Мэт расплатился с шофером и посмотрел, как такси, накренившись, резко отрулило от тротуара. В нерешительности он стоял на пороге дома Холли, в том самом месте, где накануне они поцеловались на прощание. Он посмотрел на неоновое свечение на небе над городом, затем поднялся по ступеням к огромной входной двери и пробежал пальцем по списку жильцов. В одном месте прямо по освещенному плексигласу было храбро нацарапано: «ХБ». И пока Мэт раздумывал, стоял с зависшим над этой надписью пальцем, домофон с двусторонней связью вдруг пробудился от спячки.
— Привет, — произнес безликий голос Холли, высокий и надтреснутый, искаженный статическим электричеством, — открываю дверь. Входи.
Загудел зуммер, и, щелкнув, дверь открылась, отскочив от косяка на пару сантиметров. Мэт толкнул ее и вошел внутрь, стягивая с шеи шарф и засовывая его в карман. В прихожей было жарко и горел слишком яркий свет. Его блики, отражаясь от пожухло-белой стены, высвечивали пятна и мазки, где по сравнению со старой краской новая была более светлой и потрескавшейся. Пол был деревянным, темным и истертым ногами — его уже дано не покрывали лаком. Причудливая винтовая лестница вилась вокруг старинного открытого лифта с решеткой кованого железа и с резко хлопающими дверями. Мэт направился к нему.
Сверху из-за перил раздался голос Холли:
— Он не работает! Тебе придется подняться по лестнице.
— Хорошо.
Мэт начал подъем, перепрыгивая разом по две ступени. Это напомнило ему о статуе Свободы, хотя сейчас ему явно не хватало такого стимула, как попка Джози, покачивающаяся из стороны в сторону у него перед глазами. Это было единственным, что тогда позволило ему дойти до вершины, и он все время боялся, что она догадается, что за его бравадой кроется сильный страх высоты.
К третьему повороту он выдохся. Ему надо завязывать с пьянками, перестать ездить на такси и вместо этого ходить пешком, может быть, даже по приезде домой сбегать в магазин и купить горный велосипед.
— Осталось всего два этажа! — закричала Холли, подбадривая его. Свесившиеся буйные волосы закрыли ей лицо, а сама она перегнулась через перила под таким углом, что, казалось, вот-вот упадет.
Мэт остановился, опершись на резной деревянный поручень, стараясь отдышаться.
— Надеюсь, у тебя там найдется немного кислорода?
— Найдется кое-что получше. У меня есть текила.
Он продолжил свое восхождение.
— Теперь я понимаю, почему ты такая тощая.
— Ладно тебе! Давай поднимайся, доставь мне удовольствие. А то я уже заждалась. Немного осталось.
Мэт, пошатываясь, побрел дальше, к площадке, где его ждала Холли. Ему следовало снять пальто где-то на середине подъема — он уже чувствовал неприятную влагу под мышками. Заставив себя распрямиться, он глубоко вдохнул и с облегчением выдохнул:
— А вот и я!
— Очень этому рада.
Он посмотрел на Холли, смущенно ему улыбавшуюся.
— Вот это да! — сказал Мэт и глотнул воздух.
— Нравится? — Она покрутилась перед ним.
— Еще бы! — воскликнул Мэт. — Куда подевался весь твой хипповый шик?
— Иногда у него бывает свободный день.
— Выглядишь просто потрясающе. — Исчезли куда-то непременные джинсы, спортивные туфли и открытый пупок. Их место заняло нечто в высшей степени изящное черного цвета и высокие каблуки. Очень высокие. Чрезвычайно! Все платье, кажется, состояло из сплошных бретелек и тесемочек и было слишком провоцирующим, учитывая экстатический напор мужских половых гормонов, так и не израсходованных в некий момент его жизни. Платья как такового почти не было, и в то же время оно было великолепным.
Холли схватила его руку, прежде чем он успел обтереть ее о джинсы.
— Проходи, — сказала она и потянула его в открытую дверь своей квартиры. — Добро пожаловать в мои апартаменты.
