Империя Оствер. Графство Кемет. 10.04.1404–11.04.1404
Я спал, и мне в мельчайших подробностях повторялся во сне последний день моего пребывания в составе партизанской ватаги Калагана.
Отряд пробивался на соединение с имперскими войсками уже две недели. Понурые и усталые беженцы из Кемета брели по тропкам и карабкались по нехоженым склонам. Продовольствия не было, и люди находились на грани истощения. Все измотались и измучились, а постоянные стычки с ассирами, которые, казалось, были повсюду, каждый день уносили жизни воинов. В строю нас оставалось всего сорок человек, и это с учётом того, что один из десятков был укомплектован исключительно подростками в возрасте четырнадцати – пятнадцати лет. И как ни посмотри на ситуацию, в которой оказался партизанский отряд, всё было плохо. Но душу грела надежда, что вотвот мы спустимся на равнину, где находятся части Первой ЮгоВосточной имперской армии под командованием великого герцога Эйсо Кайяса, и это придавало всем бойцам отряда и беглецам немного бодрости.
По узкой горной тропе, которая извилистой светлосерой лентой петляла между большими валунами, в передовом десятке Флинна я спускался вниз. В руках был верный арбалет, за спиной – меч, на груди – пара кинжалов, а в рюкзаке три целебных эликсира – всё, что осталось от магических трофеев, добытых в ночном бою с горными пехотинцами ассиров. Ведь как бы дорого они ни стоили, жизни людей рядом со мной дороже, и поскольку я не крыса и крестьяне для меня не бессловесное быдло, то пришлось делиться. Ничего, зато совесть зудеть не будет. Следом за мной идёт пятерка воинов, которые обязаны мне жизнью, и я могу надеяться, что в бою они меня прикроют.
«Ничего, – подбодрил я себя, – ещё пара часов, и мы покинем эти горы, сможем отдохнуть, помыться и поесть, а потом – прощай, графство Кемет, и здравствуй, славный город Йонар».
– Ассиры! – прерывая мои думки, раздался крик воина, идущего впереди.
Вскрикнув, воин раскинул руки и упал. Я кинулся за валун слева от меня, и сделал это очень вовремя, так как в место, где я только что стоял, вонзилось сразу несколько стрел. После этого я резко приподнялся и окинул тропу взглядом.
«Гадство! – чертыхнулся я. – Егеря ассиров, полтора десятка, лезут вверх. Откуда они здесь? Непонятно. Но разбираться некогда, придётся драться».
Подавшись телом изза камня, я выстрелил из арбалета. И, понимая, что если побегу, то мне тупо выстрелят в спину, выхватил ирут. После чего вскочил на ноги и бросился навстречу врагам, и в тот момент мне очень хотелось применить «Чёрную петлю». Просто распирало от желания воспользоваться магией. Но я сдержался. На узком пространстве около двух минут в одиночку я держал ассиров и бился так, как никогда до того момента. Голова очистилась от всех посторонних мыслей. Тело работало, словно хорошо отлаженный механизм. А руки крепко держали честную сталь, которая встречала и парировала каждый вражеский удар.
Низкая стойка. Полшага вперёд. Выпад! Крик егеря, который скатывается с обрыва, и передо мной новый противник. Разворот на месте, клинок вперёд, и звон стали. Рёв раненого ассира, которого словно щит я тяну на себя и прикрываюсь его телом от смертельно опасных стрел, а затем сбрасываю врага на следующего противника. Хрипы, злые и непонятные выкрики врагов. Удары, снова удары и опять удары. И так продолжалось до тех пор, пока сверху не подбежали воины Калагана, а снизу вражеских егерей не подпёрла преследующая их имперская пехота.
Как позже выяснилось, ассирские диверсанты атаковали один из обозов, идущий по тракту Устио – Кемет, и, хотя их отбили, бед они натворили немало. И если бы не наш отряд, то наверняка они имели бы все шансы скрыться с места проведения своей операции, а так враг нашёл в горах свою смерть и получил, что заслужил…
Бой был окончен. Пехотинцы проводили нас на равнину, и по широкому каменному тракту, сопровождаемые конным дозором под штандартом великого герцога Эйсо Кайяса, все мы, беженцы и воины, направились в расположенный неподалеку фильтрационный лагерь. Ну, это и понятно. Ассирская разведка не зевала и постоянно засылала в расположение имперской армии своих шпионов и диверсантов, так что нас требовалось проверить.
