— Гляди, служительница великой Бастет сразу признала в тебе воспитанницу храма мудрого мужа своей госпожи. Обычно она чурается гостей.
Нен-Нуфер улыбнулась и погладила кошку.
— Мы познакомились у пруда, мой господин, так что я уже не незнакомая.
— Она может не узнать мою дочь, потому что до их отъезда была крохотным котёнком.
— Почему Асенат не живёт в Мемфисе, если мне дозволено будет спросить?
— Я отослал семью, как только энсеби решил жениться на моей дочери. Не пристало видеть царицу в том виде, в каком она носилась по дворцу. Не смей отпускать её во дворец, сколько бы она ни просила тебя. Если потребуется, я к вам стражу приставлю, — Сети улыбался, но что-то подсказывало Нен-Нуфер, что тот не шутит. — Она должна научиться быть женщиной, чтобы энсеби перестал видеть в ней глупого ребёнка.
— Быть может, мне стоило поехать к ним?
— Нет. Как только Амени даст согласие на их брак, я отдам энсеби дочь. А ты останешься при ней, покуда мы не посчитаем, что она знает довольно для царицы. Ведь ты не последняя жрица Хатор, и Тирия должна понимать, что здесь ты нужнее, чем в Фивах.
Нен-Нуфер поклонилась и не стала говорить, что даже не представлена великой жрице Хатор. Она осторожно приняла из рук Сети палочки, боясь ненароком коснуться его пальцев — пусть он пустил её в свой дом, но остаётся неприкосновенным, как любой из детей фараона. Как и царевич Райя, которого она не должна была касаться… Воспоминания в миг нагнали слёзы, и она как сделала с опущенными глазами первый бросок, так и просидела неподвижно, сосредоточенно глядя на квадраты, пытаясь обдумывать каждый свой ход и не вспоминать царевича.
— Ты слишком молчалива для воспитанницы жрецов Великого Пта, — нарушил тишину Сети, — ведь бог учит нас, что прежде всего было слово.
Нен-Нуфер подняла на хозяина просохшие глаза:
— Жрицы не должны болтать без дела. Но я могу сказать, отчего я выиграла, а ты проиграл.
Сети уставился на доску.
— Тебе следовало поставить на клетку „нефер“.
Сети молча стряхнул на циновку фишки и раскрыл ящичек.
— Я знаю. Просто по-привычке поддался. Не играй с Асенат в полную силу. Она плачет, когда проигрывает.
Нен-Нуфер кивнула.
— Маат не одобряет притворства. Я научу Асенат выигрывать.
— Научи мою дочь быть женщиной. Это всяко важнее в общении с энсеби, чем игра в сенет.
Нен-Нуфер стойко выдержала взгляд Сети.
— Ты взял в свой дом жрицу Хатор, а не жрицу Бастет.
— О нет, я взял правильную жрицу. Служительницы Бастет завлекают нас телом, а шелка и краска сделают красивой любую. Да и не так много нужно нам, чтобы возжелать женщину. Но перед служительницами Хатор мы благоговеем и даже в мечтах страшимся возжелать ваши тела, хотя чего скрывать, глядя на ваши танцы, мы порой забываем, что пришли в храм.
Нен-Нуфер не опускала глаз, чувствуя, как фигурка Исиды врезалась в согретую вином грудь. А у Сети, возможно, то был далеко не первый фиал.
— Энсеби должен благоговеть перед моей дочерью, потому что телом ей тяжело будет соперничать с многочисленными наложницами и той же Никотрисой, которая будет стараться своей красотой удержать внимание повелителя.
— Я научу её писать, играть на флейте и танцевать. Это то, что в моих силах. Остальное, если на то будет воля Великой Хатор.
Сети вдруг протянул к ней руки, и Нен-Нуфер удивлённо уставилась на них.
— Позволь мне прикоснуться к тебе. Здесь много ушей, но нет глаз.
Его руки были совсем рядом, и чтобы он не коснулся груди, Нен-Нуфер поспешила вложить в его пальцы свои, и он крепко сжал их и притянул её к себе так близко, что почти коснулся губ.
