Шляпных дел мастерица миссис Кроу* и впрямь походила на ворону. Её чёрные волосы были собраны в тугой, строгий пучок, крепящийся на затылке сразу пятью невидимыми шпильками, а вытянутый нос, сильно похожий на клюв, то и дело нырял то в одну корзинку с шёлковыми бантами, то в другую – с перламутровыми бусинами, выбирая для новой шляпки украшение посимпатичнее и помоднее. А такие же чёрные, как и волосы, глаза внимательно следили за каждым шиллингом, которым расплачивались небогатые и незнатные дамы, тоже желавшие приобрести шляпку наравне с дамами из высшего общества, но экономившие каждый пенни, а потому расстававшиеся с деньгами крайне неохотно.
Малесту Андервуд миссис Кроу знала и, завидев ту на пороге своего заведения, сразу отложила в сторону новый головной убор, над которым трудилась не разгибая спины с самого утра. Одарив состоятельную посетительницу заискивающей улыбкой, тут же бросила недоумённый взгляд на молодого человека, показавшегося из-за спины леди Андервуд, и скользнула ладонями по чепчику на голове и по платью, проверяя, всё ли в порядке, не слезло ли чего набекрень и не задралось ли где неприглядно кружево.
Экипаж Джейкоба Андервуда остановился прямо по центру главной площади Девона – небольшого городка, в котором из всех радостей были только модные салоны и лавки сладостей. Стоило же чуть завернуть за красивый фасад, так сразу глянца как не бывало, и видишь перед собой лишь узкую, полную песка, улочку, по которой вольно бродят и разгребают лапами землю в поисках тощих червяков куры.
Лавка готового мужского платья мистера Хиггинса тоже находилась на центральной площади, но только кучер, привезший Малесту и Тима в Девон, заикнулся о готовности проводить туда молодого хозяина, как Малеста гневно цыкнула на него, вытащила из привязанного к поясу атласного мешочка сложенный вчетверо листок, сунула его кучеру в руку и велела идти в лавку мистера Чаттерсона и не возвращаться, покуда корзины не будут наполнены строго по списку. Кучер спорить не смел, закивал и спешно потопал в направлении лавки того самого мистера Чаттерсона, рядом с которой находилась одна захудалая аптекарская контора. Микстур и мазей в ней хороших было не достать, зато всем посетителям охотно наливалась рюмка-другая крепкой анисовой настойки, и стоила та настойка считанные гроши.
Тим зашёл в салон миссис Кроу с видом неохотным. Его губы были церемонно поджаты, взгляд холоден и даже презрителен, а на его лице не было даже тени той показной приветливой вежливости, которая присуща всем джентльменам и леди на людях, и которую они с легкостью скидывают, стоит им оказаться вдали об общества.
Встав у окна и оперевшись на отцовскую трость, Тим с равнодушием смотрел на то, как мачеха и хозяйка салона обмениваются приветственными поцелуями в щёку, как обнимаются и как громко шумят, обсуждая то недавнюю грозу, то завезённый неделю назад из Лондона фетр. Дамские дела Тиму были неинтересны, и он с мученическим видом отсчитывал про себя секунды, складывая те в минуты, и ждал, когда же пытка закончится и он сможет вернуться домой. Впрочем, в Девонсайде тоже ничего не радовало, поэтому, осознав, что по сути менять придётся шило на мыло, Тим всё-таки повернул голову в сторону рабочего стола миссис Кроу, заваленного лентами и искусственными цветами, и скользнул взглядом привередливого критика по готовым головным уборам.
– Кто это? – услышал он внезапно заговорщицкий шёпот по левую руку. Там, за слоями тканей, наброшенных друг на друга, начиналась потайная комнатка, где две помощницы хозяйки трудились над шляпками, что были в разы скромнее и дешевле.
– Откуда я знаю? Первый раз вижу его в Девоне.
– Экий франт! Таких в наших краях я не встречала.
– Много ты людей вокруг видишь! Ты и иголку на столе едва разглядишь. Он приехал с миссис Андервуд. Значит, из Девонсайда.
– Но на мистера Андервуда он не похож. Я видела того раз десять – ничего общего! Тот ниже ростом да и стар уже. И седой на висках.
– Этот точно не седой.
– Вот-вот. У этого не то чтобы ни одного седого волоска – морщинки не найти! А у того весь лоб испещрён.
– Точно! Этот такой хорошенький!
– А как он подставил согнутую в локте руку миссис Андервуд! Ты видела?
– Это было так прекрасно...
Тим хмыкнул. Он действительно взял мачеху под руку, стоило им обоим выйти из экипажа, но лишь потому, что та как бы невзначай заметила, что в душе он может питать к ней какие угодно чувства, но на людях обязан быть учтивым, иначе она расскажет Джейкобу о его выходке с подвязкой. Так как за последние годы репутация Андервуда-младшего была запятнана дальше некуда, Тим не сомневался, что отец скорее поверит жене, чем сыну, поэтому временно (пока не придумано достойного ответа) предпочёл смириться с тем, как по-свойски затянутая в кружевную перчатку рука мачехи легла на его руку, а от светлых волос и шеи заструился такой сладкий цветочный аромат, что у Тима приятно защекотало в носу.
– Вот что я тебе скажу. – Тим продолжал подслушивать. – Так руку подставляют не все мужчины, а только те, кто к своей спутнице неравнодушен.
