– Мистер Андервуд, здесь приличное место, а не притон, как вы изволили, верно, подумать!
– Уважаемая миссис Мерит, во-первых, подумал я совершенно другое, а, во-вторых, вы исключительно правы в выборе нужного слова. Именно притон! По-другому это место не назовёшь, если прошёл уже час, а мне так никто и не сумел чётко и без блеяния обьяснить, где мои жена и сын.
– Мистер Андервуд, наберитесь терпения! Где ваши манеры?
– Боюсь, что манеры – меньшее, о чём я способен сейчас думать. Миссис Мерит, я ожидал увидеть здесь свою супругу, которой больно ходить и которая лежит в постели, не вставая. А что увидел? Пустую спальню? Хорошенькое дельце!
***
...Тим поводил носом и отмахнулся от комара. Тот пищал прямо над ухом и мешал досматривать такой интересный, но и одновременно нелепый, сон. Как будто отец был где-то рядом, и как будто он был сердит и весь красный, как варёный рак, а старушка миссис Мерит прыгала вокруг него, махала руками и о чём-то сбивчиво вещала. Очень странный сон.
И если отец в гневе нет-нет да и снился Тиму раньше, особенно в дни провала экзаменов или других неприятностей, то миссис Мерит в своих снах Тимоти никак не ожидал увидеть. Во-первых, она была совершенно не в его вкусе, и, во-вторых, о ней Тим думал меньше всего на свете просто потому, что узнал её всего день назад. Даже о мачехе, которую не мечтал увидеть и в кошмарах, Тим вспоминал чаще. Но ещё страннее в сегодняшнем сне было то, что чем дольше он длился, тем больше начинал походить на реальность, которая, стоило открыть глаза, огорошила бы Тима по голове не хуже стального молота.
– Мистер Андервуд, – полный абсурда сон продолжался, а пожилая леди не умолкала, – прошу вас вернуться в дом. Вы потоптали мне уже все левкои.
– Миссис Мерит, я провёл в вашей гостиной час. Час! За это время можно было иголку в стоге сена найти! Что это за кривая сторожка?
– Каморка моей бывшей служанки. В ней никто не живёт уже почти двадцать лет.
– В ней искали?
– В этом нет никакой необходимости. Она день и ночь заперта.
– Значит, надо проверить.
– Мистер Андервуд, вы ставите под сомнения мои слова? Какая бестактность!
...Хлоп!
Тим всё-таки пришлёпнул назойливого комара на своей шее и открыл глаза.
Яркое солнце стояло высоко. Птицы весело щебетали, а особо деятельные тягали из стороны в сторону жирного червяка. Роса на траве давно высохла, и садовые цветы, свернувшиеся на закате, вновь распустились и подставили бутоны и лепестки солнечным лучам, спеша насладиться их тёплом, прежде чем на небо придут тяжёлые и полные влаги тучи.
Солнце? Ясное небо? Голоса?
Тим в панике обернулся.
Вымотанная за день и ночь Малеста мирно спала на кровати, всё так же положив одну руку под подушку, а другой сжимая край накидки. Та согревала отлично, и оттого сон был крепок и ровен.
Тим привстал и тихо, крадучись, приблизился к окну. Осторожно выглянул, и неприятный холодок побежал по спине.
Это был не сон. Миссис Мерит и отец действительно стояли всего в тридцати ярдах от домика Бетси и вовсю припирались. Отец при этом размахивал найденной в комнате Тима тростью и, казалось, готов был вот-вот прибить той тростью хлипкую на вид старушку, но старушка оказалась крепким орешком и махала разложенным веером так, что, случись схватка, неизвестно что одержало бы верх: лакированная палка с выгравированными на набалдашнике инициалами или расписанное цветами и райскими птицами бамбуковое опахало.
– Вы уподобились настоящему варвару! – продолжала вопить миссис Мерит, не позволяя отцу Тима и шагу ступить. – Вы, что же, возомнили себя беспардонной ищейкой, которой всё дозволено? В таком случае предъявите документы на обыск!
– Миссис Мерит, – по голосу Джейкоба было понятно, что спор ему порядком поднадоел, и он уже сто раз успел пожалеть, что вступил в словесную перепалку, ведь первенство в этом искусстве явно было на стороне сухопарой старушки, – речь идёт о моей жене. Вчера в ночь я получил сообщение, что ей нездоровится и что она осталась у вас до утра. Утром она не вернулась. Сейчас время уже близится к обеду, а я до сих пор не увидел её ни в Девонсайде, ни здесь, в «Буках». Вам не кажется, что на одном только этом основании я имею полное право учинить здесь самый настоящий обыск? Отойдите в сторону, не то мне придётся сойти на газон.
– Не двинусь с места! – безапелляционно заявила хозяйка, решив, что лучше поступиться аккуратно стриженой травой, чем принципами. – Ваша бесцеремонность раздражает. Если бы не ваша супруга, я никогда не приняла бы в «Буках» никого из рода Андервудов и наказала бы кучеру объезжать ваш дом далеко за милю и никогда к нему не приближаться!
– Это было бы замечательно! А теперь подвиньтесь. Последнее предупреждение.
Тим не стал дослушивать, чем закончится противостояние. Упрямство миссис Мерит было на руку, и нужно было им пользоваться как можно быстрее.
– Эй... – пробормотал Тим и коснулся плеча Малесты. – Эй, просыпайтесь. Проснитесь же, ну, пожалуйста.
Малеста зашевелилась, но сон был крепок, и Тиму пришлось снова трясти мачеху за плечо.
– Да проснитесь же! – Тим смахнул капли пота со лба. – Чёрт, что же делать? – прошептал он, испуганно озираясь по сторонам.
Счёт шёл на минуты, и вот уже сухая ветка хрустнула под тяжёлым сапогом отца.
– Малеста – продолжал тихонько звать Тим, – откройте же, наконец, глаза!
