В себя я пришёл примерно через час, рывком, будто кто-то рубильником щёлкнул и выключил слабость и помутнение сознания. Взамен пришло ощущение наполненности энергией, как будто я хорошо отдохнул и выспался.
— Ффуууу-ух! Это что, каждый раз при получении уровня так накрывает?
— Это ещё более-менее, для первого-то. — Старшему в карауле явно было скучно, и он начал не торопясь, обстоятельно отвечать на мой вопрос. — Всяко бывает, но первый порог всегда ощущается по-особенному. Обычно сильно по голове даёт на порогах или если много сразу хапнуть. Ну, или если между уровнем мага и свежего макра больше двух единиц. Но тогда эффект другой — там на баб тянет со страшной силой. Ну, или на мужиков, если, стало быть, магичку накроет.
Кстати, насчёт макра. Где он там у меня?
— У, не повезло — пустышка! Но рублей пятьдесят выручить можно, если постараться.
Ошибку караульного легко понять — камень получился прозрачны, почти бесцветный. Точнее, цвет его словно прятался, сгущаясь вдоль рёбер и в вершинах, будто дымка или туман.
«Градиентная заливка» — влез со своим комментарием дед.
Сейчас в самых насыщенных точках эта дымка была сиреневого цвета, но я чувствовал, что её можно сгустить до насыщенного фиолетового. Не знаю, не умею ещё определять свойства животных макров, мы пока только с растительными работаем, но даже исходя из ёмкости и необычности стоит он намного дороже. Думаю, раза в полтора больше, чем моя первая добыча почти годовой давности из крысолюдов. Но я спорить не стал — зачем дразнить человека и вводить в искушение? Чтобы отвлечь от мыслей о добыче, спросил:
— А почему змеекваков только трое было? Они же вроде как стаями раза в три больше ходят?
— А кто их знает. У нас вчера прорыв был с первого уровня большой, крепко повоевать пришлось. Может, с той поры и остались — вроде как сегодня разломов больше не было. Или издалека пришли и остальные отстали — а может, и на ком кому пошли. Уже час прошёл, как вы воевали, а новые жабы так и не вылезли — значит, и нет их здесь.
— Ладно, хорошо тут у вас, а дома лучше. Спасибо, что приютили…
— Эй-эй-эй, это что это вы задумали? Одного не отпущу — не положено, а под трибунал мне не улыбается совсем! И, это… Сейчас, наверное, силушка бушует, прыгнуть страшно, чтобы не взлететь? Та это ненадолго, через полчаса-час всё в норму придёт. Как раз наш боец со следующим патрулём вернётся — вместо него вас четвёртым отправим.
«Он прав — не дело одному шататься. Сожрут по дороге, и костей не найдёт никто».
Возникла было мысль почистить револьвер после стрельбы, но я её успешно задавил. Если барабан можно было безопасно откинуть в сторону, то разряжать картечный ствол — то ещё развлечение, проще выстрелом. Проще, но дороже. Пусть я уже и сам мог сделать ружейный макр из сырого, даже без специального оборудования, но и сырые тоже были не бесплатны.
Нет, в теории, как маг кристаллов, я имел право собирать растительные макры на изнанке «для собственных нужд». Но не устраивать рудник или карьер для добычи. Не говоря уж о том, что найти их можно было не на каждой изнанке и не в любом месте. Ну, и понятие «собственных нужд» тоже было расплывчатым. Например, сделал я макры для револьвера, зарядил, а потом дал оружие другу — пострелять по мишеням. И что, всё? Или, например, зарядил собственноручно добытым и обработанным макром грузовик, на котором едешь не только ты сам, но и твой водитель и, например, груз бутылок. Это «использование для собственных нужд» или уже «в коммерческих целях»? Скользко всё, зыбко и нервно.
В общем, так себе привилегия, по сравнению с универсалами, которые получают право лично обращаться к Императору. С другой стороны, у меня оно тоже есть, пусть и раз в год. А магам Смерти или Крови, считай, гарантирован офицерский чин в армии или спецслужбах. Интересно, какие особенности, обязанности или привилегии есть у магов иных школ? С другой стороны, как маг металла я не получил никаких преференций, за исключением права на скидку при регистрации старательской артели.
Караульные угостили меня чаем и оставили дожидаться своих, так что было время подумать. Например, о том, почему никто из нас троих даже не пытался использовать против тварей магию. Ладно, я — первокурсник с уровнем ниже единицы. Но наш командир патруля — третьекурсник, воздушник, который хвастался, что недавно смог открыть дополнительно вторичную стихию молнии? Ни одного воздушного заклинания не использовал! Почему? Надо будет пообщаться на эту тему со знающими людьми в академии.
