Дженис открыла глаза и посмотрела на темный потолок. Она попыталась оторвать голову от подушки и тут же почувствовала такую боль, как будто ее ударили молотком между глаз. Очень осторожно она села и смогла осмотреться вокруг. Она явно находилась в кухне, у стены стояла большая чугунная плита. Она поняла, что лежала на простой деревянной скамейке, под голову ей подложили небольшую подушку, прикрыв тяжелой шалью. Несколько минут она сидела неподвижно, зажав голову ладонями и стараясь припомнить, что же с ней произошло. Постепенно в голове стало проясняться. Она вспомнила, как они с Леоной зашли в придорожную гостиницу в маленькой деревушке. Очевидно, они здесь переночевали.
— Леона! — громко позвала она, и тут же в комнату вошла женщина.
Она посмотрела недоброжелательно на девушку и покачала головой, быстро заговорив по-португальски, но так быстро, что Дженис смогла разобрать лишь каждое десятое слово.
— Где моя подруга? — спросила она, вставая, но тут же села обратно. Ноги ее не держали. — Что произошло? Я заболела? — спросила она медленно по-португальски.
И тут впервые женщина улыбнулась и показала, как пьют прямо из горлышка.
— Понятно. Я слишком много выпила. А где моя приятельница Леона Карвалью? — И Дженис, сделав над собой усилие, все-таки поднялась со скамейки.
Тут на лице женщины появилось выражение ужаса.
— Карвалью? — как эхо повторила она, потом поднесла ладони ко рту и быстро выскочила из комнаты.
— Ну а теперь что с ней произошло? — пробормотала Дженис, теряя терпение.
Держась одной рукой за стол, а другой за стул, она добралась до двери. «Леона должна быть где-то рядом», — подумала она. Дженис прошла по темному коридору и вышла во двор. Ярко светило солнце, и она невольно прикрыла глаза от резкой боли, тут же перейдя в тень. Ей необходимо было умыться и выпить холодной воды, чтобы смочить пересохшее горло. Во дворе женщина что-то быстро говорила, жестикулируя, высокому темнокожему мужчине. Как только она увидела Дженис, то вскрикнула и исчезла в дверях сарая. Мужчина направился к Дженис с дружеской улыбкой:
— Добрый день, сеньорита!
Он внимательно выслушал ее вопросы, которые она повторила несколько раз подряд, потом медленно постарался ей объяснить, что Леона уехала на машине сразу после ужина, сказав, что ее подруга слишком больна, чтобы везти ее по трудным дорогам, поэтому она проведет ночь у них, а Леона вернется за ней утром.
Дженис медленно переваривала полученную информацию, кивая, давая тем самым ему понять, что ей все ясно.
— Отчего же я заболела?
— Наше бренди оказалось для вас слишком крепким, — с сочувствием произнес мужчина. — Мы к нему привыкли.
Тут-то она припомнила огненный спирт, который, казалось, взорвался в ее голове. Она попросила принести ей стакан минеральной воды, выпив ее и вымыв лицо из стоящей в углу двора кадушки, она пришла в себя. Ее охватил гнев. Итак, Леона опять ее провела! Теперь она находится за много километров от поместья и не имеет ни малейшего представления, как туда вернуться. К счастью, на этот раз ее вещи не исчезли, она была одета, но где опять ее сумочка и деньги?
Она спросила об этом мужчину, и он тут же принес все из небольшой кладовки.
— Я спрятал это.
По крайней мере, у нее есть деньги, чтобы добраться до поместья.
Она стала припоминать название города, куда стремилась поехать Леона. Миранделла!
— Миранделла? — удивленно спросил хозяин. — Это за много километров отсюда, там, за горами.
— Тогда где же находится поместье Карвалью?
— Всего в трех километрах отсюда, — подумав немного, ответил хозяин.
— Три километра? Но ведь это совсем рядом?
Он вывел ее на улицу и показал на дорогу, которая вела прямо в поместье, предупредив, что она очень неровная.
Дженис протянула ему несколько эскудо, поблагодарила за доброту и отправилась в путь.
— А ваша подруга? — крикнул он ей вслед.
— Все в порядке, — ответила Дженис, ясно теперь понимая, как ее «подруга» будет называть ее, когда она вернется. Она запомнила выражение ужаса в глазах этой пожилой женщины при упоминании имени Карвалью. Она и сейчас наблюдала за Дженис из боковой двери дома.
