- Судьба дала вам завидный удел, - сказал в приветственном слове председатель юбилейного комитета известный ученый-историк академик С. Ф. Платонов. - Одаренный умом и талантом, способный влечь к себе сердца, вы имели все шансы достигнуть степеней высоких на поприще служебной карьеры и житейского успеха. И, однако, успех ваш, достигнутый в русском обществе, не был карьерой, вы пошли путем, не зависимым от милостей и ласк, и связали свою жизнь со служением не власти и моде, а вечному и безусловному. В судебной среде, в общественной деятельности, в литературных выступлениях вы всегда искали истины и справедливости - тех начал человеческого духа, без которых не может жить человечество ни в какое время, даже в те моменты, когда в нем, казалось бы, забыты право и братолюбие. Этим высоким и вечным началам служили вы сами и других учили служить.
С оригинальным приветствием выступили актеры Передвижного театра .П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. Они разыграли "суд" над Кони. Против него было выдвинуто обвинение в злостном вторжении в область науки и искусства. Принимая во внимание его происхождение из литературно-артистической семьи, "суд" признал Кони "прирожденным преступником". Но поскольку в законе нет статьи, под которую подпали бы его действия, то приговор гласил: передать вынесение приговора и определение заслуженного наказания верховному суду истории.
Анатолий Федорович не остался в долгу. В своем ответном слове он особенно выделил роль идущего на смену молодого поколения, подчеркнув, что молодежь должна не только вкладывать в свой труд профессиональные знания, но и опираться на высокие нравственные начала. А закончил он так:
- В одном из провинциальных судов с присяжными заседателями сразу после введения судебной реформы произошел такой трагикомический случай. После совещания присяжные вынесли вердикт: хотя подсудимый и невиновен, но заслуживает снисхождения. Так же и я, слушая все сыплющиеся на меня обвинения, думаю, что "невиновен, но заслуживаю снисхождения".
На следующий день состоялся юбилейный вечер в Доме ученых (Дворцовая набережная, 26). В адрес Анатолия Федоровича поступило много приветствий из Москвы, Харькова и других городов. Выдающийся русский театральный деятель, актер и режиссер, а в то время и директор московского Малого театра А. И. Сумбатов-Южин, большой друг Кони, писал ему 8 февраля 1924 года:
"Не перечислить всего, что Вы внесли в туманную жизнь России, не измерить всего, что Вы сделали для всех нас, имеющих счастье быть Вашими современниками. Про себя я скажу прямо и откровенно: около пятидесяти лет из моей жизни я направлял путь по той звезде, какой были для меня Вы, бесценный Анатолий Федорович, - сперва такой далекой, а за последние семь лет не только светившей мне, но и согревавшей своим дивным теплом".
Пришла телеграмма от Владимира Ивановича Немировича-Данченко, которого Кони горячо любил.
В феврале 1923-го и в мае 1924 года Кони совершил "паломничество" (по его выражению) в Москву, где тоже непрерывно выступал с лекциями и воспоминаниями, встречался со старыми друзьями. А лето того же 1924 года "почти три недели провел на Волховстрое - удивительном месте по соединению ума, изобретательности, энергии и созидательству, столь редкому в наше время всеобщего разрушения, - сообщал Анатолий Федорович Сумбатову-Южину. - С большим душевным удовлетворением читал там лекции для "сознательных" рабочих... На Волховстрое я написал свои студенческие и более ранние воспоминания о Малом театре... Собирался ехать по Волге и читать лекции, но неурожай на Волге испортил эти планы. Теперь меня зовут в Харьков и Киев, но едва ли смогу: начинаются лекции..."
Вот так и жил этот замечательный человек, не считаясь ни с возрастом, ни с болезнями, ни с неудобствами.
Тот, кому довелось бывать у Анатолия Федоровича, обращал внимание на множество настенных часов в его кабинете. Все исправно несли свою службу и били одновременно. Следил за этим сам хозяин кабинета.
- Зачем это вам, Анатолий Федорович? - удивлялись некоторые посетители, особенно те, кто впервые переступал порог его дома.
- Я люблю слушать "шаги времени", - с улыбкой отвечал Кони.
И он слушал их. И подстраивал под них свой шаг. Сам Анатолий Федорович ставил себе в заслугу лишь одно - что никто не мог бы бросить ему евангельского упрека: "Раб ленивый и лукавый". Но это, конечно, лишь самая малая толика его достоинств и заслуг.
Хорошо сказал о нем Сергей Федорович Ольденбург, выдающийся русский ученый-востоковед, непременный секретарь Академии наук, в статье, опубликованной журналом "Красная панорама":
"Революция застала Кони уже глубоким стариком, она выявила в эти дни во всей полноте, насколько подлинны и истинны были в нем великие "слова" любви к человеку и непреклонную волю к труду, которая руководила им всю жизнь. Он не испугался революции, как, увы, столь многие из его сверстников и даже людей более молодых. За внешним грозным обликом революции с ее беспощадною ломкой старой жизни он сумел и захотел увидеть великое строительство новой, лучшей жизни. Он принял в нем участие всем, что только сделать мог... показал, что для него революция никакого "разрыва" не дала; как раньше в годы реакции он работал для народа, для всех, для всей жизни, так же работал он и в годы революции".
