Раздобыть нужное доказательство оказалось не просто. Весь вечер прошёл в компании мистера Хиггинса, и, когда Тим добрался до постели, было уже так поздно, что сил хватило только плюхнуться на кровать, и сделал он это прямо в рубашке и даже в ботинках. А следующим днём проснулся уже ближе к обеду и с ужасом для себя обнаружил, что не только мистер Хиггинс покинул Девонсайд, но и отец с мачехой тоже. Выяснилось, что ещё в прошлом месяце они получили приглашение от наставницы одной из старших школ для мальчиков на ежегодный турнир по гребле и пропустить мероприятие никак не могли. Тем более что семейный фонд время от времени жертвовал школе немалые суммы, и было бы большим упущением не проверить, насколько целесообразно тратились средства.
От нечего делать Тим пытался следить за Джонатаном, но тот умело прятался среди стен и кустов Девонсайда, и найти его было сложнее, чем иголку в стоге сена. Таким образом, расследование первой тайны с треском провалилось, и Тим взялся за вторую.
Выпущенные за последние двадцать лет газеты подшивались Джейкобом Андервудом аккуратно и листочек к листочку, однако местным писакам не было никакого дела до смертей на болотах, тем более до смертей простых служанок. Вот если бы скончался какой-нибудь важный лорд или на худой конец судья... В общем, и по второму вопросу не было найдено ни одной новой зацепки, и пришлось переваривать ранее увиденное и услышанное, отчего путаница в голове только усилилась.
И вот когда уже дневная норма сигар была выкурена, полбутылки виски выпито, томик Шекспира залистан до дыр и не хватало только грустной мелодии скрипки, в дверях кабинета появился накрахмаленный дворецкий, сверкнул окуляром в правом глазу и торжественно объявил:
– Ужин будет подан через десять минут, сэр.
Тим стремительно развернулся в кресле.
– Добрый вечер, Джонатан. Вы вошли очень тихо.
– Привычка, – ответил тот.
– Я даже вздрогнул!
– Извините.
– Прошу вас, садитесь.
Тим указал рукой на пустующее кресло рядом.
– Простите, сэр?
– Садитесь, Джонатан. Поговорим.
– Но ужин, сэр? Мне нужно проследить, ту ли супницу поставят на стол.
– Супница меня устроит любая. Так вы сядете или нет?
– Нет, сэр.
– Почему?
– Это может показаться странным, если кто-нибудь войдёт.
– Ах да, конечно. Вы всё предусматриваете.
– Всегда, сэр. Поэтому за долгие годы службы в этом доме не получил ещё ни одного нарекания.
– Вот что касается долгой службы... Вы ведь в Девонсайде около двадцати лет?
– Если быть точным, то двадцать лет, один месяц и три дня.
– И большую часть жизни вы посвятили именно этому дому?
– Так и есть, сэр. Но до Девонсайда я работал у сэра Хью в Мидлтоне.
– В Мидлтоне? – Тим наморщил лоб. – Но это в двухстах милях от Девона. Что вас заставило столь резко сменить место? Вы бы ещё в Шотландию отправились...
– Если бы ситуация сложилась так, как сложилась, то отправился бы.
– Вам предложили здесь больше денег?
– Размер жалования сыграл важную роль при принятии решения. Моя семья оказалась в трудном положении, и мне пришлось крутиться, как только было возможно.
– Но почему вы не попросили сэра Хью о помощи?
– Финансовые проблемы были не единственной причиной переезда.
– А в чём же было ещё дело?
– Видите ли, сэр, моя семья проживала тогда в Девоне и никак не могла покинуть эти места.
– Совсем никак?
– Совсем. А гонять каждую неделю лошадей по двести миль в одну сторону и обратно, чтобы передать деньги, было накладнее, чем организовать переезд.
– Хм, но теперь-то вам денег хватает?
– Теперь да, сэр.
– И у вас, конечно же, нет причин внезапно начать искать себе новых хозяев?
– Как можно, сэр?! Теперь у меня даже больше причин в этом доме остаться, чем с ним прощаться.
«Ещё бы, – хмыкнул Тим про себя, – охмурил хозяйку, свил себе тёпленькое гнёздышко и ещё, поди, потягивает фунт-другой из кармана мачехи».
– А как здоровье жены и детей?
Джонатан удивлённо заморгал.