И от отчаяния с такой силой сжал плечо мачехи, что та вздрогнула, проснулась и взвизгнула бы громко и пронзительно, если бы Тим вовремя не сообразил накрыть её бледные губы своей холодной и влажной ладонью.
– Тише, – всё тем же шёпотом пробормотал Андервуд. – Ради бога, ничего не говорите. Нам надо выбираться отсюда. Там... – Тим ткнул пальцем в сторону окна, – там мой отец и миссис Мерит.
Теперь и Малеста была белее снега и холоднее льда, которым покрывались озёра особенно холодными зимами.
– Сейчас не время выяснять отношения, – ответил Тим, прочитав полный укоризны вопрос в глазах мачехи. – Надо срочно делать ноги, иначе вам не избежать позорных слухов, а мне... Страшно даже подумать, что со мной будет.
– Какая же я была дура, что доверилась вам, – проронила Малеста.
– Я же сказал, что сейчас не время. Вставайте. – Тим протянул руку. – Мы ещё можем успеть ускользнуть отсюда.
– Вы в своём уме? Дверь выходит прямо на дорожку. – Малеста вытянула шею и попыталась рассмотреть, что творилось на улице. – Да мы не успеем и шага ступить, как нас заметят. Пригнитесь! Джейкоб уже у окна!
Стена в виде непробиваемой миссис Мерит пала, и шаги отца становились слышны всё отчетливее и отчетливее.
– Сюда! – шепнула Малеста и толкнула Тима к стене, у которой стоял высокий платяной шкаф. Тот тут же распахнул свои объятия и выпустил прямо в лицо Тиму стайку порхающей моли. – Живо! Внутрь!
Два мышиного цвета платья заволновались, как только Малеста отодвинула их рукой в сторону.
– Это глупо! – возмутился Тим.
– Глупо будет, когда через несколько секунд сюда ворвётся Джейкоб!
– Я не об этом. В шкаф надо лезть не мне, а вам!
– Что?
– Сами подумайте. Если отец застукает здесь меня, а не вас, то даже бровью не поведёт! Сын – обормот, от которого и ждать нечего, кроме как таких идиотских поступков! Сегодня ночую в сторожках, завтра – в Сохо, в следующем месяце – под мостом через Темзу... Он к моим выходкам давно привык. Покричит, погрозит урезать содержание – и всего делов.
– Но...
– Не спорьте и быстрее внутрь! Давайте я вам помогу.
– Не прикасайтесь ко мне!
– Это всего лишь платье. Я прячу его в шкаф.
– Вы распускаете руки!
– Вы на осмотре у доктора Уотнера так же верещите? Считайте, что сейчас я ваш врач, и я всего лишь спасаю вашу и свою шкуры. Держите накидку и туфли. И, умоляю, сидите тихой мышкой и не шевелитесь.
– Но здесь так душно... Мне может стать плохо.
– Постарайтесь продержаться. Обещаю, что долго сидеть вам не придётся. Я уведу отца при первой же возможности, и вы выберетесь на улицу. Тссс. Он уже здесь.
Дверцы шкафа еле слышно скрипнули, пряча измученную леди Андервуд, а следом за ними скрипнули и половицы. Это Тим проскочил к кровати и, не раздеваясь, прямо в ботинках, плюхнулся на проваленную перину и измятое покрывало и свернулся калачиком. Несколько раз выдохнул, заставляя сердце биться ровнее, закрыл глаза и приготовился к худшей в своей жизни встрече.
В замочной скважине заворочался ключ, за которым тут же последовал полный удивления возглас миссис Мерит:
– Но я же запирала вчера дверь! Как она могла оказаться открытой?
На что тут же было получено язвительное:
– И вы ещё удивляетесь, почему я ставлю под сомнение ваши слова?
– Но я точно помню, как вставляла ключ.
– А ещё вы точно помните, что вчера вечером моя супруга и мой сын были в вашем доме!
Дверь распахнулась, и Тиму ничего не оставалась, как вжать голову в плечи и думать только об одном. Нет, не о том, как пережить головомойку и унижения от отца. И не от том, как не сорваться на ответную ругань и не затянуть ссору на долгие месяцы. А о том, как бы случайно не слетела с прохудившихся петель дверца платяного шкафа и не выдала Андервуду-старшему тайну, которую знать ему ни в коем случае не полагалось.
– Та-а-ак. – Джейкоб переступил порог. Рука, сжимавшая трость, напряглась. – И почему я не удивлён?
– Ничего не понимаю... – Миссис Мерит была ошарашена увиденным.
– Ну, от этого-то болвана я ничего другого и не ожидал. А вот где моя жена? А? – И взглядом победителя Джейкоб посмотрел на миссис Мерит, которая, увидев липкое месиво на полу, тут же схватилась рукой за сердце и громко заохала.
– Что здесь произошло? – простонала миссис Мерит. – Объясните.
– Сейчас выясним, – холодным тоном произнёс Джейкоб, приблизился к кровати и ткнул сына тростью в бок. – Вставай. Я знаю, ты не спишь.
Притворяться было бессмысленно – Тим сел на кровати.
– Ночью стояла такая духота... – начал он, но был тут же остановлен отцом.
– Миссис Мерит, вы не позволите мне поговорить с сыном наедине? Вся его болтовня не будет стоить гроша ломаного, поэтому мне бы не хотелось, чтобы вы утруждали себя и слушали. Займитесь пока поисками моей жены. Учтите: я разнесу здесь всё, если не увижу её через... – Джейкоб сунул руку в карман жилета и вытащил часы на цепочке, – через полчаса.
Джейкоб Андервуд говорил и выглядел сурово. Всполошённая миссис Мерит икнула от испуга и поторопилась раствориться среди кустарников и деревьев сада, при этом совершенно не понимая, в каком именно направлении следовало бы искать обожаемую подругу и по совместительству супругу столь неприятного соседа.
А Джейкоб тем временем осмотрел пыльную каморку, втянул носом воздух и тут же закашлял, так богат тот был на жасмин и сладкую ваниль, а после, с трудом превозмогая кашель, выдавил:
– Даже не знаю, с чего начать... Но я не удивлён.