От неожиданного заявления Тим поперхнулся слюной и закашлял. Да так сильно, что миссис Кроу, нахваливающая перед Малестой ленты фисташкового цвета, на секунду отвлеклась от своего занятия и покосилась в сторону молодого человека. Тим кашлянул ещё раз и вновь нацепил на лицо равнодушно-скучающую маску.
– Как же он может быть к миссис Андервуд неравнодушен? – Швеи не прекращали шептаться. – Она же замужем.
– Как-как? – Голос был ворчлив донельзя. – Сердцу не прикажешь, а любовь не спрашивает, давал кто клятву в церкви или нет. А раз мужем её он быть не может, значит, он – её любовник!
Тим снова едва не сорвался на кашель, но в этот раз всё же сдержался.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну». Ты погляди на него. Обычно мужчины не заходят вслед за дамами в наш салон, а предпочитают переждать в питейной мистера Кларка, а этот не просто зашёл, а ввалился уверенной поступью. А потом как застыл на месте, словно прилип к нему и ничем не сдвинешь, да ещё вид сделал такой, как будто ему всё равно, а на самом деле уши навострил и слушает, о чём миссис Андервуд болтает с миссис Кроу.
В этот раз правда была на стороне мастериц: Тим действительно внимал каждому слову двух дам, только то были совсем не мачеха и не популярная в Девоне шляпница, а две сплетницы-рукодельницы, ни лиц, ни имён которых он не знал. А жаркое обсуждение тем временем становилось ещё жарче.
– Да не любовник он её. Не верю.
– А кто тогда? Зачем заявился за ней в салон? Говорю тебе: он к ней неравнодушен и сильно.
– Ей сколько лет? Давно за тридцать. А этот совсем молоденький. Не старше моего брата.
– И это ещё раз доказывает, что он в ней души не чает. Сама подумай, она – дама с опытом, а ему, видимо, как раз такие и нравятся. К тому же она – дама с деньгами, а по этому видно, что не шибко богат, хоть и франтом вырядился. Уж у меня-то глаз намётан! Уж меня-то не проведёшь! Глянь, какой у него жилет под пиджаком. Совсем не идёт к костюму. Вразнобой всё приобреталось.
– А трость?
– А трость в наше время из любой деревяшки можно сообразить.
– Но та выглядит очень солидной.
– Это просто свет так падает. А так... палка и палка.
– И всё-таки мне не верится.
– Только ослеплённые любовью юноши готовы променять питейное заведение на унизительное пребывание в лавке дамских безделушек.
– Так уж и унизительное.
– Для них – унизительное. Я слышала от одной клиентки, что её муж скорее пройдёт по городу без шляпы, чем ступит хоть одной ногой в салон дамского платья.
– Без шляпы? – Тим услышал неодобрительные ахи и охи. – Какой позор!
– Вот и я о том же. Теперь представь себе: молодой и симпатичный джентльмен, с наивным румянцем на щеках и губами, похожими на лепестки роз, переминается с ноги на ногу в шляпной мастерской. А всё почему? Да потому что не может глаз отвести от своей возлюбленной, пусть та и на два десятка лет старше!
– Меньше! Полтора десятка! Хотя точно утверждать не берусь.
– Какая разница? Ему девушек мало вокруг, что он на старуху заглядывается? Вот я, например, чем хуже?
– Сказала тоже. У тебя никогда не было и не будет того шарма, какой есть у миссис Андервуд.
– А у миссис Андервуд нет моей молодости, но за мной всё равно никто не бегает собачонкой с преданным взглядом, а за ней бегает! А ведь она давно замужем! Какая несправедливость!
Слова про собачонку были последней каплей. Тим не выдержал, крепко перехватил пальцами трость и уже собрался чуть ли ни со всей силы толкнуть от себя входную дверь, как та вдруг сама распахнулась, колокольчик зазвенел, и в салон миссис Кроу, тяжело дыша, ввалилась пожилая женщина. От её платья и шали несло табаком, а серая шляпка на голове уже так сильно износилась, что скорее напоминала мышь, зарывшуюся в седых волосах, чем головной убор. Идти старой женщине помогал такой же старый слуга. Он трепетно поддерживал хозяйку за локоть, а та время от времени била его шёлковым веером по затылку или плечу, когда тот вдруг по неуклюжести наступал на подол её платья или слишком сильно сжимал её руку.
– Миссис Мерит! – воскликнула миссис Кроу и протянула вперёд руки, желая по-свойски обнять пожилую даму, которая мало того что являлась самой старой жительницей в округе, так была ещё и самой старой клиенткой шляпного салона, крайне требовательной и чрезмерно строптивой.
– Посторонитесь, юноша, – проворчала миссис Мерит выросшему на её пути Тиму. А чтобы тот скорее сделал шаг обратно к окну, ткнула Андервуда-младшего всё тем же веером в грудь. – Какая бесцеремонная нынче молодёжь! Старому человеку пройти не дают. Норовят сами первыми везде протиснуться. И не возражайте, юноша! Вижу, уже собрались выкручиваться. Со мной не выйдет. И мне, кстати, сильно знакомо ваше лицо. Я с вашим отцом случайно не пила чай в прошлое воскресенье! Ну да неважно, пила или не пила. Явно это не доставило мне удовольствия, раз не помню... Посторонитесь. Ещё. Ещё один шаг... Бог мой, как она обворожительна!
Растерявшийся Тим проследил за взглядом пожилой дамы и... обомлел.
