Он верил в это до конца. И в 2006-м писал книгу о том, как это непросто.
Роман «Редкие земли» вышел в 2007-м, в февральском и мартовском номерах журнала «Октябрь», а в апреле — отдельной книгой, снова в «Эксмо». 50 тысяч экземпляров тиража раскупались бойко.
Автор не забывал анонсировать книгу, когда его спрашивали о планах. Намекал: в ней будет действовать один из старых и популярных героев. Так и вышло. В «Землях» к нам вернулся Гена Стратофонтов. Пионер из повестей «Мой дедушка — памятник» и «Сундучок, в котором что-то стучит», мальчик, не привыкший теряться в сложных ситуациях. В свой черед он стал комсомольцем. В положенное время — бизнесменом Геном Стратовым, партнером тайных сил в переделке общества. В нужный срок — олигархом, взявшим куш на редкоземельных металлах. А в черный день — арестантом.
По указанию мощной сверхсекретной сети скрытых тоталитариев из Академии общего порядка (АОП), желавших привести всех и вся к общему знаменателю повиновения, он отправлен в краснознаменную тюрьму «Фортеция». Но из нее ускользает. Стража подкуплена, и Ген, купно с другими героями сочинений писателя, спешит на волю. Как видим, и здесь звучит вечный аксеновский гимн побегу…
Впрочем, в романе злодействует и другая — еще более жуткая структура, скрытая буквами МИО — «Мать и отец», — с которой Ген тоже имеет непростое и опасное дело.
Читатели увидели в нем Ходорковского.
Журналисты, зная, что после ареста главы ЮКОСа писатель поддержал опального олигарха, просили пояснений: стал ли он прообразом Гена? Автор пояснял: «Не совсем. Ходорковский — человек жесткий, прагматичный, а Ген Стратов — авантюрист-байронит, герой нашего времени. Все мы помним конец прошлого века, начало русского капитализма, невероятную лихорадку обогащения: нахапать как можно больше и жить вовсю. Мой герой мечтал употребить богатство для преображения рода человеческого».
— Вашему герою Стратову, когда он уже на свободе в своем замке в Биаррице, вдруг нестерпимо хочется вернуться назад — в Россию, в тюрьму, — замечает интервьюер.
— Это жена его во всем виновата, — отвечает писатель.
Да, у Гена есть жена. Очень деловая, прагматичная дама.
Она и делами рулит, пока он сидит. И из тюрьмы его достает. И супернаследника ему рожает. Удивительного ребенка Никодима, что растет и умнеет не по дням, а по часам, превращается в любимого «Огромного Большуху», становится чемпионом серфинга, а потом, разочаровавшись в мире взрослых, отбывает на своей победной доске в Океан, где остается навсегда.
Есть ли на могучем торсе Никодима отсвет утраченного Аксеновым друга Ивана? Об этом можно только гадать. Но они похожи. Очень.
Каждый из главных героев книги строго уникален. Они из тех, о ком Аксенов говорил: «…среди людей есть совсем редчайшие экземпляры, миллиардные доли — божественный эксклюзив. Соль земли. Настоящие созидатели. Вот обо всем этом мне и захотелось рассказать».
Захотелось и удалось. Если принять во внимание утверждение автора, что в романе «речь… идет о редкости как таковой», а термин «редкие земли», использованный в его названии, «уместен для общей метафоры романа».
Книга стала своего рода завещанием мастера: есть люди, создающие себя и дарящие миру: хотите — берите, хотите — нет. Саша Корбах, Слава Горелик, Ген Стратов. И они достойны восторга. А есть плесень, губящая творцов. И она достойна презрения.
