Взор по сторонам — и не нашла среди толпы Федора: ни на берегу, ни в воде.
Оно и к лучшему.
Церемониться некогда. А потому стиснуть зубы, заодно волю в кулак, да пуститься с разгона в воду. Немного проплыла — и снова на берег.
Выжала купальник. Взгляд устремила на компанию — и обмерла в шоке. Федя. Стоит буквально в нескольких метрах от меня и сверлит пристально взором. Откровенно изучает все представленные виды.
Несмело шагаю к нему ближе — и гаркнула едва осознанно:
— Что?
Смолчал. Отвернулся — пошагал прочь, к воде.
Ну и плевать.
Поспешно к ребятам.
Едва только замерла рядом, как вмиг оценивающий взгляд тех по всем моим мокрым формам. Да еще, как назло, купальник без поролона — так что все мое волнение тотчас проступило позором. Мигом скрестила я руки на груди, шаг в Мине:
— Лесь, дай, пожалуйста, полотенце.
— А, да, — задергалась взволнованно подруга.
— У тебя тут… это, — неожиданно отозвался Рыжик — и показал себе на грудь.
Поддаюсь — кое-как взор, несмело сдвигая руки (но уже прикрываясь заботливым махровым полотном) — водоросль.
— Ох, Ежкин кот! — нервно вздрогнула я, убирая длинную слизкую ленту.
— Да еще осталось, — всё тот же заботливый Гриб.
— Да нет у нее ниче там! — раздраженное Кати.
— Ого-го! Еще как у нее там есть, — многозначительно взревел Токарев и пошло замигал бровями.
— Дурак! — рассмеялась я в смущении, заливаясь краской. Спрятала взор.
Провела поспешно ладонью, убирая гадкое растение. Вот только липкость, да еще теперь и слизь, уж никак не хотели со мной прощаться.
— Черт, не до конца смылось, — бурчу. — Опять пойду, — отдала полотенце Лесе и мигом разворот. Едва не срываясь на бег.
— Гляди-ка! Понравилось, — иронией Артур мне вслед. — А то не хочу, не буду…
Торопливые шаги к берегу.
По колени в воду. И опять это издевательство, испытание холодной водой.
Черти что! А ведь, и вправду, не хотела! Да еще было бы где! Одно дело — море, а другое… эта лужа. Ух, испортило оно (это море) меня. Теперь мелкие водоемы брезгливо воспринимаю… А тем более сейчас, когда вода цветет. Да и хотя бы не эти водоросли слизкие!
Шумный вздох для смелости — и едва снова попыталась резво погрузиться в воду, как вдруг кто-то молнией пронесся мимо меня. Да так близко, что, если бы я вовремя не отшатнулась в сторону, то точно бы сбил с ног. Но вдруг шаг — и прямиком по илу поплыла, поскользнулась я — да в водоросли, в этот мерзкий огород Нептуна! Дернулась в ужасе — и уже сама кого-то задела. Ухватил, сжал меня тот за руки крепко. Испуганно устремила я взгляд: Рогожин.
— Ты чего? — удивленно на меня.
— Да я там, — смущенно прячу очи.
А ощущаю Его, ощущаю так близко, да даже ноги наши невольно соприкасаются, отчего еще сильнее напряжение, накалом ток — трясет меня уже от безумия, что накатывает шальной волною.
Заикаюсь от страха:
— Прости, — пытаюсь отстраниться, вырваться из его хватки, но не дает. Оторопела я. И снова взор на него. Глаза в глаза. — Что? — хрипло я, сгорая уже от ужаса, что вспышками кошмарного прошлого стал нещадно стегать меня.
— Поговорить надо, — грозное, требовательное. Расстрелом. Сильнее стискивает меня за запястье. Взгляд по моему полуобнаженному телу, но тотчас отдернул себя. Разворот. Потянул за собой на глубину: — Поплыли.
— Зачем? — недоумеваю, но вынужденно подчиняюсь. — По-моему, и так всё ясно, — отчаянное, на автомате, откровенно страшась остаться с ним наедине.
Замер на месте. Взор на меня:
— А мне не ясно, — гневом.
Поежилась невольно.
Рывок — и, выпуская меня из своей хватки, поплыл вперед.