Если бы солнце решило заглянуть в шляпную мастерскую, то тут же скуксилось бы и убралось за облака, потому что ни одним своим лучом не было столь ослепительно, как женщина, стоявшая у витрины, уставленной товаром на любой вкус и цвет, и примерявшая самую обычную шляпку, коих Тим в своей жизни видел тысячи. Если бы на столе, кроме тканей, бусин, пёстрых лент и скорых зарисовок новых фасонов будущих шляп, лежали ещё и свежесрезанные розы, то, сколь бы роскошны они ни были, в тот же миг поникли и скукожились бы, отдав первенство той, что задумчиво завязывала ленточку под подбородком и, когда с игривым бантом было покончено, голосом мелодичным и нежным, как весенние цветы, робко высунувшиеся из-под талого снега, незатейливо и без какого-либо напускного кокетства спросила:
– Как вам?
Отличная возможность съязвить, прикопаться хотя бы к искусственным макам, которые Тим недолюбливал, но почему-то в горле резко пересохло, дыхание стало неровным и ни одна колкая шутка в голову не шла. А ведь за ними в карман Тим никогда не лез. Но ни одно слово не сорвалось с его губ, и даже маки на шляпке на мгновенье перестали раздражать, хотя раньше при виде этих ярких цветов на лугу Тим всегда морщился.
– Прелестно, дорогая! – абсолютно и бесповоротно игнорируя хозяйку салона, воскликнула миссис Мерит и направилась к Малесте, на ходу снимая перчатки. – Как я рада вас видеть! Ехала сюда, чуть не уснула по дороге, думала, весь день придётся провести в компании Уила. – Миссис Мерит кивнула на слугу, замершему у порога и загородившему сутулой спиной дверь так, что теперь уж точно единственным выходом из салона был выход через окно, а через окно, как известно, джентльмены не ходят. – А тут такая радость в виде вашего милого личика! Вам очень идёт эта шляпка! Берите, не раздумывая. Сама бы взяла, будь я помоложе и так же красива, как вы.
Опустившись на стул, который ей заботливо поднесла одна из помощниц миссис Кроу, вынырнувшая из-под занавески и прыснувшая в кулак при виде застывшего на месте Тима, миссис Мерит продолжала восхищаться всем вместе: и чудесной шляпкой, и воздушной вуалью, которую к той шляпке захотела прикрепить Малеста, и даже погодой, которая на удивление была непривычно хороша. А Тим так и стоял, не сводя взгляда с треклятых маков, и ему казалось, что этих цветов принесли в мастерскую целую охапку, так сильно вдруг помутнело перед глазами и шея вспотела под элегантным белым платком, как обычно потеет, стоит Тиму много выпить или же просто надышаться цветочными ароматами, с которыми не брезговали перебарщивать девицы мадам Лека. Из задумчивого состояния Тима вывел слуга миссис Мерит. Тяжело вздохнув, он бросил на Андервуда-младшего тоскливый взгляд и с зевотой (неужели, тоже маки подействовали?) протянул:
– Теперь ждать чуть ли ни до вечера... Тоже за хозяйкой по лавкам таскаешься?
Тим вскинул брови.
– Простите?
– Я говорю, тоже бегаешь по суконщикам да башмачникам, вместо того чтобы с мужиками по-мужски в питейной время скоротать? Значит, не один я такой. Тяжела наша участь. Ой, тяжела.
– Простите, это вы мне?
– Тебе-тебе, кому ж ещё?
– Вы в своём уме, если так ко мне обращаетесь? Я сын хозяина Девонсайда.
Слуга выпучил глаза, прикрыл рот ладонью и, глотая слова, забормотал:
– Простите ради бога, сэр. Вот я дурак! Как мог вас за слугу принять с такой-то тростью? А всему виной моё зрение. С годами совсем стало слабое. Бывает, в питейной пива нальют – всё вижу, а как за выпивку платить – так хоть убей! Ни одной монеты, что лежат в кармане, разглядеть не могу. Всё перед глазами плывёт и в одну кашу сливается. Даже подаренный миссис Мерит окуляр не помогает! Увидел вас тут с леди Малестой и принял за её сопровождающего. Одна-то она никогда никуда не ездит.
Тим усмехнулся. Действительно! За кого ещё его можно принять? Любовником обозвали – дело за слугой. А помощник миссис Мерит не умолкал:
– Это хорошо, что в этот раз вы с леди Малестой приехали, а не Хизер. Обычно она повсюду за миссис Андервуд таскается, но, скажу вам честно, случись чего с вашей мачехой, так Хизер не справится. Руками махать начнёт, кричать, звать на помощь, а всего-то надо нюхательную соль к носу поднести да порошок в водице развести. Поэтому рядом с леди Малестой должен быть человек твёрдый, уверенный в себе, сильный и не поддающийся панике. Вот как вы, например. Или как я. Только у меня уже зрение совсем того – могу вместо нужного порошка ненужный насыпать.
– Это всё очень занимательно, но позвольте мне пройти.
– Конечно, сэр. Только найду, в какой стороне дверь открывается. Совсем ослеп что-то. Как крот.
– Да вот же. Подвиньтесь вправо.
– Сейчас, сэр. – Слуга так переволновался, что даже забыл, в какой стороне право, а в какой – лево.
– Не испытывайте моего терпения.
– И не думал.
– Тимоти!
– Ко мне следует обращаться «мистер Андервуд».
