«Так, не нравится мне его настроение. Так он нам не то, что ничего не расскажет, а и вовсе во враги запишется. Дай-ка я чутка порулю, ты далеко не уходи, смотри, учись».
— А вот сейчас было обидно. Я насчёт «бормотухи». Сейчас наш заводик «Пшеничную» делает, не самый дешёвый вариант, между прочим.
Дед залез в баул и достал бутылку.
— Вот, сами гляньте. И «под боком» станет, когда дорогу построим, а это не одного года дело: требуют грейдер шириной, чтобы два армейских фургона разъехались, как минимум с одной водоотводной канавой по всей длине. Это надо нанять специалистов, чтобы трассу проложили и дорогу спроектировали, потом расчистить полосу, потом нанять подрядчика на строительные работы. Да и мост ещё…
— Серьёзный подход, — не то всерьёз, не то со скепсисом произнёс Горлянкин.
— Нет, конечно, можно взять паровой бульдозер в одну руку, карту — в другую и двинуть на нём через лес. Потом бесконечно доделывать, переделывать и ремонтировать по нескольку раз в год, потому как здесь затопило, там подмыло, где-то завалило, а здесь вообще кусок в болото сполз, вместе со склоном. Нет уж, дешевле сделать сразу нормально.
— Да и потом, десять километров — это часа полтора в одну сторону, если не все два. Даже после постройки дороги и моста, до того вообще — без дороги, по лесу, и при этом ни в болото не влететь, ни мимо хутора не проскочить.
— С чего бы это два часа? Грузовик на стройке возьмут и за четверть часа доедут.
«Вот, слушай умных людей!»
Дальше дед достал бабушкины гостинцы и пару рюмок.
— А про «бормотуху» всё ещё обидно! Вот, сами попробуйте…
В следующий момент он уже рассказывал Николаю Михайловичу про особые свойства этикетки. Попутчик поначалу отнекивался, оправдываясь необходимостью работать ночью, на что дед возражал, что «мы же не пить будем, а только пробовать».
Долго ли коротко, а уже через час Горлянкин с интересом расспрашивал о том, что именно мы будем выпускать вместо «Пшеничной».
— Вы же понимаете, слово «виски» в названии мы использовать не можем — потомки пиктов будут беситься, верещать и бросаться калом. Надо выдумать своё название, и уже есть несколько вариантов. Тем более, что островитяне сами нагнетают — мол, настоящий виски должен готовиться именно так, а не иначе. Мы же вносим намеренно существенные различия в техпроцесс, которые по факту, судя по предварительным результатам, ни на что не влияют. Зато сможем честно сказать: сэры, какой же это виски, если не соблюдено ни то, ни это? Это никакой не виски, а наш, самобытный напиток, о чём на этикетке и написано. А что на вид, на вкус и по составу от вашего вискаря не отличается — то это просто забавное совпадение!
Николай немного поморщился на пассаже насчёт «потомков пиктов», но в конце даже хохотнул:
— Это их же салом, да их же по сусалам? Любят сэры такие фокусы проворачивать, ой, как любят…
— Ну, так в этот бридж можно играть и вдвоём. За это надо выпить!
В общем, уже за первый час пути дед выяснил, что между этой деревней и Осиповичами будет строиться боковая ветка железной дороги, уходящая куда-то в леса на какой-то секретный объект. Конкретных вопросов о объекте и его размещении дед демонстративно избегал. В Тальке же будет построена сравнительно небольшая сортировочная станция, жильё для военных железнодорожников, казармы для гарнизона, который будет охранять станцию и новую ветку, а также временные бараки для строителей.
Но это не давало ответа на вопрос, почему с нас затребовали настолько солидную дорогу — патрулям логичнее ходить по другой стороне от «железки» или хотя бы ближе к ней. Явно должно было быть что-то ещё.
— Построите там у себя кабак — и будут строители к вам пьянствовать ездить, на казённом транспорте!
— Ну, во-первых, не кабак, а трактир, понимать надо. Во-вторых, что, много среди мужиков с лопатами тех, кто грузовик водить умеет? Ну, и самое главное — представить себе артель землекопов, наливающихся виски по цене двенадцать рублей бутылка, это нужна очень богатая и одновременно больная фантазия!
— Да уж, им бы чего-то такого, чтоб четверть рубля три стоила, не больше.
