью-Йорк. Бывшие однокашники пригласили меня встретить Новый год в каком-то клубе в Сохо. Одному парню, Джерри, удалось сорвать большой куш, так что он решил праздновать с размахом. Наверняка там будет полно хорошеньких курочек. — В ответ на это Хантер сдержанно рассмеялся. — А что ты хихикаешь? Настоящих курочек, а не пластиковых кукол, какие кишмя кишат в Голливуде. Не хочешь составить мне компанию? Я знаю, что вы с Тиффани очень близки, но никто не запрещает тебе немного развеяться.
Хантер с улыбкой покачал головой. Иногда его забавлял интерес Макса к противоположному полу. Складывалось впечатление, что ему, словно подростку, интересен только секс, но Хантер надеялся, что и Макс однажды повзрослеет.
— Спасибо, дружище, но вынужден отказаться, — откликнулся Хантер, позевывая. — У меня сейчас такой плотный график, что Нью-Йорк отменяется.
— Неужели даже в начале года этот противный Хью не дает тебе покоя? — шутливо возмутился Макс, сделав акцент на слове «противный». — Он сам что, никогда не отдыхает?
— Да брось, Макс, Хью — трудоголик, он отдыхает, когда работает. Впрочем, меня это вполне устраивает. Если бы не Хью, я бы не прославился, ты же понимаешь. — Хантер вздохнул. — А если честно, Нью-Йорк я не люблю.
— Да пожалуйста! — великодушно ответил Макс, который на самом деле считал ненависть к Нью-Йорку чем-то сродни душевной болезни. — В общем, до встречи. Передавай привет Тиффани. Можете мхом порасти в этом вашем дурацком Лос-Анджелесе!
— Прекрати, — засмеялся Хантер. — Я же знаю, что ты без ума от этого города! Вот слетаешь в Нью-Йорк, померзнешь там и запросишься к нам в Лос-Анджелес. Умолять будешь!
Друзья распрощались и повесили трубки.
Хантер забрался под одеяло и свернулся калачиком, как делал всегда, когда Тиффани не было рядом. Простыни и подушки до сих пор хранили ее запах. Зажмурившись, Хантер мог обмануть себя, представив, что Тиффани лежит рядом.
Если бы это было правдой!
Зима в Нью-Йорке выдалась морозной и ветреной. Пожалуй, это была самая холодная зима за последние десять лет.
Туристы по-прежнему бродили по городу, им было плевать на погоду. Они катались на коньках вокруг рождественской елки, установленной прямо на катке в Рокфеллеровском центре, восхищенно таращились на витрины, целыми толпами перемещались вдоль Парк-авеню или носились по магазинам. Молодые папаши в кашемировых пальто от «Брукс бразерс», мамочки в норковых шубках, их шумные дети в теплых вязаных шарфах и шапках, в толстых дутых спортивных куртках — все раскрасневшиеся от мороза, довольно гомонящие. Они жевали дешевые хот-доги, запивая их колой или горячим кофе, обсыпались крошками и притопывали ногами, чтобы согреться.
Водители, которым повезло не застрять в пробках, ослепляли пешеходов светом фар, окатывали мокрым снегом вперемешку с грязью, летящим из-под колес, и чувствовали свое превосходство над праздношатающейся публикой.
Миллионы ног мяли свежий снег, превращая в серое месиво, а он все падал и падал. По утрам таксисты, усаживаясь в свои желтые машины где-нибудь в районе Квинс, страшно ругаясь, откапывали их из-под снега. Манхэттен укрыло белым покрывалом, словно Нью-Йорк неожиданно выбросило к берегам Антарктики.
И все равно туристы со всего мира рекой стекались в этот город, словно только сюда и приходило настоящее Рождество.
Вот уже год Сиена и Инес снимали квартиру на Манхэттене. По большей части жилище стояло пустым, потому что обе модели все время проводили в разъездах. Под самое Рождество Инес отправилась к родителям в Севилью, а Сиена получила приглашение на роскошную вечеринку, которую устраивали в Вермонте один известный дизайнер и его любовник. Обе девушки вернулись в Нью-Йорк меньше чем через неделю, желая вместе встретить Новый год.
Сидя на подоконнике, Сиена смотрела на падающий снег. Окна гостиной выходили на Центральный парк, который к этому моменту был словно укутан белой накидкой. Девушка сделала глоток коньяку из широкого бокала и поближе придвинула обитую ярким шелком скамью, на которую можно было поставить ноги.
— Как съездила в Испанию? — спросила она у Инес. — Гляжу, ты не слишком загорела.
Ее соседка как раз наносила последний слой пурпурного лака на ногти.
— Вообще-то в Испании зима! — хохотнула Инес. — Но там здорово, спасибо, что спросила. Я давно не виделась с родителями, а в этот раз вся семья собралась. — Инес все еще говорила с сильным акцентом, но уже совершенно не коверкала слова. — Как же я там жрала! Будто свинья из корыта!
— О, я тоже отъедалась, — подхватила Сиена, вспоминая рождественское полено, пропитанное ромом, которое она съела едва ли не в одиночку во время праздничной вечеринки. — Так что до конца недели буду сидеть на шампанском и сигаретах.
Инес оторвала глаза от своих сверкающих ногтей и скептически глянула на бокал коньяку, который Сиена грела в ладонях.
— Чем будешь заниматься? — спросила Сиена, даже не заметив ее взгляда. — По-прежнему собираешься к Мэтту на новогоднюю вечеринку?
— Не, я передумала. — Инес нанесла на ногти слой закрепителя и полюбовалась результатом. — Эти вечеринки у меня уже в печенках сидят! Да и с Мэттом нам больше не по пути. — Модель хитро прищурилась. — Кажется, он положил глаз на тебя.
— Ой, прекрати! — махнула рукой Сиена, но залилась краской.
На самом деле бывший приятель Инес еще две недели назад достаточно ясно выразил свои намерения относительно Сиены. На одной вечеринке он отвел девушку в сторонку и сделал непристойное предложение.
Сиена фыркнула. Вот козел! В тот момент Мэтт все еще встречался с Инес. Неужели эти тупые мужики совершенно не верят в настоящую женскую дружбу? Сиена ни за что не стала бы встречаться с Мэттом за спиной подруги. Она была даже рада, когда Инес сообщила, что порвет с ним отношения.
— Слышала, завтра в Сохо будет грандиозная тусовка, — продолжала испанка. — Английский друг Ани внезапно разбогател и решил собрать всех, кого знает. Думаю, там будет полно интересной публики. Может, заедем?
— Ты же сказала, что устала от вечеринок? — поддела подругу Сиена.
— Мало ли, что я сказала!
Подруги захохотали.
— Что ж, Сохо так Сохо. Я не возражаю.
Сиена встала и направилась к холодильнику. Достав с полки холодную сосиску и горчичный соус, она виновато посмотрела на свое отражение в зеркале.
— Сяду на диету завтра, — объявила девушка. — Раз мы едем в Сохо завтра, сегодня можно расслабиться.
Карло, парень Сиены, модель из Бразилии в стиле Ленни Кравица, предлагал ей заказать столик в ресторане, чтобы встретить праздник вместе. Однако страх близких отношений, ставший для Сиены навязчивой идеей, не позволил ей согласиться. Она разругалась с Карло и решила встретить Новый год с Инес.
— Ах, эти ребята с Уолл-стрит относятся к деньгам, как к мусору! — пропела Сиена с восхищением. — Когда я в последний раз была на вечеринке у одного банкира, там был фонтан с настоящим «Кристаллом», представляешь? Шампанское лилось всю ночь, и никому не было до него дела! Должно быть, хозяин потратил не меньше пятнадцати штук на свою причуду. Пошло, конечно, но все-таки круто!
Съев сосиску, Сиена снова открыла холодильник и вынула кусок «Чеддера». Больше ничего на полках не нашлось. Надо бы сходить за продуктами, мысленно поставила галочку Сиена, позабыв о решении сесть на диету.
— А кто еще будет?
Инес приклеивала на кончики ногтей сверкающие стразы. Ее яркие рыжие волосы были накручены на бигуди, брови тщательно подведены, хотя макияж еще не наложен.
— Да кто его знает? — пожала плечами испанка. — Точно будут Аня, Зейн и пара ребят из их агентства. А также куча богатых предпринимателей. — Она с умилением оглядела свой маникюр. — Когда мы окажемся в Сохо, каждый приличный мужик будет считать за честь оказаться с нами на одной вечеринке! Мы неотразимы! И пусть другие сдохнут от зависти!
Сиена улыбнулась. Порой Инес была еще большей стервой, чем она сама.
Макс шел по Пятой авеню, подняв ворот и сунув руки в карманы. Его тонкое пальто успело промокнуть, на штанинах брюк застыли брызги грязи. У него был такой же паршивый и унылый вид, как и его настроение.
Нью-Йорк — полный отстой, думал Макс.
Вчерашняя встреча со знаменитым бродвейским продюсером Алексом Макфадденом оказалась пустой тратой времени. Конечно, Макс услышал пару комплиментов своей работе в английских постановках, а также короткометражке, снятой им в прошлом году. Но Макс прекрасно знал, что дальше комплиментов дело не пойдет. Чуя дельного партнера на расстоянии, словно чистокровная гончая, продюсеры сразу же заключали с талантами контракты. Они никогда не говорили «возможно, в будущем году я сочту за честь поработать с вами». Подобная фраза означала лишь одно — ты никому не интересен.
Все-таки Макфадден оказался достаточно воспитанным человеком, чтобы для начала изучить творчество того, с кем планировал обсудить возможность работы. В большинстве случаев продюсеры встречали Макса настороженно, не удосужившись выяснить, чего он достиг. Впрочем, воспитание Алекса Макфаддена ничего не меняло. Макс по-прежнему был безвестен и никому не нужен. Очередной год прошел впустую и принес одни разочарования. Макс желал, чтобы скорее наступил следующий.
Дабы взбодриться, он пробежался по магазинам и купил пару презентов для детей Генри. Для Мадлен он выбрал Барби на роликах, как и просила девчушка. Макса потрясло, с каким ажиотажем выбирали кукол молодые матери. Они хватали разных Барби одну за другой, сгибали им руки и ноги, примеряли наряды и аксессуары с таким восторгом, словно покупали кукол не детям, а себе. Они казались похожими на наркоманок, оказавшихся на секретном складе ФБР, где хранятся конфискованные партии героина. К тому моменту, как Максу удалось отвоевать Барби на роликах, он уже чувствовал себя измотанным. А ведь предстояло выбрать подарки еще двум детям! Схватив с полки конструктор и стоявшего рядом динозавра (почему-то в короне), Макс торопливо оплатил покупки и выскочил на улицу.
— Такси!
Однако проезжавшая мимо желтая машина с шашечками остановилась на тридцать метров дальше, предпочтя подобрать длинноногую блондинку.
— Вот засранец! — устало выругался Макс, хотя вполне мог понять таксиста. Он бы и сам с большим удовольствием подсадил бы смазливую дурочку, нежели промокшего мужика с кучей пакетов под мышкой.
В отчаянии покрутив головой и не заметив больше ни одного такси, Макс распростился с мыслью добраться до отеля с комфортом в такую дерьмовую погоду, а потому медленно побрел пешком. На углу он заметил бар «О'Маони» и решил взбодриться чем-нибудь покрепче. Эта мысль даже немного приподняла ему настроение.
На его удачу, в баре почти не было посетителей.
— Что будете пить, сэр?
Макс взгромоздился на табурет возле стойки и осторожно сложил рядом покупки. Подняв глаза, он встретился взглядом с хорошенькой девушкой. На ней была белая блузка с логотипом «О'Маони», обтягивающая довольно крупную грудь, волосы были распущены и отброшены за спину, так что трудно было угадать, какой они длины. Девушка казалась похожей на русалку благодаря прическе и зеленым глазам.
— Черт побери, да вы красотка! — бухнул Макс и смутился.
Юная сирена рассмеялась. У нее оказался глубокий низкий смех, который заставляет мужчин оборачиваться. Макс расплылся в улыбке. Кошмар, который он застал в магазине детских игрушек, постепенно отступал.
— Занятный комплимент, — сказала девушка с ирландским акцентом. — Ты тоже неплох.
Макс заметил, что она оглядела его с явным интересом. Зеленые глаза чуть прищурились, утопая в густых ресницах. Настроение Макса еще немного улучшилось.
— Я говорил совершенно искренне, — сказал он, протягивая девушке руку. — Меня зовут Макс. Макс Десевиль.
Девушка пожала руку, смеясь.
— А меня зовут Бонд. Джеймс Бонд, — поддразнила она. — Что ж, приятно познакомиться, Макс. Я — Анджела.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, не выпуская рук.
— Что ж, Макс, чем могу быть полезна? — спросила девушка низким голосом, по-прежнему глядя ему в глаза.
— Так сразу и не скажешь, — медленно протянул Макс, многозначительно оглядывая изящное тело Анджелы, словно художник — натурщицу. — Думаю, ты можешь быть очень, очень полезна.
На другое утро он проснулся с такой чудовищной головной болью, которая могла бы свалить и носорога.
— Боже! — простонал Макс, приоткрывая один глаз и пытаясь сориентироваться в пространстве. — Я умер и попал в ад!
— Вот уж спасибо за комплимент!
Анджела приподнялась на локте, заглядывая Максу в лицо. Ее непомерно большие груди ткнулись ему под мышку, мягкие волосы кружевом накрыли плечо и щеку.
Открыв второй глаз, Макс осторожно повернул голову к девушке. Тушь образовала под ее глазами серые круги, губы были розовыми и опухшими от жадных поцелуев. Постепенно события предыдущего вечера стали возвращаться к Максу.
— Я не хотел тебя обидеть, ангелочек. Просто голова раскалывается, — пожаловался он, погладив Анджелу по плечу.
Поцеловать ее он не решился, потому что во рту было так сухо и противно, словно накануне он не просто напился, но и вылизал пепельницу.
— Ты чудо, детка, — сказал Макс, разглядывая большую грудь девушки. И как ему удалось подцепить такую красотку? — Я так паршиво себя чувствую! Словно вчера кто-то вломился в мой номер и врезал мне по голове кувалдой. Вот сюда, по затылку. Боже, ты выглядишь возмутительно свежей! Я что, надирался один? Как получилось, что мне плохо, а ты такая довольная и явно не мучаешься похмельем?
Анджела рассмеялась. Взяв руку Макса, она провела его ладонью сначала по своей груди, а потом положила себе между ног.
— Ты знаешь, какое самое лучше лекарство от похмелья?
— Ради всего святого, женщина, не добивай умирающего! — взмолился Макс. — Имей хоть каплю сострадания!
Лизнув свою ладонь, Анджела с хитрым видом спустилась вниз и плотно обхватила ладонью член Макса.
— Просто расслабься и закрой глаза. Я дам тебе небольшую фору.
К тому моменту, как Макс приехал на вечеринку к Джерри, его желудок кое-как перестал судорожно дергаться при мысли о еде, а в голове перестало стучать — да и то после нескольких таблеток аспирина. Однако сам Макс по-прежнему выглядел неважно: помятым и измученным.
— Эй, приятель, что с тобой стряслось? — спросил Джерри, завидев Макса в холле и бросаясь навстречу. — Ты паршиво выглядишь! — Он отхлебнул выдержанного шаблиза прямо из бутылки.
— Я себя и чувствую паршиво, — пожаловался Макс. — Так надрался прошлым вечером! — Он принялся пробираться вслед за Джерри сквозь толпу свежих, ароматных и богато одетых ньюйоркцев. Всюду сновали официанты в униформе, разнося гостям напитки.
— Кажется, выпивкой не ограничилось, — подметил Джерри. — Обычно спьяну ты сразу клеишь девицу. И кто та счастливица? Утром не испугался? Держи! — Он протянул Максу бокал с шампанским.
— Девочка оказалась настоящей нимфой. — Макс попытался хлебнуть алкоголя, и его едва не стошнило. — Боже, до чего же мне плохо! Боюсь, я никогда больше не смогу пить! У тебя нет колы?
— Жидкой или в порошке? — осклабился Джерри.
— Жидкой, — вяло ответил Макс, даже не улыбнувшись. — Только не диетической. Мне нужен сахар, и побольше. — Он помассировал пальцами виски. — До чего же музыка орет, кошмар!
Джерри достал из бара кока-колу, налил полстакана, а остальное пространство заполнил колотым льдом.
— Брось, Макс, эту музыку слушают только на предельных децибелах. Это же самый крутой диджей в городе! Я заказал все самое лучшее, приятель, вот так-то! Классная вечеринка, да? Или ты даже не заметил?
Как раз в этот момент мимо них прошла высокая брюнетка в мини-платье яркого апельсинового цвета. У нее были длинные ноги и высокие сапоги на шнуровке.
— Привет, Катя! — Джерри кивнул брюнетке и улыбнулся. Девушка послала ему воздушный поцелуй и растворилась в толпе.
— В общем, кончай ныть и жаловаться на головную боль. Можешь взять себе обезболивающих в аптечке, что висит в ванной, только не гунди! Отличная тусовка, парень! — Джерри хлопнул Макса по спине, отчего тот едва не поперхнулся колой. — Скоро Новый год! — Джерри звонко чокнулся бутылкой «Бекс» со стаканом друга. — Рад, что ты заехал!
Макс залпом осушил стакан.
— Я тоже рад, — пробормотал он, чтобы не казаться невежливым.
Макс уныло приплелся в помещение, где кипело основное веселье. Это была огромная комната с гигантским окном, открывающим вид на ночной город, и зеркалами во все стены. Зеркала делали зал просто бесконечным, а многократно отраженные люди казались сборищем фанатов на каком-нибудь гала-концерте. Поймав свое отражение, Макс ужаснулся и пожалел, что не надел что-нибудь более подобающее случаю. В застиранных джинсах «Дизель», растянутом свитере, который одолжил ему в аэропорту Генри, он казался деревенским жителем среди горожан.
Мрачно покачав головой, Макс подошел к изящно сервированному столу, заинтересовавшись блинами с икрой и крем-сыром. Толпа раздалась при его приближении, откатившись куда-то в сторону входа. На мгновение Макса пронзила мысль, что люди шарахаются от него, потому что их сразил запах перегара. Однако догадка не подтвердилась — гости двигались к дверям целенаправленно.
— Это она! — воскликнул какой-то юнец в дорогом костюме, спешно поправляя галстук. — Я же говорил, что она придет!
— О ком ты? — спросил Макс, торопливо откусив блин. Икринки весело лопались на зубах. Желудок почти не протестовал. — На кого все пялятся?
— Да разве не видишь, парень? — ответил ему солидный мужчина с седыми висками и оранжевыми стеклами в серебристой оправе. — Глянь, кто пришел! Это ж Сиена Макмаон!
Макс едва не поперхнулся икрой.
— Глядите, с ней та испанская штучка. Хорошенькие, чертовки! — пробормотал юнец, промокая со лба пот.
Макс торопливо доел блин и направился к светло-бежевому дивану, на котором сидели две длинноногие модели. Ему было любопытно взглянуть на Сиену, но лезть ради этого в самую толчею не хотелось.
— Не возражаете, если я приземлюсь? — спросил он у моделей.
— Ничуть! — сказала одна из девушек, окинув Макса оценивающим взглядом. Его крепкие мускулы не остались незамеченными. — Но ты такой большой мальчик. Не уверена, что этот крохотный диванчик выдержит твое мощное тело.
Комплимент был пошловатым, но Макс привычно улыбнулся и даже иронично приподнял брови. Девчонка была довольно обычной, хотя и с длинными светлыми волосами и хорошей фигурой. Единственной яркой чертой в ее лице были полные губы, очень подвижные и алые. Это превращало девушку в довольно соблазнительную штучку.
Неожиданно Макс отметил, что головная боль больше не мучает его. Видимо, так незаметно подействовало обезболивающее из шкафчика Джерри.
— Так вот, я как раз рассказывала о том… — неожиданно заговорила вторая модель, повернувшись всем телом к собеседнице и тем самым выказывая Максу свое пренебрежение. Как большинству моделей, ей явно не нравилось, когда флиртуют не с ней, а с ее подругой. — Короче, мне никогда не понять, что в ней все находят. На мой взгляд, она толстая и короткая. И чего по ней мужики сходят с ума!
— Это точно, — подхватила блондинка, забыв о Максе. — Зейн говорит, это потому, что она выглядит такой доступной шлюхой.
— Не самый плохой вид, — пробормотал Макс себе под нос.
В этот момент толпа как-то расступилась, словно откатившись волной, и Макс изумленно уставился на Сиену.
Первое, что пришло ему в голову, — это то, что Сиена совершенно не похожа ни на одну из женщин, присутствующих на вечеринке Джерри. Она была одета очень консервативно — белые брюки и малиновая блузка из шелка, чуть распахнутая и открывавшая взгляду молочно-белую кожу груди. Сиена так и излучала уверенность и сексуальность. Она улыбалась знакомым, троекратно целовалась с теми, кто подходил погреться в лучах ее славы.
У нее были такие же густые вьющиеся волосы, какими их помнил Макс, такой же упрямо выставленный подбородок, ямочка на щеке, как в детстве. И что бы ни говорили другие модели, изнывая от ревности и зависти, Сиена была прекрасна. Удивительно, волшебно и пугающе красива.
«Вот дерьмо», — отчетливо подумал Макс, не в силах оторвать от Сиены глаз.
— Я видел ваши фотографии для «Ярмарки тщеславия», — чирикал худощавый парень, одетый в костюм от «Армани», который шел ему, как корове седло. — Так смело! Так ново!
О Боже, подумала Сиена разочарованно. Она-то надеялась, что на вечеринке будут не только тупые модели, но и настоящие мужчины. Сиена была не слишком высокого мнения о моделях, и даже два года работы на подиуме не примирили ее с их пустоголовостью. Она не выносила очень красивых и очень глупых мужчин.
— Вы так говорите обо мне, словно я написала «Ярмарку тщеславия», а не участвовала в фотосессии, — раздраженно ответила Сиена парню и тотчас принялась озираться в поисках более интересного собеседника.
Сначала Сиена его не узнала. Она просто сразу выделила высокого крепкого блондина, который лениво развалился на диване и не отрываясь смотрел на нее. Одет он был плохо, и его наряд смотрелся среди костюмов и роскошных платьев так же странно, как обноски на нищем, случайно забредшем во дворец.
Сиена привыкла к тому, что ее разглядывают, но мужчина смотрел на нее как-то странно, оценивающе и чуть пренебрежительно. От его взгляда у Сиены начали дрожать колени. Мужчина, безусловно, был привлекателен и напоминал смелого моряка из героической эпопеи в этом своем свитере и джинсах. Казалось, что подобный персонаж никак не мог попасть на роскошную вечеринку в Сохо. Его лицо казалось Сиене смутно знакомым. Она сделала несколько шагов навстречу мужчине, и он поднялся с дивана.
Сиена застыла на месте, глаза ее широко раскрылись. Не может быть!
— Здравствуй, Сиена, — просто сказал Макс, возвышаясь над ней, словно гора. — Давненько не виделись.
Сиена не могла оторвать от него взгляд. Сердце колотилось, как безумное, мысли сбились в невнятную кучу, слова ответного приветствия никак не шли с языка.
Макс Десевиль! Откуда он здесь взялся?
Его голос, все еще смутно знакомый, как и лицо, вызвали в Сиене бурю эмоций, воспоминаний детства, возвращая в Хэнкок-Парк, в счастливые и беззаботные дни. Избалованная, самоуверенная модель, которой завидовали, которую обожали, неожиданно снова превратилась в десятилетнюю девочку, на которую не обращал внимания двенадцатилетний друг Хантера. Словно и не было одиннадцати лет, раскидавших всех троих по свету.
Смесь любопытства и смущения заставила Сиену заговорить.
— Макс, рада встрече, — произнесла она с улыбкой, протягивая старому другу изящную руку. Ей хотелось, чтобы Макс перестал так на нее таращиться. — Какой приятный сюрприз.
В ее голосе слышалась нотка сарказма, и Макс мысленно встал в стойку.
«Итак, — думал он с досадой, — передо мной настоящая дива, которая хочет поставить меня на место».
— Действительно, сюрприз, — откликнулся он ленивым тоном, чуть пожав тонкие пальцы. — Признаться, не сразу тебя узнал. Наверное, все дело в этих дорогих тряпках, что на тебе навешаны.
Лицо Сиены вспыхнуло, хотя она давно научилась контролировать свои эмоции. Один — ноль в пользу Макса.
— Да, я умею хорошо одеваться, если иду на вечеринку, — сдержанно сказала она, продолжая безмятежно улыбаться. Окинув взглядом наряд Макса, она улыбнулась чуть шире. — А ты, я вижу, так и не овладел этим искусством.
Один — один. Если не один — два.
Макс тоже улыбнулся, улыбка вышла нехорошей.
— Как твои дела? — спросил он, обещая себе, что нахалка не выведет его из себя. — Нравится быть моделью?
— Да так… — Сиена небрежно махнула рукой. — Это просто хобби. Да и деньги платят просто неприличные. Но в будущем я планирую стать актрисой.
— Пра-авда? — почти мяукнул Макс, ощущая невероятное удовольствие от того, как глупо Сиена попала в ловушку. — А пока не выходит, да, милая? — с понимающей улыбкой спросил он.
Сиена подавила желание вцепиться ему в горло.
— Пока мне нравится зарабатывать миллионы, — ответила она с достоинством, но вышло неубедительно. Макс поднял бровь, но промолчал. — Честно говоря, я уже начала сниматься. Пара фильмов не мейнстримового толка, — пояснила Сиена почти извиняющимся тоном. — Еще пара клипов и тому подобное. Сейчас проглядываю один любопытный сценарий. — Вот это уже была ложь, и Сиена снова покраснела. — Да что мы все обо мне! Как у тебя-то? Чем занимаешься?
— Я — режиссер, — буркнул Макс, тотчас растеряв все веселье.
— Пра-авда? — в свою очередь, мяукнула Сиена, прищурив глаза. Так же, как и ее дед, она на расстоянии могла чувствовать слабину, словно акула — каплю крови. — Режиссер чего? Я ни разу о тебе не слышала, как такое возможно?
Максу захотелось попятиться назад и забиться в мягкий плюш дивана.
— Я тоже не занимаюсь мейнстримовым дерьмом, которое штампует Голливуд, — промямлил он.
— Понятно, — коротко сказала Сиена. — Судя по твоей одежде, ты многим жертвуешь ради того, чтобы найти свой собственный жанр.
Чертова сучка! Макс завозил челюстями.
— Ладно, рад был повидаться, Сиена, — быстро сказал он, опасаясь взорваться. — Боюсь, я не смогу отпраздновать наступление года в твоей компании. Прошу меня извинить. Дела. — Он отставил пустой стакан на столик и направился к выходу. — Я передам Хантеру от тебя привет.
При упоминании Хантера Сиена тотчас сникла. Во рту пересохло, а глаза стало жечь от подступающих слез.
Значит, Макс все еще общается с Хантером?
Обернувшись, Сиена беспомощно смотрела на удаляющуюся спину Макса.
— Макс, постой! — крикнула она. Вышло неожиданно громко и испуганно, так что некоторые гости даже начали крутить головами.
Макс замер и медленно повернулся.
— Ты все еще… — начала Сиена, с трудом подбирая слова. На лице у нее была написана самая настоящая паника.
Если бы она не была такой законченной сучкой, подумал Макс, можно было бы даже ее пожалеть.
— Все еще… что?
— Все еще общаешься с Хантером? Вы дружите?
— Конечно, — резко сказал Макс. Он знал, насколько болезненным должно стать для Сиены открытие, что его дружба с Хантером пережила все трудности. Но она была такой красивой, такой уверенной и успешной, такой чертовски совершенной, что Максу хотелось причинить ей боль. — Мы не просто дружим, Сиена. Мы живем вместе в Санта-Монике. Уже три года, детка.
— О…
Сиена выглядела даже не растерянной, а несчастной, и Макс начал жалеть, что преподнес новости в такой жесткой форме.
— Мне нужно идти.
— Постой, Макс, не уходи, — взмолилась Сиена, хватая его за руку.
Глядя в ее отчаянное лицо, Макс ощутил не только сочувствие, но и непреодолимое желание обнять Сиену и прижать к груди. Это было похоже на то чувство, с которым он пытался растормошить ее после падения с дерева.
Макс велел себе собраться. Какая разница, какое у Сиены лицо? Она остается избалованной стервой, и этого не изменить. Утешать ее — все равно что гладить ежа. Дашь слабину, и в пальцы тотчас воткнутся сотни иголок.
— А он… вспоминает меня? — спросила Сиена.
Макс знал, как нелегко дался ей этот вопрос, и слегка смягчился.
— Вспоминал, — ответил он все же жестко. — Но больше не вспоминает.
— Да, разумеется. — Сиена жалостно пожала плечами, уже не скрывая своего разочарования. Конечно, она все еще старалась выглядеть уверенной, но это ей не удавалось. — Хантера можно понять. Прошло ведь десять лет. Столько воды утекло!
— Да, — кивнул Макс.
— Слушай, я должна извиниться. Я повела себя… довольно грубо. — Сиена набрала в грудь воздуха и судорожно вздохнула. — Передай, пожалуйста, Хантеру мой привет, ладно? В общем, передай что-нибудь. — Она тряхнула волосами и выдала профессиональную улыбку манекенщицы — лучезарную, во все зубы.
Макс понял, что разговор окончен. Судя по оскалу, Сиена была готова вернуться к толпам поклонников и веселью.
— Передам, — мрачно кивнул он. Внезапно ему захотелось бежать прочь, уносить ноги от этой фальшивой девицы, от которой теперь веяло ледяным холодом.
Он заторопился к выходу, забыв попрощаться с друзьями, даже с гостеприимным Джерри. Завидев открывшийся лифт, Макс прямо-таки прыжками понесся к нему и, лишь когда закрылись двери, выдохнул. Оказавшись на первом этаже, он выскочил на улицу и остановился. Несколько минут Макс просто торчал посреди тротуара, задрав лицо к небу и закрыв глаза, пока мокрый снежок сыпался прямо ему на нос и лоб. Затем он огляделся. Город казался тихим и безмятежным в это время суток. Максу было противно. Сиена внушила ему не просто неприязнь, она еще раз болезненно ударила его по больному месту, смешала с грязью, напомнив о том, что он просто неудачник.
Макс глянул на часы и выяснил, что до нового года осталась всего минута. Он стоял и следил за секундной стрелкой, пока из окон второго этажа не послышались крики:
— Три, две, одна… с Новым годом, ура!
Даже с улицы был слышен звон хрусталя, гости чокались. Город вступил в новый год. Макс подумал об Анджеле и ее полных грудях и вяло улыбнулся. У девчонки из бара был парень, с которым она собиралась отмечать праздник. Наверное, сейчас он тискает ее грудь и нашептывает на ушко всякие глупости.
Макс поплелся в направлении отеля. Похмелье снова напомнило о себе головной болью, в желудке неприятно плескалась кола вперемешку с икрой. Максу было чудовищно одиноко и грустно. Он вспомнил о Генри и Маффи, справляющих праздник с детьми, и вздохнул. Затем на ум пришли Хантер с Тиффани. Наверняка ребята пьют шампанское в доме на берегу, обнимаются и слушают музыку.
Макс не тяготел к серьезным отношениям, но никогда так сильно, как в этот момент, он не завидовал брату и лучшему другу. Ему тоже хотелось прижимать любимую женщину к груди, встречая с ней Новый год.
Он снова с горечью подумал о Сиене. Избалованная, капризная и равнодушная богиня, окруженная свитой поклонников, она пила в этот момент шампанское и даже не вспоминала о недавней встрече. Она и не думала о том, что Макс бредет по сырой улице, отмораживая задницу и борясь с дурнотой.
А чего он ждал? В отличие от Сиены Макмаон у него не было ничего, чем можно было похвалиться. Ни денег, ни достойной работы, ни девушки. Неудивительно, что Сиена его высмеяла. Только дурак не пнет ногой жалкого неудачника вроде него.
Вот и наступил 2002 год.
Что может быть лучше?
Через две недели после Нового года Макс и Хантер встретились в ресторане в Беверли-Хиллз. Это было довольно уютное местечко под названием «Брассери бланк», где Хантер всегда резервировал столик в дальнем углу зала.
В этот день он успел дать три автографа настойчивым фанам, прежде чем им принесли заказ. Хантер никогда не прятался от поклонников за черными очками и козырьками бейсболок, поэтому его узнавали и донимали расспросами. Ему казалась, что лишняя маскировка никого не обманывает, зато выставляет знаменитость в глупом свете. Словно новоявленная «звезда» специально подчеркивает: гляньте, я весьма популярен, поэтому вынужден избегать назойливой публики!
К сожалению, подобные убеждения делали Хантера легкой мишенью для папарацци и досужих зевак. Он с юмором относился к происходящему и никогда не отказывал желающим перехватить автограф.
Макс находил нежелание друга прятаться за очками довольно неосмотрительным. По этой же причине он не слишком любил появляться в компании Хантера в людных местах. Интерес публики к молодому актеру особенно подчеркивал его собственную неудачливость в качестве режиссера с «фабрики грез».
— Ну, дружище, рассказывай! — воодушевленно воскликнул Хантер, подписывая еще один свой портрет для какого-то туриста из Огайо, приехавшего в Голливуд с семьей как раз ради сомнительного удовольствия повидать настоящих «звезд». — Как там Нью-Йорк? Как прошла встреча с Алексом Макфадденом?
— Собственно, рассказывать особо нечего, — вяло ответил Макс, пожав плечами. — Макфадден оказался очень воспитанным человеком, тепло отзывался о моей короткометражке, похвалил одну пьесу, прошедшую в Лондоне… Но, Хантер, он же большой человек на Бродвее! Моего жалкого опыта не хватит, чтобы работать с ним, понимаешь?
— Как же так? Ты же ставил Шекспира! Причем самые трудные драмы! Разве это называют «жалким опытом»?
— Слишком мало постановок, — вздохнул Макс. — Недостаточно для Бродвея. Ладно, не будем о моем очередном провале, этот разговор ввергает меня в депрессивное состояние. Лучше расскажи, как встретил Новый год? Где бывал?
— Да почти нигде. Мы с Тиффани ездили кататься на лыжах. Четыре прекрасных дня принадлежали только нам двоим! Никакой работы, никаких фанатов, никаких дел! Даже не помню, когда мы последний раз так много времени проводили вместе.
— Я рад за тебя, — улыбнулся Макс, наблюдая за мечтательным выражением, появившимся на лице друга. Так бывало всегда, когда Хантер говорил о любимой, и это умиляло Макса.
Официантка принесла большой графин калифорнийского мерло.
— Ты же знаешь, в моей жизни не происходит ничего авантюрного, — продолжил Хантер. — А вот ты небось оторвался на полную катушку? Скольких непорочных дев Нью-Йорка ты успел соблазнить? Трех? Пятерых? Как тебе понравилось на вечеринке друзей? — Хантер хитро подмигнул другу.
— Ты обо мне дурного мнения! — Макс притворился оскорбленным, поджал губы и принялся намазывать зерновой хлебец ароматным маслом с зеленью.
— Прекрати дурачиться, меня не проведешь!
— Я переспал всего с одной, так-то! — выдал Макс, ухмыляясь. Вспоминать об Анджеле было приятно.
— Не может такого быть! — изумленно охнул Хантер. — Должно быть, малышка того стоила! Одна девица столь солидный срок! Поразительно! Ты собираешься еще раз с ней увидеться?
— Не-а. — Макс разом запихнул весь хлебец в рот и зажмурился, жуя.
На столе появилась тарелка с карпаччо для Хантера и большая миска с поджаренными кольцами кальмара для Макса. Официантка всячески пыталась привлечь внимание Хантера, зазывно улыбаясь и наклоняясь как можно ниже, чтобы приоткрыть декольте. На Макса она и глазом не взглянула. Бедняга ощутил себя человеком-невидимкой.
— Ладно, с твоими амурными делами мы разобрались, — сказал Хантер, даже не замечая авансов официантки. — А как в остальном? — Он подцепил вилкой кусочек говядины и с ожиданием посмотрел на друга.
Макса было не узнать. Обычно, возвращаясь из дальних поездок, он трепал языком, не умолкая, рассказывал какие-то нелепые небылицы, смеялся, хлопая в ладоши и стуча кулаком по столу. Это были истории о бесконечных пьянках, вечеринках, двусмысленных ситуациях, в которых оказывался Макс и его приятели, разные свежие анекдоты. На сей же раз Макс был странно молчалив.
— Да из тебя и слова не вытянуть, — разочарованно сказал Хантер. — Как хоть год встретил?
— Неплохо, — неуверенно ответил Макс. — Э… довольно хорошо.
— Да что ты меня кормишь ерундой?! — воскликнул Хантер озабоченно. — У меня такое чувство, что ты скрываешь от меня плохие новости. Разве мы не друзья? Почему ты не доверяешь мне?
Макс подавился кальмаром и долго кашлял. Хантер быстро раскусил его, и скрывать правду было бессмысленно.
— Я… кое-кого встретил в Нью-Йорке, — промямлил он, глядя в тарелку. — На вечеринке Джерри, если быть точнее.
— Да? И кого же? — подбодрил его Хантер.
Макс поднял взгляд на друга, затем снова опустил в тарелку и неожиданно выпалил:
— Сиену.
Он не мог знать, как отреагирует Хантер на подобную новость, обрадуется или расстроится, а потому долго думал о том, под каким соусом подать новость другу. Однако ничто не подготовило его к тому выражению невероятного облегчения, которое растеклось по лицу Хантера.
— Сиену? — Он подался вперед и схватил Макса за плечи, словно собирался расцеловать. — Ты не шутишь? Ты видел Сиену? Вы разговаривали?
— Ага. Правда, всего пару минут. Просто поздоровались.
Макс не хотел рассказывать другу, как самовлюбленно, гадко вела себя Сиена, в какую избалованную стерву она превратилась.
— А она… спрашивала обо мне? — напряженно спросил Хантер.
Макс зажег сигарету, невзирая на протестующие возгласы семьи, сидевшей за соседним столиком.
— Да, спрашивала, — осторожно ответил он.
— Ну же, парень, выкладывай! — воскликнул Хантер, выпуская плечи друга из рук только после того, как тот едва не подавился сигаретным дымом. — Что она говорила?
— Ну… — Макс поколебался, гоняя последнее колечко кальмара вилкой по тарелке и выводя им затейливые фигуры в соусе. — Сиена интересовалась, как твои дела. Я сказал, что у тебя все хорошо.
— А еще?
— Она хотела знать, вспоминаешь ли ты о ней. Я сказал: да, раньше вспоминал, но теперь все реже говоришь о ней…
— Какого черта ты так сказал? — воскликнул Хантер с силой и гневно звякнул вилкой о блюдо.
Казалось, на них обернулся весь ресторан.
— Но ведь это правда, — вяло пробормотал Макс и нервно затянулся дымом. Затем он улыбнулся как ни в чем не бывало. — Не вопи на весь ресторан! Сейчас сбегутся газетчики. И не забывай, я не почтальон, чтобы доставлять послания.
— Да, извини, — кивнул Хантер, забавно морща лоб. — Просто… мне бы не хотелось, чтобы Сиена думала…
— Что ты о ней забыл?
— Точно.
— Но разве это не так? — Макс настойчиво посмотрел Хантеру в глаза, рискуя снова вывести его из себя (что было огромной редкостью). — Ты имеешь право послать меня куда подальше, если тебе не нравится, что я лезу тебе в душу.
— Спасибо, что предупредил. Теперь я не буду чувствовать себя свиньей, если решу на тебя наорать, — улыбнулся Хантер.
— Значит, тебе важно мнение Сиены, — задумчиво сказал Макс. — Не боишься еще раз обжечься?
— Думаешь, Сиена способна меня обидеть? — удивился Хантер. — Какое странное предположение, Макс! Вы с Тиффани что, сговорились? Она тоже считает, что я слишком раним. С чего вы взяли, что я не способен о себе позаботиться? Я — зрелая личность, к вашему сведению. Неужели не ясно, что меня ранит лишь одно — невозможность общаться с единственным родным мне человеком, с Сиеной! Дураку ясно, что наш разрыв инициирован не ею! Во всем виноваты Макмаоны, это их рук дело.
— Я все знаю, — примирительно сказал Макс. — Я был свидетелем вашего разрыва, не забывай. Я не виню Сиену в том, что она оборвала контакты. Просто… вы не виделись целую вечность. Она изменилась, Хантер! Что, если теперь это совершенно другой человек? Может, новая Сиена вполне способна причинить тебе боль.
Хантер изумленно вытаращил глаза.
— Послушай, я благодарен тебе за заботу, — сказал он твердо. — Благодарен тебе и Тиффани. Вы оба волнуетесь за меня, и это трогательно. Но мне кажется, вмешалась сама судьба, понимаешь?
Макс застонал, обхватил голову руками.
— Серьезно, — продолжал Хантер настойчиво. — Когда мы с Тиффани катались на лыжах, я часто вспоминал Сиену. На каникулах няньки вывозили нас кататься на лыжах, помнишь? Все четыре дня меня преследовало дежа-вю, представляешь?
— Честно говоря, с трудом.
— Ладно. Я и не жду понимания. Просто сейчас я уверен: твоя встреча с Сиеной не случайна. Таких совпадений не бывает. Тебе никогда не понять, что для меня значит Сиена. — В голосе Хантера была горечь. — Она и сейчас мне дорога, как прежде. Даже Тиффани не понимает меня. — Он вздохнул. — Макс, я должен увидеть Сиену! Ты записал ее телефон?
— Нет… — Хантер помрачнел. — Но у меня есть номер ее агента.
Макс вынул из кармана листок и протянул другу. Хантер вцепился в бумажку, словно утопающий в проплывающую мимо доску. Пробежав листок глазами, он бережно спрятал его в бумажнике.
— Спасибо, — уже более спокойно сказал он.
— Будь осторожней, — вздохнул Макс. — Я беспокоюсь за тебя.
— Знаю. Но это совершенно лишнее. Ты только что сделал меня самым счастливым человеком на земле.
— Не может быть!
Генри Аркелл в отчаянии раз за разом пробегал глазами распечатку, лежавшую перед ним на столе. Он сидел в кабинете, напротив него в кресле устроился школьный друг Николас Франкель, который иногда помогал ему разобраться в счетах.
— Ты уверен, что все действительно так плохо? — тихо спросил Генри, потирая пальцами виски.
Ник поерзал в кресле. Он ненавидел сообщать дурные новости своим клиентам, а в данном случае речь шла еще и о близком друге. Отведя взгляд от лица Генри, Ник принялся оглядывать кабинет. Помещение было довольно тесным, вмещавшим лишь тяжелый стол-бюро, пару кресел и шкаф. Стены сплошь были увешаны старыми открытками, семейными фотографиями и вырезками из газет. Здесь же были пришпилены старые счета, письма кредиторов, извещения. Некоторые из них были настолько пыльными и скрутившимися от старости, что становилось ясно: их распечатали, едва пробежали глазами и тотчас о них позабыли. Ник подумал, что подобное пренебрежение к счетам никогда не доводит до добра. Собственно, именно это и случилось с Генри. Таким его друг был со школы — энергичным, влюбленным в свое дело, но крайне непрактичным во всем, что касалось бухгалтерии.
— Боюсь, Генри, мне нечем тебя порадовать. Положение почти безвыходное. — Николас вздохнул.
— Почти безвыходное? — переспросил Генри. — Да это настоящая катастрофа! Согласно этой распечатке, я по уши в долгах. Четыреста тысяч долга, ты представляешь? И это не считая ежегодных налогов, которые до сих пор не уплачены. Кстати, сколько я должен государству?
— Точно сказать не могу, — мрачно буркнул Ник. — Что-то вроде ста пятидесяти тысяч. Может, немного больше.
Генри захлопал глазами, словно с ним приключился нервный тик или он опасался расплакаться.
Ему безумно хотелось признаться во всем жене, но не только затем, чтобы получить поддержку и совет, нет! Для Генри была невыносима необходимость скрывать от Маффи правду. Однако было сложно представить, как выложить начистоту ужасные новости о долгах и грозящем банкротстве. До этого момента Генри полагал, что сможет выкрутиться, найдет какие-то иные источники дохода и разберется с кредиторами. Но коровье бешенство, поразившее Англию, и неурожай вследствие холодного лета только усугубляли ситуацию. Генри вкладывал деньги, которые занимал у банков, но снова терял, не приобретая ничего взамен. Если бы Маффи знала, в какую пропасть катится их семья, смогла бы она простить Генри за его авантюру с фермой? Она даже не знала о займах и кредитах!
— Неужели ничего нельзя сделать? Подскажи мне решение, Ник! — взмолился Генри. — Ты же говорил, что ситуация «почти» безвыходная. Значит, выход есть? — Он вскочил и начал ходить взад-вперед. В кабинете было очень жарко — работал обогреватель, но Генри даже не замечал, что воздух раскалился, словно в печи. — Может, в этом году будет хороший урожай, и мне удастся немного уменьшить долг и получить отсрочку?
Ник неуверенно пожал плечами.
— Расскажешь обо всем Маффи?
— Нет! Ни в коем случае. — Генри замахал руками. — Она не должна ни о чем знать!
— Тогда вот что… — Ник начал собирать со стола бумаги и складывать их в толстый портфель. — Возможно, мне удастся выторговать для тебя отсрочку в налоговом департаменте. Но с банком все обстоит куда сложнее. Тебе придется сделать им встречное предложение, которое их заинтересует. План выплат, который ты потянешь, вот о чем я говорю. И с сегодняшнего дня тебе придется экономить каждый пенс.
Ник встал.
— Ладно, как скажешь, — послушно закивал Генри, похлопывая друга по плечу. — Поговори с Джонни Таксманом, а я займусь банком. Уверен, мы что-нибудь придумаем.
Ник попытался улыбнуться. Улыбка вышла кривоватой. Он хотел бы разделять энтузиазм Генри, но видел проблему как финансист, а не как восхищенный мечтатель. Ник знал, что долги никогда не списываются и не исчезают сами собой, как бы сильно ни хотели того должники. Но объяснять это Генри Аркеллу было все равно что пытаться объяснить четырехлетке, что Санта-Клауса не существует. Генри даже не рассматривал возможность, что его замок и ферма могут быть отняты за долги.
— Ни словечка Маффи, хорошо? — прошептал Генри, открывая дверь офиса перед Николасом.
Прежде чем Ник успел ответить, появилась Маффи. Похоже, она шла из кухни — на ней был фартук, в руках — блюдо с ароматными ячменными лепешками. Вид у нее был крайне довольный.
— Может, по чашечке чаю? — спросила она, подмигнув мужчинам. — Смотрите, какие лепешки! Мадлен и я их только что испекли. Совершенно новый рецепт.
Маффи водрузила блюдо с выпечкой на стол и махнула рукой, приглашая Генри и Ника. Те, неловко помявшись, двинулись к столу.
Глядя на Маффи, ее почти девичье лицо без следа косметики, светлые мягкие волосы, нежную, какую-то наивную улыбку, Николас вполне понимал, почему Генри не готов рассказать ей о финансовых трудностях. Вера Маффи в мужа была слепой и безоговорочной, и Генри не смел ее разочаровывать.
Мысленно Ник взмолился, чтобы надежды Генри на благополучный исход дела сбылись.
— Боже, какой аромат! — воскликнул Генри, хватая жену за талию и притягивая к себе. Он сиял от гордости, словно сам лично испек гору лепешек. — Ник, моя жена просто волшебница. Оставайся на чай, хорошо?
— Боюсь, мне пора бежать, — пробормотал Ник. — Я угощусь одной лепешкой и побегу. — Он достал из кармана ключи от машины. — У меня дела в Лондоне. Целая куча. — Он многозначительно глянул на Генри.
— Жаль, жаль, — вздохнул тот. — Что ж, тогда бери лепешку порумяней и можешь ехать. — Едва Маффи исчезла на кухне, Генри зашептал: — Спасибо за все, дружище. Поговорим на следующей неделе.
— Ладно. А ты здесь не унывай. Тебе понадобятся душевные силы. — Ник похлопал друга по плечу. — Можешь сыграть в лотерею. Вдруг тебе повезет выиграть миллион? Купи себе билетик.
Жестом фокусника Генри достал из кармана розовую карточку и протянул другу.
— Гляди, у меня уже есть один.
Ник схватился за голову.
— Я же пошутил!
— Я тоже. Это просто открытка от брата, — вздохнул Генри. — Дорого бы я дал, чтобы это был выигрышный билет.
— Не отчаивайся, — вяло сказал Ник.
Генри ничего не ответил.
Спустя две недели со встречи Генри с Ником Сиена сидела на балконе, посасывая через трубочку свежевыжатый апельсиновый сок. Стояло субботнее утро. Отдыхающие уже шли на белый песчаный пляж, хотя часы показывали всего половину десятого. Во всем было виновато яркое февральское солнце.
Молодежь каталась на роликах, их колени и локти выглядели забавно гипертрофированными в накладках из толстого спандекса. Семьи прогуливались вдоль пляжа, кто-то катался на водных мотоциклах, спортивные парни парами бегали по аллеям, у некоторых на ногах были утяжелители.
Синее калифорнийское небо было совершенно безоблачным. Нью-Йорк, с его пронизывающим ветром и слякотью, казалось, находился на другом конце света.
Сиена остановилась в «Шаттерс», одном из самых старых и дорогих отелей, что располагались на берегу океана. Когда-то, много лет назад, Дьюк брал внучку на пляж, где они катались на водяном банане, а затем ели сладкую вату и леденцы, что продавались у самого берега.
Сиена приехала в Калифорнию на второй тур проб, которые устраивали продюсеры «Блудной дочери», низкобюджетного фильма в стиле арт-хаус. Сиена рассчитывала получить главную женскую роль. Это был первый серьезный проект, для которого Сиену не просили раздеваться или играть саму себя. Она с легкостью прошла первые пробы, но продюсеры колебались между ней и еще одной девушкой.
Этим утром Сиене сообщили, что вопрос с ролью вот-вот решится. Она была в волнении. После утомительных новогодних фотосессий, после ужасной встречи с Максом (забыть которую она старалась, но не могла) Сиена чувствовала себя наконец счастливой. К радости Марши, ей предложили стать лицом известной косметической фирмы, которая запускала в продажу новую линию — «Мажинель». Следующая фотосессия планировалась только в конце месяца, в Нью-Йорке, поэтому еще какое-то время можно было наслаждаться отдыхом, валяться на солнышке и ни о чем не думать.
Сиена прикидывала, как лучше провести выдавшийся отдых. Прокатиться до Санта-Барбары? Остаться в «Шаттерс»?
— Еще кофе, мисс Макмаон?
Хорошенькая служанка, явная латиноамериканка, поставила на стол тарелочку с ароматным бразильским тостом, посыпанным свежим базиликом. Сиена вдохнула чудесный запах и улыбнулась. День выдался совершенно роскошный.
— Да, пожалуй, еще кофе не помешает, — лениво промурлыкала Сиена, откидываясь в плетеном кресле и подставляя лицо теплому солнцу.
Сиена давно не бывала в Калифорнии. Она боялась встретиться с Хантером или кем-нибудь из своей семьи, а потому избегала появляться в Лос-Анджелесе или окрестностях. Но теперь, вернувшись в родной штат, она радовалась, что сделала это. Возможно, ее приподнятое настроение было связано с удачно прошедшими пробами, а может — с долгожданным отпуском, полным блаженного безделья. Только в самолете Сиена осознала, что не бывала в Калифорнии с момента последних школьных каникул. А значит, прошло около трех лет.
Как она изменилась с тех пор! Нерешительная, подавленная властным отцом девчушка уступила место уверенной в себе молодой женщине, перед которой открываются любые двери. Всемирно известная модель, начинающая актриса.