Как уже говорилось выше, Кони очень любил молодежь, и этой любовью особенно была согрета жизнь Анатолия Федоровича в старости. По свидетельству Е. А. Садовой, он любил шутить, играть "в поезд" с тремя маленькими девочками из своего дома, часто прибегавшими к "дедушке", любил читать лекции школьникам, восхищался молодыми талантливыми студентами и студентками, радовался, когда молодые красноармейцы и краснофлотцы слушали его с напряженным вниманием, а потом заботливо поддерживали его и раздвигали публику, чтобы освободить путь "папаше", который шел сгорбившись, опираясь на свои две палочки. Нередко благодарные слушатели провожали его до самого дома.
Студентка Института живого слова Н. Галанина вспоминала:
"А. Ф. Кони был всем дорог, и каждому было приятно довести его, слабого физически, но такого сильного духом, по опустевшим тогда, темным петроградским улицам до самого дома. Шли мимо мрачных домов с закрытыми подъездами и воротами; мимо заколоченных досками окон магазинов; по улицам, на которых не горели фонари и не светились окна домов. Провожали Анатолия Федоровича не какие-нибудь 2-3 человека, а по крайней мере десяток студентов, чтобы предохранить его от всяких случайностей: от неожиданных толчков, ям и проч... Защитить, в случае необходимости..."
Кони был человеком исключительного обаяния, и не только в общении с людьми, но и в своих привычках, маленьких чудачествах, добрых шутках.
У Анатолия Федоровича, например, никогда не было телефона - ни до революции, ни после. Почему?
- Это прекрасное средство от журналистов, - отшучивался он.
Так никто и не смог убедить его в необходимости самого современного средства связи.
Иногда Анатолий Федорович в хорошую погоду выходил из квартиры и спускался по лестнице в "Швейцарию"-так он называл подъезд парадной лестницы возле бывшей швейцарской, выходивший на Надеждинскую. Там стоял стул, на который он и усаживался, чтобы подышать свежим воздухом, понаблюдать жизнь и людей.
"Многие прохожие видели у одной из парадных дверей, - читаем в неопубликованных воспоминаниях Е. А. Садовой, - сидящего на стуле старика с глубокими проницательными глазами, в стареньком драповом пальто, в приплюснутой коричневой шляпе, опирающегося на костыль. Не все знали, что это знаменитый Кони. Однажды одна дама пожалела "старичка", подала ему пятачок. Он смиренно взял его и долго хранил на письменном столе, с лукавой усмешкой показывая его посетителям".
До последних дней своей жизни Кони писал по старой орфографии (правда, ъ в словах, оканчивающихся на согласный, все же, как правило, отбрасывал), он употреблял много устаревших слов и выражений. "Спасибо Вас за..." - можно было прочесть в одном из его писем; при этом он тут же поясняет: "Я никогда не пишу Вам, ибо спасибо есть парафраза от Спаси Боже". Анатолий Федорович часто писал цалую (ссылаясь на Тургенева), третьего дна, сурьезная работа, Елисавета и т. д.
А какие веселые подписи ставил он под своими письмами к близким ему людям:
"От старца инока" (если последнее слово прочесть наоборот, получится "А. Кони". Любопытно отметить, что тот же прием использовал и Е. Ф. Кони. - "Инок" - таким псевдонимом подписывал он некоторые произведения. Пользовался таким псевдонимом и Федор Алексеевич Кони.),
"Ваш друг Старуся",
"Ваш преданный Старичище-Пилигримище",
"Отсталый идеалист из Надеждинской улицы",
"Известный Вам прикащик (именно через "щ". - В. С.) в магазине "Фемида и К°",
"Ваш старый мухомор с Надеждинской улицы" и т. п.
- и в этом было что-то чеховское. Анатолий Федорович был очень изобретателен на всевозможные шутливые послания, как и Антон Павлович.
Некоторым лицам, к которым Кони питал особое душевное расположение, он писал в торжественные дни на почтовой бумаге, украшенной тисненым изображением Георгия Победоносца.
"Язык - величайшее достояние народа, литература - воплощение языка в образах", - написал Кони незадолго до смерти на клочке бумаги и подарил его Е. А. Садовой.
По словам Елизаветы Александровны, Анатолий Федорович умел все. Не умел он только отказываться, когда его приглашали выступать перед кем-либо с лекцией.
"Да ведь, по нашим временам, это гигант какой-то в хрупком теле!" говорил об Анатолии Федоровиче давно знавший его адвокат Н. П. Карабчевский, уже упоминавшийся нами. Увы, и гиганты смертны.
Весной 1927 года Анатолий Федорович согласился выступить с лекцией в Доме ученых. В нетопленом помещении было очень холодно. Он простудился и слег с бронхитом. Бронхит перешел в воспаление легких, а это особенно опасно в таком преклонном возрасте. Побороть болезнь оказалось на сей раз не под силу. Она растянулась на несколько месяцев и стала его последней болезнью. Но даже в свой предсмертный час Анатолий Федорович не терял присутствия духа.