С трудом шагая по неровным камням дороги, Дженис была так зла, как никогда еще прежде. Значит, Леона только делала вид, что они находятся далеко от дома и должны зайти поесть. Конечно, ее сбило с ног это крепкое вино, возможно, она добавила в него наркотик, потом еще более крепкое бренди. Леона оставила ее там на целую ночь. Возможно, именно поэтому женщина в таверне так испугалась, когда услышала имя Карвалью. Вне всякого сомнения, Леона дала ей взятку, чтобы та не говорила, где расположена эта таверна.
Но какую легенду она рассказала, вернувшись домой одна? Могло так случиться, что никто там так и не заметил, что гостья пропала? Вполне вероятно, что члены этого многочисленного семейства и их друзья приходят и уходят и никто этого не замечает.
Дорога была выложена неровными камнями, как ее и предупреждали, и, пройдя милю, Дженис присела отдохнуть. Этим утром солнце прикрыли облака, и так как у нее не было часов, судя лишь по тому, что воздух был прохладным, она решила, что пока еще довольно рано.
Она снова задумалась, зачем было нужно Леоне проделывать такую глупую шутку. Что ей это давало? Леона хотела быть фантомом для Дженис. Но зачем вести себя так странно во второй раз, после столь болезненного для Дженис опыта, когда она и так пострадала из-за забывчивости и невнимательности Леоны. Хотя, может быть, все было подстроено и в первый раз, точно так же как и сейчас?
Дженис шла вперед еще минут тридцать, пока наконец не увидела впереди белый домик, на боковой стене которого большими буквами было написано: «Поместье Карвалью».
Когда она приблизилась к воротам, то увидела бегущего к ней по дороге Мануэла. Он бросился к ней и буквально схватил в объятия:
— Дженис! Что с вами случилось?
— Ничего особенного, — улыбнулась она.
— Но мы так за вас волновались!
— Полагаю, бесполезно уверять вас, что я лишь отправилась на раннюю утреннюю прогулку?
— Вчера я очень поздно вернулся домой и, естественно, только сегодня утром узнал от служанки, что вы не ночевали дома.
— Что по этому поводу сказала Леона?
— Леона? Она была с вами вчера?
— Конечно. Мы с ней поехали на ее машине, она хотела мне показать красивый городок.
— Ну, это мы еще обсудим позже. Давайте я помогу вам дойти до дома.
Было бы смешно надеяться, что никто не заметит ее возвращения домой, но в данный момент она не нуждалась в помощи Мануэла. Он тут же громко крикнул, и прибежало несколько служанок, чтобы помочь Дженис, хотя теперь она была уже способна сама дойти до своей комнаты.
Несколько родственников Карвалью приветствовали ее довольно сухо, другие с некоторым удивлением, не понимая, почему она появилась так рано и в таком неопрятном виде, с растрепанными волосами. Тут же навстречу ей вышла Сельма Карвалью, на лице ее застыла холодная улыбка.
— Мы уже подумали, что вы покинули наш скромный дом, чтобы вернуться обратно в Лиссабон, — сказала она спокойно, но с кислой ноткой в голосе.
— Где Леона? — спросила Дженис, собираясь на этот раз первой напасть на нее.
— Леона? Она где-то там, в доме. Может быть, она уехала. Я просто не знаю.
— Но она, конечно, вам объяснила, что… — начала Дженис.
— Пожалуйста, простите меня, — очень мягко, но настойчиво ответила Сельма, — я должна срочно кое-что сделать для своей матери, вы позже расскажете мне о своем приключении.
И с этими словами она поспешила выйти в коридор, оставив Дженис стоять у подножия лестницы. Дженис решила, что лучше встретиться позже с членами этой непонятной семьи, после того как она примет душ и переоденется. Она попросила служанку принести ей крепкого черного кофе и через полчаса, теперь уже полностью проснувшись, приведя себя в порядок, наложив на лицо свежую косметику, направилась на встречу с сеньорой Карвалью. Но та была занята в доме, обсуждая с кухаркой меню ужина для вновь прибывающих родственников и гостей. Дженис провели в ее личную гостиную, там было прохладно и красиво. Комната была выдержана в зеленовато-золотых тонах.
— Я пришла к вам, чтобы принести свои глубокие извинения, — начала Дженис, садясь в кресло.
— Почему, Дженис?
Девушка посмотрела ей в глаза и поняла, что та совершенно не взволнована происшедшим. Могло ли такое произойти, что английская дама осталась совершенно равнодушна к случившемуся?