– Жены, сэр? У меня нет жены. И детей, если вы не знали, тоже.
– Погодите-ка. Вы только что уверяли меня, что переехали в Девонсайд из-за семьи.
– Верно, сэр. Но речь шла о моей сестре и племяннице. Это они нуждались в поддержке.
– А вы – заботливый брат.
– Благодарю, сэр.
– И могли бы быть не менее заботливым мужем, если бы вам повезло.
– Возможно, сэр.
– А с женой почему не получилось? Вы хоть смотрели по сторонам? В Девонсайде столько хорошеньких горничных. Взять хотя бы Еву. Да и на кухне женщины вполне себе в теле трудятся.
Джонатан смутился.
– Женщины на кухне очень хороши и готовят вкусно, но только мне больше к сердцу натуры утонченные, романтичные, а такую среди кастрюль и половников не сыщешь.
– Согласен. Зато такие легко могут сыскаться среди картин, – тонко намекнул Тим, наблюдая за реакцией.
Но дворецкий стоял нерушимой скалой. Налети ураган – не сдвинулась бы, а тут просто лёгкий ветерок дунул.
– К живописи я равнодушен, – ответил Джонатан, – но если вы хотите продолжить и просветить меня в этом вопросе, то предлагаю сделать это сразу после ужина. – Джонатан достал часы из нагрудного кармана и сверил время с напольными часами у стены. – По правилам этого дома, первая смена блюд должна уже быть на столе, и если вы не поторопитесь в столовую, то всё остынет и вам придётся довольствоваться холодным рагу.
Холодное рагу было самым неприятным наказанием ещё со школьных времён. Опоздавшие к обеду мальчишки, заигравшиеся на улице, вынуждены были радоваться остывшим остаткам, которые вставали поперёк горла даже у самого голодного шалопая. Но детство детством, а сейчас Тиму было уже далеко не тринадцать, и холодные кушанья шли легко, если к ним прилагалась крепкая, обжигающая горло, выпивка, да и в голове мысли роились уже совсем другого плана и не шли ни в какое сравнение с заботами о степени прогрева перемешанного с овощами мяса.
Поэтому, поднявшись, Тим одёрнул на себе жилет и по-хозяйски уверенным шагом подошёл к дворецкому, чем заставил того испуганно попятиться назад и вжаться спиной в стену. А затем, схватив того за лацканы сюртука безукоризненного покроя, горячо дыхнул и со страстью в голосе спросил:
– А теперь, Джонатан, признавайтесь, что у вас с моей мачехой?
Всегда во всём предусмотрительный батлер замер в немом изумлении.
– П-простите, сэр...
– Прощу и даже обещаю, что отец ничего не узнает. Но взамен вы попросите у нашей семьи расчёт и уберётесь из этих мест подальше. Хоть обратно в Мидлтон, хоть в Шотландию.
– Лучше в Европу, сэр, на воды. Последние годы у меня сильно прихватывает поясницу.
Чёртов старый соблазнитель! Он издевается или уже признал свою вину и торгуется?
– Так вы не отрицаете своего греха?
– Кто в наше время без грехов, сэр? Неужто вы?
Тим сильнее сжал ткань сюртука – послышался треск.
– Я задал вопрос насчёт леди Малесты и жду ответа. Я никому не позволю портить её репутацию!
– Ваши слова ставят меня в тупик, а ваши действия лишают мой организм нормальной циркуляции воздуха. – Тим ослабил хватку. – Уф, полегчало.
– Я всё ещё жду, – пригрозил Андервуд.
– Конечно, сэр, – проронил дворецкий и пригладил измятые лацканы. – Но, прежде чем я отвечу, позвольте и мне задать вам один вопрос, а после вы решите, будем мы обмениваться ответами или нет. И если наша беседа примет дружелюбный характер, то тоже обещаю, что лорд Джейкоб Андервуд ничего от меня не узнает. Я буду нем как рыба, но аналогичного буду ждать и от вас.
– Ну? – грубо спросил Тим, не заподозрив ни капельки неладного.
Джонатан кашлянул, прочищая горло, и, смело глядя в глаза молодому хозяину, выдал:
– Вы интересовались, в каких отношениях я состою с вашей мачехой. Так вот мне в ответ тоже любопытно узнать, а в каких отношениях с леди Андервуд состоите вы сами?
Тим вспыхнул.
– Что у вас за больная фантазия?
