Штурмовики сбросили бомбы и растянулись, набирая высоту, для второго захода. Я находился над ними, никуда не отвлекаясь. Звено Кудрявцева вело над Звенигородкой бой со второй четверкой "мессеров", которая рвалась к группе майора Терехина. На помощь к нему пошел Круглов. В наушниках то и дело слышались выкрики наших летчиков:
- Лешка, "мессер" в хвосте!
- Ваня, ты где там? Прикрой!..
И тут раздался торжествующий голос Перфилова, я узнал его сразу:
- Что, завоеватель, обеспечил себе жизненное пространство? Туда тебе и дорога!
- Кудрявцев! - раздался чей-то натужный голос. - Вон того, разрисованного, с червовым тузом, догнать надо! Не упусти, ишь вымазался, пугать вздумал!
Я еще раз посмотрел вверх и увидел самолет, штопором снижавшийся к земле. За ним, выписывая спираль, тянулся след дыма. С тревогой подумал: "Неужели наш?!" И тут же запросил по радио:
- Круглов! Как дела, наши все целы?
- Пока нормально, - ответил комиссар. - Еще одного фашиста сняли.
В наушниках раздался тревожный голос молодого летчика Сербина:
- Денисов! У меня бензин из правого крыла хлещет!
- Сербин! - опередил меня Круглов. - Это я, Круглов. Рядом с тобой иду. Сейчас гляну, что у тебя там...
Через минуту комиссар успокаивающе пробасил:
- Сербин! Струи бензина не заметил. Видно, горючим размягчило предохраняющую резину на баке, она и затянула пробоину. Когда сюда шли, ты видел аэродром, где стояли наши "лавочкины"?
- Да, у лесочка...
- Точно. Вот у них в крайнем случае и сядешь. Тем временем воздушный бой закончился. Атаки "мессершмиттов" были отбиты. Когда повернули домой, рядом со мной оказалась машина комиссара. Я взглянул на его "як" и ахнул: на крыльях, на фюзеляже рваные осколочные дыры, пулевые пробоины... Было хорошо видно, с каким трудом Василий Федорович удерживает самолет в воздухе. Я подумал: "Вот человек! Сам еле висит на простреленных крыльях, а еще подбадривает и меня и Сербина..."
- Денисов! - услышал я напряженный голос летчика Тимофеева. - Тут Ил-2 лейтенанта Карпова подбили. Отстает от группы. Что делать?
Я немедленно подвернул к штурмовику, летевшему сзади всех, запросил:
- Карпов! Как, тянешь еще или невтерпеж? Учти, под нами фашисты.
- Тяну, тяну! - ответил Карпов. - Мотор, правда, стреляет, но буду идти, пока винт крутится!
- Ну и молодец! Тимофеев, проследи за ним, далеко не уходи.
Мы прошли над окруженной вражеской группировкой. Штурмовики, догоняя своего ведущего, тоже шли домой. Я ходил над ними. Майор Круглов со своим напарником все так же летел неподалеку от меня. Я с тревогой посматривал по сторонам. Меня беспокоила та первая четверка "мессеров", атаку которой я сорвал. Куда она подевалась? Эта мысль не давала покоя. Не могли фашисты простить нам этого. Я был уверен: далеко они не ушли, рыщут где-то рядом, ждут удобного момента для атаки. Обнаружить их вовремя очень трудно: вражеские истребители окрашены в белый цвет и если идут внизу, то сливаются со снегом, а если наверху, то заметить их мешает яркое солнце.
И вдруг снизу крутой "горкой" на большой скорости вынырнули три "мессершмитта"! Передний словно учуял, что Круглов подбит, и мгновенно пристроился к нему в хвост.
- Василий Федорович, у вас в хвосте "мессер"! - закричал я.
Круглов рванулся влево. Я пошел фашисту наперехват, но тот опередил меня на какие-то доли секунды и дал очередь. Самолет комиссара задымил. Я передал своему заместителю:
- Рябов! Иди с "илами" домой. Круглова подбили, я посмотрю за ним.
Подхожу к Круглову поближе. За его "яком" тянется черный след.
- Василий Федорович, горишь! Прыгай!..
