Дорога в Стратфорд показалась Виктории менее утомительной, чем путь в Шотландию. Половину пути девушка продремала, сидя на пассажирском сиденье, а вторую половину пыталась рассеивать свое внимание и ни о чем не думать, чтобы не вызывать неприятные чувства, сопутствовавшие укачиванию. Брюс поначалу говорил что-то или же задавал девушке вопросы, но видя ее нежелание отвечать, вскоре сдался и почти все время молчал. Тишину в салоне нарушало только радио, перепрыгивавшее с волны на волну по мере того, как они пересекали графства Великобритании, приближаясь к Стратфорду.
Домой они приехали только поздно вечером, сделав по пути всего две остановки, чтобы подкрепиться и дать отдых затекшим ногам и спине. Оказавшись в доме, Виктория тут же поспешила наверх, чтобы принять душ и освежиться. Брюс же переносил вещи из автомобиля в гостиную. Долгая дорога со множеством пробок и нервных водителей вымотала мужчину под конец и все, о чем он мечтал, так это просто выпить чаю и лечь спать. В тот момент он даже и не думал о странностях своей россиянки и надеялся лишь на то, что утром его голова окажется в куда более лучшем состоянии для таких размышлений и разговора с девушкой.
Устав дожидаться Викторию, мужчина сделал себе чаю и, отпив пару глотков, прилег на кушетку в гостиной. На виски давило, да и спина болела невыносимо, но горизонтальное положение сразу же расслабило тело мужчины, и он блаженно закрыл глаза. Часы над искусственным камином громко тикали, то ли усыпляя Брюса, то ли вводя его в транс. Тиканье стало доноситься несколько громче и вскоре перекрыло все остальные звуки в доме. Казалось, что в мире не существовало больше вообще ничего, кроме как темноты и глухого, отчетливого тиканья часов, напоминавшего размеренные шаги. Брюс прекратил бороться с тяжестью век и сонливостью, одолевавшей его, решив сдаться на милость такому манящему и спокойному блаженству сна. Вдохнув полной грудью, мужчина расслабился и погрузился в сон, так необходимый его телу и разуму.
Виктория уже давно закончила мыться в душе и стояла в ванной комнате напротив зеркала, пристально вглядываясь в свое отражение. Белок вокруг ее стального оттенка глаз покрылся кроваво-красной сеточкой из-за усталости и переживаний, а мягкие и пухлые губы, изогнутые словно специально для поцелуя, вдруг превратились в прямую, жесткую линию. С короткими мокрыми волосами, зачесанными назад, без косметики и суровым выражением лица, Вика походила на женщину-воительницу, увидев которую, Брюс явно растерялся бы и вряд ли бы начал свои жестокие игры в господина, в которых его подозревала Виктория. Примерно этого и хотела девушка в тот момент: чтобы мужчина не смел к ней приближаться и даже думать забыл о том, чтобы снова использовать ее тело.
Выйдя из ванной комнаты, девушка быстро натянула на себя ночную сорочку и плотно завернулась в халат, старясь скрыть как можно больше обнаженных участков тела. Длинные и просторные рукава халата спрятали синяки на руках девушки, но сама Виктория про них отлично помнила.
«Лучше ничего не объяснять, а просто завтра купить билет в Россию на ближайший рейс и уехать домой, забыв все, что здесь произошло, как дурной сон», – размышляла девушка, как вдруг подумала, а так уж и плохо все было и ничего ли она не упускает?
«Брюс, такой мягкий и нежный в начале, почему ты так изменился? Нам ведь было так хорошо вдвоем! По крайней мере, мне точно», – продолжала рассуждать девушка, присев на край кровати.
Виктория все еще помнила любящие касания мужчины, невероятное наслаждение, которое она испытывала от них, а также все шутки и разговоры с Брюсом, и то, как они замечательно проводили время в Питере, Лондоне, Стратфорде и в гостях у Эвана. Девушка не знала, правильно ли поступает, решив уехать, не дав мужчине шанс. Возможно, следовало просто поговорить с ним и выяснить причину его поступков? Что, если всему есть объяснение?
Эта мысль казалась Виктории весьма хрупкой и маловероятной, но девушка все же испытывала чувства к Брюсу и бросать его, ничего не объяснив, не хотела. Поняв, что единственным решением являлся откровенный разговор, девушка громко позвала мужчину по имени, но никто не откликнулся.
Удивленная, Виктория, встав с кровати, вышла на лестницу и позвала еще раз, но ответом по-прежнему было молчание. И только начав спускаться вниз в гостиную, девушка поняла, что мужчина просто-напросто уснул: со стороны кушетки раздавалось довольно громкое посапывание.
– Ах, ты храпун! – тихо сказала девушка по-русски и подошла к мужчине.
Брюс спал на спине, сложив руки на груди, словно перед тем как уснуть, серьезно рассуждал над какой-то проблемой. Усмехнувшись, Виктория взяла плед, лежавший неподалеку на кресле, и укрыла им Брюса, решив не будить его и дать выспаться.
– Завтра. Мы поговорим завтра, – сказала девушка и, сама не понимая почему, наклонилась и поцеловала мужчину в щеку.
В тот момент она не испытывала к Брюсу никаких враждебных чувств, а только любовь и нежность, а также грусть перед предстоявшей разлукой. Слезы тут же выступили на глаза девушки, и она попыталась проморгать их, но все же пара слезинок скатилась по ее щекам. Сама себя не понимая, девушка чуть ли не бегом бросилась наверх, не в силах больше смотреть на Брюса, успевшего стать таким родным и близким.
Брюс проснулся около девяти утра и, не открывая глаз, решил потянуться, но его руки и ноги тут же уперлись о подушки дивана, немало удивив этим мужчину. Распахнув глаза и оглядевшись, Брюс неожиданно для себя понял, что все еще лежал на диване в гостиной, забытый Викторией и всем остальным миром. Он помнил, что прилег на диван, но ему хотелось верить, что девушка все же разбудила его среди ночи и отвела в спальню. Однако, к его разочарованию, этого не случилось. Встав и взъерошив и так лохматые волосы, мужчина решил подняться наверх, чтобы сходить в душ, переодеться и, конечно, поговорить Викой.
Чувство легкой обиды все еще не покинуло британца, когда он зашел в спальню. Брюс думал, что девушка еще нежится в постели, но она, судя по всему, уже давно встала и сейчас заканчивала накладывать макияж на лицо.
– Доброе утро! – приветливо поздоровалась Вика, повернувшись к мужичине. Стоило тому только преступить порог спальни.
– Привет! – несколько обескураженно ответил Брюс.
– Как спалось внизу?
– Неплохо, но честно говоря, ты могла бы разбудить меня и проводить в спальню.
– Сначала я хотела, но ты так сладко и крепко спал, что я решила просто накрыть тебя и дать выспаться, надеясь, что среди ночи ты сам проснешься и придешь ко мне, – объяснила девушка.
Брюс только пожал плечами и, повернувшись спиной к Вике, стал стаскивать с себя вчерашнюю мятную одежду. Ему не слишком хотелось продолжать эту тему и все, о чем он мечтал на тот момент, так это постоять под струями теплого душа, а после выпить кружку горячего кофе.
Неожиданно для Брюса прохладные нежные руки Виктории обняли мужчину сзади. Девушка прижалась к спине Брюса и легонько поцеловала его между лопаток.
– Ты что, злишься? – тихо спросила она.
– Нет, конечно, – выдохнув, ответил Брюс, обида которого испарилась с поцелуем Виктории.
– Вот и хорошо. Потому что мне совсем не хочется с тобой ссорится.