– Знаю, сэр.
– Тогда какой я вам, к чёрту, Тимоти?
– Так это не я вас позвал.
Тим недоуменно заморгал. А ведь слуга был прав: голос, с пару секунд назад назвавший его имя, был звонким и приятным, как ручей по весне, а не скрипучим и унылым. Что на него нашло, что толстокожему слону он приписал птичью трель? А что на него нашло два дня назад, когда, распивая отцовский бренди двадцатипятилетней выдержки, он потом пытался убедить дворецкого, что был не один, а с какой-то нищенкой по имени Бетси? Чёрт, опять вспомнилось! Бетси, Бетси...
– Тимоти!
Нехотя обернувшись и напустив на лицо привычное равнодушие, стараясь не встречаться взглядом с обволакивающими рассудок маками, Тим небрежно посмотрел в сторону мачехи, всем своим видом давая понять, что чересчур торопится, чтобы отвлекаться на чепуху, но всё же надеется, что чепухой то, ради чего его окликнули, не окажется. Однако мачехе было абсолютно всё равно, задыхается ли Тим от одного только вида алых цветов или же причина его волнения в чём-то другом. Безразлично ей было и то, что Тим ослабил платок на шее и сделал это в присутствии сразу трёх дам, не считая двух помощниц. Не задело её и то, что один конец того платка был вытянут из-под жилета и теперь безобразно свисал, дотягиваясь чуть ли ни до второй пуговицы. Всё это Малестой напрочь игнорировалось, зато с несказанным оживлением она без умолку о чём-то говорила миссис Мерит, и только спустя минуту Тим вдруг понял, что этим чем-то был он сам.
– Сын Джейкоба? – с изумлением спросила миссис Мерит и жестом домоправительницы, которую слушались и которой не перечили ни в чём, поманила к себе Тима. – И как я сразу не узнала? Малеста, душечка, вы должны были сразу поставить меня на место! Ведь я так бесцеремонно с ним обошлась! Вылитый Джейкоб. Такой же волевой подбородок, такой же упрямый лоб. Только глазами в мать пошёл. Нравом и лицом она была чудесна, хоть и проста. Столь же чудесна, как вы, душечка. – Миссис Мерит обернулась к Малесте. – И столь же проста, как Элизабет... – И на этих словах миссис Мерит поникла.
– Всё никак не забудете Элизабет? – вставила миссис Кроу. Она была до сих пор обижена, что так и не удостоилась должного приветственного внимания, но обиды не выказывала и была занята тем, что укладывала в коробку шляпку с маками.
– Она чудесно готовила имбирный кекс.
– Прекрасная была работница, – подхватила шляпница. – С весёлым нравом и озорными веснушками. Один раз я угощалась её миндальным пирогом... Бесподобно!
– Миндальный был неплох, но вот имбирный...
– У меня есть примерно такой же. Не желаете отведать?
Миссис Мерит желала, так как путь из «Золотых буков» до Девона для пожилой леди был утомителен, особенно в жаркую погоду, и чашка чая в компании вкусного десерта никогда не казалась лишней.
Чаепитие было обставлено со всей торжественностью. По сигналу миссис Кроу две её помощницы вынырнули из-за разделявших комнаты портьер и принесли подносы с двумя чайниками, заварочным и для кипятка, чашками, сахарницей, сливочником, тонкими ломтиками лимона и салфетками. Поставив на стол посуду, поспешили за сладостями и быстро вернулись, нагружённые выпечкой, среди которой был роскошный кекс с тмином, о котором в Девоне слагали легенды и полакомиться которым можно было только у миссис Кроу, после того как сделаешь большой заказ на крупную сумму. Пропитанный бренди, кекс пах мускатом и имбирём, а добавленные в тесто изюм и цукаты окончательно делали его незабываемым и заставляли приходить к миссис Кроу за шляпками ещё и ещё раз.
Насладиться размеренным чаепитием в этот раз, правда, удалось не в полной мере: миссис Мерит заняла за столом столько места, что его с лихвой хватило бы человека на три, но всем присутствующим пришлось из вежливости и молча пойти на поводу у пожилой дамы, возможно, уже слегка свихнувшейся. Ютясь на свободных местах, каждый про себя обрадовался, что тех хватило в аккурат на нужное количество персон и никому не пришлось чаёвничать стоя или вдыхать запах табака, разреши миссис Мерит пристроиться к себе поближе. Хотя Тим и рад был бы оставить компанию: по его левую руку села Малеста, и аромат её духов, лёгкий, как облако, с нотками ванили и жасмина, вновь заставил сердце непонятно биться, а шею – потеть так, что Тим уже почти вскочил, но вдруг мачеха незаметно для всех положила ему на колено руку и слегка надавила пальцами, тем самым напоминая, что они находятся в обществе и приличия надо соблюдать. Пришлось, сославшись на слишком горячий чай, снова ослабить платок на шее. Увидев такое во второй раз за день, миссис Мерит неодобрительно покачала головой, но ничего не сказала, зато про себя отметила, что обязательно выскажет всё Джейкобу Андервуду, когда встретит его в Девоне. Если встретит...
Первая чашка была передана миссис Мерит, вторая – Малесте, затем – Тиму, и даже пожилого слугу не обошли стороной и тоже подозвали к общему столу, заставив, правда, потом отсесть к окну, потому что своей нескончаемой зевотой он всех сильно смущал.
