Лера
Раз решение принято о возвращении, значит надо возвращаться домой.
Осталось убедить врачей в моей психической стабилизации.
Я подошла к двери кабинета главврача и услышала знакомый голос.
– Я все понимаю. Но девочка опасна. В первую очередь для своих детей. Вы видели, что она натворила с собой? Она себя изрезала, душила. А что если в следующий раз она тоже самое сделает, но уже с дочерями? Что Вы на это тогда скажете? Понять и простить?
– Валерия поступила к нам не на принудительное лечение. Не по решению суда. Держать ее здесь и лечить против воли мы не в праве. Сейчас у нее положительная динамика. Кризис миновал. Будет принимать лекарства, являться на прием и все наладится. Поводов сейчас для беспокойства нет.
Я не стала дослушивать речь и вошла. Вероника метнула в меня взгляд и улыбнулась.
Дети похожи на своих родителей, даже в неуловимых штришках.
Улыбка, взгляд. Он никогда так не смотрел на меня, но его я узнала в ней. И не могу испытывать к ней ненависти.
Вероника засобиралась, и напоследок поравнявшись, я спросила у нее:
– За что Вы меня так ненавидите?
Улыбка не сползла с красивого лица.
– Потому что ты сумасшедшая. И никогда не будешь жить вне этих стен. Это я тебе гарантирую. Надеюсь, твой следующий парень проживет гораздо дольше остальных.
Вероника ушла, громко стуча шпильками.
– Свекровь? – сочувственно произнесла мой врач, чудесная Ирина Викторовна.
Я кивнула.
– Понимаю. Что ж, Валерия, я Вас выписываю домой. Но с условием.
– Каким
– Принимайте лекарства. Строго по расписанию. В случае чего звоните.
Родители Жени забрали меня домой. Варя демонстративно сторонилась меня. Дети соскучились по мне, как и я по ним.
Вероника обратилась сначала в органы опеки, потом в суд. И стало откровением, с какой яростью меня принялись защищать родители Жени, сама Варя, Света, Леша, Алекс. Последний как одержимый, окружил детей заботой. Теперь их у нас пятеро. Маленькая дочка Вики и Алекса тоже здесь, как и двое детей Егора и Вики.
Я почти ни с кем не разговаривала. Да и меня сторонились все, кроме Ольги и Юрия. Эти двое давно стали для меня большим, чем просто родителями Жени и Вари. Они стали и моими тоже. Иначе кем мамой и папой я их и не называла.
Они нуждались во мне, в детях, растворяя в нас свое горе.
Мама Оля часто плакала, прячась на кухне.
Она ждала домой сына, не смотря на то, что были найдены его личные вещи со следами крови. Его и Пети. О последнем тоже ничего неизвестно вот уже четвертую неделю. И я не верила в такой конец для них. Может, остальные сдались, но не я.
Вернись. И ты не услышишь больше ни стона жалобы с моих губ. Я стала сильной благодаря тебе. И не сдамся. Никогда не сдамся. Этому я научилась у тебя. Не сдаваться и идти вперед, чего бы это не стоило.
Я услышала его голос на кухне и тарелка вылетела из моих рук, но даже не обратила на это внимания.
Не веря в происходящее, зачарованная на цыпочках выглянула в коридор.
Живой. Почти невредимый. С улыбкой чеширского кота. Живой. И мой. Навсегда мой.
Он пожал плечами, мол, так случилось. Я покачала головой, рассеянно улыбаясь. Потом слезы брызнули из глаз вопреки воле, и я бросилась к нему со всех ног. Едва не сбила напором, сжала до боли, до хруста, до настоящего ощущения его реальности. Мой. Живой.
Женька уткнулся в мои волосы, прижимая к себе.
Я слышала, как бьется его сердце: родное, верное и думала лишь о том, что пришла моя пора быть лекарством.
Многие любят свет, а вы попробуйте полюбить тьму в человеке. Принять его темную сторону со всеми пороками, болью, страданием и ни на мгновение не усомнившись.
Я знаю, он любит меня. Безумную, слабовольную, отталкивающую его раз за разом. Любит. Несмотря ни на что.
И я люблю его. Люблю. Люблю всем сердцем, израненным, избитым, но люблю. Через не могу, не хочу, через все преграды. Люблю.
