Корабли и бригады морской пехоты в боях за Ленинград. Решение генерала Г. К. Жукова. Последний штурм города. Морская артиллерия обрушивает на врага лавину огня. Железнодорожная артиллерия в боевых порядках войск. Отказ противника от дальнейшего наступления. Балтийские авиаторы защищают небо Ленинграда и Кронштадта.
15 сентября на участке 42–й армии вновь перешли в наступление четыре дивизии противника, поддерживаемые авиацией. Ценою больших потерь им удалось потеснить наши 10–ю и 11–ю стрелковые дивизии на рубеж окраины поселка Володарского — южной окраины Урицка.
Для усиления обороняющихся войск из военных моряков была сформирована 6–я бригада морской пехоты под командованием полковника Ф. Е. Петрова (военком батальонный комиссар П. Я. Ксенз) численностью более 8000 человек. Чтобы вооружить бригаду, пришлось снять пулеметы с кораблей «Марти», «Онега» и катеров, находящихся в ремонте. Спустя считанные дни, не закончив по — настоящему формироваться, бригада выступила на фронт, имея задание во взаимодействии с 6–й дивизией народного ополчения оборонять полосу железной дороги, совхоз «Южный массив», Фарфорово, Волково, Смоленское. На этом рубеже дрались морские пехотинцы 1–й бригады и бойцы 21–й стрелковой дивизии НКВД.
Совместными усилиями моряки, ополченцы, пехотинцы отбивал» упорные атаки врага, наступавшего через поселок Володарский и Сосновую поляну к Финскому заливу. Здесь находился последний рубеж обороны, далее шел непосредственно город, и его защитники стояли насмерть. В это время в командование войсками армии вступил генерал И. И. Федюнинский, с именем которого связано немало славных страниц обороны Ленинграда.
Для того чтобы ослабить натиск врага на Ленинград, командующий фронтом генерал Г. К. Жуков решил нанести фланговые контрудары силами 8–й и 54–й армий. Войска 54–й армии должны были предпринять наступление на Мгу и Шлиссельбург со стороны Волхова. Командующему 8–й армией было приказано оставить на участке Керново — Терентьево прикрытие из частей армии; бригады морской пехоты отвести на ковашинскую позицию, а 191–ю и 281–ю стрелковые дивизии и 2–ю дивизию народного ополчения сосредоточить на левом фланге и нанести удар по врагу в направлении Володарского и Красного Села. Из состава же 8–й армии по приказу командующего две стрелковые дивизии (125–я и 268–я) выводились в резерв фронта. Их в кратчайший срок предстояло перевезти вместе с 47–м полком корпусной артиллерии в Ленинград.
В связи с этими решениями командующего фронтом плотность войск 8–й армии на ораниенбаумском плацдарме становилась меньше, и это тревожило Военный совет флота. Ведь от удержания плацдарма зависела безопасность движения кораблей между Ленинградом и Кронштадтом. Но как бы то ни было мы активно включились в решение поставленных командующим фройтом задач. 16–18 сентября флот перевез из Ораниенбаума в Ленинград 125–ю и 268–ю стрелковые дивизии, а 19–29 сентября — 47–й полк корпусной артиллерии, а также строительные батальоны как резерв фронта; все части перебрасывались вместе с боевой техникой, автомобильным и конным транспортом. Для перевозок было выделено свыше семидесяти кораблей и транспортов. С воздуха их непрерывно прикрывали полтора десятка истребителей 61–й авиабригады флота. Отход войск обеспечивала тяжелая артиллерия «Красной Горки», противовоздушную оборону осуществляли части 2–го зенитного полка ПВО флота, которые отбили все атаки противника. За короткий срок из Ораниенбаума в Ленинград было перевезено около 16 тысяч человек, 180 крупных минометов, 270 тонн боезапаса, кроме того, эвакуировано 17 тысяч раненых; потерь у нас не было.
Утром 16 сентября противник возобновил наступление в полосе войск 42–й армии. Особенно ожесточенными были бои в Володарском, Урицке и перед Пулковскими высотами. Артиллерия флота с максимальной скорострельностью, не жалея боеприпасов, била по местам сосредоточения живой силы и техники, командным и наблюдательным пунктам, по глубоким резервам врага. Некоторые населенные пункты. переходили из рук в руки по нескольку раз. Противнику удалось захватить Урицк, он вплотную подошел к Ленинграду на приморском направлении, выйдя к побережью Невской губы между Стрельной и Урицком. Войска 8–й армии и части флота на ораниенбаумском плацдарме оказались отрезанными с суши.
17 сентября бои велись с еще большим напряжением. В этот день шесть вражеских дивизий — 254–я, 291–я, 1–я, 58–я пехотные, 36–я моторизованная и 1–я танковая — при поддержке авиации предприняли попытку прорваться к Ленинграду с юга.
Изготовившись к нанесению контрудара, войска 8–й армии перешли 19 сентября в наступление в направлении Красного Села. Однако враг силами четырех дивизий остановил наши войска и сам начал наступать, пытаясь ликвидировать приморский плацдарм. Войска 8–й армии отступили к окраине Старого Петергофа.
Тем не менее наше наступление сыграло свою роль: продвижение' войск врага на ленинградском направлении приостановилось. На участке 42–й армии наши части закрепились на рубеже Лиго- во — Нижнее Коврово — Пулково.
Все эти дни во исполнение приказа командующего фронтом с максимальной нагрузкой использовалась артиллерия флота. Крейсер «Максим Горький» (командир капитан 1 ранга А. Н. Петров), например, выпускал каждый день от 85 до 285 снарядов 180–миллиметрового калибра по батареям и пехоте врага. Это были необычные для корабельной артиллерии стрельбы. Орудия стреляли по сути дела прямой наводкой. Артиллеристы видели в свои прицелы танки, автомашины, солдат противника. И снаряд за снарядом'взрывались в боевых порядках гитлеровцев.
Крейсер тоже подвергся обстрелу. 16 сентября в него попал один снаряд, на другой день — четыре: два снаряда пробили верхнюю палубу и надводный борт, третий угодил в трубу, четвертый в надстройки. Возникшие пожары были быстро ликвидированы. Потери личного состава: убито 7, ранено 28 человек.
