Кекемур оглох, в голове шумел страх и прилившая к лицу кровь. Он уже прижимал тело Нен-Нуфер к груди, , но тогда оно ещё не принадлежало фараону. И голос, который раздавался сейчас под сводами дворца, не принадлежал фараону. Это кричал обезумевший от страха супруг.
— Никого не впускать! — фараон отдавал приказы всем подряд, и плотная стена стражи встала у него за спиной у входа в царские покои. На крики, несмотря на поздний час, сбежались и прислужники, и придворные, , но фараон ничего не объяснял. Он бежал к конюшням, и за ним бежали все остальные. Только с конюшим он раскрыл рот, приказав немедленно вывести прогулочную колесницу, и наконец повернулся к дворцовой толпе:
— Я еду за Пентауром. К царице, кроме жреца Пта, никто не войдёт. Это мой приказ!
— Ты не можешь ехать сам!
Один из придворных набрался смелости ухватить его за юбку, , но тут же получил по руке кнутом.
— Прочь!
Ему уже вывозили колесницу. Ту, в которой он чуть не раздавил Нен-Нуфер. Сети ночевал у себя в доме, и не было лишней минуты, чтобы посылать за ним, а только брату он доверился бы сейчас, , а коли нет Сети, так он сам привезёт Пентаура!
Ворота уже распахнули, , но трубы молчали, не возвещая об отъезде фараона из дворца. Паника фараона передалась всем, даже страже у ворот. Он хлестнул лошадей, и колесница рванула с места. В храме тоже не успели открыть ворота. Фараон спрыгнул на землю и, оттолкнув храмовых стражников, побежал по аллее. И здесь не успели оповестить фанфарами о его приезде, , но два жреца всё же выбежали навстречу. Фараон, боясь, что те падут ниц, заорал ещё издалека:
— Где Пентаур?!
Жрецы рванули с места быстрее царских лошадей. И когда фараон добежал до башни, он уже слышал торопливые шаги жреца. Пентаур взглянул на фараона и закрыл глаза, , но тот схватил его за плечи и зашептал в лицо:
— Дитя мертво, слышишь?! Но её ты можешь спасти! Слышишь?!
Он за руку поволок жреца к воротам.
— Мне нужны инструменты! — кричал Пентаур на бегу.
— Всё будет!
Они бежали, как два загнанных льва, хотя ни у одного не развевался, подобно гриве, платок, оба потеряли их ещё у башни. Стражники, державшие лошадей, бросились врассыпную, и фараон чуть ли не закинул жреца в колесницу. Пентаур едва успел ухватиться за бортик, когда хлыст просвистел над его головой. У дворцовых ворот оба замерли, чтобы отплеваться от забившего рот и ноздри песка, а потом вновь понеслись по дворцовым переходам, как угорелые, и никто не рискнул встать у них на пути.
У стены стражников стояло трое врачей, , но их не впускали. Вооружённые кнутами юноши стойко закрывали уши на посылаемые им проклятья. Приказ фараона! — слышал в ответ каждый, кто пытался их усовестить, слыша крики царицы.
Пентаур вырвал ящик с инструментами у ближайшего врача и ринулся за фараоном в открывшуюся в стене стражников лазейку. Фараон пал на колени подле Кекемура. Юноша зажал Нен-Нуфер в кольцо рук, и та билась теперь головой ему в грудь. Фараон подхватил обессиленную царицу на руки и, велев Кекемуру убираться вон, опустил на кровать. Пентаур тотчас припал ухом к её животу.
— Я верно ошибся в расчётах! — прохрипел жрец. — Это смерть не царицы, , а ребёнка…
— Ты не ошибся, — пролепетала Нен-Нуфер, поднимаясь к воспитателю, и вновь со стоном повалилась на спину.
— Она мне не сестра, — закончил за неё фараон, — и потому ребёнок не мог быть наследником, за которого я платил бы матерью.
— Не сестра? — Пентаур даже выпустил запястье Нен-Нуфер, на котором прощупывал пульс.
— Да, я врал! — прорычал фараон, протирая ладонью лоб жены. — И заставил Ти подтвердить, что отец её дочери фараон, чтобы Нен-Нуфер оставила ради меня Хатор, и теперь Хатор наказывает меня! Но не её, слышишь? Сохрани ей жизнь, даже если она решит оставить меня.
