Эрик не мог понять, где находится, и что с ним происходит до тех пор, пока не открыл глаза. Смертельная усталость и невероятная тяжесть не позволяли ему даже пошевелиться. Зловещий мрак туманил сознание, возвращая отвратительные, жутковатые видения из прошлого, которые нагнали его в очередной раз, и Эрику в какой-то момент стало казаться, будто он вновь попал туда, откуда не существовало возврата.
Он задыхался. На самом деле задыхался только от одной мысли о том, что его снова вернули в прошлое…
Ему мерещилась маленькая сырая комната без окон и дверей, с тяжелым, затхлым воздухом. Липкие холодные пальцы, которые ни на минуту не оставляли его в покое. Которые касались его, вызывая непереносимое отвращение. Острое лезвие ножа, которое с пугающим постоянством проходилось по его телу, принося очередной неумолимый приступ боли до тех пор, пока однажды боль не притупилась настолько, что ее невозможно было ощутить. Содрогаясь от мучительных спазмов, Эрик изо всех сил боролся, чтобы освободиться, но не мог, ужасаясь того, что прежние кошмары, почти как в прошлый раз, неумолимо возвращаются.
И навсегда овладевают им.
Эрик никогда не думал, что на свете будет существовать нечто, способное ввергнуть его в такой ужас, что он не сможет даже двигаться, что вызовет отвращение от общения с людьми, от прикосновения людей, от их голоса, от их взгляда, ведь вся его работа заключалась в общении с людьми. Любимая работа, от которой теперь ничего не осталось… Произошедшее с ним два месяца назад осталось и срослось с ним так крепко, что он не мог больше заниматься своим делом.
Он боролся, изо всех сил сражался, чтобы прогнать прошлое, но ему не нужно было так напрягаться.
Чье-то постоянное присутствие не позволяло мраку полностью поглотить его, и в какой-то момент дурное исчезло. Кто-то всё время находился рядом с ним. Кто-то, чье незримое присутствие помогало ему сразиться с тьмой. Эрик мог поклясться, что слышал нежный голос. Даже чувствовал до боли знакомый, пробирающий до костей запах ландышей, а потом и осторожные, почти воздушные прикосновения, которые и помогли ему успокоиться.
Прикосновение, от которого не становилось хуже. Прикосновение, которое не приносило отвращения.
Прикосновение, которое исцеляло…
Ни одно прикосновение в мире не могло бы сотворить с ним такое, ни одна человеческая рука не была способна заставить его ощутить покой и благодать.
Такое произошло с ним только один раз, и он запомнил это на всю оставшуюся жизнь. Прикосновение, которое перевернуло ему всю душу…
Когда же он проснулся, Эрик отчаянно старался вспомнить, где находится. Почему не может пошевелиться. Свинцовая тяжесть не позволяла ему сдвинуть даже руку.
Он находился в большой комнате, залитой ярким дневным светом, который, однако, не ослеплял, а лишь помогал лучше разглядеть все вокруг. Повернув голову, Эрик увидел стоявшего возле кровати с высоким балдахином, на которой лежал, друга своего отца, хорошего друга, который обеспокоенно смотрел на него.
— Добро пожаловать обратно в этот мир, — сказал Тони с облегчением. — Как ты себя чувствуешь?
Чувствует? Он пока ничего не ощущал, но потом… Сознание внезапно отбросило его назад в тот день, когда он ехал в карете вместе с Клэр. Когда, удерживая вазочку с букетом подаренных им ландышей, она смотрела на него и задавала вопросы, которые не должна была задавать. Когда смотрела на него так, что он едва сдерживался от того, чтобы не коснуться ее.
После произошедшего с ним Эрик даже не думал, что сможет с такой силой желать того, что чуть не убило его. Но он действительно умирал от желания дотронуться до Клэр.
В тот день он бы не устоял перед силой этого желания.
Если бы на них не напали!
Эрик побледнел, вспомнив жуткий момент, когда раздался выстрел.
Когда весь его мир мог бы рухнуть, если бы он не опередил пулю. Если бы он не укрыл собой Клэр.
— Клэр-р… — послышался его хриплый шепот.
— Она в порядке, — заверил его Тони, мягко улыбаясь. — Всё это время, пока ты был без сознания, она ни на минуту не отходила от тебя.
Эрик потрясенно посмотрел на Тони.
— Что? Как… как долго я… спал?
— Три дня.
Три дня? И три дня Клэр сидела возле него, не зная, проснется он или нет?
— Как ты? Можешь пошевелиться? — спросил обеспокоенно Тони.
Прогоняя остатки долгого сна, Эрик взглянул, наконец, на себя и только тогда понял, почему не мог двигаться. Правая рука вместе с плечом были плотно перевязаны. Именно в плечо и угадила та самая пуля, которой он не позволил добраться до Клэр. А левая часть была плотно укрыта толстым одеялом.
С трудом подняв левую здоровую руку, Эрик тут же безразлично оторвал от нее свой взгляд, и оглядел всю комнату, в поиске Клэр. Он должен был увидеть ее еще и потому, что почти ничего не помнил после того, как удар выстрела отбросил его назад. Он должен был убедиться, что с ней все в порядке.
