— Эй, Алеш… — он и вправду был пьян. — Уже поздно, князь. Я извинился, между прочим… Прости по-братски.
— Мы. Не. Братья. — отрезал я. — Еще раз увижу, что ты тянешь лапы к Амалии…
— Амалию ты убил, Олдрич, ты. — он целился в лицо, но попал плевком в плечо. Он прав, но говорить ему этого не следовало. Я выпустил силу, которую сдерживать даже не хотелось.
— Если хоть на шаг приблизишься к княжне — окаменеет не только твоя рубашка. Понял?
— Понял… князь.
Он принялся шевелить плечами, пытаясь сломать превратившуюся в камень ткань. Ну-ну. Посмотрим, с которого раза у него выйдет.
Когда я снова оказался в коридоре, то легкие шаги слышали снова выше. И это уже наверняка была княжна.
Она так легко поднималась, что успевать за ней выходило с трудом. Девушка скользнула в спальню, а следом, слышно было как она открыла дверь в купальни.
Я зашел туда через свои двери следом. Смотрел, как она плескается в турмалиновой купальне, выходит, и вместо халата надевает мою рубашку! Вторую, не ту, в которой работала!Вот зараза!
13. Сердце, ножницы, рубашка (2)
Алеш
Рубашку мне не было жалко, тем более на девушке смотрелось прекрасно. Но я был изрядно удивлен подобной наглостью. Я никому не позволял так просто брать мои вещи.
И сейчас я понимал, что странно просто так стоять и смотреть, пусть и издали, пусть и за клубами пара ничего толком не видно. Но все же не мог уйти, ноги будто приросли к полу.
А она тем временем вышла на дорожку напротив меня. Влажные волосы, хоть и просушенные полотенцем, прилипали к плечам, моя рубашка не скрывала стройные ноги. При этом она выглядела удивительно естественно в своей простоте, будто для нее это дело обычное, или хотя бы понятное — пойти в мужской рубашке в купальни!
Такое же обыденное, как сидеть и шлифовать поделочные камни.
— Кто ты, Иона?
Наверное, надо было спросить иначе, мягче. Но я был ошеломлен, застигнут врасплох, и, наверное, груб, раз она так испугалась. А может быть, видела мельком, как я стоял раньше, и, как юный дурачок, пялился в туман. Может, я слишком резко схватил ее за руку. После слов извинений, кажется, она чуть успокоилась.
Мы сидели на лавочке около воды, и, казалось, так и должно быть. Нежный, смешливый голос девушки, не боявшийся подтрунивать и давать отпор. Тонкие нежные руки в моих руках… При этом я не мог забыть, как ловко она работала у Матея.
Разговор… Я так наверное не говорил ни с кем. Уже давно. С Матеем серьезно говорить сложно, про Штефа даже вспоминать не хочу. А от остальных в определенный момент начал отгораживаться. Потому что их время и мое время — это разное.
Девушка рядом не думала об этом. Я не был для нее каким-то невероятно влиятельным человеком, хотя в начале она нарочито издеваясь звала меня «князь». Нет, я для нее был просто Алеш. И это безумно заводило.
— Ты мне нравишься, Иона, — вырвалось у меня, как у влюбленного юнца. Я чувствовал, что ей приятны мои прикосновения, но она дала ответ как раз для моего внутреннего мальчишки. Это было так забавно, что… почему бы и не попробовать? В Катайе вот и у мужчин, и у женщин бывают короткие стрижки.
Иона отвечала, а я не мог оторвать взгляд от ее лица, от того, как быстро возникала улыбка, как загорались глаза. И больно было наблюдать, как от неловких слов она хмурилась. В какой-то момент девушка начала буквально оседать на мое плечо. Да она засыпает! При этом еще и доказывает, что нет!
Напоминает, как Матей отправлял меня спать, еще в ученичестве, а я упирался. Хотя глаза слипались, пытался сидеть до последнего, хотя старик гнал меня прочь…
Я проводил Иону до спальни, и ушел к себе. Уставился в огромное зеркало и все не мог понять: когда же Алеш Олдрич стал каменным? В какой момент я перестал быть живым? И ведь это случилось не тогда, когда Амалия осталась навсегда в мастерской.
***
Иона спала долго.
— Извините, князь, княжна еще почивает, — серьезно ответила Симона. И тут же, шепотом, — вы ей снились в ночь до этого, она ваше имя шептала.
Даяна цыкнула на сестру.
— Княжна Иона и князь сами разберутся, Симона! Простите, князь… а зачем вам ножницы?
Я лишь усмехнулся и попросил сказать, когда княжна проснется.
В родном замке тоже были дела. Пара вопросов по снабжению, встреча с одним из камнерезов, приехавшим из Алтеи. Вернулся Войт из столицы, и шепотом сообщил, что скоро еще и Теодора Тейтана прибудет.
Из кухни принесли обед, когда из гардеробной постучали. Я взглядом попросил кравчего уйти.
— А ты долго спишь, Иона.
Она заплела волосы в простую косу, накинула мою рубаху, подпоясала ее на манер платья, а ниже была одна из расшитых длинных юбок.
— Вот сложно было вчера уснуть, знаешь ли. Можно я с тобой позавтракаю?
— Это обед. Кстати, тебе идет.
— Спасибо. Эти платья слишком тяжелые, будто я должна быть каменной, чтобы их носить…
Она замолчала, додумав мысль молча. Я пожал плечами.
— Штеф, видимо, за века забыл, что кроме “красиво” живой девушке должно быть еще и удобно”. А я свой гардероб привожу из Алтеи. Если хочешь, и тебе что-то закажем там. Она внезапно умолкла и тихо села за столик с едой. Мы поели молча, а затем я вручил ей ножницы. И она тут же ожила, покраснела, а потом опустила руки и со смущением в голосе призналась:
— Алеш… Ты знаешь… я вчера пошутила. Я на самом деле ни разу не стригла никого.
13. Сердце, ножницы, рубашка (3)
Алеш
Мне было больше смешно, чем что бы то ни было.
— А зачем ты предложила, позволь спросить?
Девушка рядом замялась.
— Надо же было что-то сказать. Мне длинноволосые мужчины никогда не нравились. А еще я вспомнила как мама папу подстригала… Это было так мило.
Иона так трогательно смущалась, и отводила глаза, что я решил рискнуть и довериться. С камнями она умеет обращаться, думаю, с ножницами справится.
— Надеюсь, ты мне ухо не отрежешь, — попытался разрядить обстановку, но девушка стала еще более скованной. — Не беспокойся, если поцарапаешь — заживет быстро.
— Да не в этом дело…