Командир корабля Анатолий Николаевич Петров (ныне вице — адмирал) в своих воспоминаниях об этих днях пишет: «Крейсер «Максим Горький» с начала сентября находился на огневой позиции в торговом порту. С ходового мостика я имел возможность в эти дни наблюдать бои, развертывавшиеся на западных подступах к городу на суше, в воздухе и на море. Кольцо вокруг города сжималось. Об этом свидетельствовали данные наших артиллеристов. Если первые залпы крейсер вел на дистанции тридцать с лишним километров, то уже в середине сентября дистанция сократилась до 15–20 километров и продолжала уменьшаться. Враг подходил вплотную к Ленинграду. 17 сентября противник усилил обстрел наших кораблей, находившихся в торговом порту. Несколько попаданий получил крейсер «Петропавловск». Первый снаряд разорвался и на нашем корабле. Днем 18 сентября из боевой рубки нашего крейсера, ведущего огонь по району Красного Села, было видно, как разгораются пожары на «Петропавловске». Пушки его смолкли, на корабле возникали взрывы. Фашисты перенесли огонь на «Максим Горький».
Долгое время батареи врага не могли нас накрыть. Снаряды рвались на берегу, в воде, в воздухе, но в корабль не попадали. Понимая, что крейсер все же скоро нащупают, лихорадочно пытаюсь определить, откуда ведут огонь батареи врага. Но увы! Ни сигнальщики — глаза корабля, ни артиллеристы, располагающие сильными дальномерами, не могут обнаружить стреляющие батареи. Вероятно, они расположены на южных обратных склонах холмов в районе Красного Села. Враг был невидим и лишал нас возможности ответить огнем на огонь.
А снаряды продолжали рваться вокруг крейсера. Вскоре одно попадание, второе, третье… Артиллеристы просят разрешение открыть ответный огонь. Но куда стрелять? Где батареи? Доклады вают, что кто‑то выдел дымки выстрелов. Но данные так приблизительны, что дать разрешение на стрельбу не могу: надо экономить боезапас.
Меняем огневую позицию. Подгоняемый и сопровождаемый всплесками от рвущихся вокруг снарядов, «Максим Горький» отошел от Хлебного мола и на довольно большой скорости задним ходом пересек акваторию торгового порта. Корабль укрылся от немецких наблюдателей — корректировщиков в Гутуевском ковше. Этот сложный маневр был осуществлен без всяких аварий благодаря отличной выучке машинной команды крейсера, возглавляемой старшим инженер — механиком П. П. Газиным.
С наступлением темноты крейсер опять вышел на огневую позицию… Приходилось тяжело, из крупных кораблей только он остался на виду у врага в торговом порту. За ним началась своеобразная охота. Длительное время она не приносила врагу успеха, так как я старался чаще менять огневые позиции, занимая каждую только на время, необходимое для стрельбы. Но вот крейсер получил несколько попаданий. Старший артиллерист доложил, что фашисты подняли над Красным Селом аэростат с наблюдателем, который и корректировал огонь наземных батарей.
Тут снова я принял необычное решение. Хотя расход боезапаса строго лимитировался, я приказал дать несколько «внеплановых» залпов по корректировщику. После пятого залпа «пузырь», видимо, оторвавшись от привязи, взмыл вверх и исчез…»
Больше досталось «Марату», который вел огонь по батареям, моточастям и живой силе противника, выпуская в день по 150, 200 снарядов 305–миллиметрового калибра. Огнем своих 12–дюймовых орудий линкор неоднократно накрывал колонны врага, двигавшиеся по Приморскому шоссе. Пожалуй, ни один корабль не наносил фашистам такого урона. Противник решил расправиться с грозным линкором. 14 сентября в «Марат» попало два снаряда — в трубу и в люк жилой палубы. Потери и повреждения были незначительные. 15 сентября три снаряда попали в 12–й и 14–й казематы. 16 сентября в результате двух попаданий из строя вышла батарея носовых автоматов, начал гореть боезапас. Лишь благодаря мужеству личного состава взрыва не последовало. Одновременно налетело 23 вражеских самолета, три сброшенных ими бомбы по 250 килограммов весом, упав на корабль, разрушили большую кают — компанию, салон командира, были затоплены кормовые коридоры гребных валов правого борта, кормовые дизеля, румпельное отделение, правый холодильник. За день в корабль попало 24 снаряда и три авиабомбы. Потери в экипаже составили 27 убитых, 61 раненый. «Марат» вынужден был сняться с якоря и уйти из торгового порта по Морскому каналу в Кронштадт.
На смену «Марату», которого пришлось поставить к причалам на ремонт, из Кронштадта вышел линейный корабль «Октябрьская революция» под командованием контр — адмирала М. 3. Москаяенко. «Вступили в полосу жестоких боев, — говорится об этих днях в истории линкора «Октябрьская революция», — стреляем каждый день». С 5 сентября по 22 октября 1941 года корабль провел более 100 стрельб. Артиллеристы уничтожали фашистские батареи, вели огонь по живой силе и технике. Противник прилагал все усилия, чтобы уничтожить корабль с воздуха, но зенитчики отбивали его атаки.
Крейсер «Петропавловск» (командир капитан 2 ранга А. Г. Вани- фатьев, артиллеристы В. А. Сычев, В. С. Елагин), ведя огонь с открытой позиции у Угольной пристани, нанес большой урон танковым и моторизованным колоннам противника. Только за 1518 сентября он израсходовал 676 снарядов 203–миллиметрового калибра. Последние стрельбы велись с дистанции 4 километра.