Давний друг Анатолия Федоровича Р. М. Хин (Гольдовская), постоянно проживавшая в Москве, вспоминает, как летом 1927 года к ней явился из Ленинграда "живой бюллетень" - молодой врач Николай Зеленин, внук великой русской актрисы М. Н. Ермоловой, навещавший Кони, и рассказал, как протекает его болезнь.
"Пользовавшие Анатолия Федоровича профессор и врачи, - пишет Р. М. Хин, не позволяли больному утомляться, говорить, читать. Но что же выходило? Как только Анатолию Федоровичу становилось чуточку лучше, он начинал беседовать со своими "наблюдателями", рассказывать, вспоминать, шутить, строить планы будущих курсов и так их увлекал, что они слушали его, пока он не начинал задыхаться. Профессор строго упрекал больного за легкомыслие. А врачи оправдывались. "Никто не может ничего поделать, - объяснил мне и присланный "живой бюллетень". - Все обожают Анатолия Федоровича, и потом, когда он говорит, у него совсем молодые глаза, и легко забыть, что он опасно болен"".
Он действительно давно был серьезно болен. Еще в 80-х годах Анатолия Федоровича исследовал знаменитый петербургский врач. Он категорически заявил своему пациенту, просившему не скрывать от него правды: "Вам остается жить только три недели". Срок этот знаменитость считала максимальным. А когда Кони вышел от него, врач последовал за Анатолием Федоровичем и без его ведома провожал до самого дома, боясь внезапного наступления смерти. Но Кони после этого еще сорок лет неутомимо работал, вопреки всем предсказаниям и прогнозам, а приговоривший его к смерти "в течение трех недель" врач вскоре сам скончался...
Такие вот парадоксы преподносит порою жизнь. Но теперь, летом 1927 года, надежд на благополучный исход болезни, на новый "парадокс", становилось все меньше и меньше.
"Он умирал так, как умирают немногие, - можно прочесть в небольшой книжечке М. С. Королицкого, изданной в 1929 году в Ленинграде. - Умирая, он не переставал вспоминать то, что наполняло его столь богатую внешним блеском и внутренним содержанием жизнь. И если история сохранила нам предание о знаменитом римлянине, который и в предсмертные минуты силился держаться на ногах, то Анатолий Федорович Кони являл аналогичный пример: ослабело тело, износилась физическая оболочка, но мыслительный аппарат не тускнел".
"Я еще не могу сказать с Пушкиным, - сообщал он писательнице и искусствоведу Варваре Дмитриевне Комаровой (псевдоним - Вл. Каренин. В. Д. Комарова (1862-1943)-племянница В. В. Стасова. сестра Е. Д. Стасовой, была в это время ученым хранителем отдела рукописей Пушкинского дома и активно сотрудничала в его изданиях.), - что "ускользнул от эскулапа без сил, обритый, чуть живой, и потому вы можете себе представить, как мне приятно было узнать, что Вы вспомнили меня и зашли проведать.
Мне так давно хотелось Вас видеть, но вот уже полтора месяца я лежу с воспалением легких со всеми его атрибутами, а между тем, нужно бы поговорить о Пушкинском доме и о Вашей новой книжке о Владимире Васильевиче (Стасове. - В. С.)... Хочется и лично узнать от Вас о Вас. Если на пороге не станет смерть (которую жду с полным спокойствием и не без нетерпения) и не скажет "on n'entre pas" ("вход воспрещен" - франц.), я Вам напишу о дне, когда мне разрешат видеть близких и даже разговаривать... Письмо это диктую, не имея силы и подписать".
"Записку на случай смерти" Анатолий Федорович приготовил годом раньше. В ней содержались распоряжения домашним: кому дать знать в первую очередь; "похоронить наискромнейшим образом (1 лошадь, простой деревянный гроб, на Александро-Невском кладбище, в наиболее дешевых местах)". А теперь, с помощью Елены Васильевны, он приводил в порядок кое-какие бумаги; делал чертеж надгробия на будущей могиле, составлял варианты надписей на нем.
Но прошло еще три с половиной месяца, прежде чем смерть встала на пороге. Это произошло под утро в субботу 17 сентября 1927 года.
Последнее время мудрого старика весьма тревожили некоторые явления в общественной жизни тех трудных послереволюционных лет, и прежде всего ввиду их деструктивного воздействия на молодежь. Поэтому, даже умирая, он все повторял: "Воспитание, воспитание- это главное. Нужно перевоспитывать... Человек вылощенный не то же самое, что человек воспитанный... Воспитание глубоко... глубоко... глубоко..." Это были его последние слова. Его завет, который и в наши дни звучит очень актуально, потому что нет, наверно, на свете труднее дела, чем воспитание и перевоспитание человека.
"В лице Анатолия Федоровича в могилу сошел один из наиболее честных, передовых и одаренных общественно-культурных деятелей дореволюционной России", - говорилось в некрологе президиума Ленсовета.