Но все же на поверхности моря вражеский миноносец новой постройки, обладавший большой скоростью, не терял, очевидно, надежды расправиться с нашей лодкой. Его присутствие не давало возможности вентилировать лодку и пополнять запас электроэнергии, в чем она крайне нуждалась. Дольше терпеть было уже нельзя. И Грищенко решил ночью всплыть, готовый вступить в единоборство с фашистским кораблем. Так оно и произошло. Миноносец никак не смог предотвратить стремительную атаку. Торпеда попала в цель. А через короткое время после всплытия "Л-3" сюда подошел гитлеровский конвой.
Грищенко принял решение повторить залп из четырех торпед. Еще при атаке миноносца обнаружилось, что в условиях шторма трудно держаться перископной глубины: под воздействием тяжелой и высокой волны лодка проваливалась. Поэтому, когда готовилась атака на транспорты, командир "затупил" угол встречи на 10 градусов.
Думаю, что он не был спокоен, давая залп четырьмя торпедами с интервалом в семь секунд. Первый транспорт оказался за пределами курса торпед. Но в кильватер за ним следовали два транспорта водоизмещением порядка по 10 - 12 тысяч тонн. И в оба торпеды попали. Когда один из атакованных транспортов тонул, другой оставался на волнах без хода и травил пар.
Уже много лет спустя после войны, когда Александр Ильич Зонин был тяжело болен, во время наших встреч мы часто касались плавания "Л-3". Писатель рассказывал во всех деталях, как после каждой атаки он все больше убеждался в огромной сплоченности экипажа корабля. Эти люди, молча выполняющие свои обязанности, не видящие дневного света, лишенные свежего воздуха, говорил он, ежеминутно подвергающиеся страшной опасности, готовы были умереть в стальных отсеках, глубоко под водой, за нашу Советскую Родину, во имя ее победы над врагом.
Грищенко, помнится, довольно долго не отвечал на радиограммы из Кронштадта. Он был исключительно дисциплинированным в радиопереговорах, особенно в обстановке такого тесного театра, как Балтика, и обилия радиопеленгаторных станций противника. "Л-3" молчала, и поползли слухи, что минзаг потоплен. Были даже мнения, что пора доложить в Ставку о потере. Но я и мои коллеги по Военному совету флота почему-то верили в то, что Грищенко отзовется, верило в это и командование соединения подводных лодок. И какое-то шестое чувство нас не обмануло.
Однажды ночью мне позвонил командир соединения А. М. Стеценко. Срываясь с тона официального донесения, он кричал:
- Живы! Все в порядке! Запрашивают перед входом в Финский залив. Семь побед! Слышите? Семь!
Немедленно штабные радисты передали заранее подготовленные директивы В. В. Титкову - виртуозному радисту и секретарю комсомольской организации на "Л-3". Впрочем, информацию штаба соединения с рекомендованными новыми курсами Грищенко не использовал. После всего, что испытала лодка на ее долгом пути, после многих сотрясений от бомб Петр Денисович был уверен: компасы показывают неверно. Так на что же было полагаться при переходе в узкостях с их малыми глубинами и обилием крутых поворотов? Всего вероятнее на то, чтобы только не выдать присутствие лодки вражеским батареям, авиации и корабельным дозорам. А последними залив к осени буквально кишел. Два миноносца противника встретили победоносный минзаг перед самым устьем залива и вынудили его прервать зарядку и уйти на глубину. На этом трудном пути лодку подстерегали и другие опасности.
6 сентября рано утром в четырех с половиною милях юго-восточнее маяка Поркаллан-Каллбода на глубине 15 метров лодка коснулась минрепа, произошел сильный взрыв, осколки мины посыпались на палубу. Были повреждены почти все плафоны электрического освещения. Через полтора часа снова два сильных взрыва вызвали легкое повреждение рубочного люка. Около 11 часов - опять оглушительный взрыв, и чуть позже - два новых удара, но глуше. Начали шалить гирокомпас и эхолот. Напряжение в лодке достигло предела. Но в кают-компании продолжали даже шутить и разговаривать на посторонние темы. Только однажды после сильного взрыва антенной мины кто-то заметил, что "Л-3" стала в море "подводным тральщиком".