— Я сделаю всё, что в моих силах, если на то будет милость Пта, — едва слышно сказал Пентаур, не склоняя перед фараоном головы. — Позови слуг.
— Сейчас я твой слуга. Никто не должен знать нашей тайны. Ты сам прекрасный врач, , а согреть воды и принести свежую простынь я сумею сам. Сохрани мне жену, слышишь?!
— Ты не должен видеть ребёнка, — настаивал на своём жрец.
— Я сделал многое, что не должен. И взять на руки мёртвого сына после всего не такой уж и грех.
— Если я сумею достать его целиком.
— У неё отошли воды, он должен родиться сам, насколько я смыслю в женской природе.
Фараон вновь склонился к Нен-Нуфер, когда она со стоном вцепилась в покрывало.
— Положи ей на лоб, — Пентаур протянул фараону смоченную в опиуме губку и одним рывком разорвал подол платья. Фараон отвернулся от жреца, глотая слёзы, готовый для себя самого попросить маковых зёрен, которыми успокаивают детей. Он слышал звон медицинских инструментов и страшился обернуться, да и смотреть в ныне спокойное лицо жены было куда приятнее, чем на окровавленные простыни в её ногах. В ноздри бил запах воскуренных жрецом смол, уши заполнял его тихий голос, шепчущий молитвы, и фараон не сразу расслышал приказ Пентаура.
— Надави на живот!
Фараон, обернувшись, увидел лишь покрытую испариной макушку жреца, склонившегося к поднятым коленям царицы. — Дави на живот! — повторил Пентаур нетерпеливо. — Я держу его голову. Ещё! Ещё! Как только я сумею выкрутить плечи, он свободен! Всё!
Даже когда Пентаур положил на покрывала склизкое тельце, фараон не сумел убрать рук, , а только сильнее надавил на пустой живот жены.
— Ступай в купальню и омой его, — Пентаур убрал нож, которым перерезал пуповину, и когда фараон не двинулся с места, добавил едва слышно: — Я понимаю, как это тяжело, , но и мне сейчас не легче, поверь мне.
— Я знаю и совсем не уверен, что мне дано любить её сильнее твоего.
Фараон бережно взял мёртвого сына на руки и, как слепой, нащупывая ногой каждую ступеньку, спустился в купальню. Холодная вода казалась кипятком, так обжигала она дрожащие руки. Бережно закутав ребёнка в полотенце, фараон остался сидеть на приступке ванны, пока к нему не спустился Пентаур, чтобы омыть руки.
— Время, — сказал он тихо, , но фараон не протянул ему ребёнка, только сильнее прижал к груди.
— Как долго Нен-Нуфер будет спать?
— Достаточно, чтобы сильная боль стихла. Потом я дам ей новое лекарство. Швы могут болеть с месяц, и пока ей лучше не садиться.
— Ты останешься при ней?
Пентаур покачал головой.
— Мне нужно вернуться в храм. Амени не справится без меня.
— А здесь не справлюсь я! — почти закричал фараон.
— Я не врач, повелитель. Я — жрец Пта, , но я дам наставления дворцовым врачам. Самое страшное позади, — он вновь протянул руки. — Отдай ребёнка.
Фараон склонился над младенцем и запечатлел на лбу поцелуй.
— Как скоро Нен-Нуфер проснётся? — повторил он вопрос. — Я бы очень хотел, чтобы она взяла на руки сына прежде, чем из него сделают мумию.
— Нынче слишком жарко, чтобы ждать. Да и не думаю, что Нен-Нуфер пойдёт это на пользу. Как и тебе. Отдай ребёнка! Дождись живого и положенного срока. Не гневи Богов, повелитель.
И фараон, в последний раз поцеловав сына, протянул неподвижное тельце жрецу и тут же отвернулся, чтобы не видеть, как тот тоже нагнулся к ребёнку с поцелуем.
— Умойся, повелитель, — сказал Пентаур, закрывая лицо ребёнка свободным краем полотенца. — Я велю сменить на кровати простыни. Сейчас царица не проснётся, если осторожно приподнять её.