— За то, что вчера не приехала ночевать домой, но вы же понимаете, что это произошло не по моей вине.
— Ну конечно нет, — улыбнулась сеньора.
— Леона, — начала Дженис, стараясь осторожно подбирать слова, — Леона и я вместе уехали из дому на прогулку, мы намеревались вернуться домой к обеду, но уже стемнело, и мы…
— Вы хотите сказать, что Леона была с вами?
— Ну конечно. Она ведь вела машину. Мы приехали в городок под названием Вила-Реал и…
— Боюсь, я чего-то не понимаю. Леона сказала мне, что была вчера весь день дома.
Дженис стало противно. Конечно, Леона первая рассказала ей о том, как провела вчерашний день, сняв с себя всякое подобие вины.
Сеньора Карвалью позвонила в колокольчик и попросила появившуюся служанку немедленно пригласить в комнату Леону. В комнате наступила тишина, пока вернувшаяся служанка сообщила, что сеньориты нет дома.
Сеньора Карвалью поднялась и очень вежливо сказала, что ей надо принять других прибывших гостей, и Дженис должна выбросить из головы вчерашний инцидент. Дженис поняла, что плохо сориентировалась и неправильно выбрала время. Надо было вести разговор только в присутствии Леоны. Но в конце концов даже присутствие Леоны не помогло Дженис. В поместье ленч считался неофициальной процедурой и проходил или в доме, или во внутреннем дворике, в любом месте, где собиралось два-три человека и куда служанки подносили салаты, горячие блюда, большие кувшины с вином, сыры или сладкие пироги, в зависимости от настроя присутствующих. А вот вечерняя еда, обед, был более формальным мероприятием, к которому все переодевались. Это давало возможность Дженис больше не чувствовать себя опозоренной в глазах клана Карвалью, когда она села вместе со всеми за большой овальный стол в огромной столовой, стены которой были обшиты темными панелями.
Леона села между Мануэлом и одним из своих многочисленных дядюшек и выглядела великолепно. Дженис попала между двумя престарелыми тетушками и чувствовала, что даже Мануэл временно покинул ее.
После окончания торжественного обеда Дженис хотела ускользнуть и остаться наконец одной, но к ней подошла служанка и сказала, что сеньора Карвалью желает ее видеть. На этот раз Леона уже находилась в комнате матери, и Дженис была уверена, что настоящая правда так и не будет произнесена.
— Дженис, мне кажется, ты плохо себя чувствуешь, — сразу обратилась к ней Леона с такой неожиданной фразой.
— Сейчас со мной все в полном порядке, — ответила Дженис.
— Но тогда почему ты сказала моей маме, что вчера мы вместе были в Вила-Реал?
— Потому что это правда. Может быть, это ты страдаешь потерей памяти?
Возможно, что эти импульсивные слова были ошибкой в данной ситуации.
— Вчера я даже не приближалась к Вила-Реал. Может быть, тебя отвез туда кто-то другой, если ты там была.
— Но мы вместе с тобой ели наш ленч в таверне, а потом ты повезла меня по горным дорогам, — повторила Дженис. — Потом быстро стемнело, и мы остановились в деревне и там поужинали… Потом мне стало плохо, я прилегла, заснула, и когда проснулась, то тебя там уже не было.
Леона медленно покачала головой:
— Всем хорошо известно, что во время сбора урожая винограда даже воздух напоен фантазиями. Люди воображают себе события, которые в действительности никогда с ними не случались.
— Но ведь это случилось со мной!
— И когда вы проснулись, тот, кто был с вами в машине, уже уехал? — спросила сеньора.
— Леона привезла меня и уехала одна.
— Но моя машина все еще в Лиссабоне, — запротестовала Леона. — Как я могла тебя в ней вчера возить?
И тут-то до Дженис дошло, что Леона вела не знакомую зеленую машину, а небольшую черную.
— Ты вела не свою машину.
Леона стала нетерпеливо ходить по комнате.
— Это просто глупо! В любом случае Сельма подтвердит, что вчера мы сидели в ее комнате и долго разговаривали.
Сеньора переводила взгляд со своей дочери на Дженис.
— Я одобряю, — произнесла она, — что в наше время английские девушки обладают большой свободой, особенно когда они полностью независимы, как вы, зарабатывают себе на жизнь собственным трудом. Но если вы хотите уехать на целый день или даже на более долгий срок, было бы лучше сказать мне об этом.
