Ещё была ёлка — и про неё я едва не забыл. Точнее говоря, не знал, что бабуля решила без меня не украшать, только снег расчистили вокруг. Да, ель росла между домом и «парадными» воротами, которыми обычно почти не пользовались. А вот сегодня снег и перед ними, и за ними был расчищен. Бабуля ждёт гостей?
Мы втроём — Семёныч, я и стремянка — управились чуть больше, чем за час. Странно, когда руководила бабушка, то даже при помощи папы и второй стремянки уходило не меньше двух. Как так? Ещё я пожалел, что не купил новых игрушек: ёлка растёт, а украшения время от времени приходят в негодность. В итоге «поверхностная плотность украшений, приведённая к квадратному метру условной образующей ёлки» — это не я так ругаюсь, а дед — не сильно, но всё же заметно уменьшилась.
«Ничего, поднимешь уровень — освоим с тобой металлизацию поверхности разными способами, сами игрушек наделаем таких, что ни у кого нет!»
«Ну, это когда-то, а дыры уже сейчас».
«Кое-что, конечно, можно и сейчас, если сумеешь металл в пыль переработать. Чтоб частички были меньше, чем стружка из-под напильника».
«Смотря какой металл».
«Латунь и алюминий. Размешать эту пыль в любом прозрачном лаке — получится, соответственно „золотая“ и „серебряная“ краска. Ну, или компонент для самодельного подобия термобарического боеприпаса, это как посмотреть».
«Какого боеприпаса⁈ Ты о чём вообще⁈»
«Не обращай внимания — профдеформация. Скажи лучше, будут ли пыль, лак и, главное, что красить?»
«Пыль будет, немного правда. Лак… Лак есть, каретный, по дереву. А вот что красить?»
«Что-то деревянное, сейчас кучера твоего напряжём на поиски, пока краску готовим».
Краска получилась, хоть дед и бухтел об отсутствии каких-то «стабилизаторов». Выяснились две вещи: в сарае валялась масса старых деревянных игрушек, не ёлочных, а детских. Пусть большая часть из них была слишком тяжёлой для веток, но их можно было поставить под дерево. А во-вторых, я мог управлять металлом в этой странной краске, заставляя его формировать ровную, гладкую поверхность, независимо от сколов, трещин или бугров на дереве.
Серебряный конь-качалка с золотыми гривой, копытами и полозьями выглядел вообще сказочно. Семёныч сперва скептично отнёсся к идее порчи лака, но потом вошёл в раж и третий раз переставлял игрушки под ёлкой, формируя какую-то одному ему ведомую композицию. Надо будет потом проверить, чтобы не оказалась непристойной с какого-нибудь ракурса.
А мы с дедом, найдя бутыль олифы, раздухарились и, добыв ещё порошка, покрасили ворота в серебро с золотом! Разгоняя краску кисточкой на это нам с папой когда-то понадобился почти целый день, а магией — треть часа на всё про всё! Дольше краску готовили. Единственный недостаток нашей идеи был в том, что лак на морозе сохнуть не хотел, а ускорить это магией никто в доме не мог. Если с игрушками всё более-менее понятно, главное их не трогать лишний раз, то вот ворота… Покрасятся гости, и что тогда?
«Да уж, хорошая мысля приходит опосля»
На наше счастье мимо шёл наш полицмейстер, обладавший не особо сильным даром огня, самым частых из стихийных. Заинтересовавшись, что я делаю он, после рассказа о задумке и возникших проблемах, предложил высушить ворота взамен на остатки краски. Ещё четверть часа — и мы разошлись, взаимно довольные сделкой.
Хоть дед и ругался, что без должной подготовки поверхности вся эта красота скоро облезет и получится «полная порнография, в худшем смысле этого слова», но сейчас-то — роскошно! А потом и поправить можно. Тем более, что я постарался укрепить металлическую плёнку своей магией. Сил на это ухнуло — просто жуткое для меня нынешнего количество. В результате я уже не мог ни добывать порошок, ни красить, а потому пошёл на кухню — греться, помогать и что-нибудь перекусить.
«Кстати, а откуда у вас традиция насчёт ёлки появилась? У нас это из христианства пришло, вроде как пальму заменила».
«Насколько помню — когда-то это было майское древо. Или дерево молодое украшали лентами, или вовсе брали палку, на неё сверху надевали колесо от телеги, на которое навязывали всякое разное — ленты, бусы и прочее. Когда и как майская палка превратилась в январскую ёлку я точно не знаю».
