Со временем Алике выходила из своего добровольного уединения. Впервые она приехала в Санкт-Петербург, когда ей исполнилось двенадцать лет. Великий герцог Людвиг IV всегда с большим удовольствием следовал традиции старинных уз, соединявших его семью с семьей Романовых. Его старшая дочь Елизавета (или просто Элла) выходила замуж за младшего брата царя Александра III, великого князя Сергея Александровича. Вся Европа аплодировала этому браку; все помнили, что еще одна принцесса, Мария Гессенская, когда-то вышла замуж за императора Александра П.
Таким образом, через этот брак, заключенный в 1884 году, Елизавета превратилась в «звезду» династии. Ее отец, все три сестры, брат, теперь оказывали ей особые знаки внимания и почтения, которых требовало ее новое высокое положение...
В своем муслиновом платье, с розочками в волосах она широко открытыми глазами любовалась красотами Санкт- Петербурга, о котором ей так много говорили, но который она сама пока не знала. На украшенном цветами и зелеными гирляндами вокзале толпились военные в парадных мундирах и женщины в дорогих платьях, увешанные драгоценными украшениями. Она с любопытством наблюдала за тем, как к перрону подкатила золоченая карета, запряженная шестеркой белых лошадей. Она повезла Эллу и всех членов их семьи по городским улицам, запруженным народом.
В домашней церкви в Зимнем дворце царь Александр III и царица Мария Федоровна ожидали будущих новобрачных.Православное богослужение произвело на Алике большое впечатление. Она с интересом слушала молитвы, произносимые на непонятном ей языке, молитвы этого нового для нее религиозного культа. Таинственный душистый ладан легким туманом окутывал облачения священников — ризы и рясы, — украшенные золотым шитьем и драгоценными камнями. Странные для ее уха песнопения, которые, поднимаясь, затихали где-то под высокими сводами, возбуждали ее. Она стояла между двух сестер и, казалось, никак не могла собраться, как это обычно бывало с ней в храме там, в Дармштадте. Она в эту минуту думала несколько вызывающе, с безобидной иронией: «Вот вам, праведный Бог наш устраивает свой прием! Как все же красиво! У нас не найти такой роскоши, такого буйства красок...»
Несмотря на торжественную обстановку, царившую в церкви, на торжествующее пение хора, звеневшее у нее в ушах, она почему-то невольно, вначале украдкой, быстро, а затем все с большей настойчивостью погладывала туда, где стояли члены императорской семьи. С чего бы это? Там, рядом с импозантной, могучей фигурой царя стоял наследник короны, цесаревич, шестнадцатилетний великий князь Николай.
После довольно долгого коленопреклонения взгляды их встретились. Алике почувствовала, как оба они вспыхнули. В этом брошенном на нее взгляде цесаревича было столько мягкой нежности, которой не было даже у ее матери. Может, она сходит с ума? Ей так вдруг захотелось выйти из церкви, пойти в свою комнату, запереться там. То, что она тогда почувствовала, было таким прекрасным, что ей не хотелось делиться своими эмоциями с кем бы то ни было.
Свадебные празднества продолжались несколько дней. Алике не могла принимать все приглашения подряд, и она была еще слишком мала, чтобы ехать на бал. Но Мария Федоровна организовала для детей полдник на открытом воздухе, и там Алике столкнулась лицом к лицу с цесаревичем. Он, улыбнувшись, поклонился ей, словно старой знакомой.
Она сделала перед ним робкий реверанс. «Месье», — чуть слышно прошептала она.
Он сразу оценил по достоинству ее французское произношение и ответил ей на том же языке:
— Кажется, я вас вижу во второй раз, маленькая принцесса. Где же мы виделись, как вы думаете?
Алике, вскинув голову, казалось, рылась мысленно в своих небогатых воспоминаниях:
— Однажды моя гувернантка, читая мне книжку сказок, показала в ней картинку, — на ней было изображено лицо принца... может, это было ваше лицо...
— Но ведь мы живем довольно далеко друг от дружки, к тому же мама мне говорила, что вы много времени проводите в Англии.
Она была так взволнована, так удивлена, — еще бы такой очаровательный принц, как он, так просто разговаривает с ней, но ведь вокруг так много других девушек, более подходящих ему по возрасту, и от сознания этого она только сильнее заробела... она умолкла, чувствуя, как сильно у нее колотится сердце в груди, и оставалась глуха к призывам других детей идти с ними поиграть.
Пользуясь всеобщей суматохой, цесаревич подошел к ней еще ближе и протянул ей какую-то маленькую четырехугольную коробочку.
— Что это? — спросила она.
Он покраснел точно так, как и она, пробормотал что-то невразумительное, но тут же ясно уточнил:
— Возьмите, прошу вас, Ваше высочество. Я знал, что сегодня снова увижу Вас. Это будет вам служить воспоминанием о тех взглядах, которыми мы с Вами обменялись во время богослужения в церкви при обручении моего дяди Сергея...
Она приняла подарок. К ней подошли фрейлины. Она тут же попрощалась со своим поклонником и направилась к саду, где разыгрывались лотереи, решались шарады, где целая толпа молодых, беззаботных людей принимала участие в играх.
Она открыла на ходу крышечку. Там лежала маленькая брошь. Скромное украшение, несомненно, — маленький золотой голубок, держащий в своем клювике сердечко. Она тут же спрятала подарок в ридикюль, висевший у нее на руке, и, опасаясь, как бы не привлечь к себе повышенного внимания, быстро смешалась с возбужденной толпой ребят.
Когда веселая детская встреча подходила к концу и за ней пришла миссис Орчард, чтобы отвезти в карете в Санкт- Петербург, она вдруг с необычайной ясностью представила себе, что же произошло на самом деле. Нет, нет! Нельзя принимать подарки от незнакомца, будь он хоть сыном императора! Грэни, несомненно, не похвалит ее за это... она сделала знак миссис Орчард, чтобы она ее подождала, а сама быстро пошла к далеким аллеям, где резвились вокруг Николая Александровича дети, гораздо старше, чем она.
Великий князь заметил ее издали и поспешил ей навстречу. Все его товарищи по играм потянулись за ним, но ему все же удалось от них оторваться и подойти к Алике. Она с ним попрощалась. И когда он учтиво пожимал ей руку, то вдруг почувствовал в своей ладони коробочку. Она извиняющимся тоном прошептала:
— Я не могу принять от Вас, Ваше высочество, эту брошь. Просто не могу...
Он не успел ничего ей ответить, не произнести ни слова, когда она резко повернулась и тут же исчезла в толпе детей, которые, завершив свои развлечения, теперь шумно прощались друг с дружкой.
Николай был озадачен. Немного разочарован. Он кусал нижнюю губу. Он считал, что тем самым уязвлена гордыня мужчины. Чем больше он об этом думал, тем был больше уверен, что отказом принять от него брошку ему нанесено ощутимое оскорбление.
В тот же вечер, за семейным обедом, обиженный Николай предложил брошку своей младшей сестре, Ксении, которая, не подозревая, кому прежде предназначался этот подарок, с радостью его приняла, — для чего ей теряться в догадках?