Дженис поразил упрек, который прозвучал в холодном тоне сеньоры, хотя она и произнесла весь монолог мягким голосом. Она все еще старалась не верить случившемуся.
— Но Леона хотела, чтобы наша поездка готовилась в полной секретности!
Леона, которая до сих пор сохраняла полностью контроль над своим обычно горячим темпераментом, резко повернулась к Дженис.
— Секретности? — воскликнула она. — Какого рода секретность я должна соблюдать здесь, в моем собственном доме? Дженис просто больна, у нее какая-то мания. Только вчера она обвинила меня в том, что я взяла и спрятала ее сумочку!
— На самом деле я этого не говорила! — закричала Дженис. — Я только обвинила тебя в том, что ты увезла в машине все мои вещи, и я осталась в купальнике!
— Вот! Ты сама видишь! Одно обвинение за другим! — с триумфом в голосе вскричала Леона.
— Леона! Пожалуйста, не кричи здесь как крестьянка, — сказала сеньора.
Дженис не стала ждать окончательного заключения от сеньоры. Она решительно поднялась и, собрав все свое достоинство, спокойно произнесла:
— Простите, сеньора Карвалью. Мне нечего больше сказать. Пожалуйста, забудьте все, что произошло. Если вы хотите, чтобы я немедленно сложила вещи и уехала, я сделаю это сегодня вечером. Если кто-нибудь сможет отвезти меня в Опорто, то оттуда я могу доехать до Лиссабона поездом.
Сеньора улыбнулась своей спокойной улыбкой:
— Моя дорогая Дженис, завтра вечером сюда приезжает Эверард, возможно, у него свои планы.
Дженис вышла из комнаты и направилась в сад, потом решила, что лучше вернуться к себе в комнату. Она села на кровать и стала обдумывать создавшееся положение. Без сомнения, Эверарду представят удобную им версию всего происшедшего. Но какое теперь это для нее имеет значение? Он давно уже считает ее просто кретинкой, глупой, неопытной курицей. Даже теперь, когда он оставил ее на попечение своих друзей, она умудрилась втянуть себя в безрассудную ссору. И все-таки именно сейчас она всем сердцем желала сделать хоть что-то, хоть самую малость, которая поднимет ее в его глазах.
Она была не готова к вечернему визиту Леоны.
— Ты пришла, чтобы извиниться за всю ту ложь, которую наговорила своей матери? Если нет, у меня нет никакого желания с тобой разговаривать.
Некоторое время Леона молча рассматривала ее своими большими темно-карими глазами. Потом произнесла:
— Было глупо с твоей стороны рассказывать всю эту историю моей матери.
— Почему? Ты уже рассказала ей свой вариант. Почему бы и мне не рассказать ей правду?
Леона неожиданно села на край ее кровати:
— Дженис, ты действительно думаешь, что мне стоит ей рассказать правду? Рассказать, что ты слишком много выпила в тот вечер?
— И чья же это была вина?
— Полностью твоя, — невинно произнесла Леона. — Я тебя предупреждала, что вино очень крепкое.
— Как раз наоборот, ты все время убеждала меня в том, что надо выпить еще немного, потом допить неочищенное бренди, то самое, которое дается виноградарям, когда они давят ягоды, чтобы придать им больше сил. В любом случае почему ты бросила меня в этой таверне? Неужели тебе не пришло в голову, что меня могут ограбить или со мной может случиться что-то более страшное?
— Ничего плохого там бы с тобой не случилось. Я хорошо знаю эту пожилую пару, хозяев этой таверны.
— Ну конечно, поэтому ты и дала им взятку.
— Дженис, ты просто не помнишь, как агрессивно себя вела. Ты кричала: «Я хочу ехать в Миранделлу!»
— И вместо того, чтобы оказаться недалеко от Миранделлы, как ты меня в том старалась убедить, мы находились всего в двух милях от вашего дома. Как я могу верить хоть единому твоему слову?
Леона несколько минут молчала, и Дженис удалось задать ей главный вопрос:
— В чем была настоящая причина всего твоего плана? Я спрашиваю только потому, что хочу понять, почему ты проделывала со мной эти жестокие выходки?
— Если я расскажу тебе, ты никогда мне не поверишь. Ты сама только что мне об этом сказала.
— Вполне возможно, что я тебе и не поверю. Я вижу, что ты на все готова, чтобы дискредитировать меня перед Эверардом, не так ли?
