- Ну и слава Богу! - выдохнула она с облегчением. - В балете все мужики через одного - голубые. Ты ведь не такой?
Он растерянно и смущённо замотал головой, слегка ошалев от подобного напора.
- Я Лида, - она протянула ему ладошку. - Можно Лидочка. Меня так все зовут, я привыкла.
Ему ничего не оставалось, как тоже представиться. Между тем она деловито отняла у него тетрадку с конспектами и что-то нацарапала карандашом на последней страничке.
- Вот, - сказала балерина, возвращая ему тетрадь. - Позвонишь мне вечером.
- Зачем? - растерявшись, спросил Белецкий. Должно быть, прозвучало не слишком-то вежливо. Но она не обиделась, лишь загадочно улыбнулась:
- Договоримся...
Они действительно славно “договорились”. Практически спелись. Отличный дуэт получился...
Набирая номер Лидочки в самый первый раз, он уже догадывался, понимал, чего она от него ждёт, чего хочет. Явно не стихов под луной и букетов с конфетами... Но почему-то это не вызывало отторжения или протеста. Он признался себе в том, что и сам не прочь... ну, хотя бы попробовать.
Едва заслышав в трубке голос Белецкого, Лидочка, не мешкая, продиктовала ему собственный адрес и велела приезжать.
- Прямо сейчас? - как ни пытался он казаться взрослее и опытнее, чем был на самом деле, а всё же не смог скрыть смущения. - Поздно ведь уже...
Она звонко расхохоталась и подковырнула:
- А что, мама не отпустит?
Белецкий покраснел, злясь на себя и на неё.
- Да нет, - стараясь, чтобы голос звучал как можно более беззаботно, отозвался он. - Просто мне потом ещё обратно пилить через пол-Москвы среди ночи... Не ближний свет, знаешь ли.
- Зачем обратно? - удивилась она. - Приезжай с ночёвкой.
Вот так - сразу.
И дальше всё пошло, как по маслу. Он больше не испытывал в присутствии Лидочки ни смущения, ни неловкости. Всё было естественно, непринуждённо и закономерно. Даже то, что она встретила его практически голая и буквально с порога потащила в постель, промычав ему в губы что-то вроде: “Пока ты доехал, думала - умру от нетерпения!” Это не удивляло, не пугало и не отталкивало. Так и должно было быть. Она - женщина. Он - мужчина. Он даже не представлял себе до этого момента, насколько он мужчина. Судя по тому, как стонала и извивалась под ним Лидочка, как она до боли стискивала пальцами его плечи и в изнеможении откидывалась на подушку, он, фигурально выражаясь, сдал вступительный экзамен и был принят в качестве партнёра на постоянную основу.
Хотя она, конечно, догадывалась о том, что у него мало опыта. Помимо всех прочих признаков - ещё и потому, что он был моложе на несколько лет. Да и очевидно было, что парень из хорошей семьи: такой не станет таскаться по дешёвым шлюшкам или зажимать ровесниц в вонючих подворотнях. Поэтому Лидочка деликатно наставляла и учила его - не грубыми указаниями, а изящными намёками и подсказками, не словом, а делом. Он был безумно благодарен ей за это. Ему нравилось её тело, его влекло к ней. Лидочка была симпатичной и ладненькой - невысокого роста, худенькая - сорок восемь килограммов, с длинными ногами и тонкой талией. У неё была идеальная осанка и грациозная походка. Его завораживало то, как она двигалась. А уж в постели что вытворяла!..
Поразительно, но в эти мгновения он совершенно забывал о Кетеван. Не думал о ней. Всё остальное время в сутках было заполнено ею до отказа: он просыпался с нежным именем “Кети” и с ним же засыпал, по-прежнему считая потерянными те редкие дни, когда они не виделись. Сердце его всё так же замирало от одной только улыбки или вгляда искоса, из-под длинных ресниц, в его сторону... Но в тот момент, когда их с Лидочкой тела сливались воедино, когда их дыхания смешивались, а спутанные волосы переплетались - Кетеван просто переставала существовать. Он и помыслить не мог, чтобы во время секса с Лидочкой представлять на её месте... нет, нет, такое ему даже в голову не приходило. Эти стороны его жизни никогда не должны были соприкасаться друг с другом.
Лидочка не расспрашивала его о личной жизни. Не ревновала и не допытывалась, не обещала сама и не требовала клятв и обещаний от него. Ей действительно с лихвой хватало исключительно телесных отношений. А вот Кетеван, быстро догадавшись о том, что у Белецкого кто-то появился, постоянно норовила выяснить, кто она. Его же почему-то ужасно раздражали эти вопросы.
- Тебе-то что за забота? - злился он. - Какая разница, с кем я провожу время ночами?
- Да вообще-то, никакой... - она терялась под холодностью его взгляда. Сандро казался ей чужим в такие моменты. Он как-то резко повзрослел, не огрубел, но... может быть, просто понял себе цену? Кетеван не ревновала, конечно же, нет - она только расхохоталась бы в ответ на такое дикое предположение. Но в глубине души ей было неприятно, что то безграничное восхищение и обожание, которые прежде Белецкий дарил только ей одной, теперь приходится делить с неведомой девицей, завладевшей его телом и душой.