Апартаменты оказались загроможденной вещами мансардой с огромными окнами, из которых видны были яркие огни города. Мансарда была полна початых и брошенных материалов, которыми пользуются художники, они были разбросаны по всей комнате — карандаши, краски, огрызки мелков пастели. Большие пестрые полотна, выполненные в основных цветах[11], украшали пустые стены.
— Снимай пальто.
— Спасибо. — Мэт благодарно стащил пальто и накинул его на спинку потрепанного плетеного стула, стоявшего у двери. Но ему все же было жарко. Воротник рубашки раздражал шею, и она чесалась.
Он медленно повернулся вокруг себя, рассматривая смелую живопись. Показал на одну из картин:
— Твое?
Холли пожала плечами.
— А картины хорошие.
— Не настолько хорошие, чтобы я продолжала работать в том стиле, который выбрала.
— И поэтому ты занялась пиаром?
Она кивнула, медленным шагом направляясь на кухню.
— Пока это меня устраивает.
Холли открылась ему с новой стороны. Мэт любил беспорядок. Женщины, у которых в доме беспорядок, это женщины земные, сексуальные. Не то что его бывшая жена, с ее приверженностью к мешкам для мусора и чистящим порошкам. Он поклялся никогда больше не влюбляться в аккуратную женщину, и горячо надеялся на то, что Джози окажется неряхой.
В углу комнаты валялась груда брошенной одежды — острая смесь купленного в благотворительном магазине и высококлассных авторских вещей. На вершине этой горы лежали шортики из лайкры и кроссовки. В книжном шкафу стояли серьезные книги по эзотерике, которые, похоже, были куплены в букинистическом магазине или позаимствованы в библиотеке, куда уже не вернулись. Он вынул одну и провел пальцем по пыльному изношенному корешку; мысль о том, как мало он знал о Холли, царапнула его душу. Вокруг зеркала расположилось разномастное и кривое собрание фотографий, на которых Холли была снята вместе с друзьями и родственниками, а также и с целым рядом известных и не таких известных поп-звезд, в том числе и с «Крутоголовыми».
Мэт проследовал за Холли в кухню.
В этом помещении также наличествовали признаки обитания Холли, но здесь хаос имел некоторые следы организации. Размещение кухонной утвари и сковородок наводило на смутную мысль о порядке. Здесь покоились бутылка высококачественного бальзамического уксуса и жестянка с мясистыми маслинами, а различные поваренные книги носили следы постоянного перелистывания, что со всей определенностью свидетельствовало о том, что при желании Холли может приготовить вполне сносный обед. В виде некоторой компенсации, однако, на столе рядом с тостером высился многодневный холмик крошек, а в мойке — гора немытой посуды.
Холли открыла холодильник и, выхватив оттуда бутылку текилы, помахала ею у Мэта перед носом:
— Большую или маленькую?
— Продолжу так же, как и начал, — сказал Мэт. — Большую.
Ничего не случится, если программа детоксикации организма из двенадцати шагов начнется с понедельника.
Холли налила в стакан смертельную дозу спиртного и дала его Мэту. Она подняла свой собственный стакан и ударила им о стакан Мэта:
— За встречу!
Мэт покатал языком жидкость во рту, наслаждаясь ощущением сильного жжения.
— Ты, кажется, очень удивлен?
— Это не совсем то, чего я ожидал. — Мэт откинулся назад, прислонившись спиной к буфету, и закинул ногу на ногу. — В тебе есть нечто, что видишь не сразу, Холли Бринкмен.
— За это стоит выпить. — Она выдержала пристальный взгляд Мэта и залпом выпила свою текилу. — Может быть, если в этот раз ты останешься, то обнаружишь что-то еще.
— Так я и собираюсь поступить.
— Давай устроимся поудобнее, — предложила Холли и потянула его на огромный потертый диван с кремовой обивкой, бывший главным предметом в этой комнате, заставив сесть рядом с собой. Диван этот украшали причудливые пятна красок, которые соскребались явно неумелыми руками.
Мэт откинулся на диванную подушку. Ноги у него болели, и он понял, что это такое — «шишки» на ногах, хотя тетю Долли они не останавливали, когда та носилась по залу, как обезумевшая нимфа.
