Часть II. Глава 14
Глава 14
Я увидела свое отражение в оконной раме и замерла. Настоящий космонавт в скафандре. Сэм и Марго выглядели не лучше.
— Предупреждаю, — из наушника раздался голос доктора Хуанг — вирус Эпштейна-Барр очень опасен. Не снимать шлемы и перчатки. На выходе из испытательного сектора мы все примем дезинфицирующий душ. Эти меры безопасности необходимы.
— У вас прекрасный английский, доктор Хуанг, — подал голос Сэм, — где вы учились?
— В Стэнфорде, доктор О`Фаррис.
— Оу, тогда мы приехали по адресу.
Шутка Сэма не вызвала должного эффекта, и он смущенно прокашлялся. Мы остановились перед массивной бронированной дверью, выкрашенной в белый цвет. Доктор Си приложила к считывающему устройству свой пропуск, и дверь откатилась назад.
Перед глазами возник длинный коридор с белым потолком и белой плиткой на полу. По обе стороны от него находились боксы с прозрачными пластиковыми стенами.
Мы вошли внутрь, и мой взгляд упал на первого пациента за стеклом — пожилой мужчина с ссохшимся морщинистым лицом, на котором отражалась вся терзающая его боль. Я подошла к разделяющей нас пластиковой перегородке и смотрела на его покрытый испариной лоб, мечущиеся туда-сюда глаза, дергающийся подбородок. Каждые пару секунд он морщился от боли, комкая в руках одеяло.
Я бросила взгляд на противоположный бокс — там находилась молодая женщина, которая металась в постели и что-то шептала покрытыми коростой губами.
В третьем боксе находился ребенок — мальчик, лет восьми. Он спал. Его веки подрагивали во сне. Мое сердце сжалось от жалости.
— Кто эти люди? — я посмотрела на доктора Хуанг.
— Крестьяне, из провинции. Добровольцы. Они живут рядом с угольными шахтами и заводами. Часть взрослых работают на химических производствах. У всех пациентов в испытательном секторе онкологические заболевания брюшной полости в терминальной стадии. Они пошли на это, так как наше исследование — их последний шанс. К тому же, их семьи получили приличные суммы по меркам нашей страны.
— И каковы результаты? — мой голос дрогнул, я никак не могла отойти от бокса с мальчиком.
Его безмятежность пугала. Она могла означать только две вещи — или он уже одной ногой в могиле, или поправляется.
— Выживаемость три процента. Но у выживших диагностируется отсутствие раковых клеток и иммунитет к онковирусам.
— И сколько их здесь? — подала голос Марго.
— По шестнадцать боксов с каждой стороны. Итого 32 человека. Но, поверьте мне, желающих попасть сюда гораздо больше.
Я бросила взгляд в конец коридора, чувствуя, как сжимается от ужаса сердце. За каждой пластиковой дверью живой человек, который всеми силами хватается за тонкие ниточки своей жизни.
— Почему такая высокая смертность? Вы проводите анализ результатов, ищете причины?
— Вы думаете, мы тут в компьютерную игру играем? — усмехнулась доктор Си, — мы уже выяснили, что все дело в совместимости РНК реципиента и вирусной клетки. Но, к сожалению, проследить более точную зависимость пока не представляется возможным. Мы пытаемся выяснить, почему у одних пациентов модифицированный вирус встраивается в РНК и работает как убийца опухоли, а у других усиливает их рост.
— Я привезла с собой разработки моей коллеги, доктора Сьюзи Драм, как раз касательно этого вируса, надеюсь, это поможет нам разобраться.
— Доктор Хуанг, — из наушников послышался встревоженный голос Сэма, который прошел дальше по коридору и застыл возле одного из боксов, — кажется, этот пациент мертв.
Мы прекратили наш разговор, и подошли к Сэму. За стеклом я увидела неподвижно лежащего мужчину с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Кардиомонитор показывал асистолию. Пульса не было. Давление упало. Он действительно умер.
Доктор Хуанг поднесла руку к небольшому монитору рядом со стеклом и включила его. На экране появилась таблица с китайскими иероглифами. Она посмотрела на часы и внесла в таблицу запись.
— Это электронные карты пациентов. Я вношу время смерти. Сейчас сюда прибудут работники лаборатории, чтобы забрать тело.
