Этот договор был для 26-летнего эмира большим дипломатическим достижением. Помимо прочего, он открывал Абд-аль-Кадиру путь для утверждения своей власти за пределами Орании, потому что в тексте договора эмир признавался «повелителем правоверных». Благодаря этому он получил правовое основание настаивать на том, что мусульмане, то есть фактически все местные жители, подлежат подчинению его духовной власти, которая в условиях Алжира означала для местного населения и политическую власть.
Сознавая, что в обозримом будущем ему не под силу будет полностью изгнать французов из Алжира, Абд-аль-Кадир стремился найти лучшее из возможных решений проблемы отношений с Францией. В своих представлениях о будущем страны он относился к французским колониям в Алжире примерно так же, как некогда жители Северной Африки относились к финикийским торговым колониям. Английский полковник Ч. Черчилль, написавший в итоге изучения документов и продолжительного личного общения с Абд-аль-Кадиром книгу об эмире, пишет: «Их существо состояло в том, чтобы он был признан правителем Алжира: французы же продолжали бы жить с его молчаливого согласия на окраинах империи, извлекая выгоды из торговли с его подданными».
Совершенно в ином смысле истолковывала договор и его возможные последствия французская сторона. Генерал Демишель представил дело так, будто он своими военными успехами принудил Абд-аль-Кадира заключить мир и что эмир признал верховную власть Франции в Алжире. В донесении французскому министерству иностранных дел генерал писал: «Должен уведомить вас о покорении Орании, наиболее значительной и воинственной провинции регентства. Это большое достижение является результатом преимуществ, достигнутых благодаря боевым действиям моих войск».
Однако генералу не поверили: выгоды, полученные Абд-аль-Кадиром по условиям договора, были слишком очевидны. Хотя король утвердил договор, правящие круги Франции остались крайне недовольны исходом договоров с эмиром. В январе 1835 года Демишель был отозван, его место в Оране занял генерал Трезель, убежденный сторонник продолжения воины до победного конца. Незадолго до этого в Алжир был назначен новый губернатор — генерал Друэ д’Эрлон. Согласно королевскому указу Алжир начинают именовать «французскими владениями на севере Африки», а не «бывшим регентством», как в прошлом, и, таким образом, жители Алжира формально обращаются во французских подданных, что открывает путь к расширению завоеваний.
Новый губернатор спешит предупредить Абд-аль-Кадира, чтобы он не обольщался надеждами на расширение своих владений.
«И хотел бы, — пишет д’Эрлон эмиру, — чтобы Вы отдавали себе отчет в том, что юрисдикция генерала Демишеля ограничивалась лишь пределами провинций. Оран и что он не имел никакого права обсуждать какие-либо условия соглашения относительно остальной части страны, Даже в случае самого широкого толкования договора, заключенного между Ради и им в феврале 1834 года, Вы не можете выдвигать никакие претензии на земли, находящиеся за границами провинции Оран».
Трезель настаивает на возобновлении войны с тем, чтобы помешать эмиру укрепиться в прежних своих владениях и захватить новые. Однако осторожный д’Эрлон, памятуя о неудачах своих предшественников, воздерживается от обострения отношений с Абд-аль-Кадиром. Он предпочитает собраться с силами и выждать удобный момент для начала войны.
Абд-аль-Кадир тем временем осуществляет свои замыслы, успокаивая французов посланиями насчет своей верности условиям договора и настаивая на собственном истолковании этих условий. Он направляет к губернатору посланца с письмом, в котором как о само собой разумеющемся сообщает о своем намерении навести порядок на территориях, не занятых французами.
«Каид Милуд ибн-Араш, — пишет эмир, — известит Вас относительно состояния наших дел. Я поручил ему заверить Вас в том, что мы лишь хотим найти наилучший способ для установления спокойствия во всех местностях, приморских и внутренних, вдоль побережья между Алжиром и Ораном и в глубине страны от Тлемсена и Маскары до Медеи и Милианы».