17 сентября крейсер подвергся сильному обстрелу, было 52 прямых попадания снарядов в боевую рубку, электростанцию, котельное отделение, радиорубку. Возникли сильные пожары, взорвались цистерны с соляром. «Несколько снарядов, — пишет артиллерист крейсера (ныне инженер — капитан 1 ранга запаса) Я. Грейс, — угодило в помещение электростанции корабля. Командир дивизиона инженер П. И. Кудрявцев организовал тушение пожаров и заделку пробоин, но они были таких размеров, что имеющимися средствами заделать их не удавалось. Вода быстро поступала, всем было приказано покинуть помещение электростанции. Корабль остался без энергии, насосы не работали». Внутрь корабля проникло много воды, с креном восемь градусов он сел на грунт. Экипаж пришлось снять… Позже, когда обстановка под Ленинградом изменилась, аварийные отряды заделали пробоины, откачали воду и вывели крейсер из торгового порта. Его орудия еще не раз громили вражеские войска.
На направлении действий войск 55–й армии, не допуская переправы врага через Неву, вели огонь миноносцы «Стройный», «Строгий», канонерские лодки «Красное Знамя», «Сестрорецк», «Зея». На других направлениях, от кронштадтских рейдов до Ивановских порогов сражались с врагом артиллеристы крейсеров «Максим Горький», «Киров», лидеров «Ленинград» и «Минск», эскадренных миноносцев «Сильный», «Сметливый», «Грозящий», «Опытный», «Стерегущий», канонерских лодок «Кама», «Москва», «Волга», «Амгунь», «Вирсайтис». Многие корабли находились в нескольких километрах от переднего края, с командных мостиков были видны вражеские танки.
Личный состав кораблей проявлял исключительную самоотверженность и стойкость, выполняя свою боевую работу под вражеским артиллерийским обстрелом и атаками с воздуха. Во время ожесточенной пушечной дуэли у борта лидера «Ленинград» разорвался снаряд. На палубе загорелся заряд, подготовленный для очередного залпа. Пожар и взрыв грозили гибелью всего корабля. Это видел тяжелораненый командир одного из орудий старшина 1–й статьи Василий Кузнецов. Напрягая последние силы, он дотя нулся до горящего заряда и пополз с мим к борту. На старшине горела одежда, но он думал только о том, как добраться до борта корабля и сбросить в воду заряд. Перед смертью последними словами Кузнецова были: «Спасайте корабль». Мужественный воин до конца выполнил свой долг перед Родиной. Он был посмертно награжден орденом Отечественной войны.
Истории многих боевых кораблей изобилуют примерами напряженного ратного труда их экипажей и боевых расчетов. Из штаба фронта в те дни поступали в Военный совет флота сообщения, в которых отмечались славные боевые дела железнодорожных батарей, которые полностью себя оправдывали и своей боевой деятельностью в напряженные дни обороны Ленинграда умножали героические дела балтийцев. Они появлялись в самых неожиданных местах и огнем дальнобойных орудий наводили панику среди врагов, уничтожали пехоту и технику противника.
В составе одного из артполков 55–й армии действовали железнодорожные батареи старших лейтенантов В. А. Глухарева, А. В. Ко- пейко, А. И. Молостова. Их личный состав проявил в боях высокое мужество и стойкость. У станции Александровской батарея
А. И. Молостова оказалась без охранения. Враг решил окружить и захватить ее. Немецкой авиации удалось разбомбить полотно дороги и таким образом отрезать батарее путь отхода. Под непрерывным огнем вражеской артиллерии и минометов комендоры прямой наводкой отбивали атаки. В ход пустили пулеметы. Тем временем было восстановлено полотно железной дороги, орудия вывезли из кольца окружения.
Батарея А. В. Копейко наносила большие потери врагу у станции Капралово. Благодарность начальника артиллерии армии заслужила 18–я батарея. Отлично воевали в сложной обстановке под Красногвардейском и Красным Селом морские батареи И. М. Бе- локриницкого, П. И. Антощенко, В. С. Мясникова, И. Ф. Вовка. Особенно тяжелые бои вела 11–я отдельная железнодорожная батарея. Она громила врага в районе Ивановского, Сабека, била по переправе вражеских войск через реку Луга, сражалась за ораниенбаумский плацдарм. При отражении сентябрьского штурма мощные 356–миллиметровые орудия батареи выпустили по врагу 568 семьсоткилограммовых снарядов. Во время корректировки огня по пехоте врага в районе деревни Александровка у города Пушкино погиб командир батареи Николай Мазанов, мужественный, грамотный и инициативный офицер. Еще в финскую кампанию по предложению Мазанова батарею использовали для разрушения железобетонных укреплений линии Маннергейма. С первых дней Великой Отечественной войны она в непрерывных боях.
Всего на ленинградском железнодорожном узле маневрировали в зависимости от обстановки, сосредоточивая огонь на нужных направлениях, двадцать железнодорожных батарей 356- и 130–миллиметрового калибра. Каждая из них была грозной силой, умело использовавшейся командованием для отражения вражеского наступления.
Для поддержки войск 8–й, 23–й, 42–й, 55–й армий с максимальной нагрузкой использовались также стационарные батареи морского полигона, Ижорского и Кронштадтского секторов береговой обороны, находившиеся на своих постоянных позициях.
Мне хочется особо отметить боевые дела морских батарей, установленных на Дудергофских и Пулковских высотах, которыми командовали молодые командиры Иванов, Кодола, Клобуков. В грозные дни и ночи сентябрьского наступления они громили места скопления фашистских войск в Кипени, Скворицах, Высоцком, Лампалово. 11 сентября батарейцы занесли на свой счет одиннадцать вражеских танков, уничтоженных в районе Никола- евки.
Девять орудий «Авроры», установленные на участках протяженностью 14,5 километра от Вороньей горы (Дудергоф) до Глиняной горки (Пулково), составляли отдельную батарею, созданную еще в июле 1941 года. Командовал ею старший лейтенант Дмитрий Николаевич Иванов, член Коммунистической партии с 1940 года, воспитанник Черноморского военно — морского артиллерийского училища.
В одну из сентябрьских ночей, проверяя готовность батареи, Иванов столкнулся с разведкой (противника и был ранен. Он сумел добраться до своего командного пункта и объявил тревогу. Артиллеристы приготовились к бою. Он начался утром. По огневой позиции батареи била вражеская артиллерия, ей помогали самолеты, наступали танки, за ними шла пехота. Орудия «Авроры» обрушили сотни снарядов на фашистские войска, рвущиеся к Ленинграду.