Эрик потрясенно замер, когда Клэр внезапно появилась в поле его зрения.
Яркие лучи солнца падали на ее восхитительное, но застывшее лицо, освещая затаившуюся в темно-золотистых глазах неприкрытую боль. Бледная, осунувшаяся, но целая и невредимая, она стояла у дверей его комнаты и выглядела при этом такой перепуганной и несчастной, что у него заныло сердце.
Жена, которая, по словам Тони, все эти дни ни на шаг не отходила от него.
Жена, которая сейчас прижималась к нему так, будто искала у него защиту от мира, который посмел обидеть, напугать ее. Эрик не представлял, где взял силы, чтобы обнять ее, но сейчас прижимал Клэр к своей груди так, будто имел полное право никогда больше не отпускать ее.
— Клэр, все хорошо! Все хорошо, любовь моя, успокойся! — шептал он, спрятав лицо у нее в волосах, не в силах больше слышать ее глухие рыдания. Бесконечно признательный Богу за то, что тот дал ему еще одну возможность увидеть ее, касаться ее. За то, что с ней ничего не случилось. — Клэр, прошу тебя, успокойся.
Она продолжала рыдать, а он продолжал обнимать ее до тех пор, пока в какой-то момент не осталось больше слез. Он прижимал ее к себе, ощущая ее тепло. Тепло, которое согревало, которое заставило его поверить в то, что страшное позади.
Какое-то время в комнате не было слышно ничего, кроме тиканья часов на каминной полке. И ровного дыхания Клэр, которая затихла, но продолжала вжиматься в него так, словно хотела раствориться в нем.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — раздался ее дрожащий голос.
Эрик закрыл глаза, едва справляясь с теми чувствами, которые нахлынули на него от этих слов. Признание, от которого разрывалось сердце. Почти как в тот момент, когда она призналась, что читала про Азенкур только потому, что это что-то значило для него! Потому что она знала, как он любит историю…
И совершенно не имела представления о том, как бесконечно он любил ее. Ее одну.
У него не было больше сил бороться с тем притяжением, которое тянуло его к ней. Он чертовски устал от борьбы, так долго стараясь держаться от нее подальше. Сейчас хоть на одно короткое мгновение он хотел позабыть обо всем на свете и обнимать ее так, будто действительно имел на это право. Потому что больше не мог жить без ее тепла, без ее голоса, без тонкого аромата ландышей, которым она пахла даже сейчас.
Даже когда он поступил с ней так отвратительно в то утро, отстранившись от ее прикосновения, она пожелала помочь ему, выведя из шумного обеденного зала, точно знала, как это невыносимо для него. И все три дня, что он был без сознания, она оставалась рядом с ним, а теперь прижималась к нему так, будто это было необходимо ей почти так же, как и ему.
Господи, она делала то, что ни за что не позволит потом вырвать ее из своего сердца, когда придет время отпустить ее!
— Эрик, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — повторила она свои ошеломляющие слова, будто бы пытаясь окончательно убедить его в том, что это правда.
Эрик не мог дышать. От вековой тяжести, которая давила на грудь. Девушка, которая не хотела иметь с ним ничего общего, и ни за что не вышла бы за него замуж добровольно, обнимала его сейчас так, будто действительно не собиралась позволить, чтобы с ним что-то случилось.
О Господи!
— Со мной… — Дрожащей рукой он погладил ее застывшие плечи, с трудом обретая дар речи. — Со мной ничего не случится…
Эрик дрожал, понимая, что начинает нуждаться в ней гораздо больше. И даже сейчас, вспоминая то жуткое мгновение, он ощущал, как стынет в жилах кровь. Как обрывается дыхание и замирает сердце. Ему не было так страшно, даже когда она упала с дерева.
— Прости меня, — прошептал он, скованный жгучим чувством вины. Боясь представить, что бы с ним случилось, если бы он не успел тогда…
Клэр замерла и, медленно подняв голову, изумленно посмотрела на него.
— Что? О чем ты говоришь?
Чувство вины охватило Эрика еще больше, когда он увидел покрасневший нос и ее мокрые от слез глаза.
— Прости, что заставил тебя пройти через такое. Я не должен был подвергать тебя…
Глаза ее гневно сузились, и Клэр тут же прижала палец, свой замечательный, красивый палец к его губам, не позволив ему договорить.
— Ты в своем уме! Господи, о чем ты говоришь, Эрик! Ты… — Осуждение в ее голосе сменилось болью, когда она посмотрела на его забинтованное плечо, на бледное, обросшее щетиной лицо и едва слышно спросила: — Как ты? Как твое плечо? Не больно?
С некоторых пор он лишился способности ощущать боль от увечий. Ему пришлось приложить для этого почти нечеловеческие усилия, но теперь… Теперь он познал нечто другое. То, как мучительно может переворачиваться душа от одного желанного прикосновения. Как остро может реагировать сердце на биение сердца другого. Даже когда уйдет сама Клэр.