Сиена даже поежилась от удовольствия и зажмурила глаза, словно кошка. Затем она вспомнила о чудесных тостах, что благоухали на тарелке, открыла глаза и увидела идущую к ней Маршу. На ее агенте был теплый черный костюм, который она надела, очевидно, еще в Нью-Йорке, и черные очки от «Гуччи». Вид у Марши был взволнованный.
— Привет! — Сиена махнула рукой. Она была немного раздосадована помехой и с трудом это скрывала. — Ты чего такая дерганая?
— Ну… — протянула Марша, обрушиваясь на плетеный стульчик и расстегивая верхние пуговицы блузки. — У меня есть новость. Я только что была у продюсеров.
Судя по лицу Марши, новость была не из лучших. Сиена выпрямилась, сделала глоток кофе и напряженно уставилась на женщину.
— Что-то случилось?
— Я подписала с ними этот чертов контракт! — неожиданно громко воскликнула Марша. — Тебя утвердили! Уже подписан контракт, понимаешь?
Сиена облегченно вздохнула.
— Правда? — Она заулыбалась от уха до уха. — Черт, чего ж ты притащилась с такой миной? Я чуть не обделалась!
— Какой еще миной? — возмутилась Марша, принимаясь обмахиваться пластиковой папкой, которую до этого держала под мышкой.
— По твоему лицу можно было подумать, что не видать мне роли, как своих ушей, тупица! Кто ж так преподносит добрые вести? — буркнула Сиена, не переставая улыбаться.
— Подумаешь, добрые вести, — хмыкнула Марша. — За фильм почти ничего не заплатят, дуреха! За контракт с «Мажинель» ты огребла почти два миллиона, и это за десять дней работы. Лучше бы занималась модельным бизнесом, а не лезла в кино, — сварливо добавила она. — Ты совсем сдурела.
Марша всегда считала, что миром правят деньги. Ей было плевать на славу. Единственное, что для нее было важным, — кругленькая сумма в банке и безбедная старость.
— Но ведь я по-прежнему работаю моделью, — возразила Сиена, пытаясь смягчить агента. Марша выглядела, словно ребенок, который обнаружил в рождественском носке горку угля вместо конфет. — Одно другому не мешает. А если я смогу прославиться как талантливая актриса, это только пойдет на пользу моему имиджу.
— Хм… — Марша недоверчиво глянула на Сиену. — Вместо съемок ты могла бы заработать кучу денег на показах. Тебя ждут в Нью-Йорке, Лондоне и Париже, девочка! Как раз начинается новый сезон, а ты собираешься торчать в Калифорнии, гробя все добрые начинания!
— Ерунда, один сезон поскучают, подумаешь! — отмахнулась Сиена. — Так что насчет контракта?
— Забудь о контракте, им занимаюсь я.
— Как всегда, — улыбнулась Сиена.
Она знала, что Марша способна выбить деньги даже из самого скаредного продюсера. Она не гнушалась торговаться за лишнюю тысячу и тогда, когда речь шла о миллионах. Что и говорить, у Марши была железная хватка.
Сиена тоже не имела ничего против денег. Как бы сильно она ни желала прославиться в качестве актрисы, бросать модельный бизнес было бы самоубийством. Сиена не собиралась век сниматься в малобюджетных лентах и относилась к «Блудной дочери» лишь как к стартовому прыжку. До тех пор, пока ее не оценят в Голливуде, она не планировала отказываться от показов и фотосессий.
Легкий ветерок, налетев с океана, потеребил локоны Сиены. Она уставилась вдаль, любуясь белым песком пляжной полосы. Это был день ее триумфа. Она долго шла к своей первой роли и наконец ее добилась.
— Знаешь что? — Она схватила Маршу за руку. — Давай отпразднуем!
— Ага, давай, — хмыкнула женщина, снимая пиджак.
— Да перестань дуться! Предлагаю закатить вечеринку на пляже. Позовем пару знакомых, закажем цистерну мартини и будем кутить всю ночь!
Марша все еще хмурилась.
— Ну же, улыбнись! Ты ведь обожаешь вечеринки, и я это знаю. — Сиена засмеялась. — Может статься, фильм получит какую-нибудь награду, и мы прославимся еще больше. Вдруг это только начало?
— Кто знает?.. — задумалась Марша.
Чувствуя, что сопротивление тает, Сиена выложила на стол козырную карту:
— Я плачу за все!
— Ну, раз так, я согласна, — сдалась Марша и даже улыбнулась. — Думаю, небольшая вечеринка нам не помешает.
К восьми вечера на пляже тусовалось около двух сотен людей, выпивавших и закусывавших за счет Сиены. Нужно было отдать должное организаторским способностям Марши: сообразив, что не придется раскошеливаться, она устроила все по высшему разряду.
Сиена пока еще не спустилась к гостям, задержавшись в номере. Она никак не могла выбрать себе серьги, раздумывая, какие лучше надеть: бриллиантовые гвоздики или жемчужные подвески? На ней было малиновое платье до самого пола, нежный шелк струился по телу, закрывая шею и оставляя обнаженной спину. Сиена выбрала самый роскошный свой наряд, подчеркивавший высокую грудь и загорелую кожу. Красные туфельки «Маноло» довершали наряд. Пожалуй, это была единственная обувь, которая могла быть удобной при колодке с высоченной шпилькой.
Сиена выглядела сексуальной до кончиков ногтей. Не всякая модель осмелилась бы надеть столь броский наряд для пляжной вечеринки, но Сиена ни в чем и нигде не выглядела неуместной. Она могла бы появиться полуголой на красной оскаровской дорожке, и никто не счел бы ее вызывающей.
Остановив выбор на бриллиантах, Сиена сбрызнула волосы духами «Рив Гош» и вышла из номера. Она шла к лифту и упивалась собственной красотой. Она чувствовала себя дерзкой и сексуальной, желала нравиться и сражать наповал.
Стоило ей появиться на лестнице, спускавшейся на импровизированный помост пляжа, как толпа всколыхнулась, приветствуя хозяйку вечеринки. Сиена улыбнулась и послала гостям воздушный поцелуй. В баре она взяла бокал шампанского.
Она видела, как Марша разговаривает с известным режиссером, и кивнула ей издалека. Чуть ближе к воде Сиена заметила трех знакомых моделей, которые уже пару лет пытались пролезть в кино. За ними зорко следил Джефф Блэк, миллионер и любитель нимфеток, накачанных силиконом. Однако, увидев у бара Сиену, он тотчас переключился на нее.
— Позволь, я заплачу за твой напиток, — воодушевленно начал он, приближаясь к Сиене и вытаскивая бумажник.
— Остынь, Джефф, все оплачено, причем мной, — осадила его девушка.
Модели обожали Джеффа Блэка, потому что он никогда не пытался затащить их в постель. Будучи уже в преклонном возрасте, миллионер просто купался в лучах их славы, наслаждаясь обществом красоток и щедро одаривая их подарками. Однако Сиена считала Джеффа слизняком и не нуждалась в его деньгах. Если бы ей потребовался личный самолет, она могла бы купить собственный.
Сиена вглядывалась в толпу гостей, пытаясь заметить знакомые лица, но, к ее разочарованию, толпа состояла из безликих любителей бесплатной выпивки. Правда, многие из них были довольно известными людьми.
Девушка скучала по Инес и жалела, что подруга не может веселиться на ее вечеринке. Испанка работала где-то в Бостоне, а потому не могла примчаться в Калифорнию.
Неожиданно Сиене стало тоскливо. Она вернулась в Лос-Анджелес, в родной город, получила первую роль в фильме, на ее вечеринке тусовалось море народу, все восхищались ею и обожали, но при этом Сиена чувствовала себя подавленной. Рядом не было ни одного близкого человека, с которым можно было бы разделить радость победы. Неужели именно к этому она так долго стремилась? К пустоте и одиночеству? Кому нужны успех и признание, если не с кем ими поделиться?
Следующие три часа Сиена пыталась вести себя как ни в чем не бывало: оживленно общалась с продюсерами и известными фотографами, улыбалась тем, на кого указывала предусмотрительная Марша. К одиннадцати Сиена почувствовала себя совершенно опустошенной и решила, несмотря на протесты Марши, уединиться в своем номере. Однако к тому времени количество гостей на пляже удвоилось, если не утроилось, и Сиене стоило большого труда продраться сквозь полупьяную толпу к отелю. У лифта ее поджидал нахальный папарацци, невесть как ухитрившийся проскользнуть мимо охранников. Он щелкнул вспышкой как раз в тот момент, когда лицо Сиены перекосилось в немыслимом зевке.
Это стало последней каплей. Сиена принялась кричать и на журналиста, и на парней из секьюрити отеля, в то время как нахал щелкал и щелкал камерой.
Наконец двери лифта закрылись. Оказавшись в номере, Сиена без сил рухнула на кровать и закрыла глаза.
Все-таки Марша была права: затевать вечеринку было глупой идеей. Сиена выбросила на ветер не меньше двадцати тысяч, но не получила от этого ни капли удовольствия. Толпа засранцев, жадных до халявной выпивки и закуски, поплясала на ее усталых костях. Больше того, многих из них она впервые в жизни видела. И ради чего? Ради сомнительного удовольствия валяться на постели в роскошном платье и туфельках «Маноло Бланик», испытывая к себе жалость?
Встав, Сиена сняла платье и бросила его на пол, роскошные босоножки полетели вслед за ним. Оставшись в одном белье (разумеется, тоже баснословно дорогом) и бриллиантовых серьгах, она прошла в ванную и включила воду.
Из-за шума льющейся воды она не сразу услышала стук в дверь. Закрыв кран, Сиена завернулась в смехотворно крохотное полотенце, не прикрывшее груди, и поспешила к двери.
— Секундочку! — Она рванула в спальню, надеясь найти в кресле вещи, в которых была днем, но оно было завалено вечерними платьями.
Махнув рукой на приличия, Сиена подбежала к двери и торопливо ее распахнула, ожидая увидеть кого-нибудь из обслуживания номеров. Она почти не стеснялась прислуги.
— Боже, Сиена!
В коридоре стоял Хантер. В руке у него был большущий букет белых роз. Покраснев от смущения, он закрыл букетом глаза. — Нельзя же распахивать дверь в таком виде! Ты ведь почти раздета.
Сиена взвизгнула и с грохотом хлопнула дверью.
Зажав рот рукой, она ошалело уставилась на полированное дерево. Хантер! Она только что предстала с обнаженной грудью перед Хантером!
Спотыкаясь, Сиена дошла до кресла, не глядя схватила дрожащими пальцами первое попавшееся платье — зеленое, шелковое — и принялась натягивать на себя.
В дверь снова постучали.
— Как ты там, Сиена, детка? Я не хотел тебя напугать, — раздался встревоженный голос Хантера. — Мне уже можно войти?
Сиена во второй раз подошла к двери и распахнула ее, одергивая одной рукой подол платья.
Неужели это на самом деле Хантер? Она столько лет мечтала о подобной встрече, а оказалась совершенно к ней не готова. Трудно было поверить, что он все-таки ее нашел.
Почти минуту они пялились друг на друга, молча, даже не улыбаясь, словно опасались разрушить долгожданный момент. Затем одновременно заключили друг друга в объятия.
— Как тебе удалось меня разыскать? — спросила Сиена, когда они с Хантером наконец смогли отлепиться друг от друга. Но даже теперь, задав вопрос, она легко коснулась рукой его плеча, словно не веря в то, что встреча происходит наяву.
— Это было нетрудно. — Он взял девушку за руку и провел к плетеному дивану, стоявшему на балконе.
Сиена с удивлением обнаружила висящий на спинке свитер и натянула его поверх платья, чтобы было не так прохладно.
— Нетрудно?
— О твоей вечеринке говорила добрая половина Лос-Анджелеса. — Хантер засмеялся, отчего у Сиены потеплело в груди. — Но я еще раньше нашел тебя. Макс рассказал о вашей случайной встрече в Нью-Йорке и дал мне номер твоего агента. В общем, я связался с ней.
— Ты говоришь о Марше? — недоверчиво спросила Сиена. — И она так просто дала тебе мои координаты? Да я убью ее!
— Ты не рада, что я приехал? — расстроился Хантер.
— Нет, милый, я рада! Я очень, очень рада! — В подтверждение своих слов Сиена порывисто обняла друга, едва не задушив. — Дело не в тебе, а в Марше. Она не должна давать мои координаты посторонним людям. Больше того, она даже не упоминала о твоем звонке! Чертова ведьма, откуда в ней эта скрытность?
— Не вини Маршу, прошу. Здесь нет ее вины, честное слово. Просто порой я бываю таким убедительным, особенно с женщинами ее возраста. — Хантер поднял одну бровь на манер неотразимого Джеймса Бонда.
Сиена засмеялась.
— Не сомневаюсь в этом, дорогой. В тебе же течет кровь Макмаонов, это врожденное.
Стоило ей произнести «Макмаонов», как они оба замолчали, помрачнев.
— Я читала насчет папы… — начала Сиена. — Писали, что он всячески препятствует твоей карьере. Он даже пытался закрыть проект «Советника». Прости, мне очень жаль.
Хантер вздохнул:
— Перестань, ты-то тут при чем? Да и в любом случае у Пита ничего не вышло. Хью просто послал его в одно нехорошее место.
— Рада слышать. Хоть у кого-то хватило духу это сделать. Отца все боятся и никогда ему не перечат.
— Помнится, в детстве ты этого правила не знала.
— Да уж. — Сиена рассмеялась. — Мне говорили, что я была ужасно непослушной. Возможно, это объясняет то, что меня сбросили со своей шеи и отправили в Англию, с глаз долой.
— Должно быть, тебе пришлось нелегко, — сочувственно сказал Хантер. Он протянул руку и погладил Сиену по волосам, словно она снова превратилась в маленькую девочку.
— Ерунда, я все-таки выкрутилась. Отец думал, я буду прозябать на задворках, а я не только устроилась в жизни, но и неплохо зарабатываю.
— А как твоя мать? — неожиданно спросил Хантер. — Вы общаетесь?
Он знал, что Клэр всегда обожала дочь и в отличие от Пита была снисходительнее к ее сложному характеру. Конечно, Клэр была слабой женщиной, постоянно прогибалась под мужа и поступала так, как велел он, но в ее сердце не было злости на Сиену.
— Шутишь? — раздраженно отмахнулась девушка. — Да моя мать хуже папаши! Она такая же, как бабушка Минни. Бесхребетная и жалкая.
Минни, вслед за остальными членами семьи, не стала противиться решению сына отправить Сиену в закрытую школу. Она поддержала решение Пита, с которым никогда не спорила.
— Значит, с Минни ты тоже не поддерживаешь отношений. А как насчет тети Лори?
— Нет. А ты?
— И я нет. Слушай, чего мы говорим о тех, кто портил нам жизнь?
Сиена согласно кивнула и пересела к Хантеру на колени, как делала когда-то в детстве. От ее лучшего друга пахло лосьоном после бритья, и это казалось Сиене непривычным. Когда они виделись в последний раз, Хантер еще не брился.
— А как твоя мать? — спросила она, взъерошив ему волосы. — Где она сейчас?
— В Англии, — ответил Хантер. — Снова вышла замуж. Чести удостоился человек по имени Кристофер Уэллзли. Кстати, она давно не пьет.
— А она пила? И что, этот Уэллзли сказочно богат? — не удержалась Сиена. — Мы говорим об очередном Билле Гейтсе?
Хантер расхохотался. Его грудь заходила ходуном, и Сиену даже несколько раз подбросило на его коленях.
— Да, моя мать — это нечто. Но знаешь, в глубине души она не так и плоха, какой кажется. И она довольно сильно изменилась за последние годы. Мы созваниваемся, хотя и нечасто.
Сиена завистливо вздохнула. Она бы не отказалась от подобных семейных отношений. Созваниваться, но нечасто. Как мило! С Питом и Клэр это было невозможно.
— Я скучал по тебе, — вдруг сказал Хантер. — Жалею, что не разыскал тебя раньше. Но когда твои родители рассказали мне, как тебя расстраивают мои письма…
— Твои письма? — изумилась Сиена.
У Хантера по спине пробежал холодок.
— Сиена, только не говори, что ты их в глаза не видела! Я писал тебе целый год, каждый день!
Она медленно покачала головой:
— Отец сказал, что ты больше не желаешь общаться с Макмаонами. Включая меня, добавил он… — Голос Сиены прервался. До нее начало доходить, какой подлый поступок совершил отец, разлучив ее с лучшим другом.
Значит, долгие годы Хантер надеялся на встречу, надеялся так же сильно, как и она. Пит не только лишил ее своей любви и украл любовь матери, он еще и отнял у нее Хантера, самого близкого человека на свете! Подобную жестокость было трудно понять и уж тем более оправдать.
Господи, какой же глупой она была! Почему поверила?
Сиена начала плакать. Хантер бережно погладил ее по щеке, и она заметила, что его глаза тоже полны слез.
— Как ты могла поверить, что я не хочу с тобой общаться? — Он нервно шмыгнул носом. — Черт, столько времени потеряно! Как Пит мог так с нами поступить?
— Знаешь что? — Сиена горько усмехнулась. — А ведь я думала, что ненавидеть собственного отца еще сильнее невозможно!
Хантер только покачал головой, не зная, что ответить.
— Я постоянно думала о тебе, — призналась Сиена. — Я пыталась забыть, злилась, но не могла выкинуть тебя из головы. Я все время спрашивала себя, почему мне так сложно закрыть эту страницу моей биографии. Я читала о тебе в газетах, ловила сплетни, хотя сама на себя за это злилась. Мне хотелось позвонить тебе, но с каждым уходящим годом это становилось все труднее сделать. Я боялась, что ты снова откажешься от меня, если я позвоню.
— Я никогда не отказывался от тебя, Сиена! — возмутился Хантер. — Никогда, запомни!
Он все думал о Пите, пытаясь понять, что им двигало. Каким больным человеком нужно быть, чтобы совершить столь дикий поступок?
— Теперь-то я это знаю, дорогой.
— Мне так жаль.
— Но сейчас все позади, правда?
Они одновременно рассмеялись, шмыгая носами, и снова обнялись.
Какое-то время оба молчали, поглядывая друг на друга, как пара заговорщиков подросткового возраста. Разлученные Питом на целое десятилетие, они никак не могли поверить в реальность встречи. Теперь они были вместе, несмотря на упущенное время, боль и разочарование, и это было главным. Можно было, конечно, пофантазировать на тему «что было бы, если бы мы не расставались», но ни Хантер, ни Сиена не имели на то желания.
— Кстати, у меня есть девушка, — вдруг объявил Хантер и счастливо улыбнулся.
— Правда? — Сиена нахмурилась. По какой-то причине новость ей не понравилась.
— Да, малышку зовут Тиффани. Она играла Сару в сериале, если ты его смотрела. Та великолепная блондинка, помнишь?
Сиена видела, как загорелись глаза Хантера, когда он завел речь о своей девушке. Похоже, парень серьезно влип.
— Она потрясающая! — воодушевленно продолжал тот. — Не могу дождаться вашей встречи! Уверен, она влюбится в тебя с первого взгляда! Вы так похожи.
Сиена вяло улыбнулась, на душе становилось все более уныло. Что ж, посмотрим, какую подружку завел себе Хантер, думала она.
— А что у тебя? — спросил Хантер, даже не замечая, что разговор о Тиффани совершенно не заинтересовал племянницу. — С кем-нибудь встречаешься?
— Не-а. — Сиена пожала плечами. — Ничего серьезного.
Хантер казался озадаченным.
— Может, тебя познакомить с кем-нибудь?
— Даже не думай об этом! — Сиена ткнула кулачком Хантеру в грудь. — Оставь эту затею. Могу себе представить, что у тебя за друзья, ха! Какие-нибудь зануды с шоу «Простая повседневность»?
— Брось! Да я никого из них не знаю, — рассмеялся Хантер.
— В общем, я временно ни с кем не встречаюсь. Сначала карьера, а уж потом личные отношения, вот как я решила. И не надо меня разубеждать!
— Эй, да я и не собирался, — стал оправдываться Хантер. — В любом случае у тебя всегда были высокие запросы. Трудновато будет отыскать парня, который подошел бы тебе по всем статьям.
Некоторое время они просто смотрели на звезды, держась за руки и по очереди вздыхая. Обрести дружбу заново оказалось потрясающим событием. К нему нужно было привыкнуть.
— Какие у тебя планы? — спросил Хантер. — Долго пробудешь в Лос-Анджелесе?
— Нет, я скоро уезжаю. Думаю, через неделю. Мне нужно быть в Нью-Йорке, меня ждет фотосессия.
У Хантера вытянулось лицо.
— Не волнуйся, это ненадолго. Я вернусь через пару недель. — Сиена улыбнулась. — Я буду сниматься в фильме, это займет четыре месяца или больше, если что-то пойдет не так. Так что мы сможем часто видеться. — Она восторженно вздохнула, глядя другу в лицо. — Я тебе столько должна рассказать!
— А я тебе. Просто уйму разных вещей! Становилось все холоднее. С океана еще дул теплый ветер, но воздух посвежел и наполнился влагой. Хантер снял с коленей Сиену и встал, намереваясь пройти в номер. Он не собирался задерживаться надолго. Макс и Тиффани были дома, с волнением ожидая новостей о воссоединении.
Хантер разрывался между желанием поехать домой и остаться с Сиеной подольше. Он посмотрел на племянницу с нежностью. Всемирно известная модель казалась маленькой в огромном свитере, глаза были заплаканы. Оставлять ее не хотелось.
И вдруг Хантера осенило.
— Перебирайся ко мне! — выпалил он неожиданно, взмахнув руками.
Сиена изумленно уставилась на него.
— Серьезно? Это не шутка? То есть, ты думаешь, так будет лучше?
— Конечно! — закивал Хантер, воодушевленный собственной идеей. — Это прекрасная мысль! Выход для нас обоих!
Сиена чуть нахмурилась, раздумывая.
— А твоя девушка? — почти ревниво спросила она, хотя и старалась подавить в себе негативные мысли о Тиффани. Сиене была неприятна необходимость делить друга детства с кем-то еще, особенно со столь близкой персоной, как подружка. — Она же меня совсем не знает. Вдруг ей будет неприятно присутствие в твоем доме постороннего человека?
— Но ведь ты не посторонний человек, — возразил Хантер. — Да и Тиффани не живет со мной.
Сиене почудилось сожаление в его голосе. Возможно, отношения Хантера с совершенной Тиффани были далеко не столь безоблачными?
— Вот как? Хм. Но ведь Макс… живет с тобой?
На этот раз Сиена не стала прятать неприязнь в голосе. Глядя на ее нахмуренные брови, Хантер засмеялся.
— Слушай, малышка, прошло так много лет, а ты все еще бузишь, когда речь заходит о Максе!
— Не говори ерунды. — Сиена тряхнула волосами. — К твоему сведению, я никогда в жизни не «бузила». Но Макс мне никогда не нравился. Не понимаю, что ты в нем нашел. Раньше он ходил за тобой хвостом, лип как репей, а теперь, судя по всему, еще и поселился в твоем доме. Как ты можешь выносить его целыми сутками?
— Да что ты такое говоришь? — удивился Хантер. — Макс всегда был мне верным другом.
Сиена презрительно фыркнула.
— Детка, ты не общалась с Максом десять лет и потому совсем его не знаешь. Тебя не было рядом, а он поддерживал меня в трудные моменты. Поверь, я бы никогда не выбрался из нищеты и одиночества, если бы не Макс.
— Ладно, ладно, — буркнула Сиена. — Надеюсь, твой дорогой Макс не станет возражать против моего переезда?
— Нет, что ты! — так горячо воскликнул Хантер, словно его удивляло само предположение о том, что Тиффани и Макс могут иметь что-то против. — И не забывай, ведь это мой дом, а не их. Короче, хватит придумывать отговорки. Просто соглашайся и начинай собирать вещи.
Сиена бросилась Хантеру на шею. Ей казалось, что она никогда в жизни не была так искренне и сильно счастлива.
— Я согласна! Я перееду к тебе! Да, да и еще раз да!
Старенький джип Тиффани, покрытый пылью, подъехал к дому Хантера. Девушка заглушила мотор и потянулась за сумкой с продуктами, лежавшей на пассажирском сиденье. По субботам Тиффани вместе со своим старым приятелем Ленноксом брала уроки серфинга на побережье. Тренировки происходили рано утром, а затем она заезжала на деревенский рынок, чтобы купить свежих фруктов и цветов. Тиффани всегда привозила Хантеру манго или дыню, от которых он был в восторге.
Это давно превратилось в субботний ритуал. Хантер встречал ее на пороге, нежно целуя в щеку и забирая пакеты. Ему нравилось, когда светлые волосы подруги были растрепаны после уроков серфинга, он восхищался ее загаром и ценил ее маленькие подарки. Потом он садился пить кофе и наблюдал, как Тиффани ставит свежие букеты в вазы и режет фрукты для завтрака. К тому моменту вниз спускался заспанный Макс, выходил к журнальному киоску за свежей прессой и возвращался. Все трое садились за стол и оживленно болтали.
Но так было до переезда в дом Сиены.
В этот раз Тиффани шла к домику Хантера с тяжелым сердцем. Стоило племяннице Хантера перебраться сюда, атмосфера изменилась. Четыре недели, которые прошли со дня ее переезда, казались Тиффани четырьмя годами. Она в сотый раз порадовалась тому, что живет отдельно от Хантера. Бедняга Макс был вынужден жить под одной крышей с Сиеной сутками напролет, по схеме двадцать четыре на семь. Тиффани ни за какие деньги не поменялась бы с ним местами.
Ее неприязнь к новой жиличке росла день ото дня.
Дело было не только в эгоистичном характере Сиены. Проблемы начались с самого первого дня.
Снимаясь в сериалах, Хантер рано вставал и рано ложился (как правило, около одиннадцати), и Тиффани с Максом уважали его график. Сиена же, привыкшая к ночному образу жизни, часто засиживалась за полночь, звонила Инес, громко хохоча на весь дом и не беспокоясь за чужой сон.
Между ней и Максом существовала определенная натянутость. Хантер рассказал Тиффани, что они в детстве частенько конфликтовали, и этим объяснял их нынешнюю взаимную неприязнь. Однако Тиффани с трудом понимала, как детские ссоры могут влиять на общение двух взрослых людей.
Но самым ужасным оказалось то, что Сиена слепо ревновала Хантера ко всем окружающим. Тиффани видела, как та увивается вокруг него, при каждом удобном случае показывая, что имеет на это полное право. Девушка честно пыталась подружиться с Сиеной, но, похоже, только тратила понапрасну силы и время. Мисс Супермодель, как она мысленно называла Сиену, никогда не поддерживала вежливого разговора, часто не отвечала на ее вопросы, а порой и просто игнорировала. Когда речь заходила о детстве Сиены, она томно закатывала глаза, словно удивляясь чужой манере лезть не в свое дело.
— Должно быть, тяжело расти в доме Макмаонов? — как-то заметила Тиффани за обедом, когда не было ни Хантера, ни Макса. Она уже не раз слышала от друзей о Пите и Клэр, а также о трудном характере Дьюка и ледяной отстраненности Минни. — Представляю, как вам с Хантером было одиноко!
— Поверь мне, — раздраженно фыркнула Сиена, — ты не способна себе этого представить. Только я и Хантер знаем, каково это — расти среди Макмаонов, в их дьявольском доме. Именно поэтому мы стали так близки. Никто теперь не сможет нас разделить. Никто!
Однако когда Хантер бывал дома, Сиена вела себя совсем иначе. Она так и излучала дружелюбие по отношению к Тиффани, сияла улыбкой, делала комплименты. Порой Тиффани была близка к истерике.
Неделю назад она не выдержала подобного отношения и решила поговорить с любимым о поведении его племянницы. Она призналась, что в его отсутствие Сиена превращается в истинную мегеру и унижает ее всеми способами.
Однако Хантер вопреки ее ожиданиям встал на защиту племянницы.
— Она прошла через столько испытаний, дорогая! — воскликнул он изумленно. — Конечно, теперь Сиена прячется в своей раковине, но ты явно на нее наговариваешь. Когда вы узнаете друг друга получше, ты поймешь, что Сиена — чудесный добрый человечек.
— Может, к тебе она и добра, — горько бросила Тиффани. — Но не ко мне. И не к Максу.
Но как бы ужасно ни вела себя Сиена, Хантер был глух и слеп. Всякий раз он защищал ее от «необоснованных нападок» Тиффани. Даже когда Макс вставал на сторону девушки, ничего не менялось.
Тиффани искренне дорожила Хантером. Ей нравилось, что он защищает тех, кого любит, но ситуация с Сиеной все больше ее тяготила. Она опасалась, как бы подобная братская любовь не разрушила ее отношений с любимым.
Тиффани открыла дверь своим ключом и тихо прошла на кухню. К ее величайшему облегчению, за столом сидел только Макс. На нем была забавная пижама в полоску, он задумчиво смотрел в ноутбук и ложечкой отправлял в рот огромные куски торта, стоявшего перед ним на блюдце.
Заметив Тиффани, Макс виновато улыбнулся.
— Ага, я тебя застукала! — усмехнулась Тиффани, ставя пакеты на стол и чмокая Макса в лоб. Затем она ловко выхватила блюдце у него из-под носа.
— Эй! — возмутился Макс. — Верни мой торт!
— Торт на завтрак? — Тиффани открыла пакет для мусора и вывалила в него остатки выпечки, а после принялась разрезать спелую дыню. — Я думала, ты хочешь быть в форме. Не ты ли об этом недавно говорил?
— Ага, я ведь не сказал, в какой именно форме хочу быть. — Макс закрыл ноутбук и принюхался к сладкому дынному запаху. — Хотел бы я иметь такой метаболизм, как у Хантера! Ешь что хочешь и оставайся худым и крепким. Меня уже тошнит от тофу и дикого риса! — Услышав шаги в коридоре, он обернулся к двери. — О, только черта помяни! Доброе утро, Хантер.
Хантер вошел в кухню, почесывая шею. На нем были хлопковые боксеры и шлепанцы.
До чего же он красив, подумала Тиффани с замиранием сердца. Даже стоящие торчком волосы и заспанные глаза не портили впечатления. После стольких лет Тиффани знала тело Хантера наизусть, она успела миллион раз потрогать и погладить его крепкие бицепсы, сильную спину, она каждое утро видела его плоский живот и подтянутые ягодицы, но все никак не могла насмотреться. Хантер казался ей живым воплощением работы Микеланджело, ее персональным Давидом.
— Привет, — сипло сказал Хантер, обнимая занятую нарезкой дыни подругу. — Снова эти лохмушки на голове!
Тиффани сконфуженно высвободилась из его объятий. Она ненавидела собственные волосы после занятий серфингом — непослушные, взлохмаченные. Ее смущала манера Хантера восхищаться подобной глупостью.
— Сразу после завтрака я сделаю укладку, — пробормотала девушка.
— Не вздумай! — в один голос воскликнули Макс и Хантер.
— Тебе очень идет, — добавил Макс.
— Очень сексуально, — сказал Хантер, снова обнимая Тиффани со спины, просовывая руку ей под майку и обхватывая пальцами грудь.
— Хантер! — охнула девушка, краснея от стеснения и удовольствия.
— Может, подниметесь в спальню? — предложил Макс добродушно. Он всегда радовался, видя двух лучших друзей в столь игривом настроении. В последнее время, после появления Сиены, это случалось не так часто.
— Может, съездим куда-нибудь после завтрака? — спросил Хантер, не выпуская девушку из объятий и продолжая нежно мять ее грудь.
— Здорово! — Тиффани улыбнулась.
В последний раз они ездили кататься на лыжах после новогодних праздников. С той прекрасной поездки, казалось, прошла целая вечность. Вечность под кодовым названием «Мисс Супермодель».
— Может, прокатитесь до Санта-Барбары? — высказал идею Макс.
— Точно! — обрадовалась Тиффани. — Можно пообедать в том ресторанчике в Монтесито, где растет много жимолости. Помнишь его, Хантер?
Разумеется, он помнил. Когда они с Тиффани только начали встречаться, фанатки «Советника» буквально обезумели, узнав, что их кумир несвободен. Чего они только не вытворяли, чтобы привлечь его внимание! По Лос-Анджелесу нельзя было спокойно пройти. Девицы орали непристойности в адрес Тиффани, бросались к Хантеру в объятия, слали обоим угрожающие письма. Однажды на пляже к Хантеру подбежала совершенно голая девица, потряхивая силиконовой грудью, и нахально уселась прямо ему на колени. Тиффани находила подобный фанатизм забавным, но ее друга чрезмерное внимание поклонниц смущало и нервировало, поэтому он стал искать более укромные местечки для свиданий с любимой. Так им был открыт ресторанчик в Монтесито. Это место всегда напоминало Тиффани и Хантеру о начале их романа.
— Что ж, отличная мысль, детка. — Хантер нежно пощекотал губами ее шею. — Едем в Монтесито!
Сияя от счастья, Тиффани повернулась и обняла Хантера за шею. Она не смела поверить в то, что у них будет уик-энд на двоих. С чего она взяла, что Хантер остыл к ней, стоило в его жизни возникнуть Сиене? Напридумывала себе невесть чего!
— Кто это едет в Монтесито? — раздался из коридора заспанный женский голос. — А мне можно?
Похоже, Сиена тоже только проснулась. Она вошла в кухню и сразу же направилась к холодильнику, по дороге клюнув Хантера в щеку. Утром они были особенно похожи друг на друга: оба черноволосые, всклокоченные, с яркими синими глазами.
Тиффани застыла от ужаса.
Макс мрачно глянул на Сиену, стараясь не обращать внимания на ее бесстыжий наряд — полупрозрачные трусики-стринги и крохотную маечку команды «Лейкерс», похоже, детскую, а оттого плотно облегавшую грудь и обрисовывавшую соски.
— Нет, тебе нельзя, — строго сказал он.
— Почему же? — вступил Хантер. — Можно.
— Хантер и Тиффани хотят провести выходные вдвоем, — настойчиво сказал Макс, глядя на Сиену в упор.
— Да? А мне чем заниматься? — с претензией ответила та, бросив на врага номер один испепеляющий взгляд. — Хантер, ну пожалуйста! — умоляюще протянула Сиена.
Макс закатил глаза.
— Если тебе нечем заняться, можешь прибраться в своей спальне, где всегда ужасный бардак, — бросил он и ухмыльнулся.
— Чушь! Для уборки у нас есть Карен. — Сиена сделала многозначительную паузу. — Разумеется, когда я говорю «у нас», я имею в виду себя и Хантера. В отличие от нашего «великого режиссера» мы оба платим аренду.
Сиена знала, как легко вывести Макса из себя, ткнув в самое больное место — его платежеспособность, а вернее, ее отсутствие. Правда, она не знала, что Макс ведет тщательный учет всех расходов, вписывая каждый цент арендной платы и намереваясь в будущем расплатиться с другом за жилье. Также она не знала, что Макс неоднократно пытался съехать от Хантера в какую-нибудь дешевую квартирку, но друг всякий раз умолял его остаться под предлогом ужасного одиночества в большом доме.
Конечно, объяснять все это Макс считал ниже своего достоинства.
— Так, вы оба, прекратите перепалку, — строго велел Хантер, давным-давно уставший от постоянных стычек между племянницей и лучшим другом. Это могло быть забавным в детстве, но сейчас выглядело необоснованным и глупым.
Сообразив, что тон Хантера изменился, Сиена тотчас пошла на попятный.
— Извини, Макс. — Она насмешливо усмехнулась тем краем рта, что был обращен к ее сопернику. — Хантер, думаю, Тиффани не станет возражать против моего общества. Что скажешь, Тиффани? Две девчонки и один парень. Мы найдем, о чем поболтать, правда? Будет весело! — Сиена невинно захлопала ресницами. От ее внимания не укрылся ненавидящий взгляд, который на нее бросила соперница. — Я с детства не была в Монтесито. Так хочется поехать!
Тиффани принялась раздраженно расставлять на столе тарелки. Сиена с надеждой смотрела на Хантера. Повисла пауза. Тиффани замерла и тоже взглянула на него. Ей безумно хотелось, чтобы Хантер хоть раз воспротивился своей племяннице, но одного взгляда хватило, чтобы понять: он уже принял решение, и не в пользу любимой.
Тиффани была готова закричать, чтобы Сиена с Хантером запихнули Монтесито себе в задницу и катились туда вдвоем, но вовремя сообразила, что подобный взрыв эмоций пойдет проклятой стерве лишь на пользу, а потом стиснула зубы и криво улыбнулась:
— Конечно, почему нет? — Она обняла Хантера за плечи и с вызовом глянула на Сиену, словно предлагая потягаться силами. — Чем больше народу, тем веселей.
Она не собиралась уступать чертовой ведьме.
— Что ж, — встрял Макс, которому было невыносимо видеть победоносный вид Сиены, — раз ты так говоришь, Тиффани, значит, еще один человек не помешает. Думаю, я тоже составлю вам компанию. Вы с Хантером возьмете «мерседес», а Сиена поедет со мной.
Сиена резко повернулась к нему и прищурила синие глаза. Наверняка подобный взгляд был и у горгоны Медузы, подумал Макс довольно. Поскольку Хантер его не видел, он показал Сиене язык. Этот обмен любезностями не укрылся от Тиффани, и она благодарно кивнула Максу.
— Значит, решено, — провозгласила она.
Спустя два часа, влившись в плотный трафик сто первого шоссе, Макс уже начал жалеть о своем альтруистическом поступке. Сиена вела себя невыносимо. Для начала она полтора часа задерживала всю компанию, подкрашиваясь, переодеваясь и укладывая волосы.
— Мы едем в Монтесито, а не чертово Монте-Карло! — не сдержался Макс, когда Сиена сменила третий наряд, остановив выбор на чопорном небесно-голубом пиджаке из льна и юбке-карандаше до колен. Наряд дополняли лаковые туфли на шпильке.
А теперь нахалка сидела на соседнем сиденье его «хонды», непрерывно обмахиваясь глянцевым журналом и промокая лоб и нос пляжным полотенцем. Лицо ее было красным и недовольным. Она напоминала дебютантку, которая собиралась на бал, а оказалась запертой в сарае с козами.
Поначалу и Макс, и Сиена молчали, предпочитая смотреть на дорогу и не тратить силы на перепалку. Однако спустя полчаса состоялась первая битва: Макс пытался поставить волну с классической музыкой, а Сиена предпочитала махровую попсу. Услышав завывания Бритни Спирс, девушка прибавила звук. В отместку Макс выключил радио.
Следующая размолвка вышла насчет скорости езды. Едва движение стало более плотным, Макс поддал газу, и Сиена отреагировала в типичном стиле семейки Макмаонов.
— Какого черта ты так гонишь? Хочешь угробить нас обоих, придурок? — взвизгнула она. — Ненавижу эти проклятые шоссе. По ним невозможно ехать спокойно, наслаждаясь видом, нужно обязательно нестись сломя голову.
— А мне надоело колеса переставлять, — отреагировал Макс раздраженно.
— Я бы предпочла наслаждаться поездкой, а не рисковать жизнью!
— Я бы тоже предпочел наслаждаться поездкой, но ты сделала это совершенно невозможным! Какого черта ты вообще поперлась? Хантер и Тиффани хотели провести выходные вдвоем. Надеюсь, хотя бы в дороге они наслаждаются отдыхом, потому что тебя нет рядом. И я надеюсь, им понравится вся поездка, несмотря на твои старания все испортить! — рявкнул Макс.
— Да что ты несешь? — возмутилась Сиена, стряхивая с рукава пиджака несуществующую пылинку.
— Брось притворяться, здесь же нет Хантера. Ты прекрасно знала, что они с Тиффани хотят побыть наедине, но все испортила. Как, собственно, и всегда.
Сиена насупилась и вжала голову в плечи. Она ненавидела, когда Макс был прав.
— У тебя довольно богатое воображение, приятель, — фыркнула она. — Даже удивительно, почему столь талантливого человека еще ни разу не пригласили режиссером!
Это прозвучало так жалко, что Макс даже не разозлился, а улыбнулся:
— Можешь говорить что хочешь, но я тебя давно раскусил. И Тиффани, кстати, тоже. Поверь, Хантер бывает наивным и добрым, но он далеко не глуп. Рано или поздно он тоже все поймет.
Глаза Сиены вспыхнули страхом и ненавистью, но она быстро пришла в себя.
— Да почему ты не можешь поверить, что я просто хочу съездить в Монтесито? Мне нравится быть рядом с Хантером, это верно. А он любит бывать со мной. Что тут такого?
Макс зевнул, широко открыв рот.
— Почему ты и Тиффани никак не поймете, что мы с Хантером очень близки? — бросила Сиена раздраженно.
— Потому что это дерьмо собачье, — равнодушно ответил Макс. — Тебе плевать на Монтесито. И на возможность побыть рядом с Хантером тоже. Если бы ты действительно любила Хантера, ты бы дорожила его личной жизнью и не лезла в нее с бесцеремонностью избалованной сучки. Тебе не пришло бы в голову разрушать его счастье и унижать Тиффани. Ты бы сообразила, что она — лучшее событие в его жизни, не слишком радостной, кстати. Ты ведешь тебя, словно избалованное дитя. По сути, так оно и есть. Ты ничуть не повзрослела.
— Да как ты смеешь?! — взвизгнула Сиена и изо всех сил стукнула Макса по плечу кулаком. Машина опасно вильнула в сторону.
— Господи! Ты что, хочешь нас убить? — возмутился Макс, останавливая машину и съезжая с дороги. Он всерьез опасался, что одним тычком взбешенная девица не ограничится.
— Да как ты вообще смеешь меня судить?! — заорала Сиена. Ее щеки покрылись лихорадочными красными пятнами. — Что ты знаешь о нас с Хантером?! Ты хотя бы представляешь, через что нам пришлось пройти? Ты ни черта не знаешь о моей жизни, Макс, так что не строй из себя судью! — Сиена истерично махала руками. — Да я почти двенадцать лет не видела Хантера. Двенадцать проклятых лет! Конечно, ты был подле него, но я-то все это время была одна! Мне было так одиноко! А теперь, когда я наконец-то снова обрела друга, ты лезешь со своими комментариями, суешь во все свой длинный нос, да еще эта долговязая дылда претендует на Хантера. Эта дура всячески пытается нас поссорить, крадет у меня Хантера, представляешь! Знаешь, каково это? Я ненавижу ее, Макс, я, дьявол вас забери, ненавижу вас обоих!!!
Сиена больно ткнула Макса кулаком в плечо. Мягко, но сильно он схватил ее запястья и опустил их вниз, пытаясь защититься. Сиена, чье лицо было залито слезами, в бешенстве и отчаянии смотрела на Макса.
Сам не понимая, что делает, Макс потянул девушку на себя и поцеловал мягкие губы. По какой-то причине Сиена не стала сопротивляться, а ответила на поцелуй, впуская его язык в свой рот. Поцелуй, жадный, сумасшедший, длился несколько секунд, а затем оба отшатнулись друг от друга, как от прокаженных.
Макс выпустил руки Сиены и уставился на нее.
— Я не должен был… — пробормотал он невнятно. — Мне очень жаль.
— Тебе действительно жаль? — откликнулась Сиена.
Ее тон неузнаваемо изменился, став хрипловатым, зовущим. Макс опустил глаза, заметив, что ладонь девушки лежит на его бедре. Он снова посмотрел на нее.
Сиена выглядела странно — слезы размыли макияж, превратив ее в несчастного клоуна, попавшего под дождь. Как ни удивительно, это почти ее не портило.
— Не знаю, — глухо сказал Макс и снова посмотрел на лежащую на его бедре ладонь. — А ты? Жалеешь?
— Не знаю, — эхом отозвалась девушка. Томное желание, совсем недавно звучавшее в ее голосе, сменилось страхом. Почти паникой.
Сиена потерялась в собственных эмоциях, запуталась и чувствовала себя смущенной. Она ненавидела Макса, сколько себя помнила. В детстве он постоянно издевался над ней, лез в ее дружбу с Хантером, а теперь принял сторону Тиффани, еще одной «третьей лишней». Сиена давно привыкла считать все, исходящее от Макса, враждебным и неприятным.
Всего три минуты назад она пыталась добиться от Макса понимания, желала заткнуть поток нравоучительных лекций, что так и сыпались с его языка. Сиена хотела доказать нахалу, что ее дружба с Хантером гораздо ценнее его нелепого романа с Тиффани. Девицы будут появляться и уходить из жизни Хантера, и только она, Сиена, задержится надолго, навсегда. Вместо того чтобы понять ее и утешить, Макс отнесся к ее словам, словно к детскому лепету, глупым жалобам чрезмерно избалованного ребенка. А потом взял и поцеловал… Как все это понимать?
В первое мгновение Сиена всерьез подумывала над тем, чтобы влепить Максу пощечину, завопить ему в лицо что-то вроде «наглый ублюдок», но почему-то не смогла. Все-таки она целовала его в ответ, и от этого факта не отвертеться.
Целовала жадно.
С замиранием сердца и восторгом!
Каких-то полминуты назад она хотела Макса, и он это знал. Пути назад не было.
Господи, что на нее нашло?
Сиена быстро отдернула руку от бедра Макса, словно ладонь лежала на раскаленных углях, и принялась смущенно рыться в бардачке в поисках салфеток.
— Давай помогу, — предложил Макс.
Их руки на мгновение встретились и дернулись в разные стороны.
— Я… я сама, — забормотала Сиена. — Ничего страшного. А ты… ты заводи машину, давай уже поедем…
Лицо Макса омрачилось.
Вот, значит, как? Она собирается вести себя так, словно ничего не случилось?
Впрочем, это может быть наилучшим вариантом. Сиена приносила только проблемы и неприятности. А это последнее, в чем нуждался Макс Десевиль.
Она права, подумал он уныло, глядя вперед. То, что случилось между ними, можно списать на приступ безумия, минутное помрачение рассудка. Эмоциональная разрядка, да. Глупая ошибка, о которой следует позабыть. И все же Макса не оставляло ощущение разочарования.
Тяжело вздохнув, он поправил ремень безопасности и завел мотор.
— Что ж, — ровно сказал он, не глядя на Сиену. — Тогда двинули. Я не возражаю.
Сиена не могла избавиться от ощущения, что поцелуй Макса украл у нее удачу. С этого момента все пошло не так, как хотелось.
День в Монтесито оказался сущей пыткой. Хантер и Тиффани буквально светились от счастья, постоянно ходили в обнимку и смеялись. Они таскали Макса и Сиену за собой (вернее, это Сиена таскалась за ними, а Макс ее сопровождал), совершенно не обращая на них внимания. Ресторан, которым они так восхищались, показался Сиене ужасно скучным, а еда оказалась довольно средней. На выставке фотографий было слишком холодно и тоскливо. Сиена только и делала, что вздыхала, но Хантер с Тиффани, казалось, этого не замечали. Никогда прежде Сиена не чувствовала себя настолько лишней. Она даже пожалела, что не послушалась Макса и потащилась в проклятый Монтесито.
— Глянь, милый, вон та чайная, в которой мы тогда сидели! — проворковала Тиффани, хватая Хантера за рукав и таща за собой через Мейн-стрит. — Интересно, там все еще подают тот фруктовый чай с манговой стружкой?
Тиффани переоделась в белую ветровку и лимонно-желтые шорты, в которых ее загорелые ноги казались почти бесконечными. Пожалуй, только в этом Сиена не уступала Тиффани.
Сиена заново наложила макияж, пытаясь скрыть заплаканные веки, но почему-то рядом с ненакрашенной подружкой Хантера выглядела почти вульгарно. Она мрачно куталась в кардиган и частенько бросала на соперницу колючие взгляды.
— Да, хорошая чайная, — согласился Хантер. — Ребята, вы будете чай?
Сиена и Макс, не сговариваясь, дружно замотали головами. Хантер обеспокоенно вглядывался в их угрюмые лица, справедливо предполагая, что его друзья вновь разругались.
Для Сиены день постепенно превращался из просто плохого в крайне паршивый. Тиффани выигрывала очко за очком, она остроумно и к месту шутила, великолепно выглядела и купалась во внимании Хантера. Макс был хмур и молчалив, словно обдумывал серьезную проблему. Он избегал взгляда Сиены с того самого момента, как оторвался от ее губ в машине, и девушка решила, что Макс сожалеет о своей секундной слабости. Эта мысль не улучшала настроения Сиены, усугубляя и без того съедавшее ее раскаяние.
Когда все четверо наконец вернулись к Хантеру домой, Сиена и Макс тотчас разошлись по разным комнатам, тщательно заперев за собой двери. С этого момента они избегали даже коротких встреч.
Сиена вновь и вновь повторяла про себя мантру «я ненавижу Макса Десевиля», но все меньше в нее верила. Она убежала себя, что Макс ни перед чем не остановится, лишь бы разлучить ее с Хантером, вспоминала моменты унижений, связанные со старым врагом, пытаясь вновь его возненавидеть.
Макс — неудачник, твердила Сиена. Он наглый, вредный тип, самовлюбленный английский хам, напыщенный ублюдок, не сумевший добиться признания.
Наконец, Макс — блондин! Сиена на дух не выносила блондинов.
Но что бы она ни делала, мысли вновь и вновь возвращались к поцелую в машине, и она, сгорая от стыда, мечтала о его повторении. Ночами ей грезились сильные руки заклятого врага, запах его одеколона, смешанный с запахом пота, настойчивость его губ, а также собственное ненормальное, безумное желание немедленно заняться с Максом сексом.
Она хотела его так сильно, как никогда и никого не хотела прежде.
Вертясь в постели, Сиена Макмаон закусывала губы, зажимая ладони между ног, и не могла прогнать от себя образ давнего врага.
Всю следующую неделю Сиена работала как проклятая, радуясь возможности занять голову чем-то помимо навязчивых ночных фантазий. Она уходила из дома в семь, когда Макс и Хантер еще спали, и по часу сидела в полутемной студии, читая сценарий и повторяя реплики вслух, пока съемочной бригады еще не было.
Но даже подобное рвение не устраивало Дирка Мюллера, режиссера, известного своей жесткой хваткой. Дирк был готов по тридцать раз переснимать каждый эпизод, пока игра актеров не начинала казаться ему идеальной.
Мюллер был немецким эмигрантом в первом поколении, низкорослым мужчиной с внешностью нациста и хваткой акулы. Глаза-буравчики, казалось, видели каждого насквозь, а недовольство всегда выражалось в судорожном дерганье адамова яблока. Несмотря на непривлекательную внешность, Дирк Мюллер был уважаем в Голливуде, и не только как талантливый режиссер с неистощимой энергетикой, но и как редкий в киномире тип гения: Дирк никогда не гнался за славой и деньгами, предпочитая им чистое искусство. Все его работы получали одобрение критиков, а малоизвестные актеры, засветившиеся в его фильмах, получали билет к вершине Голливуда. Сценаристы мечтали работать с немцем, публика знала, что Дирк Мюллер никогда не разменивается на ширпотреб.
Однако сниматься у Мюллера было трудновато. Он был требовательным и порой жестоким. Для него не существовало понятий «устал» или «не смогу».
Для Сиены, привыкшей ко всеобщему обожанию и поклонению, съемки в «Блудной дочери» были сравни пытке. Дирк разглядел у Сиены талант, погребенный под тяжким бременем избалованности, самовлюбленности и отсутствием дисциплины. Он задался целью вытащить талант начинающей актрисы на поверхность и ради своей цели был готов идти на любые меры.
Самыми трудными для Сиены оказались сцены, исполненные эмоционального напряжения. В такие моменты она «лажала» (как орал ей Дирк Мюллер) и откровенно фальшивила. В ответ на это режиссер орал и брызгал слюной, кадык дергался вверх-вниз. Обычно после подобных криков Сиена брала себя в руки и играла более-менее сносно, но Дирк постоянно был недоволен.