Для того чтобы покинуть самолет, надо сначала сбавить скорость. Круглов убрал газ и резко пошел вверх. Затем его объятая пламенем машина легла на спину и от нее отделился черный комочек.
Выпрыгнул наш комиссар примерно в трех километрах от окруженных фашистов. Ветер, на беду, был восточный, и парашют сносило в сторону врага. Круглов, конечно, понимал, чем ему это грозит, и что было сил тянул за стропы, стараясь подскользнуть ближе к своим. Временами ему это удавалось, однако новый порыв ветра сводил на нет все его усилия. Забыв, что он не слышит уже меня, я отчаянно кричал:
- Василий Федорович, миленький, ну, еще, еще немножко!..
Пришла вдруг сумасшедшая мысль: а что, если подцепить парашют крылом моего истребителя и подтащить к своим?!
Я сделал еще один круг, пройдя над тем местом, куда снижался Круглов, но ничего не заметил. Комиссар уже приземлился. Куда он сел, к своим или в стан врага, понять было трудно.
Потом я взглянул на бензомер, и мурашки поползли по коже: стрелка покачивалась возле нуля! Мелькнуло: "Неужели не дотяну? Неужели и мне придется садиться у фашистов?.."
Лечу, а сам приглядываю по пути площадку поровнее, вдруг да на самом деле вынужденная посадка будет. И все же до своего аэродрома дотянул. Только над полем затарахтел мотор "яка": бензин кончался. Высота была две тысячи метров. Я срезал круг, перед самой землей выпустил шасси и тяжело плюхнулся поперек аэродрома. Вздымая снежные вихри, самолет запрыгал на неровностях и, врезавшись в большой сугроб, остановился.
До последней минуты я действовал уверенно и спокойно, но, когда машина замерла, у меня сдали нервы. Не сразу заметил, что по лицу текут слезы.
Подъехала санитарная машина. На крыло моего "яка" вскочил полковой врач. Глянув на меня, с беспокойством спросил:
- Что с тобой, Денисов? Ты не ранен?
- Нет, доктор, не ранен, - выдавил я и, когда спазма отпустила горло, с тоской сказал: - Нашего комиссара сбили...
Я снял парашют, спрыгнул на землю и через силу глянул на капонир, где совсем недавно стоял самолет Круглова. Там теперь стояли механик, моторист и оружейник, которые обслуживали его машину. Они выжидательно смотрели в мою сторону, но я не мог сейчас подойти к ним, рассказать о случившейся беде так было тяжело на сердце.
На санитарной машине я подъехал к штабной землянке. У входа, с нетерпением поджидая меня, стояли командир полка и начальник штаба. Я коротко рассказал, как был сбит комиссар. Дерябин побледнел, низко опустил голову. Справляясь с минутной слабостью, поиграл тугими желваками.
- Уж лучше смерть, чем плен, - сказал он глухо и, по-стариковски сгорбившись, шагнул через порог землянки.
В полку тяжело переживали эту потерю. Вечером в столовой все разговоры были только о Круглове. Командир второй эскадрильи Антонов сказал:
- Не дай бог приземлился у них. Окруженные фашисты до того озверели на допросе душу вырывать будут...
- Да может, еще вернется! - ненатурально бодрым голосом сказал капитан Чернобаев. - На войне каких чудес не бывает. Помните, как над Белгородом Лешку Тараканова сбили? Думали - все, пропал парень. Если не погиб, то попал в лапы к немцам. А он на третий день является, живой и невредимый!
...Утром я не узнал Дерябина: лицо потемнело, глаза ввалились - будто на десяток лет постарел человек. Начальник штаба потом рассказывал, как убивался Иван Федорович по своему боевому другу. Зашел к нему в землянку, а Дерябин ходит из угла в угол, места себе найти не может.
- Что, Иван Федорович, - с беспокойством спросил начальник штаба, нездоровится?
Дерябин горько вздохнул:
- Понимаешь, Александр Васильевич, всю ночь не спал, кошмары замучили. Вчера весь вечер о нем говорили, и ночью он мне снился. То будто слышу его голос, вроде зовет меня, то знакомое покашливание чудится и даже шаги. Проснусь, взгляну на койку - стоит рядом, у стены, пустая... На стеке сиротливо висит его шинель...