Кетеван и не подозревала, как глубоко заблуждается. Ни восхищения, ни обожания со стороны Белецкого не стало меньше. Да и душа Сандро по-прежнему принадлежала лишь ей, без остатка. Но, набирая по вечерам его домашний номер и всё чаще и чаще слыша в ответ: “Его нет и сегодня, скорее всего, уже не будет”, она испытывала странное чувство досады и смутного беспокойства. Словно её обкрадывают.
Порой он диву давался, как у Лидочки хватало сил на эти отношения. Уж насколько были заполнены дни у студентов-щукинцев, а до балерин Большого театра им всем было далеко. Лидочка просыпалась в семь утра, чтобы успеть к десяти на первую репетицию. Освобождалась она обычно в девять вечера, а если была занята в спектакле - то ещё позднее.
- Слушай, может, ты устала и хочешь спать? - усомнился он однажды, приехав по её традиционному вызову. Время было - почти полночь. Лидочка беззаботно засмеялась.
- Ну, что ты! После спектакля разве уснёшь! Ещё адреналин не выветрился. Наоборот, сейчас мне хочется хорошего, качественного секса, иначе я не успокоюсь... Ну, иди же ко мне скорее!
С Лидочкой ему было легко и хорошо. Он даже по-своему привязался к ней. Несмотря на то, что большая часть их общения сводилась именно к постели, время от времени им удавалось и поболтать, немного узнавая друг друга. Если Белецкий оставался на ночь, Лидочка непременно кормила его лёгким, но питательным ужином, повторяя, что мужчина не должен быть голодным. Сама при этом никогда не ела вместе с ним - просто устраивалась напротив за столом и трещала без умолку, как сорока.
- Тяжело, наверное, постоянно сидеть на диете? - спросил он как-то. Ему было неловко, что она так старается для него, а сама не съедает при этом ни кусочка.
Лидочка улыбнулась и покачала головой.
- Это уже не диета, а образ жизни. Когда к нему привыкаешь, больше не чувствуешь себя самоограниченцем. У балерин есть золотое правило: не есть много и не есть поздно. Всё просто!
- Но какие-то продукты, наверное, всё равно под запретом?
- Булочки, сахар, газировка... вот, пожалуй, и всё. Меньше соли, меньше специй. Чем проще еда - тем лучше. Овощи, фрукты... Я не испытываю нужды специально худеть или соблюдать жёсткую диету.
- Всё-то у тебя легко и просто, - усмехнулся Белецкий недоверчиво. - А по-моему, балет полон запретов и ограничений...
- Ограничения есть, конечно. Но, если я начну их все перечислять, тебе и правда покажется, что у меня ужасная жизнь, - Лидочка засмеялась. - На самом деле, все эти запреты вполне логичны. К примеру, ноги - это мой рабочий инструмент, поэтому нельзя много ходить пешком. Максимум, полтора-два километра в день. И долго стоять тоже не рекомендуется, именно по этой причине я ненавижу очереди... Нельзя же заставлять, к примеру, оперного певца постоянно кричать - он просто сорвёт себе голос! Потом, мы должны избегать травмоопасных занятий типа катания на коньках или горных лыжах. И вообще, лучше не перебарщивать со спортом, есть риск, что начнут работать совсем другие мышцы, нарастут бёдра, а они для балета неприемлемы.
- Нельзя ходить пешком, говоришь? - он приближался к ней, легко, как пушинку, подхватывал на руки и нёс по направлению к спальне. - Это мы учтём...
Она заливисто хохотала и прижималась к нему крепче, торопливыми гибкими пальцами пробегая вдоль его позвоночника, а он шутливо шлёпал её по попе и приговаривал:
- А вот нарастить бёдра не помешало бы, честное слово!
- Мне нравится, что ты носишь меня на руках, - призналась она однажды, застенчиво уткнувшись ему в плечо, как маленькая девочка. - На сцене я пока не удостаивалась подобной чести, я же не прима - так хоть в обычной жизни попробовать... Слушай, как всё-таки жаль, что ты не танцор. Был бы моим партнёром! Если у нас с тобой в постели всё так хорошо, думаю, на сцене мы бы тоже сработались, - она мечтательно улыбнулась. - Ты вообще... способный парень. Во всех отношениях. Ух, как бабы будут сходить по тебе с ума и терять голову!.. Вот помяни моё слово.
- Почему это? - он усмехнулся, впрочем, весьма польщённый.
- Чувствую. В постели ты прежде всего думаешь о партнёрше. Не о себе. Это подкупает, знаешь ли... Ты очень отзывчивый и внимательный. И это не показное, а от души...
Белецкий нежно прикоснулся к её щеке, обводя пальцем веснушки. Они ему ужасно нравились. Лидочка улыбнулась:
- На самом деле, я рыжая.
- Что? - не понял он.
- Я крашу волосы.
- Правда? - удивился он. - Я... не особо в этом разбираюсь. А зачем? Тебе, наверное, и рыжей было бы очень хорошо.
- Так положено. Сценический цвет волос у всех балерин – тёмный, светловолосым приходится использовать накладки или краситься. Вообще, все девушки из кордебалета должны быть похожи, нельзя привлекать излишнее внимание. Даже удивительно, что, при нашей внешней одинаковости для зрителей, у нас всё равно заводятся поклонники. Ждут после выступлений, дарят цветы, подарки... Скромнее, чем солисткам, конечно. Но всё же...
- Наверное, нелегко пробиться на главные партии? - предположил он. - Нужны связи и блат?
Он не особо интересовался внутренней кухней балета, но захотелось проявить внимание. Лидочка фыркнула в ответ: