Анна покраснела.
- Будь я музыкантом, - задумчиво рассуждал он, - я бы счел за честь аккомпанировать вам. Завтра Станислав Хорошевский, превосходный импресарио, будет к вашим услугам. Он все уладит!
Действительно, Станислав Хорошевский, бывший военный, довольно моложавый, хотя было ему далеко за пятьдесят, оказался проворным и знающим свое дело администратором. Через день он представил Анне музыкантов, способных молодых людей, которые готовы были отправиться вместе с ней на гастроли в СССР. За свои услуги Станислав Хорошевский запросил крупную сумму.
- Конечно, конечно, - со скрытой горечью отозвалась Анна, - но сейчас у меня нет и ломаного гроша. Я четыре года болела и не выступала. Я и так вся в долгах.
- Сделайте милость, не беспокойтесь, - понимающе перебил ее пан Станислав. - Я вполне в курсе дела. Я требую абсолютного послушания, и тогда через полгода вы сможете не только вернуть все долги, но и вообще поправить свои дела. Кстати, почему вы не приняли предложение итальянцев? Твердая валюта и готовность уплатить за лечение...
- После всего, что случилось, - ответила Анна, - я бы не смогла поехать в Италию. Когда мне снится Италия, я просыпаюсь в холодном поту.
- Понимаю, - согласился Станислав, - но это эмоции! А эмоции - худший враг в нашем деле. Если мы станем руководствоваться ими, то будем ложиться спать голодными.
Анна чувствовала, как этот энергичный человек буквально подавляет ее, пытаясь подо все подвести свой материальный "базис". Судя по всему, ему все равно было где работать - в конторе по заготовке сена или в Варшавской эстраде! Важен был бизнес. В конце концов Станислав привез музыкантов. Музыканты должны были работать над аранжировками. Он освобождал ее от всяких бюрократических формальностей, связанных с поездкой за рубеж большого коллектива. И теперь она могла целиком посвятить себя творчеству, А это счастье! Вспоминалось недавнее. Какой испытывала она подъем, как вся горела, как буквально летала по сцене варшавского Большого! Анна понимала, что здесь ей удается все, что если и существовал для нее раз и навсегда установленный рубеж, который нельзя было "перепрыгнуть", то, пожалуй, тут у нее хватит сил одолеть и эту высоту. Песни, которые она пела, были разно-жанровые - они требовали в одинаковой степени и актерского перевоплощения, и изменения вокального диапазона. И каждая ее песня встречалась шквалом аплодисментов. Может ли быть большее счастье для певицы?
В программу зарубежного турне Анна включила почти все песни из сольного выступления в варшавском Большом театре, несколько старых песен. "Эвридики" решила не исполнять: один раз попробовала на репетиции, и ей показалось что-то не то... Ее главная песня, с которой связана вся ее творческая судьба, на сей раз не получилась. Она начала разучивать "Надежду" Александры Пахмутовой и Николая Добронравова. Песня показалась очень интересной, необычной, свежей - и вместе с тем теплой, на редкость задушевной.
Незадолго до сдачи программы комиссии Анна всерьез задумалась: а хватит ли у нее духу выдержать целый концерт? Да не один, а семьдесят концертов, планируемых на два месяца гастролей.
Комиссия приняла программу прекрасно. Обошлось почти без замечаний, да и те были по пустякам. Но сама Анна, хотя и была удовлетворена результатом прослушивания, чувствовала себя усталой, более того, физически разбитой. Может быть, сказались естественные переживания накануне прослушивания? А может быть, на самом деле она еще далека от своей обычной физической формы и ей сложно выдерживать такие нагрузки? Во всяком случае, прежде чем отправляться в Советский Союз, необходимо "обкатать" программу на родине. Она поговорила с Хорошевским. Тот выслушал ее без особого энтузиазма.
- Поверьте, Станислав, - сказала Анна, - я не меньше нуждаюсь в деньгах, чем вы и музыканты, но есть вещи для меня куда более важные - это выступление перед публикой. - Она замолчала, потом почти шепотом добавила: Может быть, только благодаря этому я еще и живу.
- Я все понимаю, - ответил Станислав, - но согласятся ли ребята? Они ведь не привыкли ездить. Тем более что в Варшаве они могут заработать гораздо больше, чем в поездках.
