53138.fb2 Александра Федоровна. Последняя русская императрица - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 39

Александра Федоровна. Последняя русская императрица - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 39

* * *

Николай, который совершенно не ведал, каковы истин­ные обязанности самодержца, не знал главных проблем сво­ей страны, никому не мог навязать свою волю даже при всем своем самом искреннем желании. Он замыкался в себе, все­гда был воплощением серьезности, сентиментальности, мечтательности, врожденной религиозности, и все эти со­бытия его жизни только усиливали его экстатическое состо­яние, направленное к исполнению только одной воли Гос­подней.

Николай жил в роскоши, жизнь русского царя вообще отличалась блестящим великолепием; но громадное его со­стояние нисколько не удивляло его и не придавало уверен­ности в себе. Он любил пышные религиозные церемонии, принимал в них участие, но в отличие от других правителей, и, в частности, кайзера Вильгельма, он на них всегда был подчеркнуто строг и серьезен, он не делал ничего только ради того, чтобы произвести должный эффект на окружаю­щих или продемонстрировать, что его непомерное тщесла­вие удовлетворено:

Да и в повседневной жизни он всегда одевался очень и очень скромно.

Царица вполне разделяла такую его манеру. Все чаще суп­ружеская чета, не забывая, однако, что она — чета импера­торская, старалась избегать показного к себе раболепия, помпы, церемонного отношения к их высокому положению.

К тому же Александра с тех пор, как ей стало известно об истинном состоянии своего сына, постоянно искала какой бы то ни было предлог, чтобы избежать нескромных вопро­сов своего окружения, и все более углублялась в долгие мо­литвы и обряд покаяния. Она очень мало знала о гуманитар­ных науках и была не в силах помочь избавить цесаревича от его болезни. Только дух святых, слова визионеров, про­явления любящих душ, предшествующие появлению анге- лов-хранителей, способны вызывать у нее доверие и настро­ить на медитации.

В то же время твердость ее характера не позволяла ей под- чиняться реальности. Нужно испытывать Бога. Нет, он не может ее покинуть! Ведь то, что она просит у Него, не столь трудновыполнимая вещь, — простая, справедливая просьба: «Здоровья, восстановление здоровья маленького существа, которое призвано стать господином своего народа и тем са­мым оправдать громадную веру своих родителей в Него, Господа».

Можно сказать, что эта несчастная мать, как и другие матери, произвела на этот свет здорового ребенка, ей не сле­довало бы связываться с опасным общением с оккультны­ми силами, спиритизмом; не следовало бы искать в среде этих полубезумцев, шарлатанов, авантюристов и блаженных миражи невозможного,

В то время, когда и мператорская супружеская чета нежно склонялась над кроваткой, на которой наследник часто ис­пытывал ужасные приступы своей болезни, настоящая ли­хорадка всеобщего недовольства все больше охватывала империю, Санкт-Петербург и множество губерний.

Александра писала своей сестре принцессе Виктории Баттенбергской: «Мы проходим через чудовищные испыта­ния... Какой тяжелый крест приходится нести моему Ники. Рядом с ним нет ни одного человека, которому он мог бы доверять... Сколько ему пришлось познать горьких разоча­рований. Но он не теряет духа и уповает на милосердие Бо- жие. Он продолжает упорно работать, но нехватка таких людей, которых я называю «настоящими», сурово дает о себе знать... Плохих всегда -г- хоть отбавляй, они всегда под ру­кою*., другие из ложной скромности пребывают в тени. Нам нужно чаще встречаться с людьми, чем мы с ним это дела­ем. Но это так трудно».

Чуть ниже царица пишет о своем разочаровании Санкт- Петербургом.