Не подтверждая и не опровергая предположения, что к образу Гена Стратова имеет отношение Михаил Ходорковский и подобные ему бизнесмены-комсомольцы, члены ВКСМ — Всероссийского коммерческого союза молодежи, — Аксенов утверждает, что существует нечто, к чему точно имеют отношение «Редкие земли». Это таблица Менделеева. Когда он ее создал — свою систему, — то оставил в таблице 17 пустых клеток. Великий химик предвидел, что мало-помалу они заполнятся. Так и случилось. Заполнившие их элементы называют редкоземельными. Или — «редкие земли». Когда Аксенов думал, чем занять главного героя-олигарха, то отринул нефть и газ, решив, что Ген будет добывать и сбывать эти элементы, без которых невозможна современная металлургия. Так возникла главная в книге метафора редкости. «Редкости не только этих элементов, но и планеты Земля, и людей как таковых, созданий Божьих». Под номером 111 он ввел в таблицу элемент «Аксений». Что зашифровал писатель в этом числе? Говорят — многое.
В романе 17 стихотворений. Каждому редкоземельному элементу автор посвятил несколько рифмованных строк. Внедрение Аксеновым в прозу поэтических фрагментов знакомо нам давно. Встречаются они и в «Новом сладостном стиле», «Кесаревом свечении», «Редких землях» и много где еще. Склонность к этим внедрениям писатель объяснял легко: «Даже не понимаю, почему мне вдруг хочется писать стихи, которые в обычной жизни я никогда не сочиняю. Я по утрам часто бегаю. И вот, если я в это время пишу роман, я на бегу начинаю бормотать что-то ритмическое, ищу сложные ассоциативные рифмы. И очень часто возвращаюсь со своего маршрута с готовой строфой, а то и с двумя. Записываю их. Года к суровой рифме клонят».
Впрочем, клонили и в 1980-х, и десятилетием раньше… И еще раньше, когда что-то шептал Кире про черного лебедя, пруд и вино…
Многие из этих стихов с пояснениями автора вошли в сборник «Край недоступных Фудзиям». Василий Павлович так прокомментировал выход книги в интервью газете «Известия»: «Я не поэт, просто тесновато внутри прозаического слога, хочется его расширить, а ритмизация и рифмовка как раз это делают. У поэта есть потребность писать стихи как таковые, а у меня эта потребность возникает только в процессе работы над романами, то есть проза ведет к стихам. Это обратное движение…» В беседе на радио «Эхо Москвы» он пояснял, что название книги совпадает с последней строкой стихотворения из романа «Кесарево свечение» «про дикую индейку», которая прилетает, потрясает всех своей красотой. «Но если кто-то возалкает ее на блюде с боку ямс, она тотчас же улетает в край неприступных Фудзиям-с».
Издательство «Вагриус» выпустило сборник летом 2007 года — к 75-летию мэтра. Презентация состоялась в декабре 2007-го. Аксенов почти полтора часа читал стихи под аккомпанемент перкуссии, гитары и саксофона — Валерия Грошева, Алексея Кравченко и Олега Сакмарова. Рамки и инструментарий обычных чтений казались ему тесны так же, как и созвучия обычных рифм. Он весело и упорно искал новые формы литературного шоу, дивертисмента, поэзии в музыке и музыки в стихах.
Эти стихи Аксенова прочитал мне Андрей Макаревич в ноябре 2010-го, не ручаясь за точность. И я не поручусь. Он помнил их с юности, когда прочел в «Литературной газете» в рассказе Аксенова, уже тогда — его кумира. Но познакомились они ближе к отъезду писателя, на Малой Грузинской, на домашнем джем-сейшне, где пел и Андрей, замирая от ужаса, потому что там был и Аксенов, перед которым он преклонялся.
Потом, в 1988-м, когда Макаревича выпустили в Америку, Леша Аксенов дал ему телефон отца: вдруг поможет разыскать в Штатах Юрия Саульского, с которым Макаревич хотел повидаться? Аксенов помог и даже пригласил на какие-то чтения, но тогда они разминулись, а встретились уже в Москве, в 1990-х, в клубе «Кризис жанра», где Александр Кабаков официально представил Макаревича мэтру.