Опустив здоровую руку, Эрик осторожно коснулся ее бледной щеки, глядя в ее завораживающие огромные темно-золотистые, как янтарь глаза. Ощущая, как нежность к ней буквально разрывает его на части. Нежность и нечто такое, о существовании чего он даже не подозревал, пока в его жизни не появилась Клэр.
«Я никогда не позабуду ни одно твое прикосновение. Никогда не забуду то, как ты это делаешь. Как заставляешь чувствовать то, что должно было навсегда быть мертво для меня»…
У него перехватило горло от благодарности к ней за то, что сейчас она была рядом с ним.
— Мне не больно, — ответил, наконец, Эрик, ощущая боль совсем другого рода. К его полной неожиданности она вжалась щекой ему в ладонь, а потом закрыла глаза и снова опустила голову ему на плечо. Почти как в ту ночь, когда воспоминания прошлого чуть было не свели его с ума. Господи, мог ли он когда-нибудь даже поверить в то, что Клэр по собственному желанию будет обнимать его, не говоря уже о том, чтобы быть не в состоянии отпустить его? — Клэр…
Она теснее прижалась к нему. И выглядела такой напуганной, что Эрик боялся, она еще долго не сможет прийти в себя.
— Кем были те люди? Что они хотели? — раздался ее хриплый голос. — Почему они напали на нас?
Эрик сжал зубы, изо всех сил борясь с воспоминаниями, которые воскресили ее слова. Пробудили прошлое, которое так неожиданно настигло его. Прошлое, с которым он так долго боролся. Которое могло вторгнуться в этот мир и причинить вред Клэр!
Как он мог рассказать о событиях, которые едва не уничтожили его? Да и что он мог сказать? Она никогда не должна была узнать об этом, об ужасах и мерзости, через которые он прошел.
— Они… они больше не посмеют напугать тебя, — сказал он единственное, что было возможно. То, что собирался исполнить. Что должен был сделать, как только поправится.
— Но они… — ее голос оборвался. — Они убили Алана…
Она снова тихо заплакала. Эрик теснее прижал ее к себе, понимая, что возможно впервые в жизни она так близко столкнулась со смертью. Он бы отдал всё на свете, лишь бы оградить ее от этого, чтобы поквитаться с теми, кто на этот раз посмел покуситься на нечто более ценное, чем его жизнь! То, что он не мог оставить без внимания. Ему было больно оттого, что он не смог уберечь ее и подверг немыслимой опасности, заставив пройти через эти кошмары. И пусть Шоу подтвердил, что им удалось расквитаться с напавшими на них, Эрик не собирался оставить в покое остальных, пока не заставит их расплатиться за каждую слезинку Клэр.
— Я… я позабочусь о его семье, — пробормотал он, крепче обнимая ее. Ужасаясь тому, что до сих пор по его вине гибли невинные люди. — Такого больше никогда не произойдет. Обещаю.
Вероятно, его слова немного успокоили ее, потому что Клэр стала дрожать уже не так заметно, а вскоре и вовсе затихла. Какое-то время в комнате царило почти благоговейное молчание. Которое больше не пугало. Которое сближало. Сблизило их настолько, что они не могли отпустить друг друга.
Клэр прижималась к нему так тесно, что он даже почувствовал биение ее сердца на своей груди. Это было… потрясающее! Ничего подобного он прежде никогда не испытывал. Закрыв глаза, Эрик вслушивался в этот волшебный стук, который отсчитывал минуты его жизни. Минуты, которые были бы бессмысленными и пустыми без Клэр. Минуты, которые он не променял бы ни на какие сокровища. И это успокоило самого Эрика, который потерся о мягкие золотистые волосы, боясь того, что все это ему снится. Что находящаяся в его объятиях Клэр — выдумка его воображения и скоро исчезнет. Если бы только она знала, что он был готов заплатить любую цену, лишь бы она больше никогда не отпустила его…
— Как твоя рука? — спросил он тихо, возвращаясь к реальности.
Клэр едва заметно пошевелилась в его объятиях. Но не отстранилась.
— Рука?
Она сказала это так, будто понятия не имела, о чем он говорит.
— Да, рука, правая, которую поцарапал котенок, за которым ты лазила на дерево. — До сих пор у него замирало сердце, когда он вспоминал об этом, но в то же самое время Эрик ощущал небывалую гордость за то, какой смелой и решительной была его жена. Для которой было делом чести выручить котенка и помочь несчастной девочке даже во вред себе. — Кстати, как звали того котенка? Кажется, ее имя начиналось на букву «Д»?
Она чуть теснее прижалась к нему, постепенно расслабляясь.
— Дори, ее звали Дори.
Голос ее прозвучал на этот раз спокойно. Эрик мог поклясться, что расслышал в нём улыбку. Боже, неужели он мог заставить ее улыбаться?
— Так как твоя рука?
— Хорошо. Алекс дала мне одну из своих мазей, и все быстро зажило.