Будучи популярной моделью, с которой носились, словно с хрустальной статуэткой, Сиена не привыкла к подобному отношению и порой впадала в шок после очередных воплей режиссера. Домой она притаскивалась опустошенной и усталой. Каждый раз ей хотелось только одного — поболтать наедине с Хантером, единственным человеком, с которым она могла разделить свои тревоги. Но всякий раз оказывалось, что друг проводит время с Тиффани, и Сиене приходилось тащиться в свою комнату.
Проклятая Тиффани! Мерзкая, слащавая, красивая до омерзения Тиффани Уэдан, которая день за днем крала у нее Хантера! Она казалась Сиене не просто разлучницей, но и ядовитой змеей, обвившейся вокруг шеи Хантера с намерением его задушить.
Макс тоже был хорош! Даже смущение от недавнего поцелуя никак не повлияло на его способность встревать в разговоры и бросаться грудью на защиту Тиффани. Эти двое стояли у Сиены словно кость в горле, и она мучительно страдала от одиночества. В самые тяжелые моменты девушка звонила в Нью-Йорк, своей дорогой подруге Инес, у которой всегда получала поддержку. Испанка безоговорочно принимала сторону Сиены, соглашалась с тем, что Тиффани — безродная корова и подлая стерва. Она поддерживала Сиену, поддакивала в нужных местах и постоянно предлагала бросить все и вернуться на Манхэттен.
— Лос-Анджелес — дыра, — подводила она итог подо всеми жалобами подруги. — И актерская карьера — дерьмо! И Тиффани — тоже дерьмо. — Инес принималась заливисто хохотать. — Возвращайся в модельный бизнес, дорогуша. Мы по тебе соскучились.
Сиена знала, что не вернется на щите. Она слишком долго ждала подходящего шанса, чтобы выбросить его на помойку. Она добилась того, чтобы ею заинтересовался талантливый режиссер, она встретила Хантера — в общем, семимильными шагами двигалась к своей мечте.
Сиена желала показать истеричному Дирку Мюллеру, что кровь Макмаонов сильнее предрассудков. Модель может быть актрисой, и актрисой одаренной.
А еще больше ей хотелось избавиться от Тиффани Уэдан. И пусть бестолковый Макс Десевиль засунет свои возражения себе в задницу!
Несколько недель спустя после поездки в Монтесито Сиена решила, что пора действовать. Она хотела победить Тиффани ее же оружием.
Дело в том, что подружка Хантера была не только хороша собой, но и весьма домовита. Она прекрасно готовила, получая от процесса истинное удовольствие, а ее блюда — увы — заслуженно тянули на звание шедевров. Кроме этого, Тиффани обладала «зелеными руками», поэтому в доме всегда было зелено, а в гостиной разросся целый лес растений. Сиене порой хотелось полить их какой-нибудь кислотой. Более того, Тиффани умела шить, обладала отличным вкусом в плане дизайна помещений и постоянно следила за чистотой. Марта Стюарт, одним словом. Одна из тех женщин, коим достаточно добавить пару занавесок и вазочек в пыльный заброшенный дом — и его можно снимать на обложку «Дизайна».
Если Тиффани готовила ужин, Сиена сразу же отправлялась к себе в комнату и утоляла голод бутербродами, давясь слюной, когда до нее долетали аппетитные запахи из кухни. Она не опускалась до того, чтобы есть пищу, приготовленную врагом. Однако наутро Сиена частенько натыкалась на остатки ужина в холодильнике и украдкой пробовала стряпню Тиффани. Разумеется, даже в остывшем виде блюда были великолепны.
Девушка понимала, что хозяйственность Тиффани важна Хантеру, лишенному детства с его неизменными печеньями, состряпанными руками любимой матери. Сиена не собиралась уступать, желая обыграть соперницу на ее же поле.
Этим вечером она решила приготовить ужин. Сиена знала, что Хантер будет в восторге. Однако, проведя на кухне два часа, она начинала жалеть о своей затее.
Овощной суп с кучей ингредиентов, который Сиена готовила на первое, постепенно превратился в бурую кашу из неразличимых составляющих. Он подгорел и выглядел крайне неаппетитно. Сообразив, что едва ли удастся восхитить Хантера подобной стряпней, Сиена взялась за второе, решив вложить в него всю душу. К сожалению, времени оставалось немного, а ягнячий бочок с ребрышками в розмариновом соусе требовал терпения. Черт дернул ее за язык объявить Максу, что к ужину будет и малиновый пудинг!
Нетерпеливо бросив несколько недоваренных морковок и пастернак в блендер, Сиена нажала кнопку измельчителя и схватилась за телефон. Едва не в слезах, она набрала номер Инес.
— Что ты знаешь о ягненке? — завопила она в трубку, пытаясь перекричать блендер. — Долго его готовят? Духовка должна быть сильно горячей?
— Чего? — изумилась испанка, с трудом продирая глаза. Она как раз наложила на лицо маску и задремала. — Сиена? Это ты?
Сиена выключила блендер.
— Как готовят ягненка? — повторила она тише. — Он такой здоровый, еле на поднос влез.
— Да откуда мне-то знать? Я ем ягнят, а не готовлю, — фыркнула Инес. — Нашла, кого спросить. Лучше сходи в ресторан, как все нормальные люди. Чего тебя понесло на кухню?
— Я же объясняла… черт! — Сиена как раз открывала крышку блендера, но случайно нажала кнопку, и содержимое пластикового контейнера разлетелось по столу, забрызгав ей лицо и волосы. — Я хочу приготовить ужин для Хантера и… его прихлебателей. Пусть знают, что я умею готовить не хуже дуры Тиффани. Я лучше ее!
— Милая, — мягко произнесла Инес, — ты в любом случае лучше Тиффани. Ты красива, тебе дают роли, ты зарабатываешь кучу бабок. Тебе нечего доказывать своему ненаглядному Хантеру.
Сиена обожала, когда подруга вот так, парой фраз, развенчивала все таланты Тиффани и превозносила ее саму на вершину. И это при том, что Инес никогда не видела Тиффани, даже на фотографии.
— Спасибо, — растроганно сказала Сиена. Она промокнула лицо и волосы кухонным полотенцем, с ужасом думая, что времени на душ почти не осталось. — Ладно, мне пора.
— Удачи, — откликнулась подруга. — И помни, лучше пережарить, чем недожарить.
— Ага.
Сиена нажала отбой и с тоской посмотрела на очередную порцию морковки.
Без пятнадцати восемь дела стали налаживаться. Сиена умылась и переоделась в легкие коричневые брюки и бледно-зеленую майку, которая особенно подчеркивала цвет ее глаз. Сильно краситься она не стала, не желая выглядеть нарочито размалеванной. Она просто слегка подчеркнула скулы бронзовой пудрой и нанесла на губы влажный блеск. Сиене хотелось привнести в ужин элемент домашности. На сушку волос времени не осталось, так что девушка просто заколола кудряшки элегантной заколкой с топазами и выпустила пару небрежных прядей.
— Ты красивая, — заметил Хантер, входя в гостиную вместе с Тиффани. Они уселись на диван и уставились в телевизор, где показывали какой-то старый фильм.
— Да, ты хорошо выглядишь, — согласилась Тиффани с улыбкой. — Какие приятные духи. Что это?
— «Шанель № 19», — ответила Сиена. — Если хочешь, можешь пользоваться.
Тиффани, прекрасно понимавшая, что весь этот маскарад устроен специально для Хантера, только вежливо кивнула. К тому же от духов Сиены у нее начала болеть голова.
— Тебе не помочь на кухне? — спросила Тиффани, сладко улыбнувшись.
— Нет, не нужно, — отмахнулась Сиена. Ей было проще съесть свою заколку с топазами, чем принять помощь от мисс Совершенства. — Я прекрасно справляюсь.
— Да, милая, — встрял Хантер, нежно поглаживая затылок подруги. — Пусть Сиена сама займется ужином. Ты и так каждый вечер трудишься, чтобы нас всех накормить. Думаю, ты заслужила отдых.
Прекрасно, подумала Сиена, едва не закатив глаза. Она целый вечер убила на готовку, а лавры все равно достаются проклятой Тиффани!
Через двадцать минут она была готова провалиться под землю. Суп вышел пресным и совершенно безвкусным, с отчетливым запахом горелого, который не перекрывали даже специи. Впрочем, варево не было горьким или пересоленным, и это уже было неплохо. Ягненок все еще стоял в духовке, а пудинг застывал, хотя и выглядел соблазнительно. Сиена сбегала на кухню, чтобы полить его взбитыми сливками и украсить шоколадной стружкой.
Предстояло подать первое.
— Садимся? — спросила Сиена, закусив губу. На ней был передник Тиффани. Она очень рассчитывала на то, что выглядит гостеприимно и совершенно не напряженно. — Стоп, а где Макс? Разве он еще не вернулся?
— Ой, я забыла предупредить, — виновато сказала Тиффани. — Он позвонил днем и сказал, что задержится. У него какая-то встреча, поэтому он просил садиться за стол без него. Я думала, что говорила…
— Нет, — буркнула Сиена сквозь зубы. — Думаю, ты просто забыла.
Что ж, это был поступок вполне в стиле Макса. Он знал, как важен этот вечер для Сиены, а потому нарочно придумал какую-то отговорку. Возможно, предположила девушка со злостью, нахал вообще не появится. А самое обидное то, что он не позвонил ей, а передал сообщение через Тиффани, словно предполагая, что оно не достигнет адресата.
Сиена снова почувствовала себя полной дурой.
— Прости, — сказала Тиффани, которая заметила разочарование Сиены и явно порадовалась. Она потеряла счет вечерам, когда соперница являлась в середине ужина, хмыкала, оглядев стол, и, задрав нос, отказывалась от еды. Если же Сиена и присоединялась, то каждый раз вспоминала о своей аллергии на очередной продукт в блюдах Тиффани. Поначалу девушка всячески пыталась задобрить мисс Супермодель, часами готовя на кухне изысканные блюда, пока не поняла, что ее усилия тщетны. Теперь Тиффани получала невероятное удовольствие, глядя на потерянное лицо Сиены.
Хантер встал и дружески положил руку на плечо племянницы. Он тоже заметил, что отсутствие Макса ее сильно расстроило.
— Да брось, не грусти, — мягко сказал он. — Уверен, он скоро появится.
— Поверь, — мрачно буркнула Сиена, — как раз это-то меня волнует в последнюю очередь. Ладно, садитесь за стол, а я пока принесу суп.
Первое блюдо не исчезало из тарелок довольно долго, хотя потом Хантер попросил добавки и долго хвалил стряпню Сиены. В то же время сама Сиена и Тиффани занимались тем, что посылали друг в друга «дружеские» шпильки, которых наивный Хантер не замечал. Они холодно улыбались и делали друг другу комплименты, пытаясь заслужить его одобрение.
Когда Сиена подала ягненка, в дверь ввалился Макс. Он выглядел усталым и помятым, плечи были подняты, голова угрюмо повисла. Поношенный кожаный портфель был брошен в угол. Судя по всему, у Макса действительно была встреча, и прошла она неудачно.
Увидев взбешенную Сиену, хорошенькую и забавную в своей попытке быть дружелюбной, Макс усмехнулся. Он заметил на ней передник Тиффани и удивленно поднял бровь.
Сиена Макмаон — кухарка?
Да Арни Шварценеггер выглядел бы в переднике уместнее, чем Сиена!
— Прости за опоздание, милая. — Макс поспешил навстречу и дружески чмокнул девушку в лоб. Это был их первый физический контакт за последние недели, и Сиена ужасно смутилась.
— Да уж, — хмыкнула она, тщетно пытаясь изобразить неодобрение.
— Мне очень жаль.
— И это правильно. — Сиена все еще пыталась осмыслить тот факт, что Макс назвал ее «милой».
— Я пытался прервать встречу, — пояснил тот, не обращая внимания на ее мрачный взгляд. — Честное слово! Но заткнуть этого парня оказалось не так просто.
Макс сел за стол напротив Сиены и принялся накладывать себе мяса и овощей, а затем щедро полил их розмариновым соусом. Сиена с замиранием сердца следила, как все трое пробуют ее шедевр. Она поступила с ягненком так, как советовала Инес, — пережарила.
— Ягненок выглядит аппетитно, — сказал Макс, лучезарно улыбаясь.
Сиена рассеянно улыбнулась в ответ.
Проклятый Макс, лучше бы он не приходил!
Сиена откусила кусочек мяса и едва не охнула. Ягненок был настолько пережарен, что кожица хрустела. Ощущение было такое, словно жуешь подошву, только обернутую шелухой. Сиена глянула на Хантера. Он мужественно сражался с ягненком и как раз пытался разжевать второй кусок мяса, обильно запивая его вином. Заметив взгляд Сиены, он улыбнулся и поднял вверх большой палец.
Господи, какой душка! И лишь она, Сиена, полная неудачница.
Пока она вяло запихивала в рот овощи (они получились похожими на вареную ботву), Макс принялся рассказывать забавную историю про продюсеров, с которыми ему довелось встречаться. Для столь наглого и вредного типа, каким был Макс, у него было удивительное чувство юмора, и он всегда знал меру в шутках.
Истинный британец, подумала Сиена грустно.
Тиффани и Хантер покатывались со смеху, девушка даже пыталась острить в ответ, вспоминая истории из собственного опыта с нелепыми прослушиваниями.
Самое странное, что большая часть рассказов Тиффани и Макса были по существу печальными. Это были истории маленьких провалов, но ни один из них не подкалывал другого за неудачи. Сиену, почти ни разу в жизни не сталкивавшуюся с трудностями и отказами, это очень удивляло.
— А вот еще одна, — продолжала Тиффани, промокая салфеткой мокрые от слез глаза и продолжая хихикать. — Один парень на прослушивании дает мне несколько реплик и говорит: мол, вы должны вжиться в роль, прочувствовать ее. Я хочу видеть в ваших глазах воодушевление, готовность свернуть горы, заявляет этот тупица. Заглядываю в сценарий, и оказывается, что мне досталась роль женщины, которая только что узнала, что у нее рак легких, представляете? В общем, ужас.
— Да ладно, таких тупых агентов по кастингу не бывает! — заявил Макс, энергично двигая челюстями.
— Бывают, можешь мне поверить. В Голливуде таких чудных персонажей — хоть пруд пруди! Как они только получают свои должности?
— Не верю, — упрямо помотал головой Макс.
— Нет, честное слово! — вступился Хантер. — Я и сам порой с такими странными типами сталкиваюсь. Однажды мне велели раздеться на прослушивании. Совсем, догола!
— Что, серьезно? — хохотнул Макс. — А это, случаем, не Орчард был?
— Хью? Не-ет! Он — настоящий профессионал, так что до нелепостей не опускается. — Хантер поймал нежный взгляд Тиффани и погладил ее ладонь. — Конечно, Хью был бы рад увидеть меня голым, но едва ли стал бы это делать при таком скоплении народа.
— Уверена, он не одинок в своем желании, — усмехнулась Тиффани. Они наклонились друг к другу и поцеловались.
Сиену едва не стошнило от отвращения.
— А ты, Сиена? — спросил Макс игриво. — Не расскажешь какой-нибудь забавный случай? Неужели тебя ни разу не просили раздеться догола?
— Что за чушь! — резко ответила Сиена. Она уже жалела, что затеяла этот ужин, на котором чувствовала себя лишней. Еда получилась неудачной, а Хантер совершенно не обращал на нее внимания. Так что чувство юмора ее окончательно оставило. — Конечно, некоторым моделям и актрисам предлагают интимные отношения, но речь идет о полных неудачницах, которые не могут заработать денег иначе, чем раздвигая ноги. Я к этой категории не отношусь.
— А кто относится? — спросила Тиффани, прищурившись. — Ты, кажется, говорила об актрисах? — Ее щеки покраснели от возмущения.
Сиена пожала плечами.
— Да, говорила. Я же тебе свечку не держу, поэтому не знаю, кто там и что тебе предлагает. У тебя вид довольно доступный, как я погляжу. К тому же ты спишь с Хантером, и я уверена, что это идет на пользу твоей карьере.
Тиффани медленно встала, ее ноздри трепетали от гнева.
— Ах ты, сучка! — прошипела она сквозь зубы.
— Милая, успокойся, — пробормотал Хантер, хватая ее за руку. — Уверяю тебя, что Сиена не хотела тебя обидеть. Она просто сказала, что думает. Ведь в Голливуде амурные истории не редкость, правда же?! А если человек известен и много зарабатывает, его начинают ненавидеть и распускают сплетни. Каждый хочет запятнать твою репутацию и вылезти наверх по твоей голове.
— Что? — изумилась Тиффани. — Хочешь сказать, что ты с ней согласен? — Ее уже трясло, и она отдернула руку. — Согласен, да?
— Ладно, девочка, успокойся. Тиффани, это не повод для ссор, — вставил Макс и бросил на Сиену презрительный взгляд.
— Я… я вовсе не согласен с Сиеной, — сказал Хантер, в глазах которого теперь была паника. — Дело в другом. Я хотел сказать… — Он беспомощно взглянул на племянницу. — Сиена, ты могла бы извиниться перед Тиффани? Скажи, что не хотела ее расстраивать. Ведь это же правда?
Сиена улыбнулась во весь рот и медленно протянула:
— Конечно, дорогуша! Мне очень жаль, что ты неверно меня поняла.
— Думаю, я поняла тебя правильно, — холодно сказала Тиффани. Она все еще была в бешенстве, но не хотела доставлять Сиене удовольствия полюбоваться на ее истерику.
Взяв пиджак со спинки стула и подхватив сумочку, Тиффани направилась к двери. Она слишком устала бороться с Сиеной, а главное, с Хантером, который бросался на ее защиту. Если и на этот раз Хантер поддержит свою избалованную племянницу, думала она, их отношениям конец. Сиена обозвала ее шлюхой, а Хантер даже не вступился. Что ж, пусть пеняет на себя.
— Куда ты? — ужаснулся Хантер, бросаясь за Тиффани.
— Домой, — твердо сказала та, даже не обернувшись.
Хантер нагнал Тиффани и обнял за плечи со спины.
— Детка, не горячись. Тебе не нужно уходить.
— Но я хочу уйти, Хантер! — резко сказала Тиффани, сбрасывая его руки с плеч. Повернувшись к Сиене, она увидела на ее лице полуулыбку. Девица явно добивалась, чтобы Тиффани вспылила, но взять себя в руки было выше ее сил. Порой слепота Хантера изумляла и оскорбляла Тиффани.
Гневно взглянув на Хантера, она выскочила за дверь. По глазам Тиффани Хантер понял, что останавливать ее бесполезно. Он с жалким видом вернулся к столу, сел и уронил голову на руки.
— Кому пудинга? — весело спросила Сиена.
— Заткнись, — уронил Макс и сочувственно похлопал Хантера по плечу. — Не волнуйся, приятель. Она вернется.
— Ты уверен?
Хантер всегда ненавидел перепалки с Тиффани, а еще больше боялся моментов, когда она уезжала домой. Хантер боялся, что любая их ссора может стать последней. В этот раз все было еще хуже. Он опасался, что Тиффани больше никогда не пересечет порог его дома.
— Я просто не понимаю! — в отчаянии воскликнул он. — В чем я не прав? Что я делаю не так?
Макс неторопливо наполнил свой бокал вином, а затем подлил и Хантеру.
— Думаю, вопрос не в этом. Вопрос в том, чего ты не делаешь. Почему бы тебе не поехать за ней? Ты можешь нагнать ее и извиниться. Докажи Тиффани, что ты на ее стороне. Думаю, именно этого она и ждет.
Как раз в этот момент Сиена приблизилась к столу с большим блюдом, на котором колыхался розовый пудинг, обильно украшенный сливками, шоколадом и малиной. Макс, сидевший к ней спиной, отодвинул стул и потянулся. Его взметнувшиеся вверх руки задели блюдо с пудингом. Сиена охнула, попятившись, поднос накренился. Хантер с беспомощным лицом, словно в замедленном просмотре, следил за тем, как Сиена отчаянно топчется на месте, перехватывая и перехватывая блюдо. Затем она вскрикнула, роняя блюдо на мраморный пол. Липкие брызги фонтаном взметнулись вверх, обильно орошая все вокруг розовыми потеками. Стены, стулья, стол — все покрылось пятнами. Даже на волосы Хантера попали куски пудинга.
Мгновение царила полнейшая тишина. А затем Макс расхохотался.
— Прости, милая, — бормотал он, размазывая по щекам слезы и капли розовой массы. — Мне правда очень жаль. Но это так смешно выглядело! Атака пудинга-убийцы!
— Это совсем не смешно! — заорала Сиена. — Ты хотя бы представляешь, сколько я возилась с этим дерьмом?! — Она в отчаянии вцепилась себе в волосы. — Мне хотелось, чтобы этот ужин был безупречным! — крикнула она, повернувшись к Хантеру. — Я сделала все ради тебя одного! Но сначала Тиффани устроила истерику, а потом этот урод уничтожил мой пудинг! А ведь это должно было стать венцом ужина, самой его лучшей частью!
— Да уж, спасибо за крепкие эпитеты, — хмыкнул Макс, слегка растерявшись.
— Да заткнись ты, идиот! — с чувством сказала Сиена. Она была на грани слез, но очень старалась не расплакаться.
К ее удивлению, Хантер почти не придал значения ее эмоциональному взрыву. Похоже, он думал о Тиффани и о том, что сказал о ней Макс.
Может, его девушке просто не хватает его поддержки, думал он. Может, Макс прав, и стоит догнать ее и поговорить?
— Ладно, я уезжаю, — объявил Хантер, вскакивая и хватая с журнального столика ключи от машины. Он вышел наружу, даже не обернувшись на Сиену.
— Глазам не верю, — прошептала Сиена, глядя ему вслед. Прошептала так тихо, словно в ней внезапно что-то перегорело. У нее были розовые разгоряченные щеки, ноздри трепетали, волосы растрепались.
Макс видел, что соски Сиены проступили сквозь ткань майки, и это почему-то сбивало его с толку. Он пытался сконцентрироваться на происходящем, на растерянном лице Сиены, похожей на брошенного ребенка.
— Все усилия даром. Все напрасно, — бормотала она, не отрывая взгляда от двери, за которой скрылся Хантер. — Плевать он хотел на мой ужин. Ему нужна только его глупая корова…
— Послушала бы ты себя со стороны, — с досадой сказал Макс, присаживаясь на корточки и принимаясь прямо ладонями собирать с пола на блюдо пудинг. — До чего же ты избалованна и эгоистична, отвратительно!
— Смени пластинку! — Сиена тоже присела и стала помогать Максу. — Что с тобой творится, а, Макс? Если бы ты испортил десерт нашей мисс Совершенство, ты бы не стал хохотать во все горло! «Ах, милая Тиффани, прости меня, я неуклюжий и гадкий» — вот что бы ты сказал!
Сиена говорила с английским акцентом, пародируя Макса точно так же, как в детстве. Макс неожиданно вспомнил, как сильно это его бесило. Почему-то сейчас он не испытал раздражения. Он испытал сильнейшее желание.
— Но ведь это мой десерт, — продолжала Сиена, собирая пудинг ладонями. — А со мной совсем не обязательно церемониться. Кто такая Сиена? Дурочка, которая корпела целый вечер над ужином, а он получился просто провальным. Подумаешь! Разве Сиена заслуживает извинений?
— Я же извинился, — вставил Макс.
— Может, эта Тиффани тебе нравится, а, Макс? — горько спросила Сиена, с раздражением тряся рукой над блюдом. Брызги разлетались по сторонам.
— Чушь, — ответил Макс. Сиене в его тоне даже послышались виноватые нотки. — Тиффани — подруга Хантера. Я никогда не думал о ней, как о… как о женщине.
Сиена, прищурившись, посмотрела на него. Ей хотелось позлить Макса. Хотелось, чтобы хоть кому-то было так же гадко на душе, как ей.
— А, понимаю, — закивала она со сладкой улыбкой. — Ты завидуешь Хантеру. Ты хотел бы иметь такой же дом, да, Макс? Такую же работу? Столько же денег? Небось ты был бы не против трахнуть его сладкую Тиффани?
Макс чувствовал, что закипает.
— Закрой рот, Сиена.
— Максик, тебе следует пожить своей жизнью, а не в тени друга. Ты всегда завидовал Хантеру, ведь так? С самого раннего детства ты стремился быть рядом, чтобы на тебя хоть чуток пали лучи его славы, да? Зависть разъедает тебя изнутри.
— Я серьезно, Сиена. — Макс грубо схватил ее за запястье и дернул. — Хватит!
Видя реакцию Макса, Сиена понимала, что играет с огнем, но продолжала глумиться. Она смотрела ему прямо в глаза и ухмылялась.
— Ты хочешь трахнуть его подружку. — Она облизнула губы. — Тебе хотелось бы помять в своих жадных ладонях ее маленькие крепкие сиськи? Ты часто представляешь, как ее губы ласкают твой член, а? Может, именно в этот момент она сосет у Хантера, как считаешь?
Желудок Макса судорожно сжался, ему стало противно. Он хотел заткнуть Сиену любым возможным способом.
— Замолчи! Закрой свой поганый рот! — взревел он, хватая вторую руку Сиены и принимаясь изо всех сил трясти ее.
От сильного рывка заколка на волосах Сиены расстегнулась и отскочила, прыгая по мраморному полу. Влажные волосы упали на плечи и лоб. Сиена принялась зло хохотать. Макс взбешенно дернул ее на себя, липкие пальцы скользили на запястьях. Сиена, сидевшая на корточках, повалилась вперед, на колени, и уткнулась в Макса. Ее грудь уперлась ему в плечо.
На секунду Макс замер, глядя в синие глаза, которые находились прямо перед ним. Желание стало таким сильным, почти невыносимым, что он принялся жадно целовать губы Сиены, наваливаясь на нее.
Они упали на пол, и голова девушки сильно стукнулась о мрамор.
— Ай, больно! — пискнула она, в то время как Макс сдирал с нее майку.
— Заткнись! — велел он, глядя на нее.
У него было такое странное, чуть сумасшедшее лицо, что Сиена испытала желание погладить его по щеке.
Значит, она ошиблась. Макс действительно хотел ее, еще там, в Монтесито. Может, он и жалел о случайном поцелуе, но в нем не было равнодушия и брезгливости.
Сиена со стыдом призналась себе, что ее дурное настроение во многом было связано именно со спокойным, презрительным отношением Макса. Напрасно она во всем винила Тиффани и Дирка Мюллера. На самом деле она несколько недель пыталась подавить растущий интерес к Максу, давнему врагу, полагая, что уж он ничего к ней не чувствует.
Но он чувствовал. И еще как!
Он хотел ее.
Почему-то Сиену эта мысль сделала по-настоящему счастливой.
Макс несколько секунд смотрел в ее лицо, а затем нежно потерся носом о ее грудь. Сиена закрыла глаза и чуть слышно охнула.
— Скажи, что ты меня хочешь, — прошептал Макс, продолжая медленно касаться груди носом и губами. Рука его тем временем гладила ее бедро, бесцеремонно терла в развилке ног сквозь брюки.
— Макс, просто сделай это, и все, — взмолилась Сиена, не открывая глаз и чувствуя ужасное смущение. — И быстрее, прошу!
— Сделать что? — дразнил он, расстегивая молнию на брюках девушки и приспуская их вниз. Открылся краешек розовых трусиков.
Зачерпнув ладонью с блюда, валявшегося поодаль, немного малины со сливками, Макс осторожно выложил смесь Сиене на живот на открывшееся бедро.
Сиена закрыла глаза, позволяя эмоциям захватить ее целиком. Руки Макса скользили по ее груди, язык слизывал взбитые сливки, спускаясь все ниже, к развилке ног, затем пальцы подобрались к краешку трусиков и залезли под резинку. Сиена представила себе, какой бы смачной вышла «клубничка», заснятая на пленку в этот момент.
Легкие брюки поползли вниз, а потом и белье. Горячее дыхание Макса Сиена чувствовала уже между ног. Похоже, он прекрасно знал, как доставить женщине удовольствие.
Макс оказался изобретательным любовником, но это было не главным. Важнее было то, что это был он, Макс. Ее Макс.
Наконец-то.
Макс избавился от джинсов, и его напрягшийся твердый член ткнулся в ногу Сиены. Инстинктивно она приподняла бедра навстречу и потянула Макса на себя, но он перехватил ее руки и навалился сверху, словно огромный медведь.
— Так что, Сиена, — усмехнулся он, когда девушка с трудом приоткрыла глаза, — ты скажешь мне, чего хочешь?
Сиена закусила губу. Она не могла произнести вслух тех слов, что так и вертелись на языке. Как можно сказать Максу, заклятому врагу и самому желанному мужчине, чего она хочет? Сказать, что жаждет чувствовать его член внутри себя, двигаться с ним в едином ритме?
— Я… хочу… тебя, — пробормотала Сиена, продолжая тереться лобком о его член. — Ну же, Макс, я больше не могу ждать!
Он улыбнулся.
— Прости, милая, но этих слов мне мало, — шепнул он ей на ухо.
Сиена застонала в отчаянии. Она была не просто готова принять его, но и опасалась кончить раньше, чем он в нее войдет. В ушах стоял невнятный шум, а лицо Макса расплывалось перед глазами.
— Скажи, как именно ты этого хочешь? Я хочу слышать!
— Господи, Макс, я не могу! — почти зло крикнула Сиена.
— Неужели? — Его язык чуть попутешествовал по ее груди и шее, коснулся губ. — Несколько минут назад ты не была такой застенчивой. Или это не ты говорила про губы Тиффани на моем члене?
— Боже, прости, — смутилась Сиена, краснея.
— Не извиняйся. — Макс выпустил ее запястья и торопливо снял с нее брюки, отбросив их прочь. — Что ж, если ты не можешь сказать словами, тогда покажи, как сильно меня хочешь.
Одним коротким рывком вперед и вверх Макс вошел в Сиену, и почти сразу же ее накрыл сильный оргазм. Девушка истово гладила спину и ягодицы Макса, сжимая ноги вокруг его бедер. Она извивалась, словно дикое животное, даже не постанывая, а подвывая. Прежде Макс никогда не доводил женщину до такого безумного состояния и краешком сознания чувствовал гордость. Он пытался оттянуть момент оргазма, надеясь снова довести Сиену до разрядки, но это оказалось выше его сил. Когда он кончил, ему показалось, что он излил в Сиену все свои жизненные силы. Это было волшебно и совершенно не похоже ни на один оргазм, что он испытывал прежде.
«Пожалуй, — пронеслось в затуманенном мозге Макса, — я не согласился бы променять этот момент даже на вечную голливудскую славу».
Генри Аркелл проснулся с такой чудовищной головной болью, словно накануне пил не виски, а смешал не меньше ведра дешевого портвейна с пивом. В последний раз столь сильное похмелье у него было в Дублине, где двенадцать лет назад он отдыхал с приятелями.
С трудом поднявшись с постели, он поплелся в ванную, где минут пятнадцать стоял под холодным душем, а потом долго разглядывал в зеркале свою помятую физиономию.
— Принести тебе чего-нибудь, дорогой? Аспирина, например? — услышал он голос Маффи.
Она сидела на постели с новинкой Розамунды Пилчер и чашкой чая. Только тихие постанывания несчастного мужа могли оторвать ее от книги.
— Лучше принеси ружье, я застрелюсь, — жалобно простонал Генри, появляясь в дверном проеме, бледный как смерть. — «Алказельцер» не удержался в желудке и сейчас плавает в унитазе, — пожаловался он. Оставалось снова лечь в кровать и умирать.
Генри забрался под одеяло, натянув его до подбородка. Его знобило и мутило. В спальню вошла Мадлен. В руках она держала Барби в золотом купальнике.
— Можно мне к вам под одеяло? — спросила она.
— Нет! — рявкнул Генри из последних сил. От этого голова его едва не взорвалась на части. — Иди смотреть мультики, Мэдди. Папа плохо себя чувствует.
— Но я каждое воскресенье прихожу к вам в спальню, — принялась канючить девочка. — Мама, можно?
— Не в этот раз, милая, — мягко сказала Маффи, откладывая книгу и вставая с кровати. — Папочке нехорошо. Давай спустимся вниз и приготовим завтрак. Поможешь мне?
— Ладно, — тотчас согласилась Мадлен, задирая на животе кофту пижамы и почесывая живот. — Как тут плохо пахнет, бе-е! Барби не любит, когда так пахнет!
Маффи рассмеялась, косясь на бледного Генри, и пошла чистить зубы. Затем она вернулась в спальню и распахнула все окна, впуская в комнату свежий апрельский воздух. Алкогольные пары устремились на улицу. Мэдди была права, в спальне застоялся запах перегара, словно это было дешевый ирландский паб.
Маффи беспокоилась насчет мужа. Накануне он ездил в Лондон, чтобы встретиться с Ником Франкелем. Генри туманно объяснил, что необходимо выработать какую-то кризисную политику, но не слишком вдавался в объяснения. Судя по всему, либо кризис оказался слишком глубок, либо так и не удалось выработать политику, но Генри вернулся домой пьяным около пяти утра, с трудом доковылял до спальни и упал на кровать. Маффи оставалось выгрести из кошелька и шкатулки почти все деньги — около двухсот пятидесяти фунтов, — чтобы уплатить за такси, на котором он приехал. Это была невероятно крупная сумма. Маффи опасалась, что придется еще сильнее затянуть пояса, чтобы дожить до конца месяца.
Поначалу она хотела выставить мужа из спальни и заставить ночевать на диванчике в гостиной, а потом не разговаривать с ним целый день, но передумала. Последнее время Генри становился все более мрачным и молчаливым, а накануне даже алкогольное опьянение не скрыло его подавленности. Маффи опасалась, что Генри впадает в депрессию.
Надев старенький халат, она прошла к спальням детей и постучалась в каждую дверь.
— Чарли, Берти, вставайте! Мадлен уже вскочила, а вы все спите. Уже половина девятого! Быстро чистим зубы и одеваемся! — резко прокричала Маффи. Растя троих детей, ухаживая за мужем и приглядывая за полуразвалившейся фермой, она давно научилась не тратить времени попусту.
Спустившись на кухню, Маффи выставила на стол бекон в вакуумной упаковке, помидоры, яйца и молоко, чтобы приготовить большой омлет на всю семью. Попутно она проглядывала утреннюю почту.
Счета, счета, снова счета. Пришло два коричневых и три красных конверта, кричащих о долгах. Кроме того, принесли каталог дорогих продуктов, которые были Аркеллам не по карману, каталог одежды и частное письмо. Послание адресовалось Генри и было отправлено из Марбеллы.
Как ни старалась, Маффи так и не смогла припомнить, есть ли у них друзья или родственники в Марбелле.
Генри лежал, укрывшись одеялом. Заснуть не удавалось. Накануне он пошел по пути наименьшего сопротивления, банально надравшись, чтобы стереть из памяти ужасный разговор с Ником, но старый способ не сработал. Генри и вчера не смог позабыть о грозящей катастрофе, а утром ситуация показалась просто кошмарной.
Итак, его налоговый долг превратился в двести пятьдесят тысяч. На сотню больше, чем он думал вначале.
Четверть миллиона фунтов! И это одних налогов, которые нужно выплачивать помимо остальных долгов, нескольких сотен тысяч!
Как до такого могло дойти?
Насколько Генри помнил, он всегда платил налоги, и каждый год налоговая служба получала львиную долю его жалких средств, заставляя едва сводить концы с концами. А вчера Ник почти три часа объяснял, как именно начисляются проценты на недоплаченные налоги. Похоже, долг Генри рос в геометрической прогрессии, пока он пребывал в счастливом неведении. К концу разговора подавленный Генри выпил уже двенадцать порций бренди, а потому его затуманенное сознание с трудом следовало за мыслью друга. Но он понял главное — удавка затягивалась на его шее, грозя в любой момент задушить. В ближайшие шесть месяцев долг Аркеллов превысит семьсот пятьдесят тысяч (почти миллион!), и придется распроститься с замком и фермой. По каким-то дурацким законам бывших владельцев земли нельзя было продавать по частям, поэтому такой вариант расплаты с долгами отпадал сам собой. Единственное, что мог противопоставить грядущим неприятностям Генри, — это продать картины, чтобы хоть как-то отсрочить банкротство. Он даже не представлял, как рассказать страшную новость жене.
Словно как-то узнав, что муж думает о ней, Маффи вошла в спальню. Она выглядела свежей и красивой, в руках был поднос с омлетом на тарелке, парой сандвичей и чашкой горячего черного чая. В стакане пузырился, растворяясь, аспирин, сбоку свисали помятые полевые цветы.
— Букет от Мэдди, — сказала Маффи, ставя поднос на стол возле мужа. — Сейчас она рисует для тебя открытку с надписью «Поправляйся». — Женщина взбила свою подушку и подала мужу руку, помогая сесть.
Генри показалось, что желудок подбросило вверх, к самому горлу. Несколько секунд он сидел, боясь шевельнуться.
— Спасибо. — Генри слабо улыбнулся. — Надеюсь, я действительно поправлюсь, а не скончаюсь в собственной постели.
— Не забывай, это и моя постель тоже, — усмехнулась Маффи.
— Не уверен, что осилю бекон, — признался Генри. — Хотя пахнет волшебно.
— А ты попытайся, калорийная пища может помочь. Кстати, тебе пришло письмо. — Маффи вытащила из кармана халата конверт.
Генри повертел письмо в руках. Судя по его лицу, он был озадачен не меньше жены.
— Марбелла? Где находится эта Марбелла? От кого же письмо? — Он взрезал конверт ножом, лежавшим на подносе, и достал два листа, исписанных от руки. — Черт возьми! — выдохнул Генри, взглянув на подпись. — Это от Эллиса.
— От кого? — спросила Маффи, хватая вилкой кусочек омлета с тарелки мужа. Она сидела на диете, но яйца с беконом были слишком соблазнительны.
— Твой поклонник, помнишь? Гэри Эллис. — Генри пробежал глазами письмо. — Ха, он делает мне деловое предложение, только не пишет, какое именно. Предлагает прилететь к нему в Испанию для частного разговора.
— Интересно, что за предложение? — озабоченно спросила Маффи. Она не доверяла Эллису, памятуя о его гадком поведении на вечере у Каролин несколько лет назад. Ей до сих пор было противно вспоминать потную руку, пытавшуюся схватить ее за колено.
— Хм, кто знает, кто знает, — задумчиво пробормотал Генри, складывая письмо вчетверо и засовывая в карман пижамы.
Он не хотел, чтобы Маффи переживала заранее, но чувствовал, что предложение Эллиса как-то связано с фермой. По всей видимости, до застройщика уже дошли слухи о трудном финансовом положении Аркеллов, и он нашел момент подходящим для капиталовложения. Но откуда Эллис мог прослышать о долгах? Генри испуганно глянул на жену. Ник не мог проболтаться, Генри был в этом уверен. Или для акул вроде Эллиса не существует никаких финансовых тайн?
Всего несколько дней назад Генри со смехом бы выбросил письмо Гэри Эллиса, но замаячившая впереди пропасть сделала его осмотрительнее. Он решил дать Эллису шанс и выслушать его условия.
— Пожалуй, нет ничего страшного в том, чтобы слетать в Испанию, — произнес Генри, не глядя на жену.
— Не говори ерунды! — Маффи засмеялась и взяла с подноса свою чашку. Сделав глоток чая, она продолжала: — Что этот мерзкий человек может нам предложить? У нас же все есть. Если ему нужна ферма вместе с имением, он ее не получит. — Она игриво улыбнулась. — Или ты думаешь, Эллис собирается предложить тебе миллион фунтов за ночь с твоей женой, как в фильме с Деми Мур?
— Какая чушь! — фыркнул Генри.
Почему-то после этих пренебрежительных слов Маффи погрустнела, словно была обижена. Генри примирительно улыбнулся, почувствовав укол совести, когда жена улыбнулась в ответ. Он испытывал необходимость во всем признаться, но не мог найти подходящих слов. Маффи доверяла ему, полностью полагалась на него как на добытчика средств и сильного спутника жизни. А он? Привел всю семью к банкротству! Он подвел всех. Подвел Маффи и детей, обманув их доверие.
Генри твердо решил съездить в Испанию и встретиться с Эллисом. Ставить об этом в известность жену он не планировал.
— Извини, если я тебя обидел, — сказал он. — Уверен, любой мужчина при деньгах был бы счастлив выложить миллион за ночь с тобой. Но я никому тебе не отдам. — Генри поморщился. — Проклятая головная боль!
— Так пей свой аспирин. Мы с детьми прогуляемся, а ты можешь оставаться в постели. Постарайся поспать, а я загляну к тебе через пару часов.
— Спасибо, милая. — Генри благодарно взглянул на жену и погладил ее ладонь. — Знаешь что?
— Что?
— Я очень люблю тебя.
Жена встревоженно взглянула на него, озадаченная серьезностью тона, а затем быстро чмокнула в губы.
— Я тебя тоже люблю, милый. Ты такой забавный.
В то же время в Калифорнии Макс, ничего не подозревавший о проблемах старшего брата, лежал на песчаном берегу в обнимку с Сиеной. Солнце было ласковым, вдалеке еле слышно плескались волны, а рядом с ним была самая прекрасная девушка на свете. Сиена дышала ровно, уткнувшись Максу в грудь. Жизнь казалась чудесной и безоблачной.
Прошло больше месяца со дня злополучного ужина, приготовленного Сиеной, и они по-прежнему были счастливы. Вспыхнувшая обоюдная страсть не угасала вопреки опасениям Макса, и даже напряженная атмосфера, царившая в доме Хантера, постепенно разрядилась. По сути, времени на ссоры и долгие разговоры ни у Сиены, ни у Макса практически не оставалось. Оба много работали — Сиена снималась целыми сутками, порой отлучаясь ради коротких фотосессий в Венецию или куда-нибудь южнее, а Макс был занят режиссурой новой пьесы. Оказавшись рядом, оба радовались выдавшейся передышке. Сиена даже прекратила цепляться к Тиффани и почти не дергала Хантера с тех пор, как ее отношения с Максом перешли в новую ипостась. Конечно, девушка по-прежнему недолюбливала Тиффани Уэдан, но теперь эта неприязнь как-то поутихла и перешла в стадию «дурного мира», который устраивал обеих.
В эти выходные Хантер с подругой уехали в Колорадо, чтобы навестить ее родителей, поэтому Макс и Сиена оказались предоставленными самим себе. Они уже успели позаниматься любовью в каждой комнате дома, на зеленой лужайке и в гараже во всех возможных и невозможных позах, а затем решили немного отдохнуть. Пообедав в Малибу, они отправились позагорать.
— Просыпайся, соня, — позвал Макс, выбираясь из-под Сиены и рассеянно гладя ее волосы.
Девушка недовольно буркнула что-то неразборчивое и открыла глаза. Подняв голову, она посмотрела на Макса и улыбнулась. Ей нравилось смотреть на его крепкие, массивные плечи, тронутые загаром, забавлял тот факт, что каждая его ладонь размером с ее голову, а потому на ней можно поспать, как на подушке. Рядом с Максом Сиена сама себе казалась хрупкой и изящной, чего не ощущала рядом с другими. От этого ей становилось уютно и комфортно.
— Долго я спала? — спросила девушка, вплетая пальцы в светлые волосы Макса.
— Минут двадцать. — Он наклонился ее поцеловать. Губы Сиены были солеными после купания. — Мне хочется пить. Я не хотел тебя будить, но все-таки не выдержал. Давай я сгоняю за колой. Или пойдем вместе?
Сиена помотала головой. Кафе располагалось в каком-то полукилометре от пляжа, но идти до него по горячему песку было лень. Сиене больше хотелось отдыхать на удобном лежаке и слушать шелест воды.
— Сходи один. И захвати мне банку диетической, ладно? — Она с нежностью улыбнулась.
— А где же волшебное слово? — поддразнил Макс, еле заметно касаясь ладонью ее груди в оранжевом купальнике.
Сиена чуть слышно застонала, улыбаясь. Ей нравилось все, что делал с ней Макс.
— Пожа-алуйста, — по-детски попросила она, делая умоляющее лицо. При этом ее ладонь нахально легла Максу между ног, где под плавками тотчас напрягся член.
— Хорошо, хорошо! — Макс поспешно вскочил, понимая, что даже пятисекундная задержка приведет к тому, что он никуда не пойдет. — Ваша диетическая кола уже в пути, ваше сиятельство. Никуда не уходи!
Сиена перевернулась на живот, смеясь.
— Уж за это можешь не переживать.
Как всегда в выходные, кафе было забито битком. Любители серфинга с длинными патлами, заплетенными в дреды, и покрытые темным густым загаром, с облупившимися носами и сияющими глазами, детишки богатых родителей из Беверли-Хиллз практически все выходные торчали на пляже.
Макс занял очередь за напитками позади двух подтянутых мужчин лет тридцати. Похоже, это были какие-то агенты, судя по их отбеленным почти до голубизны зубам, легким шортам, рубашкам «Армани» и наманикюренным ногтям. Один из них читал журнал и как раз проглядывал заметку о будущем фильме Дирка Мюллера, «Блудной дочери». Статейка сопровождалась фотографией Сиены с какой-то модной вечеринки.
— Слыхал новость? — спросил мужчина, тыча пальцем в журнал.
— А, дочка Макмаона? — откликнулся его спутник. — Да, я видел эту статью. — Как тебе эта Сиена? Ничего, да? Не такая костлявая, как другие модели. Отличные сиськи! Я бы такие помял.
Оба рассмеялись. У Макса перехватило дыхание. Он мрачно сверлил спины приятелей взглядом.
— Как считаешь, она может играть? — спросил первый мужчина, разглядывая фото Сиены. На картинке девушка стояла в обнимку с чернокожим парнем и зазывно улыбалась.
— Сомнительно, она ж модель, — ответил второй мужчина. — Я тут общался с одним парнем, который ее трахал.
— Что, серьезно?
— Ага. Глен Боуди, помнишь такого? Так вот он рассказывал, что эта Сиена весьма талантлива… если ты понимаешь, о чем я, ха-ха!
Мужчины громогласно расхохотались. У Макса почернело в глазах. Без предупреждения он схватил обоих за воротнички и поволок из кафе на улицу.
— Эй, парень, в чем дело? — возмутился первый мужчина, роняя папку с бумагами и пытаясь оторвать от себя пальцы Макса. В глазах его застыло неподдельное изумление.
Макс швырнул обоих на асфальт.
— Сейчас я скажу тебе, в чем дело! — рявкнул он, надвигаясь на пытающихся подняться мужчин. — Как ты смеешь трепать своим поганым языком о тех, кого даже не знаешь? Ты сказал, что Сиена Макмаон спала с каким-то козлом, которого ты называешь другом? Какого черта?!
— Да что тут такого-то? — встрял второй мужчина, который успел подняться, отряхнул шорты и сделал пару шагов назад, рассудив, что соперник выглядит слишком внушительно.
— Сиена — мой друг, — бросил Макс. — А вы говорили о ней… в неуважительном тоне.
— Неужто? Уж не знаю, что вы с Сиеной Макмаон за друзья, но я не врал, когда говорил о Глене Боуди, — заявил первый, более крупный, мужчина довольно заносчиво, поскольку счел Макса равным соперником. — Сиена спала с ним, и это факт. И твои кулаки ничего не исправят.
К спорящим подошли несколько зевак. Один из них, парень лет двадцати, огромный и мускулистый, словно бык, решил утихомирить Макса.
— Эй, дружище, охолони чуток.
— Отвали! — бросил Макс, даже не взглянув на него. — Эти придурки посмели…
— Мы не сказали ничего особенного, ты, псих! — крикнул один из мужчин, тот, что был похилее, еще больше отступая назад. — Или тебе больше заняться нечем?
Макс раздраженно сплюнул и зашагал к пляжу. Он видел вдалеке Сиену. Она лежала лицом вниз, ее ягодицы торчали вверх двумя соблазнительными полушариями, кожа слегка порозовела.
Макс приближался, словно шторм. Он понимал, что обвинять в чем-либо Сиену глупо, но не мог сдержаться. Одна мысль о том, что какой-то слизняк прикасался к его женщине, а потом трепал об этом друзьям, приводила его в бешенство.
— Сиена! — резко позвал он, когда до девушки оставалось несколько метров.
— А? — сонно откликнулась та, перекатываясь на спину. Полусонная, она даже не заметила, что лифчик перекосился, обнажая один сосок. — А где же напитки? — спросила Сиена, невинно глядя на Макса.
— Плевать на чертовы напитки! — пролаял он. — Прикрой грудь, Христа ради! Или тебе нравится, что на тебя пялится весь пляж?
Сиена покраснела и принялась поправлять купальник. Макс никогда не разговаривал с ней в таком грубом тоне. Это ее испугало.
— Что случилось?
Та, прежняя Сиена принялась бы немедленно вопить, брызжа слюной, в ответ на подобное отношение. Она велела бы Максу убираться к черту, и это вполне соответствовало знаменитому характеру Макмаонов. Но за последнее время многое изменилось.
— Ты спала с Гленом Боуди? — В голосе Макса звучало бешенство пополам с отчаянием. Сиене стало страшно. — Ты с ним спала, отвечай?! — рявкнул Макс еще громче, не дождавшись мгновенного ответа.
— Я не стану отвечать, если ты будешь говорить со мной в подобном тоне, — ответила Сиена дрожащим голосом. Она села и поджала под себя ноги, обняв колени, словно пыталась спрятаться от безумного взгляда Макса. — И кто тебе сказал такое?..
— Это не имеет значения! — Макс наклонился к Сиене. Теперь его лицо было всего в полуметре от нее. Та сила и мощь, которые совсем недавно Сиена находила уютными и комфортными, внезапно напугали ее до крайности. — Так это правда, отвечай?
Сиена откинулась назад, на лежак, в инстинктивной попытке отстраниться. Макс навис еще сильнее, и тогда она соскочила с лежака, быстро, словно маленький напуганный краб.
— Да! — выпалила она тоненьким голосом. — Это правда.
— Как ты могла?
Макс выпрямился. На его лице возникло выражение горечи, боли и презрения. Пожалуй, именно это выражение заставило Сиену, несмотря на безумный страх потерять Макса, начать защищаться.
— Что значит «как могла»? — воскликнула она. — Я же не спрашиваю, как ты мог спать со всеми этими модельками и официантками, которых ты так часто приводил в дом Хантера! Ты не святой, Макс, и я тоже не претендую на роль ангела. Да, я спала с Гленом. И что? Да, да, я ужасная, отвратительная шлюха! Ты это хотел услышать? Это?
Макс растерянно смотрел, как Сиена разрыдалась, торопливо хватая полотенце и пряча в нем лицо. Все ее тело сотрясалось от плача, сквозь махровую ткань слышались ужасные всхлипывания. Макс сел на лежак и потянул Сиену к себе, сажая на колени.
— Успокойся, Сиена, прости, — мягко зашептал он ей на ухо, испытывая невероятное, чудовищное облегчение. Поначалу девушка сопротивлялась, а потом прижалась к Максу всем телом и спрятала лицо на его груди. — Прости меня, детка. Я был не прав. Я накричал на тебя, и я виноват. Я вовсе не думаю, что ты ужасная и отвратительная шлюха, честное слово.
— Точно? — Сиена на секунду оторвалась от него, заглядывая в глаза с надеждой. Лицо ее было красным и мокрым, словно у десятилетней девочки.
Максу стало стыдно за свою нелепую вспышку.
— Точно, милая. — Он чувствовал, что нужно как-то объяснить свое нападение на Сиену, ставшее для нее полной неожиданностью. — В кафетерии была одна пара… два мужика… они обсуждали тебя, а я невольно подслушал.
— Они говорили о Глене? — жалобно спросила Сиена.
Макс кивнул.
Сиена закрыла глаза. Ей хотелось, чтобы они оказались дома, подальше от любопытных глаз.