Праздничный стол накрывали в гостиной на втором этаже. Хоть мы официально всё ещё были в трауре, но Новый год совсем уж пропустить было нельзя, тем более, что уже семь месяцев прошло. Всей разницы, что нам в этом году не стоило праздновать шумно, участвовать в гуляниях и ходить в гости с визитами — то есть делать всё то, что мне больше всего не нравилось в этом празднике в детстве.
Бабуля зачем-то вытащила из своего кабинета и развешала на стенах рамки с моими наградными документами и пластинками. В ответ на мой тяжёлый вздох она только бросила веско:
— Надо!
Ох, чую, что-то она затеяла глобальное. Тут тебе и дорожка, и набор блюд, некоторые мы никогда на новогодний стол не ставили, и заранее подготовленные «на всякий случай», но строго под счёт, гостевые приборы. И тут ещё я, с покраской ворот. И требование бабушки, чтобы я был на празднике с медалью. Ох, не нравится мне это всё, чем дальше, тем больше.
Ужин — обычный, не праздничный, начали около пяти вечера. Надо сказать, что из-за беготни и хлопот это был первый за день шанс спокойно поесть горячего, а не ухватить что-то на бегу, так что аппетит был зверский. И не страшно, до праздничного застолья ещё шесть часов, в любом случае проголодаться можно успеть.
Поужинав за своим столом — бабушка себе не изменяла — хоть и из того же котла, слуги начали прощаться перед уходом домой. В этот момент по традиции им полагался подарок от рода, чем раньше занимался папа. Бабушка, конечно, говорила, что она уже всё продумала, и чтобы я не забивал себе голову, но… Но я знаю свою бабулю. Она хоть и любимая, но, честно признать, не без недостатков. В частности — её экономия порой оказывается на грани жадности. Хорошо, за этой гранью. Часто оказывается, а иногда так и сильно далеко. В общем, с неё станется вручить по пятёрке и считать, что этого будет больше, чем достаточно. Не понимая, как это выглядит со стороны и какую реакцию слуг может вызвать.
Ну, а я что говорил? Нет, стоп, она реально ещё и купюры не новые взяла⁈ Ну нееет, так дело не пойдёт! Я, конечно, тоже не идеал, в частности, о необходимости подарка вспомнил, когда мы с Егором Фомичом уже подъезжали к Минску. Ещё и поезд опаздывал, сокращая время на поиск чего-то подходящего. Боюсь, что получилось из категории «лучше, чем ничего», и не более того. Но всяко лучше, чем бабушкино «поздравление».
— Бабуля, спасибо, что ты тоже решила поздравить наших верных служащих. Теперь моя очередь вручить подарки от рода Рысюхиных.
Бабушка выглядела недовольной, но вмешиваться в какой-никакой, а ритуал, который я начал, использовав имя Рода и активировав перстень, не стала. Я на то и рассчитывал, что она не рискнёт нарушать Традиции и Порядок.
— Ядвига Карловна! Сколько себя помню — у нас в доме всегда была «тётя Ядя», которая всегда как минимум утешит, обогреет и накормит. Ну, в части «накормит» мне с вами тягаться не получится, а вот с остальным… Я вынул из-под стола заранее принесённый картонный пакет, содержавший бутылку голубичной настойки, тёплую шаль и двойную открытку.
Бабуля недовольно поджала губы. И это она ещё не знает, что в открытку деньги вложены. Чтобы они не выпали неожиданно, пришлось пресечь попытку Ядвиги Карловны заглянуть внутрь:
— Тётя Ядя, вы лучше дома почитайте, ладно? — И подмигнул.
Нашему «универсальному солдату», по определению деда, который при этом постоянно хихикал, Семёнычу, подготовил немного другой набор сходной направленности: бутылку «Пшеничной» к столу, новый волчий треух и тоже открытку. Открытка особого интереса не вызвала, он её повертел и просто сунул в карман — надо будет потом намекнуть, чтобы всё же заглянул внутрь — шапку нацепил на голову, а бутылку вложил куда-то за пазуху. И для чего я красивый пакет покупал⁈
От идеи подарить одной кулинарную книгу, а второму набор столярных инструментов отговорил дед. Точнее, не отговорил, а пресёк на корню:
«Дарить подчинённому вещи, хоть как-то связанные с профессиональной деятельностью, это настоящее жлобство! Потому как это, по факту, рабочий инвентарь, которым ты и так обязан снабжать. Плюс намёк, что как людей, а не как рабочую единицу, ты их не воспринимаешь. И еду дарить — тоже так себе идея: съедят и забудут. Разве что за компанию с чем-то ещё».