Холли, как показалось Мэту, нарочито соблазнительно перегнулась назад и щелкнула выключателем проигрывателя компакт-дисков. По комнате поплыли мягкие звуки психоделического джаза. Ударив поочередно ногой о ногу, она эффектно скинула туфли и подогнула ноги под себя, откинувшись на спинку дивана, и, запустив пальцы в свою густую гриву из светлых кудрей, закинула руку за голову.
— Итак, теперь, когда ты полностью в моей власти, расскажи-ка мне историю своей жизни. Или, может быть, лучше мне рассказать свою?
Мэт втянул в себя остатки текилы и сидел, внимательно изучая дно стакана.
— История моей жизни дает безграничный простор для полета воображения — неудачи на работе, невезение в любви, мечта о жизни на Багамах, где можно написать бестселлер, которая никогда так и не будет претворена в жизнь. А что у тебя?
Холли скривила рот:
— То же самое, абсолютно то же. Работаю с утра до ночи, чтобы оплатить жилье, серьезные отношения не для меня — слишком сдвинутая, понятия не имею, что такое настоящая любовь, а надежда достичь высот в артистической жизни Манхэттена и стать их самой яркой звездой, вероятно, никогда не осуществится.
— А ведь предпосылки для этого есть.
Она резко отбросила волосы:
— Вы, англичане, всегда так прямолинейны!
Они оба выпили; про себя Мэт отметил, что его стакан опорожняется слишком быстро. То же было и с Холли — она опять подлила себе. Она придвинулась к нему, и ее рот оказался в нескольких миллиметрах от его рта.
— Ну вот, теперь мы знаем друг о друге все, что нужно знать.
— Вероятно.
— А, говорят, слова ничего не стоят.
— Нам они не стоили ни пенни.
Она придвинулась еще сантиметра на два ближе к нему, положила руку ему на бедро и взглянула на него из-под ресниц. Что за ерунда такая, почему он растрачивает жизнь на погоню за женщиной, убегающей быстрее, чем он может ее догнать, когда все, что ему надо, это откинуться на спинку дивана и отдаться потоку ощущений? А следует отметить, что поток ощущений у Холли несся с огромной быстротой. Ее пальцы карабкались вверх по его рубашке, играя с тканью, проникая под нее, дразня кожу. Он слышал, как стучит ее сердце, а у него самого грудь мелко дрожала, как будто по ней бежали тысячи крохотных муравьев. Милых мурашек. Она нашла его рот своим; мягким и теплым, на вкус напоминавшим киви. Языком она провела по его верхней губе, и он задохнулся, а ведь столько времени прошло с тех пор, как у него в последний раз перехватывало дыхание. Если, конечно, не считать того раза, когда он на прошлой неделе бежал за автобусом по набережной. И когда взбирался на статую Свободы.
Мэт пришел в ужас. Джози, не смей мне все портить! У меня никогда раньше не было женщины, так сильно желающей моего тела! Уходи, оставь меня в покое! Я не смог найти тебя, старался, но не смог, ну и бог с тобой, все кончено!
Он закрыл глаза и стал думать о том, что команда «Тоттенхем Хотспер» выиграла кубок, и о других вещах, которые могли бы отвлечь его от мысли о Джози и полностью отдаться поцелую Холли.
Так же внезапно, как и начала, Холли мягко отстранилась от него:
— Может быть, ты хочешь есть?
— Нет. Не останавливайся.
— У меня дома маловато еды, — призналась она ему, — несколько разнокалиберных упаковок со сладким и немного суши.
— Проживу и без сладкого, — ответил ей Мэт. — Ну что ты остановилась, давай дальше! И без сырой рыбы.
— Можно пойти в кафе на углу, — предложила Холли. — Они прекрасно готовят подкисленную телятину.
— Сегодня я уже съел столько, что мне хватит до конца недели. — В качестве доказательства Мэт погладил свой вспухший живот.
— Так что у тебя там произошло? — Она убрала волосы за ухо. — Твое свидание не состоялось?
С чувством вины Мэт подумал о Джози, одиноко сидевшей в мексиканском ресторане два дня назад в ожидании его персоны.
— Нет, — нерешительно ответил он, — у меня не было свидания. Свидания как такового.
— Да ладно, — успокоила его Холли, — меня это не волнует.