Она прекрасно помнила Глена Боуди, хотя спала с ним всего один раз. Они познакомились на какой-то вечеринке. Конечно, Сиена сразу поняла, что Глен — придурок, но у него было такое красивое тело и столько огня в глазах, что она не устояла. Еще она запомнила, что у Глена был большой, похожий на крепкую торпеду член. Все остальное она забыла с легкостью, как бывало всякий раз, когда она находила случайного любовника. Они могли звонить Сиене, могли искать встречи, но никогда больше не оказывались в ее постели. У нее было множество любовников, но никто не был ей дорог. Исключением был только Патрик, но и его она почти не вспоминала.
И все это было до Макса. С его появлением все изменилось. Каким-то образом он пробился к глубинам сердца Сиены и сумел ее изменить. Она не только позволила ему увидеть потаенные уголки своей души, но и поведала свои страхи. Ей хотелось открываться, хотелось доверять и делиться самым сокровенным. Даже Хантер никогда не был так близок Сиене, как Макс. Столько изменений, столько открытий — за каких-то четыре недели!
Конечно, Сиена и раньше отдавала себе отчет в том, что избалованна и эгоистична, но никогда не пыталась себя изменить. И только сближение с Максом, добрым, чудесным, отзывчивым человеком, заставило ее иначе взглянуть на себя со стороны. Макс любил ее, несмотря на все недостатки ее характера, прощал то, чего Сиена сама ни за что не прощала никому.
Впервые в жизни, оглядываясь на прошлое, Сиена стеснялась самой себя. Былые сексуальные победы казались глупыми и пошлыми, а привычка разбрасываться людьми — отвратительной. Теперь бывшие сексуальные эскапады вспоминались как досадные недоразумения, ошибки, которых можно было избежать. Сиене казалось, что ей никогда уже не очиститься и не стать женщиной, достойной любви Макса Десевиля.
— Ты не должен просить прощения, — с горечью сказала девушка. — Глен Боуди был ошибкой. Это… было свидание на одну ночь. О, Макс, если бы я могла изменить прошлое, никакого Глена там никогда бы не было! Я делала столько глупостей, так ужасно себя вела! И мне хотелось бы сказать тебе, что Глен был единственным человеком, с которым у меня был просто секс, как у животных, но это не так. У меня было множество любовников. Пожалуйста, не надо ненавидеть меня за неразборчивость в связях, умоляю!
Макс еще сильнее сжал Сиену в объятиях. Он ругал себя за вспышку гнева. Ему досталась самая красивая, самая удивительная девушка на свете, а он едва все не испортил своей нетерпимостью и глупостью. Она плакала, и в этом была его вина.
Он мысленно вел с собой диалог, гладя Сиену по голове. Какая разница, думал он, сколько мужчин у нее было? Все они остались в прошлом. Пусть их были десятки, даже сотни, какое это имело значение теперь, когда Сиена принадлежит только ему? И она права: он тоже спал со многими женщинами, иной раз почти без разбора, если в жизни что-то не клеилось. Какое он имел право судить Сиену за то, в чем и сам был виноват?
Конечно, он понимал, что в его гневе на Сиену виноват вовсе не случайно подслушанный в кафе диалог, а страх. Он безумно боялся проснуться однажды один, брошенный, покинутый Сиеной ради другого, более достойного мужчины. Сиена могла опомниться, прийти в себя после временного помрачения рассудка и сообразить, что заслуживает большего, нежели режиссер-неудачник, не заработавший ни гроша и ездящий на старой «хонде».
Куда бы Макс с Сиеной ни отправлялись, всюду их преследовали мужские взгляды — на Сиену смотрели с восхищением, на Макса — с завистью. Он не мог не думать о том, как часто делаются ставки, сколь долго еще продлится их странный роман. Макс и до этого мучился тем, что состоит приживалкой при Хантере, о чем часто писали в желтой прессе. А сейчас все чаще появлялись заметки о новой «игрушке» Сиены Макмаон, малоизвестном театральном режиссере без гроша за душой.
— Милая, — сказал Макс, и его голос предательски дрогнул, — я совсем тебя не ненавижу. Разве тебя можно ненавидеть? Это ты должна ненавидеть меня, ревнивого идиота, который совершенно не умеет держать себя в руках. Я и сам не ожидал, что…
Сиена прервала его поцелуем, словно ставя точку на ненужной беседе. Макс подхватил ее под ягодицы, чуть сжимая, и со всей страстью ответил на поцелуй. Секс всегда был лучшим способом примирения двух поссорившихся влюбленных, Сиена и Макс не были исключением.
— Поехали домой, — попросила Сиена, когда их объятия разомкнулись. Она ощущала возбуждение и со стыдом призналась себе, что причина была во вспышке Макса. — А дома займемся любовью.
В течение всего ужина Хантер старательно улыбался. Родители Тиффани улыбались в ответ.
— Спасибо, Марси. — Джек Уэдан откинулся в кресле и чуть ослабил ремень брюк. — Еда была восхитительной. Ты прекрасно готовишь, дорогая. — Он похлопал себя по выступающему животу и крякнул. — Уважила так уважила.
— Да, миссис Уэдан, я полностью согласен с вашим мужем, — сказал Хантер, чуть заметно улыбнувшись Тиффани, которая покраснела, смущенная поведением отца. — Все было очень вкусным.
Ужин и в самом деле был чудесным. Впрочем, Хантер и Тиффани, довольно долго добиравшиеся до Колорадо, проголодались и устали, а потому безропотно съели бы даже совершенно безвкусную пищу.
Несмотря на легкую беседу, разговор клеился плохо. Хантер не знал, в чем причина этой натянутости, но за несколько лет он так и не сумел подобрать ключик к родителям Тиффани. Конечно, Джек и Марси Уэдан были гостеприимными и вежливыми людьми, они расспрашивали Хантера о его планах на жизнь и текущих делах, развлекали его рассказами, если им казалось, что он слегка заскучал. Но все же между ними и Хантером словно существовала некая невидимая стена, сквозь которую он никак не мог пробиться.
Хантер бывал у Уэданов много раз. Ни разу он не огорчил и не обидел Тиффани, не сделал ничего, что могло бы настроить ее родителей на столь настороженное поведение. Но какое-то недопонимание или подозрение в нечестности его намерений относительно Тиффани как-то всегда висело в воздухе, незримое, но тем не менее ощутимое.
Хантер никогда не мог расслабиться у родителей подруги.
— Рада, что угодила вам всем, — мягко сказала мать Тиффани, принимаясь убирать тарелки.
— Оставь посуду, мамуль, — предложила ей дочь. — Мы с Хантером все вымоем. Правда, милый?
— Разумеется. Я и сам хотел помочь, — тотчас согласился Хантер, вставая с места. — А вы отдыхайте, миссис Уэдан. Вы и так провели на кухне несколько часов.
Тиффани также чувствовала напряженность между Хантером и родителями, а потому всегда радовалась возможности остаться с любимым наедине. И в этот раз, стоило тому наклониться над раковиной, она обвила его ладонями за талию и забралась пальцами под рубашку, а потом под ремень.
— Эй, красавчик, — проворковала она нежно.
Хантер быстро обернулся и прижал ее к себе, покрывая шею поцелуями и вдыхая нежный запах ее волос.
— Детка, не дразни меня…
На Тиффани были замшевые брючки с заниженной талией, купленные пару недель назад у «Фреда Сигала», они были заправлены в высокие черные сапоги на каблуке, что делало ноги девушки бесконечно длинными. Хантер почувствовал возбуждение. Если бы родители Тиффани не находились в соседней комнате, он стянул бы с нее эти сапоги и брючки и повалил прямо на кухонный пол.
— Мне неловко за отца, — сказала девушка, потершись носом о грудь Хантера и вдохнув его запах. — Иногда он ведет себя настолько же непосредственно, как Гомер Симпсон.
Хантер рассмеялся:
— Не волнуйся, мне очень нравится Гомер Симпсон, хоть он и мультяшный. Можешь поверить, твой отец мне куда симпатичней и приятней, чем мой собственный. — Он неохотно выпустил Тиффани из объятий и снова повернулся к раковине. — Как считаешь, есть какие-то продвижения в наших отношениях? Я имею в виду твоих предков? — В его голосе звучала робкая надежда. — Кажется, твоя мать начинает смягчаться.
— Милый, они без ума от тебя, — солгала Тиффани и встала рядом с Хантером, чтобы было удобнее принимать тарелки. — Перестань искать подвох там, где его нет. Будь собой, и все дела.
Хантер кисло улыбнулся, понимая, что «быть собой» стало бы не самым удачным ходом с его стороны. Он до сих пор ждал, что отец Тиффани однажды скажет «можешь звать меня просто Джек», но пока ничего подобного не происходило. Пожалуй, сегодняшний ужин действительно стал одним из самых спокойных вечеров с Уэданами, но какая-то неловкость все равно висела в воздухе, нервируя и заставляя ждать нехорошей развязки. Порой Хантер незаметно оглядывал родителей любимой, словно ожидая увидеть на их лицах короткое выражение раздражения, тут же сменяющееся дружелюбием.
Покончив с посудой, Тиффани и Хантер вернулись в гостиную. Марси и Джек сидели на диване, свободными оставались лишь два кресла для гостей, расставленные по разным углам комнаты. Хантер не мог избавиться от ощущения, что даже таким завуалированным способом ему пытаются намекнуть о расставании, которого так долго ждут. Он опустился в кресло.
Несмотря на столь непонятные отношения с родителями Тиффани, Хантеру искренне нравился дом Уэданов. Пожалуй, это было первое по-настоящему уютное семейное гнездо, какое ему приходилось видеть. Дом был построен из серого камня и внутри отделан сосной. Потолки казались очень высокими, и свет из многочисленных окон заливал все помещения. На стенах висели оленьи рога, старинное оружие и картины — банальный, но умиротворяющий дизайн. Все свободные полки были уставлены семейными фотографиями разных лет. Здесь был снимок с выпускных экзаменов Тиффани в Калифорнийском университете — гордость Уэданов, всю жизнь проживших в провинции. Он был увеличен втрое и висел над камином в тяжелой позолоченной рамке.
Фотографии были даже в кухне. К примеру, холодильник был буквально сплошь залеплен изображениями пятнадцатилетней давности, где Тиффани была еще маленькой девочкой со смешными косичками. Здесь же были заламинированные списки телефонов старых знакомых, магнитики, привезенные из разных поездок.
Хантер невольно сравнивал этот чуть беспорядочный, но невероятно уютный дом с тем роскошным особняком, где он вырос, с его холодным дизайном, отрицавшим все удобное, симпатичное и суетливое. В Хэнкок-Парке холодильник был огромен и девственно бел, без единого отпечатка пальца, а стены украшали абстрактные картины.
— Ну, Хантер, — начала мать Тиффани, которая считала себя обязанной завязывать светские беседы, — что планируешь делать в будущем году? Есть новые проекты?
— Ты уже спрашивала его об этом, мам, — хихикнула Тиффани, слегка смущенная. Она не слишком одобряла пустую болтовню, когда в ней не было нужды. — Сколько уже можно переливать из пустого в порожнее?
Конечно, девушка знала, что родителей беспокоят ее отношения с Хантером. Ее избранник был гораздо богаче и известнее ее, а потому они всерьез опасались, что однажды он разобьет их дочери сердце. Тиффани и сама разделяла эти опасения, но ее раздражала холодность родителей, прятавшаяся за привычным колорадским гостеприимством.
— Не разговаривай с матерью в таком тоне, — сказал Джейк, не отрывая глаз от экрана телевизора. Шел матч по бейсболу.
— Но мне же любопытны подробности, — принялась оправдываться Марси. — Тиффани говорила, что пилотный выпуск нового сериала с твоим участием получил хорошие оценки, но ведь не отличные, правда? Может, ты собираешься взяться за какой-нибудь другой проект?
Хантер вежливо улыбнулся. Он оценил попытку Марси изобразить заинтересованность в его делах, а потому решил ответить не менее дружелюбно:
— Да, новый сериал пока обсуждается, но других контрактов я не подписывал. Если сериал утвердят, я не смогу работать на два фронта. Дело в том, что наша студия снимает в день по несколько серий, так что времени на другие проекты попросту не остается. Сейчас заканчиваются съемки последнего сезона «Советника», а там поглядим. — Хантер чуть слышно вздохнул. — Признаться, я бы с радостью снялся в каком-нибудь серьезном фильме, потому что сериалы не дают полностью раскрыться.
— Ясно. — Марси важно покивала. На самом деле ей подобные тонкости были не слишком понятны. Она повернулась к Джеку. — А вот мы с мужем просто без ума от того предложения, что получила наша Тиффани. Правда, Джек? Похоже, ее пилотный выпуск очень удачен.
Отец Тиффани что-то пробурчал в ответ. Сама она побледнела, испытывая сильное желание дать матери подзатыльник.
— Пилот? — изумился Хантер, глядя на подругу. — Какой еще выпуск? Ты мне ничего об этом не говорила!
— Да-да, пилотный выпуск, — с энтузиазмом закивала миссис Уэдан, даже не подозревая, что говорит лишнее. — Тиффани звонила нам на прошлой неделе, хвасталась и просила хранить все в секрете, но разве такое утаишь? — Марси хитро глянула на дочь. — Такая потрясающая новость!
— Сериал пока не утвердили, — виновато пробормотала Тиффани, избегая взгляда Хантера. — Еще ничего не подписано и не решено, милый. Я не хотела хвастаться раньше времени, поэтому молчала.
— Но родителям ты сказала, — ровно произнес Хантер, хотя внутри все кипело от обиды.
— Милый, я собиралась сообщить тебе! — Тиффани наконец оторвала взгляд от собственных коленей и подняла глаза на Хантера. Он был разочарован и обижен. — Просто я хотела убедиться в том, что сериал будет сниматься…
— Если все сложится удачно, ей придется поехать в Ванкувер. Там и пройдут съемки, — вставила Марси восхищенно. — Я слышала, там очень красиво. Жаль, я никогда не была в Канаде. А ты, Хантер? Ты был в Канаде?
— Прошу прощения, — неожиданно сказал тот, вставая и направляясь к двери. — Мне нужно на воздух.
— Возьми пальто, там холодно, — посоветовал отец Тиффани, его взгляд по-прежнему был приклеен к телевизору.
— Боже! — изумилась Марси, заметив испуг на лице дочери и наконец сообразив, что сболтнула лишнее. — Что такое? Это я виновата, да?
Тиффани выбежала вслед за Хантером. Он стоял у калитки, опершись на забор. Хантер был в одном свитере и ежился от холода.
Этот апрельский вечер выдался прохладным. Воздух был свежим, вкусным, ветерок гонял по дорожкам пыль. Безоблачное небо казалось бездонным. В дальних углах двора по-прежнему лежали островки почти черного от грязи снега, похожие на навозные кучи. Днем в это время года было уже довольно тепло, но ночи оставались холодными порой до середины мая.
Тиффани глубоко вдохнула вкусный воздух и подошла к Хантеру.
— Вот ты где, — сказала она мягко, вставая радом с ним.
— Угу… вот я где, — чуть слышно пробормотал Хантер в ответ и пнул ногой ком земли. Взгляда Тиффани он избегал.
Повисла тяжелая пауза, и ни один из них не знал, чем ее заполнить.
Тиффани говорила Хантеру, что собирается на пробы для нового сериала, но и сама не слишком верила в успех, а потому не заразила энтузиазмом любимого. Она пробовалась на одну из ведущих ролей и, как ни странно, прошла. Узнав, что пилотная серия была одобрена, девушка пришла в восторг. Лучшая часть ее хотела поделиться радостью с Хантером, но тот голосок, что постоянно нашептывал ей: «Тебя бросят, и ты останешься ни с чем», — заставил промолчать.
Тиффани знала, что многое изменится после того, как Хантер узнает о предстоящих съемках в Канаде. Ей придется съехать с крохотной квартирки, которую она делила с Леноксом, и, зная об этом, после съемок Хантер наверняка снова предложит ей перебраться в его дом. Под каким предлогом отказаться в этом случае, Тиффани не знала.
Тиффани и надеялась на то, что сериал окажется успешным, и страшилась этого. Обстоятельства могли сложиться таким образом, что ей придется провести в далеком Ванкувере все лето и осень, а продолжение сериала могут снимать и дольше. Это означало, что придется надолго разлучиться с любимым человеком.
Тиффани понимала, что Хантеру подобная перспектива не понравится. Он вообще с трудом переносил разлуку, а столь долгой опасался особенно. Именно поэтому девушка скрывала от любимого информацию о будущих переменах. Она хотела прийти в себя, собраться с мыслями и найти нужные слова, которые смогут убедить Хантера в необходимости временной разлуки. К тому же могло выйти так, что сериал вообще не утвердят, тогда и говорить-то было бы не о чем!
Сейчас Тиффани была готова придушить собственную мать за длинный язык.
— Я просто хочу объяснить… — Она положила руку Хантеру на талию, обнимая и пытаясь развернуть к себе. — Я не собиралась молчать долго, я просто выжидала момент.
Хантер не отстранился, но и не повернулся к ней. Его нахмуренные брови и плотно сжатый рот без всяких слов сказали Тиффани, что он все еще злится.
— Это правда, Хантер. И я не уверена, что сериал вообще будет сниматься. Ты же знаешь, до этого момента мне ни разу не предлагали приличных ролей. Я дула на воду, боясь, что вся затея не сработает, понимаешь? Я боялась рассказать тебе о съемках и потом узнать, что мне в очередной раз не повезло, как миллионам других неудачниц.
— Ты не неудачница, — с чувством сказал Хантер. — Просто тебе еще не разу ни выпадал дельный шанс. Ты прекрасная актриса, у тебя есть талант. Просто подожди, и роли появятся. Может, Ванкувер — как раз тот самый шанс, кто знает? — Он печально покачал головой. — Просто… мне обидно, что ты не поделилась со мной своими надеждами. Это как-то… несправедливо. Ведь я с тобой всем делюсь и всегда советуюсь.
Тиффани не сдержалась:
— Ты не посоветовался со мной, когда пригласил в свой дом Сиену!
— Господи, ты можешь хотя бы на минуту о ней забыть? — возмутился Хантер. — Мы же говорим сейчас не о ней, а о тебе. О нас! Черт побери, ведь это Ванкувер! Другая страна! Тысячи миль от меня!
— Я знаю, милый, знаю. — Тиффани виновато шмыгнула носом. — Но я буду прилетать к тебе, как только выдастся свободное время. Возможно, это получится как-то прописать в контракте… — Она схватилась за голову. — Что я говорю! Может, и контракта никакого не будет!
— Будет, — жалостно ответил Хантер, гоняя носком ноги очередной комочек грязи. — А что за сериал?
— «Команда», про ребят, что спасают дельфинов. Мою героиню будут звать Барбара. Она шеф команды.
— Здорово, — безо всякого энтузиазма откликнулся Хантер. Он понимал, что следует порадоваться за любимую девушку, поддержать, но настроение было паршивым дальше некуда. Стоило ему найти Сиену и восстановить отсутствующий кусочек мозаики в своей жизни, как другой кусочек собрался выпасть и оставить его одного.
— Милый, я ведь уеду ненадолго, — примирительно сказала Тиффани, словно читая его мысли. — Это всего один сезон, может, два. И мы будем видеться. Я ведь еду в Канаду, а не улетаю на Луну.
— Да, я знаю. — Наконец Хантер нашел в себе силы, чтобы повернуться к Тиффани и прижать ее к себе. Он величайшим усилием воли выдавил из себя ободряющую улыбку.
Хантер понимал, что на месте Тиффани и сам ухватился бы за столь великолепную возможность. Когда-то он пробивался в Голливуде, был готов засветиться где угодно, лишь бы заметили и запомнили. А теперь он пытается украсть такой шанс у любимой девушки. Он скрыл от Тиффани, что слухи о сериале «Команда» уже расползлись по Лос-Анджелесу, а значит, съемки — вопрос решенный. Если все сложится удачно, Тиффани, так же как и он когда-то, проснется знаменитой сразу после выхода сериала на экраны.
Но ему было страшно. Чертовски, невыносимо страшно.
Тиффани спрятала лицо на груди Хантера и тихо облегченно вздохнула. Она хранила свой секрет несколько недель и все больше им тяготилась. Он висел над ней, словно дамоклов меч, готовый упасть и отрубить ей голову, а она никак не могла найти слов, чтобы поделиться секретом с Хантером.
Чмокнув любимого в щеку, девушка потянула его в сторону дома. Становилось все холоднее.
Хантер мягко улыбнулся и покачал головой. Ему хотелось еще немного побыть одному. Когда Тиффани зашагала к двери, он уставился ей в спину. На волосах девушки играли блики от зажигавшихся фонарей, длинные ноги ступали осторожно, опасаясь ступить в лужу.
Сердце Хантера сжалось. Он слишком сильно любил Тиффани, и мысль о скорой разлуке легла камнем на сердце.
Пожалуй, именно в этот момент он понял, что хочет на ней жениться. Жениться, навсегда привязать к себе, оберегать от неприятностей и делить радости. Тогда даже Ванкувер не смог бы украсть ее навсегда.
Тиффани должна стать его женой, непременно, немедленно!
— Тиффани, постой! — крикнул Хантер, и девушка остановилась. — Скажи, ты станешь… — Он умолк, не в силах больше ничего произнести.
Слова застряли в горле, неспособные вырваться наружу. Тиффани, такая красивая, такая удивительная, смотрела на Хантера с ожиданием и удивлением.
Что, если она ответит отказом? Если его слова разрушат их отношения безвозвратно? Как он сможет жить, если потеряет любимую?
— Ты станешь… честнее со мной? — выдавил Хантер наконец. — Прошу, не скрывай от меня ничего. Я могу выслушать любой твой секрет.
Тиффани улыбнулась, протягивая к нему руки и делая шаг навстречу.
— Больше никаких тайн. Обещаю.
На другое утро в Лос-Анджелесе Дирк Мюллер недовольно смотрел, как Сиена играет очередную сцену «Блудной дочери». Порой, глядя на нее, он удивлялся силе ее таланта, видел в ней истинную внучку Дьюка Макмаона. В такие моменты у него даже волосы на руках стояли дыбом. Но в этот раз все было иначе. Дирк проклинал тот день, когда решил позвать Сиену в свой фильм.
Глупая моделька! Дура с куриными мозгами! Полное отсутствие таланта и способностей!
Дирк раздраженно махнул рукой оператору.
— Стоп! Никуда не годится. — Он пощелкал пальцами, подзывая к себе Сиену, словно она была послушной собачонкой. — Дорогуша, что с тобой происходит?
— Черт, Дирк, в чем теперь-то дело? — раздраженно спросила Сиена, приблизившись.
Она провела бессонную ночь, сначала разругавшись с Максом из-за какой-то ерунды, потом прозанимавшись с ним сексом до самого утра. В результате у нее ломило все тело, словно в нем не было ни единой целой косточки. Постоянные остановки камеры начали выводить Сиену из себя.
— Что ты делаешь, Сиена?
— Я играю, разве не видишь? Что не так? Мне кажется, сцена получилась удачной…
— Вот поэтому, дорогуша, из нас двоих именно я режиссер, а не ты! — рявкнул Мюллер. — Сцена паршивая. Не верю ни единой твоей реплике! Где бешенство? Где страсть?
Сиена закусила губу, чтобы удержать рвущиеся с языка слова. Ей хотелось обозвать Дирка старым нацистом со склонностью к садизму, невыносимым занудой с комплексом неполноценности. Порой ей начинало казаться, что единственная цель Мюллера — истязать всю команду, а не снимать фильм. Но она никогда не позволила бы себе подобных высказываний. Сиена знала, что Мюллер дьявольски талантлив, что он видит каждого насквозь и заставляет пропускать текст через себя, жить своей ролью, а не просто играть. Когда-то она считала талантливым режиссером Майкла Мерфи. Ха, да Мерфи был недостоин того, чтобы лизать Дирку Мюллеру ботинки!
— Ладно, — терпеливо сказала Сиена, взяв себя в руки. Она подтащила к режиссеру пустое кресло и села. Несмотря на все свое раздражение, она восхищалась Мюллером и хотела у него учиться. — Чего ты от меня хочешь?
Режиссер осторожно переложил сценарий с коленей на столик и внимательно посмотрел на нее.
Для съемок Сиену одели в элегантный костюм цвета шоколада, состоявший из пиджака и узкой прямой юбки, волосы тщательно собрали ниже затылка в простой пучок. Мюллер окинул Сиену придирчивым взглядом, особо всмотревшись в лицо. Даже тщательный макияж не мог скрыть темные тени, лежавшие под глазами. Судя по всему, ночью, прямо накануне съемок, Сиена не спала, а развлекалась на полную катушку. Идиотка! Она совершенно не думала о работе!
Следующее, что осознала девушка, была сильная, оглушительная затрещина, которую влепил ей Мюллер. Пощечина была такой мощной, что голова Сиены мотнулась в сторону.
Девушка с ужасом схватилась за щеку. Кожа начала пылать.
— Ублюдок! Ты совсем сбрендил?! — взвизгнула Сиена. Из ее синих глаз едва ли искры не сыпались. — Зачем ты это сделал?
Мюллер смотрел на нее жадно, прищурив совиные глазки. Он видел, как ангельское личико юной актрисы перекосил гнев, как исказился рот, как расширились зрачки.
— Вот! Именно ради этого я тебя и ударил, — сказал он, тыча узловатым пальцем Сиене в лицо. — Мне нужна была сильная реакция.
— Что?! — наполовину изумленно, наполовину яростно крикнула девушка. Она поднялась с кресла. Дурацкие выходки режиссера ее доконали.
— Сядь! — приказал Мюллер. Он схватил Сиену за руку. — Видела бы ты себя! Вот чего я хочу! Мне нужен этот гнев. Мне нужна эта ярость, понимаешь? Сейчас передо мной настоящие чувства, а не жалкое подобие игры в исполнении пластиковой куклы, понятно?
— Конечно, настоящие чувства, — раздраженно сказала Сиена. — Ты только что врезал мне по морде, чего ты ожидал? Псих чертов!
Остальные члены команды сочувственно смотрели на начинающую актрису. Многие из них уже становились жертвами странной манеры Дирка Мюллера вытаскивать на свет божий талант, а потому бывали на месте Сиены.
— Вот такие чувства я хочу видеть и в фильме, милая моя, — сказал Мюллер. — Мне нужны настоящие эмоции, нужна страсть. Давай, расслабься, выпусти наружу свой талант. Я же знаю, что в твоих венах течет кровь знаменитого Макмаона. Ты можешь играть лучше, гораздо лучше.
Резко встав со своего кресла, Дирк Мюллер хлопнул в ладоши, призывая команду к вниманию.
— Так, ребята, собрались. Еще один дубль.
Сиена сидела в кресле, не двигаясь. Она все еще держалась за щеку, когда Кароль, гримерша, поманила ее за собой к зеркалу. В руках у нее был зеленый консилер для ретуши красных пятен на коже.
— Не переживай, — шепотом сказала Кароль, выдавливая консилер на спонжик. — Конечно, Мюллер козел. Мы все считаем, что ты здорово справляешься с ролью.
— Спасибо, — ответила Сиена.
Она была так благодарна за слова поддержки, что едва не разревелась. Она чувствовала себя очень одинокой. Хантер укатил к родителям своей ненаглядной Тиффани, Макс постоянно цеплялся к ней по каждому пустяку, съемки проходили день ото дня хуже.
Встряхнув волосами, Сиена глянула в зеркало и постаралась собраться. Дирк Мюллер не случайно упомянул ее деда, словно зная, что слова «Дьюк Макмаон» звучат для Сиены подобно заклинанию.
Что сказал бы Дьюк, если бы увидел, как она раскисла после какой-то жалкой пощечины старого нациста? Неужели она, Сиена Макмаон, позволит вывести себя из равновесия?
«Я должна доказать Мюллеру, что умею играть не хуже деда», — думала Сиена. Она нацепила на лицо широкую улыбку и повернулась к команде.
— Что ж, я готова. Приступаем!
Еще три месяца жизнь в доме Хантера шла своим чередом. Шла даже более безмятежно и спокойно, чем могли рассчитывать его обитатели.
Сиена и Макс с каждым днем все больше сближались. Девушка научилась доверять любимому и открываться ему во всем. Вместе с тем и на всех других фронтах ее жизни все как-то само собой наладилось.
Дирк Мюллер все меньше и меньше критиковал ее игру. К середине июля, когда съемки фильма подходили к концу, он уже хвалил ее каждый день. Пока команда занималась монтажом, кое-какие сцены посмотрели критики и дали будущему фильму высшую оценку. В конце первого летнего месяца иллюстрированные издания наперебой предрекали «Блудной дочери» оглушительный успех.
Сиену стали приглашать на интервью, ее снимали для журналов уже не в качестве модели, а как начинающую актрису. К тому же выход фильма на широкий экран совпал с финальной рекламной кампанией линии «Мажинель», поэтому к середине лета лицо Сиены уже мелькало повсюду.
К великой радости Марши, предложения сыпались одно за другим. Молодую актрису Сиену Макмаон пытались заполучить все. Вышло так, что съемки у Дирка Мюллера, которые Марша поначалу считала сомнительным вложением, принесли Сиене небывалую славу и подняли ее рейтинг на заоблачные высоты.
Когда Сиене выпадал шанс отдохнуть от публичной жизни, она сразу же ехала в дом Хантера. Она так радовалась возможности побыть с близкими ей людьми, что почти не раздражалась на Тиффани, хотя в душе по-прежнему ее ненавидела. Впрочем, порой Сиена позволяла себе гадкие выходки, но уже более утонченные и продуманные. Однажды она неверно передала Тиффани сообщение Хантера, отправив соперницу в совершенно другой ресторан, а не в тот, где ее ждали. Сиена специально дала Тиффани адрес заведения, расположенного в Лорел-Кэньон, где не было мобильной связи, и радовалась тому, что блондинка никак не сможет позвонить Хантеру и исправить ошибку. Правда, после этого Макс так сильно с ней поругался, что Сиена согласилась признаться Хантеру и Тиффани в своем дурном поступке и даже извинилась за подобное поведение. После этого Сиена обещала любимому, что никогда впредь не сделает ничего подобного.
Все, кто был знаком с Сиеной, видели, что Макс влияет на нее положительным образом. Конечно, она пыталась бороться с ним, частенько ругалась без повода и обижалась, но в глубине души знала, что влюблена и готова на все — лишь бы Макс был рядом.
Только Макс знал, как сильно Сиена надеется — вопреки здравому смыслу, — что однажды родители опомнятся и позвонят ей, чтобы поздравить с успехами. Всякий раз, когда в доме звонил телефон или появлялся посыльный с цветами, Сиена с замиранием сердца хватала трубку или неслась к двери. Всякий раз, поняв, что ошиблась, она ужасно расстраивалась. Макс видел муки любимой и мучился вместе с ней.
К слову, одновременно с «Блудной дочерью» на экраны вышли два фильма, которые продюсировал Пит Макмаон. Пресса часто интересовалась его мнением касательно фильма дочери.
— Я не стану делать заявлений о Сиене Макмаон, — неизменно отвечал тот, словно говорил о совершенно постороннем человеке. — Что же касается «Блудной дочери»… хм, для фильма в стиле арт-хаус это довольно неплохая лента. Хотя наша студия никогда не заинтересовалась бы подобными проектами.
Конечно, на публике Сиена делала вид, что холодные заявления отца ничуть ее не тревожат, но по ночам Макс частенько просыпался от ее плача. Он долго гладил Сиену по голове и утешал, нашептывая ласковые слова.
Сиену очень удивило, когда ей позвонила Каролин — единственный человек из прошлой жизни. Она поздравила Сиену с успехом и засыпала ее комплиментами.
— Хантер сказал, ты встречаешься с душкой Максом, — весело прощебетала Каролин таким дружеским тоном, словно разговаривала с закадычной подружкой. — Я всегда обожала этого мальчугана. Ты молодец, Сиена! Знаешь, если бы я была лет на двадцать помоложе, я бы и сама с удовольствием с ним… пообщалась.
Мысль о романе между Каролин и Максом заставила Сиену содрогнуться. Вообще думать о том, что Макс может принадлежать другой, ужасала ее. В такие моменты сердце больно сжималось в груди, и Сиену даже начинало подташнивать. Она уже знала, что до нее в жизни Макса было много женщин, но ни одна из них не была с ним особо близка. Сиена даже помнила, как Макс в школе ухитрился завести короткий роман с двумя девушками из команды поддержки, причем почти одновременно, тем самым поссорив закадычных подруг, но тем не менее остался с обеими в прекрасных отношениях. Возможно, по-другому общаться с женщинами Макс и не умел. Он флиртовал напропалую со всеми, часто меняя партнерш и с легким сердцем расставаясь.
У Сиены все было по-другому. Большинство ее любовников были бы рады продолжить отношения, но, получив отказ, частенько проникались к Сиене недобрыми чувствами и обидой.
Максу же его любовницы прощали все, ведь он был добр, щедр и относился к ним с неизменным уважением (то, чего от Сиены никогда не получали ее мужчины).
А потом Макс полюбил Сиену, и с этого момента ей оставалось только молиться, чтобы она не наскучила ему так же скоро, как и все предыдущие любовницы.
Сиена безумно боялась его потерять.
Стоял жаркий июль.
Макс валялся в постели, разговаривая по телефону с братом, когда Сиена вылетела из душа, завернутая в полотенце.
Она торопливо скакала по спальне, выдвигая ящики с одеждой и торопливо выбрасывая их содержимое прямо на пол. С ее мокрых волос всюду разлетались капли воды.
— Фен, быстро! — потребовала она, на мгновение взглянув на Макса.
С тех пор как у них начался роман, Макс перебрался в спальню Сиены, из которой открывался вид на пляж, а свою спальню он стал использовать в качестве рабочего кабинета и гардеробной.
— Я говорю с Англией, дорогая, — добродушно сказал Макс, глядя, как Сиена остервенело роется в шмотках. — Может, попозже будешь устраивать бардак, а мне дашь поговорить с братом в тишине?
— Черт, да где же этот проклятый топик? — взвыла Сиена, не обращая на Макса никакого внимания. — Мой парикмахер только что звонил на мобильный. Сообщил, что не сможет приехать, гад! У его сына, видите ли, температура! Волосы мокрые, фен пропал, одежда не готова, а фотограф уже битых полчаса торчит в гостиной! — Сиена схватилась за голову и завопила: — Хантер!
От ее крика Макс подскочил на месте.
— Прости, Генри, — бросил он в трубку. — Сиену и Хантера будут снимать для «Ю-Эс уикли», тут такой кошмар творится. Фотосессия в доме Макмаонов и прочее. Короче, моя детка находится в стрессовом состоянии. Придется спасать ситуацию. Она кричит, словно потерпевшая.
— Я слышу, — сказал Генри кисло. У него была куча своих проблем, которыми он так и не успел поделиться с братом. По сравнению с ними утрата топика и фена казалась нелепой насмешкой. — А тебя снимать будут? Было бы забавно увидеть фотографии любимого братца в кресле с чашечкой кофе и в халате.
Макс засмеялся:
— Я не слишком часто ношу халат. Здесь довольно теплый климат. И с каких пор ты читаешь американскую прессу?
— Ни с каких, — фыркнул Генри презрительно. — Но вот моя женушка с удовольствием разглядывает цветные картинки, так что я в курсе жизни американского бомонда.
Макс попытался представить, как Маффи укладывает непослушных детей, кормит мужа, прибирается в доме, ждет, когда все затихнет, а потом, уже за полночь, с удовлетворением достает из укромного уголка пару глянцевых журналов и погружается в чтение. Учитывая, как заполнена делами ее жизнь, в это верилось с трудом.
Макс знал, что дела Аркеллов идут тяжело, некоторое время назад Генри признался, что увяз в долгах. Но у Макса было полно своих личных дел, поэтому он не задумывался над положением брата всерьез. Ему казалось, что Генри достаточно рассудителен и умен, чтобы решить свои финансовые проблемы.
Повесив трубку, Макс взял со стола два сценария, которые получил накануне. Он был готов заниматься чем угодно, лишь бы не участвовать в нелепой постановке, которую собирались разыграть для журналистов Сиена и Хантер. Он вообще здорово недолюбливал прессу. Зато его любимая обожала внимание папарацци. Если они выскакивали из-за угла, чтобы сделать пару неожиданных снимков, она всегда успевала лучезарно улыбнуться и даже поправить прическу, а потом, довольная собой, возвращалась к своим делам. Сиене нравилось читать о себе в газетах, особенно те статьи, что восхваляли ее невиданную красоту и несомненный талант.
Макс поднес к глазам первый сценарий, замявшийся на уголках и в пятнах от кофе. Похоже, творение неизвестного автора успело много попутешествовать, прежде чем попало в его руки.
Перед ним была последняя пьеса молодого сценариста из Оксфорда, которого считали довольно талантливым и прочили успех. Парень хотел, чтобы его пьесу ставил именно Макс, причем непременно на сцене в Стратфорде. Накануне Макс пробежал глазами первый акт и успел заинтересоваться. Теперь он рассчитывал на более тщательное прочтение.
Взяв в руки карандаш, он принялся делать пометки на полях. Текст был хорош. Нет, что там, он был безупречен.
Единственной проблемой был автор, который совершенно не разбирался в коммерции. Его сценарии были талантливыми, но чересчур мрачными и депрессивными, чего не выносила широкая публика.
Макс с удовольствием взялся бы за постановку, но трудно было найти продюсера, который согласится вложить деньги в столь некоммерческий спектакль. Конечно, можно было снимать «по минимуму» и все же сделать постановку, но едва ли на ней удастся заработать денег. Да Максу и не слишком хотелось ехать в Англию, торчать там по меньшей мере четыре месяца, оставив Сиену в Лос-Анджелесе, рядом с богатыми продюсерами и режиссерами, более успешными, чем он. Макс боялся, что за четыре месяца Сиену просто уведут у него из-под носа.
Так что в Стратфорд он не спешил.
Вздохнув, Макс отложил первый текст и взял второй. Это был сценарий типичной романтической комедии, которые так любят американцы. Проект мог иметь успех.
— Макс! — позвал Хантер с первого этажа, где вовсю шла фотосессия. — Спустись на минутку, ладно?
Макс со вздохом встал и спустился вниз.
— Иду. Чего ты хочешь?
Гостиная была превращена в мини-студию. Здесь стояли серебристые зонтики, прожектора, бродили толпы народа. Заправляли действом полный фотограф, одетый в черное с головы до ног (парень давно работал с Лагерфельдом, как сказала Сиена), и немолодая, такая же полная женщина с диктофоном в руке.
Сиена полулежала на диване рядом с Хантером. Похоже, ей все-таки удалось найти фен, так как волосы ее были высушены и уложены в крупные завитки. Она обнимала Хантера за плечо, оба улыбались и болтали, словно пара красивых гламурных близнецов.
Макс ощутил странную тяжесть в груди, словно впереди его ждал подвох.
— Это Джоанна. — Хантер указал на женщину с диктофоном.
Та покивала, принужденно улыбаясь, ее редкие кудельки запрыгали вокруг щек.
— Джоанна хотела задать тебе пару вопросов, — продолжал Хантер. — Нас как раз снимают, так что у нее образовался перерыв.
— Привет, Макс, — проворковала женщина. Ее полные губы двигались, словно пара жирных гусениц, в уголках рта скопилась слюна. — Давай немного поболтаем, может, удастся найти хорошую тему, кто знает. Сиена сказала, у тебя много работы, так что постараюсь надолго не задерживать.
Макс выразительно взглянул на Сиену. Они неоднократно обсуждали этот вопрос. Он не хотел давать интервью и фотографироваться. По уговору статья была посвящена Хантеру и Сиене, и Макс был счастлив, что его не будут терзать журналисты. Ему не хотелось, чтобы его представляли неудачливым режиссером, зависшим в доме щедрого друга и обаявшим его роскошную племянницу ради возможности покрутиться среди сильных мира сего.
— Спасибо за предложение, Джоанна, но вынужден отказаться, — вежливо пробормотал Макс, пытаясь улыбнуться журналистке. Он всегда ненавидел папарацци. Особенно таких жирных и назойливых. — Как справедливо заметила Сиена, у меня много работы. Более того, я не слишком рвусь на страницы глянца и не вижу необходимости, по которой интервью со мной было бы для вас интересно. Прошу меня извинить, я…
— Ты говорила, что он отказался только от съемок, — сказал Хантер Сиене, которая сидела на диване с самым невинным видом.
— Ну да, — хихикнула она. — Идея со съемками была самым спорным моментом, но…
Хантер закатил глаза.
— Сиена! Договаривай!
— Ладно, ладно, — буркнула девушка. — Макс и от интервью отказывался. — Она повернулась к Максу и умоляюще посмотрела на него. Обычно такой взгляд мог растопить даже самое каменное мужское сердце. — Но мне показалось, что он может передумать. Милый, я хочу, чтобы ты принял участие в проекте. Сделай это для меня, прошу!
— Ты считала, что я могу передумать, но ошиблась, — заявил Макс твердо. — И не надо меня уговаривать, это не поможет.
— Но почему нет? — спросила Сиена, стукнув кулачком Хантеру по ноге и даже не заметив этого. — Ведь это будет справедливо. Макс, ты часть моей жизни и лучший друг Хантера. Ты живешь с нами. Если бы Тиффани была сейчас дома, она тоже приняла бы участие в интервью и съемках. Правильно я говорю, Хантер?
— Э-э-э… — невнятно пробубнил тот.
— Сильно сомневаюсь, что Тиффани согласилась бы, — раздраженно сказал Макс, пробираясь среди мотков провода и нагромождений каких-то коробок на кухню, где взял из шкафчика шоколадное печенье «Орион».
Тиффани снималась в Ванкувере, как и предрекал Хантер. Сериал «Команда» сочли удачной идеей и утвердили. Сейчас как раз снимали двенадцатый эпизод.
— Сиена, мы все давно обсудили и приняли решение. Милая, я не буду давать дурацких интервью.
Фотограф, который настраивал яркость вспышки, с одобрением покосился на Макса. Настоящий, уверенный в себе мужик, подумал он. Хотя и жаль немного, что не удастся сделать пару снимков, уж больно хорош типаж — крепкий, широкоплечий, светловолосый.
— Это ты принял решение, а не я, — обиженно заныла Сиена, которая всегда начинала канючить, если что-то шло не по ее сценарию.
— Даже обсуждать не хочу, — сказал Макс, направляясь к лестнице.
— Ах ты!.. — взвизгнула Сиена, бросая ему вслед мягкую диванную подушку.
Ее бесило упрямство Макса, но при этом восхищали его самоконтроль и непрошибаемая уверенность в собственной правоте.
Съемки длились часа три. Фотограф отщелкал уже несколько пленок, но не собирался останавливаться на достигнутом.
Сиена улыбалась в камеру, хотя все еще сердилась на Макса. Впервые в жизни она была влюблена почти до слепоты, и ее избранник был не просто хорошим человеком, но и обладал душевной щедростью, талантом и невероятной красотой. Каждое утро, проснувшись рядом с ним, Сиена задавалась вопросом, как ей удалось завоевать его сердце. Она даже представить себе не могла, что с появлением любимого человека ее жизнь настолько изменится. Она и не думала, что способна на такое всепоглощающее чувство. И теперь ей хотелось поделиться своим счастьем с целым миром, рассказать всем и каждому, как ей повезло.
Неужели это такое преступление?
Сиена была очень расстроена. Она понимала, что Макс далеко не так занят, как пытается изобразить. Неужели ему трудно уделить интервью хоть пять минут? Ну ради нее! Почему мужчины цепляются за свои глупые убеждения, словно их нарушение может поломать им жизнь?
Сиене хотелось увидеть на обложке или страницах издания себя в обнимку с Максом. Лучше в черно-белом. Так был бы ярче контраст между цветом их волос. Ей хотелось, чтобы потом этот снимок увидел весь мир и восхитился бы их прекрасной парой. Словно, запечатленные в журнале, их с Максом изображения и взаимные слова любви еще больше укрепят их союз, как печать в паспорте делает гражданский брак официальным.
И Макс знал, как много это для нее значит. Не мог не знать!
Сноб проклятый! Мистер Занятый-делами-режиссер! Мистер Я-не-ваша-игрушка!
Еще через полчаса Макс вышел из своей комнаты, чтобы перекусить. Осторожно выглянув с пролета лестницы, он увидел, что гостиная пуста. Коробки и провода остались, но съемочная бригада переместилась во двор.
Макс прошел на кухню, чтобы положить себе еды и взять банку колы, и заметил в углу две бутылки из-под шампанского, а также переполненную окурками пепельницу. Насторожившись, он прислушался. Со двора доносились обрывки разговоров и заливистый смех Сиены. Кажется, она была здорово пьяна.
Пройдя через гостиную, Макс вышел на террасу и замер от ужаса.
Сиена, без лифчика, но в юбке, сидела на нижней ветке кипариса, достававшей до земли. Она хихикала, запрокинув голову и едва не падая с дерева. Фотограф торопливо щелкал камерой, прыгая вокруг нее.
А ведь это был «Ю-Эс уикли», а не какой-нибудь «Плейбой»!
Толпа ассистентов и осветителей жадно таращилась на Сиену и подбадривала ее выкриками. Хантера поблизости не было.
— Что здесь происходит?! — взревел Макс, выронив из рук банку с колой.
Смех и выкрики тотчас стихли. Все присутствующие, включая Сиену, уставились на Макса. Девушка радостно взмахнула руками при виде любимого и тотчас повалилась с ветки на траву. Упав, она жалобно пискнула. Стоявший поблизости ассистент фотографа, мальчишка лет восемнадцати, торопливо принялся ее поднимать. Макс видел, что у парня едва ли не слюна изо рта капает при виде обнаженной Сиены Макмаон, чья голая грудь находилась всего в полуметре от его худых пальцев.
Сиена снова расхохоталась, вставая, поэтому не сразу поняла, что атмосфера изменилась. Шампанское играло у нее в голове. Она потерла ушибленную коленку, на которую упала, продолжая хихикать.
— Больно, — пожаловалась она. — Правда, больно!
Макс протянул ей серую футболку, которую стянул с себя через голову.
— Надень немедленно. — Его глаза пылали яростью. — Ты, как всегда, устроила целый спектакль. Нравится быть посмешищем? Где Хантер, черт его возьми?!
Сиена прикрыла грудь футболкой, не надевая ее.
— Он… вышел, — вяло ответила она, замечая наконец всеобщее молчание и напряженные взгляды. — Его фотосессия уже кончилась.
— А твоя, как я понимаю, в самом разгаре?! — рявкнул Макс. — Этим уродам недостает еще пары фоток с сиськами Сиены Макмаон для личных коллекций?
Сиена села на траву и снова потерла коленку. Кожа была содрана в кровь, и только выпитый алкоголь не позволил Сиене заметить это сразу. Она подняла на Макса испуганные глаза, не понимая, чего он так взъелся. Разве она сделала что-то дурное?
— Мне хотелось, чтобы меня сфотографировали возле дома. Здесь же так красиво, — пролепетала девушка.
Фотограф сделал шаг вперед.
— Здесь отличный антураж. Сочные цвета, — извиняющимся тоном сказал он. — Я не снимал грудь вашей подруги. Снимки сделаны со стороны плеча или спины…
— Кто дал тебе слово? — грубо бросил Макс. — Что таращитесь? — пролаял он толпе помощников. — Валите отсюда, все до единого! Съемка окончена!
— Нет, не окончена, — упрямо возразила Сиена, вставая и швыряя футболку Макса на траву. — Да кто ты вообще такой, чтобы указывать мне, что делать? Почему ты считаешь, будто можешь всех судить? Тоже мне судья нашелся!
Даже полуголая, будучи значительно ниже Макса, Сиена в гневе выглядела внушительно. Сексуальная дьяволица, растерянно подумал про себя Макс.
Съемочная бригада столпилась в дальнем углу двора, опасаясь попасть под горячую руку.
— Что такого страшного в обнаженной груди, если она красива? — взвизгнула Сиена. — Ведь мы с тобой пару раз ездили на нудистский пляж, где я загорала топлесс!
— Это разные вещи, — мрачно сказал Макс.
— Да? Почему разные? Потому что на этот раз я буду с голой грудью на страницах журнала? Ты не хочешь, чтобы мою грудь видели читатели? А ведь мне нужно раскручивать фильм, мне нужна реклама, я хочу делать карьеру! Неужели тебе не ясно, что в карьере вся моя жизнь?
Макс хранил тяжелое молчание. Он знал, что имеет право злиться, но не мог сформулировать причину этого гнева. Когда Сиена начинала визжать, как сейчас, он просто терял слова. В такие моменты Макс чувствовал, что его загнали в ловушку.
— Думаю, ваша девушка прекрасна, она имеет право появиться в журнале топлесс, — вставила толстая журналистка, по всей видимости, имевшая зуб на мужчин, а потому вставшая на защиту Сиены.
— Да уж, в сравнении с нашей коровой всякая покажется прекрасной, — прошептал один осветитель другому. Его гадкая шутка имела успех, раздались хихиканья.
— Ах, значит, она имеет право сниматься топлес? — прошипел Макс, прищурив на журналистку глаза. — Думаете, меня интересует ваше мнение?
Глаза Сиены были наполнены слезами. Гнев куда-то испарился, и она чувствовала себя жалкой и беззащитной. Она и раньше снималась без лифчика, будучи моделью, и Макс видел эти фотографии. Никогда прежде он не реагировал так бурно, и Сиена не понимала, почему он ведет себя грубо.
— Ладно, ребята, — дрожащим голосом сказала девушка съемочной бригаде, — он прав, съемка окончена. Спасибо всем за работу.
Смущенные люди стали собирать реквизит, спеша побыстрее убраться из дома Макмаонов. Толстая журналистка презрительно фыркнула в направлении Макса, подав Сиене лифчик купальника.
— Прекрасное было интервью, дорогая, — тихо шепнула она, ободряюще пожав руку девушки. — Не волнуйся, мы пришлем тебе копии снимков, чтобы ты могла принять решение, какие из них публиковать.
— Спасибо, — жалостно сказала Сиена.
Макс стоял молча, полуголый, сложив руки на груди, и смотрел на девушку так, словно никогда не видел ничего гаже. Сиена едва не всхлипнула, глядя на него. Еще бы — мужчинам ведь не запрещено показываться на людях топлес!
Когда почти все люди ушли со двора, Макс медленно повернулся и, не говоря ни слова, вошел в дом. Спустя минуту он вернулся со свитером, бумажником и ключами от машины.
— Куда ты? — спросила Сиена слабым голосом. Внезапно ей стало страшно. Она уже жалела, что кричала на Макса, показывая свой характер. Больше всего ей хотелось, чтобы он подошел к ней и сказал, что по-прежнему ее любит. Даже извинения стали бы лишними.
— Ухожу, — бросил Макс, шагая к калитке.
Сиене хотелось броситься за ним, но она была босой и полуголой, а за открытой калиткой ее могли увидеть соседи.
— Уходишь куда? — беспомощно крикнула она. — Макс, прости меня! Только не уходи, прошу тебя!
Несколько секунд спустя Макс вошел в гараж, быстро завел мотор и выехал на улицу, оставив за собой клубы пыли.
Сиена стояла еще минут десять, пока не приехал Хантер. Он вышел из «мерседеса» с коробкой сандвичей, сияющий и довольный жизнью.
— Сиена, — обеспокоенно сказал он, заметив, что она почти не одета и зареванна. — В чем дело, дорогая? Что случилось, пока меня не было?
Разрыдавшись, девушка бросилась к нему в объятия.
— Макс уехал. Господи, Хантер, надеюсь, он уехал не навсегда?