Остаток времени провёл в медитации, пытаясь понять, что во мне и в моей магии изменилось со взятием уровня. Но толком ничего понять не смог — или времени не хватило, или знаний, или всего сразу и умения вдобавок. Почувствовал только, что исподволь начинавшаяся простуда — довольно редкий случай у одарённых, кстати говоря, но не слишком — прошла, словно и не было. Да ещё лучше стал чувствовать металл своего оружия. Как сказал дед — словно очки подобрали новые, резкость навели. В общем, надо советоваться с преподавателями и разбираться, что это обострение чувств даст полезного и чем грозит из неприятного.
Патрульные из академии — пара второкурсников и вприглядку знакомый одногруппник Вязовского — посматривали на меня как-то странно. Я уже начал было нервничать, но тут один из них спросил:
— Это что, уже подлатали, или ты сопровождал пострадавших?
— Кого подлатали, каких пострадавших⁈
— Ну, так ваш патруль же твари порвали, училищные отбили и своего курьера отправили сообщить — мы его обратно привели.
Дед внутри ржал, как конь, а я не мог подобрать слов.
— Вот же брехло водоплавающее! Я уровень взял, с макра сырого, меня отлежаться оставили, а он третьим пошёл. Ребят, вы сами подумайте: если бы наших порвали, то кто же его до академии довёл?
— Он говорил, что сам добежал, под скрытом…
— Ага, у него, наверное, уровень минимум третий, при пятом потенциале?
— Откуда такой в магуче⁈
— А меньше если — то фиг бы прошёл три километра между тварями.
— И то правда. А мы уши развесили, вот ведь!
— Да, ему надо было в эстрадно-цирковое училище идти, на конферансье учиться. Со сцены лапшу на уши вешать.
Ответом стал дружный смех всей троицы. Веселье пресёк командир:
— Повеселились — и хватит! Смотрите в оба, если живыми и здоровыми вернуться хотите.
Уже на подходе к куполу увидели двух летучих тварей. Глядя, как мои спутники сплетают стихийные заклинания, сосредоточившись и шевеля губами, при это первый выстрел сделали секунды через три с лишком я, кажется, начал понимать, почему мои напарники сразу за клинки схватились. Это, конечно, надо будет уточнить — но студенты-хозяйственники явно не боевые маги, как ни крути.
Мои выводы подтвердил и наставник по боевой подготовке:
— Вы в самом деле — паркетные бойцы, создавать атакующую технику на полигоне или даже дуэли и в реальном бою — это разные задачи.
— Да даже стрелять — по мишеням в тире и в бою по живым врагам, это совсем разное дело. Я в первый раз с десяти метров только один раз попал из пяти пуль, да картечью зацепил краем. На патруле предыдущем уже лучше — с расстояния метров двадцать три попадания из пяти, правда, одна пуля рикошетом ушла. А один промах кого-то в толпе зацепил.
— Вот и с магией также — нужен реальный боевой опыт. Да только в бою рисковать с магией не каждый и не всегда рискнёт, так что часто надёжнее ружьё и клинок.
Через неделю после поднятия уровня снова был вызван к ректору. Там он предложил договор, дававший мне шесть процентов акций будущего туристического комплекса и должность «главы отдела перспективных проектов». В отделе был только я, но должность формально давала возможность выделить мне пай, не нарушая законов Империи. Оговаривалась возможность выкупа пая основным владельцем по договорённости. Как сказал граф Кайрин — на случай, если всё владение потребуется иметь в одних руках, например — как приданое.
Взамен я вручил ему тетрадку, где были расписаны варианты привлечения к проекту рыбаков-арендаторов. Начиная от ориентирования их на производство полуфабрикатов для кухни и закачивая аттракционом с вывозом туристов в море на рыбалку с удочками. При этом делая упор на санитарные требования, чтобы они вонью не распугали весь пляж. Ну, и необходимость выделить им место на рынке для компенсации усилий по наведению чистоты. В общем, обменялись бумагами и разошлись довольными друг другом. Мне показалось, что он хочет что-то ещё у меня спросить, но или передумал, или не решился, что вряд ли.
Ещё через неделю причина выяснилась — другим путём и почти случайно. На уроке танцев учитель посетовал, что де до Осеннего бала осталось «всего ничего», а у академии ещё нет достойного номера, потому нет возможности начать репетировать, хоть уже давно пора. И что ректор обещал найти подходящую композицию, но пока не принёс ничего стоящего.