Д’Эрлон возмущен. Он требует заключения нового договора, который бы заставил эмира признать суверенитет французского короля и отказаться от притязаний на господство в Алжире. Французские офицеры доставляют Абд-аль-Кадиру проект такого соглашения. Эмир тепло принимает посланцев, не проявляя, однако, никакого интереса к новым предложениям. Он приглашает их совершить с ним поездку по стране, искусно используя её для того, чтобы показать колеблющимся племенам что французы — его союзники, одобряющие его политику и что шейхам не остается ничего иного, как признать его власть. По возвращении из поездки эмир предлагает послам губернатора свои условия мирного договора, в которых нет и намека на признание зависимости от Франции.
Прежний договор, не основанный на единстве взглядов, установил лишь шаткое перемирие. Борьба фактически продолжалась, вылившись в дипломатическую войну. А на войне как на войне: интересы противника в расчет не берутся. Каждая сторона стремилась использовать перемирие в собственных целях.
Продолжая переговоры с французами, Абд-аль-Кадир одновременно расширял свой владения. Его войска перешли реку Шелиф и заняли провинцию Титтери. Эмир назначил халифами своих людей в главные города провинции — Медею и Милиану, где до этого правили турки. Генерал Трезель предложил в ответ захватить столицу эмира Маскару. Но губернатор, не надеясь на свой силы, не решился на это. К тому же Абд-аль-Кадир поспешил уверить его в своей готовности начать новые переговоры. Ему был нужен мир с чужеземцами, чтобы окончательна подчинить Соотечественников. Внутри страны нарастала волна племенных бунтов, грозивших опрокинуть не утвердившуюся еще государственную власть эмира.
Эта внутренняя война давалась Абд-аль-Кадиру не менее трудно, чем борьба против французов. И победы и поражения в этой войне имели одинаково горький привкус, потому что в любом случае приходилось сражаться со своими земляками и единоверцами. Но это только одна сторона дела. Самое трудное заключалось в том, что обе войны были между собой в прямой связи; Одна война обуславливала другую.
Абд-аль-Кадир нуждался в мире, чтобы заняться внутригосударственным устройством и прежде всего добиться объединения племён под своей властью. Но это он мог сделать только военным путем. Мирной передышки не было. Союзные эмиру племена — кроме них, всегда были и враждебные — соглашались действовать сообща и признавать его вождем только в период войны против иноземцев. Как только военные действия прекращались, племенные шейхи считали свой союзный долг исполненным и настаивали на своей полной независимости от верховной власти Абд-аль-Кадира.
После заключения мирного договора большинство племен, объединившихся во время войны вокруг эмира, отказались выплачивать ему подати. А без налогов Абд-аль-Кадиру не удалось бы основать и захудалого княжества. Податная система — главная экономическая основа всякого феодального государства. Племена этого не могли и не хотели понять. Объединение и центральная власть, необходимые им во время войны с иноземцами, в мирное время становились в их глазах ненужными и обременительными оковами.
Даже племя бени-амер, в преданности которого Абд-аль-Кадир никогда не сомневался, после окончания войны прекратило выплачивать традиционный налог. Разгневанный эмир собрал шейхов этого племени в мечети Маскары и после положенной молитвы обратился к ним с проповедью:
«Не вы ли, о бени-амер, первыми призвали меня на тот пост, который я сейчас занимаю? Не вы ли первыми умоляли меня установить постоянную власть, которая поощряла бы добро и наказывала бы зло? Разве не вы торжественно поклялись вашей жизнью, вашей собственностью и всем, что для вас является дорогим и священным, помогать мне и поддерживать меня? Так неужели вы будете первыми, кто оставит общее дело? Может ли существовать какая-нибудь власть без податей, без сердечного союза и взаимной поддержки всех подданных?
Не думаете ли вы, что хотя бы грош из податей, которые я требую, будет обращен на мои нужды или на нужды моей семьи? Вы все хорошо знаете, что мне достаточно того, что дает моя родовая собственность. Я требую лишь того, что закон Пророка вменяет вам, как мусульманам, в прямую обязанность и что в моих руках — я в этом клянусь — послужит торжеству веры!»
На шейхов бени-амер красноречие Абд-аль-Кадира подействовало: они были давними союзниками родного племени эмира хашим и, главное, были заинтересованы в сохранении сильной центральной власти, потому что жили рядом с захваченными французами городами, и постоянная опасность возобновления войны побуждала их искать спасения в союзе с соседними племенами.