– Я догадываюсь, – ответил Тим, почесал бок и нагнулся поправить ботинки на ногах.
– Долго ты ещё будешь выставлять себя шутом на людях?
– Поверь, каждой моей выходке есть вполне разумное объяснение.
– Да ни в одной здравомыслящей голове не уложится никакое разумное объяснение этому! – Джейкоб обвёл рукой комнату. – Сколько ты вчера выпил?
Тим наморщил лоб, вспоминая.
– Немного вина за ужином и бокал виски после.
– А если не врать? Нажрался, как свинья, и полночи шатался по улице? Ну, хоть не под дубом свалился и не в лошадиное дерьмо.
Джейкоб смотрел на сына с презрением, но тот был настолько увлечён оправлением брюк, что ничего не заметил. А, может, просто не хотел замечать. Только время от времени едва уловимо косился в сторону платяного шкафа, но там было всё спокойно.
– На следующей неделе мы едем в Аскот, – напомнил Джейкоб. – Я не позволю тебе позорить меня и там.
– Тогда, может, мне не следует ехать?
– Поговори у меня ещё, щенок! В Аскоте я собираюсь представить тебя не только Пикли, но и другим уважаемым семьям, а ты ведёшь себя, как последний кретин!
– Мне будет достаточно знакомства только с той, кого ты записал мне в жёнушки. Она блондинка или брюнетка? Впрочем, всё равно, лишь бы лицом и фигурой не была похожа на молочный пудинг.
Джейкоб тяжело вздохнул.
– Когда же ты возьмёшься за ум? Десять раз права была Малеста, уговорив меня отослать тебя в школу-пансион. А я-то, дурак, настаивал на домашнем обучении! Да ты бы поджёг весь дом или разнёс его вплоть до фундамента!
Тим хмыкнул.
– Как ты, однако, легко пошёл на поводу у жены.
– И об этом не жалею. Её наблюдательность оказалась к месту.
Тим поднялся и встал напротив отца.
– А вот мне почему-то кажется, что отослать меня из дома была твоя идея, а не её. Так кто из нас двоих сейчас врёт больше?
Джейкоб поджал губы, высказывая тем самым сильнейшее неудовольствие, и внимательно посмотрел на сына. Неодобрительный взгляд скользнул по выступившей на лице щетине, по взъерошенным волосам, таким же тёмным, слегка вьющимся и густым, как и у первой жены, по разорванной рубашке и перевязанной ладони. И внезапно Джейкоб спросил:
– Ты был здесь один? – И тут же зачем-то ответил сам себе: – Ну, конечно, один. Как же иначе?..
– А с кем я должен был быть?
– Забудь.
– И всё же? Хотя я, кажется, догадываюсь. – Тим прищурился. – Не свою ли златовласую пташку потерял? Погоди... Её спальня, что же, тоже пуста? И ты вообразил, что она может быть со мной и здесь? – Тим запустил пятерню в волосы и громко рассмеялся. – Ничего глупее в жизни не слышал! Чтобы я и она... Чтобы я и...
– Замолчи! – Джейкоб шагнул к окну и выглянул. Убедившись, что рядом с домиком не вертится какой-нибудь специально подосланный хозяйкой слуга с отличным слухом, повернулся к сыну и бросил: – Твоя мачеха – женщина недалекого ума, и я это не отрицаю. И она из низов, но об этом знают только избранные. А от недалёких и ниже нас по статусу женщин много чего можно ожидать. Однако в отличие от тебя твоя мачеха покладиста и проблем мне никогда не создавала. И вот тут тебе есть чему у неё поучиться.
– Никогда не создавала? Тогда чего ты весь красный и пыхтишь, как загнанный бык? Видимо, сегодняшним утром не только я создал тебе проблему, а?
Ещё немного – объяснять придётся больше. Джейкоб это почувствовал и предпочёл в то же мгновенье вернуться к старой теме, в которой являлся неоспоримым победителем.
– Ты у меня ещё повякай! На твоём месте я бы боялся сейчас головы поднять. Я бы помалкивал, вёл себя скромно, немедленно вернулся в дом и привёл себя в порядок.
– Я так и сделаю, отец. Но всё же мне интересно...
– И сделай, – перебил Джейкоб. – А лучше сядь в экипаж и сиди там. И чтобы из экипажа ни ногой, не то слуги увидят, каким ты стал пугалом, и разнесут об этом по всем окрестностям! А вот дома мы и поговорим серьёзно.
– А я вот не привык тянуть с серьёзными вещами. И, замечу, сад миссис Мерит – прекрасное место для выяснения отношений. Особенно хороша одна тропинка с геранями, но тебя она не впечатлит. Поэтому предлагаю просто побродить по окрестностям. Соглашайся. Тебе ведь так сейчас хочется на мне оторваться! Хочется же, да? Обещаю, что выслушаю всё, что ты на меня выплеснешь. И ещё обещаю, что в Аскоте предстану перед Пикли без сломанных конечностей и с головой на плечах, если, конечно, ты не вмешаешься.
– С Пикли ты будешь молчать, как рыба!
– С удовольствием. Но моей невесте это может не понравиться. Так мы договорились? Отец... Эй!
Тим кричал уже вдогонку Джейкобу, так как тот, порядком устав от бестолкового и зашедшего в тупик разговора, широким шагом прошёл к выходу, вышел на улицу и остановился только, когда приблизился к акации, за которой начинался спуск к беседке, устроившейся в тени старой плакучей ивы и на берегу небольшого пруда.
– Он ушёл, – шепнул Тим в сторону шкафа. – Ещё пара минут, и я утащу его к реке. Выждете немного и выходите. Дорога к дому будет свободна минимум полчаса. Но дольше, боюсь, я не продержусь. Вы меня слышите? Слышите же, да? – Тим прислушался, но ни лёгкого стука, ни какого-то другого звука в ответ не уловил. – Надеюсь, что у вас всё в порядке. – И Тим выскочил в сад.