«Было душно, людно, неуютно, — вспоминает Макаревич, — но Василий Павлович всё это стоически терпел. Мне казалось, что ему любопытно». Потом они встретились в Самаре на литературном фестивале, где жили в одном особнячке и прогуливались по набережной Волги. А уж потом сложилась компания — Михаил Генделев, с которым Макаревич дружил, Михаил Веллер… Они иногда встречались и выпивали, однажды — у Макаревича дома, где он, снова трепеща, подарил Аксенову свою книгу. Тот ее месяца два-три не открывал. А потом открыл. И вдруг позвонил Веллеру и Генделеву, нахваливая Макаревича. «Это было невероятно приятно! — говорит Андрей. — Об этом я и мечтать не мог».
Как-то под Москвой на даче общего знакомого встретились Макаревич, Аксенов и мэр Казани Ильсур Метшин. Близился юбилей писателя, ломали голову, чем отметить, и придумали: фестивалем. Если человек родился и рос в Казани, то где же еще устраивать праздник в его честь? Мэр Метшин сразу принял решение. И исполнил.
В октябре 2007-го мэрия Казани, некоммерческое партнерство «М-продакшн» во главе с Макаревичем и Сергеем Мировым и журнал «Октябрь» провели фестиваль «Аксенов-Фест». Главный редактор «Октября» Ирина Барметова была в проекте с первых дней. Собрали «фантастически представительную делегацию писателей. Я с трудом могу представить себе, — дивится Макаревич, — что это удалось бы сделать по какому-то другому поводу… Кто-то живет во Франции, кто-то в Израиле… Получилось».
Из Парижа прибыл Гладилин. Из Иерусалима — Генделев, автор посвященного Аксенову эссе «Базилевс»[255]. Прикатили москвичи — Ахмадулина, Барметова, Веллер, Васильева, Кабаков, Мессерер, Попов. Музыканты — Козлов, Макаревич и «Оркестр креольского танго», Ирина Родилес-Пасевич, трио Борца.
В театре оперы и балета им. Мусы Джалиля — том, что в месяцы перед арестом строил отец писателя, — прошли вечера Аксенова и Ахмадулиной.
«…Здесь, — говорила Белла, — становится особенно заметно, что я — Ахмадулина, что я — Ахатовна». Она вспоминала рожденного здесь отца, читала посвященные своей родине и роду фрагменты поэмы «Моя родословная»; стихи, обращенные к Мессереру и Искандеру, посвященный Аксенову «Сад». Теперь Белла Ахатовна вышла в сад навеки. А в том октябре на творческом вечере друга пела ему оду: «Он принес в словесность ту музыку, которую полюбил в детстве, здесь, в Казани. Он всегда свободен. У нас есть все основания сложить все посвященные ему пульсы, полные любви, нежности и благодарности, и этот загадочный букет любви сложить к его ногам».
Вечер Аксенова был устроен в виде джазово-литературного шоу. Друзья-коллеги устроили своего рода джем-сейшен в его честь — каждый сыграл (спел, сказал, станцевал) свою партию. Гладилин — пьесу под условным названием «Донос на товарища Аксенова», Светлана Васильева — элегантный медиакаприз, Кабаков выдал соло на антикварном электронном ундервуде, Попов — очередную вариацию на тему «Звездного билета». По общему мнению, вечер удался.
Удался и весь фестиваль. Мастер-классы, круглые столы, новые дискуссии о судьбе романа, в которые Аксенов впервые включился еще в 1963 году… Визиты. Аксенов и Метшин посетили и старый, аварийный деревянный дом на улице Карла Маркса. Мэрия решила открыть там культурный центр с джазовым кафе, залом для дискуссий, кабинетом мэтра, ну и спальней, чтобы невзначай приклонить чело усталое от дум.
Была и официальная часть. Президент Татарстана Минтимер Шаймиев поздравил прозаика и поэтессу с юбилеями (в 2007-м Василию Павловичу свистнуло 75, а Белле Ахатовне спело 70 лет), вручив медали «В память 1000-летия Казани». Университет почтил их титулом почетных докторов. Все мероприятия фестиваля (и всех последующих) ярко освещались журналом «Казань». А городская дума решением от 18 февраля 2008 года сделала Аксенова почетным гражданином Казани.