– Понимаю, – ответил Брюс и, решив, что сейчас, возможно, не самый плохой момент, добавил, – я бы хотел кое о чем поговорить с тобой.
– И о чем же? – удивилась девушка.
– Это серьезный разговор, давай присядем.
Несколько встревоженная таким поворотом дел, девушка отпустила мужчину и отступила на пару шагов назад. Брюс, как был в одних брюках и без рубашки, повернулся к ней. Его лицо и глаза в тот момент выражали любовь и участие, но также и тревогу.
– Что-то случилось? – спросила Виктория, присаживаясь на край кровати.
– Нет. То есть да. Вернее, я даже не знаю, – ответил Брюс, сев рядом.
Он взял руки девушки в свои и, поднеся к губам, нежно поцеловал.
В голове Виктории пронёсся, казалось, миллиард различных мыслей. Девушка не знала, что и думать и к чему готовиться: к тому, что Брюс сейчас порвет их отношения, ничего не объяснив; признается в своей нетрадиционной сексуальной ориентации; или же, что показалось Вике еще хуже, в наличии жены в другом городе.
– Ты мне очень дорога, моя Виктория, и надеюсь, ты это знаешь, – начал он.
«Ох, нет! Понеслось. Опять тоже самое», – подумала девушка и тяжело вздохнула, вспомнив расставание с Кириллом.
– И ты должна понимать, что я беспокоюсь о тебе. Я очень рад, что ты приехала и что у нас установились весьма доверительные отношения, но мне иногда кажется, что ты мне что-то не договариваешь.
– О чем ты? – нахмурившись, спросила девушка, не понимая, куда клонил Брюс.
– Иногда мне представляется, что ты чем-то сильно расстроена и сторонишься меня.
– Ах, ты об этом, – ответила девушка, – ну, тогда ты сам должен понимать, отчего я себя так веду.
После этих слов Виктория высвободила свои руки из рук Брюса, якобы чтобы поправить одежду, но назад их так и не подала.
– Но я не знаю! Я теряюсь в догадках, – честно ответил мужчина.
– Неужели?
– Да. Может быть, я что-то делаю неправильно или говорю так, что ты меня не понимаешь, но все равно это не объясняет твоего состояния по ночам.
– Моего состояния по ночам? – громко спросила Виктория, – о чем ты?
– О твоей недавней истерике и слезах, а потом и об этом, – Брюс осторожно взял девушку за руку и приподнял рукав ее кофты, оголив тем самым руку Виктории со множеством синяков на ней.
– Что? – уже в ярости спросила девушка, выдернув руку и резко встав, – и ты еще смеешь спрашивать меня об этих синяках?
Вика, чьи щеки стали красными, как свекла, гневно смотрела на Брюса сверху-вниз, сверкая при этом глазами, как разъяренная кошка. Она тут же опустила рукав кофты и прижала руку к себе.
– Но почему я не могу знать правду? – растерянно спросил Брюс, не ожидавший такой реакции.
– Какую правду? Ту, что ты просто фрик?! И любишь подчинять себе всех, не считаясь с желаниями других! Такую правду ты хочешь услышать?!
– О чем ты? – спросил Брюс, встав и подойдя к девушке поближе. Виктория же отпрыгнула от него, как от какой-то заразы и с ненавистью в голосе сказала:
– Мне неприятно то, что доставляет тебе столько удовольствия и я рада, что сейчас мы наконец выговорились. Теперь мне стало все ясно.
– Для меня ничего не ясно. Я не оставлял тебе этих синяков. Ты сама нанесла их себе, когда билась в той ужасной истерике в спальне в доме моего отца. Я испугался за тебя и до сих пор боюсь. Если у тебя проблемы со здоровьем или…с психикой, то скажи. Мы вместе справимся с этим.
– Проблемы с психикой? Это ты спятил! Нет у меня никаких проблем с головой, это у тебя что-то не в порядке, – рьяно защищалась Вика, чем вызвала у Брюса очередную мысль о своей легкой невменяемости и истеричности.
Мужчина ничего не ответил, а только серьезно посмотрел на девушку и решил дать ей время успокоиться и перевести дух. Они молча стояли, уставившись друг на друга, как два упрямых барана на шотландском поле: британский бизнесмен и русская красавица. Никто не хотел сдавать позиции и пытаться разобраться в случившемся. Воспитание Брюса не давало ему высказать всего, что он хотел, а шотландская упертость не позволяла ему посмотреть на ситуацию другими глазами и прислушаться к тому, что говорила Виктория.
Вике же мешал ее горький опыт общения с мужчинами, в особенности с Кириллом. Она знала, что мужчины любят оправдываться и сваливать вину на других, и ей совсем не хотелось попадаться на ту же удочку.
– Ладно, – в конце концов, сказал Брюс, сделав перед этим глубокий вдох, – давай, обсудим все чуть позже, когда оба успокоимся. Встретимся на кухне через пятнадцать минут? Я схожу в душ и сразу спущусь.
– Нам нечего больше обсуждать, – ответила Виктория и вышла из спальни, оставив Брюса стоять посреди комнаты в полной растерянности.
– Хорошенькое начало нового дня, – заметил Брюс и, сняв с себя остатки одежды, пошел в ванную комнату.
Он старался не думать о неприятной сцене в спальне, пока мылся и надеялся, что все же сможет спокойно поговорить с Викторией чуть позже. Ее взрыв агрессии немало удивил его, как и то, что она винила его в синяках, оставленных на ее теле. Но это просто неправда! Брюс и пальцем тогда не дотронулся до девушки, а днем на ее теле никаких синяков не было. Значит, только она сама их себе и могла наставить. Причем тут он?! Это мужчина никак не мог взять в толк, как и то, почему Виктория назвала его «фриком». Чем он это-то заслужил? Вроде бы обращался с ней, как с принцессой, а тут на тебе и «фрик».
В глубине души он понимал, что этот первый серьезный конфликт с Викторией может положить конец их отношениям, но с другой стороны оставлять некоторые вещи недосказанными он не хотел. Надеясь, что решение все же найдется, и они вновь скоро станут счастливой парой, Брюс вышел из душа и, переодевшись в чистые джинсы и футболку, направился вниз.
Снизу доносился потрясающе бодрящий запах кофе, но зайдя в гостиную, он увидел только одну кружку, стоявшую перед Викторией. Сама девушка отстранённо смотрела в окно, словно мужчины в комнате и вовсе не было. Обычно она всегда заботливо делала кофе и для Брюса, но на этот раз, видимо, оказалась к этому не расположенной.
Решив не возиться с кофеваркой, Брюс поставил чайник и насыпал в кружку побольше растворимого кофе, надеясь, что это хоть немного взбодрит его и прояснит мысли. Пока он делал себе кофе, девушка упрямо молчала. Брюс не хотел начинать разговор, но понимал, что скорее всего ему придется это сделать.
Сев напротив девушки, он сказал:
– Виктория, прошу, не веди себя так, словно все что между нами было ничего для тебя не значит. Если я повел себя не так, как ты хотела, то прости меня. Я не могу не беспокоиться за тебя, ты мне стала дорога.
– Неужели? – с издевкой в голосе спросила Виктория, переведя взгляд с пейзажа за окном на мужчину, – и когда ты это понял? Когда брал меня против моей воли?
– О чем ты? – опешив, спросил Брюс.
– Ты знаешь, о чем я. Зачем ты упираешься?
– Я? – все также растерянно спросил Брюс.