В фильтрационном лагере мы оказались под утро, и началась работа войсковых контрразведчиков, в обычной жизни тайных стражников, которые были прикомандированы к боевым частям армии от одного из великих герцогских домов. С беженцами, женщинами и детьми всё было ясно. Они являлись подданными графа Кемета, который, как оказалось, успел покинуть свою столицу прежде, чем она пала. И теперь за Маирскими горами, вблизи Устио, феодал собирал тех, кто смогли выбраться с оккупированной врагами территории. С партизанами тоже проблем не возникало. Их личности подтвердили земляки, и они имели документы, а потому всех бойцов Калагана отправили на переформирование в одну из горных крепостей, где они должны были влиться в новые партизанские части. А вот с имперскими солдатами, наёмниками и случайными людьми контрразведчики работали всерьёз. И хотя Тайная стража это, конечно, не Смерш, не Моссад с МИ5 и не абвер, работники подобной организации дилетантами тоже не были. Так что с утра пораньше начались предварительные допросы тех людей, кто остался на фильтре. И если бы я являлся обычным рядовым воином из имперского полка или наёмником, то нервы мне помотали бы изрядно. Но я всётаки граф и выпускник «Крестича», так что отношение ко мне было особое. Меня не обыскивали и не разоружали, а допрос назывался беседой, и на него не вызывали, а приглашали.
Усталый человек средних лет в сером полувоенном мундире, на левом рукаве которого виднелась нашивка с диким конём Кайясов, задал мне пару десятков вопросов и перенаправил к другому дознавателю. Всё проходило спокойно и буднично, без излишней спешки и суеты. Второй тайный стражник, с которым я пообщался, оказался подданным Канимов. Он ещё раз опросил меня и прочитал предыдущий протокол. После чего дознаватель выслушал объяснение, что мои документы были на руках у Плетта, который оставил их в Йонаре, и отпустил меня отдыхать.
Что будет дальше, для меня было очевидно. Контрики свяжутся с Плеттом или Йонарской гильдией наёмников, и те пришлют удостоверяющие мою личность документы. А возможно, в армии Кайяса, которая с недавних пор стала именоваться Первой ЮгоВосточной, найдётся ктото знающий меня лично, и он сможет подтвердить, что я действительно Уркварт Ройхо. Например, это мог быть ктото из сержантов военного лицея «Крестич», решивший добровольцем отправиться на войну, или один из верных людей Жала Канимов, который наблюдал за мной в Йонаре. Поэтому мне оставалось только ждать дальнейшего развития событий, и, придя в просторный сухой амбар, где оставалось семь человек из отряда Калагана, я упал на душистое сено, закутался в плащ и спокойно заснул…
– Господин граф, проснитесь.
Меня осторожно тронули за плечо, и моя рука машинально схватилась за кинжал, а глаза, лишь только открылись, оценили обстановку. Всё нормально, а разбудивший меня молодой солдат из охраны фильтра, темноглазый и худой, немного испугавшись, отскочил в сторону.
– Чего тебе? – Я привстал и посмотрел на солдата.
– Вас на беседу приглашают, – ответил он.
– Иду.
В сопровождении бойца я направился в уже знакомую мне комнату для допросов. Здесь помимо дознавателя из Тайной стражи Канимов я увидел того, кого не ожидал, – моего друга Вирана Альеру, который появился, дабы подтвердить мою личность.
На этом моя партизанская эпопея была окончена. И вскоре вместе с Вираном я вышел за хлипкую и чисто символическую ограду фильтрационного лагеря. За воротами мы некоторое время постояли. Оглядев грязное, истоптанное копытами большое поле, за которым раскинулся один из армейских военных лагерей, и посмотрев вправо, на полупустой тракт Устио – Кемет, я спросил Альеру:
– Где наши лошади?
– А нет их. – Усмехнувшись, Виран развёл руками и посмотрел на свою порванную в нескольких местах, изрядно потрёпанную брезентовую горку. – У меня сейчас ни денег, ни лошади, ни сменной одежды. Только меч и кинжал, и больше ничего.
– И как так получилось?
– Мы, когда от храма уходили, несколько раз в бой вступали. Как от ассиров оторвались и к своим войскам пробились, до сих пор толком не понимаю. И когда до наших патрулей уже было рукой подать, меня очень серьёзно ранили: магическим зарядом половину спины вынесло и в ноге две стрелы засело. Плетт посчитал, что я уже не выживу, оставил меня в полевом госпитале, а сам в Устио направился.
– Сколько у него людей уцелело?
– Трое бойцов, Эхарт и маг.
– И как ты выжил?
– Повезло. Меня жрицы Бойры Целительницы по кусочкам собрали и выходили, и теперь я снова как новенький, хотя долго ходить не могу, ноги сильно устают и позвоночник ломит.
