Также американская пресса продолжает утверждать и в наши дни, что спецслужбы США не могут якобы до сего времени достоверно установить, от кого конкретно Ринат или его красавица жена узнали фамилию Тригона. Они про- должают прикрывать Калугина, который знал ответ, так как он был в 1974 году известен ПГУ.
Калугин все сделал, чтобы отдать Рината в руки ФБР. О выезде Рината из Чехословакии и прекращении с ним агентурных отношений он был осведомлен, но данный факт в книге скрывает. Он также знал, что Ринат снабдил чехословаков подробной информацией с характеристиками своих коллег по советскому отделу, многие из которых были русскими по происхождению или выходцами из стран Восточной Европы. Некоторые из них после завершения программы СКРИН продолжали работать в ЦРУ. В 80-х годах к некоторым были якобы сделаны вербовочные подходы КГБ и других спецслужб социалистических стран, и поэтому все они попали под расследование ЦРУ и ФБР. В допросах этих лиц участвовал сотрудник советского отдела Дэн Пэйн, позднее проверявший банковские счета Эймса. Но подозрения на них пали по данным Калугина.
На основании материалов чехословаков и ПГУ по Ринату доказать, выдал ли Калугин его умышленно или по недомыслию, невозможно. Он “советовал и отстаивал” свою субъективную оперативную точку зрения, подкрепленную негативной характеристикой Рината как личности. Никаких следов он и не мог оставить — их просто не было и не могло быть. Правдивый ответ находится у другой стороны — в ЦРУ. Но агентурные данные Калугина и затем показания “чешского источника” не являлись достаточными для предания Рината суду, а получить другие материалы, уличающие его в шпионаже стало невозможно, так как чехословацкая разведка прервала с ним агентурные отношения.
Примечательно, что в книге помещена сделанная чехословацкой разведкой служебная фотография его и Рината с подписью: “Встреча в 1976 году Калугина с двойным агентом чехословацкой разведки, проникшим в ЦРУ”. Он полностью его раскрыл и этим самым предал его второй раз. До появления фото в книге сам факт ее наличия ПГУ известен не был, в оперативном деле на Рината ее также не было. В тексте же книги о фотографии не говорится ни слова. Скорее всего, он каким-то образом получил ее, чтобы ЦРУ могло идентифицировать Рината в США. Возникает обоснованный вопрос: где Калугин взял это фото в 1994 году, когда в США издавалась его книга? Только два ответа: хранил дома в Москве или получил в ЦРУ при подготовке книги. Наиболее вероятный — второй. Держать фото дома, особенно с 1979 по 1994 год, было слишком опасно: он находился в разработке и понимал, что в случае ее обнаружения контрразведкой она могла стать уликой выдачи Рината. В 1994 году ЦРУ дало фотографию, тем более чехословацкое государство прекратило свое существование. Отсюда можно сделать однозначный вывод — ЦРУ активно помогало Калугину писать книгу.
И еще одна деталь. Калугин указывает, что якобы в 1991 году он слышал об аресте и высылке Рината из США. Дата названа, вероятно, не случайно, но и не аккуратно. Действительно, в 1990 году у ЦРУ возникла идея встретиться с Ринатом и “купить” у него информацию о советском “кроте” в ЦРУ, которого в очередной раз усиленно искали. Временами Рината видели в странах Западной Европы. Дэн Пэйн три раза встретился с ним в Бонне и предложил 50 тыс. долларов за сведения о “кроте”, но получил отказ. Выходит, что в 1991 году Калугин знал не об аресте Рината, а о встречах с ним Пэйна.
Агент чехословацкой разведки Кочер, или Ринат, имевший доступ к оперативной информации в советском отделе ЦРУ, был слишком опасен для Калугина. Его надо было убрать. Свою задачу он решил, хотя и оставил еще один глубокий след подозрений в шпионаже. Но со временем обоснованные подозрения неизбежно превращаются в улики.
Интересно, что Кочер и в наши дни участвует в играх западных разведок, вовсю развернувшихся в связи с гибелью принцессы Дианы. Так, по данным австрийской прессы, “легендарный Кочер” якобы анонимно подтверждал подлинность негласно добытых документов ЦРУ, свидетельствующих, что погибший в автокатастрофе вместе с Дианой Доди аль-Файед был устранен ЦРУ и разведкой Израиля “Моссад” по заказу английской МИ-6 и был причастен к наркобизнесу. Кочера в прессе иногда называют двойным агентом чешской контрразведки.
