— Да, убежал. Что я сделал не так, моя госпожа?
— Ты всё сделал так. Скажи своё имя. Я стану молить за тебя Пта и Великую Хатор.
— Рамери.
— Оставайся с миром, Рамери.
Краска вновь сдержала слёзы. Как понимать слова царевича? Он не знает никакой Нен-Нуфер. Не знает… Она надела ожерелье с лотосом поверх простого и повернула голову в сторону рыночной площади — нет, она не пойдёт к Кекемуру. Она не желает смущать его своим присутствием. За желание помочь ей он заплатил страшную цену. И теперь она знала, за что платит сама — Богиня простила ей то, что она назвалась жрицей. Она не простила того, как она вела себя будучи её жрицей. Она платит за тот трепет, что ощутила за краткое мгновение, когда её губы соединились с губами царевича. Это никогда не повторится. Она не увидит его больше. И он позабыл о ней, как велят ему Великие Боги. И она должна забыть, и тогда Богиня сжалится над Кекемуром. Или кто-то другой должен просить за него перед фараоном. Не царевич. Это может сделать тот, кого Божественный с таким нетерпением ждёт. Это может сделать Пентаур.
Нен-Нуфер вернулась к воротам. Амени до сих пор не пришёл. Быть может, ей позволят увидеться с Пентауром, если она попросит. Однако стража у башни была непреклонна, но лишь Нен-Нуфер показала им кольцо Амени, оба стражника с благоговением отступили от лестницы. Нен-Нуфер поднималась медленно, пытаясь собраться с духом. Что ей сказать, если Пентаур вновь предложит ей стать его женой? И вдруг на середине пути до Нен-Нуфер донёсся голос верховного жреца:
— Я ослаб, и этот храм совсем скоро будет твоим, и твоими устами Пта будет говорить с фараоном. Врачами полнится Кемет. Своими руками ты спасёшь одного, двух, десятерых, сотню… Но своими устами ты спасаешь весь Кемет. Как фараон не смеет помыслить о собственном благе, так и ты не смеешь менять свет знаний на тело женщины!
Нен-Нуфер думала повернуть назад, но последние слова Амени пригвоздили её к месту.
— Она не твой свет, она твоя тьма, — продолжал верховный жрец. — Не в добрый свой час ты оказался у Великой Реки. То не светлый Гор, а злой Сет привёл тебя туда… Я отошлю Нен-Нуфер прочь, чтобы она не погубила тебя и чтобы ты не погубил её. Изначально я должен был отдать младенца Хатор, но за твоими слезами не расслышал мудрых слов Пта.
— И я вновь стану рыдать у твоих ног, Святой Отец, — голос Пентаура был твёрд, когда Амени весь дрожал от гнева. — Я могу дать счастье одной женщине, но я не смею взять на себя право отобрать его у другой. Я не стану отвечать фараону.
— Не станешь?! — голос Амени взвился. — Ты хочешь вновь наслать на себя немилость, зная, что в этот раз я буду обязан лишить тебя сана. Этого желает твоя плоть, но не разум, и я не допущу гнева Божественного. Я сам отправлюсь к Его Святейшеству и скажу то, что у нас уже есть. Пусть сам решит, которую из женщин положит в свою гробницу, чтобы подарить Кемету наследника. Но свою женщину ты не получишь! Никогда Нен-Нуфер не будет твоей женой. Она отдана Великой Хатор, и проклятье падёт на того, кто покуситься на собственность Великой Богини.
Амени замолчал, и сердце остановилось в груди Нен-Нуфер. Если бы Амени знал, что богиня уже наслала проклятье…
— Так будешь писать послание или нет? — голос верховного жреца дрожал, как и колени девушки.
— Нет, — огромной глыбой упал ответ Пентаура и сотряс стены башни.