Если бы в крошечном домике Бетси были часы, они бы отшумели примерно четыреста секунд, когда, наконец, скрипнули давно не смазываемые маслом петли и из шкафа показалась Малеста. Её лицо было бледным и измученным, как будто она провела на ногах не половину ночи, а всю, а во взгляде красивых глаз потухла последняя искорка жизни, словно в одночасье всю ту жизнь смяли, как листок бумаги, и швырнули в камин к тлеющим поленьям.
Выбираться из тесного шкафа было нетрудно, но ноги почему-то не слушались, и Малеста чуть не запуталась в платье. Неудобства добавила висевшая в шкафу старая одежда Бетси, во многих местах застиранная. Одно из платьев вдруг качнулось вслед за Малестой, соскользнуло с вешалки и накрыло бедную леди Андервуд с головой. Тяжело вздохнув, Малеста стянула его с себя и швырнула в сторону, а затем, фыркнув, прогнала упавшую на глаза прядь волос, подняла голову и огляделась. Вокруг царил настоящий бардак, приправленный щедрой порцией вязких ароматов и облака пыли, витающего вокруг выпавших из шкафа тряпок.
Закутавшись в накидку и сунув ноги в туфли, Малеста заспешила к выходу, но, прежде чем переступить порог, оглянулась и ещё раз прошла взглядом по комнате, приютившей на ночь. Слишком много сказано было в этой неказистой хибаре за последние часы, и слишком много тайн она хранила. И, возможно, даже больше, чем кто-либо мог себе представить. Разбитые пузырьки, скрипучий шкаф, невзрачное платье с отлетевшей от рукава манжетой, перевёрнутая корзинка, с которой удобно было ходить на луг за травами... Блуждать взглядом по тесной комнатёнке можно было вечно, и всегда находилось что-то новое, ранее незамеченное. Но время шло, и разбрасываться им было нельзя, а тем более нельзя было тратить на такую ерунду, как разглядывание рисунка на наволочках на подушках.
В который раз поправив на себе накидку, Малеста, настороженно прислушиваясь, постоянно озираясь и время от времени прячась за деревьями, заторопилась по направлению к дому. К её счастью, по дороге ей никто не попался: слуги были заняты каждый своим делом и около полудня нос на улицу не совали, а миссис Мерит так взволновал неожиданный визит лорда Андервуда, что она, вместо того чтобы отправиться на поиски его жены, заперлась у себя в комнате и вовсю налегала на успокоительные капли, совсем не боясь превысить рекомендованную доктором дозу.
Спешно переодевшись, зачесав и спрятав волосы под шляпкой, Малеста оправила складки на платье и ожерелье на шее и вышла из отведённой ей спальни. На первый этаж она спускалась, дыша ровно и спокойно, про себя в мыслях приготовившись вместе со всеми удивляться нелепой ночёвке Тима в домике прислуги. Тут же на ходу придумала и историю о том, как задремала во время утренней прогулки под той самой ивой у пруда, к которой должны были спуститься Тим и Джейкоб, и ушла оттуда буквально за пять минут до их прихода. В общем, ложь и притворство должны были пойти как по маслу, но внезапно внизу хлопнула дверь и громкие препирательства мужа и пасынка нарушили и без того шаткое равновесие леди Андервуд. Голова закружилась, всё поплыло перед глазами, и Малеста, хоть и держалась за перила, начала медленно оседать на ступеньки, как вдруг чьи-то руки уверенно обхватили её за талию и бодрый голос не дал погрузиться в обморочный водоворот.
– Я же говорил, что леди Андервуд просто отдыхает на втором этаже. Тщательнее надо было спальни проверять! Леди Андервуд нездоровится – она вполне могла ошибиться комнатой.
Это был голос Тима. И это были его руки. И это было его дыхание прямо у её щеки. И Малеста чувствовала, как он тоже устал. Устал от всего: от наполовину бессонной ночи, от вечного спора с отцом и его упрёков, но больше всего устал от притворства, ведь играть беспечного, насмешливого и равнодушного до всего прожигателя жизни было не так-то и легко человеку, которого, стоило ему остаться наедине с самим собой, душили слёзы.
– Где ты была? – напролом пошёл Джейкоб, не проявив и толики сочувствия к состоянию жены. – Мы обыскали весь дом, не пропустили ни одной комнаты...
– Видимо, одну всё-таки пропустили, – ответил за Малесту Тим. Он не убирал рук, держал мачеху по-прежнему крепко и одновременно нежно, словно та была одной из хрупких роз, цветущих в саду Девонсайда.
– Не важно, – пробормотал Джейкоб и бросил сыну: – Помоги леди Андервуд сесть в экипаж. Мы уезжаем отсюда немедленно.
Тим перевёл взгляд с отца на бледное лицо мачехи.
– Я бы подождал с полчаса. Ей может стать хуже в дороге.
– У тебя туго со слухом? Немедленно, я сказал! – отчеканил Джейкоб и, завидев появившуюся на первом этаже миссис Мерит, приподнял шляпу, прощаясь.
Но строгих принципов старушка даже не повернула головы в сторону заносчивого соседа. Лишь подозвала к себе служанку, что-то шепнула той на ухо, и рябая лицом девчонка, проскользнув под лестницу, обхватила руками большую коробку, что стояла на декоративном столике в компании антикварной вазы, полной сухих колосьев пшеницы. Выпорхнув на свет, девчонка сунула ту коробку прямо в руки Андервуда-старшего, сделала торопливый книксен и убежала обратно к хозяйке.
– Что это? – недовольно поинтересовался Джейкоб.
– Это шляпка, – с ребяческой улыбкой на губах ответил Тим.
– Шляпка? – На лице Джейкоба поселилась растерянность, но царила она там недолго. – Ах, да. Вы же ездили в Девон. А где твой костюм? – тут же спросил он сына.