Стоило слугам выйти за ворота, как «пани Зося» ожидаемо накинулась на меня с упрёками в транжирстве.
— Стоп, бабуль! Завтра, или когда там у вас очередные посиделки, поинтересуйся у своих подруг, что они, точнее — главы их родов, подарили ближним слугам. И сравни, как на этом фоне выглядят твои замызганные «синички». А слуги тоже между собой общаются. Ты хочешь опозорить и себя, и мой род⁈
— Ишь ты, важный какой! — Видно было, что аргумент про сравнения прошёл, но она пока не уверена, что всё так запущено. Однако признать свою неправоту, да ещё вот так, без боя⁈ Это не про мю бабушку!
— Важный или нет, а дарить должен был я. Кстати, Лёньку почему не позвала — он подарка недостоин, что ли? Провинился чем?
— Да я ему ещё в обед подарок отдала!
А то я не знаю! Откуда, думаете, я сумму пять рублей взял? Да, пришлось подождать, пока родственница удалится и вручить уже нормальный подарок, с той же оговоркой, что бабуля поздравляла «от себя». Ему, помимо «Голубики с тархуном», нового детективного романа, до которых он был большим охотником, и открытки с начинкой, вручил побрякивающий мешочек с серебряной мелочью:
— Невесте твоей на мониста.
Да-да, наш неумолимый сердцеед районного масштаба, попал под чары каким-то ветром занесённой в один из Смолевичских магазинов татарочки откуда-то с Полтавщины.
— Откуда вы⁈..
— В нашем мире есть много удивительных чудес, Лёня. Некоторые из них необъяснимы. А некоторые вполне понятны — например, телефон.
Ладно, вернёмся в настоящее, к бабушкиным упрёкам:
— Ну, зачем ей такую шаль дарить было? Мне бы отдал, Яде и попроще сойдёт!
— Ага, предложи ещё мешок из-под картошки распороть. Бабуль, ты три последние шали, тебе подаренные, все, кстати, гораздо дороже сегодняшней, ни разу не надевала, сразу моли на корм отдала. От четвёртой она вообще обожрётся.
— Нет у меня в шкафу моли! А сынову шаль я на похороны себе отложила.
— Все три? Тебя как мумию египетскую заматывать, что ли⁈
В общем, пособачились минут десять-пятнадцать, без огонька: оба знали, что это неизбежно и ровно так же оба знали, что это бесполезно. Размялись, так сказать, после ужина. Это она, повторюсь, не знает про деньги в конвертах и подарки Лёне.
— А что это вы с ёлкой так долго возились? Что значит — без моего руководства! Со мной за полчаса бы управились!
— Бабуль! Под твоим руководством мы с Семёнычем, отцом и второй стремянкой ни разу меньше двух с половиной часов не провозились.
— Да ладно!
— Честно-честно, можешь Ядю спросить. А сегодня то, что было — за час развесили. А потом новые делали: я как-то не подумал, что ёлка растёт, а количество украшений — уменьшается. Пришлось импровизировать.
— Страшно подумать, что вы там навешали! Срочно пошли смотреть — и снимать, если ещё не поздно!
— Мы просто старые игрушки, ободранные, покрасили металлической краской под серебро и золото!
— Какой ещё «металлической краской», не бывает такой! Пошли смотреть, говорю!
Бабушка как она есть. Всё — закусила удила и понесла. Теперь не остановишь, пока сама не устанет. Или пока всё не снесёт на пути. Или снесёт, устанет, отдохнёт и ещё немножко потопчется. Ой, ё!
— Бабуля, стой! Руками не трогай, краска не высохла ещё!!!
Разумеется, она потрогала. Первую же серебряную игрушку. Даже если изначально и не собиралась. Теперь стояла и смотрела то на меня, то на грязные руки, то на испорченную игрушку.
«Ну, хоть с ветки не сорвала, возни меньше».
«Какой возни, ты о чём⁈»
«Юрка, не тупи! Ты же краской этой управлять можешь, и уже чуть-чуть отдохнул. Давай, пока она этими руками за что-нибудь не схватилась или кричать не начала!»
— Давай сюда руки!
Я подскочил к бабушке и, пока она не опомнилась, собрал всю краску в шарик и перекатил его себе на ладонь.
— Я же тебе кричал, я же тебя просил…
Отправил шарик в полёт к игрушке и заставил её растечься ровным слоем.