На праздничном гала-концерте мэтр изящно прокружил по сцене прекрасную незнакомку… Перед отбытием все сфотографировались у вагона: Генделев — в полосатом жилете, Попов — в бороде, Аксенов — в белом плаще, дамы — в улыбках: чи-и-и-из!
А 7 ноября 2007 года Аксенова чествовали в ЦДЛ. Василий Павлович читал стихи под музыку, для него играл и пел Олег Сакмаров, тоже казанец, известный музыкант составов «Аквариума» и «БГ-бенд», выступали именитые писатели, блистал великолепный Михаил Козаков. Потом Аксенов пригласил самых близких в легендарный ресторан ЦДЛ — то самое культовое место, где некогда трепетал нерв советской литературы.
Сам же по себе юбилей Аксенова праздновали 20 августа. Но не в Москве. Василий Павлович не хотел торжественных чествований и улетел в Биарриц. И праздновал там, в небольшой компании. Из французских Ланд приехал Виктор Есипов. Пришли соседи Аксеновых по Биаррицу Сергей и Марина Тимаковы, подарили картину в красивой раме, под стеклом. Ее повесили на стену. Звонки не смолкали — из Москвы, Вашингтона, Петербурга, Казани, Парижа…
Подали ужин. Майя угощала жареными перепелками, которых почему-то звала куропатками. Было хорошее вино. Поднимали тосты. И тут… картина с грохотом сорвалась со стены. Но не разбилась. Позднее Виктор Есипов напишет, что увидел в этом падении недобрый знак. Но вечера оно не омрачило. Травили байки. Василий Павлович рассказал, как в советское время Мстиславу Ростроповичу вручали премию в Италии. И чтобы ему не пришлось сдавать премиальные деньги властям, что делал каждый советский лауреат, премированный за рубежом, итальянцы вместо денег вручили ценную этрусскую вазу. Однако товарищи пришли и за ней; объяснили: надо сдать. «Ах, сдать, ну хорошо…» И Мстислав Леопольдович кротко передал вазу сотруднику. Но… разжал пальцы чуть раньше, чем нужно. Ваза с грохотом разбилась.
На следующий день зажужжал факс. Аксенову стали поступать поздравительные депеши. От премьер-министра Михаила Фрадкова, из президентской администрации. Сам Владимир Путин поздравил писателя накануне, специальным письмом на своем бланке.
Отношения писателя и президента были, что называется, ровными. Президент поздравлял писателя с юбилеем. Писатель отзывался о президенте так: «Владимир Владимирович — человек подвижный, умеющий приспосабливаться к среде. Среди западных дипломатов он один, среди российских генералов… — другой. Но… он первым позвонил Бушу (после 11 сентября) и сказал: „Мы вас поддерживаем“. Наверное, думал в тот момент и о Чечне: мы вас поддерживаем здесь, а вы нас поддержите там… И все же его кругозор за последнее время расширился, он поездил по миру, почувствовал задачи, которые стоят перед Россией. Другое дело, что в домашней практике администрация Кремля создает ощущение двуликости. Нельзя же быть одновременно либералом для Запада и консерватором для домашних нужд…»
Они встречались мельком. В 2005 году Парижская книжная ярмарка, на которую приехало немало российских писателей, совпала со встречей Жака Ширака и Владимира Путина. 18 марта лидеры Франции и России пригласили писателей в Елисейский дворец. Выступая перед литераторами, президент Франции сказал: «…Российские писатели и поэты своим творчеством поощряют великий проект, который мы с Владимиром Путиным разработали вместе в 2004 году в Санкт-Петербурге — проект создания общего пространства образования и культуры». Владимир Владимирович согласился с коллегой, сделал несколько комплиментов французской литературе. Президент поблагодарил писателей за то, что они «отражают сегодняшний день нашей страны, настроения и чувства нашего народа в новой демократической России». Потом пошел здороваться с писателями. Обнял Даниила Гранина, кому-то что-то говорил, а Аксенову молча пожал руку. Не поздравив с недавним вручением ему французского ордена Искусства и Литературы[256] — единственной государственной награды, когда-либо полученной Василием Павловичем. Впрочем, мог и не знать.