После изучения книги Эрли “Признания шпиона” об Эймсе у меня возникли некоторые мысли, которыми я хотел бы поделиться. Во-первых, она заметно отличается от предыдущей его книги о советском агенте Джоне Уокере “Семья шпионов”, при прочтении которой возникает какое-то неприятное ощущение, чувство тревоги, непонятного раздражения ее содержанием. Во-вторых, по всему видно, что писатель крайне отрицательно относится к своему герою и пытается навязать свое мнение читателю. С трудом осилил эту книгу до конца, несмотря на то, что участвовал в вербовке Уокера и мне было интересно узнать подробности его работы и вероятные причины провала. Ничего подобного не могу сказать о книге того же автора об Олдриче Эймсе “Признания шпиона”. Она читается с интересом и вызывает более положительные эмоции. Но я не литературный критик и хочу сказать о другом — об оперативном смысле некоторой информации в этой книге, мыслях самого Эймса из тюрьмы. В самом ее начале приводится письмо Эймса:
— Тем, кого это может касаться!
Настоящим письмом я представляю Пита Эрли, хорошо известного и уважаемого американского автора, который пишет книгу обо мне. Порядочность господина Эрли, его приверженность принципам беспристрастности и честности убедили меня в том, что его книга будет самой лучшей и наиболее успешной из всех, что написаны о моем деле. Г-н Эрли является единственным автором, с которым я сотрудничаю посредством интервью и предоставления рекомендаций. Надеюсь, что каждый, кому дорого мое мнение, поступит так же.
Любому повествованию о моей карьере не хватило бы полноты и взвешенности без привлечения информации, находящейся в распоряжении моих друзей, знакомых и сотрудников в России и бывшем Советском Союзе. Поэтому я горячо надеюсь, что каждый, кто в состоянии помочь г-ну Эрли в его работе, сделает это. Г-н Эрли пишет свою собственную книгу, я не располагаю правом ее редактировать и никак не могу влиять на ее содержание. Я также не получу никакого вознаграждения от автора или его издателя или иным путем в связи с публикацией данной книги.
Из этого письма можно сделать вывод: Эймс обоснованно полагает, что Эрли опишет близко к правде содержание их бесед в тюрьме. Хотя такое суждение выглядит наивным. В книге много дезинформации но все-таки ее следует читать внимательно.
Весьма интересно разобраться в истинных причинах провала Эймса в 1994 году, одного из ценнейших агентов российской разведки. Описываемая в книге официальная причина проверки и последующей разработки — несоответствие расходов доходам. Она у американских спецслужб стала стандартной при выявлении иностранной агентуры и может лишь прикрывать настоящие причины. Не секрет, что в провалах агентуры, особенно ценной, все разведки прежде всего ищут предателя. Имеются и в деле Эймса ряд обстоятельств, дающих основание сомневаться в официальной версии, и выдвинуть другую.
Когда после августа 1991 года председателем КГБ СССР стал Вадим Бакатин, Эймс опасался, не выдаст ли его новый председатель американским спецслужбам? “При Крючкове он был спокоен. Бакатин же был известен, как критик и ненавистник КГБ, и от него можно было всякого ожидать”. Этот вопрос Эймс задал оперативному работнику на одной из личных встреч. Ответ его успокоил, но и удивил: “Мы вашего имени ему не называли”. Спустя три дня после развала ГКЧП, начальник советского отдела ЦРУ Милтон Берден назначил Эймса руководителем группы, создаваемой для “уничтожения” КГБ, заявив при этом: “Рик, я хочу, чтобы ты вбил кол в сердце КГБ”. Позднее Эймсу передали, что новый руководитель российской разведки Евгений Примаков информирован о нем, так же как и президент России Ельцин. “Господин Примаков выражает вам свою благодарность за столь длительное сотрудничество, — сказал оперативный сотрудник Эймсу. Он вручил ему пакет сто долларовых купюр на сумму 130 тысяч. Эта была самая крупная сумма, которую Эймс получал когда-либо наличными от КГБ”.