Сделав себе в голове зарубку, что надо будет верного друга незаметно, может быть во сне, подлечить «Полным восстановлением», я двинулся к армейскому лагерю, искоса посмотрел на пристроившегося рядом Альеру и задал очередной вопрос, который меня волновал:
– Как тут дела?
– Ты про армию?
– Да.
Виран шмыгнул носом:
– Плохо. Уходить отсюда надо.
– Объясни.
– Против асилков и ассиров стоят три наши армии. Слева – Вторая Восточная генерала Карса Ковеля, которая огибает Маир, отходит в графство Устио и цепляется за каждую крепость и горку. Справа – Третья Южная под командованием великого герцога Ульрика Варны держит асилков и, по слухам, крепко им даёт по зубам. Ну а мы с тобой находимся в Первой ЮгоВосточной, командует которой Эйсо Кайяс, хороший правитель своего удела, но самодур и плохой стратег с какимто дурацким рыцарским кодексом в голове. В его армии почти сто тысяч человек, и все они вдоль гор полукругом раскиданы по восьми лагерям. Лёгкая кавалерия, партизаны, егеря и остатки войск графа Кемета бьются с ассирами по всей линии обороны и каждый день несут потери, а десятки тысяч дармоедов, половину из которых нельзя назвать воинами, сидят в укреплениях, жрут и пьют, играют в карты и устраивают драки с поножовщиной. Дисциплина падает, с продовольствием туго, свободных лошадей почти нет, жрецов и целителей мало, запасы целебных эликсиров мизерны, а немногочисленные маги разных школ погрязли в интригах и склоках и строчат на имя командующего и своего архимага сотни доносов. Единого командования нет, никто и ни за что не отвечает, и в каждом армейском укреплении свои порядки. – Альера пнул ногой комок грязи под ногами и добавил: – Зато в лагерях море вина и наркотиков, а шлюх столько, что кажется, будто их не меньше, чем солдат.
– А что сам Кайяс, неужели ничего не видит?
– Солдаты говорят, что великий герцог ждёт большой битвы, где он задавит ассиров массой своих войск. Сейчас он дальше к востоку, в Тайресе, и чуть ли не каждый день высылает к королевским войскам своих герольдов с вызовом и указанием места грядущего сражения. Из всего этого складывается впечатление, что в детстве он начитался рыцарских романов и считает, что всё будет по старинке очень просто.
– Действительно, плохи дела, – буркнул я.
– Вот я и говорю, что надо возвращаться в Йонар. Со дня на день ассиры перейдут в наступление, ударят по нашим флангам и, пробивая коридоры вдоль гор, отсекут нас от перевалов через Маир. Были бы деньги, я бы уже сегодня отсюда ушёл, но их нет, и остаётся только ждать помощи от Плетта.
– Деньги есть, – я кивнул назад, на свой рюкзак, – так что сейчас мои трофеи реализуем, купим лошадей – и в путь.
– Сегодня уже не получится, скоро ночь, и нас за ворота не выпустят, а в поле конные дозоры, которые двух подозрительных всадников могут как вражеских шпионов подстрелить.
– Значит, утром двинемся.
Альера помолчал, посмотрел на меня и спросил:
– Ты не в обиде, что я тебя тогда у храма оставил?
– Нет, дружище. Я всё понимаю. Ты прискакал к святилищу, а тут нападение ассиров, и от тебя уже ничего не зависело.
– Именно. – Виран похлопал по моему рюкзаку: – А у тебя как всё сложилось?
– Нормально. – Я решил выдать другу официальную версию своей истории, которую излагал контрразведчикам и буду рассказывать Плетту и барону Каиру. – Старый жрец помер, а тут ассиры. Немного повоевал, а после крестьянский парень меня в горы вывел. Попробовал самостоятельно выбраться, не получилось, и я прибился к партизанам. Две недели с ними по горам бродил, с горной пехотой встречался, с егерями, рейдерами и ещё не пойми с кем. В итоге я здесь, жив и здоров, а в рюкзаке есть немного трофеев.
– Ну да, – хохотнул друг, – ты без добычи не возвращаешься.