Хуже было с племенами, населявшими отдаленные местности Алжира. Лишь близкая, видимая угроза иноземного вторжения могла заставить их выступить под знаменем эмира. Если такой угрозы они не ощущали, то все пламенные призывы к их священному долгу правоверных оставляли их равнодушными. Клановый дух, выражавшийся в племенной асабийе, был сильней, чем сознание общности целей борьбы в защиту веры. Общность же этих целей только тогда становилась действенной силой, когда она накладывалась на чисто мирские, материальные интересы, то есть когда иноземцы прямо покушались на жизнь и собственность того или иного племени.
С особенным упорством держались своей независимости горные племена кабилов. Абд-аль-Кадир не раз направлял к ним послов с предложением присоединиться к его борьбе против колонизаторов, обещал всяческую помощь, посылал подарки их вождям — аминам. Все было тщетно. Тогда он сам отправился в горы и на собрании аминов произнес зажигательную речь о «священной войне».
«Знайте, что если бы я не воспротивился честолюбивым намерениям французов и не доказал им на деле их бессилия в борьбе со мною, давно уже, подобно волнам разъяренного моря, враги наводнили бы вашу страну и подвергли ее таким бедствиям, которые до сей поры были неизвестны вам. Они оставили свое отечество с единственной целью поработить нашу общую родину и обратить нас в невольников. Я — терние, которым Всевышний устилает их путь, и с вашей помощью сброшу их в море. Благодарите же Пророка, что я враг врагам вашим, проснитесь и уверуйте, что мое единственное желание — водворить спокойствие и благоденствие в стране правоверных. Для этой цели я требую от вас покорности, содействия мечом и имуществом общему делу, как то завещал Владыка мира каждому верному мусульманину».
Речь Абд-аль-Кадира была воспринята с одобрением: всюду, где он появлялся, его встречали восторженные толпы кабилов; в честь него устраивались празднества; ему подносили дорогие подарки. Но на все призывы эмира подчиниться его власти кабилы отвечали одно и то же: «Мы повинуемся только нашим аминам». Амины же, уверенные в неприступности своих горных селений, предпочитали оставаться независимыми. Лишь несколько окраинных племен, для которых угроза французского нападения стала уже осязаемой, согласились признать власть эмира.
В мирных условиях никакое иное средство, кроме военной силы, не могло преодолеть сепаратистские устремления племен. Абд-аль-Кадир это понимал; и когда призывы и увещевания не действовали, без промедлений и очень жестоко карал отступников от «священной войны». Он не мог так поступить с кабилами потому, что это было выше возможностей его войска, и потому, что они никогда не договаривались с ним о союзе, а стало быть, и не предавали его. Во всех иных случаях Абд-аль-Кадир был скор на расправу с отступниками от его дела.
Чаще других от эмира откалывались и предавали его племена махзен. Эти племена, охватывавшие примерно десятую часть сельского населения страны, еще в эпоху, предшествовавшую турецкому господству в Алжире, занимали привилегированное положение. Они исполняли для местных династий военную и полицейскую службу и собирали налоги с остальных племен, в отличие от них называвшихся райя. Махзен составляли феодальную касту воинов и разбойников. Единственным мирным занятием, которое они считали достойным себя, было разведение верблюдов. На племена райя они смотрели с презрением. Самое предложение объединиться с райя в союз воспринималось ими как оскорбление.
Все завоеватели неизменно сохраняли старый порядок сбора налогов и брали племена махзен себе на службу, Так было в эпоху янычарского господства. Так вскоре после прихода в Алжир начали делать и французские колонизаторы. Уже в 1833 году генерал Демишель договорился с шейхами племен дуайр и змала, обитавшими близ Орана» о том, что французы возьмут на себя их защиту от войск Абд-аль-Кадира в обмен на те услуги, которые эти племена, относящиеся к махзен, выполняли в прошлом для янычарских властей. Но Абд-аль-Кадир не допустил осуществления этого договора. Он явился со своим войском к племенам и под угрозой оружия заставил их переселиться к Тлемсену, где они находились под наблюдением его людей.