В начале 1991 года в ЦРУ была создана дополнительная группа “Джойрад” по поиску источника, приведшего к потерям в 1985 году многочисленной агентуры в Советском Союзе. Ей было выделено пять миллионов долларов для оплаты информации по “кроту”. Осенью этого же года четырем работникам российской разведки были сделаны вербовочные предложения, но ни один из них не пошел на сотрудничество. Кроме того, группа “вычислила” 198 сотрудников ЦРУ, которые по разным причинам могли подозреваться в шпионаже в пользу России. Затем из них было отобрано 40 человек, с которыми уже работники ФБР проводили беседы- “интервью”. 12 ноября 1991 года был опрошен и Эймс. Круг сузился до десятка с небольшим. Спустя несколько дней под предлогом реорганизации Эймса неожиданно перевели из отдела стран восточной Европы (СВЕ), так стал называться советский отдел после распада СССР, в Центр ЦРУ по борьбе с наркотиками.
В эти же осенние месяцы начальник СВЕ Берден готовился к официальному визиту в Москву на встречу с Бакатиным для обмена информацией по борьбе с терроризмом и распространением наркотиков. ЦРУ представляло больше материалов, чем могло дать в ответ КГБ, и шеф отдела раздумывал, что можно попросить дополнительно. На помощь пришел Эймс, как “руководитель спецгруппы по КГБ”. Он написал Бердену докладную с предложением попросить у Бакатина схемы расположения подслушивающих устройств в здании американского посольства в Москве. “Я имею в виду, что Бакатин рассказывает всем о реформировании прежнего КГБ и какие мы теперь друзья. Короче, Милт обратился к Бакатину, и знаете что? Бакатин отдал нам чертежи! Он указал нам точно все места в посольстве, где были установлены жучки! ЦРУ никогда в жизни этого не признает, но это правда! Мы знаем, где стоят эти жучки!”, — передает слова Эймса Пит Эрли.
На эту тему Бакатин разговаривал с начальником советской разведки Леонидом Шебаршиным:
— Не стоит ли в интересах развития отношений информировать американцев о технике подслушивания, которая установлена у них в посольстве. Что мы уперлись, зачем это нужно?
“К этому вопросу я не готов, но сразу вспоминаю, что наше посольство в Вашингтоне буквально нашпиговано подслушивающими устройствами. Напоминаю об этом председателю и говорю, что, может быть, стоило бы подумать о том, чтобы эти проблемы решить на основе взаимности. Бакатин выражает уверенность, что жить по-старому нельзя и должен же кто-то сделать первый шаг. Не успеваю ничего возразить. Да, опять мы должны сделать первый шаг, Сколько этих первых, вторых и последующих шагов сделали Горбачев и Шеварднадзе?”, — пишет в своих воспоминаниях Шебаршин.
Когда Бакатин выдал схему, то американцы были крайне удивлены, а Эймс за свое предложение даже тешил себя надеждой получить продвижение по службе или награду. Калугин, являвшийся в то время советником Бакатина, мог хотя бы “втемную” получить от “шефа” информацию о наличии ценного источника в ЦРУ. На это он, безусловно, имел задание.
И уже в октябре 1992 года сотрудник спецгруппы по поиску “крота” известный читателю Дэн Пейн, который встречался с агентом Ринатом в Бонне, обнаружил финансовые счета Эймса в швейцарских банках. Он установил, что с 1985 по 1991 год Эймс получил неизвестно откуда 1,3 миллиона долларов. 15 марта 1993 года сотрудник ФБР Джим Милбурн закончил отчет на 80 страницах, где говорилось, что КГБ удалось будто бы внедрить своего агента в ЦРУ. 12 мая 1993 года контрразведка ФБР приступила к официальному негласному расследованию дела Эймса под кодовым названием “Найтмувер”, в переводе означающим кого-то работающего под покровом ночи. Прошло около девяти месяцев. 21 февраля 1994 года Эймс был арестован.
Из всего вышесказанного можно предположить, что ЦРУ весной или в начале лета 1991 года получило от надежного источника сообщение о том, что причиной арестов американских агентов в 1985 году являлся советский “крот” из числа работников ЦРУ. Этой наводки хватило для организации проверки почти двухсот работников. Не исключено, что поздней осенью 1991 года, когда Эймс стал активно разрабатываться, были получены какие-то дополнительные материалы. Начиная с 1990 года, Калугин неоднократно выезжал на Запад и, имея даже отрывочную достоверную информацию о наличии “крота” в ЦРУ, которую он вполне мог получить через свои “высочайшие” связи, передал сведения американцам.