Заслышав шаркающие шаги старика, Нен-Нуфер бросилась вниз. Стражник даже протянул к ней руку, решив, что она оступилась, но Нен-Нуфер вырвалась и побежала к воротам. Её попытались остановить, но она изворотливой кошкой проскользнула между охранниками и побежала в сторону Реки. Боги вправе гневаться на неё, но за что невзлюбили они Его Святейшество и несчастную Никотрису? Не снимая сандалий, вступила она в вязкий ил. Спокойная вода поднялась к коленям. Почему её корзинка не встретилась с пастью крокодила раньше, чем её плач услышал Пентаур? Как, как ей уберечь жреца от него самого? Исчезнуть, раствориться в водах Реки, будто никогда её и не было… Бродить у ворот, не смея вступить в царство мёртвых — вот, что она заслужила. И Нен-Нуфер сделала ещё шаг.
— Госпожа, позволь мне набрать воды.
Она обернулась на звонкий голосок: совсем девочка, из-под короткой юбки выглядывают грязные коленки, да и лицо перепачкано — видно грязной ладошкой утёрла пот. Такое хрупкое плечо переломится под тяжестью полного кувшина.
— Позволь мне помочь тебе.
Девочка пугливо прижала к голой груди кувшин, но Нен-Нуфер не отступила и с улыбкой повторила просьбу. Зачерпнув воды, она вышла на берег и взяла девочку за руку. По дороге та рассказала, что вся семья ушла в поля, а дома осталась лишь старая бабушка, вот и пришлось ей самой впервые бежать к Реке.
— Тебя послала мне сама Хатор, — выдохнула девочка у порога своей хижине.
— Нет, это тебя послала мне Великая Хатор!
Теперь Нен-Нуфер знала, что ей делать. Она вновь покажет стражнику перстень Амени и скажет Пентауру о своём непреклонном решении принадлежать Великой Богине. Он должен оставить все надежды видеть её своей женой и тогда ему останется только попросить у Амени прощения. У старика доброе сердце, и он любит Пентаура, как сына, которого у него нет. А потом… Потом она отыщет верховного жреца и расскажет про Кекемура. Воды Великой Реки отступили от неё, потому что у неё осталось слишком много незавершённых дел в мире живых…»
Сусанна положила планшет на соседнее кресло, чтобы никто не подумал сесть рядом. Не хотелось ни с кем говорить. Хотелось только, чтобы этот дурацкий день поскорее закончился. Автобус медленно, но верно заполнялся. Быть может, в половине одиннадцатого они будут уже в гостинице, и тогда она сумеет прочитать оставшиеся страницы черновика и наконец выспится.
Водитель закрыл двери, и «отокар» дёрнулся с места. Сусанна подняла с ног кофту и, укрывшись ей по самый нос, не заметила, как задремала.
Глава 19
С превеликим трудом Сусанна разлепила глаза, когда её потрясли за плечо соседи по автобусу. Она спешно запихала планшет с кофтой в рюкзак и, так и не сумев закрыть молнию до конца, поплелась к выходу, по пути сшибая плечами все кресла. Хорошо ещё со ступеньки не полетела, когда никто не подумал подать руки. Главное — в двери попасть! В холле она немигающим взглядом уставилась в кресло, в котором утром сидел Аббас. Кого ты, Суслик, ожидала увидеть, а? Никого! Подушку, только подушку… Смотри только слезами её не залей. Мокро спать будет!
Сусанна передёрнула плечами то ли от холода, то ли от желания скинуть проклятого чёртика, нашёптывающего который день всякие гадости. Но внутренний голос не заткнулся, даже когда она ухватилась за «глаз Гора». Как раз тогда он завопил, что есть мочи — ты полная дура, раз не можешь прекратить думать о нём! Сусанна закусила обиду свесившейся на лоб прядью и присела подле двери своего номера, чтобы откопать на дне рюкзака ключ. Сейчас бы она с радостью приняла помощь, только некому было её предложить, и потому зубы готовы были откусить застрявшие во рту волосы.
— The door is open, my queen.
Сусанна не сразу сообразила, что начищенные ботинки стоят не за спиной, а перед носом. Хорошо ещё сумела сохранить равновесие и не плюхнулась на пол. Только распрямить ноги без протянутой руки всё же не получилось.
— I didn’t mean to scare you, my darling.
