Успешно отражал яростные атаки противника батальон морской пехоты под командованием капитана М. Е. Мисюра. Решительными и смелыми были контратаки морских пехотинцев батальонов капитанов Г. В. Викторова, В. В. Сорокина, А. З. Панфилова. Противник, превосходивший их в силе, всякий раз приходил в замешательство, нередко обращался в бегство. Рота морских пехотинцев из батальона капитана Сорокина в течение семи часов боя уничтожила более 250 фашистов; особенно отличились в бою старшие лейтенанты Евграфов и Никишкин, политрук Кириллов, младшие командиры Шалаев, Гончаренко. Стойко сражалась рота техника-лейтенанта Добычина.
Можно привести множество примеров героизма красноармейцев и командиров 10-го стрелкового корпуса, пограничников, бойцов латышского полка и эстонских отрядов. Все стояли насмерть, все, кто мог держать оружие, не покидали оборонительных рубежей. На самых тяжелых и ответственных участках обороны сражались коммунисты и комсомольцы, они увлекали за собой бойцов на ратные подвиги.
Попала в окружение батарея Занько. Все теснее сжималось вражеское кольцо. Политрук батареи Моденов собрал коммунистов и коротко разъяснил обстановку. Было решено "умереть геройской смертью, но врага не пропустить". Не успело закончиться собрание, как гитлеровцы предприняли очередную атаку. Всего 300 400 метров отделяли фашистов от батареи. Тогда зенитчики прямой наводкой открыли огонь по атакующим. Враг не выдержал, откатился назад. Командир батареи решил прорвать кольцо окружения. Для обеспечения прорыва была создана небольшая группа автоматчиков, в которую вошли политрук Моденов, секретарь парторганизации Ткаченко и другие коммунисты. Подпустив фашистов, автоматчики расстреливали их в упор, а потом перешли в контратаку. Враг пришел в замешательство; батарея со всей материальной частью была выведена из вражеского кольца. Горстка храбрецов коммунистов несколько часов прикрывала ее отход. Смертью храбрых погибли коммунисты Моденов и Ткаченко.
Бессмертной славой покрыл свое имя в боях под Таллином краснофлотец торпедный электрик с лидера "Минск" Евгений Никонов, погибший смертью героя на сухопутном фронте. Будучи в разведке, Никонов после тяжелого ранения был схвачен противником. Верный присяге и Родине, он не выдал военной тайны. После мучительных пыток моряка привязали к дереву, выкололи ему глаза и заживо сожгли. Имя героя увековечено на Балтийском флоте и в Эстонии. "Своим героическим подвигом Евгений Никонов показал яркий пример дружбы и братства народов, образец воинской доблести, мужества и бесстрашия", - говорится в постановлении исполнительного комитета Таллинского городского Совета депутатов трудящихся, посвященном подвигу балтийца. Никонову посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Защитники Таллина сделали все, что от них зависело. Все сражавшиеся знали, что они своей стойкостью задерживают врага, рвущегося к Ленинграду. Но силы были неравны. Вражеским частям удалось прорвать оборону на реке Пирита между Лагеди и Иру и проникнуть в районе Юллемистэ на окраину города. Прорвался враг и к Нымме. Теперь гитлеровцы обстреливали не только боевые порядки войск, но и сам город, используя для корректировки огня аэростаты и самолеты.
К исходу 25 августа, оценив обстановку, Военный совет флота доложил главкому Северо-Западного направления и наркому Военно-Морского Флота:
"Все способные дерутся... с кораблей сняты все люди, без которых можно обойтись, тылы, штабы сокращены, однако под превосходящими силами противника кольцо вокруг Таллина сжимается. Части 10-го стрелкового корпуса несут большие потери. Линия обороны в нескольких местах прорвана, резервов для ликвидации прорыва нет. Корабли на рейде находятся под обстрелом. На 17 часов 25 августа наметился прорыв врага юго-восточнее города с задачей отрезать полуостров Вимси. С юга и юго-запада наступают превосходящие силы противника, под давлением которых части 10-го стрелкового корпуса и полк Сутурина отошли на линию обороны города. Около 17 часов был налет авиации. Танки врага вошли в лес Нымме. Артиллерия кораблей, береговой обороны, зенитная артиллерия ведут сильный огонь. Гавани, рейд обстреливаются противником. Военный совет, докладывая создавшуюся обстановку, просит ваших указаний и решения по кораблям, частям 10-го корпуса и береговой обороне флота на случай прорыва врага за черту города и отхода наших войск к морю.