И он смотрит на меня как никто и никогда уже не посмотрит. Со всей нежностью и тоской Вселенной. Это долго копилось в нас, прежде чем стало Настоящим. Нашим Настоящим.
– Иди ко мне, – и мне не надо повторять дважды. Уже нет.
Вечером, уложив детей спать, мы все сидели в гостиной. Я и Лера, Петя и Катя, мама и Варя. Алекс пробурчал, что устал и отправился наверх.
Мне не хотелось думать о чем— то другом, ведь любимая рядом.
Мама, если и удивилась неожиданным гостям, то виду не подала. У нас мировая мама. Накормить такую кучу народа, при этом ни разу не задав ни одного вопроса… Это мастерство. Она все время подходила и касалась меня, словно хотела удостовериться, я здесь, дома.
Завтра у нас у всех трудный день. Суд насчет детей. Я буду биться за них, ни за что не отдам этой ведьме.
Но это будет завтра. А сейчас мне больше всего на свете хочется утащить Леру наверх, остаться с ней вдвоем.
Не только нам не терпелось. Петя и Катя едва не сжирали друг друга глазами.
Хорошо, что их спальня на первом этаже. Он, конечно стал мне другом, а она все— таки моя сестра. Теперь— то мы точно породнимся. Погуляем еще на одной свадьбе.
– Я устал. Нам не пора расходиться? – нетерпеливый тон меня и выдал. Лера залилась краской, чем еще больше завела.
Мы пожелали всем присутствующим спокойной ночи и делая вид, что не заметили сдавленных смешков, пошли наверх.
Стоило нам пропасть из поля зрения, я тут же притянул девушку к себе.
Лестница тянулась бесконечно, мы измеряли ее поцелуями: быстрыми, легкими, долгими, дразнящими. С таким успехом мы навряд ли дотянули бы до спальни. И все же дотянули, окончательно распалившись. Между нами всего лишь ее футболка и наши штаны.
– О, я смотрю, у нас новое белье? – прошептал я, стягивая с нее узкие джинсы, покрывая нежную кожу лодыжек, бедер поцелуями.
– Пришлось пополнить запасы. Прежние— то никуда не годятся.
– А мне они так нравились. Особенно те, с большим бантом на попе.
– Значит, эти не нравятся? – Лера перевернулась на бок, демонстрируя бантики по бокам.
Я прорычал что— то невнятное и медленно их снял.
– Пожалуй, эти мы оставим. На память.
Петр
Эти двое наконец— то удалились. Мы тоже собирались последовать их примеру, тем более я чертовски устал. Вопреки обыкновению не хотел знать подробностей. Не сегодня.
Катя сидела у меня на коленях, и я думал лишь о том, что она единственная драгоценность в жизни. Мама Жени внимательно разглядывала ее и отводила взгляд и снова возвращала. Варя тоже вела себя отстраненно.
Я хотел знать все, что моя Катя делала эти три недели. Ее рассказ был недолгим и я не ощутил укола ревности, узнав о помощи Алекса. Не потому что не считал его соперником, хотя да, не считал.
Лера
Я лежала на его груди и слушала биение сердца. Тук— тук— тук.
– О чем ты думаешь?
Он задумчиво перебирал мои волосы, пропуская пряди между пальцев:
– Я боюсь, что наступит утро, и ты снова исчезнешь.
– Я не исчезну. Буду рядом
– Спасибо.
– За что?
– За все, что ты делаешь для нас, для меня, для девочек. В доме теперь столько народу. И все они хотят помочь.
– Я тебя люблю. Мы справимся. Засыпай. Завтра тяжелый день.
Утро выдалось сумасшедшим. Мы едва не проспали и теперь бегали по всему дому, лихорадочно собираясь. Он не спал ночью, его выдали темные круги под глазами. Я тактично промолчала, прильнула к нему на кухне.
– Лер, я не пойду с тобой на суд.
– Как? Почему?
– Алекс пойдет с тобой. И адвокат. Полезу в ее дом. Только я могу найти эту чертову запись.
– И кто пойдет с тобой?
– Никто. Не переживай. Ее дома не будет, мне никто не помешает.
– Ладно, аккуратнее там.
Женя притянул меня к себе. Ума не приложу, как справиться со всем навалившимся на нас… Мы словно в снежном буране, крепко держимся за руки, не зная увидим ли рассвет…