Имеется и другая версия провала Эймса, приведенная бывшим заместителем начальника СВР РФ, ныне ее главным консультантом генералом Вадимом Кирпиченко в статье “И снова о предателях, на этот раз о Калугине” в российской газете “Новости разведки и контрразведки” № 20 за ноябрь 1997 года помещенной затем в его книге “Разведка: лица и личности”. В ней, наравне с другими фактами, дающими право существования версии о выдаче Эймса Калугиным, говорится и о его близком друге по учебе в Ленинградском институте КГБ Викторе Черкашине, взятом в разведку по его же протекции. Черкашин являлся заместителем резидента по линии КР в Вашингтоне и, как указывается в книге Эрли, долгое время работал с Эймсом. Черкашин за успешную работу в августе 1986 года был награжден секретным указом орденом Ленина. Кирпиченко, хорошо зная и Калугина и Черкашина, моделирует разговор между ними. На вопрос друга, за какие заслуги он получил столь высокий орден, Черкашину стоило бы только ответить, что “задаром такие штуки не даются” и этого бы хватило для Калугина, чтобы дать сигнал в ЦРУ: “Ищите там-то, фамилия работника такая-то”. В этом же году Черкашин возвратился в Москву и был назначен не на оперативную должность, ему был закрыт выезд за границу из опасений случайного разглашения имени Эймса. Калугин в это время находился в Ленинграде. “Я был первым офицером КГБ, встретившимся с этим человеком. Это был взлет в моей карьере и предзнаменование ее конца”, — приводит эти слова Черкашина Эрли в своей книге об Эймсе.
Сам Черкашин считает, что разоблачение Эймса не обошлось без внедренного американцами в КГБ агента. “У меня нет сомнений в том, что у ЦРУ появился кто-то, кто мог рассказать им об Эймсе. Если бы они его “вычислили” в 1987-88 годах, то тогда я мог бы поверить, что ФБР и ЦРУ сами смогли до этого докопаться. Но этого не могло случиться в 1993 или 1994 годах, когда больше никто не погибал”, — заявлял он в одном из интервью в 1997 году.
Еще одно предательство Калугина, которое он постоянно и упорно пытается скрыть — виновность в аресте и осуждении в 1997 году за шпионаж в пользу СССР в 60-х годах бывшего рядового военнослужащего Агентства национальной безопасности (АНБ) США, секретнейшего ведомства радиоэлектронной разведки, шифрования и защиты линий связи, Роберта Стивена Липки. Вопрос о том, кто выдал Липку, приобрел даже свою историю.
В своей книге на 82 и 83 страницах Калугин пишет, что произошло тогда, во время его работы заместителем резидента в Вашингтоне: “Молодой солдат АНБ сам пришел в наше посольство в середине 60-х годов. Сказал, что работает в АНБ по уничтожению секретных документов и предложил передавать их нам за деньги. Он оставлял материалы в тайниках в близлежащих к Вашингтону районах штатов Мэриленд и Вирджинии. За каждую передачу ему платили по одной тысяче долларов. Это были оригиналы ежедневных и еженедельных сверхсекретных докладов АНБ в Белый дом (президенту США — Примечание автора), различных сообщений армии США и НАТО по всему миру. Со временем солдат ушел учиться в колледж. Может быть он и сейчас “крот” КГБ в АНБ или ЦРУ”.
В 1997 году Липка был арестован. ФБР по американскому телевидению на всю страну объявило, что арест Липки был произведен в том числе и на основании данных о нем в книге Калугина, текстуальные выдержки из которой были даже внесены в первичное обвинительное заключение. По российскому ТВ по каналу НТВ также показывали фрагменты выступлений сотрудников ФБР с книгой Калугина в руках. Но вот что говорит Калугин в упоминавшемся ранее интервью, взятом у него в конце 1997 года его другом Михаилом Любимовым и опубликованным в газете “Совершенно секретно” № 1 за 1998 год: «Как можно вычислить человека в АНБ, где работают более ста тысяч человек, если не указана фамилия? Абсурд! Человек, которого я имел в виду, носил иной псевдоним. Скорее всего, Липку сдал совсем недавно кто-то из нынешних или бывших сотрудников Службы внешней разведки, возможно, предатель посоветовал американцам для отвлечения внимания от него свалить вину на Калугина. Ну, какого черта ФБР стало бы упоминать мою фамилию, если бы Липку сдал я?
Это же не лезет ни в какие ворота! Между прочим, это заявление ФБР подорвало мою репутацию не только в России, но и в США. Это вызвало недоумение в деловых кругах. Должен сказать, что к предателям всегда относятся с подозрением, на кого бы они не работали”.