– Очень недурно, – причмокивая и вытирая салфеткой крошки с губ, сказала миссис Мерит и взглядом приказала девчонке-помощнице положить ей на тарелку ещё один кусок кекса.
– Не хуже, чем у Элизабет!
– Не хуже, но и не лучше. Элизабет в приготовлении сладостей была чудо как хороша. За это, а, впрочем, и за многие другие качества, я к ней всем сердцем прониклась. Намеревалась заменить ей мать. Мечтала, чтобы перед ней открылись новые возможности, и так рада была, когда она объявила о помолвке с этим... как его...
– Мистером Хиггинсом, – пришла на помощь миссис Кроу.
– Точно! Он, кстати, ещё не разорился?
– Его магазин мужского платья процветает.
– Вот как? Хм. А я-то думала, что он осёл, каких мало, после того как он продал земли к западу от Милтон-парка и переехал в город.
– Это он от несчастной любви так поступил. Любовь, знаете ли, многих людей делает совершеннейшими глупцами.
– Вот уж верно. Ведь я помню его очаровательнейшим молодым человеком, и он составил бы счастье Элизабет. Но вместо того чтобы выйти за него, она бежала с этим... с этим беспутным мерзавцем! – Голос миссис Мерит завибрировал. Никто не сумел бы втиснуть больше брезгливости в три коротеньких слога. – После этого я твёрдо решила ничего общего с ней не иметь, выставила из дома и отказала ей в любой помощи. Все вокруг говорят, что я женщина справедливая, но должна сказать, что после того, как Бетси показала себя такой глупой...
Чашка с чаем, которую Тим только что взял с блюдца, выпала бы из рук, если бы Тим не поспешил поставить её обратно. Костяной фарфор некультурно брякнул, а Тим, даже не извинившись, прямо спросил:
– Вы сказали: Бетси?
Миссис Мерит поморгала глазами, в которых жизни осталось ровно столько, сколько воды в усыпанной песком пустыне, и неторопливо произнесла:
– Именно, молодой человек. Мою служанку звали Бетси.
– Она умерла?
Уже не в первый раз за день миссис Мерит недовольно поджала губы.
– Если хотите знать, то я к её смерти непричастна. Всему виной её беспутство и легкомыслие! Я предупреждала, что гуляния по ночам до добра не доведут. И что же? Скажете: я была не права? Бедный мистер Хиггинс! Он поседел на половину головы, когда узнал о её проделке. А уж когда узнал, что она упала в болото, то поседел окончательно.
– Точно, – поддакнула миссис Кроу. – Совсем седой с молодых лет. Крошка Бетси была ему так дорога...
Едва уловимо миссис Кроу посмотрела в сторону миссис Мерит, поднёсшую чашку с чаем к иссохшим губам, и добродушие на круглом лице шляпницы внезапно сменилось мятежным порицанием. Мятежный дух овладевал миссис Кроу крайне редко – привыкшая работать с требовательными клиентками, она во всём им потакала и никогда не осуждала ни словами, ни в мыслях, но сейчас она тихо взбунтовалась. Осуждающе смотрела она на пожилую леди, всецело поглощённую поглощением выпечки, и уже приготовилась произнести вслух, что бросить бедную девочку в беде было со стороны миссис Мерит дьявольским бессердечием, как миссис Мерит вдруг закончила жевать кекс, повернулась к кучке перемерянных шляп, ткнула пальцем в тёмно-синюю и сказала:
– Уложите. Беру эту и пару перчаток в тон.
– А Бетси точно умерла? – не унимался Тим, за что его колено во второй раз испытало силу пальцев мачехи.
Миссис Мерит сверкнула глазами. Любые разговоры о смерти любимой служанки утомляли её быстрее, чем чтение нудной книги.
– Мистер Андервуд, это случилось много лет назад. Даже мистер Хиггинс уже смирился с потерей Бетси. Вы-то к чему ворошите прошлое?
– Дело в том, что на днях я имел неосторожность познакомиться с ней.
– С кем? – хором произнесли все три дамы.
– С Бетси.
Миссис Кроу схватилась за веер, рывком распрямила его и принялась обмахивать себя, а заодно и побледневшую миссис Мерит, а Малеста, сообразив, что колено делу не поможет, чуть приблизилась к Тиму и шёпотом зачастила:
– Что за ерунду вы несёте? Вы когда-нибудь можете быть серьёзным? Хотя бы с людьми, к которым не питаете ненависти?
– Я не шучу, – почти не разнимая губ, ответил Тим. Вот, когда пригодилось умение, которым он раньше пользовался только для того, чтобы подсказать текст внезапно забывшему роль партнёру по спектаклю. – Я даже пил с ней.
– И почему я не удивлена?
– Тому, что я видел её?
– Тому, что вы пили.
– Если вдруг вы не осведомлены, то уже давно закончил колледж.
– Джейкоб говорил, что вы ведёте развязный образ жизни в столице. Если бы я знала, что на почве беспробудного пьянства у вас развиваются галлюцинации, я не позволила бы доктору Уотнеру так быстро покинуть Девонсайд.
– Это вам нужен доктор, матушка. Вам, а не мне. Это вы чуть что жалуетесь на мигрень, и это ваша комната завалена микстурами, а не моя.
– Вы ничего не знаете обо мне.
– А вы?
– Я?
– Вы. Вы-то что знаете обо мне?
На этих словах Тим резко повернул голову. Зелёные глаза оказались совсем рядом, и смотрели они пристально, не ехидно, не вызывающе, с лёгкой грустью и поразительным спокойствием.