«Санкт-Петербург — город испорченный, это даже не частичка России. Русский народ глубоко, искренне предан своему государю, а всякого рода революционеры использу­ют его имя как жупел, чтобы заставить его выступить про­тив своих господ. Как мне хотелось бы получше во всем ра­зобраться, быть здесь человеком полезным... Я люблю свою новую родину. Она так молода, так сильна, в ней так много хорошего. Сегодня нас окружают одни старики и зеленая молодежь, и Ники предстоит решать весьма трудную, горь­кую задачу... ♦

Когда Александра писала это письмо сестре, рассказывая ей особытиях на японской войне и о Кровавом воскресенье, в Санкт-Петербурге, повсюду в стране начались серьезные беспорядки, особенно в Москве.

В Москве — мятеж, волнение, полная неразбериха.

Великий князь Сергей Александрович, военный губерна­тор и начальник Кремля принимал у себя только самых близ­ких друзей. Его жена, великая княгиня Елизавета, всегда та­кая живая, такая веселая, стала холодной и сдержанной. Было известно, что студенты, участники одной банды анархистов, повсюду следовали за супружеской четой, везде их выслежи­вали. Великая княгиня Мария и ее брат, молодой князь Дмит­рий, племянник военного губернатора, дважды проезжая на своем экипаже, подверглись нападениям с целью покушения на их жизнь. Бомбы взорвались, но им удалось уцелеть.

16 февраля в Большом театре был устроен концерт в пользу раненых на войне, на котором присутствовали все представители высшей городской власти. Уже ставший зна­менитым молодой певец Шаляпин имел громадный успех. Весь московский бомонд сиял драгоценностями, военные блистали своими яркими мундирами и регалиями, — но вся эта знать хотя была немного встревожена тем ненадежным, даже опасным положением, которое сложилось в городских предместьях, но все равно шумела, хлопала, отпускала гром­кие замечания, многие болтали без умолку, словно ничего такого особенного в большом городе не происходило, и все было так же прочно, так же надежно, как в лучшие деньки царского строя.

На следующий день, 17 февраля, великий князь Сергей Александрович, который всегда упрямо осуждал происки революционеров и выражал свое полное презрение к город­ской черни, погиб от бомбы террориста, — вслед за мини­стром Плеве.

В своей благотворительной рукодельной мастерской в Кремле великая княгиня работал а с девушками- мастерица­ми, когда вдруг услыхала сильный взрыв. Она сразу броси­лась во двор вслед за полковником Мюллером, — и там пе­ред ее глазами открылось чудовищное, неописуемое зрели­ще. Среди обломков кареты лежало только окровавленное туловище ее мужа, великого князя, и было видно, как в его разорванной осколками груди еще билось сердце.

— Где же его голова? — вскричала великая княгиня. Все принялись искать голову, но так и не нашли. Все тело гене­рал-губернатора было разорвано на невероятное множество мелких кусочков. Преступником оказался один молодой человек по имени Иван Каляев, которого задержали на ме­сте преступления и отправили в тюрьму. На следующий день убитая горем Елизавета, несчастная вдова, как истинная христианка отправилась к нему в камеру и там сказала ему, что прощает его за совершенное злодеяние. Но Каляев все равно был повешен.

С тех пор она никому не сообщала подробности этого состоявшегося у нее разговора с ужасным преступником. Она наденет по убитому мужу траур, который не снимет до самой своей смерти, станет настоятельницей Марфо-Мари- инской обители и целиком посвятит себя благотворитель­ной деятельности.

Известие об этом зверском убийстве вызвало у царицы состояние полного оцепенения. Какой же злобный демон сводит с ума Россию, превращает этот добрый народ в бан­ду убийц?

В мае 1905 года в Америку был направлен председатель Совета министров Сергей Витте для ведения переговоров о заключении мирного договора с Японией в городе Портс­мут, который положил конец этой позорной войне.

Витте настолько удачно справился с порученной ему императором миссией, что в результате ему и всем его по­томкам был пожалован графский титул.

Сергей Витте, ставший графом Витте, человек подготов­ленный, знающий, сметливый, к счастью поборник мира, без заключения которого репутация России продолжала бы стремительно снижаться, был удачлив на всех должностях, — министра, дипломата, политика. По материнской линии он был голландцем, а его отец был выходцем из Прибалтики. Витте очень скоро проявил все свои многочисленные талан­ты. Он был одним из тех блестящих государственных умов, которые подсказали Александру III идею строительства Транссибирской железной дороги, — и эту идею подхватил вновь Николай II.