Экипаж подводной лодки ждали еще большие трудности. Оказалось, что не только компасы, но и указатели оборотов дают неправильные показания. Лодка очутилась на мели возле банки Каллбодагрунд. Это и в мирное время чрезвычайное происшествие, а теперь вблизи вражеского берега - почти верная гибель.
Экипаж принимал все меры, чтобы скорее ускользнуть под воду. Перегоняли балласт из носовых цистерн в кормовые. Но усилия команды долгие часы не давали результата.
Командир лодки коммунист Грищенко, как он позднее об этом сам говорил, решил в подобном катастрофическом положении использовать любой шанс, чтобы как можно больше ущерба нанести врагу. Он приказал Коновалову и Дубинскому приготовить к бою оба орудия, станковый и ручной пулеметы, вынести на мостик пистолеты и гранаты.
Вдруг уже перед самым рассветом лодка, видимо соскользнув с края мели, рывком начала погружаться. Сразу запищал включенный эхолот. Пошли на погружение. Трюмные тщательным образом осмотрели лодку - никаких повреждений, никакой течи! Спасибо советским кораблестроителям!
В сложных условиях проводил Грищенко последнюю зарядку аккумуляторов. Мглу, которая, как периной, укрыла воду, он сделал своим союзником и буквально по пятам следовал за дежурившими, но ослепшими сторожевиками противника, ориентируясь по их отличительным огням, мигавшим в тумане. Будь у сторожевиков радиолокаторы, командир за свою дерзость был бы, конечно, наказан. А здесь обошлось.
Когда лодка была еще в Балтийском море, мы предупреждали командира о новых немецких антенных и донных минах, появившихся в Финском заливе в районе Порккала-Удд, на гогландском рубеже и в Нарвском заливе. Мы рекомендовали обходить Гогланд с севера.
Но Грищенко от этого варианта отказался. Ему, конечно, было виднее, он на своем опыте узнал, что значит плавать с плохим компасом в мелководном районе, и пошел своим прежним курсом, огибая Гогланд с юга.
"Хотя здесь у врага была сильная противолодочная оборона - катера, мины, сети, но зато глубины позволяли маневрировать. Корабль любит воду, - я всегда буду помнить этот девиз", - говорил командир.
Я так подробно пишу об этом походе потому, что он весьма показателен как пример мужества и героизма людей, их возросшего боевого мастерства на втором году войны. Опасности подстерегали экипаж буквально на всем пути. Почти все время до Лавенсари лодка шла под водой. Снова пришлось прибегнуть к системе регенерации воздуха. Именно на последнем этапе "Л-3" пробыла под водой трое суток подряд. Нелегко дались экипажу эти 69 часов до прихода в точку встречи. Многие подводники спасались сном, благо в лодке теперь было мало работы. Кое-кто посасывал кислород из прибора. Но все знали: движение к востоку продолжается, 5 сентября антенные мины рвались над лодкой в районе Найссаар, Каллбода, а 7 сентября они рвались уже в районе к юго-востоку от острова Гогланд. Но родная база была недалеко.
Какова же была радость, когда освободили от тросов поврежденную крышку рубочного люка и в лодку хлынул свежий воздух, а вместе с ним донеслись возгласы "ура" и шум катерных моторов.
10 сентября мы встречали лодку на Большом Кронштадтском рейде, несмотря на дождь, очень торжественно.
Должен отметить, что нас приятно поразил вид командиров и краснофлотцев "Л-3". Все были выбриты, обмундирование выглажено со щегольством. Грищенко не хотел подражать некоторым командирам из первого эшелона, которые считали шиком бороды и усы, бакенбарды и густые шевелюры.
Позже на банкете под общий смех А. И. Зонин выдал секрет этого преображения до прихода в базу. Оказалось, что между командирами был уговор, П. Д. Грищенко, В. К. Коновалов и М. А. Крастелев отказались фотографироваться в общей группе до тех пор, пока каждый из команды не приведет себя в порядок. Были бурные дискуссии, в которых особо горячились обладатели баков и просто ленивцы. Но их посрамили. Сразу после партийного собрания на многие часы в отсеках начался бытовой аврал.
