Мэт открыл глаза и заморгал, чтобы отогнать сон. Было еще темно. Шторы были не задернуты, но в окне проглядывал только сероватый намек на свет близкого рассвета. Спальня Холли выглядела так, как будто в ней остался на ночь не одинокий рок-журналист, а целая группа «тяжелых металлистов». По полу была разбросана одежда, всюду валялись бутылки, да и другие сомнительные предметы. Он лежал на спине, закинув руки за голову, совершенно опустошенный. Возможно, его тело не было готово к марафонским дистанциям последних дней, однако когда обстоятельства того потребовали, оно показало, что способно безупречно справляться с поставленной задачей, и, оценивая его про себя, Холли не могла не дать ему десять очков из десяти — если уж не за артистизм исполнения, то хотя бы за приложенные усилия.
Они занимались любовью на диване, поперек дивана, на коврике перед камином, в душе, на полу в ванной комнате, на полу в спальне и — в заключение — на кровати. Ах да, еще и на кухне, под навесными шкафами, по дороге в спальню. Хорошо еще, подумал Мэт, что Холли живет не в особняке, если уж начистоту, то комнат у нее было маловато. Зато было много презервативов, и Мэт старался не думать о том, что их у нее (причем самых разнообразных) было больше, чем в крупном розничном магазине с широким выбором товаров такого сорта. Если бы она вкладывала в продвижение «Крутоголовых» столько же энергии, сколько расходовала на своих сексуальных турнирах, то «Крутоголовые», без сомнения, завоевали бы Америку, несмотря даже на то, что самое большее, на что они могут претендовать, — это детская шоколадка, да и ту им никто не даст.
Мэт не любил случайный секс. Ну, если и любил, то не очень. Такие отношения в целом — просто минное поле. Не так все просто даже с той, кого хорошо знаешь и любишь, а с незнакомым человеком всегда возникают ситуации, в которых чувствуешь себя совершенно не в своей тарелке, что сильно бьет по нервам. Во-первых, всегда думаешь о физической стороне дела: достаточно ли ты большой, не слишком ли большой (что уже из области грез), достаточно ли быстро ты это делаешь, достаточно ли медленно, не слишком ли быстро кончаешь, сможешь ли кончить вообще и пр. А если прибавить к этому эмоциональное напряжение от того, что ты голый в постели с женщиной, которую совсем не знаешь, то просто непонятно, зачем люди вообще идут на такое. Но идут ведь, потому что ситуации, как та, что была у него прошлой ночью, имеют обыкновение возникать с завидным постоянством, и если такое случается и не очень часто, так, раз в год по обещанию, то тем сложнее бывает побороть искушение. Случаются в жизни ночи флирта и ухаживаний, ночи, когда слишком много пьешь, слишком многого ждешь, слишком многое позволено и когда в результате возникает лишь чувство ненужности и одиночества, чего-то призрачного, нелепого, губительно-случайного и хаотичного, что по привычке называют психологической несовместимостью.
Но даже если с этим все в порядке, удовольствие от такой связи длится недолго, потому что потом долгие недели вспоминаешь, что, возможно, оказался не на высоте. Даже если она оставляет нацарапанный на бумажке номер телефона или в утренней спешке бросает торопливое обещание позвонить, все равно душу будет точить червь сомнения. Ничего нет приятного в том, что твои достоинства, выказанные под одеялом, станут предметом обсуждения в местном пабе за бокалом коктейля «Бакарди Бризерс». Его внутреннее «я» было слишком ранимым, а он слишком хорошо знал, как преувеличивают женщины все, что связано с мужчинами, выпив стакан-другой. Холли, по крайней мере, живет на другом континенте, и то, что будет рассказывать она, не достигнет ушей посетителей их паба «Шлаки и злаки».
А сейчас есть и кое-что еще. Он перестал быть верным Джози. Он ей изменил, и при этой мысли у него на желудок ложился ком, как от холодной и застывшей овсяной каши. Хотя и непонятно, как это возможно технически: изменить женщине, ни сном, ни духом не ведающей о твоей глубокой и неизменной ей преданности. Женщине, «случайно» забывшей даже упомянуть, что она все же немного замужем. И тем не менее раскаяние переполняло его сердце, что было несправедливо по отношению к Холли, поскольку ночью — и это послужит ему оправданием — отсутствием энтузиазма он не страдал.
Но то было ночью, а сейчас было сейчас, и через час-другой наступит холодный прозрачный рассвет. И пока Мэт размышлял над тем, как ему надлежит поступить, он почувствовал некое движение в постели рядом с собой. И некоторое натяжение простыни на бедрах.