— Такой шмурдяк я даже не знаю, из чего и как делать, чтобы не себе в убыток. У нас самая дешёвая с завода уходит по рубль семьдесят за полуштоф, и выгоды там не так уж и много.
— Ну, некоторые куриный помёт «для крепости» добавляют.
— Некоторые и хлорофос подмешивают, чтоб «по шарам било», сам видел такое. Но это напитком уже не назовёшь.
— Согласен.
— Ну, за согласие!
Поскольку содержательная часть, на мой взгляд, закончилась — я оставил деда «у руля», а сам отправился спать, даже «мультики» смотреть не стал.
В Могилёв приехали с опозданием всего на полчаса, я был выспавшимся, тело тоже не слишком потрёпано дедом, но вот выхлоп наличествовал. К Маше таким не пойдёшь. С другой стороны — и деду надо давать отдохнуть, и информацию о творящихся вокруг делах узнать важно.
Надо что-то пожевать, чтобы запах отбить — не хочу расстраивать Петровну.
«Без толку жевать — запах из лёгких идёт, продуты распада спиртного из крови выводятся частично через них. Не из желудка, так что любые чудо-средства могут только смешаться с перегаром, пытаясь его перебить. А на самом деле — просто смешиваются. И сами по себе выдают, что ты хочешь что-то скрыть».
«А кто это у нас проснулся? А кто это у нас командированного набухал и мне амбре обеспечил?»
«Да сколько мы там выпили — бутылку на двоих за три часа. Мы последние сто пятьдесят уже после Тальки накатили, для сугреву».
«Ага, ага… А мне теперь что делать⁈»
«Кофе выпей. Запах кофе утром — вполне естественный, подозрений не вызывает, а маскирующие свойства имеет».
«Угу, у лихача в пролётке кофейня имеется, конечно! А запах вокзального варева выветрится ещё на полпути, гораздо раньше перегара».
«Значит, пройдёшь мимо Надежды в глубокой задумчивости и задержав дыхание!»
Петровны на месте не оказалось, ключ из шкафчика я взял сам, под испуганно-завистливыми взглядами парочки стоявших в ожидании студентов. И это не наглость, а договорённость!
В своей комнате я выложил остатки привезённой с собой еды, что на стол, что в тумбочку, а что и в холодный ящик за окном, развесил вещи и пошёл на кухню, варить себе кофе. После кофе, душа и снова кофе почувствовал себя человеком. Делать было катастрофически нечего и я, нацепив уже не такой ненавистный меч, отправился на лицо, звонить Машеньке. Но дед отговорил — мол, она позовёт в гости, а я пока не в форме, и как буду отказываться, чтобы не обидеть? Логично, хоть и огорчительно. Ну, раз уж всё равно почти вышел — позвоню в лабораторию, там, скорее всего, дел накопилось немало.
Но и этим планам не суждено было сбыться, во всяком случае — не сразу. На выходе охранник, вежливо уточнив моё имя, попросил подойти в «лицевой» кабинет ректора. Интересно, зачем? Бумаги на стекольный завод уже подготовили, что ли? Хорошо, если так. Хоть узнаю, что за завод и смогу поручить узнать подробности о нём. Спрашивать я счёл невежливым, в духе «дарёному коню в зубы не смотрят».
Секретарь впустил меня в кабинет ректора сразу же, как только я доложился о явке, только заглянул к шефу. Граф Кайрин встретил меня радушно.
— Господин Рысюхин, проходите. Вижу, вы решили приехать заранее, не дожидаясь конца каникул?
— Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Да, есть кое-какие дела в городе.
— Без чинов, Юрий Викентьевич, без чинов. Проходите, присаживайтесь.
Граф повёл рукой к гостевому креслу, стоявшему у кофейного столика, сам устроился напротив.
— Сразу скажу — документы на стекольный завод готовы, укладку с ними заберёте у секретаря, когда будете уходить. Кроме этого есть ещё несколько дел. Начну с выполнения приятной обязанности. Три дня назад я был в Москве, где Его Императорское Величество, будучи в старой столице проездом, удостоил меня аудиенции. И в ходе неё он, помимо прочего, просил передать вам его подарок.