Малеста пугливо покосилась в сторону уважаемых миссис, но те были заняты, приводя себя в чувство при помощи широких вееров и хрустальных бокалов, наполненных прохладной водой, и ничему вокруг не придавали внимания.
– Достаточно, – пробормотала Малеста.
Тим фыркнул и отвернулся. Отпил остывшего чая из чашки и только сейчас вспомнил, что забыл подлить в чай сливок.
– Я этот разговор на начинал.
– Я имела в виду, что знаю о вас достаточно, чтобы вас бояться и ненавидеть.
– Ну, с ненавистью у нас взаимно. А вот с боязнью вы меня удивили.
– Вы взяли мою вещь. И ваши намерения в отношении этой вещи мне не понятны. Вы собираетесь с её помощью проводить какой-то обряд?
Последнее звучало насмешливо. Тим снова фыркнул и в этот раз неудачно, потому что получилось прямо в поднесённую к губам чашку. Чай брызнул в разные стороны, и ослабленный шейный платок, белый, как первый снег, оказался весь в мелких бледно-коричневых пятнышках.
– Чёрт.
– Не забывайте, что вы находитесь в обществе трёх дам.
– Одна из которых уже слепа на один глаз и глуха на одно ухо, – бормотал Тим, осматривая перепачканный платок, – вторая волнуется лишь о собственной выгоде и крепкое словцо клиенту всегда простит, а третья...
– А с третьей вы взяли за привычку хамить, когда вам вздумается. Но я рада, что в Девоне вы стараетесь держать себя в руках и обращаетесь ко мне, как подобает джентльмену.
– Не обольщайтесь. Мы скоро выйдем отсюда, и всё вернётся на свои места.
– Вы невозможны.
– И всё же вам придётся меня терпеть. До окончания скачек в Аскоте точно. А потом наши пути разойдутся, и, будем надеяться, я вас больше никогда не увижу.
– Я не возражаю. Только сначала верните мне то, что принадлежит мне.
– Что же это?
– Вы прекрасно знаете.
– Знаю. Просто стало интересно, хватит ли у вас смелости заявить об этом во всеуслышание.
– Захотели ещё раз меня унизить?
– А что мне ещё с вами делать?
– Мерзавец.
– Прикусите язык. Эта старуха только что повела ухом в нашу сторону. Кажется, её слух острее, чем я думал.
– Это потому что вы устроили тут балаган. Заладили про Бетси, которую никогда не видели и о которой никогда не слышали, и чуть не свели с ума несчастную миссис Мерит.
– Это была ваша затея тащить меня в шляпный магазин! Как и ваша затея сюда приехать.
– Не отрицаю. Раз нам суждено провести вместе больше дней, чем хотелось бы, то вы должны раз и навсегда уяснить: в Аскоте я не потерплю рядом с собой вульгарно одетого пугала!
– Обещаю, что оденусь по моде. Лишь бы только не по моде прошлого столетия. Уверен, именно такое в этом захолустье и продают. Как, например, та шляпка, которую вы выбрали. Кстати, она вам совсем не к лицу.
– А мне показалось, вам понравилось.
– Я хорошо притворяюсь. В этом пошёл в отца.
– Ваш отец – всеми уважаемый и благородный человек.
Тим отвлёкся от разглядывания разводов на платке и поднял глаза на мачеху. От насмешки во взгляде Малеста поёжилась.
– Это не мешает ему жить двойной жизнью.
– А вам, как истинному сыну своего отца, удаётся и это повторять.
– Вот тут вы неправы. Театр я люблю, но жить притворством вечно не собираюсь. Если кого-то ненавижу, то этот человек сразу узнаёт о моих чувствах, и ему становится страшно. Если люблю, то он становится самым счастливым на свете.
– А вы умеете любить?
– Малеста, душечка! – Миссис Мерит отдышалась и с удивлением заметила, что ахать и охать долгое время продолжала она одна. Все остальные занимались каждый своим делом: пожилой слуга, сопровождавший миссис Мерит из «Золотых буков» до Девона тихонько похрапывал, подставив лысину солнечным лучам, прорывающимся через оконное стекло, миссис Кроу прибирала разворошенную витрину, а молодой Андервуд о чём-то горячо спорил с мачехой, и оба выглядели так взволнованно и были так напряжены, что миссис Мерит тут же разволновалась не на шутку. Уж не случилось ли чего непредвиденного, пока она занималась собой? Может, разразился политический скандал, или умерла королева, или уличная собака укусила мистера Хиггинса, вышедшего из магазина на улицу, чтобы поприветствовать джентльмена, явившегося к нему на примерку? И, подумав так, миссис Мерит вздрогнула, ведь скандалы и смерти её сердце переживало легко, а вот беспризорных собак оно боялось больше всего на свете.
– Ворчливая старуха вас зовёт, – уклонился от ответа Тим.
– Что? – растерялась Малеста, совсем не заметившая, что её позвали по имени.
Развернувшись, леди Андервуд посмотрела на свою единственную в округе приятельницу таким рассеянным взглядом, словно пыталась усиленно вспомнить, что за женщина сидит напротив и как она вообще здесь оказалась.
– Я прервала вашу беседу, – начала миссис Мерит, – но только потому, что мне пора с вами прощаться. Я никогда не проводила в Девоне больше двух часов – не буду и сейчас нарушать привычку. Не поможете мне встать, душечка? А то этот болван, – миссис Мерит сердито зыркнула в сторону спящего слуги, – храпит, как стая собак на заднем дворе.