«Я говорил, что не хочу красть песни без крайней необходимости, но тут вероятность рождения автора — величина отрицательная, хоть теория вероятности такого и не допускает. Зато мы можем накрыть одним залпом минимум три цели: возобновим работу с Лебединским, сделаем ещё больше обязанным тебе ректора и Рысюхе известность поднимем. Ну, и денег тоже заработаем, а то расходы растут и растут».
«Что ты имеешь в виду?»
«Надо полазить по библиотекам и пообщаться с знающими людьми, пока не хочу говорить, чтоб не обнадёживать заранее».
В итоге через неделю уже я напросился на приём к ректору. Тот встретил меня с некоторым удивлением, но вежлив, сразу предложив «без чинов».
— Николай Петрович, я по поводу Осеннего бала.
— Вот как⁈
— Да. У меня есть идея, но, боюсь, сами мы её реализовать не сможем, просто не успеем — если верить преподавателям по хореографии и музыке.
— Предлагаете оставить её до следующего года?
— Нет-нет, идея в другом — сделать совместное выступление с МХАТ. Тем более, что я сам не смогу правильно записать ноты, мне нужна помощь, причём желательно тех людей, с которыми я уже работал, а это студенческий ансамбль «Художки».
— И кто же им позволит работать на чужую академию, когда свои номера репетировать надо?
— Их руководитель, профессор Лебединский. Вальс со словами, на мой взгляд — ему подойдёт. Более того, с учётом его проблем со здоровьем он у меня написан в замедленном темпе, сорок тактов в минуту вместо шестидесяти.
— Это в заокеанской манере? Что-то мне помнится, что придворные балетмейстеры в Европе её плохо приняли.
— Ага, потому что там не надо ноги выкручивать штопором, а идёт прямая постановка ступней, которую эти извращенцы сочли «вульгарной». Но речь не об этом. Я не могу просто прийти к профессору с идеей до того, как получу ваше одобрение. Равно как не могу получить ваше добро, пока не договорюсь там. Так что мне придётся побегать туда-сюда, как челноку в ткацкой машине. Но если будет ваше принципиальное одобрение — то я начну эту челночную дипломатию.
— Хорошее выражение, нужно будет запомнить. Так в чём сама идея-то? Отдать песню «художникам», чтобы они упомянули нас в анонсе⁈
— Нет, конечно. Поскольку это вальс, то номер должен быть танцевальным. А у них острый недостаток парней, тогда как у нас всё наоборот. В общем, вчерне идея такая: от нас — песня, от них — исполнение. Танец — смешанные пары, наш студент и их студентка, постановка танца — совместными усилиями нашего преподавателя и их хореографа. Там, насколько я в курсе, три дамы на этом поприще подвизаются, одна из них могла бы составить с нашим учителем первую пару на балу.
Я перевёл дух, пока ректор думал.
— Это что касается разделения между ВУЗами. Внутри нашей академии: с меня песня и предварительные переговоры с МХАТ, с вас, в смысле — с администрации, отбор выступающих и организация процесса, а также официальное оформление всего этого.
Кайрин ещё немного подумал и спросил:
— Права на песню будут за кем?
— Вы знаете, я не могу себе позволить столь дорогие подарки…
— Да сколько там!
— Не скажите. Сейчас приоткрою коммерческую тайну, но только между нами. Пластинка с четырьмя песнями: два романса, «Дуб», в котором у меня доля одна треть и «Надежда», приносит мне восемьдесят копеек. За зиму продано двадцать пять тысяч штук, сейчас спешно печатается и развозится по магазинам ещё двести тысяч. То есть, «Надежда» за год только с пластинок принесёт мне порядка ста восьмидесяти тысяч, не считая доли от концертов и прочего, а также пробных партий пластинок с одной песней. Вальс, думаю, будет ещё популярнее.
— Да уж, не ожидал, что в этой области такие деньги крутятся.
— Тем не менее, думаю, оговорим право за обеими академиями использовать бесплатно, как внутри заведений, так и вне их стен.
— Хм…
— Ну и, разумеется, пока я бегаю туда-сюда, никто не запрещает нашим артистам делать свой собственный номер.
— Что ж, давайте посмотрим, что у вас получится.
Выйдя из приёмной, я утёр пот и достал мобилет: надо попросить Машу взять домой саксофон и напроситься к ней в гости с гитарой так, чтобы у нас была возможность немножко порепетировать наедине, перед тем, как представить н суд первой публики.