За разговором, смеясь и улыбаясь, мы вошли на окружённую деревянным палисадом территорию большого армейского лагеря, где находилось около одиннадцати тысяч воинов. Из всей этой массы только 5й полк лёгкой кавалерии великого герцога Канима, 17й имперский пехотный полк, 3й дивизион БМ школы «Трансформ» и жреческий полевой госпиталь были организованы и готовы к войне. Все остальные подразделения являлись феодальным ополчением, добровольческими формированиями и отрядами наёмников, которые, конечно, в большинстве своём вояки неплохие, но все эти соединения необходимо держать жёсткой хваткой и постоянно готовить к грядущим боям, а иначе никаких побед Первая ЮгоВосточная армия иметь не будет. Прогулявшись по лагерю, я пришёл к выводу, что Альера прав. Если ассиры перейдут в решительное наступление, – из допроса взятых во время горного похода врагов я знал, что сил у королевских генералов на этом направлении много, – нам всем придётся туго. А раз мы не в состоянии ничего изменить, поскольку не являемся генералами или полковниками, то надо уходить отсюда, и чем скорее, тем лучше. Война пойдёт своим чередом, а у нас с Вираном несколько иные планы.
Вскоре мы оказались в месте, где расположились маркитанты, скупщики трофеев и походнополевые бордели. Покружили там и посмеялись над незадачливым наёмником, который не смог расплатиться за услуги проститутки и отдавал бордельмамам в залог свой меч. В винной палатке выпили по кружечке неплохого портвейна и закусили жареной кониной. А после всего этого, из разговоров вокруг уже зная, к кому обратиться, мы вошли в просторный полосатый шатёр, где чернявый, похожий на цыгана кучерявый мужик в яркокрасном халате, судя по всему этнический арзумец, занимался скупкой военной добычи.
Излишних разговоров не было. Я выложил перед торговцем трофейные камни, украшения и неиспользованные свитки Исцеления из храма Бойры. Он предложил за всё сто семьдесят иллиров, но я немного поторговался и довёл сумму до двух сотен. Все остались довольны, и ещё через полчаса, заплатив за пару добрых лошадей десять монет и обзаведясь небольшим запасом продовольствия, неплохими кожаными доспехами и щитами, мы были готовы выступить к горным перевалам. Но ворота лагеря уже были закрыты, и на них стояли имперские пехотинцы, с которыми договориться было нельзя. Пришлось нам ещё одну ночь провести в армии.
Мы прибились к одному из легкоконных наёмных йонарских отрядов, который назывался «Лихая сотня», где нас приняли как своих собратьев по ремеслу и земляков. Вечер прошёл неплохо, мы разделили с воинами хлеб и вино, много разговаривали, вспоминали Йонар и переночевали подле их костров. А с утра, лишь только открылись ворота, оседлав лошадей, мы выехали из укрепления и в поле перед нами увидели боестолкновение конных отрядов. С одной стороны были кавалеристы Канимов, около двух сотен воинов, а с другой – порядка трёхсот ассиров. Сотни маневрировали, сталкивались, обменивались арбалетными болтами и стрелами, топтали конями упавших в грязь раненых, взбадривали себя воинственными кличами, рубились и ждали подкреплений, которые выходили на поле боя. Из нашего лагеря выметнулась кавалерия Канимов, пара сотен наёмников и около полусотни дворян, а с вражеской стороны, огибая изгородь фильтрационного лагеря, в котором находились очередные беженцы и некоторое количество солдат, появилось не менее четырёх полков лёгкой кавалерии.
Глядя на всё происходящее перед нами, Альера сказал:
– Кажется, мы опоздали. Ассиры пошли на прорыв.
– Наверное, ты прав, – согласился я. – Путь перекрыт. Возвращаемся.
Нам пришлось вернуться в лагерь. Оставив наших верховых в конюшне, отправились на палисад, откуда стали наблюдать за боем, одновременно прислушиваясь к разговорам вокруг нас. Самый интересный и содержательный вели между собой командир наёмников капитан Раин, приземистый крепыш в простой кольчуге, и седоусый лейтенант имперских пехотинцев по фамилии Айк, который от разведчиков, проскочивших в лагерь, коечто знал о том, что происходит вокруг и откуда взялись ассиры.
Ветераны говорили медленно и степенно. Они скрывали своё волнение и старались выглядеть спокойными и уверенными в себе. Но мне было заметно, как капитан прикусывал губу, а рука пехотинца, которая крепко сжимала рукоять корта, была белее, чем обычно. Офицеры волновались, и было отчего. Ассиры ударили по армии Кайяса всеми своими силами, которых у них было не меньше, чем под рукой великого герцога. Но в отличие от наших войск вражеские полки не были рассеяны, действовали слаженно и имели немалый боевой опыт. Результат их наступления был очевиден. Два конных клина с левого и правого флангов, в каждом из которых было около двадцати тысяч всадников и большое количество магов, вчера ударили вдоль Маирского хребта в направлении на тракт Устио – Кемет. За одну только ночь они прорвали оборону остверов, разгромили несколько конных полков, прошли порядка сорока километров и теперь оказались здесь.
