Империя Оствер. Графство Кемет. 26.03.1404
Большинство крестьян в Кемете должны быть свободными людьми. Именно так ещё более семисот лет назад решил один из первых правителей этого феодального владения граф Архан Кемет, который прекрасно понимал, что его земли – это имперское пограничье, и только вольные граждане в случае вторжения со стороны Ассира будут хранить ему верность и драться под его флагом. И время показало, что он был прав.
Крестьяне пограничья всегда были надёжным графским резервом. Они знали толк в партизанской войне, и каждый мужчина умел держать в руке меч и стрелять из лука или арбалета. И когда старые враги, ассиры, переходили рубеж и сбивали слабые воинские формирования пограничников с укреплённых позиций, а затем волнами растекались по землям графства, сельские жители не ждали приказов сверху, а делали то же самое, что их деды и прадеды. Женщины уходили в ущелья и теснины Маирских гор, а мужчины, многие из которых были имперскими ветеранами, бойцами графских полков и отдельных пограничных батальонов, сбивались в охотничьи отряды и наносили по ассирам злые и стремительные удары. Как правило, их целями становились командиры и обозы королевских войск, гонцы и мелкие разведывательные группы, пытающиеся добраться до горных схронов и крестьянских жён, которых можно было продать в рабство. И такую малую войну кеметцы вели до тех пор, пока враг не умывался кровью и его не изгоняли прочь с имперских земель.
Эта война начиналась так же, как и все предыдущие. Ассиры перешли границу и стали развивать своё наступление в сторону Маирских гор. Пограничники держали врага сколько могли и, по возможности, отходили. Феодалы собирали в кулак свои силы. Из глубины империи, из самого её сердца, с материков Эранга и Анвер через телепорты перебрасывались многотысячные резервы. А крестьяне уходили в горы. Однако в этот раз королевские генералы действовали иначе и к войне готовились настолько серьёзно, как никогда ранее, а тактика подчинённых им войск, по сравнению с прошлыми военными кампаниями, изменилась кардинально.
Вопервых, с ходу пала столица нынешнего графа Кемета и две прикрывающие её сильные крепости. Причиной скорого падения этих серьёзных твердынь послужили предатели, люди, в верности которых все вокруг были уверены. Долгое время, начиная свой путь с рядовых должностей, агенты ассирской разведки служили империи Оствер и дому Кеметов, заслужили чины и звания, а самое главное – огромнейшее доверие. И когда пришёл час, коменданты крепостей Усмунд и Обергам впустили за стены королевских диверсантов, а главный интендант Кемета при поддержке сотни наёмников блокировал открытые ворота города, и в него вломились штурмовики и маги противника.
Вовторых, ассиры имели полнейшую и самую достоверную информацию о дислокации и силах имперских войск и очень подробные карты графства. Это дало им определённые преимущества, и они воспользовались ими в полной мере. Королевские конные полки обходили оборонительные участки и избегали многочисленных ловушек на границе. А егеря ассиров, используя секретные пароли, обманом проникали в форты, остроги и укрепрайоны, вырезали гарнизоны и атаковали не ждущих немедленного удара пограничников, которые находились на своих лесных базах. Это был погром, и его последствия не замедлили сказаться. Враг вышел на оперативный простор, и уже на вторыетретьи сутки, преодолев расстояние в сто пятьдесят километров, достиг Маирского хребта и начал занимать основные перевалы.