Макс гнал машину по шоссе на Сан-Висенте, идущему вдоль побережья через Брентвуд, Беверли-Хиллз и восточную часть Голливуда. Мимо проносились дома всех стилей — от дивных насмешек над эпохой Тюдоров и домиков в деревенском стиле до современных бетонных коробок, увенчанных антеннами и тарелками, со множеством гигантских окон, сверкавших на солнце. Вдоль шоссе росли лимонные и апельсиновые деревья с мелкими яркими плодами, во дворах были разбиты цветочные клумбы. Под солнечными лучами цвета казались насыщенными, сочными, словно воспевали торжество жизни.
Но Макс едва ли замечал буйство красок. Его раздолбанная «хонда» натужно выла, в окна врывался свежий ветерок. Макс испытывал к своей машине противоречивые чувства, смесь нежности и стеснения от ее потрепанного вида.
Макс был взбешен и подавлен одновременно. Он злился на Сиену и на себя.
Макс изо всех сил ударил кулаком по приборной панели. От резкого удара стрелки всех циферблатов заходили ходуном.
Ну почему он потерял над собой контроль, вместо того чтобы просто спокойно выставить съемочную бригаду вон и объясниться с Сиеной? Какая разница, прав он был или не прав! Он всегда умел избегать конфликтов, но когда дело доходило до разборок с любимой женщиной, совершенно выходил из себя.
В висках стучала кровь, в голове крутились обрывки разговора с Сиеной. Выругавшись, Макс так резко крутанул руль, что машину занесло. Заднее колесо зашуршало в опасной близости от придорожной канавы. В зеркале заднего вида Макс увидел пожилую домохозяйку, стоявшую у зеленой изгороди. Она покрутила пальцем у виска.
Глупая кляча! Макс был сыт по горло придирчивыми богатыми женщинами, которые непрерывно в чем-то его обвиняли.
«Если бы я добился успеха, — думал он с горечью, — все могло сложиться иначе. Если бы я снял удачный фильм, завоевав уважение в киномире, и добился славы и денег! Впрочем, — оборвал себя Макс, — какая связь между славой и кучкой паразитов из глянцевых изданий, вроде тех, что сегодня пялились на полуголую Сиену?»
Макс снова выругался, грязно и витиевато, заочно осыпав ругательствами и Сиену, и журналистов из «Ю-Эс уикли». Ему необходимо было выпить.
Глянув по сторонам, Макс с удивлением понял, что достиг Уилшира. Часы на приборной панели показывали половину четвертого. Вваливаться в ближайший бар и нализываться до поросячьего визга было слишком рано. Впрочем, если он доберется до какого-нибудь придорожного отеля и зайдет в крохотную забегаловку поблизости, никто не обратит на него внимания.
Выкрутив руль влево, Макс съехал с шоссе на проселочную дорогу. На повороте стоял щит с улыбающейся Сиеной — реклама линии «Мажинель». Метрах в пятистах располагался довольно крупный отель «Мондриан». Макс поцокал языком. Судя по всему, это был знак. Плевать, что сюда приезжают не затем, чтобы надраться.
Пять минут спустя, передав ключи и пару долларов парковщику, больше привыкшему, пожалуй, к новеньким «феррари» и «астон-мартенам», Макс прошел через вестибюль в сторону бара.
К шести часам такие бары обычно заполнялись любителями выпить, агентами, начинающими актерами и прочим голливудским сбродом. К восьми двери переполненного заведения закрывались для всех, кроме самых красивых женщин и известных личностей, которым случалось останавливаться в отеле и проезжать мимо.
Однако в такое раннее время в баре не было почти никого, кроме самого Макса и нескольких случайных посетителей — загорелой семейки из Пенсильвании (судя по говору) и троих немецких бизнесменов, что вовсю заигрывали с хорошенькими официантками в саронгах.
Макс устало сел на стульчик, представлявший собой огромную подушку-переросток на деревянных ножках, и оглядел бар. Стены были увешаны фотографиями знаменитостей в обнимку с шеф-поваром ресторана и барменами.
Макс заказал яблочный мартини.
— Не слишком ли крепко для такого времени суток? — поинтересовалась спустя полчаса темноволосая официантка, поставив перед Максом пятнадцатую порцию. Она издалека наблюдала, как симпатичный парень хлещет мартини, словно это был сок.
— Хм, — Макс обезоруживающе улыбнулся, блеснув белыми зубами, — я тоже крепок, так что не беспокойся. — Он уже был изрядно пьян. — Принеси сразу три порции, чтобы не бегать. Неужели настоящий мачо не может хорошенько надраться? Или в вашем баре это дурной тон?
— Плохой день? — сочувственно спросила девушка, ставя на столик соленые орешки и забирая уже пустой стакан.
Макс мотнул головой:
— Я бы сказал иначе. — Он хохотнул и хлопнул ладонями по подушке. Ему никак не удавалось разглядеть лица официантки, потому что солнце из окна подсвечивало ее сзади. Макс прищурился. — Плохой год, крошка. И вообще жизнь не удалась.
— Да брось! — Девушка скептически подняла брови. — Наверняка не все так ужасно, как ты говоришь. Ты красив, здоров — по крайней мере с виду, — и у тебя явно хватает денег на выпивку. Бывает и хуже.
Макс нетвердой рукой взял очередной стакан с мартини и ухмыльнулся. Официантка сходила к барной стойке за следующей порцией. Когда она наклонилась, чтобы поставить ее перед Максом, ее тень упала ему на лицо, ненадолго загородив солнце. Теперь он мог рассмотреть девушку получше. У нее оказался плоский загорелый животик, видневшийся между саронгом и фирменной майкой.
Макс был удивлен, испытав желание лизнуть эту полоску кожи.
Черт, он явно перебрал!
— Зови, когда допьешь, — сказала девушка с улыбкой и направилась к весело гомонящим немцам.
Макс прикрыл глаза, пытаясь определить, насколько он пьян; когда он снова открыл их, перед ним маячила другая нимфа в саронге, на сей раз блондинка с огромной грудью, высокой и круглой, словно два мяча.
Нимфа трясла его за плечо.
— Сэр, очнитесь, сэр.
Макс взглянул ей в лицо. Черты расплывались. Он ощутил легкий спазм в животе, и на него накатила тошнота.
— Сэр, вы сидите здесь уже два часа. Боюсь, я вынуждена спросить, в состоянии ли вы оплатить свой счет. Кажется, вы заснули на целых полчаса. Будете пить дальше или расплатитесь?
Макс потер глаза и снова попытался сфокусировать взгляд на официантке. Ничего не выходило: стены бара вокруг слегка покачивались, девушка двоилась. Глянув в окно, Макс увидел бассейн и лежаки вокруг. Сосчитать их в его состоянии было нереально.
Он вздохнул, понимая, что безобразно пьян, хотя и умудрился каким-то образом проспать целых полчаса. Оставалось напиваться дальше.
— Еще один мартини, — буркнул Макс, вытащив из кармана бумажник и показав его содержимое официантке. — Ангелочек, может, составишь мне компанию? Как тебя зовут? Я — Макс.
Девушка улыбнулась. Сидевший перед ней парень был, безусловно, хорош собой. Больше того, она была уверена, что видела его фото в каком-то журнале. Быть может, это актер? Или продюсер?
В таком случае, рассудила девушка, знакомство с ним — отличный шанс.
— Меня зовут Камилл. — Она протянула руку, наклоняясь вперед и заглядывая Максу в глаза. — Но нам запрещено сидеть с гостями бара. Увы. Давай, я принесу тебе твою выпивку.
Макс на секунду задержал руку официантки, словно надеясь, что это остановит покачивание стен вокруг. Разглядев наконец ее лицо, он пришел к выводу, что хорошенькие, пропорциональные черты — заслуга хирурга. Возможно, грудь тоже из силикона.
Когда он только переехал в Калифорнию из Англии, то думал, что красивые лица, окружавшие его, — не что иное, как природный дар. Но чем больше времени он проводил в Голливуде, тем быстрее развеивались его наивные предположения. Макс лично знал нескольких юных актрис, которые откладывали каждый цент на операцию, а затем появлялись на публике с полностью или частично переделанными лицами. Они меняли форму носа, делали липосакцию, увеличивали грудь и ягодицы, наращивали волосы и ногти. Один Бог знает, кто из них был по-настоящему красив, а кого перекроили опытные руки пластиков. Постепенно, впрочем, Макс научился отличать работу хирурга от натуральных черт. Сейчас перед ним было типичное «перекроенное» лицо.
В любой другой день Макс и взгляда не бросил бы на девушку вроде Камилл. Но опасная комбинация из мартини, огромных сисек и злости на Сиену сделали невозможное: Камилл Максу понравилась.
— Мне нужно возвращаться к работе, — хихикнула девушка, пытаясь отнять у Макса руку.
— Ты слишком хороша собой, чтобы работать в подобном месте, — польстил ей Макс. — Ты, случаем, не актриса? Или, может, модель?
— И то и другое, — ответила официантка, задрав нос. Она знала себе цену. — А ты чем занимаешься?
— Режиссурой, — сказал Макс и даже в своем пьяном состоянии заметил жадный блеск в глазах Камилл.
Должно быть, решил он, бедняжка увидела в нем свой шанс. Если бы она знала, насколько он неудачлив в работе, то никогда не посмотрела бы на него дважды.
— Слушай, — заговорщицким тоном сказала девушка. — Моя смена заканчивается в одиннадцать. Если захочешь, — она наклонилась и провела длинными пальцами Максу по шее, отчего у него встали дыбом волоски на руках, — мы можем придумать что-нибудь поинтересней мартини. Поболтать, к примеру.
— Звучит многообещающе. — Макс хищно оскалился.
Пожалуй, именно подобного предложения ему и не хватало.
Сиена сидела на диване, поджав под себя ноги. В руках у нее был огромный рожок мороженого. На ней были пижамные штаны и огромный вязаный свитер Хантера. На ногах — светлые носки Макса, которые были ей велики. Укладка свалялась, макияж был смыт слезами и не слишком аккуратно стерт молочком. Веки покраснели и опухли.
— Ты очень красивая, — утешительно сказал Хантер, выходя из кухни с телефонной трубкой. Он почти два часа говорил с Ванкувером, где находилась Тиффани. — Что ты смотришь?
Сиена подвинулась на диване, освобождая для него место перед телевизором. Хантер по-братски обнял ее за плечи.
— Сериал про ведьм, — всхлипнула Сиена и откусила мороженого.
— Дурацкий.
— Кто бы говорил!.. — хмыкнула она. — Ты же сам снимаешься в сериалах. В таких же дурацких. — Взглянув на Хантера, Сиена заметила, что он помрачнел. — Ой, прости, я не хотела тебя обидеть! Твой «Советник» во сто крат лучше этого сериала, честное слово! И мне он совершенно не нравится, просто я пытаюсь немножко отвлечься. Смотри, уже ночь, а Макса все нет. Куда он мог поехать?
Хантер погладил племянницу по плечу. Он чувствовал себя не в своей тарелке, когда она плакала, хотя Сиена ругалась с Максом довольно часто. Всякий раз, когда Макс, разозлившись, хлопал дверью, Сиена с ужасом вопила, что он больше не вернется. Это напоминало Хантеру его самого, когда речь заходила о Тиффани. После каждой ссоры Сиена погружалась в какой-нибудь сопливый сериал с глупыми шутками и долго шмыгала носом. Для такой упрямицы и нахалки, как она, это было удивительное поведение, выдававшее ранимую натуру.
— Ты же знаешь Макса, он такой упрямый, — сказал Хантер. — К тому же он гордый до невозможности. Думаю, он решил переночевать в каком-нибудь захудалом отеле, жалея, что погорячился, и ругая себя на все корки. Но ведь он никогда не звонит, чтобы извиниться, ты же его знаешь.
— Да, он очень гордый. Но в этот раз все как-то… неправильно. Я очень переживаю за него. — Сиена жалобно шмыгнула носом.
Она знала, что говорит. Ведь Хантер не видел лица Макса, когда тот садился в свою «хонду». Таким обезумевшим Сиена никогда его прежде не видела.
— Слушай, ты уже третий рожок мороженого съела, — поддразнил Хантер, пытаясь перевести тему. — Неужели от мороженого тебе становится лучше?
Сиена вяло улыбнулась:
— Просто ты мужчина и ничего не понимаешь в мороженом.
— А, ну да, — хмыкнул Хантер и потрепал Сиену по волосам.
— Как дела у Тиффани? — спросила девушка, пытаясь заинтересоваться хоть чем-то, помимо исчезновения Макса. — Весело ей в Ванкувере?
— Да уж. — Губы Хантера расползлись в счастливой улыбке при упоминании любимой. — Ванкувер, правда, не особо ее пленил, но съемки нравятся. Тиффани говорит, это мертвый город. Зато съемочная бригада на высоте. Простые и приятные люди. — Он вздохнул. — Я скучаю по ней.
— Это заметно, — сказала Сиена. Она все равно немного ревновала Хантера к Тиффани.
— Ладно, пойду спать. — Хантер встал. — Что-то я измотался. Если у тебя есть хоть частица здравого смысла, ты последуешь моему примеру. Поверь, Макс прибежит, поджав хвост, раньше, чем ты откроешь глаза.
Он подал Сиене руку. Девушка встала и благодарно обняла друга. Ни один человек на свете не умел так утешить ее, как Хантер.
— Хорошо, пойду лягу. — Она выключила телевизор и бросила пульт на диван. — Думаю, ты прав насчет Макса.
Хантер погладил ее по спине и чмокнул в лоб, словно в детстве.
— Конечно, я прав. Остается только дождаться утра и убедиться в этом.
Макс сел в постели, обливаясь ледяным потом.
Христа ради, что он натворил?
Он попытался восстановить в памяти события предыдущего вечера. Он продолжал нализываться в баре отеля, пока Камилл не сдала смену. К тому моменту он был уже в столь невменяемом состоянии, что не смог бы сесть за руль, даже если бы попытался. К тому же Макс не желал, чтобы воодушевленная знакомством официантка видела его раздолбанный автомобиль. К тому моменту, когда они вышли из бара, он сумел убедить девицу, что достаточно успешен и занимается проектом, который принесет ему немало денег. Пришлось соврать, что он живет на другом конце Малибу, лишь бы Камилл не стала проситься в его «шикарный особняк».
Но какого черта он потащился к ней домой?
Макс не знал, в чем состояла причина доверчивости Камилл. То ли он так воодушевленно врал, то ли она была просто глупа. Теперь ему было стыдно, что он бессовестно ее обманул.
Сейчас Камилл лежала рядом с ним, ее взлохмаченная голова покоилась на подушке, набитой ароматными травами, обнаженное тело не прикрывала даже простыня, лицо было удовлетворенным.
— В чем дело? — сонно спросила девушка, коснувшись пальцами голой спины Макса. — Ты куда?
— Боже! — Он пулей выскочил из постели и принялся натягивать трусы и брюки. — Прости, я… мне нужно домой.
— Что, прямо сейчас? — Она слегка нахмурилась, разочарованная. — Ты же сказал, что останешься на весь день и мы позавтракаем вместе. Ты же без машины. Не хочешь же ты брать такси до Малибу? Это так далеко.
— Я… не поеду в Малибу, — просто ответил Макс, слишком захваченный чувством вины и паникой, чтобы щадить чужие чувства.
Он застегнул ширинку и озирался в поисках носков и ботинок.
— Как это не поедешь? — Теперь Камилл сидела на постели.
Макс заметил, что ее силиконовая грудь ни на миллиметр не спустилась ниже, словно была приклеена. Похоже, хирург взял немного. Вспомнив прекрасную, естественную грудь Сиены, Макс едва не расплакался от досады. Что он натворил!
— Слушай, мне действительно жаль, — резко сказал он. — Я врал. Я вовсе не миллионер и не богатый голливудский режиссер. У меня нет дома в Малибу.
Рот Камилл некрасиво приоткрылся, хотя зубы были безупречны. Глаза превратились в две злые щелочки. Похоже, именно таким образом взгляд голливудских актрис становится столь тяжелым. Слишком часто их используют и обманывают на пути к славе парни вроде Макса.
— Я знаю, что ты скажешь. Я ублюдок. Ты совершенно не заслуживала моей лжи, — признал Макс, хватая ботинки и яростно их натягивая. — Более того, я не одинок. Дома меня ждет любимая женщина.
Он с трудом заставил себя поднять на Камилл глаза. Она смотрела на него с ненавистью и презрением.
— Прости, детка, но мне нужно ехать.
— Да пошел ты, урод, — тихо сказала Камилл, быстро заворачиваясь в простыню.
Через несколько секунд за Максом беззвучно, как-то виновато закрылась дверь. Камилл до крови прикусила губу и зажмурила глаза.
Проклятый ублюдок! Проклятый, проклятый ублюдок!
Макс вышел на улицу. Прохладный ветер ударил в лицо, приводя в чувство. Только теперь он осознал всю глубину своей низости.
Макс торопливо шел в направлении Голливудского бульвара, надеясь, что мимо проедет такси. Он не знал, куда ехать.
Обратно к Сиене? Милой, бесценной, нежной Сиене, которую он так жестоко обманул? К Сиене, которая, должно быть, еще спала, улыбаясь во сне.
Доверчивая, честная Сиена…
Макс не мог вернуться. У него не было сил и смелости признаться ей в том, что он натворил.
Идиот чертов! Ревнивый придурок, неспособный уследить за собственным членом, когда глаза застилает ярость!
Господи, почему он не может быть таким же терпеливым и честным, как Генри? Неудивительно, что судьба не подкидывает ему хороших шансов. Он, Макс, попросту их не заслужил. Он обманул доверие женщины, которой тоже не заслуживал.
Максу хотелось кричать и рыдать, но слез не было, а голос не слушался.
Он беспомощно огляделся в поисках такси. Ему хотелось убраться подальше от Камилл.
— Такси! — выкрикнул он, завидев старую машину с шашечками.
Мексиканец, сидевший за рулем, притормозил. Макс забрался на заднее сиденье прокуренной машины.
— Отвезите к пляжу.
Ему хотелось искупаться и смыть с себя следы чужих объятий, а после уснуть прямо на песке, чтобы выветрились остатки алкоголя. После этого Макс планировал хорошенько подумать над тем, что он скажет Сиене.
Он решил ни в чем не признаваться. Мысль о том, что он может потерять Сиену, занозой саднила в сердце. Макс знал, что она никогда не предала бы его так, как это сделал он. Макс поклялся всем самым дорогим, что посвятит остаток своей жизни попыткам сделать Сиену Макмаон самой счастливой женщиной на свете.
Сиена спала так крепко, что даже не заметила, как Макс воровато вошел в спальню и скользнул под одеяло. В полусне она почувствовала, какие холодные у него ноги, и только поэтому открыла глаза.
Похоже, Макс успел принять душ и почистить зубы, потому что от волос его пахло шампунем, а запах алкоголя перемешался с запахом зубной пасты.
Глянув на часы, Сиена отметила, что они показывают пять тридцать утра.
— Прости, милая, — прошептал Макс, обнимая ее. — Прошу, прости меня.
Сиена была так счастлива его возвращению, что тотчас прижалась всем телом, подставляя макушку поцелуям. Она с нежностью потрепала влажные волосы Макса и коснулась лица, словно желая убедиться, что он действительно реален.
— И ты меня прости, — сказала она виновато. — Я так сильно люблю тебя, Макс.
— Я знаю, любимая, — ответил тот, и его голос дрогнул. — Я знаю это.
Генри Аркелл провел большую часть дня в аэропорту Пабло Руис Пикассо, что в Малаге. Аэропорт был забит британскими туристами, приезжавшими отдохнуть на выходные, у терминала топтались обвешанные сумками мамаши с совершенно неуправляемыми, крикливыми детьми. Некоторые из них пытались подремать в пластиковых креслах в ожидании рейса, но суетливые отпрыски не давали им ни минуты покоя. На измученных мужей этих женщин с видимым сочувствием взирали одинокие пассажиры с небольшими дорожными сумками. Бары были забиты отдыхающими, которые посасывали теплое испанское пиво, пытаясь охладиться, и с кем-то лениво переговаривались по мобильным.
Генри тоже ждал, пока приземлится его самолет и объявят посадку. Лицо выражало отчаяние и одновременно решимость. По приезде домой он собирался обо всем рассказать Маффи. Откладывать разговор дальше не было смысла.
— Прошу прощения за задержку, — сказал служащий аэропорта, протягивая Генри посадочный талон. — Ваш самолет вот-вот сядет, так что ждать осталось недолго.
По крайней мере до Малаги и обратно Генри летел за счет Гэри Эллиса. Да еще и бизнес-классом.
Пройдя наконец в самолет, Генри, не раздумывая, принял из рук стюардессы бокал ледяного шампанского. Праздновать было нечего, но Генри решил сполна получить все радости полета за чужой счет.
— Хотите, я повешу ваш пиджак, сэр?
— Да, будьте любезны. — Он скинул изрядно пропитавшийся потом твидовый пиджак в руки стюардессе.
Генри прилетел в Испанию накануне, скормив не слишком любопытной жене байку о некой выдуманной конференции, посвященной торговым пошлинам в рамках Европейского сообщества. Маффи даже не удивилась тому, что мужа могут интересовать какие-то пошлины и квоты.
Из аэропорта Генри поехал на встречу с Гэри Эллисом, проживавшем, как выяснилось, в огромном особняке, выложенном розовым камнем и являвшим собой верх безвкусицы.
— Генри, рад встрече! — воскликнул застройщик самым довольным тоном. Он тепло приветил гостя, проводив к бару у бассейна, прятавшемуся между пальм.
На Гэри были только шорты-бермуды лимонного цвета, над которыми вывешивался вниз дряблый, хотя и загорелый живот. Между зубами хозяина была зажата неприкуренная сигарета, которую он по-дурацки перекидывал жевательными движениями из одного угла рта в другой. Но даже в таком нелепом виде Эллис выглядел акулой бизнеса, воротилой с бульдожьей хваткой, способным разжевать конкурента и выплюнуть с той же легкостью, что и свою сигарету.
Генри пожалел, что оделся столь официально, когда Гэри Эллис небрежно заметил:
— Сними пиджак, а то тепловой удар хватит.
Хозяин развалился на лежаке из розового пластика, весело поглядывая на Генри. Рядом немедленно возникла служанка с подносом, на котором стояла бутыль ледяной воды и стаканы. Эллис кивнул на поднос, предлагая гостю взять один стакан.
— Плесни себе немного, остынешь.
Генри послушно взял стакан, набитый гладкими кубиками льда, и заполнил его водой. Он страшно нервничал, и постукивание льдинок о стенки стакана выдавало дрожание рук. Генри был напряжен и одновременно унижен. Гэри, наоборот, был расслаблен и доволен собой.
— Что ж, мистер Эллис, — заговорил Генри деловым тоном. — Я приехал, чтобы выслушать ваше предложение. Буду рад узнать, в чем оно состоит.
— Генри, ради Бога! — добродушно рассмеялся Эллис. — Ты же только что приехал. И к чему этот официальный тон?
Эллис знал, что гость его недолюбливает, и это чувство было вполне взаимным. Ему не нравилось в Генри Аркелле все, начиная с аристократических манер и заканчивая тем, что этому сухарю досталась красивая женушка.
Впервые оказавшись на ужине у Кристофера Уэллзли и Каролин Беркли, Гэри Эллис возжелал стать вхожим в круг их знакомых. Презирая их аристократические замашки, он втайне стремился стать для них нужным, даже необходимым. Он не забыл, с какой иронией смотрел на него Аркелл на упомянутом ужине. А с каким презрением он отверг предложение по покупке своей обожаемой фермы! В тот вечер Гэри чувствовал себя собакой, недостойной лизать ботинки сановных особ.
Что ж, теперь эти ботинки носил он сам и желал извлечь из этого максимальную выгоду. Пускай Генри Аркелл лижет ему подошвы и с волнением ждет подачки.
Месяц назад Эллис узнал о финансовых трудностях Аркеллов и тотчас решил действовать. Конечно, им двигала не только месть, хотя и она обещала стать сладкой. Прежде всего Эллис был бизнесменом, а потому потирал руки в предвкушении лакомого куска в виде фермы и имения Генри Аркелла.
Была у Гэри и другая цель. Он частенько вспоминал хорошенькую миссис Аркелл, застенчивую, неглупую, с ярким девичьим румянцем и чудесной фигуркой. Как было бы здорово, думал Гэри, отнять у ублюдка Аркелла не только земли, но и жену. Разумеется, если представится такая возможность, — долги и трудности не укрепляют брак и подтачивают даже самые крепкие отношения.
Будучи талантливым дельцом, Гэри изображал само гостеприимство, желая, чтобы Аркелл поглубже заглотнул наживку. Игра предстояла крупная и, что скрывать, азартная, но на руках у Эллиса были все козыри.
Глядя на напряженную фигуру гостя, он указал на соседний лежак. Генри сел и неловко свел колени вместе, отчего они оказались почти под подбородком. Идеальное положение жертвы.
— Что ж, раз ты так спешишь, перейдем к делу. — Эллис улыбнулся и выплюнул в пепельницу сигарету. — Я хочу выкупить все.
— Все?! — Генри заметно побледнел, капли пота на лбу стали вдвое крупнее. — Хочешь сказать, все земли? Всю ферму? Я полагал… раньше ты говорил о частичной продаже.
— Условия изменились. — Гэри шумно отхлебнул из стакана воды, рыгнул и улыбнулся.
— Прошу прошения, но это невозможно, — тихо сказал Генри Аркелл.
— Нет? — Эллис удивленно поднял брови. — Тогда чего ж ты приехал?
Генри молчал.
— Я бы построил на твоих землях прекрасный клуб для гольфистов. — Тон Эллиса стал жестким. — Соглашайся или пожалеешь. Предлагаю два шестьсот.
Два миллиона шестьсот тысяч! Земли Аркеллов стоили гораздо меньше. Цена Эллиса была втрое выше номинала. Такая уйма денег могла решить все проблемы Аркеллов и вдобавок обогатить их.
Но гольф-клуб? Да отец и дед Генри перевернутся в собственных могилах, если он продаст земли под гольф-клуб!
Генри чувствовал, как под рубашкой сбегают вниз капельки пота, и с несчастным видом смотрел на собственные колени. Почему проклятый ублюдок не предложил меньшую сумму? Тогда можно было бы горделиво отвергнуть предложение и уйти. Почему Эллис не предложил какие-нибудь жалкие крохи, насмешку над истинной ценой фермы? Больше двух с половиной миллионов, это же надо! Потрясающее своей щедростью предложение даже для такого крупного застройщика, как Эллис. Он, Генри, будет идиотом, если откажется.
— Мне нужно посоветоваться с женой.
— Согласен, — кивнул Эллис. — Но предложение останется в силе всего сорок восемь часов. Ничего личного, — добавил он, с наслаждением видя, какой ужас мелькает в глазах гостя. — Сам понимаешь, дело есть дело. Мне предлагают земли всего в сорока милях от твоей фермы. Разумеется, твоя земля мне нравится больше, но упускать выгодное предложение просто из сочувствия к твоему положению я не намерен.
Этот разговор состоялся менее шести часов назад. Теперь Генри сидел в прохладном салоне «боинга» и наливался спиртным. Он все еще не знал, что предпринять, и тем более — как открыться Маффи.
Она встретила мужа в Лутоне, одетая в синие брюки и один из его старых вязаных свитеров. Маффи почти никогда не покупала себе обновок, потому что не слишком любила шопинг, а в последнее время и подавно. Она привыкла довольствоваться малым, делать лишь самые необходимые покупки, а на прошлой неделе с гордостью сообщила мужу, что начала использовать чайные пакетики дважды и собирать оберточную бумагу от подарков. Генри оставалось лишь горько улыбнуться.
Пока он шел через зал прилета навстречу Маффи, сердце его сжималось от боли и нежности. Генри было стыдно, что он не способен обеспечить любимую женщину и детей. Он так и не привык к тому, что приходится отказывать малышам в подарках, если они выбирались в город или на ярмарку.
— Как прошла конференция? — спросила Маффи, выдирая из рук Генри одну сумку и игнорируя его протесты. — Что-нибудь полезное услышал?
Поначалу Генри даже не ответил, и тогда Маффи остановилась и взглянула ему в лицо. Он был бледным и мрачным. Маффи поняла: творится что-то неладное.
— Генри, дорогой, — заботливо сказала она, — расскажи, что случилось? Ты должен мне рассказать.
Он рассказал. Прямо в аэропорту, в гулком зале прилетов.
Никогда еще дорога до фермы не казалась Генри такой долгой и мучительной. Жена не закатила истерику, не кричала и не плакала. Целых двадцать минут, не выпуская сумок из рук, Генри описывал Маффи положение дел на ферме, о долгах и налогах, о грядущем разорении, о мучительных и бесплодных попытках Ника Франкеля как-то помочь, а затем о предложении Гэри Эллиса.
Маффи слушала молча, не перебивая, глядя мужу в глаза. Точно так же молча она заплатила за парковку и открыла багажник, чтобы убрать сумки, только настояла на том, что сама сядет за руль. Еще двадцать минут Генри униженно извинялся за молчание и за то трудное положение, в которое поставил семью. Лишь когда поток его излияний иссяк, после долгой паузы заговорила и Маффи.
— Я не понимаю одного, — сказала она очень тихо, неотрывно глядя на шоссе. — Почему ты ничего не говорил? Ты молчал несколько месяцев. Почему?
— Господи, я не знаю! — Генри обхватил голову руками и стиснул виски. — То есть не так. Я знаю. Я должен был тебе признаться. Наверное, я надеялся, что ситуация прояснится и ты никогда не узнаешь, в каком трудном положении мы находились. Мне казалось, что все наладится.
— Наладится? Каким образом? — Теперь в голосе Маффи зазвучал гнев. — Как ты собирался выкручиваться?
— Да не знаю я! — В который раз за день Генри уставился на собственные колени, которые постепенно начинал ненавидеть.
— Но почему ты хотел решать проблемы в одиночку? Я думала, мы партнеры. Думала, мы должны друг другу доверять.
— Так оно и есть! — воскликнул Генри.
Маффи взбешенно глянула на него.
— Брехня! Ты лгал мне с самого Рождества! Похоже, ты не доверяешь мне!
— Это неправда, я тебе не лгал. Я скрывал истинное положение вещей, потому что хотел защитить тебя от переживаний. — Генри осторожно коснулся бедра жены, но она не удостоила его взглядом. Маффи кусала губы, чтобы не зареветь, и пыталась думать только о дороге.
— А Макс знает? — неожиданно спросила она. Ей вдруг показалось, что поступок мужа станет еще более ужасным, если окажется, что он открылся постороннему человеку.
— Нет, — ответил Генри. — Как ты могла такое подумать? Я почти не разговаривал с ним с Рождества. Разумеется, он знает, что у нас финансовые трудности, но не более того. К тому же у Макса ни гроша за душой и полно собственных проблем. Сейчас для него единственная отдушина — Сиена Макмаон. — Генри виновато свел брови на переносице. — Милая, не знаю, что и сказать… мне очень жаль, искренне жаль, что я держал тебя в неведении. Но теперь ты все знаешь. Нам нужно принять решение.
— Ага, так теперь ты говоришь «нам»! — рявкнула Маффи. Она изо всех сил пыталась держать себя в руках, но гнев и обида кипели в ней, словно в раскаленном котле, желая вырваться наружу.
Конечно, Маффи понимала, что Генри руководствовался пусть глупыми и наивными, но все же добрыми побуждениями. Но ведь с того момента, как судьба земли и фермы стала ясна, прошло немало времени. Он мог уже тысячу раз во всем признаться, но не сделал этого. Даже не попытался! А теперь он сидит, смотрит на нее с мольбой и ждет ответа, словно за какой-то час можно осознать всю глубину разверзшейся пропасти и принять решение.
Остаток дороги оба молчали — Генри был слишком придавлен чувством вины, а Маффи — от расстройства. Приехав домой, оба постарались вести себя, словно ничего не случилось, играя роль довольных жизнью родителей для собственных детей. В девять пятнадцать, уложив наконец детей, Маффи спустилась в гостиную.
Генри в гостиной не было. Зайдя на кухню, она обнаружила его возле плиты, на которой грелось молоко. Вся фигура Генри являла собой отчаяние и тоску. Подойдя к мужу сзади, Маффи обняла его за талию. Генри тотчас обернулся и крепко прижал ее к себе, переполненный благодарностью за то, что жена его прощает.
— Давай я послежу за молоком, у тебя оно подгорит. — Маффи высвободилась из объятий и сняла с плиты кастрюльку.
— Да, я что-то задумался.
Генри сел за стол, выставив на скатерть две чашки на блюдцах и пачку какао. Маффи разлила молоко по чашкам, поставила кастрюльку в раковину и автоматически залила ее моющим средством. Затем она села напротив мужа, который насыпал в молоко какао.
— Маффи, прости меня, — пробормотал он, поднимая глаза и протягивая ей руку.
Женщина потрепала мужа по волосам и вложила свою ладонь в его руку. На кухне царил полный разгром, еще несколько часов назад она служила плацдармом для военных действий мальчишек и мастерской для юной художницы Мэдди. Повсюду валялись плевательные трубочки, горох и кукуруза, непросохшие картинки и краски. Маффи обвела кухню взглядом, но не испытала никакого раздражения. Наоборот, ее сердце наполнилось гордостью за своих детей. Она сама много лет назад обустроила кухню, отскребла паркет и оттерла покрытые вековой пылью подоконники, развесила уютные лампы в каждом уголке. Здесь современная варочная панель соседствовала с небольшой печуркой, в которой Маффи и дети обжигали глиняные фигурки и подставки под цветы. Занавески на окнах и кухонные принадлежности были красными, яркими, делавшими кухню уютной даже в самый дождливый и серый день. Кухня, по сути, была сердцем замка, самым излюбленным местом для веселья детей и Маффи.
Она снова обвела взглядом помещение, уже зная, какое решение примет.
— Перестань извиняться, — прошептала Маффи мужу. — У тебя такой тон, словно ты защищаешься от меня, а это глупо. Тем более что у нас есть дела поважнее, чем повторять глупые извинения. Нужно искать выход, ты же понимаешь.
— Это значит, что ты решила послать Эллиса подальше? — спросил Генри, глядя жене в глаза.
— Конечно, мы пошлем его подальше, — ровно сказала Маффи. — Говнюк превратит нашу ферму в гольф-клуб только через мой труп! Надеюсь, и через твой тоже.
Генри пересел поближе и прислонился лбом к голове жены. Он гордился ею, как никогда. И любил сильнее, чем когда бы то ни было.
— Тогда нас ждут большие неприятности, — почти с удовлетворением сказал он. — Если мы не достанем семьсот пятьдесят тысяч в ближайшие пару недель, все равно придется продать земли. И возможно, за сумму, которая будет ниже цены Эллиса втрое.
— Я знаю. Я прекрасно все понимаю. Но мы что-нибудь придумаем, обещаю. Разве у нас бывали трудности, с которыми мы не могли справиться?
Настроение у Сиены было великолепное.
Она вышла из кофейни в Брентвуде со стаканчиком ледяного чая в одной руке и шоколадным кексом в другой и зашагала через дорогу к газетному киоску.
Стояло раскаленное воскресенье, а впереди ждало множество приятных развлечений — посещение салона, парикмахерской и поход за покупками с подругой.
Накануне к Сиене приехала Инес, редкий и дорогой гость. Модель согласилась провести в Лос-Анджелесе целый уик-энд, но так вымоталась за время перелета, что теперь отсыпалась в отеле. Сиена решила не тормошить бедняжку и сбегать за прессой, пока та приходит в себя.
Скупив все новые номера газет и журналов, девушка собиралась вернуться за Инес и потащить ее развлекаться на полную катушку. Больше всего обеих прельщала возможность прошвырнуться по магазинам.
Подойдя к газетной стойке, Сиена уставилась на свежие номера «Ю-Эс уикли», «Стар», «Хелло!» и «О'кей!». На обложке одного из журналов, относившихся к желтой прессе, красовался раздевающийся Том Круз, застигнутый журналистами на озере. Усмехнувшись, Сиена взяла журнал в руки и принялась искать посвященную забавному казусу статью.
Как уже было сказано, настроение ее зашкаливало за отметку «отлично». Виной тому были даже не солнечная погода или приезд лучшей подруги. «Блудная дочь» совершенно неожиданным образом получила самые лучшие отзывы критиков. Фильму прочили минимум пять номинаций на «Оскар», включая заглавную женскую роль, исполненную Сиеной. Мюллер и Марша были в восторге.
Но даже не это было причиной великолепного настроения Сиены. Ее отношения с Максом наладились и перешли в разряд идеальных. Последние несколько недель он вел себя, как ангел, словно кто-то одним взмахом волшебной палочки лишил его способности ревновать и осуждать свободолюбивый нрав любимой. Макс стал нежным и внимательным, но не в стиле бывших ухажеров Сиены, готовых по первому требованию нести ей кофе в постель. Макс вел себя по-мужски, но был предупредительным и терпеливым, чего раньше за ним не водилось. Теперь Сиене было даже забавно вспоминать, как она напугалась его вспышки гнева в день съемки для «Ю-Эс уикли». С того дня он изменился до неузнаваемости.
Может, у него было время подумать и правильно расставить приоритеты?
Что бы ни было причиной разительной перемены. Сиена чувствовала себя счастливой и еще более влюбленной, чем раньше. Она буквально летала на крыльях, непрестанно улыбалась и почти ни к кому не цеплялась.
Итак, поведение Макса стало идеальным, к Сиене приехала любимая подруга, да еще и Тиффани задерживалась в Ванкувере, так что Хантер принадлежал только Сиене, и никому другому. Жизнь в его доме стала напоминать сказку, сон, настолько прекрасный, что происходящее казалось нереальным.
Расплатившись за пачку журналов и газет, Сиена вернулась к своей машине, когда зазвонил сотовый. Девушка глянула на дисплей в надежде увидеть надпись «Макс» или «Инес», но звонок был от Марши.
Это могло означать только одно: работа. Но Сиене совсем не хотелось думать о делах, даже мысль о настойчивом грубоватом голосе Марши, с ее неизменным английским акцентом и раздраженными нотками, наводила на уныние.
Сиена отключила мобильный. Надоедливый агент может и подождать.
Забравшись в новенький «навигатор» Хантера (собственная машина Сиены была в сервисе, поскольку неделю назад девушка въехала в оливковое дерево возле дома Дирка Мюллера), Сиена выехала с парковки и направилась в Санта-Монику. По радио гоняли какую-то неназойливую музыку в стиле кантри — любимая волна Хантера. Сейчас как раз поставили «Лучше быть ковбоем» Тоби Кейта, песню, которая стала популярной много лет назад благодаря вестерну с Дьюком Макмаоном в главной роли. Подпевая, Сиена постукивала ладонями по рулю. Она открыла все окна, и горячий летний воздух метался по джипу, словно живое непоседливое существо. Сиена сделала музыку громче, не обращая внимания на прохожих, которые удивленно смотрели вслед ее машине. Сиена любила кантри, хотя этот стиль воспевал то, в чем она совершенно не разбиралась: костры, охоту, деревенские танцы. Кантри всегда напоминало ей о Дьюке. Перед глазами вновь и вновь возникал старый постер с ковбоем и горячим жеребцом, висевший когда-то в ее детской. Интересно, подумала Сиена, понравился бы ее фильм деду? Разумеется, для Дьюка «Блудная дочь» стала бы всего лишь «очередным арт-хаусным кино», которое он недолюбливал. Но дед наверняка гордился бы своей внучкой и ее ролью. Она добилась всего сама, без посторонней помощи, стала звездой, как и предсказывал Дьюк, обскакав даже Пита, собственного отца.
Воспоминание о Пите расстроило девушку. Ей очень хотелось не зависеть от мнения родителей, но это было невозможно. Сиене хотелось вычеркнуть Пита и Клэр из своей жизни точно так же, как они вычеркнули ее из своей. Почему она вспоминала о них в самые счастливые моменты своей жизни, неизменно расстраиваясь и мрачнея?
В попытке избавиться от неприятных мыслей Сиена свернула на обочину и заглушила мотор. С пассажирского сиденья она схватила журнал, лежавший в стопке первым. Это был «Нэшнл инкуайрер», сборник свежих сплетен со всего мира, любимое чтиво Сиены. Номер только сегодня поступил в продажу.
Поначалу Сиене показалось, что она как-то неверно прочла заголовок. Строка помещалась над бледным, каким-то невнятным снимком, на котором, почти неузнаваемая, была изображена она сама.
Вглядевшись в фотографию внимательнее, Сиена схватилась за сердце. На снимке действительно была она, и в каком виде! Полуголая, пьяная, она кривовато сидела на ветке дерева, рядом пританцовывал фотограф с камерой. Судя по качеству снимка, он был сделан каким-то папарацци с очень большим приближением, издалека. В углу фотографии маячил Макс, руки разведены в стороны, рот разверзся, словно страшная пещера. И Сиена, и Макс были обведены красными кружками.
Заголовок был такой: «Сиена Макмаон и ее взбешенный любовник, который напропалую ей изменяет».
Онемев от ужаса, Сиена принялась торопливо искать нужную страницу, намереваясь прочесть статью, посвященную себе.
Статья оказалась не крохотной колонкой, а целым обзором, занимавшим сразу две страницы. В левом верхнем углу статьи помешалось фото какой-то грудастой блондинки в купальнике, рядом было фото Макса, сделанное на вручении наград «Эмми» пару лет назад, где он сопровождал Хантера.
Сиена принялась читать, но строчки прыгали перед глазами.
«Он сказал, что он продюсер, — заявила Камилл Эндрюс, начинающая актриса из Техаса, которая сейчас работает официанткой в баре одного престижного отеля. — Но после того как мы трахнулись, этот наглец признался, что у него есть девушка. Он просто использовал меня!»
Сиене хотелось смять и выбросить гадкий журнал, но глаза торопливо читали дальше.
«Макс оказался паршивым любовником, — отметила Камилл. — Впрочем, недостаток умений он компенсировал энтузиазмом».
Сучка, непоследовательно подумала Сиена. Уж Макс-то трахается словно бог. Неудивительно, что сисястая дура его не возбудила!
Она уставилась на фото Макса, на его добрые, искристые глаза, взлохмаченные светлые волосы, кривой, когда-то сломанный нос. Ей хотелось, чтобы снимок ожил и принялся ее убеждать, что Камилл Эндрюс не существует в природе, что она — досужая выдумка журналистов.
Макс не мог ей изменить.
Только не Макс! Не честный, преданный Макс, ее защитник, ее самый близкий человек!
Он не мог обмануть. Не мог предать так по-скотски, гадко, омерзительно!
Сзади раздался продолжительный гудок, Сиена вздрогнула и обернулась. Какой-то «форд» едва не въехал в зад ее «навигатору».
Чувствуя, как шумит в ушах и колотится сердце, Сиена завела мотор и тронулась. Журнал по-прежнему был зажат в одной руке, словно навеки прилип к ладони и пальцам.
Сама того не сознавая, Сиена выжала больше сотни. Последнее, что она увидела, был огромный грузовик с оранжевым кузовом.
Когда она пришла в себя, ей ненадолго показалось, что она снова вернулась в школу Святого Хавьера. Белые стены, на окнах скучные полузадвинутые шторы, запах дезинфектора сразу напомнили о печальных годах детства.
— Сестра Марк? — позвала Сиена, замечая светлое расплывчатое пятно на грани зрения.
— А, привет, — сказала фигура, приближая к девушке лицо, на котором с трудом удавалось различить черты.
Поморгав, Сиена прищурилась, и лицо стало отчетливее. Похоже, перед ней была азиатка с миловидной внешностью и темными волосами, забранными под белую шапочку.
Значит, она не в школе.
Поводив глазами по женщине, Сиена заметила бейджик с надписью «Джойс Чан».
— Вы знаете, где находитесь, Сиена?
Девушка попыталась кивнуть, но попытка отдалась такой адской болью в шее и висках, что на глаза набежали слезы.
— Да, — шепнула Сиена слабо. В горле было сухо и горько. — Кажется, в больнице.
— Все правильно, это больница. — Медсестра налила стакан воды и поднесла к губам Сиены. — Вы попали в автокатастрофу, совершенно чудовищную. Но вам очень повезло, так что скоро поправитесь.
— А, мисс Макмаон, добро пожаловать обратно в мир живых!
В палату вошел ошеломляюще красивый мужчина лет сорока и, улыбаясь, приблизился к Сиене. На нем был белый халат, на шее висел стетоскоп, небольшие очки в металлической оправе довершали образ. Пожалуй, вошедший куда больше походил на актера из «мыльной оперы», нежели на настоящего врача. Слишком он был загорелым, белозубым и радушным.
Джойс отступила в сторону, пропуская врача к пациентке.
— Как ее дела, сестра Чан? — спросил тот, принимаясь листать календарь наблюдений, закрепленный в изголовье кровати.
— Она пришла в себя всего пару минут назад, — ответила Джойс, улыбаясь Сиене. — И похоже, у нее все показатели налаживаются.
Сиена улыбнулась в ответ.
— Я — доктор Делейни, — произнес «сериальный» врач, присаживаясь на край кровати и беря Сиену за руку. Только после этого она заметила, что в ее руку воткнут катетер с капельницей. — Не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
— Прошу вас. Я вполне сносно себя чувствую, разве что голова болит. А что мне вливают? — спросила девушка, тыча пальцем свободной руки в иглу.
— Ничего страшного, можете не беспокоиться. Легкое болеутоляющее и глюкоза, чтобы вы набрались сил. А вот вашей головой придется заняться вплотную, чтобы выяснить, какие повреждения вы получили. Вы помните все события этого утра?
Этого утра? Значит, она лежит здесь всего пару часов. Что ж, хорошая новость. Если она уже пришла в себя и не особо мучается, значит, травмы незначительные.
Однако в голове была полная каша. Восстановить ход событий оказалось довольно трудной задачей.
— Расслабьтесь, не нужно слишком сильно напрягаться, — посоветовал доктор Делейни. — И лучше вспоминайте вслух, так проще.
— Угу… Значит, я ехала в машине, — начала Сиена. — Кажется, собиралась домой. Да, точно, нужно было заехать за Инес.
Врач терпеливо улыбался, не торопя. Его порадовало, что пациентка почти не пострадала в аварии, а теперь выясняется, что и головная боль, скорее всего, вызвана небольшим сотрясением мозга, а не серьезной травмой.
Правый глаз Сиены слегка заплыл, щека и висок были поранены осколками стекла, но неглубоко. Кроме того, были сломаны два ребра, но для аварии такой силы увечья были минимальны. Девушку спасла подушка безопасности.
Волосы Сиены были рассыпаны по белой наволочке, на бледном, исцарапанном лице сияли алые губы, взгляд был доверчивым и чуть растерянным одновременно.
Доктор Делейни отметил, что пациентка дивно хороша. Если бы не профессиональная этика, он с удовольствием позвал бы красотку в ресторан или сразу в постель.
Делейни продолжал удивляться везучести Сиены Макмаон. Ее здоровенный джип сплющило о грузовик, словно легкую алюминиевую банку, а она осталась жива и почти не пострадала.
— Ох! — неожиданно Сиена закрыла рот рукой и начала дрожать крупной дрожью.
Так, вот и оно, подумал врач сочувственно. Неприятные воспоминания, приведшие к аварии.
— Я вспомнила. Вспомнила, что случилось перед аварией. В машине я… я чит… — По щекам Сиены побежали крупные слезы, хотя рыданий не последовало. — Я читала. Ужасная статья. Я испытала шок, а потом все исчезло.
— Сиена, вы умница, — мягко посочувствовал доктор Делейни. — Рад слышать, что вы не лишились памяти. Значит, скоро вас выпишут.
Он знал о том, что стало причиной шока Сиены. Парамедики, вытаскивавшие девушку из груды покореженного металла, в который превратилась ее машина, нашли зажатый в руке несчастной журнал. Доктор Делейни искренне сочувствовал юной актрисе. Похоже, слава и деньги не всегда являются надежным убежищем от разочарований и сердечной боли. Бедная девочка! Предательство любимого настолько потрясло ее, что в своем подавленном состоянии она попала в аварию и чудом осталась жива. Должно быть, думал врач, парень сошел с ума, раз вздумал изменять столь красивому и нежному созданию, да еще и по-настоящему влюбленному в него.
Сиена Макмаон выглядела такой несчастной и растерянной, что вызывала сильнейшее желание обнять и утешить.
— Надеюсь, в аварии не было других жертв? — спросила девушка, внутренне собираясь, чтобы отвлечься от мыслей об измене Макса. — Боже, надеюсь, я никого не убила? — Теперь в ее голосе была настоящая паника.
— Нет, что вы, никто не пострадал, — успокоил ее врач. — И вам чертовски повезло, учитывая силу удара и состояние вашей машины. — В ответ Сиена подавленно кивнула. — Я серьезно, мисс Макмаон. Знаете, читать за рулем — не самое безопасное занятие, особенно если находишься на скоростном шоссе. Удар был сильным, машину буквально смяло в гармошку.
— Вы говорите о моей машине?
В палату вошел Хантер с огромным букетом красно-белых роз. Отыскав глазами лицо Сиены, испещренное царапинами и местами заклеенное пластырем, он озабоченно нахмурился. Швырнув букет на тумбочку, Хантер бросился к племяннице.
— Осторожней, — сказал доктор Делейни, когда Хантер схватил Сиену за руку. Собственный тон показался мужчине сухим и полным зависти: красота Хантера Макмаона была неоспоримой и куда более естественной, чем его собственная. — У пациентки сломаны два ребра, а на теле многочисленные синяки. Постарайтесь не причинить ей боли.
Хантер выразительно взглянул на врача, давая понять, что хочет остаться с племянницей наедине. Доктор Делейни подтолкнул медсестру в спину, и они вместе вышли из палаты.
— Прости, что разбила твой «навигатор», — сказала Сиена виновато. Лицо у нее было бледным и очень расстроенным, в глазах стояли слезы, но причиной тому была явно не машина.
— Перестань, плевать я хотел на джип! Слава Богу, ты жива и почти здорова. Пока я ехал в больницу, представлял тебя чуть ли не в коме! Рад, что у тебя все в порядке.
— В порядке? У меня? — Губы Сиены задрожали, глаза скользнули от лица Хантера к окну, словно она пыталась не разреветься.
Хантер наклонился и протянул к ней руки, чтобы утешить, и обнял, осторожно, опасаясь причинить боль. Девушка с готовностью потянулась навстречу, ища укрытия на его груди, но боль душевная не отступала, усиливаясь с каждой секундой. Как бы сильно Сиена ни любила Хантера, его братской поддержки было недостаточно.
Ей нужна была поддержка Макса. Его объятия.
— А ты?.. — Сиена напряженно смотрела на Хантера. — Ты говорил с Максом? Говорил? — Она с волнением и надеждой вглядывалась в его черты. — Он сказал, что это ложь?
Теперь пришла очередь Хантера отвести глаза к окну. Он буквально физически ощущал горе племянницы и не хотел добавлять к ее мучениям новую порцию.
— Э-э-э… думаю, с ним должна поговорить ты, а не я.
— Да? Тогда где же он? Ты приехал сразу, как только узнал. А он?! — гневно крикнула Сиена и отвернула лицо к стене. Шейные позвонки отдались болью, но ей было плевать.
Это был отголосок прежней Сиены, и Хантер обеспокоился еще сильнее. Гнев всегда был самым первым защитным механизмом юной Сиены Макмаон.
— Так что, Хантер? — Девушка вновь смотрела на него, глаза были сухими. — Ты уже говорил с ним? — Хантеру пришлось кивнуть. — И что он говорит?
— Сиена, дорогая, я не знаю, что тут сказать. — Он с отчаянием смотрел на племянницу. Ему не хотелось быть разносчиком дурных вестей. Впрочем, дурные вести всегда находят адресата. — Хочешь знать, правдива ли та статья? Да, Макс ничего не отрицал. Он ненавидит себя за минутную слабость, и ему очень плохо. Говорит, совершил глупую, непоправимую ошибку.