Виктория глубоко вздохнула и на этот раз медленно и спокойно, как говорила бы с ребёнком, сказала:
– Послушай, если тебе нравится такой вид любви, то в этом нет ничего дурного. Просто это не для меня. Тебе следовало предупредить меня изначально, тогда все стало бы проще. Я не держу на тебя зла, но и не вижу смысла продолжать отношения, точно ничего не случилось. И мне не хочется жить в постоянном страхе, что ты можешь сделать что-то такое, что мне не понравится или же причинит мне боль.
– Вики, Господи, о чем ты, милая? – британец смотрел на нее расширенными от удивления глазами, – я совсем не понимаю тебя. Какой еще вид любви? Что я сделал не так?
Девушка только вздохнула. Она думала, что Брюс просто не хотел признаваться ей в своей склонности к мазохизму и, возможно, даже стеснялся самого себя и своих желаний. Хоть вчера вечером Виктория и надеялась, что их отношения могут выстоять и иметь продолжение, теперь же она понимала, что в очередной раз ошиблась и зря пошла на поводу у своих чувств. Во многом оказались правы ее знакомые, предупреждавшие о странностях иностранных мужчин и об их необычных пристрастиях в постели и соответствующих требованиях от русских девушек и жен.
– Я ведь ни разу тебя пальцем не тронул, если ты сама этого не хотела. А если что-то и случилось между нами против твоей воли, то ты могла сказать. Я бы сразу прекратил. И ты не права, я никогда не оставлял тебе синяков и мне совсем не понравится, если я или кто-либо другой причинит тебе боль, – попытался оправдаться Брюс, огороженный словами Виктории.
– Да не уж то?
– Вики, с тобой точно все в порядке? Ты от меня ничего не скрываешь? – осторожно спросил мужчина, все же склоняясь к мысли о психическом расстройстве девушки. Вероятно, этим и вызваны ее настойчивые обвинения в его адрес, не имевшие под собой основы. Его опасения на счет непредсказуемого поведения девушки оказались отчасти оправданы. Пусть Виктория и не жаждала денег и переезда заграницу, но зато у нее с головой не все в порядке, раз она не помнит, как сама наносила себе синяки, а также клевещет на него. «Моя прекрасная и безумная Вики», – с любовью подумал Брюс, не желая отказываться от девушки, несмотря ни на что. «Пусть она со странностями, но нет проблем, которые мы бы не смогли решить».
– Ладно, Вики, неважно. Давай допьем кофе и прогуляемся. У нас обоих нервы на переделе, и мы сейчас только делаем друг другу хуже этим нелепым разговором, – предложил Брюс.
– Хорошо, – согласилась Вика, – но сначала мне бы хотелось купить билет в Россию, – холодно ответила Виктория, все уже для себя решившая.
– Билет? – удивился Брюс и в душе у него все похолодело. «Она хочет уехать», – понял он.
– Да, мне нужно домой.
– Что-то случилось в Санкт-Петербурге? Что-то с твоими родителями? – спросил Брюс, надеясь услышать, что угодно, но только не то, что она навсегда покидает его.
– Нет, слава Богу, с ними все в порядке. Мне просто нужно уехать домой, – ответила Вика, все же сохранившая фразу «ошибкой было приезжать сюда» при себе.
– Но ты ведь вернешься? Это на время ты уезжаешь, не так ли?
– Не знаю, Брюс. Я не хочу тебе врать.
Какое-то время они оба молчали. Потом Брюс встал и подошел к своей дорожной сумке, все еще стоявшей возле входной двери. Достав оттуда лэптоп, он вернулся на свое место и включил компьютер.
– На какое число ты хочешь билет? – с хрипотцой в голосе спросил он.
– Как можно раньше. Желательно на завтра, – так же хрипло ответила Виктория, до которой только в тот момент дошло, что она делала: она навсегда покидала мужчину, которого успела полюбить.
– Завтра в семь вечера из Хитроу подойдет? – спросил Брюс, продолжая смотреть на экран компьютера, не поднимая глаз на Викторию. В его душе все просто кричало и умоляло его отложить лэптоп в сторону, встать на колени перед девушкой и слезно умолять ее остаться, но гордость и понимание того, что «насильно мил не будешь» останавливали его. Если он так ей противен, то какой смысл стараться задержать ее? Нет, он никогда так не сделает. Виктория вольна поступать, как считает нужным.
– Да, – тихо ответила Виктория, – только объясни, как туда добраться.
– Не переживай. Я отвезу тебя, – достав из кошелька, лежавшего на журнальном столике, кредитную карту, Брюс ввел ее данные на сайте покупки билетов Британских авиалиний, после чего холодно сообщил Вике, – готово: билеты куплены.
– Спасибо, – поблагодарила Виктория, но с места не сдвинулась.
– Что ж, не стану тебе мешать. У тебя наверняка много дел на сегодня.
Сказав это, Брюс встал с дивана и пошел в коридор.
Девушка слышала, как мужчина одевался и искал ключи от машины, а потом только тихий хлопок дверью сообщил ей о том, что Брюс оставил ее одну. Оказавшись в полном одиночестве в чужом доме и более того в чужом городе и стране, девушка наконец дала волю слезам, потоком хлынувшим из ее глаз.
– Господи, я ведь люблю его, – шептала девушка сама себе, – и почему все так получилось? Почему я не заслуживаю счастья? – причитала она, свернувшись калачиком на диване.
Прошло некоторое время, пока слезы Виктории иссякли, и девушка немного пришла в себя. Ее опухшие глаза болели и с трудом видели, а ноги слегка дрожали, когда она поднималась на второй этаж, чтобы собрать свои вещи. Сначала она хотела предупредить родителей о своем возвращении, но предчувствуя ряд вопросов, решила отложить этот разговор на потом и сообщить о своем приезде уже из Питера.
«Моя сказка подошла к концу, как прекрасный сон, в который так хотелось поверить. Пора возвращаться в реальность», – рассуждала девушка, доставая свой чемодан, находившийся до этого в шкафу.
В чемодан отправились все ее старые, а также приобретенные в Англии вещи и те немногие сувениры, что она успела купить. Виктория не планировала уезжать так рано и думала, что еще успеет прикупить подарков родным. Теперь же времени у нее не оставалось, а ходить по магазинам в данный момент ей вовсе не хотелось. Чего уж там, девушка мечтала только о том, чтобы скорее наступило завтра и самолет приземлился на ее родной земле, оставив Туманный Альбион далеко позади.
Аккуратно сложив одежду, Виктория перешла к туалетному столику, чтобы собрать всю стоявшую на нем косметику, но тут увидела браслет, подаренный ей Брюсом, и застыла на месте, глядя на изящную вещицу, которую она сняла с себя вчера вечером перед сном. С одной стороны, ей ужасно хотелось оставить украшение с мужчиной, но с другой, что-то толкало ее на то, чтобы побыстрее бросить браслет в косметичку и увезти с собой в Россию. По непонятным для самой себя причинам Вика ощущала некую связь с браслетом, словно он стал частью ее, пусть и не самой лучшей, со своими темными тайнами прошлого, но тем не менее теперь он принадлежал ей и никому больше. Она понимала, что не станет носить его каждый день, но одно сознание того, что украшение рядом, делало бы ее в какой-то мере счастливой.
– Нет, я не могу его взять, – сказала Виктория, – так же, как не могу принять и кольцо.
Девушка тут же сняла кольцо, подаренное Брюсом, и положила его на столик рядом с браслетом. Удивительно, но с кольцом она не ощущала такой же близости, как с браслетом, несмотря на то, что оно должно было значить для девушки гораздо больше.