Посадка на транспорты в этом случае невозможна"{9}.
Можно видеть, что и тогда, когда судьба Таллина была предрешена, Военный совет флота не имел возможности принять самостоятельного решения об отводе кораблей на восток и эвакуации наших войск. Не ожидая ответа на наш доклад из штаба направления, мы начали готовиться к тому неизбежному шагу, который должны были сделать в ближайшие несколько дней. Военный совет отдал командиру Кронштадтской военно-морской базы контр-адмиралу В. И. Иванову распоряжение такого содержания:
"Для помощи боевым кораблям и судам, прорывающимся из Таллина, и их встречи создать группу кораблей и вспомогательных средств, которую возглавить на острове Гогланд капитану 2 ранга Ф. В. Зозуле или И. Г. Святову".
Тем временем обстановка становилась все хуже. К 16 часам 26 августа противник повел наступление на Таллин по всему фронту. Отдельные его группы находились в шести километрах от города. Усилились удары по кораблям на рейде. Крейсер "Киров" почти непрерывно маневрировал. Вот что записано в его историческом журнале:
"В 9 часов 50 минут сброшено 24 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов (на крейсер. - В. Т. ).
В 16 часов 30 минут сброшено 42 фугасные бомбы весом от 100 до 500 килограммов.
В 17 часов 56 минут сброшено 38 фугасных бомб весом до 250 килограммов.
В 18 часов 12 минут сброшено 22 фугасные бомбы весом от 100 до 250 килограммов... " "
И так четырнадцать раз за день! Бомбы рвались в восьми - десяти метрах от корабля.
Были прямые попадания в лидер "Минск" и эскадренный миноносец "Славный", затонул транспорт "Луначарский".
Защитники Таллина дрались до последнего. Между Тартуским шоссе и парком Кадриорг мужественно оборонялся Таллинский рабочий полк. В парке Кадриорг сражались работники политуправления флота и курсанты Военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. Курсанты-фрунзевцы проявляли стойкость и героизм. У памятника "Русалка" отделения курсантов Белова и Никитина в течение десяти часов отражали ожесточенный натиск врага, расстреливая его из пулеметов. Особое мужество и храбрость в последних боях проявляли бойцы 10-й стрелковой дивизии, морские пехотинцы бригады Т. М. Парафило, личный состав корпусного 242-го зенитного артиллерийского дивизиона, 62-го стрелкового полка, батальона связи корпуса, флотские зенитчики. Отважно сражался 35-й отдельный инженерный батальон под командованием капитана Н. В. Кваши и политрука Д. П. Тимонова. Документы сохранили имена сражавшихся в этом батальоне добровольцев: инженеров Н. Н. Загвоздкина, М. А. Романенко, М. И. Марголина, В. М. Диденко. Защитники и население города по-прежнему проявляли исключительную выдержку, твердость духа и сплоченность. ЦК КП Эстонии, правительство республики, командование корпуса, Военный совет флота осуществляли твердое руководство обороной.
26 августа главнокомандующий войсками Северо-Западного направления, учитывая исключительно неблагоприятную для нас обстановку, а также необходимость сосредоточения всех сил для обороны Ленинграда, с разрешения Ставки приказал эвакуировать флот и гарнизон Таллина в Кронштадт и Ленинград.
Немедленно был созван Военный совет, на его заседание приглашены командиры и военкомы соединений и отдельных частей. Контрадмирал Ю. А. Пантелеев кратко доложил обстановку на море и в воздухе, генерал И. Ф. Николаев - на суше. Оба сделали выводы О возможности или, лучше сказать, о невозможности дальнейшей обороны. Командиры соединений Дрозд, Чероков, Египко, Петрухин, Зашихин и другие кратко изложили свои предложения по этому вопросу.
Выслушав их, я объявил решение главнокомандующего войсками Северо-Западного направления маршала К. Е. Ворошилова эвакуировать всех защитников Таллина в Ленинград, где складывалась очень тяжелая обстановка. Были объявлены сроки отхода с позиций, методы прикрытия отходящих войск, время посадки на транспорты.
