Час, два на лестнице. Никто так и не вышел. И по телефону мобильному не звонил.
Ночевали там же, среди своих сумок, на тех. этаже.
А утром, еще и восьми не было — пришел мастер и принялся менять замки (мы как раз шли: спустились вниз на лифте — и было слышно; а затем и вовсе воочию узрела).
Не справился. Со своим обещанием Матросов не справился.
Ну что ж. Решено, так решено.
И это действительно конец. Я долго терпела. Мирилась, унижалась, ждала… Но, видимо, судьба. Такова судьба: всему конец. Точка. И это Лёня так решил. Серебров, а не я. Так что снимаю любую ответственность с себя. Нет у меня вины ни перед ним, ни перед сыном. Нет: как могла, так и крутилась. И была верной женой. До последнего. Вопреки всем "но".
Так что весь спрос в будущем — только с Него. Что могла, я — сделала.
Еле дождались открытия торгового центра — в туалет. Там же и умылись. Из денег — на батон с молоком хватило. Еще, правда, если хорошо покопаться, то и на билет в автобусе хватит (и то, спасибо, что хоть за Федьку не надо платить в силу его возраста и льгот для малышей). Вдруг куда придется все же ехать.
Вдруг? А то будто тут останемся.
Реально, я все еще толком не могу осознать, что произошло. Так только — обрывки, отрывки, всплески.
Так… Рогожин.
Присесть на лавку и в очередной раз набрать его номер: абонент вне зоны доступа.
В детсад Федю — смысла не вижу вести. Да и страшно, вдруг Серебров передумает и решит сына с собой оставить. Хотя бы назло мне. Нельзя. Да… и толку? Вечером и того сложнее найти будет, куда приткнуться.
И Федя… а что если он на меня обиделся? Специально номер сменил?
«Да нет! Чушь!» — замотала я лихорадочно головой, рассуждая, споря сама с собой.
Не может быть! Нет! Только не мой Федька. Не мой Рогожин. Он мне… тогда после рассказа, что было в санатории, всё простил. Приехал, как и обещал, забрал. И Шмелёва простил. И даже Сереброва. Всё простил. Так что нет. Не мог.
Наверняка что-то случилось.
Может, что Ритка что знает… Точно, Рита!
Живо достать еще не севший вконец телефон — и набрать номер.
— Ну, Вань, — послышались явные нотки раздражения, недовольства Маргариты. — Я буду дома только вечером. И потом, мне нужно у Валика спросить, согласен ли он сюда вас пустить. И то, если да, то только на один вечер, на одну ночь, не больше. Он, так-то, не любитель, когда чужие люди в доме. Прости, в общем. Ладно, я тебя потом, попозже наберу.
— Да у меня… — но не дала договорить — гудки перебили ход моих слов.
Вперила я взор в финальные проценты батареи.
Ну вот… а самого главного так и не дала выведать: про Федю. Да и обидно будет, если позвонит, а я так и не узнаю: да или нет. И куда ехать.
Хотя… Мне главное до Рогожина достучаться. Нет, не то, чтобы на шею сесть. Но может… что толковое подскажет, напутствует. Советом поможет. Теплом. Даст моральных сил… всё это пройти, выбраться… из сей жуткой трясины на твердый берег.
Пять процентов зарядки. Даже, наверно, если и позвонит сейчас Рита, то телефон сядет в процессе разговора.
Черти что…
— Мам, ну не плаць…
— Спи, зайчик, спи. Не обращай внимания… соринка в глаз попала, — живо стерла я влагу с лица; предательски шмыгнула носом.
И вдруг запиликал аппарат — смс:
«Еду уже домой. Ул. Р.-К-ва, **, кв. ***»
Звонкий, истерический смех вырвался из моей груди, отпуская стремена и давая вконец волю рыданиям.
Сходить вновь в торговый центр (в туалет), а затем — автобус… и по заветному адресу.
— Но только до утра, — вместо привет, тревожно отозвалась Рита, едва открыла дверь и увидела нас на пороге.