Не желая больше смотреть на ювелирные изделия, Виктория отвернулась от туалетного столика и продолжила сбор чемодана. Ей во что бы то ни стало хотелось отвлечься на что-то, только бы не думать о Брюсе и случившемся.
Собрав все вещи, Виктория оглядела комнату в поисках чего-либо, оставленного ею, но не увидев ничего подобного, вздохнула с облегчением. Посмотрев на часы, она поняла, что потратила не так уж много времени и впереди еще целый день: стрелки часов едва перешли за двенадцать часов дня. Не зная, что делать дальше, Виктория решила навести порядок в доме. Она понимала, что это выглядело ужасно глупо и неразумно с ее стороны: делать уборку в доме у уже бывшего партнера, но Виктория не могла с собой ничего поделать. Она просто не привыкла оставлять помещение после себя неприбранным. Найдя все принадлежности для уборки, а также домашнюю химию, девушка закатила рукава и принялась усердно вытирать пыль со всех поверхностей, до которых могла дотянуться, пылесосить ковры, мыть полы, а также кафель в ванной комнате и перемывать и без того чистую посуду.
«Неплохо бы еще и постирать, – подумала слегка уставшая Вика, когда только отложила швабру и поставила пылесос обратно в кладовку под лестницей, – но это уже слишком. Пусть сам возится или же попросит свою домработницу».
Уборка забрала еще два с половиной часа, что приятно порадовало Викторию, на тот момент более-менее успокоившуюся. Однако стоило ей простоять в холле пять минут, оглядываясь по сторонам и оценивая свою работу, как грустные и сбивчивые мысли вновь начали приходить к ней в голову. Оставаться в доме ей больше совсем не хотелось, да и делать там было нечего, поэтому, накинув теплое пальто и надев кожаные полусапожки, Виктория вышла на улицу.
Ее не волновало, что лицо ее выглядело все еще красным после слез, глаза сильно опухли, а волосы сбившимися патлами спадали на лицо. Нет, в тот момент ей лишь хотелось оказаться подальше от этого дома и воспоминаний, связанных с ним. Не беспокоил девушку и легкий, но промозглый дождь, начавший моросить, стоило ей только выйти из дома.
Виктория сама не знала куда идет и сначала шла просто прямо, как после расставания с Кириллом, но очень скоро поймала себя на мысли о том, что она все же находится в чужой стране и найти помощь случись что тут может оказаться не так-то уж просто. Остановившись и оглядевшись по сторонам, девушка поняла, что находилась рядом с домом-музеем дочери Шекспира, совсем недалеко от церкви и прекрасного парка с ивами, ветви которых доставали до самых вод реки Эйвон. Виктория сбавила темп и медленно побрела к церкви, желая немного побродить в тихом парке, и если найдется скамейка под деревом, то посидеть на ней и в последний раз взглянуть на живописный городок.
Все усиливавшийся дождь разогнал всех туристов и местных жителей, так любивших гулять вдоль реки и, оказавшись возле церкви, Виктория поняла, что рядом никого нет. Это даже обрадовало девушку, в тот момент желавшую остаться наедине с собой. Пройдя через церковный двор и стараясь не смотреть на навевавшие грусть старые, изъеденные временем и непогодой каменные надгробия, Виктория вышла к реке и направилась к скамейке, стоявшей прямо под раскидистым дубом.
Сиденье скамьи, несмотря на некоторое укрытие от дождя, все же оказалось слегка мокрым, но девушку это совсем не беспокоило. Сев, она откинулась на спинку и уставилась в даль, словно впав в транс. Ее разум наконец отчистился от навязчивых мыслей о Брюсе, и девушка глубоко вздохнула. Когда-то в юности Виктория пробовала медитировать и полностью останавливать внутренний разговор у себя в голове, но так толком и не научилась ни первому, ни второму. Все время что-то настойчиво внедрялось в расслабленный разум девушки, уводя ее от безмолвного спокойствия и тишины. Теперь же сидя на скамейке возле церкви, Виктория ощутила некий внутренний полет, как если бы ее душа на некоторое время вырвалась из оков тела и воспарила вверх. Чувства облегчения и свободы вдруг снизошли на нее, словно дверь, которую так долго держали на замке, в конце концов широко распахнулась, позволив свежему ветру ворваться внутрь. Так и случилось с Викторией: в один момент она почувствовала небывалый подъем, приятную пустоту и расслабленность, а в другой неожиданно поняла, что в ее разум пытается проникнуть что-то совсем другое, что-то темное и зловещее, все это время находившееся где-то поблизости. Девушка ощутила, как чьи-то невидимые руки сомкнулись у нее на шее и начали душить ее. Хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, Виктория пыталась избавиться от рук душителя, но не могла, ведь никто на самом деле не держал ее, хоть хватка при этом не становилась слабее. Понимая, что сейчас потеряет сознание, Виктория, не отдавая себе в этом отчета, начала шептать молитву, совсем как в тот раз в спальне в Шотландии, только на этот раз ее сбивчивое хриплое бормотание не помогло: что-то по-прежнему стискивало тонкую шею девушки. Когда в глазах у Вики потемнело, она вдруг почувствовало прикосновение к своему плечу, при этом тиски на шее тут же куда-то исчезли, и девушка смогла сделать вдох, обжегшей ее горло и заставивший зайтись в кашле. Руку с плеча так и не убрали и, обернувшись, Вика увидела, что коснувшаяся ее кисть затянута в черную перчатку и принадлежала высокому и худощавому седовласому человеку лет пятидесяти с тревогой смотревшему на нее.
– Вам нехорошо? Мне как-то помочь вам? – вежливо поинтересовался он.
Вика в тот момент еще не могла говорить и только покачала головой. Она была рада этому возникшему из ниоткуда незнакомцу, спасшему ее от возможной смерти.
– У вас приступ астмы? Может, вызвать скорую? – не унимался мужчина, обошедший к тому времени скамейку и стоявший напротив девушки.
– Нет, – наконец прохрипела Виктория, – все хорошо. Спасибо.
– Вы совсем промокли. Уж не подхватили ли вы простуду? У вас есть куда идти?
Видимо, из-за жалкого и испуганного вида девушки, а также ее промокшей к тому времени одежды, прохожий принял ее за бездомную.
– Да, я только отдышусь немного и пойду домой. Здесь недалеко, – сказала Вика, но слова дались ей с трудом.
– Может быть, выпьете пока чаю? Я живу совсем рядом. Заодно согреетесь и обсохните, а к тому времени и дождь пройдет, – предложил мужчина.
Виктория с недоверием посмотрела на него и снова вспомнила все предостережения ее близких о том, чтобы она не смела идти на встречи с незнакомцами и уж тем более заходить к ним в дом.
– Спасибо, но не стоит беспокоиться, – ответила она, решив, что лучшим для нее окажется просто побыстрее покинуть этот парк и отправиться домой к Брюсу.
«А что, если он уже вернулся? – пронеслось в голове у девушки, – не хочется мне сейчас сталкиваться с ним».
– Извините, я забыл представиться. Я местный викарий Джеймс Робертс. Я как раз прибирал в церкви, когда увидел, как вы шли к скамейке. Еще подумал, что в такую погоду только весьма отчаянные особы могут совершать прогулку, а когда я уже закрыл двери церкви и направлялся домой, то заметил, что вы задыхаетесь, и решил помочь.
– За что я вам очень благодарна, – искренне поблагодарила его Виктория.
– Возможно, вы все же согласитесь на чашку чая? Мой дом вон там, – указал мужчина на симпатичный рядный домик, находившийся в примерно пятистах метрах от церковного парка.