Времени оставалось мало, а подготовительной работы было много. К тому же противник, словно чувствуя наши намерения, усилил удары. Потоплен плавучий док, получили повреждения склады в торговом порту. Участились налеты на корабли, транспорты и береговые батареи. Только на "Киров" сброшено за день около 140 бомб весом от 250 до 1000 килограммов. Сказывалось слабое воздушное прикрытие базы. 242-й зенитный артдивизион потерял уже семь орудий из восьми и до 70 процентов личного состава. Вставший к последнему орудию командир дивизиона майор Дионисьев погиб в бою.
27 августа Военный совет приказал войскам подготовиться к отходу с занимаемых рубежей. Для обеспечения отхода на всех участках обороны были предприняты контратаки, на многих направлениях противник отброшен на 1 - 1, 5 километра.
Задачу прорыва на восток флоту предстояло решать в условиях сильно возросшей минной опасности, ударов с воздуха, возможных ударов надводных и подводных кораблей. Противник, предвидя нашу эвакуацию" с первых дней июля спешно минировал Финский залив.
Одновременно враг создавал систему артиллерийского огня, перекрывающую фарватеры, сосредоточивая штурмовую и бомбардировочную авиацию, формировал группы торпедных катеров. К этому времени мы лишились в Эстонии последней посадочной площадки для самолетов, поэтому до маяка Вайндло (почти половина пути) корабли не могли быть прикрыты с воздуха истребительной авиацией.
Фашисты наращивали удары также в направлении мызы Нахату, мызы Вяо, Козе, вдоль железной дороги на Нымме, северной оконечности озера Юллемистэ-Ярв. Они атаковали, не считаясь с потерями. Наша оборона подавлялась массированным артиллерийским, минометным и автоматным огнем. Врагу удалось выйти к восточной окраине города и создать реальную угрозу срыва эвакуации. Допустить этого мы не могли. Стремительными контратаками в парке Кадриорг, у целлюлозной фабрики, у аэродрома, на Козе фашисты были остановлены.
Приказ об отходе начальники штабов частей, оборонявших Таллин, получили около 12 часов 27 августа. На транспорты войска должны были садиться в Купеческой, Минной, Беккеровской и Русско-Балтийской гаванях, части береговой обороны - в Палдиски, на островах Найссар и Аэгна. Транспорты и другие перевозочные средства рассредоточили заблаговременно. Теперь дело было за тем, чтобы, опираясь на заградительный огонь корабельной и береговой артиллерии, боевые действия войск прикрытия, организованно оторваться от противника, совершить быстрый марш к гаваням и погрузиться. Тут же транспорты и корабли должны были отойти на рейд. На все это отпускалось несколько часов. Нам помогло то, что мы начали планировать вывод из Таллина надводных и подводных кораблей, транспортов, вспомогательных судов до того, как поступило указание Ставки.
На заседании Военного совета мы утвердили порядок движения с Таллинского рейда боевых кораблей и транспортов. Была утверждена и организация боевого управления ими на переходе. Флагманский командный пункт находился на крейсере "Киров", здесь же располагался Военный совет. Командование отрядом главных сил осуществлял командующий флотом. Первый заместитель командующего флотом начальник штаба контр-адмирал Ю. А. Пантелеев - на лидере "Минск" (командир капитан 2 ранга П. Н. Петунии). Второй заместитель командующего флотом контр-адмирал Ю. Ф. Ралль - на эскадренном миноносце "Калинин". Радиосвязью разрешалось пользоваться только для докладов о противнике при возникновении чрезвычайных обстоятельств, требовавших вмешательства командующего. Командиры конвоев шли на головных транспортах, со своими судами имели визуальную связь, с командующим - по радио. Такая организация командования целиком себя оправдала, она обеспечивала живучесть, гибкость и непрерывность управления силами на переходе.
Сыграла большую роль хорошо налаженная связь, которую имел штаб флота с соединениями и частями, защищавшими Таллин. Флотские связисты в самой сложной боевой обстановке были на высоте. Всегда четко и бесперебойно работали средства связи главной базы, а также Кронштадта, Ханко, острова Сарема. В период обороны Таллина связисты выполняли важную и ответственную задачу: четко осуществлялась связь от Кронштадта до Ханко, от Сарема до одиночной подводной лодки, находящейся на боевой позиции в южной части Балтики.