Так оно и получилось, мы даже успели дважды «прогнать» композицию с Машиным аккомпанементом. Даже Екатерина Сергеевна не стала разгонять нас через полчаса — видимо, решила, что мы не сможем одновременно играть на инструментах и «глупостями заниматься». Но перед ужином она не удержалась и спросила:
— Дети, что это вы там играли сегодня? Довольно интересная мелодия, но я её не помню.
— Это Юра новый вальс сочинил, мы немного порепетировали перед тем, как показать его профессору. Можем и вам сыграть, — ответила, как и договаривались Маша.
Семейство Мурлыкиных оживилось, нам быстро организовали свободное пространство около фортепиано, но мы не стали открывать этот инструмент, принеся из комнаты свои. Я сел на стул лицом к публике, Маша с саксофоном пристроилась за левым плечом в готовности подхватить мелодию. Недлинный проигрыш и первая строка великолепного и знаменитого, но пока не в этом мире произведения зазвучала в гостиной:
На ковре из жёлтых листьев, в платьице простом[1]…
Когда песня отзвучала, маша подошла сзади и обняла меня, прижавшись грудью к затылку, впервые позволив себе такое открытое выражение чувств и близости в присутствии родителей. Но те не обратили на демарш никакого внимания — ну, или не показали вида.
— Удивительно… — протянула в задумчивости будущая тёща. — Вот так вот, сами придумали⁈
— Скорее, сам, — поправила Маша. — Я только ноты записала и добавила саксофон.
— Есть ноты⁈ Так, несите их сюда — отклейся уже от своего кавалера, никто на него не покушается здесь. Захотелось тряхнуть стариной — добавим вам ещё и партию фортепиано.
Маша тяжко вздохнула, но достала припасённые заранее ноты.
— Ты, мама, пока порепетируй, я сейчас вернусь.
Когда Маша вышла, её мама пояснила:
— У Маши личный дар — абсолютный слух. А я давно не играла, так что поначалу буду фальшивить, тем более — на незнакомой партитуре. Как у меня начнёт более-менее получаться, она вернётся.
Дождавшись, пока супруга и младшие дочери сосредоточатся на инструменте, Мурлыкин малозаметным кивком позвал меня с собой в кабинет. Там, проверив, что дверь закрыта, он спросил:
— Это оттуда? Извне?
— Отчасти. Была каша из слов и куски мелодии. Более-менее в готовом виде получил припев и некоторые строчки с переходами.
— И часто бывают такие вот… Откровения?
— Вообще не бывает. Последний раз «накрыло» в прошлом году, в августе, в поезде, когда ехал поступать. С тех пор ничего нового не было, я только вспоминаю, сортирую и пытаюсь привести в порядок то, что лезло в голову тогда.
Услышав, что новых странностей давно не было, Мурлыкин явно и очевидно расслабился. Даже налил себе какой-то настойки, взглядом спросив у меня, буду ли? Я отказался — не хотелось выходить на совместное с тёщей выступление с запахом.
— Да уж, можно сказать — повезло, запас песен на будущее…
— Если бы так! Во-первых, чем длиннее обрывок — тем, как правило, больше в нём бреда. Многое в принципе непригодно для использования, слишком чуждое и чужое. А некоторые песенки… Одна меня чуть с ума не свела. Не мог понять, что это у меня в ушах звенит такое. Потом уже, через сутки, это оформилось в мелодию. Хорошая такая мелодия, чистая, прозрачная — как ручеёк по камушкам или льдинки в бокале. Я прямо ждал слов. Дождался — в три часа ночи, когда очередная «чешуйка» не то отвалиться, не то раствориться решила. Там слов всего две строчки оказалось: «Люди как дерьмо бывают — я их топлю, они всплывают»[2]. И дальше та же чистая, прозрачная мелодия.
Василий Васильевич аж поперхнулся ликёром.
— И эта дрянь трое суток не вылезала из головы, пока я не спел её не просто так, а с колокольчиком — серебряным, для вызова прислуги. Пришлось ради этого на стрельбище ехать, чтоб точно видеть, что рядом никого.
В гостиную, куда нас позвала Василиса, тесть вернулся задумчивый, но успокоившийся. Домашний концерт растянулся, кроме вальса исполнили ещё и «Надежду» с «Дубовым клёном». Горячее пришлось греть, но никто не был в претензии.
[1] «Вальс Бостон», автор слов и музыки — Александр Розенбаум. Песня написана в 1981 году и в нашем мире впервые исполнена была также в стенах Академии, правда, артиллерийской.
[2] Русскоязычный панк-рок 1990-х — безжалостный и беспощадный.