Да, можно согласиться с ним: и правда, абсурд, если брать только страницу 82, на ней лишь упомянуто, что агент КГБ — “молодой солдат АНБ”. О странице 83 почему-то в интервью не упоминается. Манипуляция страницами рассчитана на людей, не читавших книгу, но это слишком наивно, или на то, чтобы вынудить службу российской разведки ради истины каким-то образом опровергнуть его явную ложь, прикрытую информацией 82 страницы, и тем самым подтвердить, что Липка действительно был агентом. Такова практика почти всех спецслужб: признание ими, а не судом, своих деяний — царица доказательств.
Сведения о Липке на странице 83 для ФБР более чем достаточные, чтобы установить его в АНБ. Безусловно, в группе военнослужащих, допущенных к уничтожению особой важности секретных документов для президента США, работало не более пятидесяти человек. Среди них далеко не все являлись рядовыми и установить солдата среди них весьма несложно, тем более ушедшего на учебу в колледж. Так что лукавство Калугина и столь упорное отрицание выдачи Липки бессмысленно. Его слова Любимову, что “ни одного государственного секрета я не разгласил и, между прочим, я был во главе управления контрразведки, имевшего около ста пятидесяти агентов”, следует расценивать, как наглую ложь и прямой шантаж. Агенты были, но как он их выдавал, читатель уже знает.
Мои суждения не являются мнением российской разведки, я не имел с ней контактов при написании данной книги, и не знал ничего о Липке, когда в конце 60-х годов работал в резидентуре в Вашингтоне. Все суждения о нем — не очень сложные выкладки, основанные на материалах западной печати. Был ли агентом Липка или не был, не знаю, но могу утверждать, что Калугин его выдал за агента КГБ.
Оказывается, Липку ФБР стало разрабатывать еще в 1966 году, как это видно из официальных документов обвинения, опубликованных в американской прессе в 1997 году. Его подругой стала опытный агент ФБР, которой в 1966 году он хвастался тремя камерами для фотографирования секретных документов. Одна из них была аналогична камере, выданной позднее Ларку. В январе 1967 года показывал ей тайники с секретными документами для “Ивана” и с деньгами от него. В 1968 году признался, что прихватил из АНБ документы для передачи русским. ФБР вроде бы не сумело задокументировать все его шпионские действия, чтобы арестовать и осудить. Дело заглохло. Но взять Липку с поличным не составляло для ФБР никакого труда, тем более рядом находился агент ФБР. Другого в таких случаях просто не бывает. Липка не был арестован в те годы лишь потому, что был бы засвечен источник информации о нем. Арест по этой причине перенесли на то время, когда предатель был вне опасности — на 1994 год, то есть на год побега Калугина из той России, которую он так хотел “построить”. С 1967 года Липка не представлял опасности национальным интересам США — он ушел (или его ушли) из АНБ. Вполне можно подождать до 1994 года. В итоге получилось — российская разведка не обозначила своего участия в очередном шпионском случае, но Калугина американские спецслужбы “подставили”, заставив выдать установочные данные на Липку на странице 83, так как суд не смог бы без них, спустя почти тридцать лет, вынести обвинительный приговор по его же агентурным данным за 1966 год. Липку вновь начали разрабатывать в 1993 году, зная наперед, что приезд Калугина в США вскоре состоится и появится его книга. ФБР пошло на провокацию, направив к нему под видом сотрудника российской разведки одного из предателей по фамилии Никитин. В конце концов, долго не веря провокатору, он все-таки попался на эту “удочку”. В совокупности материалов стало достаточно для его осуждения к длительному сроку заключения за шпионаж в пользу СССР. Единственные правдивые слова Калугина в этом интервью: “…к предателям всегда относятся с подозрением, на кого бы они не работали”. Видно, возникают проблемы и с его американским начальством!
Теперь о более сложном деле — провале Джона Уокера, о котором написал книгу “Семья шпионов” то же Пит Эрли. Провал Уокера в 1985 году, несмотря на хорошо выстроенную в западной и прежде всего американской прессе и книгах легенду о вшей жены-алкоголички, все-таки надо рассматривать как результат предательства и для этого с учетом сегодняшних данных по Калугину есть полные основания.