Вожди махзен ненавидели эмира за то, что он не делал никакого различия между ними и шейхами прочих племен, которые раньше находились в их подчинении. Вождь племени бану-ангад Мустафа бен Исмаил говорил: «Те, кто вчера служил мне, занимают теперь равное со мной или даже более высокое положение». Этот вождь не только отказывался признать власть Абд-аль-Кадира, но и использовал всякую возможность, чтобы нанести ему вред. Мустафа бен Исмаил переселил обратно племена дуайр и змала, а летом 1834 года напал на верное эмиру племя бени-амер. Абд-аль-Кадир с небольшим ионным отрядом бросился на помощь своим союзникам, послав вперёд себя посильных и повелением Мустафе прекратить грабеж. Шейх отказался выполнить приказ. Тогда Абд-аль-Кадир, несмотря на численное превосходство противника, вступил с ним в бой. Но силы были слишком неравны. Почти все воины эмира были перебиты, а сам он едва успел ускакать на израненном коне в Маскару.
Поражение Абд-аль-Кадира воодушевило его противников. Против него выступил Сиди аль-Араби, шейх флиттов — крупного племени махзен. К нему присоединились другие вожди, желавшие использовать удобный момент для того, чтобы свести счеты с эмиром.
Для Абд-аяь-Кадира настали трудные дни. То в одном, то в другом районе Алжира феодалы поднимали против него подвластные им племена. Сутками эмир не спускался с коня, переносясь со своими отрядами из одного конца страны в другой, чтобы силой удержать, ее в своей власти.
Самым опасным противником стал для него в то время Сиди аль-Араби, созвавший в долине Шелнфа большое племенное ополчение.
Абд-аль-Кадир спешно собрал 15-тысячный отряд и обрушился с ним на мятежного шейха. Войско Сиди аль-Араби было разгромлено, а его предводитель взят в плен. Сразу после этого Абд-аль-Кадир двинулся на племенную рать Мустафы бен Исмаила. Битва произошла 13 июля 1834 года. Она с переменным успехом длилась почти весь день. К вечеру обессиленные противники разошлись. Абд-аль-Кадир начал готовиться к новому сражению. Но Мустафа предпочел признать власть эмира и заключил с ним мир.
В начале 1835 года феодальная знать махзен составила новый заговор, направленный против Абд-аль-Кадира. Заговор возглавили сыновья Сиди аль-Араби, умершего незадолго до этого в тюрьме Маскары. Их поддержал марабут Хадж аль-Деркауи, глава религиозного братства Деркавийя, объединявшего многие племена бедуинов.
И на этот раз Абд-аль-Кадир разгромил феодалов. Но тотчас же вслед за этим племена махзен нанесли ему новый удар в спину. В июне 1835 года шейхи племен дуайр и змала заключили с генералом Трезелем соглашение, по которому признали себя французскими подданными, обязались предоставить в его распоряжение своих воинов и снабжать о райский гарнизон продовольствием и фуражом. За это Трезель обещал им платить по два франка в день и защищать от нападений войск эмира.
Абд-аль-Кадир направляет генералу письмо, протестуя в нем против нарушения условий договора, которые предусматривали выдачу пленных и дезертиров. Трезель отвечает, что племена, которые хотят подчиниться французской власти, не могут считаться дезертирами, а потому никакого нарушения договора здесь нет.
Абд-аль-Кадир никак не может согласиться с этим, потому что примеру дуайр и змала готовы последовать все племена махзен. В новом письме он продолжает настаивать на том, чтобы генерал Трезель выдал ему предателей.
«Дуайр и змала, — пишет эмир, — мои подданные, и согласно нашему закону я волен поступать с ними по своему усмотрению. Если Вы лишите их своего покровительства и как прежде не будете препятствовать им повиноваться мне, то мир сохранится. Если, напротив, Вы упорствуете в нарушении Ваших обязательств, то немедленно отзовите своего консула из Маскары…»
Генерал Трезель отозвал своего консула и начал военные действия. В июне 1835 года французский отряд напал на племя хашим-гараба и отнял у него весь урожай зерна. Абд-аль-Кадир выступил с войском из Маскары, решив в отместку покарать предавшие его племена дуайр и змала. Трезель направил на их защиту пехотную колонну в пять тысяч солдат и крупный отряд кавалерии.