Во втором эшелоне отличилась "М-96". Ее командир А. И. Маринеско, несмотря на серьезные повреждения, полученные лодкой от артиллерийского обстрела в феврале, сумел выполнить сложный ремонт и наладить отменную подготовку экипажа.
12 августа "малютка" вышла из бухты Лавенсари, погрузилась и начала самостоятельный переход в намеченный район боевых действий. При форсировании гогландской позиции северным проходом лодку обнаружили дозорные корабли.
Сразу, конечно, началось преследование. От взрывов глубинных бомб на лодке погас свет, вышли из строя гирокомпас и некоторые измерительные приборы. Моряки "малютки" под руководством инженер-капитан-лейтенанта Новакова (он, кстати, был секретарем партийной организации) исправили повреждения, и лодка скрылась от преследователей в район Палдиски.
Минуло еще четверо суток. Не обнаружив объектов для атаки, Маринеско благополучно привел лодку в маневренную базу на острове Лавенсари, а затем - в Кронштадт.
Самостоятельный боевой поход "М-96" продолжался 11 суток. Подводная лодка прошла 400 миль под дизелем и немногим менее - 380 миль - в погруженном состоянии. Она пересекла до 20 линий минных заграждений и вернулась в Кронштадт с крупным успехом. Экипаж "малютки" отличался выдержкой, мужеством, высоким пониманием воинского долга. А командир лодки Александр Иванович Маринеско был настойчив в поиске врага и искусен в торпедных атаках...
В середине августа началось общее движение подводных лодок, включенных в состав второго эшелона. 13 августа, следуя непосредственно за тралами, на Лавенсари прибыла "Щ-407", которой командовал капитан 3 ранга В. К. Афанасьев. Четверо суток потребовалось на уточнение обстановки, и только поздно вечером 17 августа "Щ-407" покинула базу.
Вскоре после погружения лодку обнаружил противник. Между островами Большой Тютерс и Гогланд ее атаковали вражеские самолеты. Бомбы разорвались близко от корпуса, лодка сильно накренилась. Электрическое управление вертикальными и горизонтальными рулями были вынуждены заменить ручным. Еще серия бомб. Погасло обычное освещение, выведены из строя некоторые электроизмерительные приборы, указатели положения рулей и машинный телеграф. Испортился магнитный компас, пропала видимость в командирском и зенитном перископах. Ослабли две заклепки прочного корпуса, и появилась течь.
Такое положение не поколебало решения командира продолжать движение на запад.
"Пока перископы не действуют, буду атаковать в надводном положении", сообщил он в донесении.
Только 21 августа "Щ-407" выбралась из стесненного Финского залива. К этому времени почти все неисправности на лодке были устранены. Но не удалось еще ввести в строй перископы, что лишало командира возможности определять местонахождение корабля по маякам и береговым знакам. Решение этой задачи облегчил дивизионный штурман М. С. Солдатов, который участвовал в походе. Вместе со штурманом лодки произвели за время боевого похода до 100 астрономических определений своего места. Командир пользовался их надежными результатами, принимая полученные данные за исходные и назначая новые курсы.
Но "Щ-407" не везло. Более 30 суток лодка находилась на боевой позиции, и ни одной атаки. Просто не было для этого ни одного случая. 24 сентября Афанасьев получил приказ возвращаться в базу. На следующий день лодка подошла на глубине 35 метров к району Маяка Поркаллан-Каллбода.
Ранее наши подводники миновали этот район без всяких происшествий. Афанасьеву и здесь не повезло. Внезапно послышалось зловещее трение минрепа о борт, и над лодкой раздался сильный взрыв, она стала погружаться. Между пятнадцатым и двадцать вторым шпангоутами обнаружили вырванные заклепки, в отсеке зашумела вода. Перестали действовать носовые горизонтальные рули, но безотказно работали электронавигационные приборы. Афанасьев приказал передать в отсеки, что ничего страшного не случилось: лодка управляется, значит, все решит быстрая и тщательная ликвидация течи.