- Очень прошу вас, Станислав, убедите их, что это необходимо, я буду вам так благодарна. И надеюсь, мне представится случай отблагодарить вас по-настоящему. - Что Анна подразумевала под этим "настоящим"? Она и сама не знала, слова как-то сами по себе сорвались с языка. Но они подействовали.
- Ничего конкретно не обещаю, но сделаю все, что от меня зависит, успокоительно ответил импресарио. Через месяц они отправились в путь.
Шла весна 1972 года. Пять лет она никуда не выезжала из Варшавы и теперь с волнением ждала встреч с городами своей молодости. Она так их и называла - города молодости. Ей уже тридцать шесть лет. Практически все начинается заново. Правда, накоплен большой опыт. Огромное число искренних и верных поклонников. Есть популярность, опыт, голос, мастерство. Хватит ли сил и здоровья, чтобы приумножить то, что достигнуто? И не копировать слепо моду и не идти на поводу у дурного вкуса, который соблазняет популярностью, но, как подсказывает опыт, - сиюминутной, недолговечной.
Жители Вроцлава встретили свою землячку (в газетах ее так и называли "землячкой") на вокзале. Ей трудно было пробиться среди огромной толпы совершенно незнакомых ей людей, которые с энтузиазмом провозглашали здравицы в ее честь. Казалось, вот-вот первые ряды дрогнут, навалятся и сомнут ее. Но люди как будто чувствовали это, и, несмотря на то, что задние напирали, передние ряды бережно и заботливо охраняли свою любимицу. Переполненный зал. Гром аплодисментов, бесконечные овации после каждой песни. Счастливое лицо Анны. Концерт, которому, казалось, не будет конца. Теплая ванна в гостинице, заметно успокаивающая режущие боли во всем теле. Долгий тяжелый сон...
Наутро все повторяется снова. Вроцлавские знакомые обижаются: все приготовлено, ее ждут к праздничному столу. Но она отказывается, ссылаясь на нездоровье. "Ну конечно, - обижаются друзья. - Только что скакала по сцене, как молоденькая, а теперь у нее все болит". Но Анна просила не обижаться: "Поверьте, вот приеду во Вроцлав просто так, не выступать, обязательно приду в гости!"
Надо поехать на могилу бабушки. Она умерла в октябре. У Анны как раз был сильный болевой приступ, и ей тогда не сказали о случившемся несчастье. Потом, когда узнала, несколько дней проплакала: она любила и жалела бабушку. Та прожила долгую и нелегкую жизнь. В преклонном возрасте отправилась с дочерью и внучкой в чужую страну. Мыкалась вместе с ними по углам, терпела все невзгоды. Она учила Анну быть доброй и честной. Не требовать от жизни слишком многого, не зариться на чужое, а радоваться тому, что имеешь. Таким человеком была сама бабушка, такой же стала и Анна.
Из Вроцлава Анна поехала в Ополе, где ей также сопутствовал успех. Из Ополе на автобусе вся бригада (Станислав называл артистов "бригадой") выехала в Зелёну-Гуру, где проходил очередной фестиваль советской песни...
Анна с удовольствием приняла приглашение организаторов фестиваля выступить в Зелёне-Гуре в качестве почетного гостя. Она любила этот фестиваль, его радостную атмосферу, любила общаться с молодыми людьми участниками художественной самодеятельности, которые состязались за главные призы этого конкурса.
В Польше фестиваль советской песни в Зелёне-Гуре называют самым массовым, и в этих словах нет преувеличения. Десятки тысяч юношей и девушек в течение года на воеводских, городских отборочных прослушиваниях борются за право в июне приехать в Зелёну-Гуру и там показать свое искусство перед большим представительным жюри. Что греха таить, почти каждый из участников в будущем мечтал стать профессиональным артистом, и во многом Зелёна-Гура способствовала отбору талантов. Но Анну подкупало еще и то, с каким подъемом пели польские ребята советские песни. И довоенные - Дунаевского, Хренникова, братьев Покрасс. И песни военных лет - Блантера, Листова, Богословского. И современные - Пахмутовой, Бабаджаняна, Фрадкина, Шаинского.