Граф встал и подтянулся. Я, разумеется, тоже вскочил и вытянулся «смирно». Ректор взял стоявшую на столике коробочку и открыл её. Содержимого я пока не видел.
— Его Императорское Величество, Император Всероссийский Пётр Алексеевич Кречет, просил передать вам, в благодарность за деятельность, направленную на торжество справедливости, в качестве подарка на прошедший Новый год, а также в знак своего Высочайшего расположения этот подарок, а также пожелание всяческих успехов во всех ваших начинаниях, направленных на благо Государства Российского.
После этого он подошёл ближе и протянул мне раскрытую коробку. Там лежали карманные часы с цепочкой, золотые. Причём с Императорским вензелем. У меня аж дух захватило. Наградные часы, например, «За отличную стрельбу» с изображением мишени и двух винтовок, «За фехтование» и прочие служебные достижения, либо за выслугу лет и без того ценились. Но гораздо выше по статусу шли часы, входившие в перечень кабинетских подарков — с Императорской короной, с гербом, с Императорским вензелем, украшенным камнями и, самые ценные — с портретом Императора. То есть передо мной — почти самый ценный вариант. Но за что так много⁈
— Не робейте, Юрий Викентьевич, возьмите, откройте.
Я взял часы, нажал на кнопочку и крышка распахнулась с мелодичным перезвоном. На внутренней стороне было выгравировано: «Господину Рысюхину с искренней благодарностью. Е. И. В. Кречет». И дата — второе января этого года. В день снятия опалы с академии.
«Часики зачётные, но с чего ты так возбудился?»
«Издеваешься⁈ Кабинетский подарок!»
«И?»
«Вот же! Это — государственная награда, официальная, вносимая в послужной список или заменяющий его документ. Плюс — приравнивается к Высочайшему благоволению, со всеми вытекающими».
«Ага, значит, в этом году тоже налоги не платим!»
«Как ты можешь быть таким циничным и меркантильным⁈»
«Ну, должен же кто-то из нас думать об интересах рода, пока второй пребывает в восторженной прострации?»
— Я считаю, за это нужно выпить! — Услышал я голос графа.
Пока я предавался размышлениям и внутренним разговорам, секретарь ректора успел внести ведёрко с шампанским и два бокала, более того — открыл бутылку и разлил вино.
«Ну, хоть запах будет легализован!» — мелькнула дурацкая мысль.
— Я, конечно, в восторге и глубоко благодарен Его Императорскому Величеству, но не слишком ли много?
— Думаю, Императору виднее. Не стоит сомневаться в Его воле, даже в случае награды.
— Разумеется. — Я глотнул шампанского в попытке хоть немного унять сухость в горле и с удивлением заметил, что бокал пуст. Секретарь тут же наполнил его.
— Думаю, если вы решите посмотреть время по этим часикам в кабинете какого-нибудь чиновника, его отношение к вам резко улучшится.
Кайрин хохотнул и продолжил:
— Ну, с обязанностями разобрались. Теперь вернёмся к нашим делам. Вы ещё помните тот участок под Клайпедой?
— Да, конечно.
— Нашу семью заинтересовали ваши идеи его развития. Вы не могли бы принять участие в разработке более детального проекта?
— «Более детального» — это не совсем верное определение. Пожалуй, правильнее было бы говорить о разработке проекта в принципе, поскольку пока его как такового нет, если вы сами, разумеется, не разработали. То, что я наговорил здесь вам и вашему брату — это так, общие мечтания, отвлечённые фантазии.
— Пусть даже так. Мечтания показались нам интересными, но хотелось бы, чтобы фантазии стали более детальными и близкими к планам. Вы не могли бы набросать на бумаге, если возможно — с эскизами и привязкой к карте, по два-три варианта каждого объекта и ваше видение всего комплекса в целом? Так сказать, при разном уровне вложений и вовлечённости, как исходные данные для детальной проработки? С пояснениями, что, зачем и для чего?
— Наверное, смог бы, но…
— Понимаю, что это большой кусок работы, а работа не должна быть бесплатной.
— Не в оплате даже вопрос, прост столько разных дел запланировал на ближайшие дни…
— Что вы, что вы! Особой спешки не требуется, если к началу весны сможете дать какие-то материалы, то уже хорошо. Вопрос по оплате труда — не спорьте, не надо — решим по итогу. Думаю, мы снова предоставим вам несколько вариантов на выбор.