Что делать? Вопрос, как говорится, на засыпку. Почти вся кавалерия в поле, а в лагере наготове только имперская пехота. Единого командования нет, каждое подразделение само за себя. И куда ни кинь, всюду клин. Но ясно одно, что если нас отсекут от тракта, то вся армия попадёт в окружение, не сможет собраться в кулак и прорваться к перевалам и укрепрайонам на них, где расквартированы дружины графа Устио.
Словно вторя моим размышлениям, Раин спросил лейтенанта:
– Ну и как ваш полковник поступит?
– А я знаю? – усмехнулся пехотинец. – Его только две недели назад из столицы прислали. По виду нормальный мужик, хоть и франт, а как себя в бою поведёт, могу только гадать. Многое будет зависеть от решения командующего армией. Если он сообразит, что необходимо всё бросать и идти на прорыв, то хотя бы часть полков спасётся, а если будет корчить из себя великого полководца и рыцаря, то к вечеру колечко вокруг нас замкнётся намертво.
Со словами лейтенанта нельзя было не согласиться, тем более что вражеских кавалеристов в поле становилось всё больше, а наша конница, которую оттеснили от лагеря, отступала. И после её ухода в не очень надёжном укреплении оставались только имперцы, маги со своими монстрами, госпиталь, проститутки с маркитантами и куча полупьяного сброда, который продолжал бухать и, потрясая мечами, выкрикивал угрозы в сторону противника. Мы встряли в неприятности, сомнений в этом не было, и первоочередной задачей стало дожить до вечера.
Наши кавалеристы и их преследователи скрылись за горизонтом. Ассиры с одного удара захватили оставшийся без прикрытия фильтрационный лагерь и сотнями закружили вокруг нашего палисада. Время от времени они метали стрелы и постоянно выкрикивали оскорбления. Пехотинцы не отвечали и, по возможности, отстреливали врагов из немногочисленных станковых арбалетов. Оставшиеся же в укреплении мелкопоместные дворяне чтото раздухарились. Однако на моё предложение паре крикунов, по виду баронам с «домашними» титулами, выехать за ворота и повоевать они моментально заткнулись. Лагерь затих. В поле – враги, мы – за палисадом. Но часам к двум дня к ассирам подошли три полка драгун.
Без промедления, торопясь задавить наше сопротивление до наступления темноты, драгуны выгнали из фильтрационного лагеря около семисот пленников, в основном мирных крестьян, и погнали их на палисад. Следом за пленными наступали драгуны. Всё это движение прикрывали спешенные боевые маги, которых оказалось больше двадцати, и конные стрелки.
Всё поле перед нами покрылось живым человеческим ковром, а так как рва перед нашим укреплением не было, а палисад был по высоте от двух с половиной до трёх метров, у врага были все шансы нас одолеть. И если смотреть правде в глаза, то если бы на стене стояла не имперская линейная пехота, а ктото другой, нас бы задавили с ходу. А так первый, самый серьёзный натиск мы отбили. Хотя тяжело пришлось, потому что мирные граждане, женщины с детьми и старики прикрывали драгун от нашего обстрела, а мы, лишь только чьято голова показывалась над палисадом, тут же оказывались под ливнем стрел.
В общем, если выражаться мягко и без мата, всё было достаточно плохо. Мы с Альерой долго не могли решиться стрелять, и только окрик имперского лейтенанта Айка заставил нас действовать.
– Стреляйте же! – выкрикнул он. – Бейте в толпу! Без разницы! А иначе пропадём!
Мы приподнялись и, всё же стараясь не попасть в пленников, разрядили арбалеты в людскую массу под нами. Попали или нет, смотреть было некогда. Снова спрятались в укрытие, перезарядили оружие и опять выстрелили. А затем настал черед рукопашной. По доскам и верёвкам с металлическими кошками на конце или просто подсаживая друг друга, драгуны полезли на палисад, дротики имперских пехотинцев не смогли остановить всех, и сталь наших ирутов обагрилась кровью врагов. На укреплении закипела яростная, кровавая схватка. Врагов было слишком много. И – чёрт побери! – некоторые бойцы начали отступать. А куда отступать в лагере, который со всех сторон окружён превосходящими силами противника? Некуда. Мы с Альерой понимали это очень хорошо и, встав на земле за палисадом спина к спине ещё с парой пехотинцев, просто стояли насмерть и держали проход между двумя деревянными казарменными бараками. Была надежда, что битва выделит из вышестоящих офицеров лидера, и он сделает хотя бы чтото для спасения наших жизней. И слава всем добрым богам, кто отвечал за здравый рассудок, такой человек нашёлся.