— Ты умеешь хранить тайны, я знаю, — прошептал Сети, обдав её горячим дыханием, только жар вошёл в её тело холодом, заставив задрожать с головы до ног. — Я благодарю тебя за колесницу. Мой брат не умеет править лошадьми. Он вымещает на них свой гнев, и они это чувствуют.
— Это я была виновата, — пролепетала в испуге Нен-Нуфер. — Я сама бросилась под его колесницу.
— Нет. Всегда виноват возница. И всегда виноват мужчина, когда женщина забывает, что ей должно делать.
Сети отпустил её и хлопнул в ладоши. Нен-Нуфер не шелохнулась до появления слуг, забравших коробочку с сенетом и столик с оставшейся едой. Сети известно об их поцелуе. Быть может, не столько Асенат, сколько ей самой не велено появляться во дворце, где она может столкнуться с царевичем Райей. О, Великая Хатор, помоги маленькой Асенат в учении и забери верную тебе Нен-Нуфер в Фивы, подальше от всех соблазнов, которые несёт на эту тихую крышу дворцовая музыка.
— Я не хочу, чтобы энсеби знал, что Асенат в городе. Он тут же пожелает видеть племянницу. Я не знаю, насколько изменилась за год моя девочка, но, как я уже сказал, мне хочется, чтобы её детский образ полностью изгладился из его памяти. Ты должна следить за ней очень внимательно. Она изворотлива, как мальчишка.
Нен-Нуфер поклонилась, прижав к груди руку, и Сети продолжал:
— Ты верно устала, и я более не стану докучать тебе своим обществом. Позволь проводить тебя вниз.
Сети хлопнул в ладоши и, когда появившийся на крыше слуга погасил светильники, уверенно направился к лестнице, не подав гостье руки. Но Нен-Нуфер готова была оступиться в потёмках, только бы не чувствовать его рядом. Они спустились на второй этаж и замерли подле приготовленной для неё комнаты, напрямую соединявшейся со спальней Асенат. Тростниковую занавеску уже опустили, и только один светильник горел подле кровати. При их появлении молодая невольница поднялась с циновки и поклонилась сначала хозяину, затем гостье.
— Алоли будет прислуживать и тебе, и Асенат, — Сети на мгновение замолчал. — Скорее всего я не составлю тебе компании за завтраком, но ужинать мы будем уже втроём.
Он улыбнулся, но не ей, а образу дочери, который нарисовало ему воображение. В комнате повисла неловкая тишина. Алоли не смела подойти к Нен-Нуфер, пока хозяин оставался рядом, а тот слишком уж долго смотрел в темноту и молчал, а потом в раз спохватился и, не простившись, бегом спустился в нижний этаж. Тогда Алоли раздела гостью, и когда та скользнула под лёгкие простыни, бесшумно удалилась.
Нен-Нуфер сжала фигурку Исиды и начала жарко молиться, прося Великую Хатор уберечь её от встречи с царевичем. Сети постарается сохранить тайну её присутствия в своём доме не только от Его Святейшества, но и от младшего брата. Неужто их встреча так же томит царевича, как и её — иначе чего Сети тревожиться о её верности Богини? О, как же коварна Бастет — она закрывает глаза одним и открывает другим, но ни словом, ни жестом Нен-Нуфер не позволит Сети усомниться в верности избранного ею жреческого пути.
Утром после лёгкого завтрака, который служанка вынесла ей к пруду, где она сушила волосы после утренней ванны, Нен-Нуфер заглянула в соседнюю спальню, где всё было готово принять юную хозяйку. Кровать застелили свежими простынями, на крышке сундука лежали новые платья, а на столике — зеркало, которое держала кошкоголовая богиня любви, и она же венчала ящичек с краской и притираниями. Во втором сундуке, среди камушков и тростниковых лодочек, Нен-Нуфер отыскала флейту и вернулась с ней к пруду с лотосами. Здесь под навесом стояла скамейка, и сюда она планировала приходить с юной ученицей.
Время обеда наступило раньше, чем она проголодалась, и Нен-Нуфер попросила принести ей лишь финики. Здесь вдали от любопытных глаз она сумела внимательнее рассмотреть колени: кожа оставалась розоватой, но перестала быть скользкой. Теперь она не осквернит Богиню своим танцем, а ей стоит вспомнить его прежде, чем она возьмётся за обучение будущей царицы.