– Мы так увлеклись, что о нём совершенно забыли.
Взорваться новой порцией гнева Джейкобу не позволила Малеста. Сойдя вместе с Тимом с лестницы, она поравнялась с мужем, скользнула безучастным взглядом по его красному лицу и потной шее и проронила:
– Едем скорей домой. К мистеру Хиггинсу Тим ещё успеет заглянуть.
Окончательно загнанный в тупик Андервуд-старший в эти минуты чувствовал себя не лучше воробья, которому подстрелили крылья. С одной стороны, кровь в нём так и кипела, и с языка Джейкоба так и норовили сорваться новые слова укора, но, с другой стороны, язык странным образом внезапно онемел, и всё внимание приковалось к самой красивой женщине из всех, что Джейкоб когда-либо встречал.
Почему-то именно в эти минуты Малеста была невероятно хороша. Болезненной бледностью напоминала богиню, холодную и равнодушную до всего земного, чья высеченная из мрамора статуя стояла в Девонсайде у входа в картинную галерею, а прямой осанкой и горделивой посадкой головы – чуть ли ни саму королеву.
Джейкоб почувствовал, как громко и часто забилось его сердце. Вот-вот – и выпрыгнет из груди. Дикое, почти животное, желание обволокло тело, и внутри всё заклокотало от ревности, ведь именно в этот момент Тим коснулся щекой волос Малесты и сделал это так легко и непринуждённо, словно имел на то полнейшее право. Будь на месте сына кто другой, Джейкоб немедля оттолкнул бы его и расшиб ему тростью голову, но на этот раз лорд Андервуд только недовольно засопел, опустил коробку со шляпкой на пол и громко сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло.
Платье шуршало по полу, и прикреплённый к поясу веер слегка постукивал при каждом шаге. Тот стук немного раздражал – Малеста дотронулась до веера рукой, чтобы остановить назойливое брякание, которое могло продлиться всю дорогу от гостиной миссис Мерит до запряжённого двумя лошадьми экипажа. Но веер продолжал буйствовать и зацепил кружевную перчатку, пригрозив при первом же неловком движении превратить кружево в одну длинную-предлинную нитку, совершенно непримечательную и даже не пригодную для дальнейшего использования. Пришлось остановиться и осторожными и в то же время ловкими касаниями пальцев другой руки высвободить из плена воздушную вещицу.
Джейкоб и это не оставил без внимания и замер, любуясь изящными руками своей супруги и ровным тоном кожи, ни капельки не дряблой, а потом вдруг напрягся и приказным тоном произнёс:
– Постойте-ка.
Пять широких шагов понадобилось Джейкобу, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее его от Малесты. Схватив жену за запястье, Андервуд завернул кружевную перчатку, чуть ли не стянув её полностью, и спросил:
– Что это? Кровь?
Малеста смотрела на мужа недоуменно. А тот, насупившись, изучал тыльную сторону ладони супруги, где шли параллельно друг другу две тоненькие, бордовые полоски, которые полупрозрачное кружево не сумело скрыть от пытливого взгляда.
– Ты поцарапалась?
Белоснежный платок был спешно вынут из нагрудного кармана старомодного сюртука и смочен водой из вазы со свежесрезанными ирисами. Прохладная ткань коснулась руки Малесты, и Джейкоб свёл брови на переносице ещё раз.
– Это не порез, – произнёс он, проводя платком по ладони жены. Бордовые полоски с каждым новым касанием становились бледнее, но пропадать не спешили: кровь засохла, и за один раз её было не оттереть. – Это просто след. Откуда он взялся? Где ты была?
– Это я виноват, – не раздумывая, ввернул Тим. – Ты же знаешь, я ночью немного... развлёкся. Вот, – Тим сунул под нос отцу перевязанную рубашкой руку, – поранился стеклом. Смотри, кровь даже через ткань проступила. Возможно, я случайно задел леди Андервуд повязкой на лестнице, вот её ладонь и запачкалась. – Тим повернулся к Малесте. – Простите.
– Наверно, так и было, – подхватила та, а Джейкоб, спрятав платок обратно в карман, в ответ взял жену под локоть.
– Я сам тебя отведу.
Четыре слова, сказанные тоном, не терпящим возражений, предназначались скорее Тиму, чем Малесте. Тим это понял, сделал шаг в сторону, поднял с пола коробку со шляпкой и направился следом за отцом и мачехой, которые шли неторопливо и молча.
В какой-то момент Джейкоб вдруг повернул голову назад и смерил сына подозрительным взглядом. Странные мысли с привкусом недоверия, поселившиеся в голове лорда Андервуда ещё ранним утром по приезду в «Буки» и покинувшие ту голову сразу после прогулки к пруду, вдруг напомнили о себе и начали изводить с прежней силой. Что-то явно было не так... Что-то, что Джейкоб никак не мог уловить, но что могло привести к правильным выводам, какие обычно делаются на холодную голову, но никак не сгоряча.
Однако как ни пытался Джейкоб сосредоточиться, выходило плохо. Запах женщины, что шла рядом, затуманил сознание, а страсть, изначально потушенная, вместо того чтобы спокойно тлеть, вновь разрослась и превратилась в бушующее пламя, остановить которое можно было только одним способом.
Но в планы Джейкоба вмешалась дорога, местами плохо просохшая после недавних затяжных ливней. Время от времени экипаж трясло так, что, когда показался Девонсайд, Малеста уже выглядела настолько вымотанной и бледной, что настаивать на исполнении супружеского долга было настоящим варварством. Да и солнце стояло ещё высоко, и компетентный Джонатан тут же прилип к хозяину с письмами, которые требовали немедленного ответа, тем более два из них были от самого Фредерика Пикли. В итоге, начавшийся сумбурно день закончился привычной рутиной и скучным ужином, когда даже Тим не досаждал и не ёрничал, а молча ел всё, что подали к столу.