— Постой… — Сиена прищурилась. В глазах появилось подозрение. — Ты знал об этом? И давно?
Хантер вздохнул. Он знал, что этот вопрос будет задан. К счастью, он был чист перед Сиеной.
— Я узнал только этим утром. Мне позвонили из полиции, потому что машина зарегистрирована на мое имя. Парни рассказали об аварии и журнале, который ты читала. В общем, я позвонил Максу и…
Сиена подняла руку, призывая Хантера к тишине. Ей не хотелось слышать, что сказал Макс.
— Он ничего не знал об аварии, — продолжал Хантер упрямо. — Девчонка пошла в газету, чтобы прославиться за чужой счет, но измена имела место. Сиена, я тоже злюсь на друга, но у него был такой несчастный тон. Макс не просто расстроен, он был в шоке, когда узнал о статье. А после сообщения об аварии буквально обезумел, я думал, у него будет истерика. Макс хотел приехать в больницу, чтобы проведать и объясниться.
— Как мило с его стороны, — горько сказала Сиена.
— Я отговорил его, понимая, что момент неподходящий, — добавил Хантер. — Повсюду пресса, журналисты так и шныряют вокруг здания. Я прорвался с большим трудом.
Сиена молчала, пытаясь собраться с мыслями.
Значит, в статье написали правду.
Макс, первый и единственный любимый мужчина в ее жизни, подло предал и обманул. Скорее всего грудастая Камилл — только вершина айсберга, единственная неудача, история, проскользнувшая на страницы прессы. Наверняка есть и другие. И как долго, интересно знать, он врал?
Сиена стыдилась себя самой, своей доверчивости и наивности. Как она могла быть такой глупой, такой слепой?
На протяжении всей ее жизни самым страшным кошмаром ей представлялась судьба бабушки Минни, лишенной уважения, обманутой и слабой, неспособной уйти от мужчины, который относился к ней как к вещи. Так же страшна и судьба матери Сиены, которой, возможно, не изменял муж, но которая была лишена его поддержки и нежности. Жизнь женщины, которая заменила любовь преданностью тому, кто это не ценит. Способная предать себя и собственное дитя ради бесчувственного ублюдка.
Сиена открыла Максу свое сердце, позволила себе стать беспечной и ранимой, подарила себя без остатка. И ради чего?
Ради того, чтобы ее предали, растоптали, унизили.
Публично!
Сиена не знала, кого ненавидит больше — изменника Макса или саму себя.
Она осторожно коснулась пальцами опухшего глаза. Должно быть, выглядит она отвратительно. А впереди три недели съемок, для которых нужна идеальная кожа. Едва ли солидные фирмы станут иметь с ней дело, разорвав контракт.
Проклятый Макс!
Значит, он чувствует себя виноватым? Ах, скажите, какой ранимый тип! Она пыталась измениться ради него, стать более мягкой и доброй, более женственной, менее скандальной и капризной. А выходит, в то же самое время Макс самоутверждался в чужих теплых постельках.
Что ж, подлец сделал свой выбор. Пусть катится к черту!
— Позови медсестру, пожалуйста, — сказала Сиена Хантеру после нескольких минут молчания.
Хантер нажал на кнопку звонка, и почти сразу же вошла Джойс.
— Вам что-то нужно? — спросила она.
— Да, нужно, — ответила Сиена. — Принесите телефон. И больничную карту. Через пару часов я выписываюсь.
Медсестра мягко рассмеялась.
— Вы этого не сделаете, мисс. Доктор Делейни сказал, что вы должны находиться под наблюдением врачей не меньше двух суток.
— Что ж, боюсь, что придется разочаровать мистера Делейни, — произнесла Сиена таким голосом, что Джойс тотчас перестала улыбаться.
— Не делай этого, детка, — умоляюще попросил Хантер. — Сегодня ты едва не погибла. Да еще эта история с Максом. Ты слишком расстроена, чтобы покидать больницу. Небось устроишь ему страшный скандал. Зачем? Полежи, отдохни, приди в себя. Уверен, вы помиритесь…
— Я не собираюсь с ним мириться. И скандалить тоже, — усмехнулась Сиена зло. — И здесь я тоже не останусь. Осада папарацци мне не по душе. Так и жди, что кто-нибудь из них прорвется в палату.
— Сиена, прошу тебя! Ты немного не в себе сейчас, и это понятно. Останься в больнице хоть пару дней. А затем мы с Инес приедем и заберем тебя отсюда домой.
— Домой? — недоверчиво переспросила девушка. — Куда это? Ты ведь говоришь не про свой дом? Тот самый, где торчит проклятый Макс? Неужели ты предлагаешь мне вернуться и общаться с ним после его немыслимого предательства? Нет, Хантер, нет и нет!
Сиена почти кричала. Каждый вопль отдавался в грудной клетке, ныли сломанные ребра, но остановиться она не могла. Если не выкричаться сразу, горе затаится и будет разъедать ее изнутри, словно червь.
«Господи, — думала Сиена, — как со мной могло произойти такое?»
— Прости за вспышку, Хантер, — сказала она уже тише. — Но с меня хватит. Мне нужно убраться подальше отсюда. Я собираюсь уехать из Лос-Анджелеса, от Макса, ото всех. Ссадины и синяки прекрасно могут зажить в отеле, а не только в больнице. Мне нужно место, где я смогу быть одна, в полной изоляции от остального мира. Неужели так трудно это понять?
Хантер был в замешательстве. Конечно, он понимал чувства племянницы, но все-таки не одобрял ее идею. Сиене была нужна помощь, а не глухое одиночество. Боль уходит тем быстрее, чем чаще ее проговаривают вслух. Хантер предпочел бы, чтобы Сиена просила его о помощи, а не отворачивалась, желая справляться с горем одна.
Хантер был готов удушить Макса за глупость и эгоизм. О чем только этот тупица думал?
— Куда направишься?
Сиена взяла друга за руку и улыбнулась — впервые с момента, как Хантер вошел в палату. Он уже позабыл, что его племянница умеет так улыбаться: зло, упрямо. Так Сиена улыбалась раньше, до того, как влюбилась в Макса.
— Хочешь знать, где проще всего будет затеряться? — Улыбка превратилась в гадкую ухмылку. — А как ты думаешь, парень? — Ее тон был очень похож на тон покойного Дьюка, и Хантер едва не содрогнулся. — В Вегасе, конечно.
Снаружи стояла душная погода. Сиена проснулась в пентхаусе отеля «Венецианец» на другое утро после аварии и с трудом села в постели. В такую жару даже водители лимузинов не снимали перчаток, чтобы не обжечь пальцы под ярким солнцем, бьющим в лобовое стекло. Месяц выдался чудовищно жарким. Днем на улицах почти не было людей, дети играли на площадках с красными, влажными лицами, их матери обливались потом в тени деревьев, а те, кто осмеливался вылезти из дома или отеля, сразу покупали мороженое или ледяную колу. Некоторые спасались в прохладе «Макдоналдсов», где были на полную мощность включены кондиционеры.
В номере Сиены тоже работал кондиционер, а шторы были задернуты. Проснувшись, девушка даже не сразу поняла, где находится. Голова напоминала по ощущениям бездонный гулкий колодец, каждая косточка ныла, а в груди ледяным комом стояла пустота.
Сев, Сиена охнула от боли в ребрах.
Чуть застонав, она нащупала таблетки, лежавшие на соседней подушке. Надпись на баночке гласила: «одну перед едой, но не более четырех в сутки».
Сиена вытряхнула на ладонь сразу три пилюли, запила их водой и снова откинулась на подушки. Ей было плохо. Адски плохо.
Сообразив наконец, что племянница не собирается отказываться от своего решения, Хантер был достаточно предусмотрителен, чтобы привезти Сиене кое-какие вещи и вывести ее из больницы через черный ход. К счастью, вездесущих папарацци — какое упущение с их стороны! — у черного входа не было.
Более того, Хантер созвонился со своим боссом и первым поклонником, Хью Орчардом, чтобы одолжить его частный самолет. Доставив Сиену до крохотного аэропорта в округе Ориндж, Хантер посадил ее в самолет и отправил в Вегас.
Девушка не случайно выбрала отель «Венецианец». Его служащие всячески охраняли частную жизнь своих гостей. Именно поэтому здесь безбоязненно могли остановиться Мадонна и Майкл Джексон, если не желали огласки своей поездки. Сиене без единого вопроса выдали ключи от номера, ничуть не удивившись ее расцарапанному виску и синяку, расплывавшемуся почти по всей скуле. Дорогой костюм и кредитка гостьи говорили сами за себя. Конечно, девушка надела черные очки и полностью закрытый наряд, но этого маскарада было недостаточно, чтобы скрыть нездоровое состояние от опытных глаз портье.
Макс несколько раз пытался поговорить с Сиеной, звонил на мобильный и рвался встретиться. Мягкосердечный Хантер не смог скрыть от друга местонахождение Сиены, поэтому Макс примчался в аэропорт, едва не угрохав свою старую «хонду».
Сиена как раз поднималась на борт, когда Макс выскочил из машины и помчался к трапу. Остальное Сиене вспоминалось, словно один сплошной кошмар. Макс плакал и просил простить его, едва ли не на коленях стоял, умоляя не улетать в Вегас. Лицо его было почти страшным в своем отчаянии. Ситуацию спас охранник Орчарда, силой оттащивший Макса от трапа, что стоило ему пары крепких ударов в корпус.
Сиена думала, что будет плакать, встретив обманувшего ее любовника, но странным образом ничего не чувствовала. Гнев испарился, остались лишь легкое удивление и странная немота, словно выключили невидимый выключатель. Сиена не испытала ни боли, ни сочувствия к отчаянию Макса — ничего.
Видимо, милосердный Бог отнял у нее способность испытывать эмоции, и она была ему за это благодарна.
Этим утром Сиена отдала бы все за подобное равнодушие! Боль эмоциональная грызла изнутри, сплетаясь воедино с болью физической и причиняя невыносимые страдания. Грудная клетка горела огнем, было трудно даже дышать. Сиена, не двигаясь, лежала на постели, ожидая, когда подействуют таблетки.
Осторожно вытянув руку к тумбочке, она взяла слабыми пальцами телефон. Голосовая почта была переполнена посланиями. Сиена, не прослушивая, удалила сообщения от незнакомых абонентов (скорее всего представителей прессы) и от Макса и лишь после этого прослушала оставшееся.
Три записи были от Хантера, которого она просила не звонить. Лучший друг не послушался и все равно звонил, умоляя простить Макса и скорее вернуться домой.
Сиена стерла все три послания. Она была не в настроении кого-либо прощать и куда-либо возвращаться.
Еще две записи принадлежали Марше. Агент просила Сиену связаться.
Одно послание было от Инес. Подруга флегматично заявляла, что мужики — козлы, а Калифорния — полный отстой, и предлагала Сиене прилететь в Нью-Йорк, где можно будет вернуться к разбитной жизни. Прослушав запись, Сиена даже улыбнулась. Милая Инес, думала она, жизнь, увы, не так проста, чтобы ее можно было обмануть, погрязнув в череде вечеринок.
Больше посланий не было. И ни одного сообщения от родителей. Впрочем, а чего она ожидала?
Сиена раздраженно отключила мобильный и с величайшими предосторожностями вылезла из постели. Телевизор и радио она включать побоялась из опасения увидеть в новостях собственное лицо и получить ушат грязи на свою голову. Вместо этого она сходила в душ, принесший небольшое облегчение избитому телу, вытащила из чемодана элегантное платье из шелкового джерси, закрывавшее руки и шею, но обнажавшее в разрезе не пострадавшие от аварии ноги. Если ей встретятся журналисты, она будет во всеоружии.
Затем Сиена нанесла тщательный макияж. Ссадины она ретушировать не стала. Если фотографии попадут на страницы прессы, красивое лицо, украшенное царапинами после аварии, станет неплохой рекламной кампанией для нового фильма и линии косметики «Мажинель».
Надевать платье было сплошной мукой. Однако Сиена справилась с нелегкой задачей и придирчиво осмотрела себя в зеркале. Когда она вышла из номера, часы показывали ровно двенадцать дня.
В коридоре висело зеркало. Пока никого не было, Сиена остановилась возле него и еще раз оглядела себя с ног до головы. Серо-синее платье отлично подчеркивало фигуру, в разрезе мелькали стройные ноги, щиколотки были оплетены ремешками босоножек, слишком низкими по стандартам Сиены, но удобными. Волосы распущены, скулы подчеркнуты нежными румянами, полные губы покрыты влажным блеском. Синие глаза сияют даже ярче, чем обычно, должно быть, сказываются последствия перенесенного потрясения.
Уже отходя от зеркала, девушка заметила, что по привычке надела тонкую цепочку с крестиком — подарок, сделанный Максом пару недель назад. Торопливо сдергивать украшение Сиена не стала, а задумчиво принялась рассматривать темное марокканское серебро. Она сама выбрала этот крестик, потому что он был простым, без претензий, но очень симпатичным. Словно это было отражение внутреннего мира подарившего его человека.
Внезапно нежданные слезы потекли по щекам Сиены, словно плотина, перекрывавшая выход эмоциям, неожиданно рухнула сама собой.
До чего же ей не хватало Макса! Что вообще она делает одна в этом отеле?
Однако Сиена постаралась взять себя в руки. Она выдернула тонкую цепочку из-под платья и рванула за крестик. Звенья лопнули, и цепочка осталась в ладони.
Порвано, подумала девушка. Порвана цепь, порваны отношения. Закусив губу, она не дала волю слезам.
Она должна жить дальше. Как можно цепляться за человека, который тебя обманул?
Сиена хотела выбросить украшение, но не смогла. Вернувшись в номер, она аккуратно прикрыла за собой дверь, прошла к комоду и погрузила порванную цепочку в один из пустых ящиков. Пусть украшение найдет одна из горничных и куда-нибудь пристроит: сдаст в переплавку или починит и передарит какой-нибудь подружке. Возможно, новой хозяйке крестик принесет больше удачи, чем самой Сиене.
Взглянув на себя в зеркало в последний раз, девушка легким движением промокнула салфеткой глаза, расправила плечи и вышла в коридор. Она шла навстречу новой жизни, еще и не зная, сколько трудностей возникнет на этом пути.
Клэр сидела в приемной «Макмаон пикчерс», изводясь от нетерпения. На ней была все та же юбка и майка оттенка хаки, что и накануне, в светлых волосах пробивались седые пряди, лицо, и без того всегда бледное, было почти лишено красок.
— Сколько еще? — не выдержав, спросила Клэр у Тары, бессменной помощницы Пита. Это был третий подобный вопрос за пятнадцать минут.
— Миссис Макмаон, я не знаю, — вежливо ответила Тара, с трудом скрывая раздражение. Она нервно постучала кончиком ручки по столу, словно давая Клэр понять, что ужасно занята. — Поверьте, если бы я знала, то обязательно вам сказала.
Тара приблизительно представляла причину визита Клэр. Газеты пестрели заметками об аварии, в которую угодила несносная дочка Пита, а также об измене ее парня, безвестного режиссера без гроша за душой. Тара поистине наслаждалась, читая сегодняшние новости. Смазливая дуреха получила по заслугам!
Тара всегда ненавидела дочь своего босса. Более того, она жестоко завидовала Сиене, ее богатству и родству с великим Питом Макмаоном. Она сделала все, что было возможно, чтобы воссоединение босса и Сиены не состоялась, и радовалась любой неудаче ненавистной соперницы. Конечно, между Тарой и Питом никогда не было никаких сексуальных отношений. Более того, Питер не покровительствовал Таре. Но сам факт того, что она была его правой рукой, общалась с его коллегами-продюсерами и вращалась в высших голливудских кругах, невероятно Таре льстил.
Клэр Тара тоже недолюбливала. Она чувствовала в ней слабину, сочувствие к блудной дочери и презирала ее за это. Впрочем, Клэр едва ли это замечала.
Меж тем Клэр в очередной раз глянула на часы и вздохнула. Она уже двадцать минут ждала, пока освободится ее муж, чтобы с ним поговорить. Два дня Пит отсутствовал в городе, уезжая по делам, а теперь застрял на очередном бесконечном совещании. Клэр желала обсудить с ним аварию, случившуюся с Сиеной.
Две беды (авария и измена любимого), свалившиеся на дочь, взволновали Клэр. Она была так обеспокоена состоянием Сиены, что тайком — опасаясь вызвать гнев мужа, если обман раскроется, — позвонила в больницу, чтобы справиться о состоянии дочери. Выяснилось, что Сиена оставила в больнице строгие указания насчет любопытных. Она велела давать информацию о своем здоровье и местоположении только Хантеру, своему самому близкому другу. Звонок Клэр ничего не дал.
Она уже приняла решение набрать сотовый номер Пита, когда открылся служебный лифт, выпуская его самого. Пит выглядел усталым и каким-то измученным. В руке у него был портфель для бумаг.
— Здравствуй, милая, — сказал Пит, приблизившись и поцеловав жену в щеку. Одновременно он сделал жест Таре, чтобы она приготовила кофе, отчего та явно не пришла в восторг. — Ты зачем приехала? Я думал, мы увидимся только вечером.
Они вошли в кабинет Пита. Клэр вытащила из сумочки две утренние газеты, сложенные таким образом, чтобы в глаза сразу бросались заголовки. В одной газете фотография изображала Сиену и Макса Десевиля, в другой — нечеткий снимок покореженной машины Хантера, возле которой крутилась полиция.
— Только не говори, что ты не видел сегодняшних заголовков, — начала Клэр. Она ткнула пальцем в снимок «навигатора», который был сплющен на манер раздавленной жестяной банки и взрезан сверху, чтобы достать потерпевшую. — Взгляни сюда! Именно в этой машине она и ехала! Здесь написано, что машина принадлежит Хантеру.
— Хм, — только и произнес Пит, коротко глянув на фотографию. Он принялся выкладывать из портфеля бумаги. — Жаль, что за рулем не сидел сам Хантер.
— Питер! — шокированно воскликнула Клэр. Даже в бешенстве Пит никогда не позволял себе подобных высказываний. — Да и не в Хантере дело. Как насчет Сиены? Что же нам делать?
Спокойно, словно разговор шел о какой-нибудь ежедневной чепухе, Пит поставил портфель на пол, сел на кожаный диван и похлопал по сиденью рядом с собой.
Его кабинет представлял собой огромное помещение, стены которого были увешаны рабочими трофеями за последнюю декаду. Здесь были фотографии легенд Голливуда, с которыми Пит работал, афиши фильмов, которые он продюсировал, награды киноакадемии. Здесь были снимки почти всех звезд, которых знала Клэр: Дастина Хоффмана, Аль Пачино, Николь Кидман и многих других, все с автографами и словами благодарности Питу Макмаону, человеку, в которого не верил собственный отец, предвещая безвестность.
Фотографий самого Пита почти не было. Несмотря на свой небывалый успех, затмивший достижения Дьюка, он по-прежнему был чудовищно неуверенным в себе, своей внешности, запоминающейся только рыжиной жидких волос. Теперь, правда, редкая шевелюра Пита слегка поседела и еще больше выцвела, но он все еще злился, глядя в зеркало на свое отражение. Собственную голову Пит считал похожей на яичницу-глазунью и думал, что все его знакомые втайне над ним посмеиваются.
На полке у окна стояли две статуэтки «Оскара» и несколько призов с других кинофестивалей. Всякий посетитель, вошедший в кабинет, в первую очередь замечал именно «Оскаров» и восхищенно цокал языком.
Сейчас Питер подошел к полке, снял одну статуэтку и принялся перекидывать из руки в руку, словно оценивая вес. Полюбовавшись игрой света на золоченых боках «Оскара», Пит обернулся к встревоженной жене.
— Да ничего мы не будем делать. Ни-че-го! Какая разница, что случилось с Сиеной? Для нас ничего не изменилось. Дорогая, ты же знаешь, что я прав.
— Как это «ничего не изменилось»? — изумленно переспросила Клэр, забирая блестящую фигурку из рук мужа и ставя обратно на полку. Она старалась не замечать, каким обеспокоенным стало лицо мужа. — Конечно, изменилось! Пит, Сиена попала в ужасную автокатастрофу. Мы нужны ей!
Пит взял ее за руки и посмотрел в глаза.
— Клэр, — шепнул он, — сколько раз мы должны повторять этот разговор? Сиена уже давно не наша дочь. Она не часть нашей семьи и никогда уже не будет. Никогда, слышишь? Я думал, мы друг друга поняли.
— Но, Пит, — начала Клэр взволнованно, хотя и понимала уже, что только впустую сотрясает воздух. Глаза мужа стали непроницаемыми, холодными, как было всегда, если он занимал непреклонную позицию.
— Нет. И прошу тебя, Клэр, перестань. Ты со мной или против меня?
— О, ради Христа!
Она вырвала руки и стала ходить по кабинету туда-сюда.
Ну почему, почему Сиена всегда становилась камнем преткновения для нее и Пита? Почему всякий разговор о ней превращался в борьбу характеров, в битву, в которой Клэр не могла выиграть? Неужели муж не понимает, что она любит не только его, но и собственную дочь?
Остановившись у окна, Клэр прижалась лбом к безупречно чистому стеклу, глядя на крохотные машинки, снующие по Твентис-сенчури-бульвар далеко внизу. Настоящий Лос-Анджелес: никаких спешащих людей, никакой ежедневной суеты на улицах — только оживленный трафик, бесконечная вереница автомобилей, ручейки деловых муравьишек.
До бульвара было так далеко. Клэр показалось на секунду, что ее тянет вперед и вниз, навстречу трафику и разогретому асфальту. Словно прозрачное стекло внезапно исчезло без следа, позволяя быстро и легко проститься с однообразной пустой жизнью.
Содрогнувшись всем телом, Клэр торопливо сделала шаг назад.
Чего, собственно, она ждала от сегодняшнего разговора? На что рассчитывала? Что Пит, увидев лицо Сиены на страницах криминальных сводок, очнется и поймет, какую ошибку совершил годы назад? Чушь!
Мысленно выругав себя за наивность, Клэр устало вздохнула. Никакие катастрофы и беды, свалившиеся на Сиену, никогда не заставят Пита пересмотреть свое давнее решение. Ему никогда не увидеть в самоуверенной, успешной модели и актрисе, которой стала его дочь, испуганную, потерянную маленькую девочку, которая нуждается в родительской любви.
Дверь без стука отворилась, впуская Тару с подносом. Помощница Пита все еще злилась из-за того, что ее заставили бегать со столь пустяковым заданием, да еще в присутствии Клэр Макмаон. Обычно Пит не позволял себе взваливать на нее столь низменные поручения.
— Поставь на стол, — бросил Пит, даже не обратив внимания на обиженно поджатые губы Тары.
Секретарша сделала, что ей велели, резко развернулась и вышла, едва не хлопнув дверью.
— Так что ты ответишь? — настойчиво спросил Пит у жены.
Он всегда добивался ответа на поставленный вопрос.
— Я с тобой, — вяло ответила Клэр.
Она почти по-матерински чмокнула мужа в щеку и вышла. Нетронутая чашка с горячим кофе осталась дымиться на столе.
Летом Лас-Вегас превращался в место настоящего паломничества туристов. Сюда стекались любители таращиться на цветные вывески и охать над иллюминацией, словно не знающие, что Вегас принимает гостей не только в раскаленную жару. Здесь же предпочитали отсиживаться обладатели разбитых сердец и поломанных судеб в надежде, что вместилище чужих пороков залечит их собственные раны. Бандиты и мошенники прятались здесь от своих демонов, азартные игроки спускали миллионы, обогащая карманы владельцев казино, несчастные зомби сидели за автоматами днями и ночами, надеясь выторговать у судьбы счастливый билет. Вегас казался живым организмом, жадной, адской машиной, гостеприимно распахивающей свои двери и высасывающей жизненные силы. И все-таки здесь, как нигде на свете, можно было остаться неузнанным, непобеспокоенным, наедине с самим собой.
Впервые Сиена побывала в Лас-Вегасе с дедом. Дьюк обожал этот город греха и частенько говорил, что он и Вегас созданы друг для друга. Сиена помнила, как следила за карточной игрой, не понимая ее правил, таращилась на вращающиеся барабаны слот-машины, восхищенно охала, когда гигантский светящийся ковбой махал ей рукой. Дьюку было плевать, сколько денег он проигрывал, он ездил в Вегас не для обогащения. Дед показал Сиене этот город таким, каким видел его сам — гламурным, ярким, потрясающим воображение.
Дьюк всегда играл по-крупному.
Сиена обещала себе, что однажды научится играть с такой же бесшабашностью, без оглядки, как он.
Сейчас она шла навстречу новым впечатлениям, надеясь, что они смогут перечеркнуть прошлое.
Однако стоило Сиене выйти в фойе, как изо всех углов понеслись выкрики, защелкали десятки, нет, сотни, вспышек. Ее собственное имя повторялось чаще всего, каждый папарацци пытался привлечь ее внимание.
— Сиена! Сиена! Ответьте на вопрос!
— Сиена! Как ваше самочувствие? Правда, что вы сломали все ребра?
— Сиена, вы разговаривали с Максом? Хотите передать ему пару крепких словечек?
Прежде чем она успела что-то сообразить, толпа окружила ее, смяла, понесла куда-то к дверям. Краем глаза Сиена видела, как служащие отеля пытаются пробиться к ней через толпу, оттеснить назойливых журналистов, чтобы спасти дорогую гостью, чей покой был нарушен по их недосмотру.
Сквозь плотный строй нахальных папарацци смог прорваться сам менеджер «Венецианца». Он ухватил Сиену под локоть и потащил к своему кабинету, дверь которого захлопнул перед самым носом разбушевавшейся толпы.
— Черт побери! — выдохнула девушка, падая в кресло. — Сколько же они тут торчали, поджидая шанса?
— Боюсь, эти ребята оккупировали отель еще вчера вечером, мисс Макмаон, — виновато сказал менеджер, разводя руки в стороны.
Это был низкорослый, кругленький итальянец с пухлым упругим брюшком и красной физиономией. Сиена подумала, что он весьма напоминает оживший помидор, полный энергии, и едва подавила смешок.
— Мы видели, как журналисты осаждают ближайшие закоулки и старались следить за каждым, но большинство прошло прямо в отель под видом обычных посетителей, — продолжал «помидор». — Боюсь, стоит вам выйти, как они…
— Знаю, знаю, меня пустят под пресс, — отмахнулась Сиена.
— Простите? — переспросил изумленный менеджер.
— Не обращайте внимания, — скривилась Сиена. — Это чисто английский юмор. Одна из шуточек, которым я обучилась в школе.
«Помидор» усердно покивал. Он изо всех сил старался не пялиться на сидевшую перед ним актрису, особенно на голые ноги в разрезе платья. Обычно его не привлекали модели, даже пробившиеся в киноиндустрию, но в данном случае сделать исключение было нелегко. Мисс Макмаон обладала весьма незаурядной внешностью.
— Рано или поздно мне придется с ними столкнуться, — досадливо сказала Сиена. — Например, мне нужно купить кое-какие вещи в магазинах вашего отеля. Ребята точно захотят сделать пару фоток, это будет неприятно, но не смертельно. Но так не хочется натыкаться на журналюг в холле! Боюсь, персоналу вашего отеля придется хорошенько постараться, чтобы отвадить папарацци из вашего фойе.
Менеджер уже не мог упомнить всех знаменитостей, которые обращались к нему с подобной просьбой. Скромная улыбка гостей при этом выражала только одно: «Оставьте меня наедине с моими неприятностями, мне не нужна публичность». Кому, как не менеджеру, было знать, насколько часто подобные просьбы произносятся в надежде, что прессы станет только больше. Каждая знаменитость любит внимание журналистов. В сущности, никто из звезд не приезжал в Вегас в поисках уединения.
Но Сиена Макмаон, как он уже знал, попала в нелегкую ситуацию, и, пожалуй, искренне ей сочувствовал.
— Я понимаю, что вам нужен покой, мисс Макмаон. — Менеджер улыбнулся хорошо отрепетированной улыбкой сочувствия. — Если хотите, я выделю вам пару охранников, которые будут сопровождать вас во время выходов. Это обеспечит вашу безопасность, если не уединение.
— Спасибо, но не нужно. — Девушка встала и протянула руку для пожатия. — У меня действительно нелегкий период, благодарю за понимание. Но пожалуй, охрана — это лишнее. Я вполне могу справиться с журналистами сама.
— Не сомневаюсь в этом, мисс Макмаон, — подхватил менеджер, с обожанием глядя на зад Сиены, которая направилась к двери. — Нисколько не сомневаюсь.
Поначалу все шло не так уж и плохо. Сиена пообещала журналистам, что ответит на пару вопросов, если ей не будут слишком надоедать.
Теперь она двигалась вдоль искусственных каналов в венецианском стиле, заходила в магазины, выходя, отвечала на самые простые вопросы и снова ныряла в какой-нибудь бутик «Гуччи» или «Прада». Репортеры таращились на нее снаружи, прижимаясь лицами к витринам и пытаясь сделать снимки, которые выходили не слишком удачными из-за бликов стекол.
Сиена словно плыла в какой-то странной, нереальной атмосфере этой прогулки. По искусственным каналам шныряли гондолы с гондольерами, у которых были накладные усы и которые перекрикивались с фальшивым итальянским акцентом. Нарисованное на потолке голубое небо казалось глупым, а кудрявые облачка — какими-то ватными и слишком ярко подсвеченными неоном. На настоящую Венецию холл не походил ни капли.
Уже через двадцать минут Сиена начала понимать, почему журналистов называют прессой. Люди шныряли вокруг, бесцеремонно задевая локтями и фотоаппаратами, оттесняли в нужном им направлении, стремясь сделать удачные снимки, давили, словно пресс. Постепенно из скучающей дивы на отдыхе Сиена превращалась в загнанную мышь.
Вопросы, до этого момента невинные, становились все более личными.
— Вы не созванивались с Камилл Эндрюс? — спросила жилистая испанка, которая почти налетела на Сиену, обдавая ее несвежим дыханием.
— Даже если бы я это сделала, вас это не касается, — не сдержалась девушка. Вежливая улыбка исчезла с ее лица, раздражение разрушило образ милой общительной актрисы.
Камеры защелкали чаще.
— Вы простите Макса? — фальцетом выкрикнул какой-то мужчина.
Сиена проигнорировала вопрос, сворачивая к бутику «Феррагамо». За поворотом ее ждал сюрприз — целая стена из журналистов с блокнотами и диктофонами. Девушка тотчас пожалела, что не воспользовалась любезным предложением менеджера «Венецианца». Теперь ей стало по-настоящему жутко.
— Вы все еще любите его?
Вопрос прозвучал откуда-то свысока и сбоку. Нервно обернувшись, Сиена уставилась на чернокожего здоровяка, табличка на груди которого гласила «Лос-Анджелес таймс».
— Все еще любите? — повторил журналист.
Несколько секунд Сиена молча пялилась на его крупный нос и лысый череп и вдруг разразилась слезами.
Словно голодные пираньи, папарацци подались к ней, ослепляя вспышками. Толпа буквально обезумела, напирала, голоса вопили, перекрикивая друг друга, журналисты лезли, пихались, пытаясь занять более выгодную позицию и запечатлеть личную драму.
«Помогите», — жалобно подумала Сиена, растерянно озираясь и опасаясь, что ее вот-вот раздавят. Заметив крохотную брешь в стене тел, она бросилась туда, надеясь найти выход. В ушах тяжело ухало, голоса множились и ревели Ниагарским водопадом, слезы застили глаза.
В какую-то секунду, растянувшуюся в вечность, она заметила мужскую руку, протянувшуюся к ней из толпы, в пальцах не было микрофона или камеры. Повинуясь инстинкту, Сиена приняла неожиданную помощь, схватилась за руку, позволяя вытащить себя из столпотворения, которое создали представители прессы.
Ее втянули в бутик «Феррагамо» и тотчас захлопнули стеклянную дверь. Голоса стали глуше и дальше.
Только отдышавшись, девушка решилась посмотреть на своего спасителя.
Она никогда раньше не встречала этого мужчину, но его лицо показалось ей смутно знакомым. Ему могло быть от сорока до пятидесяти, голова была гладко выбритой, не считая нарочно оставленного полукруга почти седых волос на самой макушке. Незнакомец был одет со вкусом, в дорогой темный костюм и белую рубашку с вырезом в итальянском стиле. От мужчины пахло хорошим лосьоном после бритья.
Кроме того, он был несколько полноват, хотя и не чрезмерно, что придавало ему какую-то даже приятную солидность. У него был боксерский нос, узкий и явно несколько раз сломанный, нависающий над тонким, маленьким ртом. Глаза, рассматривавшие Сиену, были карими, окруженными сеточкой морщинок, совершенно симметричных с каждой стороны.
Однако, несмотря на все это, лицо незнакомца не казалось отталкивающим. Скорее оно излучало силу и мужественность.
Только теперь Сиена заметила, что так и не отняла ладони из руки мужчины, и смущенно ее отдернула. Мужчина покровительственно улыбнулся.
Сиене стало не по себе: незнакомец чем-то напоминал ей Дьюка, и ее странным образом к нему влекло. Открытие было не слишком приятным.
— Вам требовалась помощь, не правда ли? — мягким тоном произнес мужчина. У него был легкий южный акцент, впрочем, почти неразличимый. — Меня зовут Рэндалл Стайн.
Ну конечно! Теперь Сиена его узнала. Должно быть, у нее от переживаний поехала крыша, если она не догадалась сразу, кем является ее спаситель.
Рэндалл Стайн был легендой Голливуда, талантливым продюсером, известным даже больше, чем Пит Макмаон. Пожалуй, это был единственный достойный конкурент Пита на всей «фабрике грез». Когда-то в восьмидесятых талантливый продюсер сделал себе имя на брутальных боевиках, а затем буквально создал новый жанр комедийного экшна, который безраздельно владел Голливудом на протяжении всех девяностых. Стайн также занимался недвижимым имуществом, был известен на фондовой бирже как финансовый олигарх с огромным капиталом. Кажется, даже в журнале «Форбс», который покупал Макс, частенько мелькало его имя. Сиена знала, что частное состояние Стайна оценивается в миллионы долларов.
Вот это да!
Перед ней сам Рэндалл Стайн!
А она выглядит как провинциальная дуреха, попавшая на показ сопливой мелодрамы, — с размазанной тушью, поплывшими тенями, жалкая и ничтожная.
— Э… как дела? — только и смогла вымолвить Сиена, торопливо вытирая пальцем потекшую тушь. — Меня зовут…
— Я знаю, кто ты, Сиена.
От тона, которым это было сказано, у нее задрожали колени.
— Правда?
— Разумеется. — Стайн подтянул к себе за спинку стул и указал на него Сиене.
Консультанты «Феррагамо», еще несколько минут назад глазевшие на зареванную посетительницу (в их представлении увидеть известную модель было куда интереснее, нежели встретить миллионера, чье лицо никогда не мелькает на обложках журналов), все как один куда-то испарились.
— Я знаком с твоим отцом. Более того, когда-то я был знаком и с твоим дедом. Как давно это было!
— Правда? — снова спросила девушка, внезапно растерявшая весь словарный запас.
Рэндалл Стайн улыбнулся. Похоже, его забавляло состояние собеседницы.
— Правда. Но я знаю, кто ты, не только потому, что ты дочь своего отца и внучка Дьюка. Или ты не заметила, что тебя узнают посторонние люди? — Он ткнул пальцем в сторону двери, за которой гомонили папарацци. — Я тоже обожаю хорошеньких моделей. Скажу больше: я твой искренний поклонник.
Сиена усмехнулась. Она сомневалась, что Стайн может быть поклонником кого бы то ни было. Но комплимент был приятен.
— Вообще-то, — сказала она наконец, — я больше не модель. Я делаю карьеру актрисы.
Запрокинув голову назад, Стайн гулко расхохотался, чем задел гордость Сиены.
— Прости, девочка. — Продюсер стер выступившие слезы. — Если бы всякий раз, когда я слышу эту фразу от смазливых девчонок, мне давали бы доллар, я бы стал миллионером дважды.
— Но я актриса. И довольно талантливая, — с нажимом повторила Сиена. Упрямство в ее голосе заставило Стайна посерьезнеть. — Я очень хорошая актриса.
— Что ж, — деловито заметил мужчина, — у тебя это в генах. Не обижайся на мои слова. Уж прости старика с его глупыми шутками.
— Никакой вы не старик, — мрачно пробормотала Сиена. — Послушайте, я знаю, что выгляжу ужасно, а оттого неубедительна. У меня… появились проблемы, поэтому я немного не в себе.
— Я в курсе твоих проблем, — сказал Рэндалл Стайн. — У меня есть телевизор, — добавил он в ответ на вопросительный взгляд Сиены.
— А, ну да, — скривилась она. — Как я не догадалась?
— Глянь, прибыли ребята в форме. — Рэндалл кивнул на дверь. — Кажется, теперь они распустят твой фан-клуб. — Сиена проследила за его взглядом. Снаружи полицейские разгоняли толпу журналистов. — Давай один из моих охранников проводит тебя до номера и проследит, чтобы к тебе не приставали. Полагаю, тебе надо отдохнуть. Лучше пока не выходи на улицу, пусть думают, что ты испугалась назойливого внимания прессы и уехала.
— Ладно. — Сиена кивнула. — Спасибо.
— Сделаем так. Я заеду за тобой к восьми. Ты пока собери вещи. Мы выпишемся и съедем. — Рэндалл говорил тоном, не терпящим возражений, словно ему было дано право решать за Сиену.
— Но я не уверена, что…
— Ладно, в восемь тридцать. Пойдет?
— Я не об этом! То есть вы повели себя благородно и все такое, но я вовсе не готова к такому повороту. — Сиена покраснела, но упрямо продолжала: — Я все еще люблю одного человека, а потому не могу вот так сразу согласиться на…
Она беспомощно умолкла, надеясь, что Стайн Придет ей на помощь, но тот просто улыбался, ожидая, как она будет выпутываться.
— В общем, я не заинтересована в вас как в потенциальном… партнере, — выпалила девушка. — Я не хочу, чтобы мне назначали свидание!
— Вот и хорошо, — кивнул Рэндалл. — Потому что меня свидания тоже не интересуют.
— О? Что ж… тогда… — залепетала Сиена, которой стало здорово не по себе от подобного пренебрежительного тона.
— Но я бы не прочь узнать тебя получше. В конце концов, я давно знаком с твоей семьей, мне интересно узнать, что ты за человек. Может, у нас созреет какой-нибудь взаимный проект, я имею в виду, делового толка.
Рэндалл заметил, как зажглись глаза собеседницы при этих словах. Похоже, романтические бредни были куда менее важны для Сиены Макмаон, чем бизнес. Это ему понравилось.
— Тогда договорились, — легко сказала девушка, выдав продюсеру фирменную улыбку Макмаонов. — Рада, что мы друг друга поняли.
Они пожали друг другу руки.
— Спасибо, что спасли от неминуемой гибели, — сладко пропела Сиена.
— Это доставило мне удовольствие. А теперь иди к себе. Увидимся вечером.
Макс сидел в парке Уилла Роджерса прямо на каменистом пригорке. Руки сжимали голову в трагичном жесте. Его тоже донимали папарацци.
Сразу после аварии и интервью с Камилл Эндрюс папарацци буквально обезумели. Они поджидали его возле машины, выскакивали из-за углов зданий, словно гончие, преследовали повсюду. Накануне Максу реально пришлось отрываться от двоих журналюг, которые ехали за его машиной по пятам. Если Макс звонил кому-то с мобильного, у неприметных с виду прохожих моментально оказывались в руках диктофоны и фотоаппараты. Похоже, каждый папарацци пытался найти признаки его контактов с Сиеной.
Впрочем, не журналисты были главной проблемой Макса. Он считал их навязчивое внимание наименьшей платой за совершенную ошибку. Макс страдал оттого, что не имеет возможности поговорить с бросившей его Сиеной. Он надеялся получить шанс на оправдания и извинения.
Любимая повела себя совсем не так, как он мог ожидать. Макс был готов к истерикам, гневу, слезам. Вместо этого Сиена просто вычеркнула его из своей жизни, не оставив ни шанса. Она словно отгородилась от него невидимой стеной, и это было куда хуже, чем крики и бешеные скандалы.
Журналисты осаждали не только Макса, но и дом Хантера. Пришлось вызвать полицию, чтобы ребята в форме разогнали жадных до сенсации стервятников. Впрочем, довольно скоро папарацци вернулись, умножив свои ряды и став еще нахальней. Они взбирались на растущие за забором деревья, орали в рупор и пытались пробраться в дом.
— Макс, вы говорили с Сиеной? Что она вам сказала?
— А она вас била за измену?
— Вы считаете себя виновным в аварии, в которую угодила ваша девушка?
— Как насчет Камилл Эндрюс? Вы не хотите продолжить ваш роман?
— Действительно ли вы столь неумелый любовник?
И это самые невинные из вопросов, которые слышал Макс. Один ублюдок исхитрился сунуть под дверь дома записку, предлагая Максу сто пятьдесят тысяч в обмен на эксклюзивное интервью, оплаченный билет до Лас-Вегаса и разговор с Сиеной, которые собирались снимать на камеру.
Максу было противно. Похоже, в глазах прессы он был золотоискателем, готовым на все, чтобы добыть побольше денег. А тем более помириться с богатенькой подружкой, под крылышком которой так удобно устроился.
Тиффани ненадолго прилетела из Канады, чтобы поддержать друзей, и Хантер предложил втроем съездить в какое-нибудь место поспокойнее, пока не уляжется шумиха. Оставаться в Лос-Анджелесе под круглосуточным колпаком прессы было невыносимо.
Проведя еще пару суток в импровизированном заточении, Макс, Хантер и Тиффани сели в машину, ловко оторвались от преследователей, не ожидавших от них бегства, и поднялись вверх по склону каньона.
— Если бы я только мог ее увидеть, — вздыхал Макс, досадливо качая головой и бессознательно вырывая растущие рядом травинки. — Если бы мы могли поговорить. Я не знаю, что делать. Разве можно вышвырнуть отношения на помойку из-за одной глупой ошибки? Это глупо, необдуманно!
Тиффани подумала про себя, что ничего глупого в поведении Сиены нет, учитывая то, какую именно «глупую ошибку» совершил Макс. Она сама поступила бы точно так же, как Сиена, если бы узнала об измене Хантера. Но высказываться вслух не стала.
— Может, ей нужно время? И возможность все обдумать, прийти в себя? — предположила она. — Думаю, для Сиены произошедшее стало ударом, который нужно пережить.
Макс вцепился руками в волосы.
— Боже, что я натворил! Что я натворил! Как я мог поступить так глупо?
Хантер присел рядом с другом и положил руку на плечо.
— Перестань, Макс, — сказал он мягко. — Ты не мог знать, что эта девица потащится в газету давать интервью.
— Я гадко с ней обошелся и заслужил мести. — Макс выглядел жалко. — Уходя от Камилл, я думал только о себе и Сиене, о том, что предал любимую женщину, о том, что я круглый идиот. Но я оскорбил Камилл. Может, если бы я отнесся к ней с большим уважением, она бы не полила меня грязью.
Хантер и Тиффани переглянулись, но не произнесли ни слова.
— Признаться, я ожидал, что ты вышвырнешь мои вещи из дома, — сказал Макс.
— Перестань, что за чушь ты несешь! — Хантер чуть сжал пальцами плечо друга. — Я бы так не поступил, и ты это знаешь. Мы все совершаем ошибки, иногда ужасные.
— О тебе я бы такого не сказал, — мрачно буркнул Макс.
— Прекрати, Макс, — усмехнулась Тиффани, пытаясь перевести все в шутку. — У Хантера тоже куча недостатков. Порой он ведет себя ужасно.
Все трое вяло поулыбались.
— Спасибо, что утешаете меня. — Макс вздохнул, подхватил мелкий камешек и запустил вниз с холма. — Я знаю, что Сиена слишком хороша для меня. Да и для любого другого, впрочем. Я был недостоин ее любви. Увы, это правда. Так по-дурацки упустить свой шанс, вот я идиот!
— Да уж, Сиена — это что-то, — подхватил Хантер. — Она достойна всего самого лучшего.
Тиффани не верила своим ушам.
— Эй, эй, погодите! — Она вновь вступала на зыбкую почву, решившись высказаться в том ключе, что Сиена — отнюдь не святая. Но ей не хотелось, чтобы Макс считал себя хуже бросившей его фифы. — Вас как-то немного занесло. Конечно, Макс поступил по-свински, тут я согласна. — Макс кивнул, глядя на свои кроссовки. Он всей душой ненавидел самого себя. — Но вы же знаете, что Сиена — далеко не ангел. Не надо теперь наделять ее идеальным характером просто потому, что она — пострадавшая сторона. Порой она вела себя гадко, эгоистично и исхитрялась винить окружающих в том, в чем была виновата сама. Макс, как ты можешь говорить, что недостоин Сиены? Ты — прекрасный человек, ты многому ее научил, благодаря тебе она стала лучше. А ведь именно тебе в основном от нее доставалось. Нам всем доставалось, впрочем.
Хантер слегка нахмурился, и Тиффани приготовилась к суровой отповеди. Разумеется, она не заставила себя долго ждать.
— Надеюсь, ты не пытаешься сказать, что Сиена заслужила то, что с ней случилось? Может, будешь утверждать, что авария и измена близкого человека — ее собственная вина?
— Я говорю вовсе не об этом, — скривилась Тиффани. — Просто не нужно идеализировать Сиену! Мне не нравится, что Макс начал ставить ее на пьедестал, словно самую прекрасную женщину в мире. Она не святая, Хантер, вовсе не святая!
Макс застонал, закатив глаза. Он видел, как помрачнел Хантер. Ему не хватало еще ссоры двух близких друзей в довершение к остальным неприятностям. Поэтому прежде, чем конфликт разгорелся, он встрял:
— Да какая теперь разница? Единственное, что меня сейчас интересует: как мне поступить? Смогу ли я вернуть Сиену? И как это сделать?
Хантер сочувственно посмотрел на него.
— Макс, боюсь, от тебя теперь ничего не зависит. Только Сиена будет решать, прощать ей тебя или нет. Но знаешь, когда я увидел ее, — он сделал паузу, словно пытаясь найти слова помягче, — мне показалось, что шансов почти нет. Ты очень ее обидел.
Макс встал.
— Я знаю. Правда, знаю. Но я должен с ней поговорить. Я хочу объясниться. — Взглянув друзьям в лица, он заметил в них сомнение. — Ребята, вы что, совсем в меня не верите? Преданная любовь — разве не этого ждут все девчонки? Что бы вы себе ни думали, я верну Сиену. Я точно ее верну!
Вечером того же дня Сиена встретилась с Рэндаллом. Они сидели друг напротив друга на открытой террасе с видом на Лас-Вегас. Сиена была слегка пьяна и захвачена удивительным видом.
Опасаясь, что пресса будет чересчур донимать девушку, продюсер перевез ее в частную квартиру, которую снимал у друга на лето. Квартира располагалась на последнем, сороковом этаже высотного здания, захватывая крышу с небольшим садом. Здесь Сиену ждал стол, накрытый на двоих, и бутылка охлажденного шампанского.
Первой реакцией Сиены была паника: свечи в канделябрах, белая скатерть на столе, серебряные приборы и полное уединение никак нельзя было назвать подходящей для делового разговора обстановкой. Пьянящий запах бугенвиллей плыл в воздухе сладким шлейфом, в голубом бассейне, возле которого стоял стол, мягко плескались искусственные волны.
Рэндалл выглядел уверенным и спокойным, поэтому Сиена не осмелилась высказать вслух свои подозрения. Она уже успела выставить себя дурой в бутике «Феррагамо», обвинив Стайна в наличии сексуального интереса. Глупо было бы снова наступить на те же грабли, особенно после того, как тебя буквально спасли от разбушевавшейся толпы.
К тому же любая другая начинающая актриса была бы счастлива составить Рэндаллу Стайну компанию за ужином.
Блюда не оставляли желать лучшего. Сиена наслаждалась лобстерами с чесночным маслом, сочным ягненком в сырном соусе и муссом из малины, поданным на десерт. Девушка сама себе удивлялась: она буквально проглотила все три блюда, словно голодающий беженец, попавший на благотворительную кормежку для бедных. Ей было немного неловко за свое обжорство (в журналах пишут, что мужчины не слишком любят девиц, страдающих булимией), но Рэндалл, похоже, только порадовался ее аппетиту. Впрочем, судя по его брюшку, он и сам частенько предавался греху чревоугодия.
Сиена не только много ела, но и пила шампанское, несмотря на строгий запрет врача. Она знала, что медикаменты и алкоголь редко совместимы, но решила сделать исключение. Опьянение пришло не сразу, но довольно резко. Странно, Сиена была уверена, что большую часть шампанского все же выпил Рэндалл.
К сожалению, даже выпивка не помогла ей полностью позабыть о Максе. Коварные мысли об изменнике и его грудастой подружке постоянно всплывали в голове.
Определенно, с этим надо что-то делать, подумала девушка.
— Кофе? — предложил Рэндалл, наклоняясь к Сиене через стол и беря ее руку в свою. Она не отдернула ладонь. Сказывалось действие шампанского. — Или еще выпьешь?
— Боже, нет. — Сиена покачала головой. Ее повергла в изумление собственная реакция на прикосновение малознакомого мужчины. Смущение не позволяло поднять глаза, но во всем теле начало просыпаться нежданное желание. Девушка осторожно погладила большим пальцем ладонь Рэндалла. — Думаю, мне не стоит больше пить.
— Значит, кофе, — сказал Рэндалл, отнимая у нее свою ладонь (как раз в тот момент, когда Сиене хотелось этого меньше всего) и делая жест официанту. — Хорошо, что ты решила больше не пить. Мне бы хотелось поговорить о деле.
Удивительно, но Сиена испытала острое разочарование от того, каким деловым стал голос Рэндалла. Она отвернулась в сторону, глядя на огни Вегаса внизу.
— Должен признаться, что знаю о тебе несколько больше, чем пытался показать, — начал Рэндалл Стайн.
— Да? — Сиена словно очнулась.
— Да, — загадочно улыбнулся продюсер. — Сегодня днем по моему спецзаказу из моего офиса в Лос-Анджелесе доставили предварительную версию «Блудной дочери». Я посмотрел ленту два раза.
— Что, правда?
Лицо Сиены озарила улыбка. Ей льстило то, что столь могущественный продюсер, как Рэндалл, мог заинтересоваться ее работой, заказать в Вегас копию фильма и сразу же посмотреть его, да еще дважды! И это после того, как утром он высмеял ее заявление о том, что она актриса.
Инстинктивно девушка поправила волосы и повернулась к собеседнику самым выгодным ракурсом, который принес ей целое состояние. Даже с исцарапанным лицом она была невероятно притягательна.
— И как вам фильм?
Рэндалл сделал глоток крепкого эспрессо.
— Слабоват. Ничего неожиданного. Ни одного нового хода. Кстати, твоя игра оставляет желать лучшего.
Сиена покраснела от возмущения и стыда. Неужели Стайн пригласил ее к себе, чтобы оскорблять?
— Неужели? — ядовитым тоном спросила девушка, вскакивая из-за стола и хватая сумочку.
Самовлюбленный наглец! Животное! Если он убежден, будто его имени достаточно для того, чтобы оскорблять всех и каждого, пусть подавится своими убеждениями! Нет, пусть лучше ими подотрется!
— В таком случае, мистер Стайн, — прошипела Сиена зло, — вам стоит знать, что вы — единственный человек, который остался недоволен «Блудной дочерью». Критика пришла в восторг от картины Мюллера, хотя она не успела даже выйти на экраны. Боюсь, ваша компания стала мне неприятна, так что я поеду к себе в отель и займусь чтением сценариев, которые постоянно присылают мне агенты разных киностудий, оценившие «Блудную дочь». Спасибо за ужин.