Втретьих, королевские воины проявляли неслыханную жестокость и не брали пленных. Мирные жители и попавшие в полон раненые имперские солдаты уничтожались без всякой жалости. Деревни и храмы подвергались разграблению и сжигались. Детей топтали конями, женщин насиловали и распинали на стенах домов, а не успевшим уйти в горы и леса мужчинам отрезали гениталии и сажали их на кол. Много мерзких и подлых поступков, список которых был огромен, совершалось в самом начале новой войны. И по факту выходило так, что первопричина всему – психологическая накачка ассиров. Десятки лет королевских воинов и рядовых граждан воспитывали в духе того, что империя Оствер есть зло, которое необходимо искоренить, и результат сказался. Солдаты, наёмники и даже ополченцы из вспомогательных подразделений королевской армии вели себя словно звери…
Обо всём этом я узнал в горном убежище окрестных жителей, которое находилось в районе холодного и неприветливого Серного ущелья. Про это место мне рассказал Бор Богуч. И после того как я покинул источник, в котором принял единение с кмитами, мне предстояло определиться с тем, каким образом лучше и проще всего добраться до имперских войск и «Рейдеров Плетта». Вариантов было всего два. Первый – спуститься на равнину и самостоятельно пробираться на юг. И наверное, именно так я и поступил бы, если бы знал обстановку в графстве Кемет и имел карты местности. Но поскольку я человек не здешний и, что вокруг меня происходит, представлял смутно, то пришлось думать о варианте номер два – выйти к прячущимся в горах крестьянам, которые от Бора наверняка уже знали обо мне, собрать в их временном поселении сведения о том, что творится внизу, и только тогда всерьёз подумать, как выбраться из этих мест.
Решение было принято, и, спускаясь с хребта на восток или северовосток, я направился к спасительному для крестьян месту. Шёл не очень долго, около пятнадцати часов с одним хорошим привалом, и вскоре оказался перед глубоким ущельем, в котором пахло тухлыми яйцами. Это явный признак того, что воздух насыщен сероводородом, и, хотя мне было неприятно вдыхать эти ароматы, я знал, что идти надо, за ущельем начнётся подъём, который выведет меня на перевал, и там я смогу найти помощь у местных партизан. Поэтому, зажав нос, по склону ущелья, а не по тропинке я начал движение, обошёл все ловушки, затем горячие сероводородные родники и вышел на небольшую полянку перед вполне приличной широкой тропой, которая петляла по горе и выходила к убежищу.
Здесь меня уже встречали – три мужика в лёгких пехотных доспехах с дротиками и щитами в руках и ещё, как мне показалось при беглом осмотре зарослей справа и слева, не менее пяти арбалетчиков и лучников. Понятно, что дергаться смысла не было, и, назвав себя, я отдал бойцам графа Кемета своё оружие. После чего под их приглядом направился на вершину хребта, где оказалось около пятисот беженцев.
Меня провели в небольшую рукотворную пещерку, выдолбленную в скале, в которой находилось четыре человека – двое скорчились на полу, по виду ассирские кавалеристы, а двое других, суровые бородатые дядьки лет под пятьдесят, нависали над пленниками и, время от времени избивая их, вели допрос королевских солдат. Пока меня не трогали, не связывали и с кулаками не бросались, так что имелось время посидеть на бревне у стены и послушать разговор местных командиров и пленников, а полученную информацию, как водится, отложить на подкорку и раскидать на составляющие фрагменты.
– Повтори! Повтори, что ты сказал, тля! – выкрикнул один из партизанских вожаков и ногой, обутой в сапог с жёстким носком, ударил ассира, лежащего на холодном каменном полу.
Удар, пришедшийся в бок, был сильным. Королевский кавалерист, молодой мужчина, лицо которого было покрыто гематомами, вскрикнув от боли, сплюнул на камень сгусток из слюны и крови и сипло выдохнул:
– Вы все сдохнете, имперские свиньи! Вам конец! Это Последняя война! Так сказал король!
– Ах ты, мразь! – Новый удар сапогом, на этот раз в живот.
Ассир согнулся и издал какоето бульканье, которое вскоре превратилось в смех, и продолжил:
– Вы сидите в горах и думаете, что вас не достать? Нет, вы ошибаетесь. На этот раз вы здесь не отсидитесь. Наши генералы знают каждый ваш схрон и все убежища, и вскоре сюда придут горные пехотинцы, которые выкурят вас и ваших шлюх вместе со щенками с этого перевала. А после этого всех вас утопят в вонючих лужах внизу. Смерть вам, остверы! Всем, без исключения!