Малеста к ужину не спустилась, сославшись на возобновившуюся мигрень, а когда Джейкоб, расстегнув верхние пуговицы жилета и ослабив платок на шее, взял в руку канделябр на три свечи и собрался уже подняться к жене в спальню, то он к своему огромному неудовольствию внезапно узнал от Хизер, что головная боль у леди Андервуд усилилась, и хозяйке пришлось выпить снотворного, чтобы перетерпеть муки во сне.
Стиснув зубы от злости, Джейкоб с несколько секунд потоптался у двери в комнату жены, потом всё же покрутил дверную ручку и переступил порог. А убедившись, что Малеста действительно спит и спит крепко, развернулся, спустился на первый этаж, заперся в кабинете, раскурил трубку и долго сидел в мягком кресле, уставившись на картины на противоположной стене, повешенные вперемешку с чучелами животных.
***
Тим уже второй час вертел в пальцах то самое стёклышко. Смотрел на него, не отрываясь, вспоминал каморку Бетси и каждый флакончик на пыльном столе. Потом в памяти всплыли чёртовы герани, которые лишили сна почти на всю ночь и стали причиной довольно откровенного разговора. Изливать душу перед кем-либо Тим не привык. Даже Генри и Джефф никогда не слышали от друга ничего более личного, чем красноречивое ругательство, брошенное в адрес одного из профессоров, которому не понравилось мнение Тима в отношении одного из самых известных философских учений. Так почему же в этот раз всё пошло наперекосяк?
Ужин давно закончился, и на всех этажах огромного дома было тихо. Кто-то давно спал, а кто-то продолжал жечь свечи, доделывая последние дела.
Тим слышал, как отец поднялся к себе. Слышал, как он отдал Джонатану распоряжения на завтра и хлопнул тяжёлой дверью. Отец был не в духе, но меньше всего Тиму хотелось знать причину такого недовольства. Зато больше всего хотелось глотнуть щиплющего язык бренди и погрузиться в сон, который на трезвую голову всё не шёл и не шёл. И, когда Тим уже твёрдо определился с намерением подняться с постели, выйти из комнаты и спуститься на первый этаж за бутылкой, в дверь робко постучали.
Тим сполз с кровати.
– Кому в такое время не спится? – проворчал он, открывая дверь.
– Простите.
У Тима округлились глаза.
– В-вы? – выдавил он.
В дверях стояла Малеста и ёжилась от вечерней прохлады, царившей в тёмном вестибюле.
– Могу я войти?
– Конечно.
Тим посторонился, пропуская мачеху в спальню. Потом выглянул в коридор, повертел головой, проверяя, не видит ли кто, и спешно захлопнул дверь. И на всякий случай ещё задвинул щеколду.
– Почему я опять вижу вас на ногах? Что за самодеятельность? У вас же кружилась голова после ужина...
Малеста вяло улыбнулась.
– Всё хорошо.
– Точно? Может, мне лучше найти для вас Хизер?
– Хизер определённо будет лишняя.
– Тогда...
– Тим, я чувствую себя превосходно.
– А как же слабость за ужином?
Малеста смутилась.
– Это была просто уловка.
– Уловка?
– Вы заставляете меня краснеть...
– Вы краснеете сами по себе – я здесь не при чём.
– Понимаете...
– Не совсем.
– Понимаете, женщины иногда прибегают к таким уловкам... особенно в браке... ну, чтобы... чтобы...
Тим хмыкнул.
– Так вот в чём дело. Так бы сразу и сказали, а то всё намёками, намёками. Нет желания спать с моим отцом, так?
– Тссс, Тимоти, где ваши манеры?
Тим пожал плечами и упал в кресло около окна.
– Где-то завалялись в кармане пиджака, который я отдал бездомному в Ричмонде. И как давно у вас с моим отцом такое?
– Вашему бесстыдству нет предела. Вы не святой отец, чтобы я перед вами изливала душу.
– Просто сейчас вечер, за окном темно, мой отец громко храпит у себя в спальне... Чем не время для нового раунда откровений? Тем более здесь не каморка прислуги. У меня есть мягкие кресла, тёплый плед и приличный запас свечей. Хватит до утра. Так как? Продолжим начатое у миссис Мерит? Я могу рассказать вам много интересного в обмен на ваши тайны.
– Я пришла к вам не откровенничать.
– А зачем тогда вы пришли?
Малеста вытащила из карманчика на поясе смятую бумажку, расправила и протянула Тиму.
– Вот.
Тим нехотя поднялся с кресла, цапнул бумажку и прищурился, пытаясь в тусклом свете рассмотреть написанное.
– Что это?
– А вы разве не понимаете?
Тим пожал плечами.
– Похоже на рецепт. Но я не настолько силён в латыни, чтобы разобрать детально. Вам лучше спросить доктора Уотнера.
– И больше вы ничего не заметили?
– А есть ещё что-то? Вы про масляное пятнышко с правого нижнего края?
– Знаете, – возмутилась Малеста, – иногда вы просто блещете умом, а иногда так и хочется спросить, а если ли вообще у вас мозги! Неужели вы и правда ничего не видите?
– Разве только почерк кажется мне знакомым. Очень знакомым...
– А если так?
Малеста снова нырнула пальцами в прикрепленную к поясу сумочку и вынула стеклянный пузырёк. К его горлышку была привязана небольшая бирка, тоже содержащая слова на латыни, которые тоже плохо просматривались при редких свечах, но не слова были важны, а то, что надписи на бирке и бумажке, хоть и различались, но были сделаны одним и тем же почерком, и даже наклон букв был под одним и тем углом, без единой погрешности.
– И что? Я же сказал, что в медицинской латыни не силён.
– Это, – Малеста коснулась флакона, – моё лекарство, которое я принимаю от мигрени. А это, – настала очередь бумажки, – выпало из кармана платья Бетси, которое висело в том самом шкафу, где я провела ужаснейшие минуты своей жизни!
Удивление не сходило с лица Тима.
– И из-за такой ерунды вы встали с постели и пришли ко мне?
– Это не ерунда.