— Нет, в самом деле, у меня не было свидания.
— Так что же ты делал весь день, не все же время ел?
— Э…
— Осматривал достопримечательности?
— На самом деле я танцевал «Хава Нагила», хороводные танцы, электрослайд, «Танец петушка», «Эй, Макарена!»… — Мэт запел, положив руки на бедра, и стал прихлопывать по ним. Без особого воодушевления, надо отметить.
— Не понимаю.
Мэт расслабленно откинул голову назад и закрыл глаза.
— Я был на свадьбе.
— Не может быть!
— Может. На свадьбе американских евреев, поющих и пляшущих свои этнические танцы.
— Не знала, что ты должен был пойти на свадьбу.
— И я не знал. Хотя не то чтобы совсем не знал.
— Ты знаешь невесту или жениха?
— Да нет, в общем, не знаю. — Мэт сделал большой глоток текилы. — Это длинная история.
— Какое совпадение.
— Да? Ты что, тоже их не знаешь?
На лице Холли появилось довольно странное выражение.
Какая-то холодная струйка проползла в мозгу Мэта. Прямо как в фильме ужасов, когда скрипит дверь, гаснут лампы, а музыка выдает тревожное тра-та-та-там и хочется схватить подушку и закусить ее уголок, потому что вот-вот произойдет что-то страшное.
И тут он наконец заметил свадебный подарок, красиво завернутый, стоящий рядом с незаконченной картиной, где было изображено что-то вроде половины вазы для фруктов. Бумага была с серебряным тиснением, и на ней было причудливым почерком написано «Желаю счастья!», а наверху красовались цветы из ленточек, концы которых спиральками свисали по бокам коробки. Он оглянулся на Холли и с трудом удержался, чтобы не открыть рот. Не может быть!
— Когда ты позвонил, я как раз выходила, чтобы поехать на свадьбу.
У Мэта встали ушки на макушке. На него нахлынуло ощущение «сумеречной зоны».
— Это туда ты меня приглашала, а я не пошел?
Холли тряхнула головой:
— Я же не знала, что ты уже приглашен на другую свадьбу. Тебе надо было сказать.
Сколько раз за свою жизнь он слышал эту фразу? «Тебе надо было сказать». Тебе надо было сказать, что ты хочешь гулять с моей лучшей подругой, тебе нужно было сказать, что ты хочешь повышения по работе и не хочешь, чтобы редактором стал этот высокомерный тип, Симпсон, тебе надо было сказать, что ты сильнее, чем я думала, тогда я, может быть, не ушла бы от тебя и т. д., и т. п. Сколько же разнообразных поворотов могло произойти в его жизненном курсе, если бы он сказал хотя бы половину тех вещей, которые ему надо было сказать? Ему надо было сказать, что из всех свадеб, имеющих место быть в Нью-Йорке сегодня вечером, ему надо было попасть только на одну-единственную, найти одну-единственную женщину, одну-единственную невесту, одну-единственную подружку невесты. Ему надо было сказать. Что за идиотская фраза!
Холли снова придвинулась, и, ничего не сказав, он дал ей закрыть свой рот поцелуем. Дал ее языку найти свой, дал попробовать его на вкус, пощекотать его, дал ему пройтись по своим зубам.
Все может быть. Хотя это уж запредельно. Нет, такого быть не может. Или может?
Он ласкал языком губы Холли, но глаза у него были открыты, а в мозгу вихрем проносились мысли.
Ее пальцы так умело расстегивали пуговицы у него на рубашке, что это даже немного беспокоило. Ее руки проникли уже под рубашку, и своей лихорадочно разгоряченной кожей он чувствовал их прохладу, напоминавшую свежую прохладу огуречной кожицы. Глаза Мэта округлились. Она стала стонать! Стала издавать чудесные, провоцирующие звуки, которые все же не в силах были заглушить биение в его мозгу одного и того же вопроса. Нет, он не в состоянии был и дальше ласкать ее, ему надо было задать этот вопрос. Ему необходимо было знать. Мэт остановил ее руку, путешествовавшую под его рубашкой, направляясь вверх, к шее.