Партизан побагровел, не сдержался и, сверху вниз, резко и сильно ударил пленника кулаком в висок. Голова кавалериста ударилась о камень, и явственно слышный хруст костей мог сказать о том, что на одного языка у кеметских крестьян стало меньше. Пленник несколько раз дёрнулся всем телом, выгнулся дугой и застыл, а озлобленный вожак кинулся на второго пленника. Однако другой командир, видимо в местной иерархии более старший по должности и званию человек, перехватил его руки, удержал разъярённого мужика и сказал:
– Флинн, успокойся. Я знаю, как тебе тяжело. Но держи себя в руках. Этот пленник нам ещё нужен. Выйди и остуди голову.
Тот, кого назвали Флинном, резко встряхнул косматой головой, вырвал из захвата свои руки, развернулся на пятках и, чтото бормоча себе под нос, покинул пещеру. Второй командир проводил его взглядом, посмотрел на меня, молча кивнул, словно поприветствовал, и вновь сосредоточился на допросе.
Вопросы следовали один за другим, и пленный ассир, оказавшийся капралом из разведывательной конной группы, которую всего несколько часов назад разгромили партизаны, отвечал без всякой запинки. Я всё это время находился рядом, узнал для себя коечто интересное и понял, что, придя к крестьянам, поступил очень верно. Сейчас на равнинах было такое количество вражеских войск, которые, выискивая партизан, методично прочёсывали каждый квадратный километр, что я бы там, не зная ассирского языка, который сильно отличался от остверского, скорее всего, долго не пробегал бы. Меня бы обнаружили, локализовали и затравили, словно дикого зверя. Поэтому скорое соединение с регулярными имперскими частями было невозможно, и оставалось надеяться только на помощь кеметцев, а за это, глядишь, и я им чемто смогу помочь.
Допрос окончился. Охранники выволокли пленника из пещеры, и мы с командиром партизан остались вдвоём. Он приблизился ко мне, и мы присмотрелись один к другому. Передо мной стоял крепкий широкоплечий брюнет с окладистой бородой, в добротной одежде, лёгком полушубке, который с левого бока был аккуратно заштопан, и с кортом на ремне под ним. По виду справный хозяин, возможно, бывший солдат имперской линейной пехоты или дружинник графа Кемета. А что видел он? Русоволосого статного юношу лет девятнадцати с правильными чертами лица и голубыми глазами в брезентовой горке, костяшки пальцев набиты, на ладонях характерные для мечника мозоли, взгляд уверенный, а на левой руке редкий в этих местах старый охранный серебряный браслет. Похож на имперского дворянина.
– Меня зовут Шин Калаган, – присаживаясь рядом со мной и вытягивая ноги, устало произнёс партизанский командир. – Я у местных жителей за главного.
Понимая, что от меня ждут ответного представления себя, я сказал:
– Лейтенант наёмного отряда «Рейдеры Плетта» граф Уркварт Ройхо.
Мужик кивнул:
– Бор, племяш мой, про тебя говорил. Сказал, что ты сам попытаешься на соединение со своими выйти. Что, не получилось?
Отметив, что парень, которого я при нашем знакомстве пощадил, оказался нормальным человеком и мои слова о сохранении тайны понял верно, я согласился с Калаганом:
– Да, не получилось.
– И ты решил к нам прибиться?
– До той поры, пока не разберусь, как мне снова свою попытку повторить.
– Это правильно. – Калаган сделал паузу и добавил: – Я видел, как ваш отряд к храму подходил, и тебя запомнил, лошадка под тобой была хорошая, а потом наблюдал, как наёмники от развалин после боя уходили. Ваших тогда только тринадцать всадников уцелело, а за ними полсотни ассиров с двумя магами гнались. Так что очень может быть, что от твоего отряда никто не уцелел.