Сама не понимая почему, но Вика начала испытывать симпатию к этому невзрачному, но судя по всему, доброму человеку и, подумав несколько секунд, согласно кивнула. Не похоже, чтобы мужчин врал, к тому же, приглядевшись, девушка заметила на нем характерный для священнослужителей Англии воротничок.
– Вот и отлично, – викарий протянул девушке руку и она, опершись о нее, встала и последовала за мужчиной.
– У меня нет с собой зонта, а не то обязательно одолжил бы вам, – сказал Джеймс.
– Ничего страшного. Я и так уже мокрая с головы до ног.
– У вас интересный акцент. Откуда вы? – поинтересовался священник и с любопытством посмотрел на девушку.
– Из России.
– Из России? Вот это да! Всегда интересовался этой страной. У вас так много прекрасных писателей и поэтов: Пушкин, Достоевский, Толстой. А сколько художников и работников балета!
– А вы неплохо осведомлены о моей стране, – ответила Виктория, удивившись интересу мужчины к русской культуре. За свое пребывание в Великобритании она не так часто встречала людей, знавших о России что-либо кроме «вечной зимы», «медведей», «русской мафии» и «матрешек».
Путь до дома викария занял совсем немного времени и, подойдя к входной двери, мужчина несколько замешкался в поисках ключа, по забывчивости положенного в нагрудный карман черного жилета, а не в задний левый карман брюк.
– Дамы вперед, – сделал пригласительный жест священник, открыв дверь и пропустив Вику вперед.
Домик викария оказался очень просто, но весьма уютно обставлен. Современная техника, как дома у Брюса, отсутствовала, но в то же время и запустения, как у Эвана, не наблюдалось. На подоконниках стояли глиняные горшки с цветами, на окнах висели кружевные шторки, а деревянный пол покрывали ковровые дорожки, почти как в некоторых российских квартирах, где приходилось бывать Вике. Показавшаяся ей в чем-то родной и близкой обстановка дома тут же расположила девушку к себе, и Виктория перестала беспокоиться о том, что зашла в дом к совершенно незнакомому человеку.
– Присаживайтесь возле радиатора, я сейчас его включу, а пальто давайте повесим над электрическим камином, – предложил мистер Робертс, как только они прошли в гостиную, обстановку которой, не считая обогревателя и электрического камина, встроенного на место настоящего, составляли только два старых кресла, журнальный столик и шкаф с книгами.
Вика села в одно из кресел и вытянула ноги поближе к начинавшему разогреваться радиатору.
– Как хорошо, – в блаженстве сказала девушка, – спасибо вам!
– Пустяки! Желаете чаю? – поинтересовался Викарий.
В любом другом случае Виктория постеснялась бы соглашаться еще и на чай, но в тот момент ее недавно сдавленное кем-то или чем-то горло саднило так сильно, что она не устояла и с радостью приняла предложение викария, поспешившего тотчас на кухню.
Пока мужчина заваривал чай, девушка наконец задумалась о том, что произошло с ней буквально несколько минут назад. Сидя в небольшой гостиной викария, она не ощущала страха, а только какую-то непонятную ей самой растерянность и беспомощность. Словно глубоко в душе она прекрасно понимала, что к чему, но пока что не могла в этом разобраться.
Размышления Вики прервал улыбавшийся викарий, принесший в гостиную две кружки горячего чая. Вика тут же потянулась за напитком, но тут заметила, что в обе порции мужчина добавил молока. Помедлив несколько секунд, девушка все же взяла кружку и сделала пару глотков. Непривычная на вкус теплая жидкость показалась на этот раз не такой противной, как обычно (Вика несколько раз до этого пробовала чай с молоком по совету Брюса, но каждый раз только разочаровывалась в этом напитке), или, возможно, девушка слишком замерзла и перенервничала, чтобы обращать внимания на такие мелочи.
– Все в порядке? Вы выглядите несколько растерянной, – поинтересовался священник, сев в кресло напротив.
– Все хорошо. Просто я не привыкла пить чай с молоком, – честно ответила девушка.
– Ах, вот оно что! Я как-то не подумал. Давайте, принесу вам новую кружку.
– Нет-нет. Не стоит беспокоиться. Сейчас я могу пить чай в любом виде, главное, чтобы он был теплым.
Викарий усмехнулся и сам сделал несколько глотков чая. Морщинки вокруг карих глаз придавали его лицу мягкое и доброе выражение, а приподнятые уголки рта наводили на мысль о добродушном и веселом нраве этого англичанина.
– Не знаю, как вы, а я жутко устал после Рождества, – решил начать разговор Джеймс.
– Представляю, у вас ведь столько работы в эти дни.
– Да, разумеется. А ваше Рождество ведь в январе, если мне не изменяет память?
– Верно. Вы первый человек из тех, кого я встретила в Англии, кто знает об этом, – заметила девушка.
– Ну, мне положено по статусу. Это ваше первое Рождество в Англии?
– Да, правда, отмечали мы его в Шотландии. Только вчера вернулись.
– До Шотландии путь неблизкий, да и с погодой там похуже. Снег не помешал?
– Нет, нисколечко, – ответила Виктория и тут же замолчала, вновь предавшись воспоминаниям.
– Вы так и не сказали, как вас зовут, – после нескольких секунд молчания напомнил священник.
– Виктория. Меня зовут Виктория.
– Очень приятно. А могу я узнать, Виктория, как вы оказались у нас в городе? Да и вообще, что вас привело в Англию? Простите, если мои вопросы бестактны и, если не хотите, можете не отвечать. Просто я всегда отличался любопытством.
– Все в порядке, не беспокойтесь, – успокоила мужчину Вика, – в моем пребывании здесь нет никакой тайны. Мой…молодой человек живет здесь. Я приехала навестить его, и мы вместе отпраздновали Рождество в Шотландии.
– Ох, как здорово! Я могу его знать?
– Понятия не имею, но не думаю. Он совсем не религиозный, да и живет здесь всего несколько лет. Его зовут Брюс Бухан.
– Хм…что-то знакомое, – задумчиво произнес священник, – впрочем, неважно. Надолго вы у нас?
– Завтра уезжаю домой.
– Понятно. Если вы, когда вернетесь, захотите навестить меня в церкви, я буду только рад, – предложил мистер Робертс.
– Вряд ли это возможно, – с грустной усмешкой ответила Виктория.
– Почему же? Если вы переживаете из-за конфессии, то не стоит. Я весьма толерантен в этом вопросе. У меня много друзей принадлежащих к другим вероисповеданиям: исламу, индуизму, буддизму и атеисты есть…
– Дело не в этом, – перебила его девушка, – а в том, что я больше сюда не вернусь.
Сказав это, девушка опустила голову и замолчала. Ей хотелось разрыдаться, но она изо всех сил сдерживала эмоции, понимая, что не к чему загружать ими совершенного чужого и незнакомого ей человека.
Какое-то время священник молчал, а потом, отставив кружку с чаем на столик, протянул руку к девушке и накрыл своей ладонью кисть ее руки.
– Ну-ну, не переживайте так. В жизни всякое бывает, а пути Господа, как вы сами наверняка знаете, неисповедимы.
Виктория кивнула, но ничего не ответила. Тогда викарий, подвинув свое кресло ближе к креслу девушки, обратился к ней еще раз.
– Отношения между мужчиной и женщиной не всегда полны радости. Случаются и моменты грусти, обиды и даже боли, но поверьте моему опыту (я ведь сам был когда-то женат) через все трудности можно пройти, если поддерживать друг друга и не сдаваться. Но это при условии, что оба человека любят друг друга, а коли любви нет, то и продолжать, конечно, не стоит.