Можно без 'преувеличения сказать, что в самый критический момент обороны города артиллерия фронта и флота сыграла очень важную роль в отражении штурма. На приморском участке фронта она была главной огневой силой. Это подтверждается цифрами. Около 400 стволов корабельной, стационарной и железнодорожной артиллерии в сентябре открывали огонь по противнику 2165 раз, выпустив 25 792 снаряда от 100- до 406–миллиметрового калибра — 1858 тонн металла (для сравнения: в августе был израсходован 1531 снаряд, в октябре—14094, ноябре— 18 671, декабре — 11 820).
Флагманские и дивизионные артиллеристы корабельных соединений Н, Э. Фельдман, Д. Д. Чистосердов, А. А. Сагоян, Н. И. Федосов, А. П. Кухта, Г. Н. Склизкой, А. С. Федоров, М. Г. Левин, командиры артиллерийских боевых частей крупных кораблей И. А. Яхненко, К. П. Лебедев, Л. В. Бредун, И. Ю. Шварцберг, B. А. Сычев, В. С. Елагин, Ю. Г. Юлинец, С. А. Волков, командиры береговых и железнодорожных артиллерийских дивизионов
C. С. Кобец, Е. А. Проскурин, Г. Г. Кудрявцев, А. И. Берг, В. Т. Румянцев, командиры дивизионов кронштадтских и ижорских диви зионов, научно — исследовательского морского артиллерийского полигона — все они умело организовывали боевую работу, в трудные дни защиты Ленинграда показали хорошие знания своего дела.
В результате героического сопротивления воинов Ленинградского фронта и моряков Краснознаменного Балтийского флота враг был остановлен. 19 сентября он предпринял последнюю крупную попытку штурмом сломать нашу оборону, но, как и прежде, безуспешно[64].
За время сентябрьского штурма сжалось вражеское кольцо вокруг Ленинграда. С выходом противника в район Лигово, Володарского, Стрельны, Петергофа было перерезано сообщение по Приморскому шоссе с Ораниенбаумом, теперь все перевозки для войск 8–й армии и частей флота в Кронштадт и Ораниенбаум можно было осуществлять только водным путем и в ночное время. Противник мог вести артиллерийский огонь по улицам Кронштадта и Ораниенбаума.
Обстановка на ораниенбаумском плацдарме оставалась критической до конца сентября. И вдруг разведчики донесли, что немцы возле Гостилиц зарываются в землю! Были видны массовые постановки противотанковых мин и проволочных заграждений. Сомнения исчезли, когда аналогичные сообщения стали поступать с других участков обороны Ленинграда. Да, буквально перед фронтом обороны Ленинграда, на всем ее протяжении гитлеровцы создавали укрепленный рубеж, предназначенный препятствовать наступлению советских войск. Они переходили к длительной обороне…
9 мая 1961 года неподалеку от Ломоносова открыт памятник. На нем надпись «На этих рубежах в 1941–1943 годах воины Ленинградского фронта и моряки Балтийского флота в жестоких боях с немецко — фашистскими захватчиками отстояли приморский плацдарм. Отсюда и со стороны Пулковских высот в январе 1944 года начался разгром врага, завершившийся освобождением Ленинграда от блокады. Вечная слава героическим защитникам Ленинграда!»
Боевая жизнь флота в сентябрьские дни 1941 года будет неполной, если не рассказать о действиях балтийских авиаторов в небе Ленинграда. Когда фашисты начали наступление, авиация флота была задействована на поддержку войск 42–й армии.
Боевые возможности нашей авиации использовались с максимальной отдачей. Только за 9—18 сентября было совершено 1274 боевых вылета, из них около двух третей — для помощи войскам 42–й армии. Наиболее напряженно работали авиаторы 3 сентября, когда они сделали 241 боевой вылет: 5–го—159, 8–го—179, 9–го260, 10–го—234, 11–го—245, 12–го—160, 13–го—131, 16–го—284, 17–го—162 вылета.
Морские летчики вместе со своими товарищами по боевой работе, фронтовыми авиаторами, наносили удары по войскам и технике врага, барражировали над полем боя, совершая в день по четыреч! ять боевых вылетов. Кроме бомбардировочной и штурмовой авиации для ударов по фашистским войскам широко привлекались истребители. Используя мелкие осколочные бомбы, зажигательные средства, пулеметы, реактивное оружие, они с успехом атаковали войска противника и даже танковые части, восполняя недостаток бомбардировщиков и штурмовиков. Летчики — бал- тийцы насмерть дрались с фашистскими стервятниками в небе Ленинграда. Когда обозначился провал замысла молниеносного овладения Ленинградом, фашисты решили попользовать мощь своей авиации для систематического разрушения города и деморализации населения.
Вечером 8 сентября авиация противника произвела ожесточенный налет на промышленные объекты и жилые кварталы города. Были сброшены тысячи зажигательных бомб с горючей смесью, вспыхнуло более двухсот крупных пожаров. Деся’гки тысяч бойцов, моряков, жителей вступили в борьбу с огнем. К исходу следующего дня самолеты врага повторили массовый налет на город, еще не оправившийся от первых пожаров и разрушений. Тяжелые бомбардировщики сбрасывали огромные фугасные бомбы, от которых мгновенно рушились многоэтажные дома. Погибло много гражданского населения. В последующие два дня налеты носили еще более ожесточенный характер.
В эти дни совершил свой подвиг лейтенант комсомолец А. Я. Щербинин. В одном из воздушных боев вражеский истребитель поджег его самолет Ил-2. Создалось безвыходное положение. В этот момент он увидел, что вражеский истребитель заходит в атаку на самолет его товарища. Щербинин направил горящий самолет на фашистский истребитель и ценою своей жизни спас боевого друга. Подвиг Александра Яковлевича Щербинина навечно вошел в летопись суровых схваток с врагом за небо Ленинграда.