Птицей, спугнутой с садовой изгороди, Малеста сорвалась с места, но воздушное кружево на платье вдруг зацепилась за край стола, и леди Андервуд замерла на месте.
– Тимоти, – робко позвала она и уже спустя мгновенье увидела, как тот коснулся руками ленты, желая помочь. – Нет. – Малеста остановила Тима. – Платье не трогайте. С платьем разберусь сама. Лучше помогите подняться миссис Мерит.
– Стойте, где стоите, юноша, и не вздумайте ко мне приближаться! – тут же взвизгнула пожилая дама. Странно, в этот раз слух её не подвёл, впрочем, все уже давно заметили, что миссис Мерит обладала удивительным даром: прекрасно слышала всё, что ей было интересно, и была идеально глуха к тому, что интереса не составляло. – Из того, что вы болтали о Бетси, я делаю вывод, что у вас помутнение рассудка. Вас нужно срочно показать доктору! Вдруг это заразно? Малеста, милая, отвезите его к мистеру Уотнеру да поскорее. Сына вашего супруга надо спасать!
– Я абсолютно здоров, – отрезал Тим, чем вызвал новую вспышку негодования на старом лице миссис Мерит. – Могу поклясться, что на днях в Девонсайде разговаривал с женщиной по имени Бетси, и она даже гадала мне на картах.
– В Девонсайде? – Малеста отвлеклась от кружева и повернула голову в сторону пасынка. – Почему же я ничего не знаю о её визите?
– Потому что такого не могло случиться. – Миссис Мерит поджала губы. – Мистер Андервуд был ещё совсем крошкой, когда Бетси засосало болото. Он не может знать её.
– Но я её знаю! – воскликнул Тим. – Худая, грустная, волосы собраны на затылке, серого цвета платье и тряпичная сумка через плечо, а в той сумке – карты, на которых она якобы гадает, а на самом деле несёт полную бессмыслицу.
– Мистер Андервуд, – ледяным тоном начала миссис Мерит, возмущение которой от поведения столичного баловня уже зашкаливало, – как вы смеете заявлять подобное? Если я говорю, что Бетси мертва, значит, она мертва.
– Да она живее всех живых!
– Вы обвиняете меня во лжи?
– Нет, я просто говорю, что в Девонсайде видел живой и невредимой женщину, о которой все твердят, что она утонула в болоте. И эта женщина хлестала бренди не хуже любого мужика и гадала мне на картах. Я вытащил чёртову горлицу.
– Бетси никогда не брала в руки карт, – уже не ледяным, а железным тоном отчеканила миссис Мерит. – И к выпивке была равнодушна. Я хоть и обижена до глубины души на эту чертовку и старалась всячески вычеркнуть её из памяти, но моя любовь к её выпечке всё же оказалась сильнее. Когда Бетси сбежала, я даже в её комнату никого не заселила. Всё верила, что она одумается и вернётся. Та комната до сих пор стоит пустая, и всё в ней осталось таким, каким было при жизни Элизабет. А жила она, между прочим, в разы лучше любой другой служанки. В отдельной пристройке, а не на половине со всеми слугами. И всё равно оказалась беспутной и предала меня и мою заботу о ней.
– Я знаю у вас только одну пристройку, – неожиданно вымолвила Малеста, теребившая кружево, никак не желавшее отцепляться от стола. – Ту, что в окружении кустов жасмина.
– Именно о ней я говорю, – кивнула миссис Мерит.
– Я ещё удивилась, как странно она смотрится на фоне остальных построек. А потом увидела женщину с большой холщовой сумкой в руках около двери. Внутрь она зашла так быстро, что я не успела разглядеть её лица. Вначале я подумала, что там вы, должно быть, храните садовый инвентарь, но, вероятно, то была одна из горничных, что обычно там прибираются.
– В то место не наведываются горничные, – строго ответила миссис Мерит, на которую в последние минуты сыпалось столько несуразностей, что она едва успевала отбиваться. – Там уже давно не за кем прибирать, а ключ есть только у меня.
– Ключ есть только у вас? – переспросил Тим, и в этот момент миссис Мерит осознала всю странность разговора.
– Эван! – От пронзительного крика хозяйки пожилой слуга вздрогнул и проснулся. – Живо найди кучера! Мы срочно едем в «Золотые буки». А вы, – миссис Мерит окинула взглядом Малесту и Тима, – поедете вместе со мной. Я лично покажу вам, что не прячу у себя никого и ничего, кроме разве что серебряной монетки, зарытой на счастье под одним из буков.
– Это лишнее, – принялась оправдываться Малеста, и без того вся переволновавшаяся из-за неподдающегося кружева. – Миссис Мерит, мы ни в коем случае не хотели ставить под сомнение ваши слова...
– А я бы съездил, – выдал Тим и направился к выходу. – Эван, показывайте, где в этом захолустье может ошиваться ваш кучер. Полагаю, наш тоже где-то там.
– Тимоти, стойте! – крикнула Малеста. – А как же мистер Хиггинс?
Тим на мгновение замер.
– Эван, – обратился он к слуге миссис Мерит, – ищите вашего кучера без меня. Заодно и нашего поторопите. – И, убедившись, что слуга всё понял, вернулся к мачехе.