Командир 17го линейного пехотного полка полковник Мурманс, тот самый столичный хлыщ, про которого говорил лейтенант Айк, всё же разобрался в обстановке. С помощью резерва он смог собрать всех дружинников, добровольцев и магов, которые не участвовали в сражении, и кинул их на ликвидацию прорывов. Драгун выбили из лагеря, и имперские пехотинцы вновь вернулись на палисад, который местами был обрушен. Долгожданный вечер и темнота были всё ближе, мы надеялись на прорыв и, пока имелось время, проверили своих лошадок, которые под охраной наёмников из «Лихой сотни» находились в конюшне ушедшего полка лёгкой кавалерии вблизи ворот. Ещё пара часов, и мы начнём прорубаться к горам.
Однако противник выдвинул вперёд своих магов, которые с помощью боевых талисманов начали бомбардировку наших укреплений ледяными иглами, и, хотя зарядов было выпущено относительно немного, около сотни, вся западная сторона оборонительного палисада рухнула, а среди пехотинцев было много убитых. Имперские маги пытались отразить удары противника. Но, как правило, против организованной группы одиночки бессильны и почти всегда проигрывают. Так же было и в нашем случае. Ассирские чародеи убили своим льдом, который не только крупными снарядами, но и шрапнелью проносился над лагерем, троих наших магов, и эти, ещё вчера сильные и могучие представители своих школ, отступили.
После этого оборона рухнула. Драгуны, уже без пленных, которые все полегли под стенами, снова выдвинулись на исходные позиции. Маги и конные стрелки были готовы оказать им возможную поддержку. И когда вся эта масса воинов рванулась на нас, я подумал о том, что нам приходит конец, сдержать противника было особо нечем, и он должен был нас просто растоптать. Но у полковника Мурманса имелся ещё один, наверное, самый последний резерв – 3й дивизион БМ магической школы «Трансформ», двенадцать выживших после всех боёв и стычек на передовой линии мутантов. И командир имперцев кинул этих монстров навстречу врагу.
Облачённые в устрашающие бронзовые доспехи и продолговатые каски с прорезями для глаз грозные мутанты вышли через заваленные ворота метров за сто левее нас с Альерой, быстро растеклись в линию и бегом, на большой скорости помчались навстречу драгунам. Миг! И двенадцать смерчей врезались в наступающие на лагерь вражеские колонны. Боевые монстры, словно какиенибудь роботы, каждое движение которых было чьейто смертью, взмахами своих когтей распарывали доспехи ассиров с такой лёгкостью, как если бы они были сделаны не из металла, а из картона или тряпок. Они рвали тела, и оторванные руки и ноги подлетали в воздух на тричетыре метра. И всё происходящее на щедро политом сегодня кровью людей поле было страшным и непривычным для меня зрелищем.
Сквозь массу драгун к полкам вражеской кавалерии пробились только восемь боевых особей. Перепуганные кони вставали на дыбы и сбрасывали седоков наземь. Лучники стреляли и пытались уйти от удара монстров, но скученность не давала им свободы манёвра. И только маги, казалось, были невозмутимы. Они оставались на месте и, разя всех подряд, и своих, и чужих, по одному накрывали монстров льдом и огнём. Так что к ним смогли прорваться уже только два мутанта, которые дорвались до их тел, и половина из двух десятков ассирских чародеев были порваны в клочья. Но остальные не отступили и смогли уничтожить последних монстров 3го дивизиона БМ. Насколько я мог понять, разглядывая всё происходящее с остатков палисада, ассирами было применено чтото вроде воздушных таранов, которые оглушали монстров и затем отбрасывали их на несколько метров в сторону. А добивали мутантов падающими сверху на закованные в доспехи тела световыми решётками, которые рассекали монстров на квадратики. Ни дать ни взять лазер, действующий на дистанции в пять – семь метров, вряд ли больше.