Авиацией флота все годы войны командовал генерал Михаил Иванович Самохин. Хочу рассказать об этом замечательном военачальнике подробнее. Окончив Качинское авиационное училище, он за годы напряженной военной службы в авиации Черноморского флота прошел путь от рядового летчика до командира бомбардировочного полка. Во время финской кампании Самохин являлся уже заместителем командующего ВВС Балтийского флота. Когда началась Великая Отечественная война, Михаил Иванович вскоре самостоятельно руководил боевым использованием флотской авиации, с большой энергией доукомплектовывал ее полки машинами, техникой, оружием, готовил кадры, укреплял тыл. На нем лежала огромная ответственность, и он делал все для того, чтобы наши самолеты в любой час дня и ночи могли подняться на встречу врагу и бить его без промаха. Самохин обладал для этого разнообразного труда незаурядными способностями, немалым опытом.
В обстановке ошеломляющих событий начавшейся войны, круто изменившей весь уклад нашей жизни, рельефнее обнаруживались достоинства и недостатки людей. У Самохина достоинств оказалось больше, чем недостатков. При вынужденном отступлении наших войск кораблям Балтийского флота было куда отходить: на востоке имелись гавани неприступного Кронштадта, оборудованные заводские причалы, доки, мастерские в устье Невы. Флотская же авиация, потеряв аэродромы с разнообразным наземным оборудованием и складами, ничего готового взамен получить не могла. Впору было приуныть, но у генерала Самохина, наоборот, прибавилось энергии; под его руководством наскоро воссоздавались аэродромы, склады топлива и боезапаса, ремонтные мастерские, учебные пункты, служба погоды на новых трассах и т. д., и наши авиаторы продолжали драться.
В короткие перерывы между боями летчики часто встречали своего командующего, вместе с ним разбирали боевые полеты, с интересом слушали его замечания, советы, указания.
Сначала руководство ВВС держалось принципа располагать аэродромы возможно ближе к фронту и местам базирования флота, при условии, конечно, что будет исключен постоянный обстрел самолетов вражеской артиллерией. Но при этом наши летчики не имели необходимой свободы маневра, не могли скрытно подготавливать удары с воздуха. Поэтому было принято решение вынести за пределы Ленинградской области аэродромы прежде всего минно — торпедной авиации. Хотя создание новых пунктов базирования с элементарно сносными условиями для боевой деятельности авиации требовало напряженнейшего труда и времени, мы пошли на это. Дело усугублялось еще и тем, что в 1941 году очень рано началась зима. Существенное значение имел выбор участков для развертывания аэродромов. Конечно, на первых порах не приходилось думать о бетонированных или асфальтированных взлетно- посадочных полосах — мирились с естественными грунтами даже для тяжелых машин.
Хорошо помогал генералу Самохину начальник штаба ВВС флота полковник Дмитрий Иванович Сурков. Опытный штабист, он ни дня ни ночи не знал покоя, обеспечивал командующему надежную постановку боевых задач. Сурков прекрасно сочетал в себе хорошее знание штабной службы и организаторские способности. Этот замечательный командир погиб в начале 1942 года в Новой Ладоге при выполнении боевого задания.
Хорошо знал я и военкома ВВС флота бригадного комиссара Леонида Николаевича Пурника. Он был участником гражданской войны, познал все тонкости партийно — политической работы еще во время службы военкомом тяжелой бомбардировочной эскадрильи ВВС Тихоокеанского флота. Леонид Николаевич обладал даром рассказ — чика и умел заряжать людей оптимизмом. С первых дней Великой Отечественной войны Л. Н. Пурник появлялся там, где было трудно, пламенным большевистским словом воодушевлял летчиков и техников на выполнение боевых задач. У него был большой авторитет на флоте. флотская авиация должна была особое внимание уделять защите кораблей от налетов врага. Так как корабельная артиллерия играла крупную роль в отражении сентябрьского штурма, противник сосредоточил за счет других участков фронта на какой‑то период максимум усилий своей авиации с целью уничтожения наших кораблей, в первую очередь крупных. Положение создавалось тяжелое, из‑за узкостей и малых глубин корабли не могли маневрировать, уклоняться от атак пикировщиков.
Первый налет на Кронштадт был совершен 19 сентября группой в 15 самолетов. Бомбы упали в Средней гавани, районе Морского завода и Морского госпиталя. Повреждения были незначительными, зенитная артиллерия и истребители не дали самолетам противника прицельно бомбить корабли. Небольшая группа вражеских самолетов нанесла удар по гавани Ораниенбаума, где находился краснознаменный крейсер «Аврора». Бомбы рвались в нескольких метрах от борта, осыпая корабль градом осколков. Интенсивный огонь оставшихся на крейсере зенитных орудий заставлял врага беспорядочно сбрасывать бомбовый груз.
Через несколько дней фашисты повторили удар по «Авроре». От разорвавшейся бомбы на крейсере возник пожар. Как ни самоотверженно боролся личный состав с огнем и водой, поступавшей через большую пробоину, все же пришлось спустить пары и остановить механизмы. Крейсер на ровном киле, касаясь грунта, с затопленными отсеками простоял в гавани до июля 1944 года, затем его подняли.
21 сентября около полудня мощная группа бомбардировщиков противника, следуя в направлении на Ленинград, круто развернулась над Петергофом и пошла на Кронштадт, где атаковала линейные корабли, крейсер, лидер «Ленинград», эскадренные миноносцы, находившиеся на восточном рейде. Прямое попадание в носовую часть получил линкор «Октябрьская революция»; вышел из строя от тяжелых повреждений эскадренный миноносец «Стерегущий».
Контр — адмирал Е. П. Збрицкий, бывший командир эскадренного миноносца «Стерегущий», в своих воспоминаниях пишет:
«21 сентября. Вчера весь день вели интенсивный огонь по противнику, после чего всю ночь принимали боезапас. Сейчас… услышал доклад старпома: «Справа за кормой четыре «Ю-87». В это же время он нажал рычаг замыкателя сигнала боевой тревоги. Дежурный боцман, еще по привычке с Моонзунда, все время неотлучно находился у шпиля, поэтому, услышав сигнал боевой тревоги, сейчас же начал выбирать якорь — цепь. На клюзе было всего 20 метров, и поэтому через минуту мы уже дали ход.