Как-то, еще до болезни, в Варшаве на отборочном прослушивании она спросила рослого конопатого парня лет двадцати трех, где он услышал "Землянку" (это была песня ее детства, и она сразу вспомнила войну, эвакуированных, заполнивших улицы Ургенча). Парень смутился и робко переспросил:
- Может, что-то не так, может, я неправильно пою?
- Нет, правильно, - растроганно улыбнулась Анна. - Просто я слышала эту песню давным-давно и вспомнила свое детство.
- Это любимая песня моего отца, - ответил парень. - Он во время войны был в России, там вступил в нашу армию и знает много русских песен. Вот и меня научил,
- Пожалуйста, передайте от меня сердечный привет вашему отцу, попросила Анна. - Только не забудьте, передайте обязательно.
Многие ребята, участники фестиваля, слушали передачи Московского радио на польском языке "Моя песня для Зелёны-Гуры" и таким образом составляли свой репертуар. Когда по радио начали звучать советские песни в исполнении Анны - это были произведения Арно Бабаджаняна и Вадима Гамалии, - ее буквально засыпали письмами с просьбой прислать ноты. Она терпеливо отвечала своим молодым корреспондентам, сама писала нотные строчки. Но так всем ребятам ответить и не смогла - письма все приходили, а у нее уже был билет на самолет в Милан...
Сидя в третьем ряду партера, Анна с восторгом слушала заключительный концерт лауреатов. Было видно, как волнуются ребята, как пытаются собраться, преодолеть робость. Она позавидовала этим едва оперившимся лауреатам "от четырнадцати до шестнадцати", их юному оптимизму, даже неуверенности. И тому, что у них все впереди...
"Пани Анна! - окружили ее после концерта радостные и счастливые лауреаты. - Мы за вас так переживали, мы вам писали. Вы наши письма читали? Как вы себя чувствуете? Берегите себя, пани Анна! И не ездите больше в Италию!.."
При этих словах Анна искренне развеселилась.
- Честное слово, не поеду ни за что. А письма ваши я, конечно, читала все до единого. И чувствую я себя прекрасно, так что приходите завтра на концерт.
Для своего выступления Анна подготовила две новые песни, автором музыки которых была она сама. Недавно Качалина прислала ей два стихотворения советских поэтов - Риммы Казаковой и Сергея Острового. Оба стихотворения о войне - "Песня" Казаковой и "Костыль" Острового. Они поразили Анну драматизмом и благородным пафосом. В "Песне" рассказывалось о подвиге бойцов, почти детей, героев мировой войны. "Костыль" - о прекрасной и мужественной судьбе старого солдата. Мелодии родились как-то сами собой. Она долго сидела у рояля, подбирая мотив, В глубине души она считала себя дилетанткой, была абсолютно убеждена, что занимается "не своим" делом, что ей надо петь - и петь именно песни профессиональных композиторов. И наивно утешала себя тем, что польский композитор вряд ли сможет вникнуть в суть русской поэзии. А если появится песня советского композитора на эти стихи, что ж, она с удовольствием споет ее. Ну а пока...
Она вышла на сцену и сначала спела "Костыль". При всей близости польского и русского языков она была не совсем уверена, что польская аудитория сумеет глубоко понять смысл песни, поэтому вначале сделала свой короткий перевод...
Нет, она не пела со сцены. Она трогательно и страстно рассказывала о судьбе русского солдата - воина-освободителя. Анне показалось, что она увидела слезы на глазах пожилой женщины в третьем ряду. Она украдкой посмотрела в ее сторону еще раз и убедилась, что не ошиблась: женщина вытирала платком глаза.
Потом была "Песня". Когда раздались аплодисменты и зал дружно потребовал "биса", Анна почувствовала, что выложилась до конца и спеть еще раз уже не в силах. Словно она сама была среди этих юных бойцов на поле боя, где оборвалась их жизнь...
Так уж случилось, что из всех артистов - гостей фестиваля - цветы преподнесли только Анне. Когда она возвращалась за кулисы, усталая, измученная и все-таки счастливая, к ней подошла певица, с которой они раньше были в добрых отношениях. На сей раз певица С. была не в духе и не скрывала этого. Она так громко обратилась к Анне, что все присутствующие за кулисами обернулись в их сторону:
- И сколько же ты заплатила за эти прекрасные цветы? Знаешь, милочка, так ведь и разориться недолго, если будешь делать себе такие дорогие подарки после каждого концерта!