На этот раз в голосе ее было слышно беспокойство. Ее снова что-то тревожило. Эрик обеспокоенно нахмурился.
— Что такое?
— А ты сможешь простить меня? — совершенно неожиданно спросила она.
Рука Эрика замерла на ее волосах. Он повернул голову и посмотрел на нее.
— Что? За что я должен прощать тебя?
Она не подняла голову и не посмотрела на него, а продолжала лежать у него на груди, а потом заговорила таким сокрушенным голосом, будто признавалась в смертном грехе.
— Прости, но я потеряла твой букет ландышей.
Эрик потрясенно смотрел на нее. Где Клэр, девушка, которая всем сердцем любила другого? Которая посмела предположить, будто он применит силу в их первую брачную ночь. Которая плакала в день свадьбы, когда он поцеловал ее.
Он не смог заговорить, даже когда Клэр подняла голову и заглянула ему в глаза. На этот раз уже более спокойно. Во взгляде ее не было больше боли или слез. Сейчас она смотрела на него с какой-то пугающей уверенностью, легко, так, будто бы вековая тяжесть спала с души. А он все никак не мог перестать смотреть на Клэр, совсем другую Клэр, которая… стала пугать его.
— Я подарю тебе все ландыши мира.
Она улыбнулась ему. Улыбнулась так, как могла улыбаться только его Клэр. Которая обнимала его после пробуждения так, будто ничего другого не существовало. Неожиданно Эрик понял, что теряет голову. По-настоящему теряет, потому что до смерти хотел прижать ее к себе и поцеловать.
Она снова погладила его по лицу, не заботясь о том, что ее может уколоть его многодневная щетина. С трудом справившись с собой, Эрик все же спросил о том, что волновало его больше всего:
— Ты в порядке? С тобой все хорошо?
Улыбка сбежала с ее лица, потому что она поняла, о чем он говорит. В порядке ли она после всего того, что видела в день нападения, в день, когда убили Алана. Молодого человека, у которого могло быть многообещающее будущее.
— Кажется, да.
— Клэр… — прошептал он, касаясь ее щеки дрожащими пальцами, леденея от ужаса того, что чуть было действительно не потерял ее.
Она накрыла его руку и сжала ее так, будто бы понимала, насколько невыносимым это могло бы быть для него.
— Ты снова спас мне жизнь, — прошептала Клэр, не выпуская его руку. — Я даже не знаю, как благодарить тебя. Я не знаю…
Его пальцы тут же коснулись дрожащих губ, от чего она замерла, затаив даже дыхание, но Эрик не успела ответить, потому что дверь комнаты открылась, и их прервало появление герцогини.
— Как наш больной? — спросила она с улыбкой, подойдя к кровати.
Отпустив его руку, Клэр быстро встала с кровати и поправила свое платье. Лимонного цвета с кружевным вырезом платье, в котором была в день нападения. Только теперь Эрик это заметил, и был так сильно потрясен, что не обратил внимания на жену своего друга.
— Почему ты всё еще носишь это платье? — спросил он, оглядев Клэр с ног до головы. — И почему оно до сих пор грязное? И подол… Где ты порвала подол платья?
Клэр хмуро оглядела себя, а потом спокойно взглянула на него.
— Я ведь перевязывала тебе плечо, пока мы ехали сюда. Ты не помнишь этого?
Она порвала свое красивое платье только, чтобы перевязать ему плечо? Эрик не понимал, почему это так сильно потрясло его. И вместе с тем разозлило.
— Но с какой стати тебе портить красивое платье?
Клэр замерла, вскинув брови.
— С какой? — потрясенно переспросила она, а потом нахмурилась и вперила в него свой негодующий взгляд. — Ты истекал кровью!
— И что с того?
Он никак не мог понять, с какой стати она сделала это. Черт побери, он не хотел, чтобы она портила свое платье только ради него.
Ее восхитительные глаза расширились будто бы от ужаса.
— Что с того? — повторила она, тяжело дыша. — Ты мог истечь кровью и…
— Эрик, — в разговор вмешалась Алекс, которую, казалось, никто не замечает. — По-моему, Клэр поступила весьма разумно, оказав вам первую помощь и перевязав вашу рану. Вы действительно могли истечь кровью.
— Но она…
— С ней все в порядке, — заверила Алекс, с улыбкой взглянув на нее. — Мы с Тони заботились о ней.
Эрик вновь окинул Клэр пристальным, изучающим взглядом, отмечая то, как она даже немного похудела..
— Вижу, как вы о ней заботились, — буркнул он. — Так, что даже не уговорили сменить испорченное платье.
Он даже сомневался, что она ела на завтрак свои любимые блюда. Но его недовольство длилось недолго, потому что Эрик увидел, как темнеют глаза Клэр, как ее щеки краснеют. Сжав руку, она грозно посмотрела на него.