Согласно плану, разработанному штабом флота совместно с командованием 10-го стрелкового корпуса, отвод войск и посадку на корабли намечалось провести в ночное время. Днем же обороняющиеся части, сдерживая напор врага, продолжали контратаки, ликвидировали многочисленные прорывы своих рубежей на всех направлениях. Одновременно изучались маршруты движения к гаваням. Проводилось минирование объектов в городе: фабрик, заводов, складов. Весь день ни на минуту не утихали артобстрелы, налеты самолетов. Мы вынуждены были отказаться от посадки войск на суда в районе Купеческой гавани.
В 18 часов специальные подрывные команды приступили к уничтожению военных объектов. В 21 час начали отходить войска. Для обеспечения их отхода артиллерия флота и корпуса в течение двух часов вела по запланированным рубежам массированный неподвижный заградительный огонь, затем до пяти утра осуществлялся последовательный перенос линии огня все ближе к городской черте для прикрытия последних отходящих частей. Это обеспечило отрыв войск от противника, их движение по городу и погрузку на транспорты. Связисты помогали артиллеристам в управлении огнем. Основной наблюдательно-корректировочный пост был развернут на башне "Длинный Герман" в Вышгороде, откуда хорошо просматривались все дороги и подходы к Таллину. Командир поста лейтенант Свирин и его подчиненные, радисты, сигнальщики, телефонисты, до последней возможности обеспечивали кораблям и береговым батареям эффективный огонь по врагу. До последнего стояли моряки и команда рейдового поста СНиС "Таллин" во главе с мичманом А. М. Дворецким на вышке в торговом порту. Одновременно подавлялись батареи и минометы, обстреливавшие наши корабли и транспорты на рейде. Ни одного судна здесь мы не потеряли, настолько продуманно и организованно все делалось.
Для обеспечения порядка при посадке людей на транспорты был назначен комендант из командиров штаба флота, в помощь ему выделялась группа командиров отдела военных сообщений. На случай нарушения линейной связи коменданты имели в своем распоряжении мотоциклистов.
Первые части подошли к гаваням около 23 часов. Погрузка производилась быстро и организованно.
Около четырех часов 28 августа начальник штаба флота контрадмирал Ю. А. Пантелеев доложил, что посадка во всех гаванях и на пристанях окончена. Корабли и транспорты приняли более двадцати трех тысяч человек. Если кто-то еще оставался на берегу, то это были одиночки или небольшие группы, которым предстояло идти по тылам врага в надежде где-либо перейти линию фронта.
В течение всей этой ночи шел мелкий предосенний дождь. Члены Военного совета флота находились на своем командном пункте в землянке Минной гавани Таллина. Мы внимательно следили за тем, как выполняется принятое нами решение об отходе войск, их погрузка.
Перед нашими глазами на пристани проходили колонны, у людей был усталый вид, но шаг тверд, суровые лица оставались спокойными, ни тени растерянности, никакой паники.
Я стоял на пристани в Минной гавани и думал: "Мы вернемся к тебе, Таллин! Мы обязательно вернемся!"
Прорыв
Отвлекаясь от основной нити воспоминаний, отмечу: некоторые историки ныне утверждают, что командование флота переоценивало опасность появления на пути прорыва надводных и подводных сил противника. Несомненно, переоценка возможностей врага опасна, но, по-моему, еще более опасна их недооценка. Любой исследователь, если он хочет быть объективным, должен считаться с тем фактом, что командование флота совершенно не располагало данными о намерениях противника. Мы не знали, решится он или нет на форсирование нашей минно-артиллерийской позиции, расположенной в устье Финского залива. Но нам было точно известно, что в финских шхерах находятся вражеские подводные лодки, а также легкие надводные силы - торпедные катера и сторожевые корабли. И мы допускали мысль о том, что они попытаются атаковать наши транспорты и боевые корабли. Так оно и случилось.
Из неверных посылок делается неверный вывод:
"Переоценка угрозы появления надводных сил противника привела к отказу от использования северного фарватера, свободного от мин... Следовало маршрут перехода наметить на 7 - 10 миль севернее"{10}.
