— Хорошо, — сказал он, и на его губах появилась скупая улыбка. — Я переживу это, как настоящий солдат.
— Ты можешь вообще никогда не ослепнуть, — сказала она отрывисто. — Всем известно, что доктора иногда ошибаются.
Она поехала домой без него и как только повернула во двор, навстречу ей из дома вышел Майкл.
— Ты опаздываешь, Бетони. Мы должны быть у дяди к половине шестого, но сомневаюсь, чтобы мы добрались к шести.
— Извини, Майкл, я не пойду. Мне нужно сделать одну важную вещь.
— Более важную, чем сдержать обещание?
— Надеюсь, ты извинишься за меня перед дядей и объяснишь, что это нельзя было отложить.
— Полагаю, что-то связанное с Томом? Твоя мать сказала, что вы вместе ездили к врачу в Сосфорд.
— Да, я возила его в военный госпиталь.
— И долго, могу я спросить, ты собираешься играть роль сиделки при этом молодце?
— Том слепнет! — сказала Бетони, вспыхнув. — Полагаю, ты допускаешь, что ему нужна помощь?
— Бетони, извини, я понятия не имел. Твои родители могли бы сказать мне. Но если даже так, не пойму, почему ты должна браться за это дело. У него теперь есть жена.
— Тилли бросила его, — сказала Бетони.
— Боже правый! Что за история?!
— Чем дольше ты здесь ждешь, тем позже приедешь в Илтон.
— Да, да, иду, — сказал он, но продолжал стоять, глядя, как она кормит пони. — Кажется, ты не в состоянии отделаться от Тома. Он преследует тебя, как призрак вины. Ты все время пытаешься расплатиться с долгами, которые сделала или нет в детстве.
— Да, наверное.
— По-моему, это невозможно. Ты просто теряешь время.
— Это не только мой долг. Тома ранили во Франции, в бою. Думаю, мы все в долгу перед такими, как он.
— Этого долга тоже нельзя оплатить.
— Да, думаю, нельзя, — согласилась Бетони. — Но мы все равно должны попробовать.
Через час она была в Блегге и заехала к Мерсибрайтам в Лайлак Коттедж. Джек сидел, почитывая газету. Когда Линн провела Бетони на кухню, он отложил ее в сторону, но не поднялся поприветствовать Бетони, и она заметила, что нога у него лежит на подставленной табуретке.
— Я хотела поговорить с вами о Томе.
— Вам лучше сесть. Я охотно выслушаю вас, и Линн тоже, по его дела нас вряд ли заинтересуют.
— Жена Тома ушла от него. Он остался один. Она солгала, сказав, что у них будет ребенок. Просто водила его за нос.
— Я не очень-то удивлен, — сказал Джек. — Она мне показалась хитрой лисой. Но это вовсе не исключает того, что он забавлялся с нею.
— Один неверный шаг, — спросила Бетони, — и теперь вы будете попрекать его этим всю жизнь?
Она отвернулась от него и посмотрела на Линн, которая сидела на краешке стула, вертя в руках чашку и блюдце. Девушка очень красивая, подумала Бетони: аккуратные, изящные черты лица, необычный и живой цвет глаз и волос, умные темно-коричневые глаза. В ней было какое-то нежное тепло, хотя, очевидно, у нее была и сильная воля.
— Ты всегда будешь держать на него обиду?
— Я ему не судья, — сказала Линн.
— Надеюсь, ты могла бы стать его спасением.
— Послушайте, — сказал Джек. — Этот молодой человек сделал мою дочь несчастной. Он обидел ее, мисс Изард, и она правильно сделала, когда дала ему понять, что не хочет больше с ним знаться.
— Значит, он что-то значил для тебя, — сказала Бетони, по-прежнему глядя на Линн, — если в его власти было сделать тебя несчастной.
— Он выбрал другую. Я не виновата, что так вышло.
— Он никогда ни капельки не любил Тилли Престон.
— Он сказал мне, но я не поверила.
— Зачем вы пришли к нам, мисс Изард?
— Я пришла потому, что Том слепнет.
— Нет! — закричала Линн, отворачиваясь, чтобы скрыть боль. — Нет! Нет!
— Ему можно как-то помочь? — спросил Джек.
— Нет, никак, — ответила Бетони. — Он был у врача сегодня. Теперь он один в Пайкхаусе, наедине с этой бедой, и борется с ней, как может. Но есть еще одно, чего даже Том не знает. Этого не знает никто, кроме меня, и, я надеюсь, у меня есть право сказать вам.
Бетони помолчала. Она пыталась прочитать мысли Линн по выражению ее лица.
— Ему осталось жить совсем недолго, — сказала она. — Самое большее двенадцать месяцев, при условии, что он не будет перенапрягаться. Если он чем-нибудь заболеет или переработает, смерть настигнет его раньше, сказал доктор.
Линн сидела совершенно неподвижно. Она заговорила только спустя некоторое время.
— Я помню… в госпитале в Руане… врачи говорили, что опасаются мозговой травмы… Но тогда казалось, что все прошло. — Она была совершенно спокойна, хотя и побледнела как мел, и глубоко вздохнула. — Жаль, что я раньше не знала… когда приехала домой и встретила его опять…
— Линн, ты любишь его? — спросил отец, и когда она повернулась к нему и молча взглянула, он сказал: — В таком случае, думаю, тебе лучше пойти к нему.
— Да, я тоже так думаю.
— Я отвезу тебя туда, — сказала Бетони. — Я подожду на улице, пока ты соберешься. Только недолго. Пони и так уже давно стоит на холоде.
Она вышла к бричке и села в ожидании, а через некоторое время вышла Линн с маленькой полотняной сумкой. Когда они добрались до Пайкхауса, уже сгустились сумерки и накрапывал дождик, сыпясь с неба цвета древесного угля. Дом был погружен в темноту, и Бетони подождала, пока Линн добралась до дверей. Прошло несколько минут, и в окне показался свет зажженной лампы. Бетони свернула на узкую дорожку и поехала к дому под моросящим дождем.