Еще до съемки с якоря зенитчики открыли огонь по пикировщикам. Шестнадцать «Ю-87» из сорока участвовавших в налете построились в круг и начали пикировать на корабль. Первые же бомбы упали за кормой и попали в катер, находившийся на бакштове. Бомба переломила катер пополам, а взорвавшись на грунте, подбросила его на высоту мачт корабля. Один за одним срывались в пике «юнкерсы», переваливаясь через крыло.
Бомбы непрерывно рвались около эсминца, но он, закрываемый фонтанами взрывов, упорно продолжал идти вперед, отстреливаясь всеми калибрами. Наконец одному из самолетов удалось накрыть корабль серией бомб. От близких разрывов некоторые зенитчики были ранены, контужены или сброшены взрывной волной в море. Их место заняли торпедисты. Уже каждый пикировщик по два раза спикировал на корабль. Часть из них летела на малой высоте вдоль корабля и штурмовала его пулеметно — пушечным огнем. Появились убитые и раненые. Все тяжелее и тяжелее отбиваться от атак. Вот замолчал левый пулемет ДШК на мостике. Военком корабля полковой комиссар Малявкин, раненный в голову, пересиливая боль, занял место пулеметчика. Уже убит старший помощник. Все больше раненых и убитых. Взглянув с мостика, я увидел, что у зенитного орудия левого борта остался один старшина 2–й статьи Букин. Очередью пулемета, разрывными пулями у него срезало мышцы ног. Обливаясь кровью, он продолжал наводить орудие на врага. Подбежавший к нему радист Ведерников заряжает орудие, а Букин ведет огонь.
Одному самолету удалось положить серию бомб вдоль правого борта в расстоянии одного — двух метров. Корабль сильно тряхнуло, и он начал медленно крениться на правый борт. Из поста энергетики доложил механик Киркевич:
— Товарищ командир, машины затоплены, хода дать не можем. Политрук Михайлов убит.
Вскоре замолчала зенитка, так как увеличившийся крен не позволял стрелять. Стреляют только пулеметы ДШК и ручные пулеметы. Вот уже остался только один ручной пулемет. Старшина 1–й статьи Шиловский спокойно, короткими очередями стреляет по пикировщикам.
Личный состав, выйдя из внутренних помещений, в суровом молчании стоит на палубе, обстреливаемой из пулеметов. Здоровые поддерживают раненых. Некоторые моряки, сброшенные взрывами в воду, плавают около корабля, им бросают под бомбами спасательные круги, протягивают концы тросов, помогают взобраться на корабль. В это время наши истребители вместе с подоспевшими канонерскими лодками и катерами МО отбивают атаки «юнкерсов», и те, не выдержав совместных ударов, скрылись в облаках…»
В тот же день, когда был выведен из строя «Стерегущий», авиация противника три раза днем и один раз ночью бомбила Кронштадт. В дневных налетах одновременно принимало участие до
75 самолетов. Был потоплен один транспорт, разрушен завод по ремонту приборов, пострадали оружейные мастерские и сторожевой корабль «Пионер», затонул сторожевой корабль «Вихрь». Тяжелым разрушениям подвергся старейший в Европе Морской кронштадтский госпиталь; было убито и ранено около ста медицинских работников и больных.
22 сентября на Кронштадт было совершено два налета, в которых участвовало около сорока самолетов. Получили повреждения миноносцы «Сильный», находившийся на Восточном рейде, и «Грозящий», который был в доке, потоплена баржа также у борта «Марата».
Наши авиаторы дрались с фашистами в воздухе насмерть. Они смело шли на превосходящие по силам вражеские эскадрильи, врезались в их боевые порядки, уничтожали самолеты противника по частям. Флотским истребителям помогали артиллеристы 1–го зенитного артиллерийского полка флота[65], воины противовоздушной обороны Ленинграда. Но враг продолжал усиливать удары с воздуха. 23 сентября был совершен наиболее интенсивный налет. В течение дня самолеты противника несколько раз бомбили наши объекты, главным образом корабли. В налетах приняло участие до 270 самолетов. Летчики — истребители от рядовых до командиров авиаполков не выходили из машин, поднимаясь снова и снова для отражения воздушных атак.
Мне запомнился этот день. Я находился на командном пункте флота, в бетонном подземном сооружении, куда мы перешли, как только на Кронштадт начались массированные налеты. Изредка я выходил из помещения. Утро было безоблачное. Около полудня прозвучал сигнал воздушной тревоги. С холма, возвышавшегося над нашим командным пунктом, я видел в бинокль, как группы самолетов от Петергофа шли к Кронштадту. Ударили зенитные орудия кораблей, находившихся на Восточном и Малом рейдах. К ним подключились пушки зенитных полков, защищавших Кронштадт. Десятки, сотни сине — голубых разрывов испещрили небо.
Появилась шестерка истребителей. Больше едва ли будет, подумал я, под Ленинградом трудно, ®ся наша авиация там. Истребители вступают в неравный бой. Позже мне доложили фамилии летчиков, это были испытанные авиаторы Каберов, Костылев, Ефимов, Мясников, Львов. Трудно приходится нашим зенитчикам: в воздухе свои самолеты.
Докладывают, что сброшены бомбы в районе Морского госпиталя, Морского завода, у пирсов подводных лодок, в доках, где стоят поврежденные корабли. Болит сердце за корабли на рейдах и в гаванях. Наконец вижу, как отдельные вражеские самолеты с черными шлейфами дыма уходят в сторону линии фронта. В это время звонит А. А. Жданов, спрашивает, живы ли мы. Я прошу прислать на подмогу истребителей. Андрей Андреевич обещает. Поднимаюсь снова наверх и вдруг вижу огромный черный столб дыма высотой в несколько сот метров. Ясно — попадание в корабль, горит нефть. Докладывают, что бомба попала в носовую часть ««Марата», находившегося у стенки Средней гавани после тяжелых повреждений, полученных при стрельбе по войскам противника 15–17 сентября. Бросаюсь к машине, еду в гавань. На рогатку ехать нельзя, падают бомбы, самолеты на бреющем полете штурмуют корабли. От Петровского парка иду по стенке, направляясь к «Марату».