После гибели боевых монстров дневной бой прекратился. Колонны наступающих драгун были расстроены и, понеся серьёзные потери, на время отступили. Помощь к нам так и не подошла, а враг с каждым часом только усиливался. Конные массы катились мимо нас в сторону Тайреса и перевалов, и остаться на месте значило только растянуть время своей жизни до утра, а потом нас всё равно вгонят в землю. Ни меня, ни Альеру такой вариант не устраивал, и мы решили, что всё же попытаемся прорваться к горам, хоть с армией, хоть без неё. Однако полковник Мурманс тоже всё понимал. И примерно в десятом часу вечера, оставив на месте маркитантов, шлюх и часть сбродных ватажников, которые уже завтра будут убиты или станут обслуживать ассиров, мы пошли на прорыв…
Скир Пран, боевой монстр 3го дивизиона БМ, открыл глаза, и его чуткий нос втянул в себя воздух. Пахло сырой землёй, кровью, дерьмом и гнилью. Это истинные запахи поля боя, и главным для мутанта в этот момент было то, что на расстоянии трёхсот метров вокруг не было ни одного живого человека.
«Это хорошо», – отметил Пран и потянулся всем своим сильным, мощным телом. Особо размяться было нельзя, монстр лежал под грудой трупов, но и так смог понять, что у него перебита правая нога и повреждена левая рука, которая висит плетью. И если бы Пран был человеком, то наверняка бы выл от боли и пытался выбраться изпод завала. Но маги школы «Трасформ» хорошо поработали над ним – всё его тело было пропитано энергиями дольнего мира, а значит, он был крепче любого обычного двуногого воина. Не обращая внимания на поломанные конечности, Скир вспомнил прошедший день и задумался, что ему делать дальше.
Дивизион пошёл в бой. Всё как всегда. И бывший командир дружины герцога Грига твёрдо решил, что сегодня он сбежит на волю и станет искать молодого графа Ройхо, того, кто повинен во всех его бедах. И в этот момент, проходя через ворота армейского лагеря, он почувствовал запах своего врага и поначалу обрадовался. Ему не надо было его искать, он здесь, гдето совсем рядом, и Пран было хотел кинуться в сторону ненавистного Ройхо, пробить своим телом толпу имперских солдат и вцепиться в горло Уркварта. Однако маг с управляющим кристаллом был настороже, и боевой монстр не смог ослушаться прямого приказа и пошёл в атаку.
Бой был на смерть, и боевые единицы 3го дивизиона БМ погибали одна за другой. Такая же участь ждала Скира. Но его разум вновь был свободен, и он не хотел умирать, не исполнив того, что был должен. Получив пару серьёзных ранений, мутант смог спрятаться под трупами ассирских драгун и лёгких кавалеристов. Прошёл час, всё вокруг затихло, и теперь ему предстояло определиться со своими следующими действиями.
«Был бы я здоров, – думал человек в теле монстра, – то немедленно вернулся бы в лагерь имперцев и убил врага. Но я ранен, сил осталось на один рывок, и, видимо, придётся ждать того момента, когда организм сам восстановится, а на это уйдёт семьвосемь часов. Решено. Надо лежать и быть терпеливым, иначе цель не будет достигнута».
Монстр вновь замер без движения. Томительные минуты ожидания текли очень медленно. Прошёл час, за ним другой, и из армейского имперского лагеря начали выходить отряды воинов и кавалеристы, которые мимо него, через усеянное трупами поле боя двинулись в сторону Маирских гор. Воины шли сотнями и тысячами, нос Прана улавливал их запахи. И среди множества других он вычленил запах Ройхо.
«Стой! Жди! Не время!» – выкрикнул мозг. Но волна ненависти и ярости, которую нельзя было объяснить, вырвалась из его истерзанной муками и страданиями души, подняла тело боевого монстра из груды трупов и кинула Прана на имперских солдат и всадников, среди которых был враг…
На прорыв пошли все, кто был готов драться. Около девятисот имперских пехотинцев, пара тысяч пеших наёмников, четыреста всадников из разных подразделений, порядка трёхсот слуг и конечно же жрецы и маги. Впереди двигались имперцы, которые выстроились «клубками», квадратами, которые со всех сторон были прикрыты щитами и копьями. Следом – защищающие магов и жрецов наёмники, а позади и по флангам – конница.
Мы с Альерой уходили вместе с «Лихой сотней», и наша задача была проста: держаться самой большой группы воинов, отбиваться от вражеских конников и, как основного ориентира держась тракта, постараться к рассвету добраться до первого укрепрайона на перевале.
– Ярин! – выкрикнул полковник Мурманс, немного полноватый мужчина в новеньком стальном панцире и гребенчатом шлеме на голове, который вскинул в сторону тёмных небес, мрак которых рассеивался светом яркой луны, свой ирут. – Благослови!
– Благослови! – глухо поддержали оказавшегося нормальным мужиком, не глупцом и не трусом столичного офицера его солдаты.
Голоса стихли, слышится чёткая команда полковника, который встал в передовой «клубок»:
– Вперёд!
