Петра мучила совесть. И дело тут не в обещании самому себе или Нике. Он не мог найти слов и причин, чтобы выпалить все как на духу. Это не трусость, он всего лишь не хотел навредить.
Изо дня в день он задавался одним и тем же вопросом. Что будет, если он расскажет, что знает? Ведь пока все относительно тихо.
Женька не занимается фирмой, ему не до этого. Ника получает исправно деньги, скорее всего она одумалась и смирилась.
Стоит ли сейчас кидать камень в спокойную гладь? А не сказать, тоже плохо. Он как никто знает, на что способна Вероника. Она думает, что ни одна душа на свете не в курсе ее выходки.
Да и он сам… Идиот.
Воспоминания мучили его. Алкоголь помогал лишь на время. А память… Она била наотмашь…
Он тщетно пытался дозвониться до Милы. Телефон выключен или находится вне зоны сети.
И так несколько дней подряд. Поэтому он и на свадьбу не пошел. Кто же знал, что там произойдет.
Он наблюдал за ее домом, когда начался весь переполох. Не докурив, бросился в дом, пробился сквозь толпу. Именно ему Женя взмолился:
– Уведи отсюда Леру, пожалуйста!
Сам Смирнов стоял на коленях перед другом, разрывая жилет ему руками. Руслан полулежал на полу без сознания.
Петя подхватил безвольное тело невесты и отнес ее в ближайшую открытую комнату. Девушка то приходила в себя, то вновь теряла сознание и так до приезда скорой. Врачи экстренно погрузили Руслана на носилки, сделали укол его жене и оставили Леру на попечение растерянного Петра.
Дверь беззвучно открылась и в комнату вошла Ника. Бледная и растрепанная, но отчего— то полная решимости.
– Замечательно. Теперь помоги мне.
– В чем? Ника?
Она требовательно топнула ногой:
– Несчастная. Не смогла жить после смерти любимого. Помоги мне избавиться и от нее.
– Что?! – Петр уставился во все глаза на Нику.
– Что слышал. Ты думаешь, я позволю какой— то девчонке забрать у меня все?! Помоги мне, говорю! Она, бедняжка лишилась рассудка, наглоталась таблеток и умерла.
Ника бросила ему пару блистеров. Петр их растерянно поймал. Перевел взгляд с таблеток в руке на Леру.
– Чего ждешь? – зашипела Ника.
– Иди ты на хер, Вероника! Чего я жду? Какого хера вообще? Ты совсем сбрендила?
Он бросил ей блистеры назад:
– Если ты так хочешь, жри их сама! Чокнутая дура!
Ника прищурившись вновь зашипела, как разъярённая кошка:
– Ты что место свое забыл?
– Я то помню, ты так часто о нем напоминаешь! А ты твое помнишь? Ты мать, должна быть возле сына!
– Я буду возле него лишь для того, чтобы перекрыть гаденышу кислород!
Петр никогда не бил женщин. Драться ему приходилось и не всегда он выходил победителем, но сейчас он почувствовал, что готов перейти ту черту благородства, что еще пока в нем оставалась. И не успел. Потому что пощечину залепил сестре Алекс.
– Заткнись уже, – коротко бросил он ей и обратился к Пете, – Останься с Лерой, пожалуйста. Придет в себя, привези ее в больницу. Я туда вместе с Милой.
И вышел, не смотря на сестру. Ника коснулась своей щеки, на которой предательски горел след от ладони брата.
– Значит, ты у нас теперь хороший? – налетела она на Петра.
Он отвернулся от нее, хмурясь:
– Я никогда не был хорошим. Но такой выбор не для меня. Извини, Ника.
– Я заберу все, что принадлежит мне. Будешь стоять на дороге, не пожалею. Учти на будущее, – процедила она сквозь зубы и кинув взгляд, полный ненависти на Леру, вышла.
Петр устало опустился на пол. Чего ждать от Вероники он знал. Она ударит тогда, когда он будет слишком слаб.
Вероника прошла в гостиную, опустевшую на тот момент. Гости разошлись. Муж вместе со всеми уехал в больницу.
Женщина подошла к осколкам бокала, из которого пил ее сын и достав перчатку осторожно собрала осколки. Нельзя их тут оставлять. Яда им не обнаружить, но ведь случайности нельзя исключать. Лучше все убрать и подождать до лучших времен. А в том, что они настанут, она не сомневалась.
Она всегда получает то, что хочет. Любой ценой.
Только Ника не заметила внимательно наблюдающего за ней Петра. И он понимал, она не просто так здесь совершенно одна. И не просто убирает острые предметы, об которые можно пораниться. Да, Ника в жизни пыль не вытерла, а тут проявить такую заботу? С чего бы?
Он видел, дело нечисто. И промолчал. А теперь совесть ела его огромной ложкой…