Эмир устроил засаду на пути французских войск в лесу Мулай — Исмаил. Как только французы углубились в лес, на них со всех сторон посыпался град пуль. Потеряв несколько десятков солдат убитыми и бросив часть обоза, французы, отбиваясь на ходу от атак арабской конницы, выбрались из леса и расположились лагерем на берегу реки Сиг. Трезель решил отступить, но эмир перерезал дорогу на Оран, и французы вынуждены были направиться к Арзеву.
Абд-аль-Кадир, превосходно знавший местность, устроил новую засаду. Он отобрал тысячу лучших своих кавалеристов и приказал взять каждому к себе на коня по пехотинцу. Этот отряд, обогнав стороной французскую колонну, укрылся на поросших густым лесом склонах теснины, образуемой рекой Мактой. Именно сюда направилось французское войско. Иной дороги на Арзев не было.
Вступив в теснину, французы оказались в мышеловке. Десятки французских солдат были убиты первыми же залпами со склонов холмов; Одновременно с фронта и с тыла на французов устремилась конница Абд-аль-Кадира. Началась всеобщая паника. Множество солдат, пытавшихся спастись бегством, утонуло в реке. Разгром был полный. Остатки французского войска, потеряв почти весь обоз, с большим трудом прорвались к Арзеву.
Метрополия была потрясена поражением французских войск на Макте. Но как писал французский историк официального направления М. Валь, «этот разгром по крайней мере вызвал во Франции взрыв патриотизма». Трезель был смещен со своего поста в Оране и заменен генералом д’Арланжем. На место губернатора Алжира д’Эрлона был назначен маршал Клозель. Новый губернатор, прибыв в августе 1835 года в Алжир, издал прокламацию о скором покорении страны.
Абд-аль-Кадир в ответ усиливает и умножает атаки на французские войска и поселения колонистов. Он очищает от захватчиков равнину Митиджу и наглухо блокирует все портовые города, включая Алжир, — так, чтобы, по его словам, «даже птица не могла пролететь через городские стены».
Положение французских гарнизонов становится отчаянным. Маршал Клозель требует присылки дополнительных подкреплений. Правительство идет ему навстречу. Усилив оккупационную армию, Клозель ведет ее из города Алжира в Оранию, решив захватить столицу Абд-аль-Кадира Маскару.
Эмир, избегая прямого столкновения, преследовал французское войско, тревожа его внезапными нападениями небольших конных отрядов. Он выжидал удобного момента для крупного сражения. Этот момент наступил, когда французы вышли в долину реки Сиг. Здесь их уже ожидали главные силы эмира, расположенные им на удобных позициях, выбор которых, по словам английского полковника Черчилля, «сделал бы честь любому европейскому генералу».
Но, несмотря на полководческий талант эмира и отвагу его воинов, арабская армия была разбита наголову. Огонь французской полевой артиллерии опрокинул атаку арабской конницы и рассеял пехоту эмира. Абд-аль-Кадир мог ответить на него лишь несколькими выстрелами из четырех старых пушек, которые составляли всю его артиллерию. К тому же его вновь предали шейхи племен махзен, бежавшие со своими отрядами еще до начала битвы. Разгромленное войско эмира рассыпалось по Орании.
Абд-аль-Кадир с горсткой ближайших сподвижников укрывается в своем родовом имении. Он не предается отчаянию и никого не упрекает. Эмир остается уверенным в себе и в конечном торжестве своего дела. Матери, которая пытается его утешить, эмир мягко отвечает: «В жалости нуждаются женщины, но не мужчины».
Клозель тем временем вступает в Маскару, но не застает там почти никого из жителей, покинувших город при первом же известии о приближении французского войска. Взорвав городскую крепость и уничтожив арсенал и склады провианта, заготовленные эмиром, французы оставляют Маскару.
Наутро другого дня перед распахнутыми воротами пустого города появился одинокий всадник. Это был Абд-аль-Кадир.
Вскоре прибыла его свита. Для эмира раскинули палатку у ворот Маскары. К вечеру в свои дома вернулись жители города. Вокруг палатки эмира постепенно собрались тысячи солдат его разбитого войска. Абд-аль-Кадир вышел к шейхам. Эмир отчитал их в гневной речи за трусость и поклялся не входить в Маскару до тех пор, пока не отомстит врагу за поражение. Лотом, пристально оглядев шейхов, он сказал, указывая на одного из них: «Я вижу среди вас изменников. Вот один из них, повесьте его».