– Ох, если бы я только его не любила, – наконец сказала Виктория и слезы, так долго сдерживаемые, потекли у нее из глаз, – тогда все было бы легче. Сейчас же у меня словно что-то разрывается в груди, от боли. Но я должна уехать, другого выхода я не вижу.
– Возможно, вы не там ищите выход? Вы пытались поговорить с ним?
– Конечно! Это-то все и решило. Он не тот, за кого себя выдавал, совсем не тот. Да что там, я боюсь его.
– Боитесь? Он с вами плохо обращался? – с тревогой в глазах спросил священник и протянул девушке носовой платок.
Вытерев слезы, Вика ответила:
– И да, и нет. Сама не пойму. Я уже ничего не понимаю. Даже то, что сейчас случилось в парке, когда мне стало нечем дышать. Я словно сума схожу.
– Вам нужно выговориться, а я умею слушать, как никто другой, и обещаю, что все останется в этой комнате и никогда не выйдет за ее порог.
Девушка посмотрела на Джеймса и почувствовала, что он говорил правду. Терять ей было все равно нечего, а поговорить с кем-то, кто не стал бы осуждать ее или же тут же поливать Брюса грязью, ей действительно хотелось. Возможно, викарий смог бы дать совет или же хотя бы посочувствовал ей и подтвердил бы, что решение об отъезде, принятое девушкой, единственное правильное в данной ситуации.
Дождь все не переставал барабанить по окнам дома, а глухие порывы ветра завывали на улице, словно голодные собаки. Слова лились из Виктории, как из рога изобилия, и без прикрас и излишних преувеличений она рассказала викарию всю историю ее отношений с Брюсом, как ее помнила, начиная с их неожиданной встречи в Санкт-Петербурге. Все это время Джеймс Робертс слушал ее не перебивая, даже не задавая уточняющих вопросов. В какой-то момент девушке даже показалось, что мужчина задремал, но подняв глаза она встретилась с серьезным и сосредоточенным взглядом священника, который не отрываясь смотрел на девушку. Смутившись, Вика вновь опустила голову и продолжила говорить, желая тем самым избавиться хотя бы от части негатива, накопившегося у нее в душе.
Когда история подошла к концу, Вика почувствовала, как с ее плеч словно бы упал неимоверно тяжелый рюкзак, наполненный различными тяжкими думами, переживаниями, обидой и болью. Она даже физически почувствовала себя лучше и, распрямившись в кресле, сделала глубокий вдох. Джеймс все молчал, но теперь он уже не смотрел на Вику, а наблюдал за оранжевым пламенем искусственного камина.
– Весьма печальная история, – наконец сказал он, – и крайне таинственная.
– Таинственная? – удивилась Вика.
– Ну да, разве вы сами этого не видите?
– Если честно, то нет.
– А как же жуткая история той родственницы вашего партнёра, темная тень, что вы видели, невидимая сила, одолевшая вас на скамейке?
– Ах, вы про это, – сглотнув, сказала девушка и уже менее уверенным тоном продолжила, – что касается происшествия на скамейке, то думаю, что на меня накатил приступ паники, плюс усталость и холод одолели меня. В общем, все в месте. Я читала, что в моменты стресса человеческий организм может преподносить сюрпризы разного рода, в том числе и малоприятные. Тень в спальне, думаю, просто приснилась мне, а что касается несчастной родственницы, то это всего лишь грустное семейное предание. Я ведь даже не знаю, случилось это на самом деле или нет.
– Вы размышляете весьма трезво, логично и по-современному, – усмехнулся Джеймс, – молодости присущи такие умозаключения, но мне, как человеку более зрелому, кажется, что все тут не так просто, как вам видится.
– О чем вы? – спросила удивленная Вика.
– Была у меня одна прихожанка. Славная женщина. Бедняжке не повезло, и она рано овдовела. После смерти мужа стала часто ходить в церковь, вся ушла с головой в религию, а про дитя свое почти забыла. Крошке тогда только стукнуло три года. Сначала они вместе ходили на службы, а потом я стал видеть ребенка все реже и реже, зато мать заходила в церковь почти каждый день. Она все словно пыталась мне что-то сказать, только я, дурак, не мог этого разглядеть, а у нее, видимо, смелости не хватало начать разговор. Вскоре она пропала и не появлялась у меня несколько дней, что меня сильно удивило. Помню, я тогда еще подумал, что они уехали к родственникам. Однако вскоре мне позвонили из полиции и попросили явиться в участок. Та женщина уже несколько дней находилась под арестом… за убийство своего же ребенка. Я как узнал об этом, так чуть на пол не рухнул прямо перед следователем. Может быть, она и не являлась идеальной матерью, но чтобы убить свое дитя? Я в такое просто не мог поверить. Мне сказали, что ребенка обнаружили утопленным в ванной, а на теле нашли следы от побоев. Бедная кроха!
– Я немного не понимаю, зачем вы мне это рассказываете? – спросила встревоженная Вика, которой вовсе не хотелось выслушивать очередную неприятную историю. Хватало и семейных преданий семьи Бухан.
– Дело в том, что та женщина попросила полицию связаться со мной, чтобы исповедаться. Когда я зашел к ней в камеру, то просто не узнал ее. Передо мной явно был другой человек: вместо тридцатилетней женщины на узкой кровати сидела старуха: волосы седые, все лицо в морщинах, кожа желтая, как папиросная бумага. А худая какая! Она посмотрела на меня умоляющими глазами и начала рыдать и причитать, что она ничего плохого своему ребенку не делала и ни за что в жизни не сделала бы. Я тогда спросил, если не она, то кто, и говорила ли она об этом с полицией. Женщина покачала головой и сказала, что те все равно не поверили бы, ведь ребенка убил его отец. Я решил, что она умом тронулась, раз на покойника клевещет, но после услышанного в той камере засомневался. Женщина рассказала, что после похорон ее покойный муж начал захаживать к ней. Сначала не часто, может, раз-два в месяц, потом чуть ли не каждую неделю, а перед трагедией почти каждый день. Когда это только началось, он приходил к ней во снах весьма фривольного содержания. Бедняжка думала, что просто сильно тоскует по мужу, но потом как-то среди ночи услышала шаги на лестнице, только на ней никого не оказалось, а шаги все же раздавались и как дошли до ее кровати, так кто-то невидимый набросился на нее. В ту ночь она не видела с кем занималась любовью, но во снах до этого четко различала своего супруга.
Ее дочка тоже начала чувствовать неладное: то расплачется просто так, то зайдется в жуткой истерике и все смотрела на кого-то или на что-то, так что даже глаз не отводила, но матери упорно не говорила, что видела. Когда та ее спросила, не папу ли она видела, то дочурка испуганно глянула на мать и прокричав «Нет», снова захныкала.
Ночные визиты все продолжались, но женщина перестала получать от них удовольствие. Она призналась, что сильно боялась призрака своего покойного мужа: просто трепетала от звуков его шагов или холодного дыхания, обдававшего ее лицо, когда он на нее забирался. Да и соития их стали жестокими и болезненными для нее. Она шептала, просила, умоляла, чтобы он покинул ее, но ничего не помогало. Тогда-то она и зачастила ко мне в церковь. Думала, что молитвы помогут, но становилось только хуже. Помимо того, что он ее тело использовал, так он еще и бить ее начал. Она, конечно, не видела, как призрак наносил удары, но боль от них ощущала, а на утро синяки напоминали ей, что произошедшее накануне сном отнюдь не являлось. Она хотела рассказать мне уже тогда о своей беде, но стеснялась. Думала, что я ее за сумасшедшую приму. Что ж, возможно, тогда так бы и случилось.