Анна едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Сколько труда положили хирурги, чтобы вернуть ее, обреченную, к жизни! Сколько мужества и силы воли потребовалось ей, чтобы вновь выйти на сцену! И как легко несколькими бестактными и злобными словами горько обидеть своего товарища...
В Варшаве Анна позвонила в Министерство культуры и сказала сотруднику, занимавшемуся организацией ее гастролей в СССР, что, к сожалению, по состоянию здоровья она пока не осилит сольный концерт, что хорошо было бы подключить к ней еще нескольких артистов. Сотрудник ответил, что в этом нет проблемы и что дня через два он назовет ей других участников программы. Анна искренне обрадовалась и танцевальной группе, которая включалась в программу, и молодому способному певцу Анджею Домбровскому, с которым раньше не была знакома, а только видела его по телевидению. В моднейших темных очках, с хрипловатым голосом, быстрый и подвижный, Анджей представлял актерскую манеру пения, он разыгрывал музыкально-сценические миниатюры в песне, и это очень нравилось Анне. У Домбровского был и свой шлягер - песня композитора Антони Копфа "До закоханья еден крок" ("До любви один лишь шаг"). Он, что называется, быстро шел в гору, и ему прочили большое будущее.
В общении Домбровский оказался милым, деликатным человеком, немного замкнутым, без тени самомнения и самолюбования. В концертах он проходил хорошо, свои шесть песен исполнял с полной отдачей, радовался успеху, но понимал, что главное в программе - Анна Герман.
Анну в те осенние дни Москва принимала восторженно. Любовь к певице, восхищение ее мастерством и талантом, сострадание к ее мукам - все эти чувства как бы смешались воедино, и их невозможно было разделить. Только теперь Анна поняла, как она соскучилась по Москве! В ее душе вновь проснулся "зов родины". Она возвращалась в свое детство. Во время встречи с Качалиной и ее близкими были и объятия, и поцелуи, и слезы, и ласковые, утешительные слова:
Ты совсем не изменилась! Все такая же, Анечка!
- И ты такая же, Анюта!
Еще во время первого приезда в Москву Анна познакомилась с симпатичным, застенчивым юношей. Он старался быть полезным Анне, стремясь предупредить каждое ее движение. От этого ей становилось неловко. Однажды они разговорились, и Боря (так звали молодого человека) оказался превосходным знатоком современной эстрады. Его познания удивили Анну, от него она сама узнала много интересного и полезного для себя. Он работал продавцом в маленьком магазине грампластинок на улице Герцена, недалеко от студии звукозаписи фирмы "Мелодия".
И Анна искренне привязалась к нему. Она понимала, что и его привязанность к ней не имеет ничего общего со слепым преклонением перед кумиром. Он относился к Анне с огромной нежностью и заботой. Казалось, что он предугадывает все ее желания, причем делает это тактично и ненавязчиво. Он часто сопровождал Анну в ее прогулках по Москве, и Анне казалось, что они знакомы долгие годы. И вот теперь - новая встреча. Борис покраснел, от волнения поначалу не мог вымолвить ни слова, только смотрел на Анну восхищенным взглядом. Вместе с Качалиной они отправились в Летний театр.
Если можно концерт назвать праздником, то таким праздником стал ее первый концерт в Москве. Анна вышла на сцену и почувствовала огромное расположение к себе всех собравшихся в Летнем театре сада "Эрмитаж". Стояла такая тишина, что было слышно, как муха пролетит. Но эта тишина не сковывала, а ободряла и вот-вот была готова прерваться громом аплодисментов... Они раздались после первых же приветственных слов на сцене, после первой песни, которую спела Анна. Эти аплодисменты перекатывались от песни к песне.
Анна спела несколько лирических польских песен, среди них "Человеческую судьбу", которую здесь уже хорошо знали, и на первых же тактах раздались аплодисменты. Спела "Костыль", "Песню". И еще несколько своих песен: "Это, наверное, май", мягкую, лирическую, и ту, на стихи Станислава Рышарда Добровольского, - о любви человека к родному дому, которую она уже однажды спела в Польше.
Закончила она концерт старинным русским романсом "Гори, гори, моя звезда". Когда Качалина до концерта узнала, что Анна собирается исполнить этот романс, то несколько удивилась.