– Наёмники – люди опытные и должны были отбиться.
– Ну, тебе виднее. Давно военный лицей окончил?
– А заметно, что я из военного лицея?
– Прямо в глаза бросается. Выправка, стать, постоянное напряжение и взгляд, который всё вокруг обшаривает и пытается проанализировать каждое движение окружающих людей. Я двадцать лет на границе службу тянул, насмотрелся на таких, как ты.
– Ясно. Мой выпуск покинул стены лицея девять дней назад.
– И сразу на войну?! – Немного удивлённый партизан посмотрел на меня и еле заметно усмехнулся.
– Так сложилось.
– Серьёзно всё у вас. Видать, не перевелись ещё в империи боевитые дворяне, хотя и поговаривают, что всё прогнило, и нашему государству приходит конец. – Калаган встал, поворотами корпуса тела вправо и влево размял поясницу и спросил: – Итак, ты с нами?
– С вами.
– Тогда запоминай сразу, господин граф. Никаких ваших, – он покрутил в воздухе растопыренными пальцами правой руки, – благородных штучекдрючек, вызовов на дуэль, подъёмов штандарта с родовым гербом, объявления себя перед боем и прочей дурости быть не должно. Сейчас война идёт на уничтожение, и каждый убитый ассир – это минус один клинок во вражеской армии. Мы будем бить врага исподтишка, изза угла, днём и ночью, используя каждую возможность. Понимаешь, о чём я говорю?
– Более чем.
– Отлично. Тогда слушай дальше. Командир здесь один, это я. У меня два зама. Флинн, – Калаган кивнул на выход, – который сейчас не в себе, потому что его мать погибла, не успела из деревни уйти. И Лунь, старый местный бродяга. Он сейчас на разведке вместе с Бором и ещё несколькими парнями, но ты его сразу узнаешь по седой голове. Им подчиняться как мне. Сказали – лечь, значит, так и сделай. Велели бежать, драпай со всей мочи.
– Усёк.
Я кивнул, и Калаган продолжил:
– И напоследок. Пока будешь рядовым бойцом, надумаешь уйти, сообщи заранее, чтобы мы тебя дезертиром не считали. Девок и баб не обижай, а то за это наши парни такому смазливому ухарю, как ты, живо кишки на кулак намотают.
Калаган протянул мне руку, и я, встав с бревна, пожал её. Рукопожатие вышло крепкое, и, отпустив руку партизана, я спросил:
– Какие планы на ближайшее время?
– Уходить из этих мест будем. Пленные говорят, что ассиры знают про наши убежища, и, похоже, это правда. Год назад я лично про все наши горные схроны в штаб графа Кемета писал, а там, видишь, предатели оказались, и теперь мои рапорты вражеские шпионы читают. Кроме того, у нас с припасами туго и оборона на перевале слабая, потому что её никто толком не готовил. Собирались в другом месте отсиживаться, но там уже враг. Поэтому выше в горы пойдём. Там, конечно, всё ещё холодно и с пропитанием туго, но иного выхода нет. Попробуем обойти королевские заслоны и выйти в графство Устио, там уже имперцы.
– Меня это устраивает. Можете на меня во всём положиться.
Так я прибился к партизанскому отряду Шина Калагана, в который сошлись люди из трёх близлежащих деревень, полтора десятка имперских солдат и несколько наёмников. Мне вернули оружие и снаряжение, и уже вечером вместе с парой местных парней, которые больше следили за мной, чем за обстановкой в Серном ущелье, я заступил в дозор. Ночь прошла спокойно, а с утра пораньше, когда к перевалу сошлись дозоры, с одним из которых пришёл Бор Богуч, и последние беглецы с равнин – полтысячи женщин и детей, стариков и подростков, взвалив на себя мешки с одеждой, едой и продовольствием, все вышли в путь. Надо сказать, очень вовремя, потому что к Серному ущелью подошёл батальон ассирских горных пехотинцев, почти четыре сотни головорезов, которых специально натаскивали для войны против маирских партизан.