Викарий замолчал на некоторое время, задумавшись, но, прочистив горло, продолжил:
– Потом она и на дочке синяки увидела. Пыталась узнать, как та их получила, но малышка упорно молчала и только мочиться во сне начала. Видимо, боялась чего-то каждую ночь. Моя прихожанка что только не перепробовала, чтобы избавиться от непрошенного и уже опасного гостя: и святой водой окропляла дом, и кресты везде навешала, и даже пробовала не спать ночами, а сидеть рядом с кроваткой ребенка, но наутро все равно просыпалась у себя в постели избитая и уставшая, а дочка вся зареванная лежала в своей кроватке и никак не хотела говорить, что ее так напугало. Тогда не посоветовавшись со мной, о чем она позже очень сожалела, женщина решила пригласить в дом медиума, об услугах которого узнала из рекламы в газете. Приехал мужчина, походил по дому, посмотрел на фотографию ее мужа и сказал, что ничего толком не чувствует, но сеанс проведёт. Она ему не сказала, что на самом деле происходило по ночам, только намекнула, что ощущает присутствие мужа в комнатах, а также слышит чьи-то шаги.
Вечером медиум пытался связаться с духом ее покойного супруга, держа в руках его рубашку, но ничего не получилось, как бы тот ни старался. В итоге он даже плату с женщины не взял и уже хотел покинуть ее дом, как вдруг резко остановился у порога, словно почувствовал что-то неладное. Обернувшись, он уставился на лестницу, ведущую на второй этаж и так стоял некоторое время, как изваяние, не двигаясь, не произнося ни слова и едва дыша. Когда хозяйка дома спросила его, все ли в порядке, тот только безумными глазами посмотрел на нее и сказал, что он ей помочь не в силах. Ничего не объяснив, мужчина пулей выбежал из ее дома, оставив бедную женщину стоять в растерянности. Уж не знаю, что он там такого увидел, но в ту ночь и произошла трагедия. Женщина хотела погреться в теплой воде и набирала себе ванну. Она уже думала залезть в нее, как вдруг услышала крик из комнаты ребенка и помчалась туда в чем мать родила. Стоило ей забежать в детскую, дверь за ней захлопнулась и, как ни пыталась она ее открыть, так и не сумела, словно что-то тяжелое подпирало дверь снаружи. Детский крик все продолжался, но теперь уже в коридоре. Мать ребенка, волнуясь за него, хотела вылезти через окно, чтобы попасть в дом, но кто-то нанес ей удар по голове, и она рухнула на пол. Там ее и нашел курьер, принесший посылку. Подъехав к дому, он увидел, что входная дверь распахнута настежь, и решил зайти. Парень думал, что в доме побывали воры, но бардака присущего кражам или взломам не заметил, поэтому он, зовя хозяев, поднялся наверх. Сначала зашел в ванную, расположенную прямо рядом с лестницей, где к своему ужасу увидел избитую, утопленную маленькую девочку, а потом рискнул открыть дверь в комнату напротив, где обнаружил скрюченную, голую женщину, лежавшую у двери без сознания. Парень вызвал полицию и те, не став разбираться, обвинили во всем мать, которая из-за шока не могла ничего возразить и только смотрела на всех круглыми от ужаса глазами. Я, конечно, принял ее историю за плод больного воображения, но все же спросил, посещал ли ее супруг теперь, на что та ответила, что его визиты после гибели их дочери прекратились. Посоветовав ей рассказать все, что она поведала мне, полиции, я ушел. В ту ночь я не спал, все ворочался и думал о бедняжке, а наутро мне позвонил участковый и сообщил, что женщину нашли мертвой в камере: сердечный приступ.
Викарий вновь смолк и Виктория, на которую эта история произвела крайне неприятное и пугающее впечатление, осмелилась спросить:
– Это все, конечно, очень печально и страшно, но только я не пойму, какая тут связь с тем, что произошло у меня с Брюсом?
– После похорон обеих я пытался связаться с медиумом, телефон которого мне дал знакомый полицейский. Полиция ведь проверила все телефонные звонки женщины на накануне убийства ребенка. Только тот мне сразу сказал, что медиум не причастен к преступлению и весь вечер провел в пабе в нескольких милях от дома погибших, а напившись, отправился к своей подружке, которая и приютила его на ночь. Все соседи в округе подтвердили этот факт, так как парень вел себя крайне шумно. Да и вообще, по словам полиции он был всего-навсего шарлатаном, зарабатывавшим деньги на слабостях несчастных людей. Я решил позвонить ему, но тот, услышав, кто я и по какому делу звоню, сразу положил трубку, но через пару дней он сам пришел ко мне в церковь. Весь бледный и дрожащий, парень попросил, чтобы я защитил его ото зла. Я помолился вместе с ним, а после отвел к себе в комнату, где и услышал, что муж погибшей женщины не причастен к смерти ребенка и дух его давно уже перешел в другой мир, а в наш не приходит и вряд ли когда-либо наведывался. А вот некая злая сила действительно атаковала ту женщину и дочь ее убила именно она, а не родная мать ребенка, и теперь это зло ходит и за ним. Он не знал, кто это или что это. Только видел жуткие черные очертания человеческой фигуры, от которой веяло злом и ненавистью. Каким-то образом она оказалась связана с моей прихожанкой и ее дочерью.
Я не знал, что и думать. Я верю в Бога, но во всякую чертовщину вроде призраков или полтергейста не особо. Сам я с подобным ни разу не сталкивался и, надеюсь, не придется. Мы еще немного поговорили с медиумом, я дал ему Библию, указал некоторые стихи, которые следовало читать в моменты страха или отчаянья, но в то же время посоветовал проверить нервы у специалиста. Ведь могло случиться и так, что он по каким-то причинам принял вину за смерть матери и дочери на себя.
Вскоре парень пропал. Я позвонил ему через несколько дней, но его сосед по дому сообщил, что тот уехал в Девон к матери, чьих контактов он не знал. Так я и не сумел разобраться во всей этой истории и до сих пор отчасти чувствую себя виноватым в том, что произошло с женщиной и ее малюткой, но мне также неспокойно и за медиума. Почему я тогда не настоял на том, чтобы поглубже разобраться во всем произошедшем? Или, возможно, следовало пригласить его пожить у себя? Вполне вероятно, это могло помочь. Мое недоверие и неверие в сверхъестественное помешали мне помочь человеку.
– Почему вы так в этом уверены? Вы знаете, где этот молодой человек сейчас? – спросила Виктория.
– Нет. Он словно пропал. Мой знакомый полицейский не смог помочь, потому что никакой матери в Девоне, как выяснилось, у парня не было, и куда он тогда уехал никто не знает.
– Да, загадочная история, – согласилась Виктория, до сих пор толком не понявшая зачем викарий рассказал ей все это.
– Это точно. Я поведал вам ее потому, что она чем-то походит на вашу, а я не хочу, чтобы вы совершили мою ошибку и просто отмахнулись от того, чего не можете объяснить. Возможно, Брюсу нужна помощь и без вашей поддержки он просто не справится сам. А, может быть, помощь необходима вам, и скорый отъезд в Россию нисколько не спасет вас, а только усугубит ситуацию.
– О чем вы? Поясните, прошу.