Прежде всего, уточню, какова была осведомленность каждого участника операции по вербовке Уокера на день проведения операции. Фамилия и место работы стали известны только Соломатину, Букашеву и мне. Андрианов знал, что пришел в посольство шифровальщик. Митяев и Середняков знали, что проводится важное мероприятие с американцем. В лицо его видели все эти сотрудники, кроме Соломатина. Мне удалось во время подготовки этой книги поговорить с некоторыми из них, чтобы вспомнить и уточнить детали, ведь прошло много времени — тридцать лет. Но, оказалось, что их память хранит события тех дней. Виктор Андрианов рассказал: “Я не могу точно сказать, был ли Калугин в тот вечер в посольстве, но помню, что наверху в кабинете Бориса Соломатина его не было. Я несколько раз поднимался в резидентуру, чтобы принять участие в обсуждении операции по выброске Уокера, по просьбе резидента искал водителя Валентина Середнякова, брал плащ и шляпу Митяева, которые отдал внизу тебе, и в кабинете все время находился только Соломатин. Он никуда все это время не выходил, я не видел, чтобы он спускался вниз, слишком серьезное оказалось дело”. Владимир Митяев, также подтвердивший, что Соломатин вниз не спускался и с Уокером не беседовал, кстати, вспомнил, что у него на даче случайно до сих пор сохранился темносиний плащ из модного тогда материала “болонья”, который одевал Уокер во время выброски.
В своей книге Калугин подчеркивает, что он Уокера никогда не видел и находился якобы в этот вечер в помещении резидентуры с Соломатиным. Они вместе оценивали документы, которые принес Уокер. “Мы никогда не встречали такие документы, они слегка напоминали те, которые передавал солдат из АНБ (Липка — А.С.). Сравнив терминологию и гриф секретности, мы пришли к выводу, что документы истинные”, — пишет он. Но Калугина в этот вечер ни в посольстве, ни в резидентуре я не видел. Скорее всего, ему стало известно об Уокере от Соломатина на следующий день, ибо затем в течение нескольких месяцев он обрабатывал его материалы.
Калугин приводит еще ряд деталей, якобы имевших место в тот вечер. В частности, что офицер безопасности Букашев после прихода Уокера позвонил по защищенной линии в резидентуру Соломатину и попросил, чтобы он послал кого-либо из сотрудников с хорошим английским языком для беседы с ним. Работник вроде был направлен и провел беседу. Но в действительности подобной телефонной линии в то время в посольстве не было по соображениям безопасности и ни о каком работнике речи не шло. Вербовочную беседу с Уокером проводили Букашев и я. Букашев владел английским вполне достаточно, чтобы решить те вопросы, которые стояли перед ним — он постоянно принимал посетителей и вполне справлялся со своими задачами. Справился с беседой и в этот раз. Кроме того, в добавление ко всему Калугин пишет, что на Уокера “надели огромное пальто и шляпу, кинули на пол машины между двумя крупными работниками КГБ”. Об “огромном пальто и шляпе” он переписал слово в слово ставшей уже историографией выдумку другого предателя, тоже Олега, но по фамилии Гордиевский, из книги “КГБ”. Сам же добавил: “бросили на пол машины”. Все — вымысел! Цель просматривается вполне определенно — напугать американского читателя книги таким обращением с посетителями в подобных ситуациях уже в российском посольстве, чтобы хоть как-то предотвратить их приход с секретами. Это подтверждается и теми словами, которыми он описывает свое “печальное” впечатление от якобы увиденного им где-то за границей телеинтервью Уокера:
— Я был поражен разрушенной из-за шпионажа против США жизнью Уокера. Тем, что он остаток своих дней проведет в тюрьме, как изгой общества. Итог всех разведывательных игр, в которых Уокер тоже был простой пешкой, — тюрьма и унижение.
Но вот как Калугин оценивает роль Уокера в своей и других карьере:
— Для всех, кто был связан с делом Уокера, оно явилось большой удачей и послужило потрясающим толчком в нашей карьере. Соломатин получил орден Красного Знамени и был назначен заместителем начальника разведки. Юрий Линьков, первый оперативный работник Уокера, был награжден орденом Ленина, второму, работавшему с ним, Горовому присвоено звание Героя Советского Союза. Что касается меня, то я получил престижный орден Красной Звезды. И мое участие в работе с Уокером безусловно явилось значительным фактором в том, что в 1974 году я стал самым молодым генералом в послевоенной истории КГБ.