— К началу весны… Мне в любом случае понадобятся копии карты, желательно — в разных масштабах, по нескольку экземпляров. А также хорошо бы печатную машинку и расходные материалы к ней.
— Вы владеете машинописью? И «расходные материалы», это?..
— Не знаю, можно ли это назвать словом «владею», но представление о данной работе имею. В любом случае, вам будет проще работать с печатным текстом, да и мне нагрузка на руки меньше. Расходные материалы — это красящая лента, копировальная и писчая бумага, набор по уходу за машинкой…
— Карты есть сейчас, много копий снять не успели, но для начала, думаю, хватит. По пишущей машинке будем думать, пока по срокам ничего не могу обещать.
— Не будет машинки — ничего страшного, тогда буду в тетрадях писать, чтобы листы не терялись и не путались.
На попятный с машинкой меня заставило пойти вспомненное дедом обстоятельство, что привычная ему раскладка клавиатуры появилась далеко не сразу, до того была длительная эпоха экспериментов, и мы оба не знали, как давно и чем она закончилась в этом мире. Без навыков деда от машинки пользы будет меньше, чем забот, а его навыки не будут работать при изначально непривычном расположении букв.
Выдержав приличествующую паузу около трёх минут, ректор стандартным оборотом намекнул, что пора прощаться. Я этот долгожданный намёк, разумеется, понял. Поскольку я был без жилетки, то поместил часы в нагрудный карман пиджака, застегнув карабин на петлице. При этом обнаружив, что с карабина свешивается ещё одна короткая цепочка с небольшим, размером с двугривенный, жетоном, на котором выбито изображение Императорской короны. Вышел я из приёмной с неизменным саквояжем в одной руке, тубусом в другой и с укладкой подмышкой. Пристроившись на подоконнике никак не мог понять, почему укладка не лезет в портфель, если раньше таких проблем не возникало. Потом перевёл дух, понял, что пихаю кожаную обложку «стоймя», потому клапан саквояжа и не закрывается. Посмотрел на свои дрожащие руки и понял, что вряд ли я куда сегодня поеду, во всяком случае — пока не успокоюсь. Да и груз надо в комнату отнести, смысл бегать по городу со всеми бумагами?
Надежда Петровна не оправдала бы свою репутацию, если бы не заметила изменений в моём внешнем виде. Но начала всё же не с этого.
— Как съездил? С бабушкой помирился?
— Да, всё обсудили, со всем разобрались. Правда, она мне новую засаду готовит, но мы договорились, что одна она, без согласования, ничего, вообще, совсем ничего, делать не будет.
После первой фразы я облегчённо вздохнул — и, наверное, сделал это слишком мощно, поскольку Петровна принюхалась и напряглась.
— Так. А чем это от кого-то пахнет с утра пораньше?
— Ректор шампанским угостил.
Петровна недовольно поморщилась — мол, меру в шутках нужно знать. Но ничего по этому поводу не сказала, пытаясь рассмотреть изображение на золотом жетоне и не особо доверяя своим глазам.
— Вижу, у тебя обновка?
— Да, вот, пожалуйста. — Я вытащил часы за цепочку и подал коменданту.
Та сразу узнала вензель и удивилась, не спеша брать предмет в руки.
— Не бойтесь, Надежда Петровна. Там ещё надпись есть внутри.
Я сам нажал на кнопку и протянул мелодично зазвучавшие часы собеседнице. Та неуверенно взяла, прочитала гравировку. Удивлённо посмотрела на меня, перечитала ещё раз, медленно, чуть ли не по слогам. И вернула мне императорский подарок, протянув задумчиво и почему-то опять на «вы»:
— А вы, Юра, умеете удивлять, — она покачала головой и добавила: — Да, за такое и выпить не грех.
— Вот-вот, и ректор так же сказал, когда передавал мне подарок.
— Так что, про ректора и шампанское — правда?
— Я же сразу вам сказал, ещё при встрече, что не могу обманывать Надежду. Поэтому никогда вам не вру!
«Во всяком случае — напрямую. Ведь сказать не всю правду — это же другое, правда?»
В ответ Петровна только покачала головой:
— Чего только в общежитии не увидишь. Стоит только подумать, что вряд ли меня студенты ещё чем-то удивят — как пожалуйста!