— Может быть, ты и права. Уезжай поскорее отсюда в Англию и выходи замуж за того парня, что тебя там ждет. Мы с Сельмой только этому порадуемся.
— Сельма? Ты действительно веришь, что я могу встать между ней и Эверардом? — Дженис сделала над собой огромное усилие, чтобы Леона ничего не заподозрила.
— Эверард много раз приезжал в Португалию, — медленно произнесла Леона, — но он никогда не привозил с собой секретаршу. Мы сразу подумали, что это очень странно.
Дженис рассмеялась. Нужно было приложить все усилия, чтобы Леона так и не поняла, как она относится к Эверарду.
— Совсем ничего нет в этом странного. Ему нужен помощник, который был бы с ним все время. Может быть, сейчас, когда он возвращается, он привезет с собой новую девушку, которая займет мое место, более опытную и сведущую в бизнесе. — Она немного подождала, но потом не удержалась и сказала: — Может быть, та окажется настоящей соперницей для твоей сестры.
— Значит, ты скоро возвращаешься домой? — просияла Леона.
— Пока не знаю. Еще ничего не решено. Давай подождем возвращения Эверарда.
Когда Леона наконец ушла, Дженис растянулась на кровати и отдалась прекрасному чувству, предвкушая завтрашний приезд Эверарда. Что бы ни рассказали ему о происшедшем с ней здесь, она завтра снова его увидит.
Эверард приехал на следующий день, где-то после полудня, прямо из Опорто. Дженис едва сдержала себя, чтобы не выбежать ему навстречу. Со своего балкона она видела приближающийся лимузин, шофера, который вышел, чтобы открыть Эверарду дверцу машины. При виде его сердце ее сделало рывок и провалилось, но она тут же заставила себя успокоиться. Скоро всем ее приключениям в чужой для нее Португалии придет конец, и она сможет спустя годы спокойно вспоминать об этом, продолжая свою деловую карьеру.
Широкая терраса была залита светом зажженных фонариков. Когда Дженис спустилась, здесь уже собралось человек двенадцать для аперитива перед обедом. Она внутренне приготовилась к встрече с Эверардом, но, когда он неожиданно подошел к ней, она так смутилась, что не могла выговорить ни слова, кроме ординарных фраз:
— Как прошла ваша поездка? Успешно?
Он лишь улыбнулся, глядя на нее поверх бокала с шерри:
— Спасибо, все прошло прекрасно. А как ваш отдых?
— О, я получила огромное удовольствие: сбор маслин, процесс производства вина и многое другое.
— Завтра возвращаемся к работе. — В его глазах она увидела насмешку и слегка угрожающие искорки.
Тут же его увел для делового разговора один из родственников. Бедный Эверард! Всегда бизнес, но, с другой стороны, ведь завтра он возвращался в Лиссабон.
После обеда, когда она собралась присоединиться к кругу гостей, собравшихся вокруг Эверарда, к ней подошел Мануэл и предложил прогуляться по саду.
— Дженис, пожалуйста, пойдемте со мной. Я понимаю, что завтра рано утром Эверард увезет вас в Лиссабон и это ваш последний вечер здесь.
Мануэл очень старался, чтобы сделать ее пребывание в стране таким насыщенным и приятным, поэтому, поколебавшись секунду, она позволила ему увести себя из дворика в сад, где не было гостей.
— Что вы собираетесь делать после Лиссабона?
— Я пока еще не представляю. У Эверарда не было возможности сказать мне о его планах.
— Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому, — вздохнул в темноте Мануэл.
— В каком смысле?
— Хотелось бы, чтобы вы остались здесь навсегда.
— Но вы же знаете, что это невозможно.
— А если вы выйдете замуж за португальца? Вы знаете, Дженис, я очень к вам привязался.
— Вы мне тоже нравитесь, но как только я уеду, вы тут же меня забудете.
— Нет, я всегда буду вас помнить. Когда я вас встретил впервые, то подумал, что Клайв мой соперник, но потом я узнал, что это совсем не так.
Он замолчал. Дженис тоже молчала, весь этот разговор вызвал у нее чувство тревоги.
— Мне не надо было думать о Клайве. Был кто-то другой в ваших мыслях.
— Леона доложила вам о женихе, который ждет меня в Англии, — засмеялась Дженис.
— Леона болтает так же свободно, не задумываясь, как летают птички. Иногда мне кажется, что я вас люблю, Дженис. Но потом я вспоминаю об этом мужчине и понимаю, что вы никогда меня не полюбите.