Он не выносил такие моменты. Он ненавидел их больше всего на свете. Больше даже, чем запах чужого тела, больше «Пышных лимонных бисквитов», больше, чем водителей в центре города, больше даже, чем свое непонимание американского футбола. Уместно упомянуть, что за всю его жизнь ему не случалось ложиться в постель с уродливыми женщинами, но, к сожалению, при пробуждении ему часто приходилось видеть таковых рядом с собой. А что, если с первыми солнечными лучами Холли вдруг превратится в улыбающуюся мартышку из фильма «Планета обезьян»? Весьма обаятельную мартышку, вне всякого сомнения, но ведь мартышку. Такое случалось. Он мог вспомнить не один случай, когда он ложился в постель с красавицей, почти что с Лиз Херли, а просыпался с кем-то вроде Леса Доусона.
Мэт повернулся и с неловкостью улыбнулся силуэту Холли на фоне предрассветной серости и с облегчением увидел, что она все еще вполне привлекательна. Она сидела в постели, буйные ее волосы рассыпались по плечам, а в руке была сигарета с марихуаной, и она мечтательно наблюдала, как выпущенные ею колечки дыма поднимались к потолку, закручивались там и растворялись в воздушном небытии. Она улыбнулась ему в ответ, и зубы у нее были белыми даже в этом сюрреалистическом свете:
— Привет.
— Привет, — откликнулся Мэт.
Холли выпустила еще одно колечко дыма.
— Все в порядке? — спросил он.
Она кивнула, но в том, как она это сделала, сквозила холодноватая напряженность; к тому же она вся завернулась в простыню, и эта неожиданная скромность казалась несколько не к месту, если вспомнить события прошедшей ночи.
— Я не думала, что разбужу тебя, — сказала Холли между двумя затяжками.
— А я не думал, что отвернусь от тебя и засну, — кротко ответил Мэт. — Это просто безобразие…
— Да ладно. Не самое страшное. — Она загасила бодрящую сигарету в пепельнице в виде ракушки, поседевшей от частого использования.
— Ненавижу этот момент, — сказал Мэт. — Никогда не знаешь, что сказать, как поступить. — Он приподнялся, опершись на локоть. — Не хочется говорить избитые слова, что-нибудь вроде «Тебе было хорошо со мной?» или «Мир перевернулся этой ночью».
— Если бы ты все-таки сказал это, — возразила Холли, — то я бы ответила, что мне было хорошо, и что, если сегодня ночью мир и не перевернулся, то все же он довольно сильно раскачивался.
— Правда?
— Правда. — Мышцы рта у Холли стали не такими напряженными. — А поступить тебе надо так: просто обними меня.
И, поскольку возражений не последовало, Холли нежно прижалась к нему. Теперь уже Мэт почувствовал неловкость. И как это его угораздило влипнуть во все это? Началось все со сломанного каблука и с погони за некоей подружкой невесты, а закончилось тем, что они оказались в постели, где не без приятности и прокувыркались всю ночь, внеся свой существенный вклад в горы мировых отходов использованной резины.
— А тебе было хорошо со мной? — спросила Холли.
— Да. Хорошо. Просто отлично. Великолепно. Фантастично. Превосходно. — На этом Мэт исчерпал свой довольно ограниченный запас наречий для выражения высшей степени похвалы. — Чудесно.
— Чудесно? — подхватила Холли, и ее пальцы заскользили по его груди вниз к животу. — Настолько чудесно, что хочется повторить еще раз?
— Сейчас?
— Почему бы нет?
— Почему? — Причин было много, но ни об одной из них он не мог сказать Холли. И не самой последней в их ряду было то, что он понятия не имел, откуда взять на это силы.
— Нет другого времени, кроме настоящего, — добавила Холли.
Мэт остановил ее руку.
— А сколько сейчас времени? Боже мой! — Он вперил взгляд в часы над плечом Холли. Она тоже обернулась и посмотрела на них:
— Еще только шесть часов.
— Уже шесть. Уже!
Холли резко отодвинулась от него:
— Только не говори, что тебе уже пора.
— Мне надо успеть на самолет.
— Он же улетает только после обеда.
— Мне нужно собрать вещи.
— Ты хочешь убежать от этой ситуации, так ведь?
— Да.
— Почему?
— Прости, я негодяй, но после такой ночи я эмоционально истощен, и ждать от меня проявлений чувств бесполезно.
Но убедить в этом Холли было нелегко.
— К тому же я английский негодяй, а это еще хуже, англичане этим славятся.
— Я сделала что-то не так?
— Да все в порядке, — сказал Мэт. — Все в порядке. Правда.
— Тогда почему ты так торопишься убежать?