Но сделать это было нельзя. Ширина залива между мысом Юминда и маяком Каллбодагрунд около 20 морских миль. Маршрут прорыва проходил по середине залива примерно на равном расстоянии как от мыса Юминда, так и от южной кромки финских шхер. Перенеся генеральный курс на 7 - 10 миль к северу, мы должны были бы идти по краю финских шхер...
Скорее можно говорить, как о более выгодном варианте, о прорыве по так называемому южному фарватеру, который проходил между берегом и южной кромкой поставленного врагом минного заграждения. В июле - августе здесь было интенсивное движение, и мы вначале считали наиболее вероятным маршрутом нашего прорыва именно этот путь, хотя в навигационном отношении он весьма сложен. За него говорило прежде всего то обстоятельство, что до середины августа по нему прошло свыше 220 транспортов в обоих направлениях и лишь один из них был потоплен. Однако этот вариант, к сожалению, отпал после выхода вражеских войск на побережье залива у Кунды. 12 августа Военный совет Северо-Западного направления приказал этот фарватер закрыть, а взамен изыскать и оборудовать новый, вне досягаемости береговой артиллерии противника.
Может быть, мы виноваты в том, что не убедили главнокомандующего войсками в нецелесообразности закрытия южного фарватера. Но тут необходимо учитывать два обстоятельства. Во-первых, мы не знали, из чего исходил главком, отдавая свой приказ. Не подтащил ли противник к Кунде береговую артиллерию настолько сильную, что она не пропустила бы ни одного нашего судна? Мы могли думать все что угодно; штаб же направления располагал более достоверными сведениями. Во-вторых, у военных людей, да еще в военное время, не особенно-то принято доказывать вышестоящему военному органу, прав он или не прав, приказ есть приказ, его нужно выполнять. К этому можно добавить, что и обстановка была не та, когда можно опротестовывать решения...
Таким образом, оставался единственный путь - главный фарватер по центру залива. Мы знали, что он небезопасен. Только в августе здесь на участке Кэри Вайндло (средняя часть Финского залива) погибло около десятка боевых кораблей и транспортов. Навигационные особенности (банки, мели, острова) дают возможность плавать в Финском заливе строго по определенным направлениям, которые в силу знания географии Балтики были хорошо известны противнику. Поэтому для засорения минами наших коммуникаций он имел идеальные условия. Этому способствовало и наличие многих шхерных фарватеров, выходящих на основную коммуникацию.
Если врагу многое сопутствовало, то для нас, наоборот, условия оказались в высшей мере неблагоприятными. Прежде всего, не было уверенности в том, что переход будет обеспечен авиационным прикрытием. Быстрое продвижение фашистских войск вынуждало нашу авиацию перебазироваться все дальше на восток. Открытое небо создавало возможности для крупных потерь. Вторая беда - недостаток сторожевых кораблей и катеров. Мы не могли организовать сплошную оборонительную линию вдоль основной коммуникации Кронштадт - Таллин, у нас не хватало сил даже для того, чтобы систематически вести контрольное траление. Имеющиеся десять базовых тральщиков в августе были заняты встречей в море и проводкой из базы и обратно подводных лодок; они же доставляли горючее и бомбы на Сарема для минно-торпедной авиации, наносившей удары по Берлину.
Вот моя запись за 24 августа:
"... Базовые тральщики 205, 210, 217 с авиабомбами в охранении морских охотников шли из Кронштадта на Сарема. Адмирал И. С. Исаков и передал приказ наркома: доставить на Сарема еще 600 тонн бензина, 100 бомб по 1000 килограммов, 200 бомб по 500 и 2000 мелких бомб... "
Где уж тут было использовать тральщики для траления фарватера!
И во время самого прорыва сказался недостаток тральщиков. Мы вынуждены были планировать движение одной кильватерной колонной, растянувшись на несколько десятков миль... Это означало, что корабли не смогут прикрыть зенитным огнем каждый транспорт, что миноносцы с их слабой зенитной артиллерией во время вражеского удара с воздуха не смогут маневрировать. К тому же фарватер не был обвехован, да ночью его границы и с вехами едва ли удалось бы увидеть.