Не было бы Уокера — не было бы и “самого молодого генерала КГБ”. И для агента ЦРУ Калугина Уокер стал подарком судьбы. Амбиции Калугина, размышлявшего перед телевизором о его судьбе, стали настолько велики, что он даже не смог подумать о том, что обязан этому человеку всей своей удачливой, но построенной опять на обмане, карьерой в КГБ. Не только ордена оказались незаслуженными, но и генеральское звание получил за составление “выжимок” для Центра из материалов Уокера, выдавая эту совсем не генеральскую работу за высокие оперативные результаты. Бывает и так!
Не могу не обратить внимания на факты неправдивого изложения вербовки Уокера, которые позволяют себе некоторые российские писатели-мемуаристы. Отмечу лишь один из них. В частности, Михаил Любимов в книге “Шпионы, которых я люблю и ненавижу” пишет: “Вербовка — это главное, но еще главнее чиновничьи интриги: в результате многолетней работы с Уокером пять человек получили Героев Советского Союза, не говоря уже о горах боевых орденов, ключевая же фигура, его вербовщик Соломатин, получил, как говорится, фиг с маслом”. Но Соломатин получил за Уокера максимально из того, что можно было получить — должность заместителя начальника разведки, звание генерал-майора и высокий боевой орден “Красного Знамени” — совсем не “фиг с маслом”.
Почему так подробно, касаясь даже незначительных деталей, я рассказываю о вербовке Уокера? К этому меня побудили случайные обстоятельства, возникшие после опубликования моей статьи в российской газете “Новости разведки и контрразведки” под названием “Как вербовали Джона Уокера” (№ 21, ноябрь 1997 г.). Ее я приурочил к 30-летнему юбилею вербовки советской разведкой этого выдающегося агента и одновременно в целях опровержения небылиц, витающих вокруг самого процесса вербовки. В статье, в частности, было сказано, что автор книги “Семья шпионов” писатель Пит Эрли некорректно использует интервью Соломатина, данное ему 23 апреля 1995 года, опубликованное в приложении к газете “Washington Post Маgazine” и помещенное в русском издании книги в 1997 году. Отвечая на вопросы Эрли, Соломатин якобы сказал: “…я плюнул на все правила и инструкции и в течение двух часов беседовал с Уокером один на один”. Зная, что Соломатин не беседовал с Уокером, по своей наивности я расценил эти слова как “некорректная фантазия” самого Эрли. Однако дело приняло неожиданный оборот и я оказался виноватым перед американским писателем.
Как выяснилось из моего разговора по телефону с Соломатиным где-то в феврале 1998 года, уже после опубликования статьи, он в действительности утверждает, что беседовал с Уокером и ему “нужно было посмотреть в его глаза, чтобы убедиться, что он не подстава”. Я отметил, что все понимают его “руководящую и направляющую” роль в этом деле, но еще, кроме меня, здравствуют работники, которые подтверждают сказанное в статье о действиях участников вербовки, и которые также хорошо помнят, что с Уокером он не разговаривал и его не видел, так как все время находился в помещении резидентуры. Не буду здесь рассказывать о предпринятых Соломатиным “защитных” шагах и пусть они останутся на его совести, но, вскоре стало очевидно, что он отстаивает, к сожалению, свое кривое видение. Вновь в газете “Новости разведки и контрразведки” Соломатин в статье “Дело Олдрича Эймса: американская версия” пишет: “…Джон Уокер, которого я завербовал в Вашингтоне в 1967 году, нанес куда больший ущерб безопасности США, чем Эймс”. Но этим откровениям уже не поверил даже Эрли. Оказалось, что статья в газете одновременно являлась послесловием к книге Эрли об Эймсе “Признания шпиона”, изданной в России в 1998 году, и слово в слово там помещена, за исключением единственной фразы: “…которого я завербовал в Вашингтоне в 1967 году”. Американский писатель не стал поддерживать не- состоявшийся миф. Можно добавить ко всему сказанному, что Соломатин, будучи резидентом в Вашингтоне, “в поле” ни одного раза не выходил. Правда в разведке — материя тонкая, но порвать ее трудно!
