— Ты, дорогуша, слишком легко говоришь о своих неприятностях.
— Я бы никому другому не стала о них распространяться. Но вам нужно подумать о дочери. Вы же не хотите, чтобы и на нее свалилось такое.
— Вряд ли, — сказал Джек. — Моя дочь не потаскуха.
Он допил пиво и ушел, не сказав ни слова.
Он пошел прямо домой. Когда он вошел на светлую теплую и уютную кухню, Том помогал Линн мотать шерсть. Он держал моток на вытянутых руках, а Линн сматывала нитку в клубок.
— Боже, — испугалась она, когда Джек встал между ними, — ты выглядишь так, словно убил кого-то, папа.
— У меня есть для этого причина, — сказал Джек. — Я разговаривал с Тилли Престон, и она сказала, что у нее ребенок от твоего ухажера.
Том и Линн сидели друг против друга, их колени соприкасались. Линн остановилась и посмотрела на Тома непонимающими глазами. Он видел, как смех гаснет в них; лицо ее медленно холодело; у него внутри было так же холодно и пусто. Он почувствовал внезапный стыд.
— Ну? — зло спросил Джек. — Это правда или нет, что ты занимался любовью с этой девушкой?
— Что за слова, — проворчал Том. — Занимался любовью!
— Можешь сам выбрать то слово, что тебе нравится. Я только спрашиваю правда ли это?
— Да, правда. Бесспорно.
— И ты знал, — сказала Лини, уставившись на него, — что у Тилли будет от тебя ребенок?
— Нет, наверняка не знал. Она подозревала, что так, но не была уверена.
— Ты не ходил к ней, чтобы выяснить?
— Нет, — сказал он и отвернулся.
— Как давно ты не видел ее?
— Неделю. Десять дней. Не знаю.
— И ничего не говорил об этом? Приходил сюда каждый вечер, вел себя так, словно ничего не произошло, зная, что у Тилли такие неприятности! Что, по-твоему, должно было с ней произойти?
— Наверное, я просто перестал думать об этом.
— Чудесно, очень удобно!
Линн наклонилась и взяла из его рук моток. Она положила его к себе на колени. Лицо у нее было бледное, и она смотрела на него так, словно едва верила в услышанное.
— Ну, — сказал Джек, — и что ты собираешься предпринять? Тилли полагает, что ты женишься на ней.
— Не знаю зачем, — сказал Том. — По-моему, она знает, что я не люблю ее.
— Но ты должен! — воскликнула Линн. — Так ведь? Да? Ну хоть немного? Или ты из тех, кто цепляется за любую юбку?
— Это случилось в ночь фейерверка, — сказал он. — Народ тогда был словно безумный. Но это не значит, что я люблю ее. Да и она ни капельки не любит меня. Мне прекрасно известно.
— Как ты можешь знать? Ты ее спрашивал?
— Мне не нужно спрашивать, я и так знаю.
— Ты не думал о ее чувствах. Да, слишком неудобно. Это кое-что еще, что ты выбросил из головы!
— По тому, как ты со мной разговариваешь, — сказал Том, — мне кажется, что будет лучше, если я уйду.
— Да! — воскликнула Линн. — Иди к своей Тилли Престон и делай с ней все, что тебе нужно!
Том поднялся и стоял с минуту как потерянный. Потом он вышел, и они услышали его шаги по дорожке. Линн сидела, уставившись в стену полными злости и обиды глазами. Отец смотрел на нее с болью в сердце.
— И мне казалось, я знаю его! — сказала она внезапно с презрением к себе. — Так глупо, так мало времени прошло, а мне казалось, я знаю его, как саму себя.
— Я говорил тебе раньше: ты слишком доверчива там, где другие люди осторожны, да и мужчины совсем не такие, как ты себе представляешь.
— Тебе это только доставляет удовольствие ты ведь прав, как всегда!
— Нет, не доставляет. Далеко нет. В действительности мне жалко этого парня.
— А мне жалко девушку. Бедняжка!
— На этот счет ты можешь не волноваться — Тилли способна о себе хорошенько позаботиться.
— Хорошо, что может, — сказала Линн.
Том пришел в «Розу и корону» и застал Тилли одну.
— Ты получил мою записку?
— Да, получил. Поэтому я и пришел.
— Эти две недели я так волновалась, чуть с ума не сошла.
— Значит, уже точно знаешь о ребенке? — спросил он. — Ты ходила к врачу?
— Что? Пойти к врачу? Чтобы об этом узнала вся округа?
— Нет, — сказал он. — Полагаю, не нужно.
— Точно, даю слово. Итак, что ты намерен делать?
— Жениться, что же еще? Это единственное решение. Я спрошу Джесса, сможем ли мы жить в старом Пайкхаусе и взять с собой кое-что из мебели.
— Наш собственный дом? — сказала она, просияв. — Ах, Том, разве это не чудесно? Не восхитительно?