— Сядь, — сказал Рэндалл. Он неторопливо отпил эспрессо, совершенно не обеспокоенный выступлением Сиены. — Не веди себя словно избалованный ребенок. — Девушка колебалась. Единственный, кто смел говорить с ней в такой манере, был Макс. — Если ты всерьез намерена влезть в кинобизнес, ты должна научиться слушать критику без этих дурацких воплей, свидетелем которых я только что стал. Ты даже не дослушала меня.
Мрачно нахмурившись, Сиена села на стул.
— Я действительно подумал, что фильм слабоват, по крайней мере для Мюллера. Что касается тебя… много ошибок. Слишком много. — Сиена снова открыла рот, но благоразумно промолчала. — Сразу видно, что у тебя большие задатки, гигантский потенциал, но его еще предстоит раскрыть. С твоей внешностью и твоим именем это будет не самая трудная дорога.
Сиена снова разозлилась.
— При чем тут моя внешность? И тем более мое имя? Я хочу добиться славы благодаря таланту и трудолюбию, неужели не ясно?!
Рэндалл снисходительно улыбнулся:
— Понятно. К сожалению, девочка, все, что меня интересует, — это деньги, которые я получаю от проектов. Если мы собираемся вести какие-то совместные дела, тебе придется усвоить это.
Стайн решительно перегнулся через стол, схватил Сиену за руки и уставился в лицо. На какой-то короткий момент девушка решила, что он вот-вот ее поцелует.
Вместо этого продюсер заговорил с нажимом, заставляя вслушиваться в каждое слово.
— Ты хотя бы представляешь, как много в Голливуде девушек, наделенных талантом? Я вообще не люблю это глупое слово. «Талант»! Неужели умному человеку требуется талант, чтобы притвориться кем-то другим? Ты же актриса, Сиена, ты не изобретатель или пианист. И вас тысячи, сотни тысяч. И все надеются, что однажды их путь пересечется с кем-то вроде меня. Как ты думаешь, почему из сотен тысяч актеров передо мной сидишь именно ты?
Сиена смолчала, понимая, что вопрос риторический.
— Потому что ты особенная, — продолжал Рэндалл. — Тебе повезло — у тебя есть то, чего нет у них. У тебя есть фамилия Макмаон, и если ты не воспользуешься этим преимуществом, то ты глупее, чем кажешься. — Теперь он перехватил Сиену за запястья с такой силой, что на коже под его пальцами проступили красные пятна. — Тебе нужно о многом поразмыслить, если ты собираешься делать актерскую карьеру. О многом!
— Я и так знаю, чего хочу от жизни, — ответила Сиена не слишком уверенно.
Она была в смятении. Близость Стайна была и пугающей, и возбуждающей одновременно. На жизненном пути ей редко встречались люди, настолько же упрямые и прямолинейные, как она сама, и это вызывало естественный интерес. Правда, Сиена совершенно не представляла, как ей держаться.
— Значит, знаешь? — словно прочитав ее мысли, насмешливо переспросил Рэндалл. — Просто ты вешаешь мне на уши лапшу о таланте, и я начинаю сомневаться в том, что нам по пути. Если ты не сменишь своих убеждений, то закончишь карьеру в каком-нибудь малоизвестном театре или в низкобюджетных лентах. — Стайн внезапно ослабил хватку и откинулся назад. — Если тебя не устраивает такая судьба, — он жестом велел официанту подлить себе кофе, — если ты мечтаешь стать настоящей звездой, какой был твой дед…
— Да! — выпалила девушка помимо собственной воли. — Очень!
— Тогда тебе придется кое-что в себе изменить. — В голосе Рэндалла появились жесткие, приказные нотки. — Тебе интересно?
— Что я должна изменить? — Сиена была заинтригована.
— Во-первых, рядом с тобой должны быть только успешные люди. Прекрати общаться с неудачниками, вроде твоего парня.
— Макс вовсе не неудачник, — застыв от боли, сказала Сиена. — Он — режиссер, он очень талантлив…
— Ага, ты опять за свое. Талант, талант… тьфу! Очнись, девочка! Одним талантом сыт не будешь. И твой парень — полное ничтожество. Ноль! — Каждый эпитет Стайн буквально выплевывал изо рта. У Сиены тоскливо сжалось сердце, и она буквально силой заставила себя промолчать и принялась слушать дальше. — Если ты забыла, он еще и изменял тебе, ублюдок. Просто вышел из дома и подцепил дешевку с силиконовыми сиськами. Как думаешь, зачем он это сделал?
— Мне кажется… — Сиене пришлось умолкнуть и пожать плечами, чтобы не разреветься. Она не понимала, зачем Стайну нужно над ней издеваться и бить в самое больное место. Какое ему дело до Макса? — Я не знаю, — вымолвила девушка. — Я думала, он меня любит.
— Господи, ты только послушай себя! Ты совсем еще дитя, — хмыкнул Рэндалл. — Он сделал это по двум причинам, Сиена. Первая, — он загнул один палец, — потому что он кобель, как все мужики. Так поступают все мужики, разве ты не знала? Рано или поздно, так или иначе, но они приходят к этому.
— И вы тоже? — с вызовом спросила Сиена.
— Разумеется. — Стайн равнодушно пожал плечами. — И второе… — Он загнул второй палец и ухмыльнулся. — И вот тут мы с твоим парнем сильно различаемся. Он изменил тебе, потому что чувствовал себя слабаком на твоем фоне. Его подавлял твой успех.
Сиена ненавидела себя за то, что слушает и соглашается. Стайн был ей чужим человеком, но во многом был прав. Для Макса успех любимой женщины всегда был мучительным. Он чувствовал себя жалким, ничего не достигшим в жизни неудачником.
И он предал ее. Какой смысл защищать его перед Стайном?
— Твой Макс тормозит твое развитие, Сиена. Избавься от этого груза. — Рэндалл сжал пальцы в кулак, так что хрустнули суставы. Словно сломал чью-то шею, не иначе.
— Я уже это сделала, — вздохнула Сиена.
После этих слов она сделала нечто такое, чего совершенно не собиралась делать. Она потянулась рукой через стол и коснулась щеки Рэндалла.
Он не улыбнулся и не отстранился, просто смотрел на нее, не отрывая взгляда, долго-долго, а затем поцеловал ее руку. Сиена, уже почти без смущения, пожелала, чтобы его губы касались не только ее ладони, но и всего тела.
— Я помогу тебе, — сказал он наконец. — Я дам тебе то, к чему ты стремишься. Но ты должна слушаться меня во всем. Во всем, понимаешь? И больше не встречайся со своим дядюшкой, звездой «мыльных опер». Даже ради пары коктейлей, ясно?
— С Хантером? Но почему? Он же такой хороший, заботливый, — запротестовала Сиена.
— Вот и славно. Пошлешь ему открытку. Можешь даже съездить к нему на День благодарения. Мне плевать, хороший он или нет. Речь идет о твоем имидже, о том, какой тебя будет видеть публика. Если ты будешь продолжать жить со своим Хантером, то всегда будешь ассоциироваться с ним. А это на несколько уровней ниже той планки, к которой ты должна тянуться. Или ты хочешь оставаться третьесортной звездочкой?
— Нет, конечно.
— Я так и знал. — Рэндалл передвинул свой стул ближе к Сиене и положил теплую руку ей на колено. Девушка не стала противиться. Было уже ясно, что разговор так или иначе закончится в постели. — Я знал Дьюка, и весьма неплохо. В тебе очень много от него.
Рука постепенно передвигалась выше. Сиена почувствовала влагу между ног, ее губы приоткрылись, веки потяжелели от желания. Еще три дня назад ей казалось, что всякий мужчина, кроме любимого Макса, будет вызывать в ней лишь отвращение. И что теперь? Она сидит на крыше шикарного здания в Вегасе рядом с великим Рэндаллом Стайном и позволяет трогать себя везде, где ему заблагорассудится.
— Я забыл сказать еще одну важную вещь, — прошептал Рэндалл куда-то ей в шею, в то время как его пальцы проникали ей в трусики.
— Да? — чуть слышно пробормотала Сиена, чувствуя себя на вершине блаженства.
— Я знаком и с твоим отцом.
Рэндалл наклонился, целуя ее плечи и ключицы — пока сквозь платье. Расстегнув застежку сбоку, он сунул руку под ткань и поймал пальцами одну грудь. Пальцы второй руки уже входили в Сиену, чтобы затем снова вынырнуть и нырнуть. Девушка дрожала всем телом. Она притянула лысую голову Стайна к себе.
— И что с того? — тяжело дыша, спросила она.
— Я ненавижу его. А он ненавидит меня. Надеюсь, это для тебя не проблема?
Сиена улыбнулась. Рэндалл, возможно, был не столь хорош собой, как ее предыдущие поклонники, но прекрасно знал, чем ее взять. Он пообещал ей славу, которой она так жаждала. Кроме того, Рэндалл Стайн чертовски ее заводил.
— Уж это точно не проблема. Скажу больше, мистер Стайн, узнав, что вы не дружите с моим отцом, я еще сильнее начала вам симпатизировать. Честное слово, вы мне нравитесь.
Три следующих месяца Сиена буквально летала на крыльях. В дом Хантера она так и не вернулась. Из Вегаса девушка отправилась к Рэндаллу, в его дом, находившийся в Малибу.
— А как же мои вещи? — взволнованно говорила она, проходя в дорогой салон личного самолета Стайна. — У меня же с собой ничего нет!
— Купим тебе новые вещи, — бросил Рэндалл, даже не потрудившись опустить «Уолл-стрит джорнал», который читал. — Ни о чем не беспокойся.
Впрочем, Сиена и не беспокоилась. После долгих лет выживания в одиночку, когда приходилось сначала карабкаться на вершины модельного бизнеса, зарабатывая капитал, затем пытаясь стать актрисой, она была рада переложить груз ответственности на чужие плечи.
Оказавшись в особняке Стайна, Сиена пришла в неописуемый восторг. Она привыкла к удобству и богатству, но ничто не могло сравниться с той роскошью, что ожидала ее в Малибу.
— Боже мой! — Она по-детски захлопала в ладоши, оглядывая атриум в греческом стиле, выложенный мрамором и золотистым металлом.
Стены были увешаны дорогими портьерами, в каждом углу стояли бесценные золотые и серебряные урны с изогнутыми ручками, из холла на второй этаж вела широченная лестница с огромными ступенями и ковровой дорожкой. Даже образ Хэнкок-Парка померк при виде этого великолепия.
— Симпатично, правда? — спросил Рэндалл, небрежно швырнув дорогой портфель на старинный стол семнадцатого века, ножки которого сжимали в объятиях четыре крылатых ангела.
— Невероятное зрелище! — честно ответила Сиена. Она немного завидовала Стайну. Жить в подобном доме — удел самых влиятельных и богатых людей. А, видит Бог, она стремилась и к власти, и к богатству всю свою жизнь.
— Значит, нравится, — довольно усмехнулся Рэндалл. Он заметил хищный блеск в глазах Сиены. — Если будешь меня слушаться, эта роскошь станет твоей.
Девушка шагнула к нему, восхищенно качая головой. Стайн напоминал ей византийского императора, жесткого, жадного до жизни и впечатлений, могущественного и знающего себе цену. Это делало Рэндалла еще более привлекательным в ее глазах. Поднявшись на цыпочки, Сиена попыталась поцеловать его в губы, но мужчина мягко отстранился.
— Не сейчас, малышка. У меня еще куча работы, так что ласки подождут. — Стайн погладил ее по голове, словно общался с капризным и непослушным ребенком. — Почему бы тебе пока не подняться наверх? Можешь принять ванну, ты наверняка устала с дороги. Патрисия тебе поможет.
Не успела Сиена ответить, как Стайн щелкнул пальцами и появилась нервная испанка в одежде горничной. Служанка чопорно поклонилась девушке, показывая, что готова исполнить любой приказ.
До этого момента заигрывания Сиены никогда не встречали отпора, и она была сбита с толку, не уверенная, что ей нравится такая игра.
Как оказалось впоследствии, жизнь с Рэндаллом Стайном вообще полна сюрпризов.
Первые месяцы жизни в Малибу Сиена просто наслаждалась происходящим. «Блудная дочь» вышла на экраны спустя две недели после поездки в Вегас. Скандал, связанный с изменой Макса и аварией, пошел на пользу фильму, а роман с Рэндаллом только подогрел интерес публики к начинающей актрисе. В общем, «Блудная дочь» стала одной из самых популярных лент сезона, обогнав в рейтингах своих престижных конкурентов.
Пресса буквально бесновалась, на все лады обсасывая каждую мелочь, связанную с Сиеной Макмаон. Девушка привыкла к вниманию журналистов, и раньше частенько попадая на страницы газет и журналов, но такого повального безумия папарацци просто не ожидала. Пресса пела под дудку Рэндалла, который осторожно дирижировал этим хором, оставаясь в тени. Стайн полностью заполнил жизнь Сиены собой, влезая в самые потаенные уголки души, вылепливая идеальный образ молодой актрисы. Он настоял на том, чтобы Марша, давний деловой партнер Сиены, была уволена сразу после возвращения из Вегаса, и сам занялся ее пиар-кампанией.
В прессе постоянно мелькали фотографии «золотой пары Голливуда», как прозвали Стайна и Сиену папарацци (с легкой руки самого Стайна, разумеется). Их снимали на премьере «Блудной дочери» по всему миру, от Лос-Анджелеса до Токио, в аэропорту, одетых в дорогие костюмы от «Армани», и спешащих на премьеру последнего блокбастера Стайна «Морская прогулка». Были и снимки Сиены под руку с Брюсом Уиллисом, на игре «Лейкерс», в бейсболке, коротком топике и бриджах, разумеется, на самых лучших местах.
Когда в октябре в прессу просочились новости о том, что Сиена пробуется на главную роль во «Второй мировой», продюсируемой Стайном, журналисты совершенно обезумели. Картина должна была быть высокобюджетной, и ей пророчили успех и «Оскаров» еще до того, как был утвержден актерский состав.
Сиену восхищала эта шумиха, она с восторгом общалась с прессой, черпая во всеобщем обожании энергию. Вспышки фотокамер стали для нее необходимым элементом жизни. Рэндалл был доволен успехом кампании и своей новой подопечной, хотя заголовки типа «Красавица и чудовище» втайне раздражали его.
Сиена узнала, что ее любовник, менеджер и руководитель болезненно переносит насмешки над собственной внешностью и дряблым полным телом. Каждое утро он вставал в пять, чтобы целый час заниматься с персональным тренером, и только после этого бросался в пучину бизнеса, принимая звонки и срываясь с места, если в каком-нибудь из офисов требовалось его присутствие. Кроме того, Стайн тщательно следил за тем, что он ест, почти не пил, предпочитая контролировать каждый свой шаг.
Сиену удивляло, как можно оставаться таким полным, если сидишь на диете и занимаешься спортом. Она сама могла целый день трескать шоколад и пить колу, не заботясь о том, что это как-то скажется на ее фигуре. Ела она много и с удовольствием, тем более что ей постоянно требовалась подпитка: Стайн, который разменял пятый десяток и был достаточно толстым, обладал невероятным сексуальным аппетитом, во много раз превосходившим аппетит Макса.
Сиена впервые столкнулась с мужчиной, чье либидо так удачно подходило к ее собственному, а порой и превосходило. К тому же Стайн был куда изощреннее предыдущих ее любовников, а его требования порой вгоняли ее в краску. К примеру, продюсер обожал делать домашние записи своих утех. Несмотря на протесты Сиены, он настоял на съемке нескольких развратных эпизодов с ее и своим участием. В эти моменты он звал ее в спальню, где на кровати уже были разложены многочисленные игрушки вроде вибраторов, ошейников и кожаного белья, казавшиеся девушке орудиями пыток.
Сиене были не нужны игрушки, ее сексуальное влечение к Стайну и без них было непреодолимым. К сожалению, от Рэндалла редко можно было дождаться ласк, хотя порой он и позволял ей после секса минут пять полежать на его плече, поглаживая ее волосы. Обычно же он избегал физического контакта, когда речь не шла о сексе. Похоже, ему совсем не хотелось впадать в эмоциональную зависимость от кого бы то ни было.
Оскорбленная, униженная Максом, которому так доверяла, Сиена с готовностью приняла эту философию и мысленно благодарила Стайна, что он не лезет к ней в душу. Ей нравился секс с ним. Просто секс, без примеси чувств. Чистая физиология.
Да и в целом жизнь со Стайном Сиену очень устраивала.
Клэр Макмаон сидела в тихом уголке магазина электроники рядом с аэропортом.
Было пять тридцать, поэтому по магазину таскались толпы школьников, у которых недавно кончились уроки, домохозяйки, зашедшие купить батареек или лампочек взамен перегоревших, а также мужчины, решившие приобрести новый телефон или плейер. Клэр им завидовала. Она бы с радостью отдала все, что у нее было, чтобы носиться по отделам с электроникой с собственными детьми, выбирая какой-нибудь гейм-бой.
Она поправила очки «Шанель» и нервно глянула за стекло в сторону автостоянки. Там должен был припарковаться «шевроле», и именно там должна была состояться тайная встреча. Она ругала себя за то, что сердце взволнованно бьется в груди, но иррациональный страх, что Пит как-то прознает о ее тайных делах, превращал ее в испуганное животное. Клэр так и казалось, что муж вот-вот подъедет к магазину на машине, чтобы поймать ее с поличным.
Возможно, думала она, именно так взволнованно и напуганно ощущает себя какая-нибудь замужняя дама, решившаяся на измену супругу. И как только бедняжки ухитряются держать себя в руках в подобных обстоятельствах? У нее самой вовсе не было любовника, но гнев Пита, если он узнает о ее выходке, будет не менее страшен, чем в том случае, если бы речь шла об измене.
Она отдала мужу годы, совершенно порвав всякую связь с Сиеной. Она слишком любила Пита, чтобы оспаривать его решение, а потому сама загнала себя в безвыходную ситуацию. Именно поэтому теперь она торчала в дурацком магазине, ожидая встречи.
Клэр, как ни старалась, не смогла заглушить в себе зов материнского сердца, и с жадностью читала свежие сплетни о дочери, довольствуясь крохами, как и простые обыватели. Однако в тот день, когда стало известно об аварии, в которую попала Сиена, в душе Клэр словно что-то сломалось. Разговор с мужем не дал результатов. Пожалуй, только тогда она и поняла со всей очевидной ясностью, что Пит никогда не переменит мнения насчет дочери. Опасаясь навеки потерять Сиену, Клэр решилась на крайние меры.
Связаться с дочерью напрямую было слишком опасным. Предательство могло подкосить слабое здоровье Пита, да и сама Сиена, судя по всему, не обрадовалась бы встрече с матерью, которая бросила ее в беде много лет назад.
Клэр выбрала другой путь.
Наконец серебристый «шевроле» появился на парковке. В машине были темные стекла, а правая дверь чуть помята — как и предупреждали Клэр.
Она вышла из магазина, трясущимися руками толкнув дверь, и поспешила к машине. Клэр постучала в стекло со стороны водителя, и тотчас с мягким щелчком открылась дверь со стороны пассажирского сиденья. Женщина быстро залезла в машину и пожала руку человеку, которого до этого видела лишь однажды, в офисе детективного агентства, в Комптоне.
— Добрый день, Билл, — нервно улыбнувшись, произнесла Клэр.
— Добрый.
Билл Дженнингс был темнокожим, хотя и не чистокровным афроамериканцем. У него была широкая нижняя челюсть с крупными белыми зубами, сиявшими во рту, словно морской жемчуг.
— Да не волнуйтесь вы, мэм! — с улыбкой проворковал мужчина, похлопывая ее по плечу. — Вы не совершаете ничего криминального.
Он протянул ей коричневый конверт, который она торопливо вскрыла. Здесь было восемь фотографий Сиены, а также отпечатанный на принтере текст с подробным отчетом о действиях девушки за последние три месяца.
— Где был сделан этот снимок? — спросила Клэр, вынимая из пачки фото Сиены, на котором ее лицо все еще было в ссадинах. Позади высились огромные металлические ворота с причудливыми вензелями.
— Это дом Рэндалла Стайна, мэм, — ответил Билл.
Клэр нахмурилась. Так же, как и вся остальная публика, она была не в восторге от связи Сиены с этим резким и жестким человеком. Даже мысль о том, что ее дочь живет с продюсером, пугала ее до глубины души. Клэр встречала Стайна пару раз и помнила его круглый живот и лысую голову. Она помнила также, что при необходимости Стайн умел быть обаятельным. Пит не выносил конкурента, и Клэр задумалась над причинами, которые побудили Сиену переехать к продюсеру. Быть может, это попытка позлить и раздосадовать отца? Или крик о помощи, который никто не слышит?
— Благодарю вас, — с достоинством сказала Клэр, складывая отчет и фотографии обратно в конверт. — Деньги поступят на ваш счет в понедельник. Встретимся через неделю?
Билл кивнул. Клэр вышла из машины.
— Постарайтесь не волноваться так сильно, мэм, — обеспокоенно сказал детектив. У него самого была дочь тринадцати лет. Он не представлял себе, как отнесся бы к роману девушки с мужчиной его собственного возраста. — По моим наблюдениям, ваша дочь довольна своей жизнью. Если случится хоть что-то непредвиденное, я сразу же с вами свяжусь.
— Спасибо. — Клэр улыбнулась.
Она симпатизировала Биллу. Тем более что он был единственной ниточкой, связующей ее с любимой дочерью.
Как-то серым ноябрьским днем Сиена сидела в большом зале дома в Малибу, в одиночестве поглощая завтрак.
С первого дня их романа с Рэндаллом она привыкла есть одна, в полной изоляции. Как правило, в это время продюсер был в офисе или на студии, уезжая рано, когда Сиена еще спала. Даже в рабочие дни ей не требовалось выезжать из дома до девяти, поскольку съемки «Второй мировой» начинались не раньше десяти утра. Работа над фильмом Рэндалла разительно отличалась от работы с Мюллером, где приходилось раболепствовать и подчиняться любым требованиям режиссера.
Поскольку наступила суббота, Сиена и вовсе никуда не торопилась, наслаждаясь воздушным кокосовым пирожным с начинкой из голубики и горячим латте, только что приготовленным кухаркой.
— Видала? — спросил Стайн, входя в зал. Он был только что из душа, хотя и успел переодеться в брюки и белую рубашку от «Гуччи» с тонким шнурком галстука.
Он бросил на стол номер «Таймс» — прямо на остатки пирожного Сиены. Крошки разлетелись по всему столу.
— Видала что? — спросила девушка, недовольная тем, что ей испортили завтрак. — Я думала, ты давно в офисе.
— Да ты взгляни в газету. — Рэндалл налил себе чашку кофе из кофейника, заботливо принесенного служанкой. — Здесь пишут, что Минни Макмаон наконец-то отдала Богу душу. Кажется, вчера вечером.
Сиена подняла газету и уставилась на первую полосу. «Минни Макмаон, вдова знаменитого Дьюка, скончалась в возрасте восьмидесяти трех», — гласил заголовок.
Прямо под надписью была свадебная фотография Минни и Дьюка, улыбающихся и очень счастливых. Снимок потряс Сиену почти так же сильно, как и весть о смерти бабушки. Она никогда не видела свадебных снимков деда и даже не представляла, что он может с такой нежностью смотреть на невесту. Неужели когда-то Минни и Дьюк действительно любили друг друга?
Отставив трясущейся рукой чашку, Сиена открыла газету на страницах четыре и пять, полностью посвященных сенсационной новости. На нее смотрела целая подборка фотографий, и у девушки перехватило дыхание.
Здесь был крохотный снимок Хэнкок-Парка, где и скончалась бабушка Минни (как сообщалось, во сне). Сиена много лет не видела родной дом, старательно объезжая эту часть Голливуда. Фотографий у нее не было, поэтому она впервые за долгое время смотрела на изображение Хэнкок-Парка.
Она коснулась снимка пальцем, очертив линию крыши родного дома. Прямо перед зданием распласталась зеленая лужайка, на которой любили играть Макс и Хантер. При мысли об этом Сиене захотелось плакать.
Чуть ниже были фотографии Минни и Дьюка с разных общественных мероприятий. На самых ранних снимках Дьюк с обожанием смотрел на жену. Одна из фотографий изображала только Клэр, какую-то растерянную и зажатую, но более худощавую и молодую, чем запомнила Сиена.
Девушка закусила губу, чтобы рыдания, которые заполнили грудь, не вырвались наружу. Сейчас, как никогда прежде, она ощущала чувство потери.
— А я и не знал, что старая кляча еще ползает, — фыркнул Рэндалл, имея в виду Минни. — Жаль, что про тебя написано мало. Что-то в связи с Хантером и его мамашей. Каролин, кажется? Говорят, несколько газетчиков отправились в Англию, чтобы с ней побеседовать. Вроде как она вышла замуж за какого-то лорда или вроде того.
— Да? — рассеянно откликнулась Сиена, захваченная воспоминаниями.
— Детка, я подумываю о том, как бы поудачнее раскрутить эту историю, — продолжал Стайн, намазывая маслом тост и совершенно не замечая печали Сиены. — Думаю, стоит позвонить твоему тупорылому дядюшке.
— Что? — Сиена отложила газету и со слезами на глазах посмотрела на Стайна. На лице отразилась боль. — Да о чем ты, черт тебя возьми, толкуешь, Рэндалл? Моя бабушка умерла!
— И что с того? — спросил Стайн с набитым ртом. — Только не говори, что ты расстроена! Тебе же плевать на Минни! Когда ты в последний раз с ней общалась? Пять лет назад? Или десять?
— Дело не в этом, — мрачно буркнула Сиена, скрестив руки и ноги, словно защищаясь. — Минни все равно оставалась частью моей семьи. — Она глянула на фото Пита и Клэр. — Интересно, как воспринял утрату отец? Знаешь, они были очень близки. Дьюк совершенно не уделял ему внимания.
— Это меня не удивляет, — презрительно сказал Рэндалл. — Твой отец — козел, поэтому его недолюбливал даже собственный папаша. Пит Макмаон — вонючий недоносок. Жалкий сосунок!
— Рэндалл! — воскликнула Сиена, пораженная гадким тоном любовника.
— Да что я такого сказал? — Стайн откинулся на стуле. — Ты же и сама частенько зовешь своего папашу именно так. А порой и похуже, детка. Или ты внезапно воспылала к нему любовью?
— Нет, — буркнула Сиена. — Конечно, нет.
Рэндалл был прав, но ее все еще обижала та холодность, с которой он воспринял ее утрату, его нежелание поддержать хотя бы парой добрых слов.
— Так какого черта ты интересуешься, как Пит воспринял смерть Минни? — Теперь голос Рэндалла звучал раздраженно. — Или ты забыла, как он вышвырнул тебя из своей жизни, оставив без гроша за душой? Или, может, твой папаша позвонил тебе после аварии справиться о здоровье?
— Ты прав, Рэндалл, ты прав, — забормотала Сиена. Ей не хотелось спорить, потому что она и так была близка к слезам. Ей совсем не требовалась очередная лекция Стайна. — Не будем об этом.
— Я еще не закончил, — с силой сказал Рэндалл, чувствуя, что оборона Сиены слабеет. — Сколько раз ты хваталась за трубку телефона, надеясь, что твои родители позвонят поздравить тебя с успехами? А? Помнишь, как ты ликовала после выхода «Блудной дочери»? Разве Пит или Клэр связались с тобой? Прислали хотя бы открытку? Весь мир восхищается тобой, а твоей родне нет до тебя и дела! Ты даже не смогла в полной мере насладиться победой, потому что она была отравлена мыслью о холодности родителей. Журналисты сходили с ума по тебе, но единственное, что тебя заботило, — это мнение папочки с мамочкой. Разве не так?
Голос Рэндалла был издевательским, насмешливым, он чувствовал, как ранима и несчастна Сиена, и старался ужалить побольнее. Он смеялся над ее глупыми надеждами, нескончаемой тоской по родителям и семейному уюту.
— Это не так! — крикнула Сиена в бешенстве. Она предпочла кричать, а не плакать, потому что слезы подтвердили бы правоту Стайна.
— Так, детка, так! — Рэндалл ударил кулаком по столу. Чашка с кофе опрокинулась, напиток разлился коричневой лужицей. Лицо Стайна исказилось гневом, и Сиена инстинктивно подалась назад, напуганная силой его эмоций. — Я говорю правду, и ты это знаешь. Порой ты бываешь такой слабой и жалкой, что мне противно. Неужели ты так ничего и не поняла? Родители тебя не любят. Они забыли о твоем существовании. — Теперь он говорил очень тихо и медленно, словно садист, получающий наслаждение от мучений жертвы. — Для Пита и Клэр ты — пустое место.
— Перестань! — Сиена зажала уши, но Рэндалл схватил ее за запястья и опустил руки вниз, принуждая слушать.
— Где были твои родители, когда тебе изменил Макс? Почему они не проявились, узнав, что ты попала в аварию и чудом выжила? — Стайн ждал ответа, но Сиена молчала, трясясь, словно осиновый листок. — И кто помог тебе пережить эту ужасную ситуацию? Кто пришел на помощь, а? Кто дал крышу над головой и деньги? Благодаря кому ты ни в чем не нуждаешься и можешь двигаться вперед, забыв о своих ранах?
— Благодаря тебе, — устало шепнула Сиена. Она была раздавлена аргументами Рэндалла. Ей хотелось, чтобы он наконец замолчал.
Так и не отпустив ее запястья, Стайн сел на стул, посадив Сиену себе на колени. Он нежно поцеловал ее в затылок, поглаживая по шее. Впервые он проявлял ласку в отношении нее, и Сиена замерла, чувствуя внезапную благодарность. Слезы по-прежнему катились по ее щекам, но в груди уже не ныло так болезненно.
— Прости меня, я был груб, — сказал Рэндалл с неожиданной мягкостью. — Мне не следовало на тебя кричать. Просто для меня невыносимо видеть, как ты тратишь свою любовь и симпатию на людей, которые этого недостойны.
Сиена подняла взгляд, пытаясь разглядеть в его карих глазах сочувствие и понимание, но наткнулась на глухую стену. Взгляд Стайна был совершенно непроницаемым. За несколько месяцев совместной жизни девушка ни на шаг не приблизилась к разгадке этого человека и потому не знала, любит его или ненавидит. Ясно было одно: на сегодняшний день они — одна команда и действовать должны заодно. Рэндалл выбрал ее и сделал на нее ставку, вытащил из бездны отчаяния, в которую она неумолимо падала. Он подарил ей возможность жить в роскоши и неге, пообещал удачную карьеру, был отличным любовником.
Глупо отрицать: Стайн был ей нужен.
— Так что мне делать? — спросила Сиена, вытирая слезы и высвобождаясь из объятий Рэндалла.
— Так-то лучше, — одобрительно сказал тот улыбаясь. Он явно гордился своим даром убеждения. — Для начала ты должна позвонить Хантеру. Пригласи его на сегодняшнюю игру «Доджерс». Мы пойдем втроем.
Сиена была в замешательстве, не понимая, зачем Стайну нужна встреча с Хантером.
— Я поясню, — благодушно сказал продюсер. — История такова: ты и Хантер — словно сироты, брошенные родителями. Тебе даже не позвонили, чтобы сообщить о смерти Минни, и ты узнала новость из газет. Ты звонишь дядюшке, чтобы обсудить случившееся. Пусть журналисты сделают пару фоток. Учти, на твоем лице не должно быть слез и скорби!
— Думаю, этот сюжет уже давно наскучил и прессе, и читателям, — деловито сказала Сиена, радуясь возможности поговорить о деле и не возвращаться к грустным мыслям. — Я имею в виду эту тему: Хантер и Сиена, парии семьи Макмаон.
— Да, но раньше сюжет обыгрывали газетчики, и никто не дирижировал этим хором. Твоя Марша — полная дура, она не знает, как нужно разыгрывать удачную карту. Я покажу тебе, как устроить пиар-кампанию на тему «бедных родственников». Поверь, на этот раз все будет совсем иначе. До этого момента все жалели только бедняжку Хантера, но на этот раз твоя игра будет крупнее. Смерть старухи — просто подарок! Мы сделаем из тебя настоящую звезду!
Несмотря ни на что, Сиена испытала нечто сродни отвращению, когда Рэндалл заговорил о смерти Минни как о еще одном способе раскрутить начинающую актрису. К тому же ей не нравилась идея Стайна использовать Хантера в качестве расходного материала в своих замыслах. Она и так почти прекратила общаться с дорогим другом, как только встретила Стайна. Сиена не могла навестить Хантера, опасаясь наткнуться на Макса или вернувшуюся из Канады Тиффани. Ей разрешались только звонки, но от них было мало радости. Рэндалл сразу дал Сиене понять: если она возобновит общение с кем-нибудь из бывших друзей, то быстро вылетит из Малибу и его жизни.
Даже в прежней жизни, летая метеором между модными показами, фотосессиями и киносъемками, Сиена все же находила время, чтобы пообщаться с Хантером. Нынешнее ее молчание, должно быть, ужасно расстраивало и обижало друга. Сиена стыдилась этого, но ничего не могла противопоставить Рэндаллу.
— Я думала, что ты не переносишь Хантера на дух, — бросила девушка, надеясь, что Рэндалл все же передумает. — Ведь ты постоянно твердишь, что я не должна с ним общаться. Даже мои звонки Хантеру тебя раздражают. А уж насчет совместных фото для газет ты был настроен весьма решительно. Что изменилось?
— Изменилась ситуация, и ее нужно использовать, — раздраженно сказал Рэндалл, которому надоели расспросы. — Позвони дяде и пригласи на матч. Уверен, дурачок будет вне себя от счастья.
— Это все? Или будут еще указания? — спросила девушка, надеясь, что ее голос звучит не слишком недовольно.
— Будут, детка, будут.
Несмотря на обращение «детка», тон у Стайна был довольно пренебрежительный. Сиена уже знала, в каких случаях Рэндалл говорит таким тоном, а потому насмешливо окинула его взглядом с лысой головы до ног. Она догадалась, о чем он попросит.
Рэндалл положил руки девушке на плечи и принудил опуститься на колени. Сиена безропотно повиновалась, расстегнула ему ширинку, выпуская наружу крепкий член, перевитый венами. Она с улыбкой смотрела на это проявление мужской власти над ней. Несмотря на грубость Рэндалла, порой доходившую до жестокости, несмотря на его желание контролировать ее во всем, он ошибался, думая, что и здесь подчиняет ее своей воле. Это она, Сиена, держала в руках его член. Это она безраздельно владела им во время секса.
Девушка откинула свои черные кудри назад, крепко обхватила член ладонью и приблизила к нему губы.
Рэндалл довольно вздохнул, глядя на нее. Сиена всегда умела обращаться с его животным.
Тиффани выложила на стол приборы и удовлетворенно вздохнула. Взяв с полки роман Патриции Корнуэлл и бокал охлажденного шаблиза из холодильника, она вышла во двор и села на плетеный диванчик дожидаться Хантера.
Они договорились провести совместный уик-энд в ее новом коттедже в Венеции. Это был уютный домик, выкрашенный белым, с садиком, фруктовыми деревьями и симпатичным крылечком.
Тиффани влюбилась в коттедж с первого взгляда и, не задумываясь, арендовала его на три месяца. Правда, переехать сразу не удалось, и лишь две недели назад, когда окончились съемки сериала, она перевезла вещи в новый дом.
Коттедж стал для нее чем-то вроде компромиссного решения. Он находился в каких-то десяти минутах езды от дома Хантера, и от него было куда проще добраться до любимого, чем из ее прошлой съемной квартирки. Тиффани по-прежнему не желала переезжать к Хантеру, даже после разрыва Сиены с Максом, когда места стало больше. Хантер не мог бросить друга в столь плачевном состоянии, поэтому и он, и Тиффани бывали с ним по очереди, развлекая и веселя. Так и вышло, что теперь оба жили на два дома, хотя ночи проводили вместе.
Тиффани хлебнула холодного вина и обвела садик радостным взглядом. Здесь было не только уютно, но и спокойно, в отличие от дома Хантера, где, казалось, навеки воцарилась тоскливая атмосфера. Когда Сиена уехала в Вегас, а затем перебралась в Малибу, к своему новому любовнику, Макс погрузился в черную депрессию, а двое преданных друзей переживали вместе с ним.
Поначалу Макс упрямо считал, что сможет вернуть Сиену, но постепенно уверенность сменилась угрюмой подавленностью. Словно в противовес неприятностям на личном фронте он получил заказ на два короткометражных фильма, в которых был задействован известный голливудский актер. Этот же актер и спонсировал съемки из собственного кармана, желая начать карьеру продюсера. Это означало, что Макс частенько отлучался из дома и с головой погружался в работу.
Но и работа не позволяла ему забыть о разбитом сердце. Тиффани очень сочувствовала другу, на которого нельзя было взглянуть без слез. Макс сильно похудел, мало спал, отчего под его красивыми глазами залегли серые тени. Он винил в произошедшем только себя, не желая слышать иных мнений. Что бы ни говорила на этот счет Тиффани, как бы ни спорил с ним Хантер, Макс оставался уверен в собственной неправоте. Его настолько поглотило чувство вины, что он не желал слышать ни одного дурного слова о Сиене. Он знал о романе любимой с Рэндаллом Стайном, несравненно более богатом и знаменитом, чем он сам, но считал это справедливым возмездием за собственную ошибку.
Хантер тоже сильно переживал из-за отъезда Сиены. В свободные дни он частенько начинал бесцельно бродить по дому, останавливаясь возле телефонов в надежде, что один из них зазвонит. От этого Тиффани испытывала самое настоящее раздражение. Как можно, думала она, променять возможность личного счастья на миллионера с пузом и лысой башкой, отказаться от друзей в угоду карьере, славе и огромным, но несчастливым деньгам? По мнению Тиффани, своим поступком Сиена в очередной раз показала свой дерьмовый характер, выдала себя с потрохами и была достойна всяческого осуждения, но уж точно не тоски двух взрослых, благородных мужчин. Судя по всему, начинающая актриса Сиена Макмаон более всего в жизни ценила комфорт и деньги.
Но Хантер и Макс отказывались даже спорить с Тиффани по этому поводу.
— Ты смотрел новости?
Хантер, вспотевший после пробежки по пляжу, протянул ей влажный номер «Нью-Йорк таймс». Он опустился и сел прямо на крыльцо рядом с диванчиком Тиффани. Сейчас он пытался отдышаться, опустив голову между коленей.
Девушка глянула на заголовки статей.
— О, дорогой, это ужасно! — с сочувствием сказала она и положила руку на плечо Хантера. — Как ты?
Он кивнул, шумно дыша, встал и прошел на кухню, чтобы взять бутылку минералки.
— Все в порядке, — сказал Хантер, появляясь на крыльце.
Тиффани чуть подвинулась, предлагая ему сесть рядом.
— Знаешь, неловко признаться, но за годы жизни в Хэнкок-Парке я так и не узнал, что она за человек. Мы с Минни жили совершенно разными жизнями, хотя и под одной крышей.
Тиффани поняла, что ему необходимо выговориться, а потому молчала.
— Помню, когда я был маленьким, то ужасно ее боялся. Клэр, мать Сиены, всегда защищала меня перед старшими. Думаю, Минни так и не смогла простить мне то, что я незаконнорожденный сын ее мужа. Она ненавидела Каролин, и это естественно. В смысле, я ни в чем ее не виню.
— Вот и зря! — выпалила Тиффани. Порой ее сердило мягкосердечие Хантера, раздражала манера подставлять другую щеку под очередной удар. Она предпочла бы, чтобы ее парень был более жестким, способным за себя постоять. — Ничего естественного в ненависти нет и быть не может. Я понимаю, когда речь идет о Каролин. Ведь ты был невинным ребенком! Как можно упрекать в чем-то маленького мальчика? К тому же Минни позаботилась о том, чтобы тебе не досталось ни цента из трастового фонда Дьюка. Это гадко и несправедливо!
— Не думаю, чтобы она сознательно растрачивала деньги. Просто она никогда не умела с ними обращаться. Пока отец был жив, он распоряжался расходами, поэтому Минни… в общем, она не виновата, я считаю. — Хантер чмокнул Тиффани в щеку, стараясь не задеть своим влажным лицом ее ресниц и не смазать тушь. — Я заговорил об этом для того, чтобы ты знала: смерть Минни не стала для меня ударом. А вот Пит, должно быть, потрясен до глубины души.
И поделом, подумала Тиффани про себя. С Хантера станется простить даже гадкого сводного брата, объяснив его поступки какими-то причинами, но она-то знала, что Пит неоднократно пытался помешать карьере Хантера.
Меж тем Хантер снова взял газету и углубился в чтение.
— Интересно, как себя чувствует Сиена? — тихо пробормотал он. В последнее время он старался не упоминать имя племянницы, опасаясь вызвать раздражение Тиффани. — Как считаешь, может, нужно ей позвонить?
— Нет! — твердо сказала девушка, вставая с дивана и подавая Хантеру руку. — Идем есть. — Она провела его в гостиную, где был накрыт стол. — Ведь она-то не побеспокоилась тебе позвонить. У Сиены есть твой номер, если ей понадобится твоя поддержка.
Хантер обреченно вздохнул, но предпочел не спорить.
— Наверное, ты права.
Тиффани подозрительно взглянула на него. Она не ожидала, что Хантер так легко сдастся, и заподозрила подвох. Впрочем, согласие могло быть вызвано неуверенностью Хантера в том, что его звонка искренне ждут. В последнее время он почти ничего не знал о Сиене.
— После завтрака позвоню матери, — сказал Хантер. — Наверняка папарацци уже бросились в Англию, чтобы узнать ее реакцию на смерть Минни. Пусть будет готова к повышенному вниманию прессы.
Теперь, будучи счастлив с Тиффани, Хантер стал еще теплее относиться к матери. Он подумал, что Кристофер вряд ли придет в восторг, если в его дверь начнут ломиться журналисты, и вздохнул. Каролин наверняка будет купаться во внимании прессы, словно ребенок-переросток, получивший наконец долгожданную игрушку.
Тиффани никогда не встречалась с Каролин, хотя они неоднократно общались по телефону. По идее, было бы вполне понятно, если бы девушка недолюбливала мать своего парня, которая никогда не поддерживала его и не любила в детстве. Однако Каролин вызывала в ней какую-то странную приязнь. Она умела быть обаятельной и забавной, и злиться на нее оказалось невозможно. Более того, Каролин была единственным человеком, который прожил долгие годы в Хэнкок-Парке рядом с Дьюком Макмаоном, но остался при этом верным себе. Влияние тирана не сломило и не покалечило ее душу, как души других Макмаонов. Одно это было достойно восхищения.
— Дай мне три минуты на душ, а потом сядем завтракать, — сказал Хантер. — Все выглядит очень аппетитно, спасибо, милая.
— Это тебе спасибо, что оценил, — довольным тоном ответила Тиффани, присев на краешек стола. — Надеюсь, и вкусом ты останешься доволен.
Хантер потянулся к ее губам.
— Твоим вкусом я точно доволен. Ты очень аппетитная, — усмехнулся он, облизнув губы после поцелуя и сунув руку Тиффани в вырез. Он нащупал левую грудь и мягко сжал ладонью.
Девушка была босой, в выцветшей розовой маечке и сильно поношенных джинсах с низкой талией, над поясом которых выглядывали тонкие веревочки трусиков. Хантеру немедленно захотелось все это снять и заняться с Тиффани любовью. Его влечение к любимой не ослабевало уже долгие годы. Но прежде чем он успел расстегнуть застежку лифчика, зазвонил телефон. Звук был таким пронзительным, что Хантер поморщился и с сожалением вынул руку из выреза Тиффани, чтобы взять трубку. Он подмигнул девушке, намекая, что после разговора намерен продолжить.
— Да?
По счастливой улыбке, осветившей его лицо, Тиффани тотчас догадалась, кто именно звонит.
— Это Сиена! — восторженно сказал Хантер, помахав в воздухе телефонной трубкой. — Она выбита из колеи известием о смерти бабушки и хочет со мной повидаться. Рэндалл и она предлагают нам сходить на матч «Доджерс» этим вечером.
Тиффани подумала, что с гораздо большим удовольствием съест пропотевшую майку Хантера, нежели отправится на бейсбол с Сиеной и ее новым любовником, но смолчала. Она понимала, что подобное высказывание станет причиной очередной стычки, поэтому с усилием улыбнулась:
— Здорово!
— Да, я слушаю, — сказал Хантер в трубку. — Угу… понимаю… ладно, раз ничего не поделаешь. Позвоню тебе в пять. — Он нажал отбой.
— В чем дело? — спросила Тиффани, поправляя майку. Она заметила, что Хантер огорчен.
— Понимаешь, — начал он смущенно, — у Стайна и Сиены всего один лишний билет. А поскольку я не виделся с племянницей столько времени, мне бы хотелось… ну, ты понимаешь…
— А, все ясно. — Тиффани рассмеялась. Сиена даже не попыталась придумать другую, более убедительную причину, чтобы с ней не видеться. Это было так банально, что казалось смешным. — Меня никто не приглашал, да? Сиена хочет увидеться только с тобой.
— Ничего личного. — Хантер покраснел. — Так сложились обстоятельства, вины Сиены тут нет. — Больше всего Тиффани было обидно то, что он сам верил в то, что говорил. — Честное слово, билет всего один и…
— И поэтому меня не пригласили. Я уже поняла. — Тиффани знала, что ее сарказм будет не понят, но не удержалась от комментария: — Разумеется, могущественный Стайн никак не мог найти еще одного билета, бедняжка!
— Прошу тебя, милая, — умоляюще заныл Хантер.
Он выглядел таким несчастным и умилительным, что Тиффани сдалась. Ей было трудно отказать Хантеру в том, о чем он так просил.
— Ничего страшного, иди один. Я не обижаюсь, — сказала она примирительно.
Он сделал шаг к ней, подхватил на руки и закружил, целуя, преисполненный благодарности.
— Спасибо, детка. Я люблю тебя. Огромное спасибо.
— Нет проблем. — Тиффани прижалась к его груди в пропахшей потом футболке. — Я просто переживаю за тебя, глупый. Насколько мне известно, Сиена никогда не делает ничего просто так. Наверняка и здесь она нашла какую-то выгоду. Мне бы не хотелось, чтобы ты пострадал от ее интриг.
— С какой это стати? И ничего она не задумала! — Хантер поставил Тиффани и бросился в душ. — Сейчас ополоснусь, и сядем завтракать. Все будет отлично, можешь мне поверить.
Тара ходила по комнатам Хэнкок-Парка, отдавая приказы помощникам Пита, и наслаждалась ощущением собственной незаменимости. Ребята собирали вещи Минни, а она старательно записывала в блокнот каждую мелочь.
Пит находился внизу, в своем кабинете, вместе с тремя адвокатами и бледной, как поганка, женой. Тара была счастлива ускользнуть с совещания, оставив его мрачную атмосферу.
В офисе студии дела шли день ото дня все хуже, порой Тара чувствовала себя каким-то препарируемым насекомым. Пит сильно отдалился от нее в последнее время. К этому моменту «Макмаон пикчерс» занималась двумя крупными фильмами с огромным бюджетом, и одного этого обычно бывало достаточно, чтобы превратить босса в издерганного, нервного человека. Но теперь к деловым проблемам примешались и сугубо личные.
Хотя Пит никогда не говорил о Сиене — в офисе было запрещено даже произносить ее имя, и за нарушение этого запрета несколько младших клерков уже поплатились работой, — Тара чувствовала, что роман дочери босса с его прямым конкурентом, Рэндаллом Стайном, доводил его до тихого бешенства.
Частенько Тара выуживала информацию своим излюбленным способом (а именно подслушиванием), так что знала, что проблема заключалась не в самой Сиене. Когда-то давно Стайн был любимым протеже Дьюка Макмаона, который делал на него ставку куда большую, чем на собственного сына. Это положило начало вражде между Питом и Рэндаллом, которая с годами перешла в настоящую войну. Стайн был не слишком высокого мнения о талантах Пита как на продюсерском, так и на инвестиционном фронте, о чем частенько упоминал и в прессе. К тому же проекты Стайна всегда были более успешными и окупаемыми. Одного этого было достаточно для ненависти, а уж роман отверженной дочери с врагом номер один приводил Пита в состояние неистовства.
К тому же в последнее время в офисе частенько появлялась Клэр, словно положившая себе целью подлить масла в огонь. Она исчезала в кабинете мужа, после чего слышался его раздраженный голос, переходящий в крик, а затем женщина выходила с бледным заплаканным лицом. К сожалению, у Клэр был слишком тихий голос, чтобы Тара могла подслушать, о чем именно она просит мужа, но по реакции Пита можно было сказать наверняка, что речь шла о Сиене.
В общем, Пита раздирали проблемы по всем фронтам, отчего он стал замкнутым и крайне раздражительным. Пожалуй, то, что накануне окочурилась старуха Минни, было самым забавным событием последнего времени. Тара сильно рассчитывала, что, раздавленный горем и грузом проблем, Пит наконец обратится к ней за помощью, как это бывало в былые дни. Первое проявление его доверия не заставило себя ждать: Пит поручил Таре организацию поминальной службы и похорон, а этим утром попросил разобраться с вещами Минни.
Целое утро Тара шлялась по огромному особняку, раздавая приказы направо и налево и чувствуя себя королевой бала. Она была на седьмом небе от счастья.
— Так, соберите эти шмотки и упакуйте, — велела Тара двум помощникам, жестом императрицы указав на шкаф в уборной Минни. — Эллис пойдет со мной в кабинет покойной, чтобы перетрясти украшения.
После смерти Дьюка Минни стала хозяйкой огромного дома, в котором доселе занимала крохотный уголок. Ее вещи занимали все комнаты, она организовала целых три дополнительных кабинета для хранения бумаг и встреч с представителями различных благотворительных обществ. Личный кабинет Дьюка Минни переделала полностью: стены покрасили в оттенок желтой магнолии, на окнах красовались синие деревянные жалюзи в стиле прованс, везде появились вазы с ирисами и гиацинтами, успевшими теперь слегка пожухнуть, хотя прошли всего сутки со смерти хозяйки.
Тара решительной походкой вошла в кабинет, даже не взглянув на увядающие цветы, которые всегда находила проявлением пошлости и мещанства. На столе лежали недописанное письмо и открытая книга, напоминая о том, что еще вчера их владелица была жива. Тара внимательно оглядела комнату в поисках шкатулки с драгоценностями. Пит сказал, что его мать хранила ее в одном из ящиков стола или шкафа.
Открыв поочередно каждый ящик, Тара кивнула сама себе и вытащила огромную шкатулку, обтянутую кожей. Она весила немало, так что Таре пришлось сесть и поставить ее на колени. Должно быть, решила она, у старухи было полно бесценных вещичек.
— Черт! Здесь кодовый замок. — Она разочарованно переставила шкатулку на стол.
— Хотите, я схожу к мистеру Макмаону и спрошу у него код? — предложила Эллис, хорошенькая девица, которая работала у Пита всего полтора месяца, а потому постоянно хотела угодить Таре.
— Нет, я сама, — сказала та раздраженно. Ей не хотелось, чтобы под носом у Пита крутилась симпатичная блондинка.
Тара поспешила вниз, по пути с восхищением проводя пальцами по дорогой мебели и полированным перилам. Неожиданно она остановилась на лестнице, едва не споткнувшись. Пит находился внизу, прямо под огромной люстрой, в окружении адвокатов. Он буквально висел на плечах Клэр, похоже, ноги его не держали. Клэр в ужасе смотрела на мужа, пытаясь его удержать, но он сползал все ниже и ниже.
Тишина была гнетущей. Тара видела, как худощавая спина Пита содрогнулась, и он сел на корточки, выпуская плечи жены и закрывая лицо руками. Отчаяние читалось во всей его позе.