— Вообще-то мог бы поблагодарить Алекс за все то, что она сделала. Она ведь спасла твою жизнь! — Клэр резко замолчала, будто бы потрясенная тем, что только что сказала, а потом Эрик увидел, как задрожала ее нижняя губа. Она резко отвернулась от него и едва слышно выдохнула: — Боже…
Ее дрожащий шепот привел его в чувство, заставляя осознать то, что он ведет себя просто неразумно. Нагрубил Алекс и довел Клэр до слез! Господи, что на него нашло?
— Клэр, — виновато молвил он, подняв к ней дрожащую руку. — Я… Прости меня, я не должен был говорить такое. — Он просто никак не мог избавиться от беспокойства за нее, особенно когда увидел, в каком она состоянии. Взглянув на герцогиню, Эрик так же виновато добавил: — Простите, Алекс, за все то, что я сказал. Я не должен был… На самом деле я не думал так…
Она с пониманием улыбнулась ему.
— Вы с Клэр прошли через непростое испытание, неудивительно, что вы не можете прийти в себя, но всё страшное действительно позади. Клэр, — она посмотрела на застывшую девушку. — Я принесла новые бинты для перевязки.
Поставив на ближайший стол поднос с новыми бинтами и какими-то пузырьками, которые до этого Эрик не замечал, она кивнула и вышла.
С тяжелым сердцем, Эрик посмотрел на прямую спину Клэр и только тогда понял, что все это время, должно быть, только она и делала ему перевязки, потому что… потому что ему было невыносимо любое другое прикосновение. И что теперь она это знает. Он потрясенно смотрел на то, как она обходит кровать и подходит к нему с другой стороны так, чтобы быть ближе к его правому плечу. Которое тут же стала разбинтовывать, даже несмотря на то, что произошло совсем недавно.
На нем не было никакой верхней одежды. Эрик с потрясением обнаружил и этот факт. И пока пытался привыкнуть к тому, что лежит полностью неприкрытый перед Клэр, вернее ниже пояса он всё же был укрыт, и что она видит все шрамы на его теле, возможно, увидела и нечто другое, Клэр с особой осторожностью стала обрабатывать его рану, посыпав на него какой-то темный порошок.
— Тебе… — заговорила она, быстро заглянув ему в глаза. — Тебе не больно?
Она не просто беспокоилась за нем! Эрик сокрушенно смотрел в ее наполненные грустью глаза, внезапно осознав нечто поистине невероятное. Клэр пришлось пережить почти такой же ужас, какой пережил он сам, когда чуть не потерял ее! Она боялась, что он умрет? Она боялась потерять его?
— Что? — ошеломленно пробормотал он.
— Тебе не больно?
У него сдавило в груди так, что он не мог какое-то мгновение дышать.
— Мне… Нет, мне не больно.
— Ты уверен? — с дрожью в голосе спросила она.
Эрик испытал почти болезненную необходимость обнять ее.
— Уверен.
— Тогда… я перебинтую твое плечо, а потом принесу…
— Клэр, — Эрик оборвал ее, взяв ее дрожащую руку в свою. Он хотел ей сказать что-то. Хотел… Боже, теперь он так много хотел, что ему было не по себе от силы этого желания. Желание, которое он не должен был испытать, но которое невозможно было больше подавлять. Поэтому Эрик быстро отпустил ее руку. — Спасибо.
Клэр нахмурилась.
— За что?
— За все, что сделала для меня. И продолжаешь делать. Ты — удивительная девушка, Клэр. И у тебя… у тебя золотое сердце.
Эрик увидел, как ее глаза предательски повлажнели, и почувствовал боль глубоко в сердце. Черт его побери, что он делает? Что он говорит? Еще немного, и он скажет слова, которые действительно разрушат его жизнь. И ее тоже. Разрушат то немногое, что осталось. Черт бы побрал его сердце, но оно должно было быть глухо к ней. Ведь рядом с ним она никогда не будет счастлива. Сколько бы способов он ни находил, потому что она любила другого! И все же Эрик не мог взять верх над своим сердцем, которое требовало другого, требовало большего.
Он отвернул от Клэр свое обросшее щетиной лицо, чтобы не смущать ее. Клэр осторожно и аккуратно перевязала ему рану, касаясь его голого плеча с такой лаской и нежностью, что у него задрожало все внутри. Эрик закрыл глаза, приказывая себе дышать, приказывая своему телу не реагировать на это, но это оказалось чертовски сложно сделать. Теплая волна от ее прикосновения обласкала всё его тело и сжала в знакомом напряжении так, что он стал задыхаться. Вновь с ошеломляющей легкостью она пробудила в нем то, что он не мог контролировать. Не мог подавлять то, с чем не мог справиться.
Он был так сильно захвачен ею, что не замечал ничего вокруг. В какой-то момент он не чувствовал ничего, кроме поглаживаний ее пальцев, а потом Клэр резко убрала от него свои руки и укрыла его одеялом.
И только тогда Эрик обнаружил, как сильно устал. До смерти устал, но не хотел, чтобы она ушла.
— Клэр… — прошептал он, проваливаясь в глубокий, на этот раз исцеляющий сон.
Он заснул, не заметив, что Клэр так и не покинула его.