— Откуда у тебя магия воздуха⁈
Ну, а что можно было ждать, кроме смены темы — не признания же справедливости упрёков, да?
— Бабуля, ну откуда у меня воздух⁈ Я же тебе говорил — краска ме-тал-ли-чес-ка-я, я сам её сделал и я могу ею управлять, пока не засохнет.
Бабушка Хмуро посмотрела на меня и повернулась обратно к ёлке. Обошла вокруг. Морщась, рассмотрела, что там наставил Семёныч. Пару раз порывалась перевесить или переставить что-то, но отдёргивалась. Только косилась на меня, а я честно сказал: помогу, если будет обоснованная претензия. Наконец, нашла, что спросить:
— И это всё, что вы за это время покрасили?
— Нет, ещё ворота.
— У нас грязные и пачкающиеся ворота⁈ Юрка, ты с ума сошёл⁈
— Спокойно, не кричи!
— Как тут не кричать! У нас гости на носу, а ворот…
— Что-то у нас на носу?
— Неважно! Пошли отчищать!
— Стой! Не надо ничего… — опять ускакала.
Когда подошёл, она уже удивлённо колупала пальцем краску.
— Ты можешь хоть когда-нибудь, хотя бы просто для разнообразия, сначала дослушать меня до конца, а потом куда-то бежать или что-то делать?
— Ай, что там у тебя слушать, у пацана мелкого!
— Например, что краску на воротах сосед наш своим огнём высушил. А я моей ещё и металл укрепил. Так что пальцем ты не проковыряешь точно.
Она вздохнула, отошла на пару шагов и стала рассматривать ворота оттуда. Кстати, не она одна: улица у нас не слишком оживлённая, но три человека стояли и смотрели. Поздоровавшись с соседями, подошёл к бабушке:
— Красиво, правда?
А что: серебряное поле, а в центре — золотая звезда, пятиконечная. Я ещё за счёт оттенков сделал так, будто она объёмная. На прутьях сделать это было непросто, но я справился. Когда краска плывёт именно туда, куда ты хочешь, а не куда сама хочет из-под кисточки. И вторая половина ворот такая же. Дед опять заржал, как всё время, пока я рисовал.
«Или прекращай ржать на всю голову, или объясняй, что тут смешного!»
«Тут не хватает кое-чего! Ха-ха-ха!»
«И чего это?»
«Надписи „в/ч 01776 Рысюхино“, конечно!»
«Какой ещё вэче, почему эти цифры⁈»
«Военная часть. А цифры — это просто телефонный код Смолевич в моём мире».
Успокаивается, кажись.
«Юра, просто у тебя получились убийственно точные ворота в расположение любой армейской части. Только цвета не те: не красное на зелёном, и золото на серебре. В/ч для мажоров, всё дорого-богато! Буаааа-га-га-га!!!»
А, нет, показалось. Не успокаивается.
— Где остатки краски?
— Отдал взамен за просушку.
— Зря. Пусть так, но надо, чтобы завтра зашёл, лошадь хотя бы высушил. А то дети всё равно пролезут, и ухрюкаются так…
А вот это — мысль здравая, в кои-то веки. Такое бабуля тоже практикует: подготовить в ходе разговора или спора что-то такое, однозначно правильное и полезное. Просто для того, чтобы потом всегда можно было сказать: «В конце вы всё равно все со мной согласились, так зачем же спорить было?» Ну, а то, что спорили об одном, согласились же с другим — она всегда величественно игнорировала.
Вопреки моим опасениям, вдвоём с бабушкой нам заканчивать подготовку не пришлось, больше всего меня тревожили неизвестные гости и то, кто будет подавать на стол в их присутствии. Оказалось, она наняла, по совету одной из своих подруг, служанку с почасовой оплатой. А ведь каждый год масса людей работает в Новогоднюю ночь — тут тебе и медики, и пожарные, и полиция, и рестораны. И, вот, прислуга. Где-то через полчаса после предельно короткого знакомства, когда нас взаимно представил клерк из агентства, я всё же спросил:
— Не жалеете, что в Новый год будете в чужом доме, да ещё и заняты работой?
— Не-а! У вас, чувствую, веселее будет! Ну, и заработок, конечно…
Веселее, блин. Я бы предпочёл, чтобы всё прошло тихо, скучно, без посторонних! Но это желание загадывать бессмысленно.