Единоначалие в разведке — принцип основополагающий, но допускающий до принятия решения глубокое обсуждение оперативных вопросов. Решение принимает резидент и от него зависит вынесение вердикта о вербовке, тем более иностранцев-инициативников. Соломатин всегда шел на оправданный риск, который в данных случаях для успеха был просто необходим, и брал на себя всю ответственность за подчас непредсказуемый исход мероприятия. Вспоминаю один случай с приходом в посольство еще до появления Уокера сотрудника американских спецслужб, назову его “Барс”. Он срочно нуждался в деньгах, но сделал ошибку и материалов с собой не принес. Требовалось определить его честность. Оперативный работник линии КР Константин Зотов высказал Соломатину свою положительную оценку и получил “добро” на несколько встреч. Резидент пошел на риск. Запросили разрешение Центра на вербовку и выдачу требуемой суммы денег. Запоздалый ответ поступил отрицательный. Очень нужный агент, наверняка потенциально ценный, не состоялся. Пару лет спустя резидентура пыталась разыскать Барса, но, как выяснилось, разведывательные возможности его оказались к тому времени малопривлекательными. Немногие резиденты шли на риск так смело.
9 февраля 1984 года умер Андропов. Калугин пишет: “Наиболее важным было то, что после смерти Андропова я потерял все надежды на моего покровителя в восстановлении моей карьеры. К середине 1984 года мне стало понятно, что света в конце тоннеля не видно”. И вот здесь может скрываться дата выдачи Уокера американцам. Уокера арестовали 20 мая 1985 года, то есть пятнадцать месяцев после февраля 1984 года. Из них, примерно, семь-восемь месяцев уходит на разработку ФБР лица, на которое поступает информация о шпионаже. Можно предположить, что Калугин передал американцам известные ему данные по Уокеру через односторонний тайник где-то в конце лета или осенью 1984 года, когда все надежды на возвращение в Москву окончательно исчезли. Почему он не передал их раньше? Он сам отвечает на этот вопрос: “Уокер был огромной добычей и я, и Соломатин знали, что если мы плохо сработаем, то это будет конец не только для одного из самых величайших агентов “холодной войны”. Это также будет концом нашей карьеры”. Действительно, об Уокере знали единицы и предателя можно было бы без особого труда вычислить.
Конечно, версия выдачи Калугиным Уокера — лишь версия. Вероятно, никто, кроме него и ЦРУ, не сможет сейчас полно ответить на этот вопрос. Но право на ее существование имеется — он, будучи агентом, должен был это сделать.
Мог ли он все-таки выдать Уокера сразу после вербовки в 1967? Скорее всего, нет. Американцы, получив сообщение о нем, не допустили бы такого положения, когда в случае военного конфликта с СССР их боевая Атлантическая триада фактически была бы обречена на гибель в первые же часы. Они реализовали бы материалы Калугина и арестовали Уокера. В этом случае его провал или побег на Запад были бы неизбежны. Тем более, в 1966 году он уже “сдал” Липку. Кроме всего, Уокер ему был нужен и для генеральской карьеры в КГБ, без которой он не заработал бы большие деньги в ЦРУ. По этим причинам он скрывал существование Уокера и выдал его, когда миновала опасность своего провала. И не ошибся. В 90-х годах после окончания “холодной войны” роль такого агента, каким был Уокер, перестала являться фатальной угрозой для США, он в итоге перед ЦРУ оправдался. Но конгресс США, если он рассматривал на закрытом заседании вопрос о предоставлении Калугину американского гражданства за “особые заслуги”, как это делается в отношении предателей, мог не принять такую позицию и решение “притормозил”. Может быть, поэтому в упомянутом раннее интервью газете “Совершенно секретно”, отвечая на вопрос о получении вида на жительство в США, Калугин говорит: “Пока глухо. Каменная стена. И никто не объясняет, в чем дело. Одни слухи. Например, говорят, что пенсионеры ЦРУ резко возражают. Ох уж эти ветераны!”. Но и эти слова могут быть ложью.
Можно закончить рассказ о выданной Калугиным агентуре, хотя имеются и другие свидетельства его предательства. Цель книги — показать на убедительных фактах, что он являлся агентом американской разведки, а не проводить расследование его преступных деяний и тем самым не вмешиваться в прерогативы следственных органов. Но, все-таки, следует отметить, как расценивает в наши дни действия Калугина его бывший начальник Борис Соломатин. Нелегко, вероятно, Соломатину было публично признать предательство своего бывшего подчиненного и друга в интервью газете “Аргументы и факты” от 11 марта 1996 года. Но для мужественного человека, каким является Соломатин, предательство — категория неприемлемая. Привожу его основные доводы:
“В своем интервью Калугин недавно заявил, что “изложенные в книге сведения об агентуре не позволят ее идентифицировать, даже если сто следователей будут стремиться это сделать в течение десятков лет”. Вот список некоторых агентов КГБ, перечисленных в книге Калугина, которые, как он считает, не могут быть персонально выявлены.