— Я не тороплюсь. — Мэт беспокойно заерзал на постели. Ему отчаянно хотелось в туалет, но он не представлял, как в этой ситуации он, голый, вылезет из постели и заковыляет в уборную: жалкое зрелище! — Хотя нет. Ты права, тороплюсь. Но это совершенно не связано с тобой. — Он снял руку Холли со своей груди и сжал ее. — Мы отлично провели время, развлеклись…
— Провели время? — воскликнула Холли. — Развлеклись?
Мэт не понял, что такого обидного он сказал.
— Так вот что это для тебя! — Даже при таком тусклом освещении было видно, как потемнело лицо Холли. — Ты просто провел со мной время!
— Ну да… — сказал Мэт. — Я думал, ты этого хочешь.
— Ты думал, я хочу поразвлечься?
— Да…
— Я отношусь к тебе серьезно, Мэт. И хочу, чтобы ты это знал. Если ты считаешь, что я прыгаю в постель с каждым встретившимся мне мужчиной, то ошибаешься. За кого ты меня принимаешь?
— Ну… за свободную, раскованную, активную женщину, — отважился дать ей определение Мэт. — За настоящую американку из Нью-Йорка.
— Я из Орегона.
— Правда? Никогда там не был…
— Итак, я свободная, раскованная, активная женщина, от которой можно просто так уйти утром, потому что тебе так удобнее?
— Холли, мне и в самом деле надо успеть на самолет. Ты же с самого начала знала, что все это временно. — Мэт развел руками в поисках слов поубедительнее. — Я знал, что, что бы я ни сделал, ты все равно обидишься.
— И все же я не понимаю, в чем здесь сложность. — Холли сложила руки на груди. — Мы могли бы опять заняться любовью, потом позавтракали бы вместе. Я бы сделала фруктовый салат. Пожарила бы яичницу. Может быть, даже испекла бы блины. И мы разошлись бы с хорошим чувством. Не понимаю, почему ты вдруг так изменился!
— Я бы поел блинов…
— Засунь их знаешь куда?!
Мэт убрал локоть и тяжело опустился на постель.
— Все дело во мне, Холли. Ты здесь ни при чем.
— Когда так говорят, имеют в виду, что дело во мне, а не в тебе. Понятно излагаю?
— Причиной тут то самое чувство вины. Устаревшее и вышедшее из моды. Я не могу заниматься с тобой любовью, потому что чувствую себя кругом виноватым.
— Виноватым? — выпрямилась Холли. — Перед кем?
— Да перед всеми. А больше всего перед одним человеком.
— Каким человеком? Мы же с тобой свободны, разве не так?
— В общем да… Просто утром все воспринимается по-другому, ты же знаешь.
— Не знаю. Это по-твоему так. Но я, ложась вчера спать, была свободна, и… — Холли показала свой средний палец, — сегодня утром я все еще свободна. Таким образом, у тебя есть возможность…
— М-м-м-м…
— Ты что, не свободен?
— Все зависит от того, что ты вкладываешь в это понятие.
— В это понятие я вкладываю жену, двоих детей и загородный дом.
— В таком случае, я свободен. Официальных обязательств у меня ни перед кем нет.
— Но у тебя кто-то есть?
— Э… — Как бы было хорошо очутиться сейчас на улице уже одетым, а не лежать голым в постели под неотрывным взглядом Холли, прожигающим его насквозь, как лазерный луч!
— Я все время чувствовала, что ты чего-то недоговариваешь. — Произнеся это, она презрительно вздернула кверху нос.
Женщины нюхом чувствуют обман, как кошки за километр чувствуют запах жареной курицы. Вся сложность в том, что, как понял Мэт, они часто предпочитают его не замечать. Кошки находят ни в чем не повинную курицу и, повинуясь инстинкту, нимало не сомневаясь, немедленно отгрызают ножку. А женщины, пока это в их интересах, старательно не замечают даже самый сильный и навязчивый дух лжи. Успокаивая себя разными доводами, они годами ждут своего часа, чтобы отгрызть ножку, причинив наибольшую боль.
Нос у Холли задрался еще выше:
— Это как-то связано со свадьбой Марты?
— Да.
— И с твоим интересом к подружке невесты?
— Да.
— Так, значит, у тебя есть женщина?
— Да.
— Поэтому тот парень и ударил тебя?
— Да.
— И ты ее любишь?
— Да.
— А она тебя любит?
— Не имею ни малейшего представления.
— Что же ты делаешь в моей постели?
— Порчу то, что могло бы стать хорошей дружбой.
Холли скользнула вниз в постель и натянула простыню до самого подбородка.
— Тебе лучше уйти, Мэт.
— Верно, — согласился Мэт и подумал, как бы ему все-таки дотянуться из постели до своей одежды, а затем добраться до двери и при этом не выглядеть последним подонком.