Что мистер Атертон делает в её номере и как он туда вообще попал? Не говорите только, что дверь осталась открытой! Каждое его появление — море вопросов и ноль слов на языке, чтобы задать их. Может, она продолжает спать и видит его во сне? Тогда пусть «отокар» подпрыгнет на кочке и выбьет её руку из руки ночного гостя. Но «отокар» лишь резко затормозил, и Сусанна ткнулась лбом в грудь Резы, и когда тот нагнулся, чтобы вытащить из-под её ног треклятый рюкзак, она заодно прокляла и свои голые коленки.
— Я рад, что с тобой всё в порядке, — Реза заставил её переступить порог и закрыл дверь. — Не представляешь, как я разозлился на Аббаса, когда узнал, что тот оставил тебя в городе одну. Ты не должна ходить по Каиру одна, тем более в таком виде.
Это она поняла и без него. Только что он имеет в виду: короткое платье или всё же короткие волосы? Фиг что прочтёшь на непроницаемом отшлифованном бритвой лице.
— Я была иначе одета. И со мной были друзья.
Можно ведь обойтись без приветствия? Уже как бы поздно здороваться. Она все пять минут с открытым ртом пялится на него, хотя в каирце ничего не поменялось — те же ботинки, брюки и белая рубашка… У него, наверное, набор «неделька» в шкафу. А что, зато не надо думать, что надеть! А вот тебе бы подумать стоило и наконец спросить, что он тут делает? Ясное дело — меня ждёт!
— Как вы зашли в номер? — Сусанна решила задать всё же второй вопрос, не желая озвучивать вторую часть первого: зачем он её ждёт?
— Попросил у портье второй ключ.
Интересно, во сколько обошёлся ему этот ключ? Суслик, прекрати считать чужие деньги. Он их, видимо, не считает вообще, а ты всё равно собьёшься на сумме «до фига».
— Прости меня за вторжение. Мне просто хотелось закончить начатое ночью, а в холле это сделать было очень трудно.
Эти слова полностью выбили почву из-под ног, но Реза удержал её в вертикальном положении. Только не ясно, что крепче держало её: его рука или всё же взгляд? Присесть бы, но после двусмысленной фразы она боялась коснуться кровати.
— Я хотел вновь попытаться отговорить тебя от нудного шоу, но застрял в пробке. С другой стороны, я получил время закончить для тебя подарок.
Какой взгляд! Из него ли брызжут ледяные струи, которые текут сейчас по подмышкам?
— Тебе нравится?
Что? То, что вы творите с моим телом? Нет, нет, нет! Сусанна сумела отвести глаза, и когда взгляд упал на кровать, она ахнула. Оба покрывала исчезли под ватмановскими листами, и на каждом из них была изображена стилизация египетской росписи. Реза не отпускал её руки, но у Сусанны нашлись силы дотащить каирца до кровати — пусть объяснит, что происходит. Четыре листа полностью высохли, а два последних местами блестели мокрой гуашью — сначала он сервирует крохотный столик под арабский завтрак, а теперь превращает его в художественную мастерскую. Не рисовал же он, лёжа на полу, в белой-то рубашке? Но отвернуться от кровати, чтобы поискать краски с кисточками, она не могла. Реза стоял к ней вплотную, и она затылком чувствовала его глубокое дыхание.
— Я позволил себе немного пофантазировать, ведь ты так мало мне прочла. На первом рисунке Пентаур вылавливает из реки корзину с младенцем. На второй он учит девочку читать. На третьей Пентаур с Амени приносят дары Пта. На четвёртой изображены танцовщицы, и Нен-Нуфер среди них. На пятой царевич Райя в колеснице. И на последней Нен-Нуфер протягивает ему цветок лотоса.
— Такого момента нет в романе.
Сусанну так поразило мастерство Резы, что она посчитала глупым делать ему комплименты. Ещё сглазит! Да он и без неё знает, что хорошо рисует. Её мнение ему не нужно. Это она тряслась, когда он листал её блокнот. Теперь, Суслик, ты, надеюсь, понимаешь, что он думал на самом деле про твои каракули?
— Нен-Нуфер мечтала сама передать цветок царевичу. Ты же не станешь отрицать очевидное? Мы с тобой немного разбираемся в женщинах, не так ли?
Его пальцы сжали ей руки чуть выше локтей.