Великий князь Николай Николаевич считал его чело­веком гениальным. В тот момент, когда первые револю­ционные вспышки стали окрашивать стекла окон Зимне­го дворца в Санкт-Петербурге, царь, наконец, осознал, что только один человек — Витте — может справиться с мятежами.

Нужно было либо идти на столкновение с собственным народом, который был готов залить своей кровью всю стра­ну, либо принять какие-то меры, даже пойти на какое-то ог­раничение самодержавия.

Сергею Витте удалось вырвать у Николая уступку — со­здать парламент и принять Конституцию.

Только гений этого человека мог излечить страну от той болезни, которая все сильнее подтачивала ее здоровье.

Царь — и это было одно из его самых умных решений — попросил Витте составить меморандум. Нужно было лю­бой ценой избежать установления военной диктатуры в стране.

Великий князь Николай Николаевич, этот отважный во­яка, понимая всю серьезность сложившейся ситуации, од­нажды воскликнул: «Если император не примет программу Витте, если заставляет меня стать диктатором, то я пущу себе пулю в лоб у него на глазах из этого револьвера».

И он принялся, выпучив глаза, размахивать тяжелой ко­бурой.

К словам Витте все же прислушались, и так по желанию царя в России появилась первая Дума. Таким образом, в Рос­сии началось продвижение к установлению монархии, мо­жет, и не конституционной, такой, как в Англии, но в лю­бом случае монархии, лишенной абсолютизма. Государь сохранял за собой право назначения и отзыва министров.

И как это часто случается, этот великий реформатор Вит­те так и не был по достоинству оценен всеми оппозиционе­рами царскому строю, а высшие круги дворянства попросту его презирали. Его постоянно обвиняли в том, что он рас­шатывает вековые устои царской власти. Александра со стра­хом нервно следила за этим политическим кризисом в стра­не, за тем, как над троном Романовых собираются грозовые тучи. Она требовала от своего мужа твердости и стойкости. Была ли она в этом права? Кто знает? Ее постоянные забо­ты о здоровье маленького цесаревича, которому предстоя­ло взойти когда-то на престол, заставляли ее отказаться от любого умаления престижа царской династии,

В ее знаменитом тайном альбоме, который приходит на помощь исследователю, пытающемуся понять, в каком со­стоянии она на самом деле находилась в это время, можно прочитать одну запись от февраля 1905 года:

«Доктор Баклаков поделился со мной своими опасения­ми по поводу слабого здоровья цесаревича Алексея. У мое­го сына проявляется наследственная болезнь всех Гессен- Дармштадтских, в этом, к несчастью, уже не может быть никакого сомнения. Но я его спасу,спасу силой своей люб­ви! ...Алике будет царствовать. Он будет сочетать в себе ин­теллектуальное превосходство Гессен-Дармштадтских и са­мой чистой славянской красоты. Потому что мой сынок — очень красивый. Он будет самым очаровательным принцем до того, как потом стать самым блистательным императо­ром...»

Александра предавалась долгим медитациям, сидя у кро­ватки ребенка, который всегда легко засыпал и не проявлял особой нервозности. Она страдала от бессонницы, и это не могло не тревожить ее близкого окружения. Она целыми часами молилась и часто встречала зарю в своей молельне, стоя на коленях перед образами.

В этотужасный 1905 год Анна Вырубова, наконец, полу­чила развод, зоила от своего болезненно мрачного супруга, и теперь могла посвящать гораздо больше времени служе­нию государыне.

С каждым днем укреплялись близкие, сокровенные от­ношения между двумя женщинами.