Мгновения нервозности. Взгляд на берег — и замечаю Инну. Стоит, сверлит нас взором. Мигом отворачиваюсь. И снова уставилась на Федьку.
Замер и Рогожин. Разворот:
— Плывешь? — риторически. Приказом.
Подчиняюсь.
Рывок — и следом за ним.
На остров.
Еще немного — и по илу, пока не выбрались на берег.
— Ну? — гаркаю от волнения я на него.
Вновь хватает меня за руку и куда-то тащит.
— Федя, зачем всё это? Что ты хочешь? Я вас не трогаю, зачем…
Но не дает договорить. Резвый напор — силой разворот — и впился мне поцелуем в губы.
Окоченела я, ошалев. Выпучила испуганно очи.
А он — прикрыл веки и творит нечто несуразное. То… от чего туман сразу в глазах, да дурман по крови.
Вдруг движение руки — и нагло сдвигая лиф вверх, схватил, утопил мою голую грудь в своей ладони.
Дернулась я невольно — удержал. Натиск — и прибил спиной к дереву. Ощущаю. Ощущаю собой его тело. Тепло. Родной запах. И, как оказалось, не менее шальной, манящий вкус.
Бешено колотится сердце, путаются мысли. Немеет душа.
Еще напор ласк, поцелуя — ворвался в мой рот языком.
Мурашки по телу. Задыхаюсь.
До сих пор не могу поверить, осознать, что это мой Федька. Мой Федька со мной. А потому еще усердней таращусь на него, хватая каждое мгновение происходящего. Еще момент — и поддаюсь, отвечаю несмело. Будто взрыв — вовсе слетает с катушек мой супостат. Стащил, сорвал с меня купальник. Отшвырнул в сторону. Жадно сжал грудь, играясь, наслаждаясь от тактильных ощущений, чувствуя своими ладонями мои торчащие соски. В момент сжались мышцы у меня внизу живота. Запылал огонь, разливая жажду по венам. Нагло протиснул Рогожин меж бедер свое колено и прижался ко мне собой, вплотную. Ощутила его всего. Ни отвращения. Ни жути. Сплошной зов плоти, удовольствие. Души. Его. Моей. А потому оба смело последовали за желанием.
Тотчас нырнул руками мне в трусики. Сжал за ягодицы, еще сильнее подавая на себя, насаживая уже буквально.
Невольно застонала я, уже окончательно сходя с ума.
Его. Вся и без остатка. Пусть украдкой. Воровкой. На один раз, без обязательств. Как просила. Но буду его. А он — мой. И только мой.
Шальной поцелуй мне в шею, доводя уже до откровенных стонов. Задыхаюсь. Казалось, и сердца вот-вот разобьются от столь шального, залитого вожделением, бега.
Взор в лицо, с жадностью изучая его: Господи, неужели правда? Неужели действительно мой Рогожин, мой Федька со мной?
Жадным поцелуем припал к губам, но вдруг миг — и замер покорно. Забыли и руки свой ход.
— Малыш… не так, — громом.
Поежилась я от ужаса.
Попытка отпустить меня, отстраниться — силой удерживаю подле.
Глаза в глаза.
— Пожалуйста, Федь… Пожалуйста, не надо! Не прогоняй!
— Не так, котёнок, — опустил меня на землю. Но все еще вплотную ко мне. Провел, погладил по волосам. Приблизился — обжигая дыханием кожу: — Не здесь, не при таких обстоятельствах. — Поцелуй в висок и обнял за плечи, притиснул к себе, так что своей грудью полностью ощутила его. Но напор, ловкое веление — и сплелись наши губы на мгновение. Запойный, не менее сладкий, чем все, что доселе с ним здесь было, поцелуй — и отстранился. Шепотом на ухо:
— Давай лучше успокоимся. И всё сделаем правильно.
— Но мы уже предатели, — горестно вымаливая не идти на попятную. Подарить то, о чем сколько мечтала. Хотя бы раз уступить.
Эту тайну я унесу с собой! И даже если выберешь Инну — я смирюсь!
— Зай, прошу… Послушай меня. Мы и так… многое натворили. Тут ты права. И не только сегодня.