Нен-Нуфер разулась и, подтянув повыше колен платье, начала танцевать. Без цимбал трудно было сохранять ритм, но она старалась так, будто за ней следили глаза Его Святейшества. И в конце танца вдруг поняла, что за ней действительно следят, и вовсе не кошки. Только Сети, встретившись с ней на мгновение взглядом, молча направился в дом и вышел из него, лишь когда привратник поспешил к воротам. Нен-Нуфер трясущимися руками сцепляла ремни на сандалиях и просила у Хатор прощения за танец, и потом осталась в саду до вечера — пусть встреча с дочерью затмит в памяти Сети воспоминания об её танце прежде, чем они вновь останутся наедине.
И вот в распахнутые ворота въехала колесница, и с неё, когда возница ещё не остановил лошадей, спрыгнул высокий худой мальчишка. Нен-Нуфер подошла ближе и лишь тогда увидела на его груди небольшие бугорки, но талии у Асенат почти не было, и длинные худые ноги, торчащие из короткой юбки, всё ещё походили на две тростинки. С трудом верилось, что в её теле зародилась женская сила, но ведь не зря же эту девочку приготовили для ложа фараона.
Асенат стрелой бросилась к дому и обезьянкой повисла на отцовской шее. Сети попытался отцепить её, но не тут-то было — пришлось с долгожданной ношей прошествовать в зал. А Нен-Нуфер вернулась в тень беседки и доела финики. Не стоит мешать встрече отца с дочерью. Она останется здесь, пока её не призовут. Краска в тени не потекла, и тело не нуждалось в купании, да и ванна сейчас отдана Асенат, если девочка, конечно, променяет тёплые отцовские объятья на прохладную воду.
Однако долго гладить кошку не пришлось. За ней явился слуга и пригласил подняться на крышу. Солнце ещё красило вершины Великих Пирамид, но здесь уже горели светильники. Две прислужницы держали над креслами опахала, но в кресле сидел лишь хозяин дома. Асенат в чистой короткой юбочке стояла коленками на циновке, придавливая подбородком ногу отца. Волосы её едва прикрывали уши — видно, отращивать их стали совсем недавно. Асенат подняла на гостью глаза, но не отлипла от отца.
Сети представил Нен-Нуфер как жрицу Хатор, но без злого умысла, он только пытался сыскать ей авторитет у дочери. Та сначала никак не отреагировала на знакомство, но когда Нен-Нуфер села в кресло подле Сети, девочка протянула руку к блюду, стоящему рядом на циновке, взяла белый ломтик и всё так же молча опустила его на колени гостьи. Сети незаметно кивнул, и Нен-Нуфер поспешила принять предложенное, догадавшись, что это и есть кокос. Морщинка, которая залегла между ровных тёмных бровей девочки, говорила о том, что отец вынудил дочь поделиться любимым лакомством. Нен-Нуфер попыталась улыбнуться, как можно мягче, но не снискала ответной улыбки, зато почувствовала на себе пристальный взгляд Сети и теперь гадала, о чём думает хозяин дома, о её ли танце или же о неприветливости дочери.
В руках Нен-Нуфер незаметно появился полный фиал, и она увидела, что Сети наклонился, чтобы протянуть дочери такой же. Третье кресло оставалось пустым — видимо дочь не желала есть по-взрослому. Тяжело ей придётся с упрямой ученицей, но она исполнит всё, что велит фараон и Великая Хатор.
— … да живёт он вечно.
Нен-Нуфер вздрогнула и повторила за Сети „Да живёт он вечно“, поняв, что пропустила приглашение испить вина за здоровье Его Святейшества. Вино в этот раз показалось более терпким — его не следовало пить на голодный желудок, но Сети ведь не знал, что она пропустила обед. На этот раз на столике были только лепёшки и мясо. Должно быть, прошедшей ночью фараон осознал всю тяжесть предсказания, и потому нынешняя трапеза его была скромна, а, может, он вообще ничего не ел сегодня. Как и Сети, который уткнулся в фиал и не сводил глаз с дочери.