— Подожди минутку! — сказал он, чуть отстранившись от нее. — Расскажи мне поподробнее об этой свадьбе.
Холли, казалось, была озадачена, но ведь в этой ситуации такой вопрос был оправдан.
— Это важно.
Она выпрямилась, возможно, более раздраженная, чем можно было сказать по ее виду, и развела руками, как бы говоря: с чего мне начать?
— Выходит замуж одна моя старая подруга. Когда я училась в школе искусств, она помогала мне продавать мои работы в галерее в Сохо. Она много всего продала своим денежным друзьям. Фактически она кормила меня в то время. Я ей обязана.
Жестом Мэт показал, что он ждет продолжения.
Холли сделала ответный жест.
— Я устроила так, что сегодня «Крутоголовые» исполнят несколько своих вещей для ее гостей. На самом деле это просто большая попойка. Я предпочла провести этот вечер с тобой.
Руками Холли показала, что вот это уже все. Окончательно и бесповоротно.
Мэт промокнул холодный пот, выступивший на верхней губе.
— А твоя подруга не рассердится, что ты не пришла?
Холли рассмеялась:
— Без меня там скучать не будут.
Он постарался не выдать волнения, но голос не слушался, все время норовил скакнуть то вверх, то вниз. Такое всегда случалось с ним, когда он нервничал, по этой причине его даже выгнали из школьного хора.
— Может быть, нам лучше пойти туда?
— Две свадьбы за день! Хорошенького понемножку, Мэт!
Мэт проглотил комок волнения, застрявший в горле.
— В глубине души я очень сентиментален.
Холли устроилась поудобнее рядом с ним и стала поглаживать его по внутренней поверхности бедра, навалившись на него всем телом.
— И я тоже… — При этих словах Мэт тяжело задышал. — …Но мы можем заняться и кое-чем другим.
— Ха-ха. Конечно, можем, — сказал Мэт. — Сколько сейчас времени?
Он предпринял неудачную попытку высвободить руку, намертво прижатую телом Холли к его боку.
— Уже поздно.
— Но мы же можем успеть туда до того, как все закончится?
Холли опять выпрямилась. Ее лоб перечеркнула морщина.
— Ты и в самом деле хочешь пойти туда?
Хотя сердце Мэта бешено скакало в неровном ритме танго, он нашел в себе силы равнодушно пожать плечами:
— Для меня это будет неплохой возможностью еще раз послушать «Крутоголовых».
— Да ты их терпеть не можешь!
— Может быть, я поспешил с выводами.
Холли улыбнулась:
— Ты это делаешь ради меня, правда?
Мэт улыбнулся ей в ответ. «Чи-и-з». Он шутливо поднял брови:
— Ты меня поймала!
— Я позвоню и извинюсь, когда она вернется после медового месяца. Они три недели проведут на Амазонке. — На Холли это производило впечатление.
— Отлично, — сказал Мэт.
— Да не переживай. — Холли послала ему взгляд, полный признательности. — Мы останемся здесь и прекрасно проведем время. — Она потянулась и налила в их стаканы еще текилы. — Марта не обидится.
Мэт почувствовал, как весь сжимается до размера мышонка, но внутри него зреет крик великана. Он схватил Холли за руку.
— Надевай пальто, — заревел он, пытаясь быстрее застегнуть пуговицы рубашки.
— Ты что? Мэт!
Он сгреб ее и поставил на ноги. Она пролила спиртное на свое черное платье и рукой в спешке смахивала его, пока он тащил ее к двери.
— Что с тобой такое? — повторила она.
— Пальто! — рявкнул он. Свое он уже набрасывал на плечи. — Торопись! Нам надо успеть на свадьбу!
— Ты с ума сошел! — сказала Холли, прыгая на одной ноге, пытаясь поскорее надеть туфлю.
— Давай, давай!
Уже выходя из двери, Мэт остановился и обернулся к Холли:
— А где эта свадьба?
— На Лонг-Айленде.
— На Лонг-Айленде! Где на Лонг-Айленде?
— В загородном Дворце свадеб «Яблоневый сад».
— «Яблоневый сад»! — повторил Мэт, чуть не падая в обморок.
Основные цвета: красный, желтый, синий.