— Феденька, пожалуйста… Федь, — отчаянно хватаюсь за него, змеей обвиваюсь руками вокруг шеи и силой притискиваю к себе. Отвечает на позыв. Короткий поцелуй — но отстраняется. Палач сильнее: и духом, и телом.
— Нет, Вань. Ты сама же достойна большего. Нормального. Да и Инна… я сам себе этого потом не прощу, — обжигает шепотом.
Напор — и разорвал кольцо моих рук на своей шее. Отстранился.
— Пошли в воду, там быстрее попустит от холода, — живо наклонился к земле. Беглый взор на меня — и протянул бюстгальтер.
Очередные слезы… побежали по моим щекам. Отворачиваюсь.
Обнял, прижал к своей груди спиной. Взор потупил вниз, упершись подбородком в ключицу. Взгляд на вожделенное: нагую мою грудь. Сверлит взглядом. Рывок — и сжал ее до сладкой боли, и снова откровенно наслаждаемся ощущениями: он, я.
Миг — и вдруг взрыв, сквозь хохот.
Силой отстраняется, выпуская меня из хватки.
— А-а-а, — протянул отчаянно криком, сдирая с лица эмоции ладонями (взор на него роняю, обернувшись). — Что ты со мной творишь? — жутью давясь, горько смеется.
— А ты что со мной? — не менее болезненно, с обидой, вовсе уже не понимая, что происходит.
Глаза в глаза, но тотчас осекся. Отвел очи в сторону.
— Я просто хочу сделать всё, как надо, — невольно грубо вышло. Прокашлялся: — Одевай, — кивнул головой, — и пошли, — вердиктом. — Заждались наши. Не хватало еще скандала.
Жуткое чувство. Без вины виноватая. И предатель, и, тем не менее, все равно черту не пресекли. Ничего такого не натворили, за что, хоть и стыдно, но было бы необидно получать.
Разве что поцелуй…. Его на моих губах. Да и касания, ласки… по всему телу.
«Черт!» — живо закачала я головой, прогоняя наваждение.
Взгляд украдкой на Федьку, но тотчас оборвала себя. И снова между нами жуткая диагональ взоров. Целая вселенная, режущая, кромсающая души на части.
— Рожа, идешь купаться? — кинул вдруг Токарев Рогожину.
— Да только ж был! — рассмеялся тот. — Дай пожрать нормально.
— Да потом, пошли. Поговорить кое о чем надо…
— Ну, б***ь! — возмущенное. Но поддается…
Да только не успели отойти, как тотчас за ними подрывается и Инна, ничего никому не сказав.
Невольно вытянулась я, пытаясь увидеть хоть что-то из-за холма — тщетно.
Черт! Черт! Черт!
Еще минуты сгорания от жути — и сдаюсь. Встала с земли.
— А ты куда? — пытливое на меня Вали.
— Да ноги затекли, — почти не вру.
Но взор уже шарится по берегу. Отыскала Токаря, а вот Рожи… как и Инны…
Заледенела я от ужаса.
Сама даже не поняла, как кинулась туда.
«Без обязательств. На раз. Предатели…» — все растаяли вмиг слова, былые мысли.
Я мчала за своим: и если не убедиться в том, что Федька честен со мной, так хотя бы окончательно поставить точку во всем чертовом треугольнике. Где я уже не выдерживаю. Где я просто схожу с ума!
И хватит врать, что выдержу! Нет! Ни грамма! Ни капли! Он мой! МОЙ!
Вдоль берега, огибая травянистые холмы-выступы, — и в сторону зарослей.
Еще немного — и замерла в ужасе: присела, смело, уверенно присела Инка перед Федей и принялась расстёгивать его шорты. Милая, смущенная, счастливая улыбка ее:
— Котенок, доверься мне, — убивающее хихиканье. — Твоя кошечка точно знает, что делает.
Не сопротивляется, не противостоит Рогожин. Стоит, покорно выжидает, молча. И пусть ко мне спиной — всего этого достаточно, чтобы понять, кто… на что горазд.
Лопнуло, разорвалось мое сердце. Потекли реки крови.
Вновь разбита и сломана. Да только уже точно ничего не хочу про Него знать!
Рывок прочь — и, не заворачивая даже к своим, прямиком на выход. По грунтовке — куда глаза глядят…