– Тимоти, мы не можем ехать в «Буки», – твердила Малеста. – Отец не простит вам, если в Аскоте вы будете...
– ...выглядеть вульгарно одетым пугалом, – закончил за мачеху Тим. – Знаю. Но всё равно поеду. Мне претит, когда меня считают больным на голову, а на этой неделе таких людей стало на двое больше: эта ваша старая карга и этот ваш усач дворецкий. Поэтому прошу меня не останавливать. Хотите – можете поехать со мной, и я даже обещаю на время перестать язвить. – Тим хмыкнул. – А не хотите – возвращайтесь к отцу, а я всё равно сделаю по-своему.
– Я бы поехала с вами, – неожиданно ответила Малеста, – ведь миссис Мерит считает, что и я болтаю то, чего быть не может, вот только платье зацепилось за деревяшку так крепко, что, потяни я сильнее, кружево порвётся.
– Прям так и порвётся? – Тим бросил взгляд на юбку, отвёл руку мачехи в сторону, чуть приподнял ткань и высвободил ту из плена. – Вот и всё. И не благодарите, – опередил он Малесту, с губ которой вот-вот собирались сорваться слова.
Перекинув трость из левой руки в правую, Тим быстрым шагом направился к выходу, но у дверей был бесцеремонно остановлен помощницей миссис Кроу. Румяная от робости, та протягивала Тиму коробку, обвязанную алой лентой, и мило улыбалась.
– Что это? – вздрогнул Тим.
– Шляпка для леди Андервуд, сэр, – пролепетала девчонка.
– Ах, да, – опомнился Тим, принимая коробку.
– Миссис Андервуд будет в ней бесподобна. – Девчонка не уходила, наивно крутила носом башмака и глядела в пол.
– Сколько с меня?
– Вам незачем беспокоиться, мы всё записали на счёт мистера Андервуда, как миссис Андервуд и просила.
– Тогда... Хотя я, кажется, понял.
Тим повесил трость на левую руку, которой держал коробку со шляпкой, а правой рукой нырнул в карман жилета, в котором всегда валялось несколько пенни. Девчонка вроде ничего – такой можно и два пенни на чай дать. Пусть купит себе бусы. Или брошь. Или заколку. Да хоть простенькую ленточку повязать волосы, лишь бы... Лишь бы хоть один пенни нашёлся в кармане. А в кармане было пусто.
«Чёрт бы побрал эту Еву», вспомнил Тим о горничной Девонсайда, на подкуп которой истратил всю мелочь. Теперь юной швее было дать нечего.
– Держи!
В руку девчонки лег целый шиллинг.
– Благодарю, миссис, – помощница шляпницы кокетливо присела и, прыснув со смеха в сторону Тима, убежала за шторку, где пряталась её напарница.
– Не стоило, – бросил Тим мачехе и отвёл взгляд. Впервые в жизни ему было не по себе: за дам он привык расплачиваться сам, шла ли речь о дорогих румянах или дешёвой шпильке для волос. – Я бы обязательно нашёл, чем её отблагодарить.
– Очередным братским поцелуем? – уколола пасынка Малеста и, подобрав юбки, вышла из шляпного магазина. Тим переложил коробку в другую руку и направился следом.
Две юные помощницы тут же вынырнули из тесной каморки и прилипли к окну. Проводя взглядами оба экипажа, та, что отхватила шиллинг, поводила носом и с укоризной в голосе вздохнула:
– А произвёл такое приятное впечатление...
– Вот уж точно, – поддакнула её приятельница. – Бедная миссис Андервуд. Иметь такого жлоба-любовника, который даже шляпку ей купить не может, а всё записывает на счёт её влиятельного мужа!
– Да что там шляпка?! У него даже на чай** в карманах ничего не было! Я получила монетку от миссис Андервуд.
– Какой стыд!
– И не говори.
– Это ж надо было так в него влюбиться!
– А что будет, если её муж обо всём узнает?
– Зуб даю – застрелит обоих.
– Типун тебе на язык. Миссис Андервуд такая милая!
– Тогда хотя бы любовничка.
– А вот насчёт того петуха я согласна. Но лучше бы миссис Андервуд одумалась раньше, чем до её мужа дойдут сплетни.
– Конечно-конечно, – снова поддакнула приятельница, и обе швеи ещё долго вились у окна, обсуждая то молодого человека, спешившего в аптекарскую лавку, то престарелую леди, зонтик которой никак не хотел открываться, а солнце палило так сильно, что у дамы вот-вот мог случиться солнечный удар.
Обсуждали они ещё много чего, но о миссис Андервуд больше не вспоминали, однако девчонка, получившая шиллинг, про себя время от времени да вспоминала высокого зеленоглазого молодого человека и втайне от подруги мечтала о том, чтобы тот, наконец, бросил женщину, годившуюся ему в матери, и нашёл себе кого-то по возрасту. Например, её. И пусть денег у него нет даже, чтобы подбросить слугам пенни-другой, это не главное. Главное – любовь.
К месту сказать, подруга той девчонки думала точно так же, но только в отношении самой себя...
*Crow – ворона (англ.)
**Точная дата появления такого понятия, как чаевые, не известна. Одни исследователи предполагают, что традиция появилась вместе с развитием сферы обслуживания. Другие называют местом появления чаевых Британию XVI века. Тогда у англичан появилась традиция пить чай, а гости, которые останавливались на ночлег в доме хозяина, давали его слугам деньги.