Вдовствующая императрица, незамедлительно восполь­зовавшись этим, распустила слухи, порочившие такую их крепкую дружбу. Разве можно было обвинять Александру в каком-то пороке, не выставляя себя при этом на посмеши­ще? Но Мария Федоровна использовала в своих целях по­стоянные страдания матери, видевшей, какие тяжелые при­ступы смертельной болезни изматывают ее маленького сына, тем более что она знала, что Александра все чаще за­пирается у себя для религиозных занятий, что ее часто по­сещают спириты, которые только хотели ободрить царицу, вселить в нее надежду, и вдруг решила, что ее невестка — истеричка, что мадам Вырубова отъявленная авантюристка, которая запустила свои коготки в плоть своей легкой добы­чи, чтобы окончательно погубить ее, что ее дом превратил­ся в очаг мистики и религиозных безумств...

Александре очень скоро стало известно о тайных нападках нанее со стороны свекрови. А она-то после рождения Алексея думала, что между ними установлен мир, мир навсегда!

Император под влиянием матери постепенно накапливал недоверие к этой Анне Вырубовой, которая, по существу, не была женщиной злой или слишком влиятельной. И он по­шел на конфликт, чтобы, наконец, покончить с насмешка­ми всего двора. В начале лета, однажды утром, он вошел в комнату жены.

— Алике,— начал он, — тебе придется расстаться с этой мерзкой интриганкой, которая вредит нам обоим. Я должен лично показать пример в тот момент, когда моя страна ох­вачена настоящим безумием. Откажись от дружбы с ней!

Александра, уязвленная его словами, молча смотрела на него. Она, правда, нисколько не рассердилась, подошла к нему, посмотрела ему прямо в глаза:

— Ники, как же ты мог дойти до того, чтобы согласиться с моими врагами, и первой среди них — твоей матерью, — которые обвиняют меня в мистицизме и безумии? Ты же сам не против вызова этих милосердных духов, которые разде­ляют со мной тот ужас, который я переживаю, когда смот­рю, как наш ребенок все ближе к могиле с каждым присту­пом его болезни...

Она была спокойной, даже не дрожала. Не повышала го­лоса. Она была такой искренней, такой безыскусной, такой простодушной в своей защите, что царь был поражен и сму­тился. Она продолжала:

— Скажи им всем, что ты молишься вместе со мной, что ты вызываешь дух своего отца, духи всех своих славных пред­ков, Девы Марии, чтобы все они оказали защиту тому суще­ству, которое лежит в этой трагической колыбельке. И они тоже назовут тебя безумцем, как меня и Анну..,

Одним из самых главных качеств государя было его уме­ние выслушивать других, и с этим никто не спорит. Он с сосредоточенным лицом слушал, что говорила ему жена.

Нет, не в силу каких-то колдовских чар, как об этом часто говорили и писали, взял он сторону Александры, а просто потому, что сознавал : все, что говорит она — справедливо, что и сам он поддался на удочку ее завистников и врагов.

Больше никогда, никогда не станет он слушать эти злые языки, этих гадюк, — пообещал он ей. Ему и самому нрави­лось слушать разговоры о потусторонним миром, и ему не хотелось накладывать на это запрет. И такое отношение царя спасло Вырубову, которая уже начала собирать свои вещи, чтобы исчезнуть из дворца навсегда...

Н иколай, которого столько историков обвиняют в слабо- волии и бесхарактерности, грохнул кулаком по столу, за ко­торым сидела его мать, приводя в порядок бумаги.

Ошарашенная Мария Федоровна сразу поняла, что на этот раз она зашла слишком далеко.

Когда в отставке Вырубовой было отказано, приблизи­тельно в те же дни в императорской семье был пущен еще один мерзкий слушок.

Во время приема в английском посольстве бабушка це­саревича в присутствии сударыни Шарыгиной, княгини

Орбеляни, графини Демидовой и некоторых других статс- дам, сказала:

— Никогда бастард не сядет на московский трон. Я этого не допущу,..