Тара знала, как сильно Пит любил свою мать. Сейчас, в этот страшный момент, когда плечи босса дергались, а пальцы зажимали глаза, силясь остановить слезы, она испытала такое острое к нему сочувствие, словно сама потеряла близкого человека. До этого смерть Минни представлялась ей делом обыденным, немного досадным, не более того. Теперь она видела, что для Пита это было концом всему.
Тихо, опасаясь быть услышанной, Тара вернулась к Эллис. Она шла на цыпочках, и ее подгоняло чувство вины за то, что она стала свидетелем столь страшной сцены, как отчаяние дорогого босса.
В этот миг ей было плевать и на драгоценности Минни, и на Хэнкок-Парк в целом.
Хантер и Сиена условились встретиться возле стадиона в шесть вечера, чтобы не торопясь занять свои места в VIP-ложе и поболтать до начала игры.
В шесть пятнадцать Хантер все еще топтался у главного входа, натянув на глаза кепку с эмблемой «Доджерс», чтобы не попасться на глаза юным девицам, снующим вокруг в поисках автографов.
Его все-таки узнали, и Хантеру пришлось подписывать футболки, программки и открытки, попутно оглядывая площадь в поисках Сиены. Заметив команду с девятого новостного канала, Хантер почувствовал, как настроение стремительно падает. Бежать было поздно, поэтому он натянул на лицо фальшивую улыбку и помахал журналистам рукой. Эмма Дюваль, новое лицо семичасовых новостей, протянула к нему микрофон.
— Привет, Хантер, — сказала она таким тоном, словно они были знакомы сто лет. Как-то раз она уже брала у него интервью длиной секунд в тридцать и не преминула сказать, что в восторге от его таланта и внешности. — Есть время для пары моих вопросов?
— Только быстро, — ответил Хантер, глянув на часы. — Я кое-кого жду.
Это была классическая ошибка любой знаменитости, угодившей в цепкие объятия папарацци. Хантер был готов надавать себе оплеух.
— Правда? И кого же? — не замедлила выпалить Эмма. Она искусственно улыбалась, на лице при этом не возникало ни единой морщинки.
Ботокс, разумеется.
— Кое-кого. Вы не знаете этого человека, — попытался выкрутиться Хантер. — Я жду друга.
— Хм, — многозначительно произнесла журналистка, всем видом давая понять, что прекрасно знает, о ком речь. — Что же, может, дашь тогда комментарий насчет смерти своей мачехи?
— Минни не была моей мачехой, — попытался объяснить Хантер, но Эмма уже дала знак операторам и звукорежиссерам включать запись.
— Я нахожусь возле стадиона, куда стекаются болельщики команды «Доджерс», и здесь со мной Хантер Макмаон. — Тон Эммы стал очень серьезным. — Хантер, должно быть, ты тяжело воспринял новость о смерти Минни Макмаон? Что ты чувствуешь?
— Э-э-э… я… в порядке, — запинаясь, произнес Хантер, часто моргая от яркого света прожектора, нацеленного ему в лицо. — Конечно, я сочувствую родственникам Минни, особенно Лори, своей сводной сестре. Также… выражаю соболезнования своему сводному брату… Питеру. Думаю, сейчас им нелегко.
— Конечно, — закивала Эмма с фальшивым сочувствием. Она пыталась сделать брови домиком, но ботокс не позволил ей шевельнуть ни единым мускулом. — А ты уже разговаривал со своим братом? — Она повернулась на камеру, поясняя: — Речь об известном продюсере, Питере Макмаоне.
Хантер затравленно огляделся. Как его угораздило попасть в такой переплет? И где черти носят Сиену?
— Нет. Я и мой брат… к сожалению, — выдавил он, — не общаемся.
— Да, Пит Макмаон публично высказывался о твоей карьере не в самом лестном ключе. Должно быть, ты очень переживал его неодобрение? — спросила Эмма, не отличавшаяся ни малейшей тактичностью. — Скажи, Хантер, ты намерен присутствовать на похоронах своей мачехи? — надсаживалась она.
— Минни мне не мачеха. Она была женой моего отца, но… — Хантер снова огляделся, надеясь, что появится Сиена с билетом, и можно будет улизнуть в свою ложу. — Честно говоря, мне не хотелось бы обсуждать эту тему. Еще раз выражаю сочувствие семье Минни, но меня их трагедия не слишком коснулась.
Как раз в этот момент, словно по волшебству, камеры отвернулись от него, и целая толпа журналистов хлынула навстречу подъезжавшему черному лимузину.
Приехали Рэндалл и Сиена.
— Сиена! Сиена! Расскажите о ваших чувствах! — завопили голоса, стоило машине остановиться. — Вы говорили с отцом? Считаете ли вы, что после смерти Минни Пит Макмаон готов на сближение с «блудной дочерью»?
Хантер беспомощно смотрел, как Сиена выбралась из машины, рука об руку с Рэндаллом, и начала двигаться сквозь толпу, попутно отвечая на вопросы, но ни на секунду не останавливаясь. Он не знал, что именно так ей велел себя вести Стайн.
Если бы журналисты на все лады не выкрикивали имя Сиены, Хантер едва ли бы узнал племянницу и подругу детства. Во-первых, она была с головы до пят одета в черное. На ней были узкая кофточка с закрытым воротом, пиджак, юбка-карандаш и высоченные туфли на шпильке. Наряд дополняло манто из черной стриженой норки. Сиена была похожа на юную Элизабет Тейлор в трауре.
В трауре?
Хантер изумленно таращился на подругу. Она действительно была в трауре.
И по кому? По Минни?
Все это было как-то чересчур, слишком напоказ, через край. Хантер терялся в догадках, одновременно чувствуя себя глупо в голубых джинсах и футболке «Доджерс».
— Хантер, Хантер, дорогой! — воскликнула Сиена, двигаясь сквозь толпу к нему. Даже ее голос звучал иначе, словно был каким-то искусственным. Рэндалл следовал за девушкой. В своем черном костюме он казался еще более толстым, лысым и старым. — Как ты, дорогой? — Сиена простерла к дяде руки.
Хантер обнял подругу, хотя его преследовало ощущение, что это не она, а какая-то дешевая подделка. Сиена расцеловала его в обе щеки и тепло улыбнулась, хотя что-то в ней по-прежнему было не так. Возможно, виной тому был толстый слой косметики, словно Сиена приготовилась к фотосессии.
— Все в порядке, я нормально, — механически сказал Хантер, желая побыстрее увести подругу от камер и поболтать наедине. — Я уже подумывал, что ты не придешь.
— Так мы опоздали? — Сиена деланно глянула на свои часики «Картье», которые ослепительно засверкали в свете прожекторов сотней бриллиантов.
Хантер укоризненно глянул на подругу.
— Прости, — тихо шепнула Сиена. — Мы опоздали из-за Рэндалла. Ему никогда не нравится то, что я надеваю, поэтому приходится перетряхивать весь гардероб. — Она улыбнулась камерам и с чувством сжала ладонь подошедшего Стайна.
— Но что на тебе надето? — спросил Хантер, пожимая другую руку Рэндалла и принимая три билета, которые тот ему протянул. Он начал пробираться ко входу на стадион. — То есть я хотел сказать, что наряд тебе к лицу. Но почему ты в черном? Не из-за Минни же?
На мгновение Хантеру показалось, что щеки Сиены вот-вот вспыхнут румянцем, как бывало в детстве, если ее ловили на вранье. Уж он-то знал, что племянницу не тронула смерть Минни.
— Она была бабушкой Сиены, — пояснил Рэндалл, словно Хантер этого не знал. — Сиену потрясла смерть Минни. С Хэнкок-Парком у нее связано много воспоминаний. Сначала от бедняжки отказались родители, а теперь эта внезапная новость. Не так ли, милая? Хантер, я уверен, ты тоже скорбишь.
Хантер едва не ответил, что Рэндалл ошибается и что Сиене и ему плевать на всю семейку Макмаонов, но осекся, заметив, что девушка возвращается к журналистам. Она прижимала руку к груди, словно сердце разрывалось от невыносимых страданий.
— Идем, Хантер, — шепнула она, обернувшись к нему. — Хотя бы сделай вид, что ты раздавлен горем. Давай же! Мы должны действовать заодно. «Отверженные Макмаоны, объединенные общей трагедией», понимаешь?
Сиена вынула из кармана платочек и прижала его к сухим ресницам. Только после этого с глаз Хантера упала пелена.
Он был потрясен. Сиена использовала смерть Минни и, хуже того, самого Хантера, чтобы дать пищу журналистам и в очередной раз покрасоваться на страницах газет!
Рэндалл сделал шаг к нему, но остановился, наткнувшись на пылающий возмущением взгляд. Хантер нагнал племянницу, схватил за запястье и потащил прочь от журналистов. Рэндалл следовал за ними по пятам.
— Что за игру ты затеяла? — спросил Хантер. — Чего добиваешься?
— О чем ты говоришь? Отпусти меня, мне больно! — испуганно пискнула Сиена.
— Вот и хорошо. По крайней мере теперь твоя боль не фальшива, как все то, что ты тут изображала!
Сиена застыла на месте, взгляд ее метался от Хантера к Стайну.
— Это он тебя надоумил? А?! Стайн придумал это дурацкое амплуа?
— Что? — Теперь Сиена выглядела по-настоящему испуганной. До этого момента Хантер никогда не позволял себе кричать на нее. — Я не понимаю, о чем ты толкуешь. Какое еще амплуа?
— Да это! — Хантер поочередно ткнул пальцем в ее черный пиджак и платочек. — Весь этот наряд, эти притворные слезы по Минни, вопросы о моем самочувствии и прочая дешевка. Вы опоздали специально, чтобы журналисты сначала помариновали меня, а потом появилась ты, сверкая как бриллиант! Господи, Сиена, что с тобой происходит? Ты никогда не любила Минни, но не кажется ли тебе, что бедняга заслуживает большего уважения, нежели ваш глупый спектакль?
— Я так не думаю. — Теперь Сиену трясло. Обвинения и крики Хантера ужасали. Каждое его слово было правдой. Ей было стыдно и гадко, хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, укрыв от телекамер и его гнева. Однако по своей давней привычке она пошла в наступление: — Я не думаю, что Минни заслуживала уважения. Она была злой, мстительной старой сукой, которой было плевать на нас обоих.
— Полная чушь! — выплюнул Хантер. Впервые в жизни ему не хотелось слушать Сиену. Неожиданно ему открылась та сторона подруги, о которой так давно твердила Тиффани и которую он отказывался видеть. И это было гадкое, уродливое существо, не вызвавшее ничего, кроме презрения. — Минни заботилась о тебе. Пусть не обо мне, но о тебе, Сиена. Ты постоянно твердишь о своем несчастном детстве, но это ложь. Тебя обожали. На тебя молились. Все, все до единого!
— Да, а потом я сделала всем гадость, когда выросла, не так ли? Когда кончилось детство, кончилась и всеобщая любовь, — горько сказала Сиена.
— Не обманывай саму себя. — Хантер не желал, чтобы она начала себя жалеть. — Ты так и не выросла. Взрослые люди не ведут себя, словно избалованные дети. Даже если тебе совершенно все равно, жива Минни или мертва, ты могла бы не изображать тут убитую горем внучку, хотя бы ради меня. Ты использовала меня! Ты совершенно меня не уважаешь.
— Неправда! Я уважаю тебя, — потрясенно сказала Сиена.
Рэндалл влез между ними и обнял девушку, словно защищая от нападок Хантера.
— Перестань, парень. Не видишь, она расстроена?
Хантер раздраженно скинул его руку с плеча Сиены, словно отгоняя назойливую муху. Он хотел высказать все, что думает.
— Ты выражаешь свое уважение в довольно странной манере, подружка. Мы не виделись несколько месяцев. Я старательно наговариваю тебе послания на автоответчик, но ты не перезваниваешь.
— Извини, Хантер, но ты должен понять, что жизнь твой племянницы сильно изменилась, — снова вступил Стайн. — У нее тяжелое расписание и множество встреч. Ее дни расписаны под завязку. Не может же она встречаться с тобой, плюнув на все?
— Да пошел ты, ублюдок! — бросил Хантер. — С тобой никто не разговаривает.
Рэндалл поднял брови и насмешливо, как-то снисходительно оглядел его, словно показывая, что связываться с Хантером считает ниже своего достоинства.
— Итак, сегодня ты все-таки появилась. — Хантер вновь смотрел на Сиену. Ему было плевать на ужимки продюсера. — Знаешь, а ведь я был счастлив слышать твой голос в телефонной трубке! Каким же наивным и глупым я был!
— Нет, не глупым! — умоляюще воскликнула Сиена. — Хантер, прошу тебя, успокойся. Я тоже была счастлива с тобой говорить. И я действительно была очень расстроена, я ничуть тебя не обманула. Конечно, причиной была не смерть бабушки, а фотографии родителей в газете, снимки Хэнкок-Парка! Мне было так тяжело. Я очень хотела тебя увидеть и пообщаться!
— Вранье! — бросил Хантер. Теперь он смотрел на нее холодно, изучающе, гнев улетучился из голоса. — Отныне я не верю ни одному слову, слетающему с твоего языка. Забавно, — задумчиво добавил он, снова окидывая взглядом наряд Сиены, которая жалобно глянула на Стайна. — Когда ты вышла из лимузина, я не узнал тебя. И теперь понял почему.
— Почему? — эхом повторила Сиена, дрожа от ужаса.
— Потому что ты напомнила мне моего отца. Вот кем ты наконец стала, Сиена. Ты теперь точно такая же, как Дьюк.
Хантер отвернулся и пошел прочь.
Макс лежал ничком на ярко-розовом мате и пытался очистить сознание, пока молодая кореянка опытными движениями ладоней разминала ему спину.
Он приходил в этот салон в корейском райончике с того самого дня, как перебрался в Лос-Анджелес. Таскаться в такую даль было не слишком удобно, но получать полноценный сеанс массажа за каких-то двадцать пять долларов было крайне выгодно. Здесь не было вонючих запахов лаванды или опиума, зато работали опытные массажистки, после крепких рук которых буквально порхаешь на крыльях.
После разрыва с Сиеной еженедельные визиты в салон «Шангри» стали для Макса чем-то вроде спасательного круга. Даже теперь, когда минуло несколько месяцев, любимая снилась ему по ночам, а днем всюду преследовал ее запах.
— Неправильно дышать, — заметила массажистка между делом, надавив ребром ладони куда-то в районе правой лопатки. В спине что-то хрустнуло. — И сидеть криво, — поставила девушка диагноз.
— Может быть, — пробормотал Макс. — Хотя это наименьшая из моих нынешних бед.
Массажистка продолжила надавливания и пощипывания. Должно быть, она не поняла ни слова из сказанного Максом, да оно и к лучшему. Ему не хотелось обсуждать свои проблемы с посторонними, да еще лежа лицом вниз и расплющивая нос об искусственную кожу мата. Хотелось только тишины и покоя.
Последнее время он все больше беспокоился за свою бывшую девушку. И без того он постоянно о ней думал, а боль и тоска стали его непременными спутниками, однако после того, как Хантер побывал в лапах журналистов по вине Стайна и Сиены, беспокойство Макса выросло до предела. Теперь он не столько переживал за свою личную жизнь, сколько тревожился за жизнь любимой.
Он уже смирился с тем фактом, что потерял Сиену навсегда. Но его любовь лишь крепла, а печаль множилась с каждым днем. Лицо Сиены мелькало в журналах и газетах, телевидение запускало все новые и новые шоу с ее участием, и Макс не мог запретить себе жадно вглядываться в дорогие черты. Девушка казалась счастливой и довольной, вылезая из лимузинов, болтая с журналистами, давая интервью и улыбаясь фанатам. К Максу эти улыбки уже не относились.
Однако ему чудилось, что под этим безмятежным выражением лица скрывается боль, какой-то чудовищный разлад с внутренним «я». Ощущение это усилилось после возвращения Хантера со встречи с Сиеной.
Макс знал Хантера с раннего детства, знал, пожалуй, лучше, чем любой другой человек, исключая разве что Тиффани. Он был изумлен переменой, произошедшей с лучшим другом после упомянутой встречи. Макс и представить не мог ситуации, в которой Хантер повернулся бы к племяннице спиной. Вывод напрашивался один: Рэндалл Стайн сильно изменил Сиену, подмял под себя и отравил своим воздействием.
Поначалу Макс пытался разобраться в себе, убежденный, что в нем говорит обычная ревность к более удачливому сопернику. Он обвинял себя в необъективности. Вместо того чтобы порадоваться счастью дорогого человека, он ищет в новом романе Сиены червоточину!
Однако время шло, и Максу становилось все труднее объяснить в ключе обычной ревности очевидные изменения, происходившие с Сиеной. Она в самом деле стала почти неузнаваемой. И дело было не только в новом имидже, другой косметике и манере одеваться, а во всем ее образе примадонны, который так воспевали журналисты и который Сиена горделиво несла, словно королевскую тиару.
Макс мог принять тот факт, что девушка отказывалась от общения с ним, униженная и потрясенная его предательством. Но как объяснить разрыв с Инес, которая несколько недель назад позвонила ему, плача навзрыд? Бедняжка неоднократно пыталась связаться с подругой, оставила десятки сообщений, ни одно из которых не получило ответа. Все точно так же, как с Хантером! До злополучной игры «Доджерс» Сиена виделась с другом всего дважды за много месяцев, да и то мельком, на премьере фильма и на студии, причем в обоих случаях они пересеклись случайно.
Поведение Сиены на публике было и того кошмарнее. Конечно, она всегда была избалованной вниманием и крайне заносчивой с журналистами, но с этим можно было как-то мириться. Лично Макс считал, что Сиена унаследовала дурной характер от Дьюка и отца, а потому делал скидку на ее королевские замашки. Уж он-то знал, что под маской дивы Сиена прячет ранимое сердце. Но такого размаха ее наглость еще никогда не достигала! Складывалось ощущение, что Стайн открыл в ней доселе невиданные запасы спеси и поощрял их выплеск на публику.
Сиена стала презрительно относиться к своим поклонникам, никогда не давая автографов. Как-то раз она довела до слез маленького ребенка, который пытался схватить ее за руку. Нахалка просто вырвала руку из цепкой хватки и велела охранникам убрать «нарушителя» подальше. В интервью Сиена часто чернила Дирка Мюллера, человека, который дал старт ее карьере, называя его второсортным режиссером. Теперь, когда она снималась в новом высокобюджетном проекте Стайна под названием «Вторая мировая», со студии постоянно просачивались сплетни об отвратительном характере примадонны, которая ухитрилась перессорить всю съемочную группу. Поговаривали, что Сиена выдвинула какие-то нереальные требования, начиная с троих личных массажистов, выписанных специально из ОАЭ, скандалах с режиссером, операторами и стилистами, частых истериках по поводу недостаточно горячего кофе или отсутствия на съемочной площадке шеф-повара, выписанного из Франции.
Макс винил себя за то, что невольно подтолкнул Сиену к этим изменениям. Если бы он не поступил так необдуманно, так эгоистично и гадко, любимая и теперь была бы с ним, нежная, ранимая и добрая, какой была все время, пока они были вместе.
Он считал, что обязан как-то исправить свой грех. Уж если даже Хантер не желает общаться с Сиеной, дела совсем плохи. Необходимо было пробудить Сиену от кошмара, в котором она теперь жила. Пробудить раньше, чем Стайн окончательно разрушит ее внутренний мир.
Примерно дней десять спустя, в необычно жаркий для декабря день, Сиена прохаживалась по кабинету в особняке Рэндалла. Она была в дурном настроении и совершенно утратила чувство юмора.
— Я, черт побери, в бешенстве! — вопила она на Мелани, организатора вечеринок, которая занималась украшением дома. — Темой вечеринки должна быть зима! Зима со снегом и сосульками, неужели не ясно? Что за зима без снега, дурища?!
Было три часа дня. Сиена металась по кабинету, и длинные рукава алого кимоно, которое было на ней надето, мотылялись из стороны в сторону, словно два шелковых полотенца. Она проснулась в семь утра, чтобы с головой погрузиться в подготовку ежегодного приема у Стайна. Нервозность и раздражение давно достигли апогея.
Все, кто имел хоть какой-то вес в голливудской тусовке, исключая разве что Макмаонов, должны были подъехать к воротам особняка к семи, а она даже не начала прихорашиваться. Теперь, когда тупица Мелани с круглыми испуганными глазами добавила очередную головную боль, сообщив, что машина для искусственного снега дала дуба, Сиена рвала и метала. Сад был лишь наполовину покрыт белым серебристым покрывалом, а по углам торчали участки буйно-зеленой травы и розовые кусты.
— Поймите, когда на улице так жарко, аппарат просто не способен работать в обычном режиме. Машина перегрелась, — лепетала Мелани. Градусник показывал около двадцати тепла. У организатора вечеринок был длинный, узкий нос и нервные черты лица.
Левый глаз Мелани дергался от тика, руки ходили ходуном, то оправляя блузку, то принимаясь теребить нитку бус.
— Так реанимируйте проклятую установку, — убийственным тоном прошипела Сиена. — Или найдите другую. Если через час этот сад не будет выглядеть как вторая Антарктида, вас ждет судебное разбирательство длиной в жизнь! Я понятно выражаюсь?
— Да-да, мисс Макмаон. Я немедленно этим займусь. — Мелани птичкой выпорхнула из дома.
— У вас осталось меньше часа! — крикнула ей вдогонку Сиена.
Она рухнула на огромный диван, обитый расписанной вручную тканью, и схватилась за голову. Чертов Рэндалл!
Этот нахал рано утром ускользнул в гольф-клуб, чтобы сразиться с Джейми Силфеном, оставив Сиену за главную. Девушка недоумевала, как Стайну удавалось устраивать приемы в прежние годы, когда ее не было рядом. В этот раз Рэндалл не ударил пальцем о палец, поручив организацию вечеринки бестолковой Мелани, которая вообще неизвестно каким образом получила свою должность. Если бы Сиена не контролировала каждый ее шаг, к четырем часам вечера Стайна и гостей ждал бы пустой стол с парой ящиков выпивки.
Возможно, пришло в голову Сиене, Рэндалл всегда находил, на кого свалить всю работу. Наверняка в его особняке проживала очередная подружка, готовая взяться за организацию праздника, чтобы заслужить одобрение хозяина дома. Каждой хотелось играть роль хозяйки вечеринки.
Эта догадка еще больше взвинтила нервы Сиены.
Она вскочила с дивана, сообразив, что времени на отдых совсем не осталось. Предстояло еще проверить работу повара и приглашенных помощников, а затем навести марафет.
Пройдя в большую гостиную, Сиена окинула пытливым взглядом стол. Он был заставлен изысканными закусками и дорогими приборами. Выглянув в окно, Сиена убедилась, что Мелани и пара ее помощников все-таки реанимировали машину для снега и зелень травы постепенно скрывается под белым слоем хлопьев. Две девицы на подхвате носились по уже засыпанным участкам, разбрасывая ярко-красные ягоды рябины и вешая на деревья и кусты венки из омелы. Каждую ветку украшали крохотные фонарики, вдоль садовых дорожек были воткнуты светильники в виде факелов.
Удовлетворенно вздохнув, Сиена снова обернулась к столу. Здесь были корзиночки с красной и черной икрой, различные виды моллюсков, тонкие, почти прозрачные пластинки рыбы, пирожки с орехом пекан, фрукты и овощи в причудливых сочетаниях, кусочки вяленого мяса и птицы, холодная буженина с тмином и множество других закусок.
Пройдясь по дому, Сиена убедилась в том, что он полностью украшен. В каждой комнате стояла елка, каждая наряжена в свои цвета: серебряные, красные, золотые. В каждом дверном проеме висел венок омелы с крохотными ангелочками по кругу и посыпанными блестками колокольчиками.
Пит и Клэр никогда не отмечали Рождество с таким размахом. Даже Дьюк, который покупал Сиене дорогие подарки по любому поводу и без оного, не считал необходимостью украшать дом к Рождеству. В Хэнкок-Парке не ставили елку и не вешали омелу и полосатые носки над камином. Девочкой Сиена всегда мечтала о настоящем Рождестве, с сюрпризами под елкой и уткой с яблоками. Теперь, в доме Стайна, она получила все сразу, оптом. Здесь было столько елок, что хватило бы на все те годы, что она прожила в доме Макмаонов.
На мгновение Сиена ощутила, как накатывает волна одиночества и тоски по близким ей людям, с которыми можно было бы разделить любимый праздник. Ей недоставало Хантера, Инес…
О Максе она давно научилась не вспоминать.
Как бы потрясенно охала Инес, осматривая дом! Как бы смешно она прыгала на месте от восхищения, щебеча что-то со своим забавным испанским акцентом!
Сиена вспомнила тот злосчастный ужин, который она готовила для Хантера. В тот вечер она позвонила подруге, надеясь получить ценный совет…
И тем же вечером она впервые занималась с Максом любовью.
Каких-то восемь месяцев назад. Иногда Сиене казалось, что прошло долгих восемь лет, так сильно изменилась ее жизнь.
Она адски скучала по Инес, своему неизменному спутнику в модельном бизнесе и лучшей подруге, всегда занимавшей ее сторону. Только Инес могла так беззастенчиво подтрунивать и хихикать, когда Сиена на что-то жаловалась, и она же умела найти нужные слова, чтобы утешить. Ее неистощимая энергетика, прекрасное чувство юмора всегда выручали Сиену.
Рэндалл не оставил ей ни шанса, велев позабыть о любимой подруге. Этого требовали ее новый имидж, ее новая жизнь. Необходимо было позабыть прошлое, чтобы без помех двигаться вперед. Стайн всерьез считал старые связи цепями на пути к славе. Особенно связи с теми, кто работал в модельном бизнесе.
— Меньше всего тебе нужен имидж бывшей модели, ужом просочившейся в киномир, — учил Рэндалл. — Если хочешь играть в высшей лиге, придется идти на жертвы. Перестань оглядываться назад. Вспомни своего деда! Часто ли ты видела рядом с ним друзей из прошлого? Тех, кто был ниже его по уровню?
На ум приходил только Шеймус. Впрочем, у Дьюка вообще не было близких друзей, как будто он считал личные связи лишним и досадным грузом. После слов Стайна Сиена впервые задалась вопросом, не чувствовал ли дедушка одиночества.
Заставив себя переключиться на более важные дела, Сиена выскочила в сад, торопливо проверила освещение и толщину искусственного снега, перекинулась словечком с приглашенным фотографом, а затем скрылась в своей уборной наверху. На душ и макияж почти не оставалось времени.
Рэндалл удосужился вернуться домой лишь к шести и тотчас заперся в кабинете, сообщив, что должен сделать несколько звонков. Это привело Сиену в бешенство. Когда же наконец Стайн отправился переодеваться, часы показывали половину седьмого и до прибытия первых гостей оставалось каких-то полчаса.
Сиена уже и не помнила, когда так сильно утомлялась. Только нервное напряжение, владевшее ею с самого утра, не позволяло ее глазам слипаться, хотя ноги, свинцовые от многочасовой беготни по дому, гудели, как цеховые механизмы.
Теперь, когда машина для искусственного снега закидала белыми хлопьями весь сад, все фонари и светильники были включены, а в центре сада бил фонтан с апельсиновой водкой, Сиена могла быть уверена, что гости останутся под впечатлением.
— Дом украшен на совесть, — похвалил Рэндалл, входя в комнату Сиены и целуя ее в шею.
Сиена надела длинное платье оттенка «синяя ночь» с закрытым воротом, босоножки «Маноло» цвета маренго с широкими ремешками и на высоченных шпильках. Волосы она убрала в высокий пучок, оставив лишь несколько прядей свободно выпавшими, чтобы прическа казалась нарочито небрежной.
Девушка никогда не приветствовала слишком плотный макияж, устав от обилия косметики еще в те времена, когда снималась для журналов. В городе, заполненном женщинами, чьи лица были перекроены хирургами, покрыты густым загаром и изляпаны краской, она предпочитала натуральную красу, тем самым выделяясь из толпы. Однако для этого вечера она нарисовала себе огромные глаза с темной дымкой, использовав серый, черный и серебряный оттенки, а затем нанесла целых три слоя туши на ресницы.
— Да уж, я расстаралась, чтобы дом выглядел отменно, — хмыкнула Сиена, оглядев себя в зеркале и взяв со столика блеск для губ. — Я с семи утра бегаю как угорелая, а от тебя ни слуху ни духу. Как гольф? Хорошо расслабился? — едко спросила она.
— Да, было здорово, — совсем не виноватым тоном ответил Рэндалл. Он положил ладонь на шею Сиене, затем передвинул ее, спустив на грудь. — Ты выглядишь обольстительно и очень сексуально. — Он нахмурился. — Ты не переборщила? Не хотелось бы, чтобы гости отнеслись к тебе, как к хорошенькой дурочке. Нужно, чтобы тебя восприняли всерьез. Сегодня здесь будут очень важные люди.
— Ради Христа, Рэндалл! — Сиена сбросила его руку с груди, встала и одернула платье. Ее раздражало, когда любовник говорил таким всезнающим тоном. — Я прекрасно знаю, кто придет на вечеринку, и справлюсь с ролью хозяйки. Спасибо, конечно, за заботу, — она хмыкнула, — но ты передергиваешь. Я выгляжу сногсшибательно.
— Хм… — Рэндалл нахмурился и, обхватив ее талию рукой, повернул Сиену к себе, а потом усадил обратно на вращающийся стул. При этом он потянул ее плечи на себя, так что его напряженный член сквозь брюки ткнулся ей между грудей. Сиене пришлось откинуть голову назад, чтобы не смазать макияж о выступающий живот Стайна.
— Черт, не делай этого, Рэндалл, прошу! Это платье стоит шестнадцать тысяч, а ты даже в душе не был. Сейчас я вся пропитаюсь твоим потом.
Рэндалл холодно посмотрел на нее. Несмотря на сильную эрекцию, он явно не был настроен на секс. Сиена как завороженная смотрела снизу вверх на хищный узкий нос и маленькие прищуренные глаза.
Сама не понимая отчего, она содрогнулась.
— Просто не забывай, — произнес Стайн раздельно, — люди придут в этот дом ради меня, а не ради тебя.
Сиена могла поклясться, что в его тоне звучала ревность. Неужели великий Стайн опасается, что ей будет уделено больше внимания, чем ему? Это было так на него не похоже. Рэндалл всегда был самоуверенным!
— Я знаю это, дорогой, — послушно кивнула девушка, стараясь не подлить масла в огонь. — Но ведь ты хочешь, чтобы меня оценили? Ты сам сказал, что я должна понравиться твоим гостям.
Брови Стайна почти сошлись на переносице.
— Нет. — Он рывком поднял девушку и притянул к себе. — Не им, а мне! Ты должна нравиться мне.
Прежде чем Сиена смогла вырваться, он грубо засунул руку ей между ног прямо через разрез платья, сдвинув вбок трусики. Сразу три пальца вошли в Сиену, причинив боль. Она охнула, в ужасе глядя на Стайна. Тот наклонил голову к самому ее лицу, не убирая грубых пальцев оттуда, куда их так бесцеремонно засунул.
— Это я создал тебя, Сиена. — В его голосе слышалось предупреждение. — Я сделал тебя такой, какая ты сейчас. — От дыхания Стайна трепетали пряди, свисавшие вдоль лица девушки. — Я дал тебе все, что у тебя есть, и мне было приятно делиться с тобой. Но только не вздумай мне перечить, милая. Помни: я дал, я же могу и отнять. Вот так! — И Стайн резким движением засунул пальцы глубже, словно разрывая Сиену изнутри.
И точно так же быстро он выпустил ее и направился в ванную, словно ничего не случилось, оставив девушку посреди уборной, напуганную и дрожащую, будто она была крохотной полевой мышкой, которая чудом ускользнула из когтей коршуна.
Два часа спустя вечеринка только набирала обороты.
Список VIP-персон оказался еще обширнее, чем в предыдущие годы. Все, от семьи Спилберга до Спеллинга, были здесь, блуждая по особняку Стайна и обмениваясь свежими голливудскими сплетнями и потягивая редкое шампанское совершенно невообразимой стоимости. Даже Мел Гибсон, пленивший когда-то юное сердце Сиены, ненадолго заехал засвидетельствовать свое почтение и поздравить с Рождеством. Это немного подняло настроение девушки и отвлекло от мрачных мыслей, крутившихся в голове последние пару часов.
В тихих уголках особняка, а также за шикарным столом с закусками (горячее еще не подавали) знаменитости, наплевав на диеты, отдавали должное изысканным блюдам. Подхватывая с подносов кусочки рождественского полена, пропитанные бренди, гости вели неспешные беседы, обсуждали роскошь вечеринки, хозяина дома и его очаровательную спутницу. Всем было интересно, как давно длится роман Стайна и Сиены, так ли талантлива юная актриса, или же своим успехом она обязана любовнику. Всем было любопытно, как относится Пит Макмаон, много лет назад порвавший с дочерью, к ее актерской карьере, и сильно ли он бесится, зная, что ее нынешний любовник на четыре года старше его самого.
— Вы не в курсе, Сиена пересекалась с отцом после переезда в Малибу? — шепотом спросила тощая девица (какая-то статистка) свою начальницу, босса одного из подразделений крупной продюсерской компании. От возбуждения у нее глаза лезли из орбит.
— Кажется, нет. Даже удивительно при всей тесноте Голливуда! — откликнулась ее начальница, ухватив с подноса очередной бокал шампанского. — Впрочем, поговаривают, что после смерти Минни Пит стал затворником, бывает только дома или на студии, как и его жена Клэр. Где бы им пересечься с дочерью! Насколько мне известно, Макмаоны даже гостей не принимают.
— Взгляните на Стайна. Он совершенно ослеплен своей протеже! — заметил подошедший молодой человек.
Все трое многозначительными взглядами проводили Рэндалла, прохаживавшегося по дому в сопровождении босса «Парамаунт» и его юной женушки. Он всячески делал вид, что увлечен разговором со своими собеседниками, но при этом зорко следил за Сиеной.
Девушка ничем не выдавала растерянного состояния, которое овладело ею после резкой беседы с любовником. Она лучезарно улыбалась гостям, поддерживала нейтральные темы и казалась расслабленной и всем довольной.
Рэндалл снова глянул на Сиену и незаметно усмехнулся. Она как раз вежливо смеялась над шуткой Джейми Силфена, голова чуть запрокинута, грудь приподнялась. Стайн не без гордости подумал, что почти любой мужчина на вечеринке отдал бы руку, чтобы оказаться на его месте и обладать столь несказанной красотой. В брюках чуть дрогнул член, и пришлось снова вникать в скучные комментарии босса «Парамаунт», чтобы отвлечься.
В это время Сиена болтала с Силфеном.
— Я глазам не поверила, когда увидела вас в первом ряду на показе Маккуина! — улыбнулась она, вспоминая, как мечтала быть замеченной Силфеном. — Что вы там делали?
— Признаться, я интересуюсь модой, — честно ответил ее собеседник. — Слежу за модными тенденциями.
Сиена осторожно глянула на плотное тело Силфена, втиснутое в узкий костюм и увенчанное лысой башкой, похожей на гигантский бильярдный шар, и усомнилась в его искренности. Она едва не рассмеялась, но вовремя вспомнила, как тесно контактирует Силфен с Рэндаллом, и сдержала порыв.
— Действительно? — сказала она вежливо, надеясь, что в ее тоне не заметно иронии.
— Разумеется, нет! — вдруг выпалил Силфен и расхохотался очень пронзительно для своей внушительной комплекции. — Вы же не подумали, что я купил эту двойку у Маккуина? — Он покрутился перед Сиеной, даже повернувшись толстым задом, предлагая оценить свой нелепый наряд.
Девушка хихикнула.
— То-то и оно! Мне больше по душе, когда вы смеетесь, — заметил Силфен. — Вас надо снимать в легких, добрых фильмах, а не в драмах. У вас нежное и открытое лицо. Улыбайтесь чаще!
— Спасибо. Фотографы всегда просили меня улыбаться, когда снимали для журналов и рекламы. — Она настолько расслабилась, что забыла строгий запрет Стайна не поддерживать разговоров о модельном прошлом. — А ведь такое бывает нечасто. Как правило, все, как одна, модели сфотографированы с кислыми и мрачными минами. Странная тенденция, правда? — Сиена уперла руки в бока, перенеся вес на одну ногу, и сделала самое мрачное выражение, на какое была способна. — Вроде этого.
Силфен так и брызнул смехом.
— С другой стороны, — сказал он, — вы производите впечатление и в «Блудной дочери», где вообще не улыбаетесь. Отлично сыграно, кстати.
— Благодарю. — Сиена скромно улыбнулась. Комплимент был приятен. Она всегда ждала шанса познакомиться с Силфеном и очаровать его. — Рада, что вам понравилось.
— Мюллер — вот это талантище! — продолжал восхищаться тот. — Вам не стоит наводить на него напраслину. Зачем вы клеймите его на всех углах?
Лицо Сиены вспыхнуло. Она неоднократно жалела, что пошла на поводу у Стайна, очернив Мюллера и назвав второсортным режиссером. Ведь именно он дал ей путевку в дальнее плавание по просторам Голливуда.
— Поймите, нельзя воздвигнуть себе памятник, разрушив репутацию другого. — Теперь Силфен был дьявольски серьезен. — Может, вам это пока неизвестно, но Голливуд ценит лояльность. И куда больше, чем дешевую славу.
— Я понимаю, — смущенно ответила Сиена, опустив глаза. — Вы правы. Просто Рэндалл сказал…
— Послушайте, дорогая, — прервал ее Джейми Силфен, похлопав по запястью. — Рэндалл — отличный политик Голливуда. Он умеет делать деньги и знает, как достичь своей цели. Ему доверяют и к нему прислушиваются. Но поверьте, это не лучшая карта в Голливуде, которую вы могли вытащить. Не позволяйте другим вкладывать в ваши уста свои слова, Сиена. Кем вы станете, если у вас не останется собственного мнения?
Девушка молчала, глядя в пол и переваривая совет, когда раздался оглушительный звук бьющегося стекла откуда-то из холла. Толпа замерла, вслушиваясь. Раздались мужские голоса, один из которых Сиена, холодея от ужаса, сразу же узнала.
— Отвалите, придурки! Прочь с моей дороги, пока я тебя не покалечил!
Невозможно было не узнать этот отчетливый английский акцент.
В главную гостиную, один за другим, влетели два охранника Рэндалла, причем первый ударился плечом о полку и разбил бесценную вазу из венецианского стекла. Второй едва не распластался на полу и чудом удержался на ногах. Сразу же за ними в помещение влетел тот, чье лицо Сиена надеялась больше никогда не увидеть.
— О Боже! — шепнула Сиена одними губами.
— Вы знаете этого скандалиста? — спросил Силфен.
Сиена в ужасе смотрела на Макса. Она даже не слышала вопроса собеседника.
— Стайн!!! — заорал Макс. — Ты где? Я хочу с тобой поговорить!
На мгновение Сиене показалось, что он пьян, но голос был тверд, а походка, которой он направился к ошеломленным гостям, однозначно ровной. Толпа качнулась назад.
Рэндалл сделал шаг вперед, желая вмешаться, но в этот момент Макс заметил Сиену, стоявшую в гуще народа.
Он видел ее впервые с того дня, когда она садилась в самолет до Вегаса. Максу казалось, что на протяжении всех месяцев разлуки его сердце вовсе не билось, и только теперь, при встрече, медленно ухнуло вниз, а затем стало стучать все чаще и чаще. Казалось, его любимая никогда не была такой красивой, как сегодня, словно прекрасная русалка, в синем облегающем платье. Только взгляд у нее был другим — более сильным и каким-то жестким, что только подчеркивало ее удивительную привлекательность. У Макса перехватило дыхание, хотя он пришел не для того, чтобы молча пожирать Сиену глазами.
То, что он ее потерял, было совсем не удивительно, подумал Макс с отчаянием. Удивительным было то, что он вообще был с ней какую-то часть ее жизни.
Сиена смотрела на него так же молча, словно громом пораженная. Долгие месяцы она училась ничего не чувствовать при воспоминании о руках и улыбке Макса, с завидным упорством тренировала силу воли, вытесняя из сердца навязчивые мысли о нем, зализывала глубокую рану, которая почти перестала кровоточить. Она приняла это решение по дороге в Вегас и с тех пор жила в соответствии с ним, и неоценимая помощь, оказанная Рэндаллом, была весьма кстати.
Но, увидев Макса теперь, такого настоящего, такого огромного и настолько неуместного в старых джинсах и вытертой футболке среди баснословно дорогих нарядов звезд, она ощутила знакомый спазм в горле. На какое-то мгновение Сиена почувствовала себя испуганной и совершенно беспомощной.
— Сиена, прости, — начал Макс, и голос его зазвучал очень резко, нервно. — Прости, что я вломился без приглашения на твою вечеринку. Но ты не отвечала на мои звонки. То есть, — тотчас добавил он, опасаясь услышать гневную отповедь прежде, чем выговорится, — ты была права, когда не брала трубку и не перезванивала. Но я решил испытать другой путь, а потому приехал сюда. Этот домишко охраняется не хуже Форт-Нокса. Сегодня мне представился единственный шанс повидаться с тобой, слившись с гостями. Мне было необходимо тебя увидеть.
Рэндалл гневно взглянул на двух охранников, один из которых до сих пор потирал челюсть, едва не выбитую благодаря левому хуку незваного гостя. Стайн кивнул на Макса, словно намекая, что платит охране не за внушительный вид, а за конкретные действия.
— Представляешь, мне пришлось забраться в фургон с напитками, — сказал Макс, понимая, что говорит не то и не так. Однако стояла тишина, а Сиена молчала, поэтому он сболтнул первое, что пришло в голову.
Охранники, верно распознав знаки Стайна, двинулись к Максу, намереваясь выставить его вон, когда неожиданно заговорила Сиена:
— Что тебе нужно, Макс? Ты же видишь, что я занята. — Ее голос был ледяным, словно говорил робот, а не живой человек.
— Я хочу отвезти тебя домой, — просто ответил Макс и смущенно потер влажную от пота бровь. Он все еще стоял близко к выходу, не решаясь двинуться к Сиене и тем самым разозлить ее. Разумеется, Макс замечал манипуляции Стайна, но никакая сила, знал он, не была способна выставить его из дома прежде, чем он поговорит с Сиеной.
— Он такой милый, — шепнула какая-то старлетка стоящей рядом жене известного режиссера. — Как можно бросить такого привлекательного парня ради Рэндалла Стайна? Нужно быть не в своем уме, должно быть…
Макс кашлянул и продолжал:
— Я не зову тебя в свой дом, потому что вина моя безмерна. Я даже не умоляю простить меня. Мне ясно, что больше не может быть никаких «мы».
— Это хорошо, — сказала Сиена.
— Вернись к Хантеру. Ведь он любит тебя, и ты это знаешь. Хантер тоскует по тебе, хотя и слишком горд, чтобы это показать.
— Ты закончил? — спросила девушка.
— Нет. Еще нет.
Макс настойчиво посмотрел на нее. Сиена с ужасом поняла, что он заглядывает прямо ей в душу, которую она так долго пыталась закрыть. Ей казалось: еще немного, и Макс разглядит испуганную, ни в чем не уверенную девочку за фасадом Снежной Королевы. Она желала, чтобы он скорее сказал то, что хотел, и ушел прежде, чем у нее подкосятся ноги.
— Я волнуюсь за тебя. — Макс развел руками, словно пытался придать своим словам еще большую убедительность. — Мы все беспокоимся. Ты изменилась, Сиена, и изменилась не к лучшему. Стайн отравляет твою душу. Он погубит тебя, неужели ты не понимаешь? Даже если ты не вернешься в дом Хантера, беги от него! Умоляю, не ради себя, а ради тебя, милая. Рэндалл Стайн — жестокий человек, уходи от него!
Услышав это, Рэндалл хлопнул в ладоши, призывая охранников заняться своим делом, и двое здоровенных детин двинулись на Макса.
— Стойте! — крикнула Сиена так громко и властно, что парни замерли, глядя на нее. — Рэндалл, я справлюсь и без вмешательства охраны.
— Мне так не кажется, — негромко, но зло сказал тот, больно хватая ее за руку и при этом кивая охранникам. Он и без того слишком долго слушал бред, который нес вломившийся в его дом недоносок, и не собирался выставлять себя на посмешище. Более того, Стайну было не по нутру, что Сиена не только стала центром вечеринки, но и распоряжается действиями его людей. Пришло время показать, кто в доме хозяин.
— Убери от нее свои грязные лапы!
Прежде чем охранники успели отреагировать, Макс бросился на Рэндалла, завалив его на пол, словно игрок в регби. Оба рухнули вниз с таким грохотом, что толпа буквально отпрыгнула в стороны, а елка, оказавшаяся слишком близко от Макса и Рэндалла, заходила ходуном. Серебряные колокольчики весело звякнули.
Макс уже занес кулак, намереваясь впечатать его Стайну в лицо, когда его руки оказались заведенными назад. Двое охранников навалились на него, дернули на себя, едва не вывернув плечи. Стайн вскочил, раздраженно отряхивая костюм. Когда он вставал, Макс заметил вспышку страха, мелькнувшую на его лице. Не потребовалось даже крепкого хука, чтобы его напугать.
— Видишь? — крикнул Макс Сиене, пытаясь высвободиться из цепких объятий охраны. — Понимаешь, о чем я говорю? Стайн позволяет себе хватать тебя так, словно ты ему принадлежишь! Он не просто говнюк, Сиена! Он склонен к насилию, как всякий слабак!
— Это он-то склонен к насилию? — Она была так напугана произошедшей на ее глазах сценой, что предпочла единственную альтернативу страху — слепую ярость. — Да кто ты вообще такой, если считаешь себя вправе вламываться в чужой дом, орать и бросаться на людей?! Может, это у тебя в крови насилие, а, Макс? С чего ты взял, что можешь указывать мне, что делать? Почему ты думаешь, будто имеешь право судить других?
Макс открыл рот, собираясь ответить, но Сиена не позволила ему вставить и слова.
— Лучше погляди на себя! Ты не ангел во плоти, Макс! Если мне не изменяет память, именно ты в свободное время занимаешься тем, что тычешь членом в тупых сисястых официанток! Да как ты посмел ворваться сюда и открыть в моем присутствии свой поганый рот?!
— Ради Бога, Сиена! — воскликнул Макс, пытаясь вырвать руки из цепкой хватки охранников, но те только сильнее вывернули ему плечи вперед, заставив чуть наклониться. — Неужели ты не видишь, что я просто хочу тебе помочь? Я знаю, что виноват. Я знаю, что мне никогда не оправдаться. Но я желаю тебе счастья, а этот ублюдок Рэндалл подминает тебя под себя, лепит, как глину, и его творение чудовищно! Неужели ты этого не видишь?
— Нет, Макс, не вижу, — уже ровным голосом ответила девушка. — Рэндалл добр и заботлив. Он укрыл меня от неприятностей, предоставил поддержку и кров. Он щедр, как никто! — Сиена пристально глянула на Макса. — Знаешь, я действительно изменилась. Теперь я не общаюсь с неудачниками, предпочитая общество успешных людей. Я поняла, что нельзя верить никому, кроме самой себя. Но эту науку я постигла не благодаря Рэндаллу, Макс, нет. Ты научил меня этому!
Адская боль в предплечьях и душевные страдания Макса слились воедино. Он скрежетал зубами, опасаясь, что из глаз вот-вот потекут слезы. Он не мог уйти, оставив Сиену с Рэндаллом Стайном. Что, если они больше никогда не увидятся?
— Я люблю тебя, — сказал он, уже зная, что проиграл.
Несколько гостей восхищенно вздохнули.
— Это твои проблемы, — бросила Сиена. — К сожалению, Макс, мне известно, чего стоит твоя любовь. Поэтому я скажу прямо: больше никогда не попадайся мне на глаза. Никогда!
Он умоляюще смотрел на Сиену, но она с достоинством отвернулась, напоследок сделав знак охране.
— Выкиньте его вон.
Уже ночью Сиена лежала в постели, беззвучно плача и стараясь не разбудить спящего Рэндалла.
Она ожидала от любовника вспышки ярости, учитывая, что Макс свалил его на пол и публично выставил слабаком. Однако по окончании вечеринки Рэндалл не сказал девушке ни единого резкого слова. Остаток вечера он не только не был мрачен, но и вполне веселился и даже отпускал шуточки насчет Макса.
— Мне очень жаль, — сказала Сиена, когда разошлись последние гости. — Наверняка ты считаешь меня виноватой в том, что произошло. Такой прекрасный прием был испорчен.
— Вот уж нет, — весело усмехнулся Рэндалл. — Ты же знаешь Голливуд. Местной публике нравятся скандалы с разборками.
Сиена изумленно посмотрела на любовника.
— То есть ты не злишься?
Рэндалл улыбнулся, взял ее за руку и повел в спальню.
— Нет, я не злюсь. Сегодня вечером мне открылась одна истина, которой я готов с тобой поделиться. Твой бывший парень — всего лишь мальчишка. Он глуп. Он — ничтожество. — При этих словах Сиена опустила глаза и закусила губу. — Этой ночью Макс Десевиль будет спать в спальне дома, который ему не принадлежит и который он не может себе позволить. А я… я буду спать в роскошном особняке, — Рэндалл широким жестом обвел спальню, — причем вместе с тобой.
Он притянул Сиену к себе и жадно поцеловал. Его дыхание было кисловатым от шампанского, но девушка постаралась этого не замечать. И то хорошо, что Рэндалл не злился за испорченную вечеринку. И все же Сиена почувствовала облегчение, когда ее любовник сразу же вырубился, стоило ему оказаться на кровати. Этим вечером она была не готова к сексу. Ей хотелось полежать тихонько, наедине со своими мыслями.
Правда, мысли эти были не слишком радужными. Как бы достойно она не держалась с Максом, в душе царило смятение. Зерно сомнения, упавшее на благодатную почву, дало свои всходы.
Нечего было и пытаться обмануться саму себя: Сиена все еще любила Макса.
Она не была уверена в том, что способна простить его предательство, но, без сомнений, все еще любила.
Но даже теперь (а может, даже более чем раньше) она сознавала, что пути назад нет. Одной любви было недостаточно. Макс сумел дотянуться до нее, несмотря на многочисленные преграды, а она оттолкнула его, публично унизила и прогнала.
Гордость была самым уязвимым местом Макса. Сиена знала, что делала, когда пыталась задеть его гордость. Это давало ей гарантию, что он больше не вернется.
Оглядываясь назад, Сиена чувствовала себя бесконечно старой и жалкой. Череда потерь — сначала дедушка, затем родители и Хантер, теперь Макс — казалась нескончаемой цепью. Сиена так хотела изменить ход событий. Ей удалось снова сойтись с Хантером и найти любовь, возможно, когда-нибудь ей даже позвонила бы мать… наивные фантазии глупой, избалованной девочки.
Мир оказался куда более жестоким, чем она ожидала.
Сиена осталась одна, без друзей и родных. Кто знает, что теперь думают о ней Инес и Марша? А давно позабытые Джейни и Патрик Кэш?
Думая об этом, она тихо плакала в подушку, опасаясь даже шмыгнуть носом.
Она расставалась с людьми быстро, словно отрезая острым ножом воспоминания и теплые чувства. Но они возвращались, терзая ее по ночам. Почему жизнь Сиены складывалась так странно? Не потому ли, что она торопилась избавиться от людей раньше, чем им приходила в голову мысль избавиться от нее?
Хантер был прав, целиком и полностью.
Она стала такой же, как Дьюк.
И, осознав это, Сиена заплакала так горько, словно ее душа могла вытечь из глаз на подушку и больше никогда ее не тревожить своей неясной болью.