– Вы рассказали о темной фигуре, которую видели, о странном поведении вашего партнёра, синяках на вашем теле и отсутствии воспоминаний о том, как они появились, а также о том, что вас душила невидимая сила. Все это похоже на историю моей прихожанки. К тому же есть еще эта кровавая история с браслетом. Что если это вовсе не Брюс воспользовался вашим телом, а нечто вселившееся в него?
Виктория, сама не отдавая себе в этом отчета, дико рассмеялась.
– Кто мог вселиться в него? Что за ерунда!? И потом, один раз я помню, как это происходило именно с ним. Да он просто обыкновенный извращенец, вы уж меня простите. Призраки и потусторонние силы тут не при чем.
– Виктория, вы так уверенно об этом говорите. Наверное, вы все же правы. Это меня, старого болвана, мучает совесть, вот я и вспомнил эту историю. Просто описанная вами темная фигура уж очень напомнила мне о ней.
– Думаю, что черный силуэт в спальне все же был сном…
Сказав это, девушка запнулась. Неожиданно она вспомнила, что видела странный тревожный сон еще в России, не зная ничего о браслете и его истории. Тогда действие сна происходило в незнакомой для нее комнате, но сейчас она поняла, что еще даже не побывав в Шотландии, она видела во сне спальню Брюса и часть ее обстановки, вероятно, относившуюся к более раннему времени. Она тогда была одета в старинное платье, и ей с ножом в руке угрожал коренастый мужчина, которого она не знала, а Брюс беспомощно сидел в кресле.
– Мужчина…это он… – прошептала Вика и резко встала, задев столик, на котором стояли полупустые кружки с уже давно остывшим чаем. Одна из кружек не выдержала легкого удара и, съехав к краю стола, упала на пол, обрызгав синие тапочки викария остатками холодного чая с молоком. Джеймс, однако, этого совсем не заметил и продолжал изумленно смотреть на девушку. Поспешно поднявшись, он взял ее за руки и спросил:
– Что с вами? Вам нехорошо?
– Нет… то есть да. Я просто вспомнила кое-что.
– И что же?
– Еще до приезда в Англию мне снился сон, где на меня напал мужчина с ножом, лицо которого мне на тот момент было незнакомо. Но теперь я знаю, что им являлся тот человек с фотографии – убийца девушки, дальней родственницы Брюса. Да, я точно вспомнила – это он!
– Откуда такая уверенность? Сны иногда играют с нами злую шутку. Вам теперь может казаться что-то, чего на самом деле вы никогда не видели.
– Я сидела на кровати и листала семейный альбом Брюса, – начала быстро и сбивчиво говорить Виктория, взгляд которой потупился, словно она полностью отдалась воспоминаниям, – когда вдруг заметила фотографию с мужчиной, привлекшим моем внимание. Я подумала, что это он, но вскоре задремала, а проснулась из-за того, что на лестнице раздались шаги. Я слышала их! Точно слышала! Даже в комнате! Но никого при этом не видела, а потом он повалил меня на кровать и попытался изнасиловать. Я сопротивлялась, как могла, но только прочитав молитву, смогла избавиться от него. Ох, Господи, оттуда у меня и появились синяки! Значит, это все же не Брюс их наставил мне, а это нечто… а я с таким рвением сегодня утром обвиняла Брюса в рукоприкладстве! И потом возле реки невидимые руки душили меня – это снова был он, тот человек со старого снимка!
– Виктория, помедленнее, прошу. Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, – сказал священник, и вправду разобравший совсем немного из ее сбивчивого монолога с сильным русским акцентом, к которому Джеймс еще не привык.
– Вы, возможно, правы. Я должна рассказать обо всем Брюсу. Мы оба можем быть в опасности, но вместе мы с ней справимся, как он и говорил.
– Из ваших слов я только разобрал, что это не Брюс вас побил. Но кто или что тогда? Мужчина из сна? Призрак убийцы?
– Не знаю, но я выясню, – немного придя в себя, сказала Виктория, – мистер Робертс, было приятно с вами познакомиться, и спасибо вам огромное за чай и то, что помогли мне, но сейчас я должна бежать.
– Конечно, но, может быть, вызвать вам такси или позвонить Брюсу? – предложил священник.
– Отличная идея! И как я сама не додумалась?!
Вытащив из кармана влажного пальто мобильный телефон, Вика набрала номер Брюса, но никто не взял трубку. На том конце слышались только длинные протяжные гудки.
«Возможно, телефон остался в машине, и Брюс просто не слышит звонка», – попыталась утешить себя Вика, но сердце в груди девушки болезненно сжималось, а женская интуиция, проснувшаяся так внезапно, зашептала на ухо различные ужасные предположения.
– Он не берет трубку. Я пойду домой, – сказала Виктория, убрав телефон обратно в карман.
– Хорошо, но прошу вас, позвоните мне, как только узнаете, что все в порядке. Вот моя визитная карточка, – с этими словами викарий протянул Вике несколько помятую визитку, которую девушка тут же засунула в карман, даже не взглянув на нее.
В коридоре девушка надела все еще мокрые ботинки, не обратив на этот факт никакого внимания, настолько мысли о Брюсе поглотили ее сознание. Закончив со шнуровкой, Вика выпрямилась и протянула священнику руку на прощание. Ей очень понравился этот добродушный человек и сейчас, поспешно покидая его дом, она чувствовала себя несколько неловко. Однако тревога не покидала девушку и ей не терпелось увидеть Брюса и рассказать ему все, что она только что вспомнила. Возможно, он примет ее за помешанную, на что он уже пару раз намекал ей, но она хотя бы сможет сказать ему, что больше не обвиняет его в побоях. Вдруг у них все же есть будущее? По крайней мере, Виктория решила рискнуть и узнать это.
– Всего доброго, – только и успел прокричать Джеймс Робертс в след убегавшей россиянке, молнией вылетевшей из его дома сразу после рукопожатия, – да хранит тебя Господь, – добавил священник и закрыл дверь, чтобы не впускать холод и сырость в дом, уже успевший немного прогреться.
Невысокие каблучки полусапожек Виктории отбивали отчаянную дробь по тротуарам Стратфодра, пока девушка бежала домой. Не смотря на прохладу, девушке стало жарко, но она не замечала липкого пота, выступившего на ее лице и спине. Ей казалось, что путь домой стал вдруг в несколько раз длиннее обычного, что, конечно же, являлось неправдой, а когда она наконец увидела дом Брюса, то сердце ее невольно сжалось от страха и разочарования: автомобиль все еще отсутствовал на парковке, а в окнах по-прежнему было темно. Тем не менее девушка громко позвала Брюса по имени, как только зашла в дом, но ответом ей было молчание.
«Как же мне найти тебя?», – судорожно думала Виктория, но на ум ничего не приходило, а на телефонные звонки Брюс по-прежнему не отвечал. В отчаянье девушка рухнула на диван в гостиной и обхватила голову руками, совсем как это делал в минуты тревоги сам Брюс.
«Ничего, рано или поздно он вернется. Обещал же он отвезти меня завтра в аэропорт. Возможно, он выпил лишнего и решил заночевать у друга, раз решил, что между нами все равно все кончено. Если не сегодня вечером, то утром он обязательно приедет. Он бы никогда не подвел меня, даже если бы возненавидел», – несколько успокоила себя этой мыслью Виктория, предположив, что мужчине понадобилось просто залить горе алкоголем. Приободренная, девушка встала с дивана и направилась наверх, намереваясь сходить в горячий душ и лечь спать, чтобы хотя бы на утро выглядеть не так жалко и ужасно, как сейчас. «Хочется верить, что у нас еще есть шанс», – утешила себя Вика.