Солдаты покинули лагерь и двинулись на запад. Первые три сотни метров они преодолели спокойно, разумеется, если не считать серьёзным препятствием тот факт, что идти пришлось по трупам. И вот находящиеся в фильтрационном лагере ассирские драгуны и конники забили тревогу. Поднялся шум, впереди замелькали зажжённые факелы, и мы приготовились к бою. Однако лишь только мой арбалет оказался в руках, как справа от нас одна из больших куч с трупами разлетелась, словно в неё попал миномётный снаряд, и изпод этого завала появился один из боевых монстров школы «Трансформ», которые дрались с ассирами несколько часов назад. Чудовище молча кинулось на нас. Испуганные лошади понесли меня и Альеру кудато влево, через тракт. Мутант не отставал, он ловко прыгал на одной ноге, не сворачивая, пробивая дорогу через людей и отталкивая в сторону лошадей, сминая строй пехоты и двигаясь точно на нас. Наши верховые животные никак не могли от него оторваться, да и трудно это сделать на поле боя.
Монстр был к нам всё ближе. Мы разрядили в него арбалеты, но толку от этого было немного, а тут ещё лошадь Вирана напоролась на чтото грудью и свалилась замертво. Альера упал с ней рядом. Бросить друга было нельзя, и я сделал то, что посчитал нужным.
Сознание потянулось за «Плющом», и рука кинула его в направлении мутанта. Однако энергетические плети лишь немного притормозили сошедшего с ума боевого монстра, но убить не смогли, видимо, изза того, что он после трансформации наполовину принадлежал дольнему миру. Оставалась только «Чёрная петля», и я был готов её применить. Но в дело вступил Альера, который с ирутом в руке бросился навстречу монстру, а тот его просто сбил наземь и, ногой притоптав тело Вирана, пошёл на меня.
– Ааа! Падла! – услышав хруст костей моего друга, порусски выкрикнул я и метнул в противника «Чёрную петлю».
Энергетическая верёвка обвилась вокруг торса обезьяноподобного урода, и я потянул её на себя. Сопротивление трансформированного тела было сильным, верёвка дёргалась в моих руках, словно я тянул дикого быка, но злоба на тварь не давала мне отступить, и, наконец, раздался хлопок, и на усыпанную металлом и мусором землю упали тяжёлые бронзовые доспехи и каска.
На миг я обессилел и впал в ступор. Но лошадь подо мной дёрнулась, мои подрагивающие от напряжения руки её успокоили, и я вернулся в реальность. После чего подъехал к Альере и увидел, что друг ещё жив, хотя у него была разбита грудная клетка, а его губы выплевывали хлопья кровавой пены, и смертный час молодого дворянина был близок.
– Сейчас, сейчас, дружище. Потерпи немного.
Я торопливо спустился на землю и, не задумываясь, словно порошком, осыпал тело Вирана зеленью «Полного восстановления». Вовремя. Ещё десять – двадцать секунд, и ему уже ничто бы не помогло. А так всё было сделано своевременно и как нельзя кстати. Раны на глазах затягивались, кости вправлялись, и вскоре, погрузив находящегося в бессознательном состоянии Альеру на свою лошадь и привязав его руки к высокой луке седла, а ноги закрепив в стременах, я вернулся на тракт. Здесь влился в последний конный отряд наёмников. Держа свою лошадь под уздцы, бегом я устремился туда, где имперская пехота уже пробила себе и следующим за ней войскам дорогу к горам.
Левая ладонь на ируте, правая держит лошадь, а в голове мысли о том, что необходимо вырваться из этого дикого и неконтролируемого хаоса под названием война. Задача хоть и не простая, но предельно ясная, а значит, граф Уркварт Ройхо будет бежать столько, сколько понадобится, и примет бой с любым противником на своём пути. Иначе никак. Хочешь жить, суетись. А если имеешь желание жить хорошо и долго, делай то, что кажется невозможным и нереальным, превозмогая себя и выкладываясь полностью.
Вперёд! Бегом марш! До спасительного укрепрайона на перевале всего ничего, какихто тридцать километров. Для выпускника военного лицея «Крестич» это нормально. А когда хочется жить и есть ради чего, то все препятствия преодолеваются гораздо легче, чем обычно. На будущее много планов, и хочется достичь какихто высот, так что умирать на окраине огромной империи ни я, ни мой друг Альера просто не имеем права. Бег без остановки к жизни и свободе, к горам, где можно найти защиту от врагов, с которыми мы ещё посчитаемся и которым припомним сожжённые деревни и города, распятых людей и ограбленные храмы. Однако это будет потом, а пока приходится бежать.