Несколько часов экипаж усердно работал над устранением повреждений. Но затем вода начала выдавливать заплаты, и Афанасьеву пришлось уложить лодку на грунт в районе маяка Родшер.
Чтобы форсировать самый сложный участок пути - гогландскую позицию - в надводном положении, надо было рисковать. Риск диктовался непреложными требованиями сохранить живучесть корабля, жизнь экипажа и, наконец, элементарной необходимостью ориентироваться в навигационной обстановке, тем более что перископы оставались неисправными.
"Щ-407" следовала в позиционном положении...
29 сентября Военный совет флота слушал доклад о тяжелом походе "Ш-407". Афанасьев с большой теплотой говорил о всех командирах лодки и в особенности о командире электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенанте Кудрявцеве, о тех, кто непосредственно в отсеке боролся с водой.
Большой интерес вызвали у нас, членов Военного совета, некоторые цифры, характеризующие "хождение по мукам" "Щ-407". Форсируя финский залив в обоих направлениях, подводная лодка самостоятельно прошла 375 миль, из них 170 миль под водой. Риск, о котором шла речь выше, неожиданно выдвинул Афанасьева почти на рекордное место по сокращению маршрута форсирования (в подводном положении), у большинства лодок путь в заливе равнялся 415 - 630 милям. Следует подчеркнуть еще одну важную черту перехода "Щ-407", связанную с этим риском: 150 миль она прошла без навигационных и астрономических определений! А всего в боевом походе с неисправными перископами лодка прошла 360 миль.
Только колоссальная выдержка и настойчивость экипажа в соединении с искусством кораблевождения, продемонстрированным дивизионным штурманом капитан-лейтенантом М. С. Солдатовым, обеспечили успешный исход боевого похода.
Готовность к подвигу создавала совершенно особую атмосферу на наших подводных лодках.
Без преувеличений можно сказать, что в неимоверно трудной кампании 1942 года наши замечательные люди неоднократно побеждали смерть, заставляли ее отступать, когда, казалось, она становилась хозяйкой положения.
Во втором эшелоне яркий пример такой моральной стойкости, сопротивления катастрофическим обстоятельствам показал экипаж подводной лодки "Лембит".
В первые дни Великой Отечественной войны "Лембит" выполняла боевые задания к западу от Борнхольма. На поставленных ею минах подорвались и затонули транспорт, железнодорожный паром и немецкий учебный корабль. Это были первые ратные успехи экипажа. В октябре командир лодки В. А. Полещук стал во главе дивизиона подводных минных заградителей. Командование "Лембитом" принял Алексей Михайлович Матиясевич, его помощник. Поздней осенью сорок первого года "Лембит" успешно выполнила минную постановку на коммуникациях врага.
17 августа "Лембит" получила "добро" на выход с Кронштадтского рейда.
На опыте первого эшелона нам пришлось довольно тщательно разработать меры обеспечения вывода и встреч возвращающихся подводных лодок. Это было тем более необходимо, что противник вел тщательное наблюдение как за рейдом Лавенсари, так и за выходом обеспечивающих кораблей-катеров и делал свои выводы о движении наших подводных лодок.
Командир "Лембита" А. М. Матиясевич, как и неделей раньше П. Д. Грищенко, скрыто провел свой корабль через Финский залив до назначенной ему позиции в северной части Балтики. Маневрируя в районе Богшера, Матиясевич 4 сентября открыл первую боевую страницу в книге ратных подвигов подводной лодки. Атака увенчалась успехом: ко дну пошел вражеский транспорт.
Полагая, что наши подводные лодки ориентируются по маякам, немцы выключили свет маяка Богшер. Но эта каверза не помешала действиям "Лембита". 14 сентября, когда лодка находилась в районе Утё, вахтенный офицер доложил о показавшихся на горизонте судах.
Да, действительно, двигались две колонны транспортов. В первой колонне уступом шли три транспорта. Их охраняла группа сторожевых кораблей и катеров противолодочной обороны. В другой колонне было два транспорта с таким же боевым охранением.