И снова удушающие картины прошлого заставили Эрика проснуться. Тяжело дыша, он вздрогнул и открыл глаза, обнаружив, что находится вовсе не в подвале, как ему казалось. Сердце его стучало так часто, что могло разорваться в груди. Черт бы побрал все на свете, проклятые воспоминания снова пытались заполнить собой все его сознание! Но теперь у него было оружие, которое помогало ему бороться. Достаточно было вспомнить неуловимый аромат ландышей, и видения исчезали. Но не до конца, потому что теперь, когда они были уже так близко к Эдинбургу, к тому, чтобы она ушла, страх от ее потери парализовал его настолько, что он уже не мог бороться с прошлым. Которое однажды действительно сокрушит его. И не останется больше ничего, кроме темноты.
Возможно, тогда мрак станет его спасением. После ухода Клэр у него не останется ничего, кроме мрака…
В комнате было темно и тихо. Огонь в камине давно потух. Из высоких окон в комнату лился мягкий приглушенный свет одинокой луны, хоть немного рассекая удручающую темноту ночи. И лишь свеча в посеребренном подсвечнике, стоявшем на небольшом столике возле кровати, освещала небольшое пространство рядом. Тишина в комнате показалась необычной. Эрику ужасно хотелось пить. Проведя дрожащей рукой по застывшему лицу, чтобы прогнать оцепенение и жуткие картины, он повернул голову и увидел Тони, который сидел в кресле и смотрел на него.
— Помочь? — спросил он.
— Да, дай мне воды.
Как ни удивительно, Тони протянул ему стакан так, чтобы не коснуться Эрика, когда тот медленно взял его.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Тони, вернувшись в свое кресло.
Эрик сделал несколько глотков. Откинувшись на подушки, он на мгновение закрыл глаза. Ранение всё же не прошло для него так уж бесследно, потому что он по-прежнему чувствовал небывалую усталость, так что едва мог пошевелиться. Сделав еще несколько глотков, Эрик взглянул на Тони, опустив стакан на одеяло.
— Что ты здесь делаешь?
Тони улыбнулся.
— Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Это волновало его сейчас меньше всего.
— Где Клэр?
Проницательные глаза Тони подозрительно сузились.
— Алекс рассказала мне о том, как ты поссорился со своей женой, едва пришел в себя.
Что-то сильное сжало его сердце. Острое чувство вины. И оглушительная тоска по ней.
— Как она? — едва слышно молвил Эрик, сжимая здоровой левой рукой стакан.
Тони вздохнул.
— Надеюсь, теперь лучше. Алекс, наконец, удалось уговорить ее отдохнуть. Вероятно, она сейчас спит в соседней комнате.
Какое счастье, что хоть кому-то удалось уговорить ее отдохнуть.
— Спасибо, — прошептал он, ощущая бесконечную благодарность. — Спасибо, что заботились о ней, пока я…
— Эрик, — мягко остановил его Тони. — Это не обсуждается, но с какой стати ты решил путешествовать со своей женой в столь опасное для страны время? Ты ведь лучше других знаешь, как сейчас небезопасно. Почему не отвез ее, к примеру, в Европу? Там сейчас намного спокойнее. И ей бы там понравилось. Я уверен.
Несомненно, ей бы там понравилось.
Повернув в руке стакан, Эрик внимательно смотрел на мерцание оставшейся на дне воды, которая мягко ударялась о стенки хрусталя. Ему с трудом удалось подавить острую боль, которая на мгновение вернула его в прошлое. Туда, где Клэр с такой охотой делилась с ним своими мыслями, своими желаниями… То, что он не смог бы забыть, даже если бы и захотел.
— Я собирался. Я хотел… — Он так хорошо помнил, куда она хотела поехать. И почему. — Я купил два билета на паром и забронировал гостиницу в Вене на целый месяц. И собирался продлить резервацию, если бы…
Эрик был уверен, что ей бы там понравилось, но теперь он никогда об этом не узнает. Как не узнает об этом сама Клэр.
На этот раз Тони нахмурился.
— Почему тогда вы не уехали в Австрию?
Стакан застыл в его руке. Эрик закрыл глаза, пытаясь справиться с тем оглушительным ужасом, который нахлынул на него от этих слов.
— Я должен отвезти ее в Эдинбург.
А потом навеки потерять ее, — с пугающей монотонностью договорила за него тишина.
Тони вдруг подался вперед и тихо спросил:
— Это ведь были они, напавшие на вас, верно? Те, кто имел непосредственное отношение к твоему по… — Эрик не заметил, как это произошло, но стакан треснул в его руке. Тони ахнул, встал и поспешно убрал осколки, глядя на небольшое мокрое пятно, оставшееся на одеяле. — Черт побери, Эрик! Ты чуть не поранился. Что ты делаешь?
Эрик ничего не сказал. Потому что задыхался. Скорая потеря Клэр и жуткие воспоминания о прошлом с удивительной силой парализовали его вновь, не давая ему ни малейшей возможности хоть что-то исправить. Хоть как-то предотвратить неотвратимое.