– Идущая в ногу с реальностью, сэр, – ответил Джонатан, нырнув рукой во внутренний карман сюртука и вытащив на свет конверт, на котором Тим без труда распознал свой почерк. То самое письмо, которое он написал в порыве гнева и раздражения, когда ненавидел всё вокруг, когда ругал и себя и друзей за дурацкий спор и когда разрывался между желанием скорее убраться из Девонсайда и охотничьим азартом.
Тим злобно прищурился.
– Помнится, я просил это письмо отправить, а не хранить.
– Я подумал, что ваши эпистолярные опусы могут быть интересны как вашим потомкам, так и современникам. Потомков вы ещё на нажили, поэтому пришлось начать с тех, кто старше вас лет этак на... – Джонатан сделал паузу, считая в уме, но Тим считал быстрее. Вот что значит высшее образование!
– Отдайте!
Рука резво дёрнулась за конвертом, но кажущийся со стороны медлительным пингвином Джонатан оказался ловок и быстр. Шустро сунув конверт обратно в карман, он тут же скрестил руки на груди – не подберешься.
– Зачем оно вам? – Тим был вне себя от злости. – Если она всё знает... Если вы прочитали ей это дурацкое письмо, то к чему теперь его хранить? Его место в мусорной корзине. Хотя, – Тим снова прищурился, – а не блефуете ли вы? Держите у себя письмо и пытаетесь им меня шантажировать! Ну, конечно! Обычный блеф! Если бы Малеста прочитала письмо, то закатила бы мне такую истерику! Эти женщины умудряются закатывать их на ровном месте, а тут и повод имеется...
– Вероятнее всего, сэр, у леди Андервуд есть какая-то причина, почему она до сих не влепила вам пощёчину за те строки, которые вы соизволили о ней написать.
– Так она читала или нет? Признавайся, индюк!
– Ваше сравнение меня со священной птицей древних ацтеков мне льстит, но я не буду возражать, если вы продолжите обращаться ко мне просто по имени.
– Читала или нет? – Тим почти рычал.
– Читала, сэр. Я имел неосторожность вложить письмо в стопку корреспонденции, имеющей отношению к делам благотворительного фонда.
– Ты подсунул ей это письмо специально, – шипел Андервуд.
– Такая версия не исключена, сэр. Но сделанного не вернуть, и мне остаётся только извиниться перед вами за свою оплошность.
– Тогда отдай его мне.
– Я уже дал вам понять, что не сделаю этого.
– Почему?
– Из соображения собственной безопасности, сэр. – Вставленное в глаз дворецкого стёклышко весело сверкнуло в свете свечей. – Вы пожелали мне счастливого пути, но я пока не планирую никаких путешествий. Работа в Девонсайде меня полностью устраивает, и я не променяю её даже на билет до водолечебницы. А в случае если вы будете настаивать, я покажу это письмо вашему отцу и, возможно, тем самым даже смогу повысить себе жалование.
– Ах ты мерзкий...
– ...индюк! Знаю. А теперь давайте я сделаю вид, что не сразу заметил, что вы один и без закуски выпили половину бутылки отменного и крепкого виски, а потому не сразу понял, что вы пьяны и несёте чушь. И забудем этот бестолковый разговор. И позвольте вам ещё раз напомнить, что в столовой вас ждёт уже давно остывшее рагу.
Самоуверенной наглости напыщенному дворецкому было не занимать. Тиму так и хотелось со всего размаха дать ему в морду, разнести на мелкие осколки вставленный в глаз монокль и заодно выдрать аккуратно подстриженные усики, но упрятанное во внутренний карман сюртука письмо перевешивало страстные порывы и останавливало от необдуманных поступков.
– Если у вас больше нет ко мне никаких вопросов или распоряжений, то разрешите мне покинуть вас, сэр, – гнул свою линию невозмутимый Джонатан. – Надеюсь, мы с вами поняли друг друга и обо всём договорились.
– Договариваться с такими, как вы... – процедил сквозь зубы Тим.
– И всё же мы договорились, – настаивал дворецкий.
– Пока письмо у вас – да. Мне слишком дорога безупречная репутация леди Андервуд, но потом... Берегитесь!
– Мне не меньше вашего дорога репутация леди Андервуд, но в то же время мне кажется, что из нас двоих первым, кто пошатнёт ту репутацию, будете именно вы.