О таком высказывании матери царю стало известно в тот же вечер, и на следующий день он дожидался, когда проснет­ся Мария Федоровна, чтобы потребовать у нее объяснений. Неужели случайно позволила она себе еще раз подейство­вать на чувствительную душу сына?

— Поосторожнее, матушка, прошу вас! Вы всегда счита­ли меня слабаком, но на сей раз я окажу вам сопротивление, стану защищать честь своей жены и свою собственную...

Она попыталась оправдаться:

— Ну, во-первых, сын мой, я не произнесла такого сло­ва, — люди всегда все переврут...

Но гнев царя не спадал:

— Как вы посмели выдвинуть такое отвратительное об­винение против моей любящей и самой любимой жены...

Мария Федоровна струхнула:

— Что ты, я не выдвигала против нее никакого обвине­ния, просто повторила то, что мне сказали.,, вот и все,..

— Кто вам это сказал ?

— Люди...

— Ах, люди... Люди... Я знаю этих людей. Это те люди, которые за моей спиной готовят гибель моего строя, кото­рые хотят убить меня... это те люди, которые говорят, что я тиран и что я мучитель своего народа...

— Успокойся же, дитя мое,,.

— Это — праведный гнев, гнев возмущения! Пусть опла­ченные вами горничные, пусть разные авантюристки, лю­бительницы шантажа осмеливаются распространять такие слухи, это все, конечно чудовищно, но они меня не трога­ют... но вы... Вы, моя мать, вы, бывшая когда-то сама рус­ской императрицей, распоясываетесь, восстаете против нас...

Вдруг напряженное лицо Николая смягчилось. На губах появилась ироничная улыбка... Послышался даже легкий смешок. Ошарашенная Мария Федоровна стояла перед ним, боясь пошевельнуться...

— Я знаю, кто пустил этот мерзкий слушок. Этот бравый генерал Орлов, вот кто... И этот человек был так мне всегда предан... Ну, говорите, имейте достаточно мужества, чтобы признать, что я прав, что виной тому — он.

Мария Федоровна опустила голову. И тихо прошептала:

— Его имя нд самом деле было мне названо...

Николай гоиел к двери. Повернувшись, он бросил на

мать надменный взгляд.

— Вы мне нанесли больную рану, но я покидаю вас, ис­полненный решимости, — завтра же я прекращу все эти сплетни. Я наведу порядок. Прошу вас относиться к нам с добрыми чувствами, мы оба этого заслуживаем, и она, и я...

Но 25 сентября комендант Донварский передал царице короткую записочку от генерала Орлова:

«После посещения отца Иоанна Кронштадтского я был принужден пообещать, мадам, удалиться... Я бережно хра­ню, Ваше величество, воспоминания о Вашей доброте и ва­шей поистине императорской грациозности. До тех пор, покуда Господь позволит мне жить на этой земле, я буду все­гда молиться за Вас и за всех Ваших близких. Посылаю Вам маленький золотой медальон, подаренный мне одним из моих дядьев, который принадлежал славному генералу Ско­белеву. Мне будет оказана высочайшая честь, если Его им­ператорское высочество цесаревич будет носить его на Себе. Это — талисман, дарующий непобедимость!»

Александра поняла, что злобные козни ее свекрови вновь увенчались успехом. Но Николай и на сей раз не поверил тому, что подозревала его мать. Но ради своего царского достоинства он был вынужден удалить своего верного слу­гу, слугу короны, который теперь мог бы вернуться в Рос­сию, только получив личное разрешение государя.

В туже ночь Алексей ударился о ножку столика, и у него началось обильное кровотечение. Ничто не могло остано­вить кровь. Доктор Боткин, который теперь и дневал и но­чевал во дворце, заявил, что он бессилен и ничем не может помочь ребенку.

Александра плакала, чуть не обезумев, в объятиях мужа.

Николай, теряя от таких страданий самообладание, вдруг воскликнул:

— Теперь нужно только чудо!

И императорская чета, опустившись на колени на ковер в комнате, вновь с еще большим пылом принялась умолять Господа сжалиться над несчастным мальчиком.