Ему оставалось только смириться, но он уже не мог…
— Эрик, — прошептал Тони обеспокоенно, заметив его бледность.
Эрик с трудом открыл глаза. Одеяло сползло с него, и взору Тони предстала его испещренная шрамами грудь. Тони тоже смотрел на всё это. И на его руку. Туда, где была отметина, не позволяющая Эрику забыть весь ужас того, что с ним произошло. Сколько раз он хотел избавиться от зловещей татуировки! Сколько раз собирался вырезать ее, но ему мешали родные, которые по очереди дежурили возле него. Отметина, которую возможно видела и Клэр и узнала, ведь она ухаживала за ним.
Черт побери, она не должна была увидеть это, как и его незажившие шрамы! Которые вполне оправданно могли вызвать у нее отвращение.
— Принеси мне рубашку, — с трудом проговорил Эрик.
Вместе со шрамами и татуировкой снова обострилось и осознание того, что ему почти нечего предложить Клэр, чтобы сделать ее счастливой. Когда-то он полагал, что сможет это сделать, но так глупо заблуждался, и впервые в жизни ужаснулся, как эгоистично поступил с ней, заставив ее выйти за него замуж!
— Принесу, — тут же кивнул Тони, не спуская с него обеспокоенного взгляда. — Не могу поверить, что они снова подумали напасть на тебя. Что им было нужно на этот раз?
Эрик отвернул мрачное, покрытое густой щетиной застывшее лицо, глядя на пустоту и мрак ночи.
— Вероятно, то, что не смогли довершить в прошлый.
— Не говори так, — покачал головой Тони, не представляя, как можно помочь человеку, которому довелось пережить немыслимое. — Эрик, я хочу, чтобы ты знал. Модам Бова… — Он увидел, как вновь стремительно бледнеет Эрик и поспешил быстро добавить: — Ее поймали неделю назад и повесили в Ньюгейтской тюрьме. За все то, что она сделала. И как помогала «свингам» добывать нужную информацию, достичь нужной цели. Власти собираются поймать каждого из них и повесить за все то, что они натворили. Не только с тобой, — осторожно добавил Тони.
Эрик никогда прежде не отличался жестокостью, призывая всех решать вопросы мирным путем. Он был дипломатом, которым восхищался не только его отец. Но сегодня, сейчас, узнав о судьбе женщины, которая приговорила его прожить всю оставшуюся жизнь в аду, Эрик испытал почти оглушительную потребность собственноручно свернуть ей шею. Женщина, которая сделала с ним то, что невозможно было забыть, стереть из памяти. Потому что воспоминания хранились не только в его сознании. Все его тело помнило, как она касалась его, пытаясь заставить написать письмо. Как смеялась, стоя над ним и включив музыкальную шкатулку, чтобы заглушить его стоны…
Эрик на мгновение закрыл глаза, боясь того, что сейчас его сердце лопнет в груди.
Тони не хотел усугублять страдания Эрика, но, видя его состояние, всё же должен был кое-что спросить.
— Эрик, как тебе удалось сбежать? Я был в городе, когда стало известно, что тебя… что ты пропал. Я помогал твоему отцу и Куинсберри, которые пытались найти тебя. Но все наши попытки… Где тебя держали? Ты запомнил место? Нам нужно знать, чтобы отыскать их возможное логово.
Как бы ни было тяжело думать об этом, Эрик понимал, что Тони не завел бы разговор о прошлом без нужной на то причины.
— Мне… — Он прижал здоровую руку к глазам и сделал глубокий вдох. — Мне что-то капали в глаза, постоянно… чтобы я плохо видел. Чтобы не запоминал лица… Меня привезла в город пара, которая подобрала меня на дороге. Я не запомнил место, а эти люди исчезли. Я никого не запомнил, потому что ничего не видел…
— Они знали, какое влияние ты имеешь к принятию чертово закона. Мы ждали, что получим от тебя письмо, написанное под давлением, с тем, чтобы закон, наконец, был принят без твоих поправок, на которых ты настаивал перед королём. Но ты так ничего и не написал.
Будь все проклято, но он не написал бы ни единой строчки, даже если бы это действительно убило его. Эрик боролся за поправки, которые не позволят другим пользоваться законом так, чтобы сеять новый раздор и страдания в стране. Поправки, против которых и боролись «свинги», решив наказать прямого виновника за то, что он пытался спутать им карты. Эрик не позволил бы королю принять закон на тех условиях, которые ему диктовали. Не ценой жизней собственных слуг и тех, кто стал невинной жертвой в руках жестоких проходимцев, жаждущих власти.
Гневно сжимая руку, Тони покачал головой:
— Ты ведь понимаешь, что король подпишет этот закон. Какие бы к нему ни были поправки. Свинги не должны были поступать так с тобой и твоими слугами. За это король обещал им жестокое наказание, и начал он с Бова, которую удалось поймать. А еще, он обещал, что ты…
Резкий голос Эрика будто бы рассек воздух, когда он прервал Тони.
— Я больше не вернусь в политику.