И вроде бы всё шло своим чередом. Однако ассиры явно имели карты местности и знали, кого и где искать. А беженцы долго собирались, выступили с перевала только в полдень, двигались медленно, и бросить их было нельзя. И поэтому Калаган на временной стоянке перед пещерой построил весь свой разбитый на десятки сводный отряд, в котором я был рядовым, прошёлся вдоль неровного строя и сказал:
– Воины! Там, – его рука метнулась в направлении запада, где по склону, пробираясь козьими тропами, начинали восхождение некомбатанты и несколько раненых, – наши семьи. А в той стороне, – рука сместилась в сторону ущелья, – враги, готовые убить всех нас. Необходимо выиграть время, а значит, слушайте мой приказ! Первый, второй десятки и Лунь отходят вместе с женщинами и детьми! Третий десяток во главе с Флинном пойдёт в авангарде и станет вести разведку пути! Четвёртый, пятый и шестой десятки вместе со мной остаются на перевале и до темноты держат ассиров! Надо выиграть всего четыре часа, и мы их выиграем!
С ним никто не спорил. Драться – так драться, благо луки и арбалеты имелись, запас стрел и болтов был хороший, позиция у нас приличная, а тропа снизу вверх хоть и широкая, но всё же не дорога. В общем, можно было повоевать, хотя я для себя отметил, что первые три десятка были сплошь из местной молодёжи и справных мужиков, а остальные три – это сборная солянка, которую командиру не оченьто и жаль.
«Бережёт своих земляков Калаган, – подумал я в тот момент и полностью одобрил его решение. – Ну и правильно делает. Имперцы, наёмники и иные приблуды вроде меня пришли и ушли, а местным жителям после разгрома врага, если его удастся отбить, ещё жизнь налаживать и свои дома отстраивать. Кроме того, имеется пара дополнительных факторов в пользу решения командира. Жители Маира и его предгорий отлично знают местность вокруг, а наёмники и имперцы имеют хорошие охранные амулеты, которым не страшна большая часть атак вражеского батальонного мага, который обязательно попытается выкурить нас с господствующей высоты».
Через десять минут отряд разделился. Первые три десятка двинулись вслед за беженцами, а остальные заняли баррикады из ломаного горного камня, которые были возведены на спуске из Серного ущелья ещё несколько лет назад и за это время успели укрепиться, осесть и стать вполне надёжным укрытием. Рядом лежали кучки булыжников, которые следовало метать во врага, помимо этого у меня имелся арбалет, ирут и пара кинжалов. Этого хватит, а корт я отдал одному из наёмников, который только чудом спасся из Кемета и бежал так резво, что смог добраться до самых гор. Правда, по дороге он загнал свою лошадь и потерял всё оружие, но зато остался жив и теперь снова готов стать воином, а не дезертиром.
Минуты текли одна за другой. Прошёл час, и, наконец, появились вражеские пехотинцы, которые мелкими группами, по пятьшесть человек, выходили из ущелья и уверенно двигались к перевалу.
«Значит, все ловушки на пути ассиров уже обнаружены и обезврежены, – наблюдая за людьми в толстых кожаных доспехах с круглыми небольшими щитами и короткими мечами в руках, отметил я, – быстро, однако».
У подножия хребта, перед выходом на тропу, противник остановился и начал сосредоточение. Вражеские бойцы узкими ручейками вытекали на полянку перед подъёмом, их становилось всё больше, появились арбалетчики, офицеры, которых можно было распознать по нарукавным защитным амулетам на левом бицепсе, и маг, рослый мужчина в тёмносерой мантии и остроконечном капюшоне, надвинутом на глаза. Прозвучала еле слышная на перевале команда, и рота ассиров под прикрытием стрелков начала пробное восхождение. Враги, словно тараканы, рассыпались по склону, попытались взобраться на него, и у многих это получилось. Небольшими, похожими на альпенштоки топориками, которые входили в их снаряжение, горные пехотинцы, в основном арбалетчики, цеплялись за камни, закреплялись на одном месте и брали на прицел вершину, а мечники, прикрываясь щитами, тройками шли наверх.