Встречался Василий Павлович и с президентом Дмитрием Медведевым. На чаепитии в ЦДЛ. Когда президент пригласил писателей на чашку чаю, Аксенов не ожидал, что речь идет о великолепном обеде в зале ЦДЛ, где в прежние времена заседал партком. Василий Павлович вспоминал, что, когда Феликс Кузнецов и компания топтали «МетрОполь», обсуждения проходили в том же зале, а сам он сидел почти на том же самом месте. Медведев понравился Аксенову: «Интеллигент. У него четкий ум. Он немедленно схватывает, о чем идет речь, и мгновенно дает интересный ответ».
Шестого июля 2009 года в 20.30[257] Дмитрий Медведев направит семье писателя телеграмму: «Ушел из жизни выдающийся писатель, человек незаурядной судьбы и огромного таланта. Яркий представитель литературного поколения „шестидесятников“ — он, как никто другой, умел не только передать дух времени, но и философски осмыслить жизнь. Его стремление к свободе, готовность честно и открыто отстаивать свои взгляды вызывали особое уважение».
Ну а пока — Аксенов-Фест!
Событие. Большое. Всероссийское. И ясно почему.
— Нам хотелось, — говорила журналистам Ирина Барметова, — чтобы фестиваль сшил лоскуты, из которых состоит сейчас культура России, соединил московскую столичную культуру со столичной культурой Татарстана. Он сшивает их и теперь.
Аксенов-Фест стал ежегодным. В ноябре 2008-го там вручали премию «Звездный билет», придуманную Аксеновым и Ильсуром Метшиным. Она тогда оказалась самой большой в России из предназначенных молодым литераторам и музыкантам — 100 тысяч рублей. И первой общенациональной премией такого рода, учрежденной не в Москве.
«За вхождение в большую поэзию» — это номинация для стихотворцев — «Билет» дали Анне Русс, а «За вхождение в большую прозу» — Денису Осокину, автору повести «Овсянки» (под псевдонимом Аист Сергеев) и сценария фильма, которому через два года на Венецианском фестивале будет аплодировать стоя Квентин Тарантино.
Вручали премии на заключительном гала-концерте фестиваля, построенном так, чтобы зрители, по возможности, не заметили отсутствия на нем самого Василия Павловича. Хотя они заметили. А точнее, знали: он — в госпитале им. Бурденко.
В 2009-м был открыт музей Аксенова в Казани — в восстановленном (а точнее, в новом — построенном на месте прежнего) доме на улице Карла Маркса, где прошла большая часть его детства. Мэр предъявил публике папку документов и маузер в деревянной кабуре и в приличном состоянии. Их нашли при ремонте подвала. Документы касались отца писателя. Большой черный пистолет тоже, возможно, был его. Тяжелый механизм внимательно осмотрел Михаил Веллер — должно быть, сравнивал с хорошо ему известным маузером Папанина…
На гала-концерте Андрей Макаревич спел печальную песню. Игорь Иртенев скорбно читал свое, коему зал, хохоча, аплодировал, Дмитрий Быков — «Вторую балладу», Михаил Веллер — «Церемониал» скончавшегося в марте Генделева. Анна Русс — себя. «Звездный билет» не присуждали. Памятный знак премии вручили Алексею — сыну ушедшего из жизни летом Василия Павловича.
Да, его уже не было с нами. И Фест-2009 был исполнен грусти. Звучал мемориалом, трибьютом, данью… Гвоздем прощального вечера явилась поставленная руководителем театра «Эрмитаж» Михаилом Левитиным пьеса по замечательному рассказу Аксенова «Победа» (который, говорят, когда-то очень понравился гроссмейстеру Марку Тайманову), об игре гроссмейстера с неким попутчиком, о встрече гармонии с хаосом.