Тони изумленно поднял брови.
— Что?
— Я не вернусь больше туда.
— Но ты… — Тони был потрясен до глубины души. — Ты ведь не серьезно, да? Ты же один из выдающихся политиков современности. И к тебе прислушивается наш король!
— Вероятно, я давал ему плохие советы, раз меня… — Эрик покачал головой, каким-то чудом уняв болезненный стук сердца, и лишь только тогда взглянул другу прямо в глаза. — Теперь ему придется действовать самостоятельно. Или прислушиваться к вам. Вы с отцом сослужите ему хорошую службу.
— Ты старался больше всех ради этого закона, Эрик! Ты не можешь…
— Закон, который теперь мне глубоко безразличен!
Тони какое-то время молча смотрел на него, не в силах принять его слова, но по мере того, как длилось молчание, он все больше понимал, что Эрик именно так и поступит. Как сказал. Как можно было вернуться к тому, что чуть не погубило тебя? И ведь теперь Эрик был женат. На совершенно очаровательной девушке, которая, казалось, проникла не только в его сердце. Эрик не смог бы жениться на ком бы то ни было, особенно после того, что с ним произошло. Клэр была особенной, раз ее выбрал Эрик. Сильная и смела девушка, которая так беззаветно ухаживала за ним и заботилась в самые сложные минуты его жизни.
Улыбнувшись, Тони покачал головой и встал.
— Я рад, что ты вернулся, Эрик. И рад, что сейчас с тобой все в порядке.
Эрик невольно взглянул на себя и только сейчас заметил, что все его шрамы стали менее заметны. Удивившись, он коснулся одного почти незаметного шрама рядом с повязкой. Он не мог понять, с какой стати шрамы затянулись. Шрамы, которые не смог обработать даже их семейный доктор.
— Моя Алекс и не такие раны лечила, — раздался голос Тони, наполненный небывалой гордостью.
Еще более удивленный Эрик посмотрел на Тони.
— Что?
— Тебя лечила моя жена. И Клэр. Они вместе сделали мазь, которая залечивает твою рану от пули. И эти шрамы тоже.
Эрик слышал, что жена Тони — необычная женщина, но никак не ожидал узнать о том, что она может исцелять то, что не под силу даже докторам.
И Клэр… Господи, она действительно участвовала во всем этом и помогала ему прийти в себя! А совсем недавно обнимала его и плакала так, будто не смогла бы пережить, если бы с ним что-то случилось. И в благодарность за подобный дар он разрушил всю ее жизнь, разлучив с любимым! А в довершении всего подверг ее жизнь немыслимой опасности!
Господи, что он наделал! Что действительно наделал!
— Поправляйся, — сказал Тони, отходя от кровати. — Тебе лучше отдыхать. Поспи, уверен, утром тебе станет лучше.
Он хотел было уйти, но его остановил хриплый голос Эрика.
— Погаси свет.
Тони задул свечу, и комнату тут же заполнило лунное сияние, но не такое яркое, чтобы осветить все ее углы.
— Спокойной ночи, — произнес Тони и вышел из комнаты, тихо прикрыв дверь.
Эрик в ужасе закрыл глаза, чувствуя, как у него холодеет всё внутри. Клэр…Все эти дни, что они были вместе… На какое-то мгновение он позабыл обо всем, что должен был сделать. А теперь… теперь его вернули в холодную реальность, где происходило то, что должно было произойти.
Клэр ведь говорила, что любит другого, и не скрывала этого. Она почти умоляла его взять свое предложение обратно. Но он предпочел ничего этого не замечать. Его не оправдывало то, что она одним своим прикосновением воскресила его душу. Его не оправдывало и то, что ее отец дал на их брак свое согласие. Ему следовало думать в первую очередь о Клэр. И о том, что он разбивает ее любящее сердце. Сердце, которое по какой-то немыслимой причине стало неравнодушно к нему.
Если бы только он не поддался панике, когда решил, что она может исчезнуть из его жизни! Если бы только он действовал не так спешно, торопя события!
Эрик задыхался от чувства вины. И желания хоть как-то исправить свои ошибки, хоть как-то отблагодарить ее за все, что она делала для него. Продолжала делать, не смотря ни на что.
— Господи, — пробормотал он в отчаянии, накрыв ладонью побелевшее лицо.
Единственное правильное решение, которое он принял с момента своего возвращения, с того мгновения, когда на самом деле осознал всю тяжесть своей вины… Единственное, что он мог бы сделать, чтобы исправить ошибки, — это доставить Клэр в Эдинбург. Во что бы то ни стало. Потому что это будет началом ее новой жизни с истинным возлюбленным.
И концом пути его жизни.
Там она будет в безопасности. Там она, несомненно, будет счастлива.
Поглощённые своими мыслями, Эрик, как и Тони, так и не заметили сидящую в самом дальнем углу на небольшом диванчике неподвижную фигуру. Которая, замерев, прижимала руку к раскрытым губам. И влажными глазами смотрела на кровать, в которой лежал Эрик.
Ее так никто и не заметил.