Ассиры были всё ближе, и, когда нас разделяло около шестидесяти метров, раздался крик Калагана:
– Бей!
Арбалет прижался к плечу, я прислонился к широкой бойнице, поймал в прицел передового противника, который на краткий миг приподнял над щитом голову, и выстрелил. Тяжёлый болт воткнулся ему прямо в лоб, и враг покатился вниз. Перезаряжать арбалет – оружие, без сомнения, мощное и хорошее, но медлительное – времени не было, и я, схватив булыжник, килограммов на двадцать, перекинул его через оградку баррикады. Камень полетел во врагов, следом ещё один, и ещё. И тут новая команда командира:
– Стоп!
Я перезарядил арбалет и выглянул в бойницу. И тут же, выбив из камня несколько осколков, в край амбразуры врезался вражеский болт, который за малым не влетел в проём и не прикончил меня. Пришлось быть осторожней, и если смотреть на тропу, то только с угла бойницы. Взгляд вниз. Ассиры потеряли полтора десятка пехотинцев и пару арбалетчиков, которые после отступления мечников не покинули своих позиций, а, наоборот, плотнее закрепились за валунами и камнями и вели редкую, но очень меткую стрельбу. Что тут сказать? Профессионалы своего дела, у которых более мощные арбалеты натягивались не поясным крюком, «козьей ногой», как у меня, а катушкой, зубчатореечным механизмом, что давало им возможность орудовать только руками. Правильно всё делали, видно, что не новички. И, оглянувшись вокруг, я увидел, что наш отряд тоже понёс потери: один погиб, схлопотал болт прямо в глаз, и ещё двое получили ранения. Да уж, если и дальше так пойдёт, то нам хана, а ведь есть ещё маг, который обязательно попробует применить свою силу, а я, как назло, не могу использовать свою. Впрочем, маг может бить с двухсот – трёхсот метров, а я могу работать только на двадцать – тридцать, и пока, при моей подготовке, на дальних дистанциях мне его достать нереально.
Словно подтверждая мои размышления, ассиры составили плотную стену из щитов, продвинулись по тропе и остановились за двести пятьдесят метров от нас. На склоне появились новые стрелки, пару из которых удалось свалить во время подъёма, и за строем пехоты замаячила мантия мага.
– Ну, началось, – пробурчал имперский солдат, хмурый парень лет двадцати с таким же арбалетом, как и у меня, и машинально бросил взгляд на свою левую кисть, где находился стандартный армейский амулет, по виду простенький браслет из меди.
– Кидайте камни! – последовала новая команда Калагана.
Булыжники полетели вниз потоком. Но лишь немногие из них достигали цели. Склон, местами покатый, сильно тормозил их разгон, а те, которые перелетали через ямки, а не оседали в них, ударялись во вражеские щиты. И прикрытый от наших метательных снарядов ассирский маг начал действовать. Для этого ему было необходимо нащупать поток силы и подсоединиться к нему. Затем накачать себя энергетикой дольнего мира, очистить её и удобным для себя способом преобразовать силу в нужную форму. Это всё требовало времени и дополнительных вспомогательных амулетов или приспособлений, которые ускоряют процесс применения магии. И судя по тому, как действовал вражеский маг и сколько времени он потратил на первое заклинание, его создание и применение, это был не очень сильный чародей. Но зато он постарался на совесть: использовал не банальный огонь или взрывные шары, которые могли бы обрушить склон и вызвать серьёзный камнепад, а нечто лично для меня неожиданное.