— Я уже говорила вам, что вы мне очень нравитесь, — запротестовала Дженис, — но это не любовь.
— Нет. Вы любите его, но он относится к вам равнодушно, как это кажется со стороны?
— Что вы имеете в виду? Вы же его не знаете.
— Нет, я его знаю. Ваши глаза начинают светиться при его приближении.
Она отвернулась от него, хотя там, где они стояли, в тени эвкалипта и высокой магнолии, было совсем темно.
— Неужели это так очевидно? — прошептала она. Дженис слишком ценила дружбу Мануэла, чтобы делать вид, что не понимает, кого он имеет в виду.
— Возможно, только для меня.
— Тогда пусть это будет нашим секретом. Он слишком сложный человек, чтобы его понять. Я боюсь…
— Дженис, надо набраться храбрости и открыть ему на все глаза. Он сейчас просто слеп.
— Нет, ничего не надо. Но, пожалуйста, обещайте мне, что никогда ему ничего не скажете.
— Конечно, я обещаю, — засмеялся Мануэл. Он взял ее за руку и слегка пожал, тем самым давая понять, что они заключили сделку. — Если он сам себе не может помочь, зачем мне делать это за него?
— Мне кажется, мы с вами виноваты, что считаем себя «парой», не так ли? А что же Леона? Вы женитесь на ней в конце концов?
— Нет, — резко ответил он, и ей показалось, что ее вопрос его обидел. — По крайней мере, вы меня спасли хоть от этого. Когда-нибудь она встретит человека, который ей подойдет, и будет с ним счастлива.
Дженис была совершенно с ним согласна. Леона никогда не будет способна уважать такого мягкого и внимательного человека, как Мануэл, она просто будет издеваться над ним, вить из него веревки.
— Леона сражается с каждым, потому что все еще сражается сама с собой, — продолжал он. — Когда она станет старше, то поймет и станет добрее.
Дженис только рассмеялась.
— Хотелось бы мне встретиться с ней, когда она станет старше. Она совершает столько ненормальных поступков. Что же касается правды… — Он ласково похлопал ее по руке. — В настоящий момент мы должны воспринимать все, что она делает, с долей юмора. Она настолько против своего возвращения в эту английскую школу, что готова на все, чтобы доказать, какому плохому влиянию подвергаются английские девушки.
— Включая и ее поступок, когда она меня напоила и оставила одну в таверне на всю ночь!
— Если бы я узнал об этом раньше, я бы тут же приехал и забрал вас оттуда.
— Ну а каково ваше будущее? — спросила Дженис, помолчав несколько секунд.
Она почувствовала даже в темноте, что он пожал плечами.
— В нашей семье есть несколько племянниц — все красавицы, да и достаточно дочерей из других семей, нужных для нашего бизнеса, связанного с Лиссабоном и Опорто. Такого рода браки, конечно, необходимы, чтобы укреплять и преумножать наследство, но вначале я посвящу больше своего личного времени девушкам здесь, в наших поместьях. И кто знает, возможно, я встречу и приведу в наше семейство привлекательную девушку из крестьянской семьи.
— Может быть, это будет гораздо лучше, чем постоянные перекрестные браки. И мне так бы не хотелось, чтобы заставляли жениться по предварительной договоренности, лишь бы укрепить финансы вашего клана.
Они медленно направились обратно во дворик, на котором уже почти никого не было, только лишь фигура высокого человека отделилась от тени в арке.
— Так вот где вы, Дженис, — холодно произнес Эверард. — Мне уже стало казаться, что я так и не увижу вас сегодня вечером. Боюсь, завтра нам надо уезжать очень рано. Вы будите готовы к девяти часам?
— Конечно. В любое удобное для вас время.
— Хорошо. Тогда, Дженис, я оставляю вас с Мануэлом, у вас интересный разговор, но не ложитесь спать слишком поздно. Доброй ночи.
Он резко повернулся и пошел к дому, и только после этого до нее дошло, что она и Мануэл стояли, взявшись за руки.
— Итак, нас просят разойтись, — засмеялся Мануэл. — Давайте обменяемся прощальными поцелуями и пожелаем друг другу удачи и счастья.
Через несколько минут Дженис вошла в дом, где уже не встретила ни Сельму, ни Леону, ни Эверарда.
«Интересно, — подумала Дженис, — обменялся ли Эверард прощальным поцелуем с Сельмой, чтобы закрепить короткое воссоединение и успокоить ее из-за его раннего отъезда».