— Kamerad [17], — сказал Том. Это было единственное слово, которое он понял.
Немец расстегнул его рваный китель и стал промывать рану на груди. Невидимые руки работали быстро, мягко и уверенно, приложив повязку к ране и забинтовав ее.
— Спасибо, — сказал Том. — Теперь намного лучше, правда.
— Ты меня благодаришь? Большое спасибо?
— Ну да, danke schön.
— Меня зовут Йозеф, а тебя?
— Не знаю. Обыщи меня! — Но через некоторое время понял. — Том, — сказал он устало.
— Том? Tommee? Ты меня за нос водишь? Фриц и Томми! Заметь, я никакой не Фриц, а просто Йозеф.
Потом, когда Том снова задрожал, он вскрикнул и вскочил на ноги.
— Я принесу тебе чего-нибудь поесть и, может, какое-нибудь одеяло.
Его не было долго. Том решил, что он ушел насовсем. Но он вернулся с серой немецкой шинелью и помог Тому надеть ее, обернув полы вокруг него и подняв воротник. Он принес и еды, и глиняную бутылку, полную какого-то спиртного.
— Сыр, — сказал он и положил Тому на ладонь маленький кусочек. Как это называется по-английски?
— Cheese, — сказал Том, кладя его в рот и медленно жуя. — Danke schön.
— Brot, — сказал Йозеф и на этот раз дал Тому хлебную корку. — А это как называется?
— Bread, — сказал Том. — Надеюсь, ты и себе оставил? Да? У тебя есть? Brot for Josef?
— Конечно. Тут еды на нас двоих и, естественно, порядочно шнапса.
Когда Том поел, Йозеф взял его руки и положил их на глиняную бутылку, помогая ему поднести ее к губам. Напиток был согревающим и влил в его жилы немного жизни.
— Шнапс. Как это называется по-английски?
— Думаю, это бренди, — сказал Том. — Хороший. Очень хороший. Мне от него намного лучше.
— Вкусно, да? Я очень рад. Ну, а теперь тебе надо хорошенько выспаться. — Йозеф стал издавать храпящие звуки.
— А, — сказал Том. Голова у него болела. — Да, ты прав, я уже почти выдохся.
— Ложись, вот так, хорошо. Я тебя покараулю. А немного попозже придут мои товарищи, и мы отнесем тебя на санитарный пункт.
— Сейчас ночь? — спросил Том. — Nacht, да?
— Да, десять часов.
— Похоже на то, — согласился Том.
Он лежал на спине, глядя вверх, но не видел ночного неба. Только какую-то пульсирующую черноту. Его глаза ослепли, а сам Том слишком окоченел, чтобы думать об этом. Он уснул мертвым сном.
Том проснулся от запаха горячего кофе и сел, оглядываясь. Его глаза не были так уж сильно повреждены, потому что, когда он смотрел вниз, на землю, темнота казалась сильнее, чем когда он смотрел вверх, на небо. И там, где Йозеф готовил завтрак, двигалось подобие тени. Только размытые бесформенные очертания, но от этого сердце Тома забилось с надеждой. Вчера чернота, сегодня серый туман. Возможно, завтра будет свет.
— Доброе утро, — сказал Йозеф. — Вроде посуше стало.
— Моим глазам уже лучше! — воскликнул Том. — Я вижу! Вижу!
— Что это значит? Я тебя не понимаю. Ты можешь меня видеть? Ты видишь мое лицо?
— Глаза, — сказал Том, показывая на них. — Кажется, что они намного лучше, чем были.
— Тебе лучше? Ты это хочешь сказать? Здорово, хорошо. Слава тебе Господи!
Он принес Тому завтрак из слегка подслащенного кофе, ломтика ржаного хлеба и кусочка жесткой холодной сосиски. Они сели друг против друга, между ними горел костер, и Том вглядывался в силуэт немца — темную тень на сером фоне. Жаль, он не знал, как тот выглядит. Ему хотелось дотронуться до невидимого лица. Он вытянул руки так, чтобы Йозефу было понятно. И тот, засмеявшись, провел его руками по своему лицу, дав Тому ощупать его черты.
— Я не красивый? Мне кажется, я просто красавец — не парень, а картинка. Тебе так не кажется?
Он засмеялся глухим смехом, и Том улыбнулся, поняв смысл шутки. Теперь у него было представление о лице немца: квадратное, с широкими бровями и морщинистыми скулами, небритым подбородком и натянутой кожей. И Том уронил руки на колени.
— У тебя не было достаточно еды. Тебе не стоило со мной делиться.
— Что? Что там было? Что ты говоришь?
— У тебя есть жена? — спросил Том. — Frau? Kinder? Семья?
— Ну да, конечно. У меня есть их фотография. Ах да, ты ведь не видишь. У меня жена Маргарет и двое детей: сын Петер и дочь Лотта. А еще собака Вальди. — Он залаял, как собака. — Hund! — сказал он. — Как это по-английски?
— Dog, — сказал Том.
— Dog. Он хорошо пасет овец. — И он заблеял. — Schafen! — сказал он. — А это как?
— Sheep, — сказал Том.
— Да, да. Хорошая dog с sheep. Ну, скоро я буду классно говорить по-английски!
Так, значит, этот парень был пастухом и жил па ферме. Зачем же он покинул ее и пошел воевать? В Германии что, и пастухи военнообязанные? Том не знал, как спросить об этом. Он взял свою чашку и выпил кофе.
Вдруг послышался шум. Невдалеке раздались голоса. Йозеф вскочил на ноги, вскрикнул и побежал по окопу. Том остался сидеть, навострив уши, пытаясь определить, что это за звуки. Потом послышался резкий хлопок ружейного выстрела, за ним несколько один за другим, а после паузы шаги, приближающиеся к краю окопа. Заговорили по-английски, Том ответил.
— Бог мой, тут один из наших парней внизу! — сказал голос, скорее всего офицера. — И выглядит довольно неважно. Как твое имя, парень, и из какой ты части?
— Двадцать восемь двести тридцать три, Маддокс, Шестой батальон дивизии трех графств.
— Я думал, ты немец, в этой шинели… Тебе повезло, что ты сразу же заговорил, а то я мог пристрелить тебя. Можешь идти, Маддокс?
— Думаю, да. Только я не очень-то хорошо вижу.