Над строем горных пехотинцев начало образовываться светложёлтое облачко, которое быстро набухало, становилось ярче, напитывалось силой и цветом, и спустя пару минут под громкий выкрик мага оно устремилось вверх, а затем, против ветра и всех законов физики, упало на перевал. Это был газ, самое банальное для моего родного мира отравляющее вещество, судя по признакам, нервнопаралитического действия. Но, к счастью для меня и большинства воинов нашего сводного отряда, заклинание было не из разряда сильных. Охранные амулеты достаточно быстро развеяли его, а свежий ветер оттянул отраву в сторону. Однако для этого потребовалось время, и несколько наших воинов вдохнули магическую гадость и вместо боя отползли назад, где им пришлось плакать, отхаркиваться и отплёвываться. Так что благодаря вражескому магу и его фокусу ассирская пехота смогла подойти вплотную, а мы, вместо тридцати стрел в один залп, могли выстрелить только пятнадцать.
Дзанг! Тетива моего арбалета вздрогнула, толкнула болт вперёд, и ещё один ассир упал.
Снова вниз полетели камни, но я успел сбросить только пару штук, прежде чем увидел, как рядом со мной, перескочив баррикаду, появился вражеский воин. Думать было некогда, и я, схватив лежащий на камне рядом со мной ирут, бросился на него. Он меня заметил, выставил перед собой щит и меч, но мой мощный и хорошо поставленный рубящий удар раскроил его голову, и клинок обагрился кровью.
Быстрые взгляды по сторонам. Слышится перезвон стали, начинается рукопашная схватка, и вокруг меня появилось ещё три вражеских бойца. Мелькнула мысль: не применить ли свои новые магические способности. Однако я удержался и решил оставить их на самый крайний случай, на тот момент, когда сбить ассиров вниз уже не будет никакой возможности.
Выпад вперёд! Клинок проскальзывает под круглым щитом, вспарывает кожаный доспех и проникает в тело врага. Поворот! И диагональный удар в голову, который кроит чужой шлем и добирается до мозгов противника. А вот с третьим ассиром пришлось немного пофехтовать, неплохой мечник оказался. Но ирут против короткого клинка на открытом пространстве даёт своему владельцу преимущество в длине, и ассиру даже его щит не помог. Моя сталь обошла меч врага, прошлась по его ладони, рассекла кожаную перчатку, плоть и кость, и он выронил меч. После этого мне оставалось только пнуть его ногой в грудь, свалить наземь и добить.
Я был снова готов вступить в схватку. Но враги наступали группами, и только два десятка ассиров смогли перебраться через баррикаду, и их быстро прикончили – сказался опыт имперской пехоты и наёмников. Вновь вниз полетели стрелы, несколько дротиков и камни. Враг отступил, начал перегруппировываться, и вперёд снова выдвинулась стена щитов, которая прикрывала мага. И в этот момент с окровавленным однолезвийным топором в руке рядом со мной появился Калаган, который выкрикнул:
– Время! Отступаем!
Я подхватил арбалет, болты и рюкзак. Обтерев клинок ирута об одежду врагов, вкинул его в ножны и, помогая раненым и ослабевшим, направился через перевал вслед за беженцами. При этом у меня в голове появилась мысль, что на ночлег горная пехота ассиров обязательно остановится на месте партизанской стоянки – рядом родник, ровная площадка и есть дрова. И если договориться с командиром, то уже через пятьшесть часов, примерно после полуночи, можно сюда вернуться и устроить горным пехотинцам развесёлую жизнь с применением всего моего арсенала.
Думаю, Калаган согласится, ведь я ему не сват, не брат и не родич, чтобы за графа Ройхо переживать. А у меня появится возможность опробовать свои магические возможности без всяких ограничений. Всё равно потом никто не будет разбираться, кто там тёмной ночкой на батальон ассиров налетел и сколько убил врагов. Как говорится, война всё спишет. И пока есть возможность, необходимо тренироваться, тем более что это будет делаться в интересах имперских вольных граждан и партизан, которые приняли меня как своего.