– Это вам кажется, Джонатан.
– Я верю в вас, сэр, – ответил дворецкий, собираясь уходить.
– Вы верите мне, – поправил его Тим. Годы, потраченные на изучение юриспруденции и смежных с ней дисциплин, приучили быть щепетильным в выборе каждого слова. Но оказалось, что Джонатан тоже был внимателен к тому, что говорил.
– И всё же «в вас», сэр, – загадочно произнёс он и вышел из комнаты.
Ужинать расхотелось. Пить тоже, и Тим тоскливо посмотрел на бутылку. Всё шло не так. Всё выглядело не так. То, что на секунду показалось сокровищем, оказалось подделкой. Камень, выпрыгнувший из-под колеса самой обычной телеги, никогда не станет золотом, сколько ни крась его в золотой цвет. Но что там какой-то камень и загадки женской души, если даже близкие люди, которых Тим всегда идеализировал и которым старался подражать, вдруг в одночасье прослыли равнодушными убийцами, пусть и не собственными руками совершившими преступление, но ничего не сделавшими, чтобы его предотвратить?!
Пальцы нащупали в кармане две бумажки: одна была снята с пузырька с лекарством, что принимала Малеста; другая выужена из платяного шкафа в Золотых Буках. И за обеими стоял некогда любимый дядя Реджи.
Тим вытащил бумажки и поднёс их к свету, и только сейчас вдруг обнаружил, что несмотря на безумное сходство двух рецептов как в части доз и частоты принятия, так и в части наклона букв и количества завитушек у цифр, это всё же были два разных лекарства. Состав был разный, и отличие укладывалось всего в одно слово, которое не сразу и углядишь, настолько трудно читаем и мелок был почерк. Хоть лупу доставай!
Тим так и сделал, грохнув выдвижным ящичком широкого дубового стола, а затем, оставив бумажки около стопки газет и высохшей чернильницы, вывалился в холл и выкрикнул:
– Джонатан!
Заметившая не вполне трезвого хозяина Ева пискнула что-то нечленораздельное и юркнула под лестницу, а вездесущий дворецкий не заставил себя долго ждать.
– Мистер Андервуд?
– Распорядитесь приготовить мне лошадь, Джонатан, и немедленно. Мне нужно срочно повидать доктора Уотнера.
– Простите, сэр, но ваш отец, покидая Девонсайд сегодня утром, строго-настрого наказал мне вас из дома никуда не выпускать. Хозяин беспокоится, что вы можете натворить дел, которые помешают важному знакомству на скачках в Аскоте.
Опять! Опять одно и то же! И, видимо, это будет продолжаться, пока он – Тимоти Льюис Андервуд – не женится на Кэтрин Пикли, которую отец ни разу в жизни не видел, но уже обожает. Но если женитьба – единственный способ обрести, наконец, свободу и отделаться от родителя, то Тим женится. Ещё как женится! Лишь бы потом новоиспеченная жёнушка не оказалась вторым Джейкобом и не начала пилить и изводить покруче, чем это делает отец.
– Джонатан, мне нужен доктор Уотнер.
– Молодой хозяин болен?
– Какого чёрта?! Да я здоров, как бык!
– Тогда нет, сэр. Будь вы больны, я вызвал бы доктора сюда, но теперь и сам вижу, что в этом нет острой необходимости.
Надо было врать, что болен. Чёрт! Как говорится, поспешишь...
– В таком случае есть ли у нас справочник по медицинской латыни?
– Нет, сэр. Ваш отец никогда не закупал в дом издания, связанные с медициной.
– Тогда мне тем более нужен доктор Уотнер!
– Боюсь, сэр, что пока в Девонсайд не вернётся ваш отец, я бессилен чем-либо помочь.
– Выходит, я здесь заключён, как в тюрьме?
– Если вам угодно выбрать такое сравнение, то пусть будет так. И прошу вас не спорить с решением вашего отца. Не забывайте наш недавний разговор. Вы ведь не хотите, чтобы ценой за вашу независимость оказалась испорченная репутация одной знакомой нам дамы?
Кулак сжался сам собой, но рука была спрятана за спину, и Джонатан ничего не увидел.
Не время. Совсем не время. Ни конфликтовать с отцом, ни с гадом дворецким. Всё слишком хрупко вокруг. Один неверный шаг – всё рассыпется, и тогда уже совсем ничего не исправишь...