На что ушла большая часть оставшегося времени я бы не смог рассказать. Лично я из полезного только покормил втихаря Настю. Потому что зная бабушку — на время праздничного ужина она её сидеть на кухне не оставит. Прямо слышу в голове её голос: «будут ещё всякие посторонние девицы по моему дому без пригляда слоняться!» При этом её голос в случае приглашения к Насте — прислуге! — сесть за стол с нами мне даже представлять страшно. Как оказалось — угадал, она с утра голодная бегает. Побывала уже в трёх домах, но покормить её никто не догадался. Вот каким местом люди думают?
Ещё на всякий случай проверил все блюда своей способностью, заодно вроде как всё и попробовал. Интересно, это уже то, что дед называет профдеформацией, или ещё на пути к ней?
«Не льсти себе — ты пока ещё только покосился в ту сторону, где она лежит, далеко-далеко, за перевалами горными и лесами дремучими».
Ну, зато выяснил, что кое-что недосолено, а одно блюдо бабуля посолить вообще забыла. Исправил, что уж. Ещё внаглую закрылся у себя в кабинете под предлогом «обзвонить с поздравлениями знакомых» и, кроме обзвона, часик просто поспал. Хорошо, что сделал это до звонков — потому как оказалось, что борисовские военные… на меня обиделись! За что, спросите вы? И я спросил, и даже минуты через три получил ответ. Песня. Претензия была простая, как лом, и такая же убийственно-неотразимая: «Почему ты для чужих совершенно дальневосточников песню написал, а для нас не хочешь? Потому что мы пехота?» Долго, очень долго уговаривал и доказывал, что не я им писал, а они мне, чтобы утащить уже готовое. Пришлось сказать даже, что песня вообще-то про геологов, которые годами мотаются по самым дальним курмышам, ищут полезные ископаемые. Версия легла, как родная, борисовцы поверили, успокоились, пообещали заехать второго января, выпить за примирение. А потом попросили всё-таки написать что-то такое и им.
Дед взвыл:
«Откуда⁈ Откуда мне взять песню про пехоту⁈ Про армию в целом, армейских, про офицеров и тому подобного — я несколько сотен, наверное, вспомнить смогу! Про солдат — именно про рядовых — масса, но господ офицеров вряд ли устроят. Про другие рода войск — хоть другим концом жуй! А вот акцентированно про пехоту⁈»
«Думай, время есть. Я вообще, как ты выражаешься, в охренении».
Бабушка подошла с претензией и даже принюхалась:
— Сколько времени можно по телефону разговаривать-то⁈
— Мы с тобой, как правило, около часа «висим».
— Так то свои, родные люди, а там⁈
— Бабуля, у меня в блокноте сто восемьдесят шесть деловых контактов и два десятка по работе. Благо, далеко не у всех есть домашний телефон или мобилет. Но даже на полсотни оставшихся: с каждым поздороваться, представиться, поздравить, выслушать ответ, вспомнить, как хорошо поработали в этом году, напомнить друг другу о планах на будущий, передать приветы. Никому, блин, не нужные приветы! Вот тебе, баб, нужен привет от торговца сахаром из Слуцка? По глазам вижу ответ, не старайся формулировать без мата. В среднем от трёх до пяти минут с каждым из почти шести десятков! Я ещё фантастически быстро управился, но малость охрип. Чайку бы, или ещё чего?
— Я тебе дам «ещё чего»! Ишь, удумал!
— Бабуля, я про компот вишнёвый! А ты о чём?
Разумеется, звонил я не всем, даже не половине. А минут двадцать проболтал с Муркой-Машенькой.
— Да, кстати, офицеры из Борисова второго числе приедут, вчетвером. И в гости, и по делу.
Семейный ужин прошёл в тёплой и семейной же атмосфере. Мы с бабушкой старались веселиться и не касаться острых тем, причём нам вполне удавалось. Настя управлялась очень ловко, на мой взгляд — вообще безупречно. Наевшись вкусняшек (надо будет Насте с собой что-нибудь завернуть), последние пять минут года мы, как требует традиция, выпив ритуальную рюмку за проводы года, сидели молча, вспоминали все события, плохи и хорошие, грустные и весёлые, полезные и вредные, да и просто никакие. Вспоминали — и прощались с ними, без обид и без неблагодарности. И если с первым получалось не у всех и не всегда, то за всё хорошее я благодарил этот год абсолютно искренне. Ну, а первые пять минут нового — строили планы на новый. Или уточняли. Или просто мечтали — как говорит дед, «кто на что учился».