Линкор «Марат»! Три года я служил на нем старшим помощником командира, знал командно — начальствующий состав, многих стар- шин — сверхсрочников, краснофлотцев. С командиром линкора капитаном 2 ранга Павлом Константиновичем Ивановым ходил в заграничный поход в Англию. А с военкомом «Марата» Семеном Ивановичем Чернышенко плавал >в первые годы после окончания училища на линкоре «Парижская Коммуна», вместе шли из Кронштадта в Севастополь…
Подойдя к кораблю, увидел: вся носовая часть линкора вместе с первой башней, главным командным пунктом и носовой мачтой рухнула в воду. Со всех сторон гавани спешат катера и буксиры, чтобы оказать ломощь краснофлотцам и командирам, очутившимся после взрыва в воде. Зенитные пушки «Марата», расположенные на крышах башен, ведут бешеный огонь по самолетам противника, которые с воем носятся над кораблями. «Марат», осевший носовой частью на грунт, продолжал сопротивляться.
Когда я вернулся на командный пункт, тут же доложили, что серьезно поврежден и сел на грунт на Большом рейде лидер «Минск», эсминец «Грозящий» получил вторичное повреждение, две бомбы попали в крейсер «Киров», находившийся у выхода из Средней гавани, затонули подводная лодка «М-74», буксир и транспорт. Потери тяжелые… Но это были последние попытки противника расправиться с кораблями, мешавшими наступлению его войск на суше.
Через четыре дня авиация противника — около 40 самолетов — произвела последний дневной налет. Был поврежден линкор «Октябрьская революция», у него вышла из строя одна башня, вскоре ее восстановили.
Когда нашим летчикам приходилось отвлекаться для боевой работы на фронте, они не могли дать должного отпора авиации врага, штурмовавшей Кронштадт и другие места расположения кораблей. С ней мужественно сражались сами моряки. Они делали все, чтобы сохранить живучесть и боеспособность кораблей. Мне хочется отметить массовый, именно массовый, героизм башенных, орудийных и особенно зенитных артиллеристов. Днем и ночью, в жару и холод они несли вахту на своих боевых постах, готовые по первому сигналу открыть огонь для отражения очередного налета вражеской авиации. В помощь им мы в срочном порядке перебросили с ораниенбаумского плацдарма полк зенитной артиллерии (командир майор Д. 3. Осипчук). А когда обстановка под Ленинградом несколько разрядилась, Военный совет фронта разрешил привлекать для обороны Кронштадта не только истребители флота, но и фронтовую истребительную авиацию. Дышать стало заметно легче. С 29 сентября авиация противника прекратила дневные налеты на объекты Кронштадта; теперь корабли беспокоили только артиллерийские обстрелы.
Отражение налетов фашистской авиации было важной задачей ВВС флота, как и военно — воздушных сил фронта, но не единственной. Летчики столь же самоотверженно наносили удары по вражеским аэродромам, тем более что расположение их было нам хорошо известно. Так, 9 сентября гитлеровцы недосчитались на своих аэродромах 35 самолетов; всего же в воздушных боях и на аэродромах в сентябре противник потерял 272 самолета.
В сентябре наши летчики 4435 раз поднимались в воздух, чтобы сражаться с врагом. С равным напряжением сражались в этот период истребители 61–й авиационной бригады, бомбардировщики и штурмовики 8–й авиационной бригады, разведчики 15–го морского разведывательного полка.
Отказавшись от массированных налетов, фашисты избрали другую тактику воздушной войны — тактику охоты за нашими самолетами — одиночками. В небе дежурили фашистские асы — «волки». Выследив наш одиночный самолет, они набрасывались на него. Особенно активно охотились «волки» за нашими транспортными самолетами и прославленными летчиками — истребителями, которых успели запомнить в ходе воздушных сражений. «Волками» занялись наши летчики — истребители М. Мясников, М. А. Ефимов, Г. Д. Ко- стылев, П. Чепелкин. К. В. Соловьев и другие.
Константин Владимирович Соловьев, впоследствии Герой Советского Союза, однажды возвращался на своей «чайке» с боевого задания. Он уже подходил к аэродрому, как вдруг из‑за облаков вывалилась четверка истребителей противника. Соловьев не растерялся, пошел в лобовую атаку. При сближении самолеты противника открыли огонь, но летчик маневром вывел машину из зоны огня и контратаковал. Тогда враги разошлись попарно, решив взять «чайку» в клещи. Соловьев разгадал план противника и провел маневр с круговой осмотрительностью. Метким огнем он повредил два вражеских самолета, остальные ушли. После двухтрех ««волчьих» нападений балтийские летчики распознали эту тактику, выработали приемы борьбы с «волками».
Отличала наших летчиков крепкая боевая дружба, готовность к самопожертвованию во имя боевого товарищества, взаимная выручка. Здесь мне хочется рассказать об одном случае периода осенних боев за Ленинград. Он связан с именем Ивана Ивановича Сербина, летчика, а затем военкома эскадрильи, военкома пол ка, начальника политотдела дивизии, начальника политотдела авиации флота.
Военком Сербин часто летал вместе с командиром полка Коро- нецом. Однажды их полк вел воздушный бой. Алексей Васильевич Коронец из боя на аэродром не вернулся. Что с ним — погиб, ранен? Никто не знал. Сербин вылетел на поиски командира. Плохая погода заставляла вести самолет на самой малой высоте. В заливе, на льду, Сербин обнаружил сгоревший самолет, рядом лежал летчик. Возвратившись на аэродром, Сербин попросил разрешения слетать ночью в тыл врага за командиром. Вылетел. Разыскав его на льду, решил садиться без подсветки снежного поля. Удачно приземлился и, не выключая мотора, побежал к разбитому самолету. В контуженном, находившемся в тяжелом состоянии летчике, Сербин узнал Шахбазьяна. Шахбазьян дрался в том же бою один против нескольких «фоккеров». Помогали ему летчики Твердохлебов и Семеряко. Втроем они сбили машину врага. Но и самолет Шахбазьяна загорелся, пошел к земле… Стряхнув с лица Шахбазьяна снег, комиссар влил ему в рот глоток водки, лотом поднял на руки и отнес в кабину.