– Конечно, ерунда. Если вам так интересно, что за лекарство доктор Уотнер прописал служанке миссис Мерит двадцать лет назад, то просто спросите об этом доктора Уотнера. Уж он-то в состоянии разобрать свои каракули. Меня зачем в это вовлекать?
– Но это почерк не доктора Уотнера!
– А чей тогда? Разве не вечно пахнущий анисом Джордж Уотнер лечит вас от бессонницы и болей в висках?
– Сейчас только он, но раньше некоторые микстуры мне прописывал ваш покойный дядя, сэр Реджинальд Бигот. Оба этих рецепта написаны его рукой.
– Да ладно... – И Тим уткнулся носом в бумажки. – Разве дядя Реджи имел врачебную лицензию?
– Вы, вероятно, забыли, что он изучал медицину в Лондоне.
– Да. Было дело. Но я всё равно не разделяю вашего волнения. Что такого, что миссис Мерит обратилась к дяде за помощью для служанки?
– А то, что сэр Реджинальд Бигот всегда повторял мне, что я – единственная, кому он когда-либо помогал как врач.
Моргать и пялиться на начертанные на латыни слова можно было вечно. И Тим так и делал, пока, в конце концов, не опомнился и не пробормотал:
– Ничего не понимаю.
– Вот и я в недоумении.
– Мне определенно нужно наведаться в Золотые Буки ещё раз.
– Не вздумайте! Второй раз ваши авантюры я поддерживать не буду.
– Но мне во что бы то ни стало нужно разобраться с этой Бетси!
– А таком случае почему бы вам не спросить о ней мистера Хиггинса?
– Хиггинса? Того самого Хиггинса, который продаёт сюртуки и фраки?
– Именно. Если память мне не изменяет, Бетси была с ним помолвлена. Уж он точно расскажет о ней больше, чем тесная каморка, в который вы всё переворошили.
– Я отправлюсь к нему завтра прямо с утра.
– Лишнее. Я слышала, Джейкоб просил кучера на рассвете съездить за мистером Хиггинсом. Ваш отец настолько недоволен нашей поездкой в Девон, что в сопроводительной записке просил мистера Хиггинса лично приехать в Девонсайд и привезти с собой лучшее из его товара, в чём не стыдно будет появиться в Аскоте.
– Так это же отлично!
– Вот и я так подумала.
– За такую прекрасную новость надо выпить. Это первое решение отца, которое мне нравится!
– Тимоти! Сейчас уже ночь за окном. Пить будете завтра вечером, тем более что Джейкоб в своей записке предложил мистеру Хиггинсу остаться у нас на ужин.
– Знаете, почему-то всегда, когда мне предлагают выпить на следующий день, мне хочется сделать это сейчас и немедленно! Сидите здесь, а я – на первый этаж и обратно.
– Тимоти! – Малеста попыталась остановить Андервуда, но тот ловко увернулся и был уже в вестибюле.
– Сидите так же тихо, как в платяном шкафу Бетси. А в целях осторожности запритесь на щеколду. Я постучу вот так.
И Тим ударил костяшками пальцев по двери три раза.
В этой комнате Малеста бывала редко. Заглядывала в неё примерно раз в год, чтобы проверить, не пришла ли какая мебель в негодность и не пора ли чистить ковёр или портьеры. Дольше десяти минут никогда не задерживалась и уж тем более не затевала здесь долгих бесед да ещё и в компании крепких напитков.
Как она только могла позволить ему уйти вниз? Почему не выскочила из спальни сразу, как разобрались со злополучными бумажками? Вопросы, увы, риторическими не были. Малеста знала ответ, поэтому терпеливо ждала возвращения Тима, тихонько бродила по комнате, а у чайного столика даже провела чуть больше времени, чем планировала, ведь там, около бумажника и часов на цепочке, лежала книга в коричневом переплёте. Это был Шекспир, весь в пометках на полях и с закладкой на третьем акте. Так он не врал насчёт игры в театре? Очень любопытно...
Обговорённый заранее стук не заставил себя долго ждать.
– Вот. Отличный бренди. – Тим грохнул о чайный столик наполовину полной бутылкой.
– Вы заперли дверь?
– Да, на щеколду. – Карамельного цвета жидкость забулькала по бокалам. – Держите. Это тот самый бренди, который я пил с Бетси.
– Тимоти, вы не могли ничего пить с Бетси. Она давно мертва.
– Вы правы. Но я всё равно пил. Ну, держите же. – Малеста покачала головой. – Да выпейте же со мной, и, кто знает, может, я даже соглашусь вернуть вам подвязку.
– Предложение заманчивое, но мы с вами ещё не настолько близки, чтобы вместе распивать, когда все спят.
– Прошлой ночью вы щупали меня ниже пояса. Куда уж ближе?
– Я никогда этого не сделала бы, если бы не особые обстоятельства. Но вот пить с вами не буду.
– Тогда зачем вы ждали меня?
– Я не привыкла бежать, не договорив не конца.
– Вы, что же, сидели здесь, чтобы сказать, что не будете со мной пить? Интересная вы женщина...
– Нет. Я ждала вас не для этого.
– А для чего тогда? Нашли ещё одну записульку за авторством моего дяди?
– На этот раз ваш дядя совершенно не при чём.
– Тогда не томите и говорите. Я уже весь горю от любопытства, и от моего жара нагревается бренди. А нет ничего хуже тёплой выпивки.
Но Малеста не торопилась с признанием, теребила в руках томик Шекспира, зачем-то схваченный со стола, и всем своим видом напоминала воспитанницу пансиона, которую вызвали отвечать урок перед высокой комиссией, а та так разволновалась, что позабыла заученный текст.
– Тим. – Наконец, Малеста решилась. – Я хочу, чтобы вы знали: я никогда не настаивала на том, что вы должны покинуть Девонсайд. Ни восемь лет назад, ни семь, ни шесть...
Тим отхлебнул бренди.
– Я знаю.