Учтиво помогла затащить все сумки в прихожую.
— Ты прости… что так, но… — скривилась Рогожина. — Сама понимаешь. Жила бы я одна, по-другому разговор строился.
— Да я все понимаю, спасибо тебе громадное и за это! — счастливо запричитала я, а на глаза вновь проступили слезы.
— Раздевайтесь. Вон ванная, туалет, — замахала рукой Маргарита, раздавая указания. — Кухня там. Мойте руки — и кушать. Суп погрею.
Когда б еще у Федьки был столь зверский аппетит — не могла насмотреться на своего мальчика.
А вот у самой — и кусок в горло не лез. В голове все пылало. Мысли, вопросы разрывали на части. Как дальше? И на какие «шиши»?
— Да, б***ь, — внезапно гаркнула Ритка, но в момент осеклась, бросив взор на малыша. Закачала задумчиво головой. — От кого-кого, а от вас таких историй… я не ожидала. Никогда. Серебров-Серебров. Собственную жену и ребенка. Вот кобеля кусок. Не лучше… Да куда там? Хуже «Жорика» оказался! Падаль гнилая… Дак, а как? Что случилось? — нервически рассмеялась. — Как ты смогла его так допечь? Чтоб вот так? Да обоих?
Скривилась я, опустила виновато голову.
— Он думает, я изменила ему.
Захохотала тотчас Рогожина:
— Ты? Ой, я не могу! Ты! Аха-ха! — на грани плача уже смех. — Ты — и изменила! Да, мне кажется, ты при видите других мужиков — сразу готова блевать, а не то, чтоб…
— Он думает, что я с Федей…
Окоченела та враз, глотнув в мгновение звуки. Вытаращила на меня очи:
— С нашим, что ли? С Рогожиным?
— Угу, — пристыжено опускаю очи.
Колкие, тревожные мгновения тишины — и сдается. Шумный вздох:
— М-да уж… Рожа в своем репертуаре. Надо обязательно везде всё испортить. Особенно другим. Чтоб жизнь малиной не казалась.
— Он не виноват. Это я… допустила двоякость ситуации.
— Ой, — раздраженно; махнула рукой, — не прибедняйся. Ты уж прям! Королева соблазна и разврата. Не езди мне по ушам.
— А ты не знаешь, где он? — отваживаюсь перебить, изменить тему, и узнать наконец-то самое важное. — А то не смогла дозвониться.
— Я ж говорю, косячный он! На всю голову! — гневно выпалила Рита. Скривилась. Взгляд по сторонам. — Пельмени будешь? Или колбасу?
— У него аллергия на колбасные изделия, — поспешно отзываюсь.
— Ой, аллергия, — поморщилась от недовольства. — А пельмени?
— Да мы уже наелись, — смущенно шепчу.
— Ты, может, и наелась, — гаркнула. — А он вон — за обе щеки как уплетает. И потом, это мужики! Им нужно мясо — да побольше.
— Ну так… ты знаешь, где Рожа? Как можно с ним связаться? — вновь я завела свою шарманку, едва Рита принялась шаманить у плиты.
— Да хр*н его знает! Я как-то… сама знаешь, мы с ним не особо. Это вон, — кивнула куда-то в сторону головой. — С Никой они — что сиамские близнецы… причем с отсутствием мозгов оба. А так… Ты, кстати, — вдруг резко обернулась и выпучила на меня глаза. — Не смей при Валике о нем упоминать! И вообще, что ты его знаешь! Ни в коем случае! У них какая-то там заруба случилась. Что-то не поделили. Накосячил Рожа, наверняка, как всегда. Еще и сбежал: сама, вон, говоришь, что дозвониться не можешь. А теперь мой злой ходит, что черт. Сама чуть не отгребла, когда нечаянно заикнулась. Так что молчок! Я ничего о нем не знаю! Честно. А если и узнаешь что — то без меня. Мне и так… хватает нервотрепки. Одного… дерганного. Вообще, какой-то бред, — вдруг странно заулыбалась Рогожина. Табурет ближе к плите — и присела на оного. Взор на меня: — Я думала раньше, что без денег одни нервы. А с деньгами — по ходу, еще больше. Вон что Жора, что Мыца, первый мой, что этот… Мазуров, или тот же Мира — все они такие дерганые. Что жесть. Не понимаю их: всё есть, чего колотиться? — отвела взор в сторону.