Засверкали вражеские прожекторы, показались фигуры лыжников. Сербин быстро вырулил, дал газ и взлетел под носом у фашистов. Найти командира ему не удалось, но рисковал собой не зря: спас другого летчика.
Как бы ни было трудно, наши авиаторы ни на секунду не теряли высокого боевого духа, готовы были отдать жизнь за Ленинград. Так они действовали, так они думали, так они говорили. Командир авиационной эскадрильи А. Азевич, выступая перед трудящимися города, сказал: «Я, товарищи ленинградцы, ваш земляк. Много лет жил в Ленинграде, работал на Кировском заводе электромонтером, а теперь летчик боевого подразделения истребительной авиации Балтики, защищаю подступы к городу Ленина от налетов фашистской авиации. Наше подразделение уже вогнало в землю четырнадцать фашистских самолетов. Мы и впредь будем беспощадны к врагу, чтобы у него отпало желание не только вновь прилетать, но чтобы и возможности летать не было». Это были не пустые слова. После тяжелых поражений осенью 1941 года противник перестал днем появляться над Ленинградом и Кронштадтом.
Однако гарантии в том, что их не будет и впредь, никто дать не мог. Поэтому мы приняли решение, одобренное Военным советом фронта, все подводные лодки и большую часть надводных кораблей перевести в Ленинград. Учитывалось, разумеется, и то, что враг не предпринимал даже попыток морем оказать помощь своим войскам, окопавшимся под Ленинградом. В Кронштадте кораблям делать было нечего; в Ленинграде мы могли интенсивно использовать их артиллерию, да и защита с воздуха здесь была надежнее. 24, 30 сентября и 1 октября были перебазированы крейсер «Киров», миноносцы «Гордый», «Сильный», «Суровый», а несколь ко позже и «Грозящий». Отряд заграждения перебазировали еще раньше. Линейный корабль «Октябрьская революция» перешел в Ленинград 23 октября.
Конечно, трудности базирования были и здесь, основная — нахождение кораблей в зоне обстрелов артиллерии врага. Уберечь их от вражеских снарядов было невозможно. Однако потери были не столь велики, чтобы ослабить (помощь флота войскам, оборонявшим город. К тому же в Ленинграде с его мощной промышленностью легче было организовать ремонт кораблей, в котором они очень нуждались, особенно подводные лодки: мы имели в виду активно использовать их для наступательных действий в кампанию 1942 года.
«Всем нам, кто участвовал в сентябрьских боях за Ленинград, — вспоминает Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, — пришлось пережить немало тяжелых дней. Однако нашим войскам удалось — сорвать замысел врага. Благодаря беспримерной стойкости и массовому героизму советских солдат, матросов, сержантов, старшин, выдержке и твердости командиров и политработников враг встретил на своем пути к Ленинграду непреодолимую оборону»[66].
К осени 1941 года выросло военное мастерство балтийцев, вместе с воинами фронта они изматывали врага, наносили ему большие потери. Военные моряки верили в победу, верили, что нанесут фашистам поражение и отбросят их за пределы нашей Советской Родины.
К этому времени обнаружилась явная несогласованность фашистского плана «Барбаросса»: армия застряла на подступах к Ленинграду, а флот занимал «оборонительную позицию» в своих базах в южной части Балтийского моря. Ю. Майстер так оценил создавшееся положение: «Дивизии, предназначенные для действий против Ленинграда, из‑за трудностей в снабжении продолжали оставаться на месте, а морской транспорт для этой цели использован не был». Западногерманский историк Ф. Руге пишет: «Армия не подумала о том, чтобы обеспечить выполнение своей трудной задачи (наступление на восток) путем использования моря и военно — морского флота. Полная рассогласованность планов сухопутного и военно — морского командования продолжалась до конца войны, в чем мы не раз убеждались».
У нас было иначе. Военные моряки с первого дня войны дрались с врагом в одном строю с воинами Красной Армии.
Имена надводных кораблей Краснознаменного Балтийского флота, таких как «Октябрьская революция», «Марат», «Петропавловск», «Киров», «Максим Горький», «Ленинград», «Минск», «Строгий», «Стройный», «Стойкий», «Сильный», «Стерегущий», «Страшный», «Свирепый», «Сметливый», «Грозящий», «Гордый», «Славный», «Сторожевой», «Опытный», канонерские лодки «Красное Знамя», «Волга», «Кама», «Москва», «Зея», «Амгунь», минные заградители «Марти», «Урал», и их экипажей навечно войдут в герои ческую летопись обороны Ленинграда. Советское правительство за мужество, высокую дисциплину и организованность, проявленные в боях с фашистами, несколько позже наградило орденом Красного Знамени линейный корабль «Октябрьская революция», «Киров», «Максим Горький», дивизион канонерских лодок. Балтийцы с честью и достоинством защищали завоевания Великого Октября. Они сражались с врагом так же храбро, стойко и мужественно, как сражались балтийцы в октябрьские дни 1917 года. «Большую помощь в отражении штурма Ленинграда оказал Балтийский флот, — пишет Маршал Советского Союза М. В. Захаров. — В дни штурма корабельная артиллерия и орудия Кронштадтских фортов обрушили на врага шквал огня. Морская авиация громила скопления противника, наносила бомбовые удары по тылам врага. Защитники города стояли насмерть. У стен Ленинграда было совершено много бессмертных подвигов, здесь с исключительной силой проявился массовый героизм советского народа, поднявшегося на защиту своего социалистического Отечества против фашизма»[67].
25 сентября 1941 года штаб группы армий «Север» был вынужден сообщить главному командованию сухопутных войск, что с оставшимися в его распоряжении силами нельзя продолжать наступление на Ленинград. (Ленинград в Великой Отечественной войне. Л., «Наука», 1967, стр. 157).
1–й зенитный артиллерийский полк был вооружен новейшей техникой и являлся кузницей командных кадров, в совершенстве владеющих тактическими навыками боя с воздушным врагом. (В. Т.)
«Военно — исторический журнал», 1966, № 8, стр. 53.
Оборона Ленинграда, стр. 11.