– Я слышала, что вы говорили отцу этим утром. И я не была уверена, честны ли вы с ним или просто огрызаться и возражать – это ваша ежедневная привычка. Поэтому и решилась на этот разговор, ведь не знала, благодарить мне вас или окончательно перестать верить в чудеса. Все эти годы вы выговаривали мне, что из-за меня лишились дома.
– Я изменил своё мнение.
– Так быстро? И что послужило тому причиной?
– Я увидел вас в шляпке с маками – этого мне было достаточно.
– Не понимаю.
– Вы были ангелом в ней. Таким же нежным ангелом, как и в день свадьбы с моим отцом, но тогда я был слишком мал, чтобы это понять. А ангелы не способны на коварство.
– Но вы же сказали, та шляпка мне не к лицу!
– Я врал. Только не удивляйтесь. Вы же знаете, я часто вру. Может, и сейчас тоже.
– Понять вас становится всё сложнее и сложнее.
– Вот и не пытайтесь это делать. Я и сам бросил все попытки. Вы точно не хотите выпить?
Малеста вздрогнула, потому что именно в этот момент дверь в спальню Тима дёрнулась и точно слетела бы с петель, если бы не спасительная щеколда.
– Тимоти! – Голос Джейкоба нельзя было спутать ни с одним другим. – Тим, открой немедленно.
Томик Шекспира плюхнулся на ковёр. Это онемевшие пальцы разжались и не удержали книжку. Приложив руку к губам, чтобы с них ненароком не сорвался предательский вскрик, Малеста замотала головой, умоляя Тима ни в коем случае не подходить к двери, хотя про себя прекрасно понимала, что сделать это было нужно как можно скорее.
Тим поставил бокал на столик, схватил мачеху за локоть и толкнул к дальней стене, у которой стоял шкаф. Платяной. И на этот раз просторный и широкий.
– Внутрь! Живо!
– О, нет, – еле слышно простонала Малеста, но здравомыслие возобладало над возмущением.
Подобрав юбки и стараясь не вслушиваться в яростные удары в дверь, леди Андервуд юркнула в пристанище сорочек и фраков, начищенных, накрахмаленных и пахнущих древесной корой и ветивером, и уже через несколько секунд услышала, как лязгнул замок.
– В чём дело? Пожар? – Тим звучал грубо и... абсолютно нетрезво. Хоть Малеста его и не видела, но была абсолютно уверена, что в этот момент он покачивался из стороны в сторону, настолько пьяно он топтался почти на каждом слове и нечленораздельно мычал. – Тогда спасай свою шкуру, а я как-нибудь сам.
– Ты один? – Зато Джейкоб не удивил. Был резок, зол и подозрителен.
– А должен быть с кем-то?
– Я слышал голоса.
– А! – Тим так звонко хлопнул себя по лбу, что даже в шкафу было слышно. – Так я репетировал. Читал по ролям и на бабских репликах кривлялся, как баба.
Но Джейкобу объяснений было мало; до Малесты донеслись его шаги, широкие и столь же резкие, как слова.
– Если ты опозоришь меня в Аскоте...
– Когда же ты прекратишь твердить про этот Аскот? Ты подумал, что перед помолвкой я решил соблазнить одну из горничных? А потом бы заявил, что в силу определенных демографических обстоятельств не женюсь на мисс Пикли?
– Я просто уже не знаю, чего от тебя ожидать.
– Вот и не надо было врываться с инспекцией. Сходил бы лучше пересчитал служанок по головам и убедился, что ни одна мной не тронута.
– Но я слышал шум...
– Я же объяснил: я репетировал. Готовился к премьере. И пил.
– Тогда почему на столе два бокала? – Малеста затаила дыхание и сжалась от страха. – Ты пил с самим собой?
Вновь шум шагов, но на этот раз – Тима, и шелест книжных листов. Скорее всего, Тим поднял с пола упавшую книгу.
Догадка сработала, потому что именно в эту секунду Тим шлепнул о стол томиком и выдал:
– С Шекспиром, отец. С Шекспиром.
Перебранка отца и сына длилась долго. Но постепенно Джейкоб Андервуд остыл, успокоился и окончательно убедился, что в спальне Тима нет никого из недалёких и откровенно глупых работниц, непременно желавших выскочить замуж за состоятельного аристократа, а сам Тим пьян в стельку и не только еле-еле стоит на ногах, но и говорит с трудом. Взяв с сына слово, что перед мистером Хиггинсом тот будет трезв как стёклышко, Джейкоб вышел из комнаты в коридор, однако перед этим ещё минуты три ворчал, как его всё вымотало и уже почти довело до нервного тика.
Дверь шкафа отворилась не сразу. А когда скрипнула, то Малеста увидела Тима, в этот раз лицом измученного ровно так же, как и она сама. Протянув руку, Тим помог мачехе подняться и, убедившись, что коридор пуст и точно не таит в себе никакой опасности, тихо и устало, но в то же время с лёгкой насмешливостью в голосе, произнёс:
– Выспитесь хорошенько. Завтра нам предстоит всеми способами пытать мистера Хиггинса, а он, я думаю, прилично убит горем после всей этой неприятной истории.
– Спасибо за всё, – улыбнулась Малеста.
Тим поморщился.
– Не благодарите. Мне просто не хотелось, что гроза разверзлась над...
– ...ангелом?
– Не угадали. Над розой. Вы ведь и на неё похожи. Роскошная, безумно красивая, но страшно одинокая, роза.
Малеста отвела взгляд.
В холодном коридоре зябли плечи, но леди Андервуд не спешила уходить, как и Тим не спешил закрывать двери. Оба стояли: один, прикрыв глаза и пребывая в чуткой дремоте; другая, вглядываясь в темноту длинного холла. Но всему когда-то приходит конец, и Малеста, пожелав Тиму спокойных снов и дав слово долго не бродить по дому, а идти сразу к себе, добавила:
– Знаете, Тим, и у самых прекрасных цветов бывают шипы...