— Наверно, чтоб не потерять?
— Или чтоб приумножить, — улыбается. — Да и фиг с ними. Это их война — пусть воюют. Лишь бы нас не касалось.
— Только этих их «нервы» все равно нас касаются. Сама же говоришь.
— Ну, — улыбнулась. — Надо приспосабливаться, искать лазейки, рычаги ублажения, успокоения. Многое терпеть.
— Ну и как, — улыбаюсь, — приспособилась уже?
— Да-а, — скривилась многозначительно, — приспособилась, — продолжила задумчиво. И вдруг: — Да я с тебя еще в шоке. Ванька! — вперила в меня взор, заливаясь странной улыбкой. — Но кто-кто… блин, ТЫ! Никогда бы не подумала! Что ты окажешься за бортом! Я думала, всё: с тобой решено. Из какой семьи вышла, и в какую вошла: вон какой муж! Не последний человек в городе. Думала, ты до пенсии стабильностью обеспечена, как сыр в масле кататься.
— Ага, как сыр, — горестно рассмеялась я. Беглый взор на сына. — Да не ел бы ты сейчас сладкое! Пельмени же тебе варят!
— А я и их сем! — радостно обронил Федька.
Ухмыльнулась: моя порода.
— А знаешь, — вновь я отозвалась к Ритке. — Я даже рада… что он меня прогнал.
— В смысле? — вытаращила на меня очи Рогожина.
— В прямом, — задумчиво, бесцельно уставила взгляд я в пол. — Устала. Кошмар, как устала от него. Не жизнь то была, а сплошная каторга. День в день отбывать срок… ни за что.
Рассмеялась едко Рита:
— Ну-ну.
— Что «ну-ну»? — невольно злобно вышло. — Я тебе правду говорю. Я наконец-то счастлива. Я свободна. И пусть… нечего есть, и нет крыши над головой — но я свободна. Никому ничего не должна. Никого терпеть не надо, ни перед кем унижаться, — скривилась, поморщилась я, вспоминая все то, что мне пришлось пережить за эти года. — Я счастлива. Я реально счастлива, — глаза в глаза с ошарашенной Маргаритой.
Но еще мгновения — и прыснула та от циничного смеха:
— Это пока. Пока голод не задавил, и холод. А так… еще запоешь. Завоешь.
Когда этот ее, Риткин, «Валик» пришел домой, мы уже с Федькой легли спать. Ночь без нормального сна, а тут еще и знобить малыша стало, а потому молча, покорно — в душ и спать.
Утром, как только провела Маргарита своего Мазурова на работу, спохватились и мы. Позавтракать — и на порог, за сумки.
— Ну, ты не обижайся, — скривилась печально Рита. — Сама пойми…
— Да чего ты? — обмерла я, удивленная. — Всё нормально, — искренне. — И так всё… просто супер! Приютила, накормила! Я и за это безмерно благодарна! И потом… у меня же такой же был… только потом бы еще и скандал закатил, и хорошо, если без рукоприкладства. Так что… Спасибо тебе огромное за всё! Очень признательна. Буду должна, — рассмеялась пристыжено, спрятала очи.
— Да иди ты, — гаркнула сквозь неловкость и тихий смех та. — Должна. Со своей жизнью разберись, а я со своей — и сама справлюсь.
В придачу к своей доброте дала и денег Рита.
И пусть план был изначально сверх сомнительный, да особо деваться больше некуда.
За эту ночь я наконец-то осознала, что произошло, и на какой путь встала.
Билет на автобус — и домой. К матери.