— Что будет с освободившимся местом? — спросила Марго.
— В клиниках города своей очереди дожидаются более пятидесяти человек. Но у проекта закончилось финансирование. Мы не можем больше никого принять. Здесь будет пусто.
Сэм был прав. Им действительно нужны наши деньги. Я отошла от бокса с отошедшим в мир иной мужчиной и вернулась к мальчику. На его щеках блестел здоровый румянец, не было заметно истощения или болезненного цвета кожи. Если бы не эти слепящие белизной стены, не серое больничное белье, ни прозрачные провода капельниц — его можно было бы принять за обычного спящего ребенка.
— А что с этим ребенком?
— Мальчик родился под счастливой звездой. Его лимфома приказала долго жить, и мы держим его здесь исключительно с целью переждать инкубационный период вируса. Он не должен стать ходячим бактериологическим оружием после выписки.
— Но почему он спит днем? — спросил Сэм, — раз уж он идет на поправку, почему бы не дать ему возможность посмотреть телек, съесть пудинг, или поиграть в Плей Стейшн?
— Инкубационный период сопровождается сильным болевым синдромом. Тех пациентов, которым повезло и у которых вирус не вызвал бурный рост раковых клеток, мы специально вводим в медикаментозную кому.
Дверь за моей спиной протяжно заскрипела и открылась. Я вздрогнула и обернулась. В коридор вошли несколько сотрудников лаборатории в таких же защитных костюмах и со странной каталкой, напоминающей металлический гроб на колесах.
— Что это? — удивленно спросил Сэм.
— Это устройство позволяет нам перевозить умерших без дополнительных мер защиты. Как я говорила, вирус очень опасен, сохраняет жизнедеятельность еще несколько часов после смерти носителя.
— Невероятно… — вырвалось у меня, — у меня такое чувство, что я попала куда-то на луну в секретную лабораторию по производству нового поколения бактериологического оружия.
— Спуститесь на землю, миссис Скайфилд. Вы в Китайской народной республике и участвуете в величайшем медицинском исследовании, способном изменить жизнь миллионов обреченных людей.
Голос доктора Си стал торжественным, громким, возбужденным. Она в мгновение превратилась в оратора на трибуне. И что самое удивительное — ее хотелось слушать, и хотелось идти за ней.
— Для меня будет достаточно, если это исследование изменит жизни двух людей на земле, — воспоминание о муже и дочери заставило меня сглотнуть, — но я буду счастлива, если нам удастся совершить прорыв и найти брешь в методике, из-за которой погибает 97 процентов добровольцев.
— Я очень на это рассчитываю, — под стеклом ее шлема мелькнула ухмылка.
Я проводила взглядом, как трое мужчин увозят «дирижабль» с трупом через другой выход.
— Тело отдадут родным? Если вирус так опасен…, - начала я свои рассуждения, но меня прервали.
— Вы думаете, что добившись таких результатов, мы остаемся дикарями и плодим эпидемии? Может быть, вы полагаете, что это задание правительства по регулированию численности населения? Конечно же, труп будет сожжен в крематории.
Я опешила от такой резкой перемены настроения. У меня и в мыслях не было намекать на некомпетентность или учить ее чему-либо.
— Мэм…я вовсе не имела в виду ничего такого!
— Вы, американцы, считаете, что имеете право везде совать свой нос и высказывать свое экспертное мнение! Так вот, здесь извольте оставить его при себе, если только это не гениальная идея касательно проекта. Если вас это не устраивает, я закажу вам билеты на ближайший рейс до Кливленда.
— Вы хотели сказать до Чикаго? — встряла Марго и тут же осеклась. Сэм резко обернулся на нее и бросил полный ужаса взгляд.
— К слову о Кливленде, — китаянка подошла ко второй двери с другого конца коридора и поднесла к считывающему устройству пропуск. Дверь открылась, она сделала шаг наружу, но вдруг посмотрела на нас, — утром я отправила в госпиталь факс, подтверждающий ваш приезд. Сейчас в штатах ночь, так что завтра утром я надеюсь получить от них данные, касательно доктора О`Фарриса и доктора Сансет.
Все пропало. Сердце провалилось в желудок и принялось там кувыркаться, словно резвящееся дитя в бассейне. Следующее утро мы втроем встретим в китайской тюрьме.